О разработке методологии источниковедения в области истории философии права

В развитии философии права или юридической теории существенную роль играют не только осмысление, реконструкция, критика и формулирование идеи и конструкций, но и работа с источниками. По мере умножения знаний и их количественного роста актуальной становится задача надлежащего подбора и отбора источников исследования. К сожалению, в значительной массе современных исследований библиографическая сторона является, при одновременном количественном увеличении, одной из наиболее уязвимых. При этом, очевидно, что ни одно приличное исследование, в том числе в области права, не может быть проведено без тщательного, профессионального и кропотливого анализа соответствующих источников. Количественный рост знания не должен фетишизироваться и идеализироваться, служить самодостаточным оправданием для сложности задач современной науки. Если из значительной массы современных исследований извлечь тот материал, который добывается лишь на основе цитирования и воспроизведения оценок предшественников без полноценного и тщательного изучения соответствующих сочинений, методом «перечисления фамилий столбиком» и т.п., то реальная картина знаний станет значительно отчетливее и проще. Реальное развитие науки с точки зрения ее качества стоит в прямой зависимости от работы с первичными (оригинальными) источниками и материалами.

Для надлежащей реконструкции истории юридической мысли важны не только технические приемы и средства работы с источниками, но и полноценная методология источниковедения, которая сегодня разработана лишь фрагментарно и не имеет единого теоретического каркаса или ядра.

В современной историко-правовой литературе в качестве одного из безусловно важных и актуальных направлений развития разрабатывается методология историко-юридического источниковедения. Один из ведущих российских историков права, профессор С.В. Кодан определяет это направление следующим образом: «Методология историко-юридического источниковедения представляет собой многоуровневую систему знаний об инструментарии изучения носителей юридической информации. Опираясь на методологические общефилософские основания и основы исторической и юридической наук, методология как раздел историко-юридического источниковедения концентрирует теоретически и практически ориентированные знания о принципах, подходах, методах, методиках и техниках познавательной деятельности, которые составляю инструментальную основу исторического исследования государственно-правовых процессов и институтов» ^{[5, с. 79]}. Соглашаясь с емким определением методологии историко-правовых исследований, данным профессором С.В. Коданом, нужно отметить, что содержание методологии историко-правового источниковедения может быть дополнено или уточнено путем включения в неё принципов и приемов установления достоверности историко-правовых знаний, в том числе в связи с выбором и применением определенных инструментальных приемов. В зарубежной юридической литературе проблематика методологии историко-юридического источниковедения разработана лишь фрагментарно. Среди новейших работ можно назвать лишь немногие: 1) материалы совместной конференции «Право – история – историография: история права и государства в немецко-итальянском дискурсе» ^[39] и 2) небольшая работа швейцарского историка права М. Штольейса «Написание истории права: реконструкция, рассказ, фикция?» ^[42]. По-прежнему не утратили своей актуальности фундаментальные, включающие также основательную разработку историко-юридической методологии, работы Ф. Виакера «История частного права Нового времени» ^[45] и Ф. Фикенчера «Методы права в сравнительном изложении» (издано в 5 томах) ^[21-25]. Кроме того, следует отметить, что в настоящее время в крупнейшем в Германии научном центре, специализирующемся на истории права, в Институте европейской истории права Макса Планка осуществляется крупный исследовательский проект под названием «Методы глобальной истории права». Руководитель этого проекта Т. Дуве пишет об актуальности этого направления: «Любая дисциплина нуждается в непрерывном самоанализе своих методов. Это тем более важно, когда мы видим, как история права не в последнюю очередь ввиду результатов глобально-исторических дискуссий последних десятилетий становится мишенью фундаментальных вопросов в отношении лежащего в её основе понятия права, определенной стратегии отбора ее тем, методов и практик. Как могло бы выглядеть изложение истории права, которое пытается освободиться от некоторых национально-государственных ее черт?» ^[18].

Потребность аналогичного направления, т.е. методологии источниковедения, остро ощущается и в области истории юридической и политической мысли. Учитывая специфику истории права и государства, определенную исходную базу в отношении разработки её методологии представляет общеисторическое источниковедение. Вместе с тем в области истории философии права или истории учений о праве и государстве методология источниковедения остается пока практически не разработанной. Это относится как к отечественной, так и зарубежной, по крайней мере, англо-, франко- и немецкоязычной юридической литературе.

Более освоенной представляется методология историко-философской реконструкции правовых и политических учений (или исторической реконструкции в области учений о праве и государстве). Можно привести для примера подход Б.Н. Чичерина, который различал теоретический и практический компоненты в методологии исторической реконструкции учений: «В истории можно различить две главных области, в которых вращается и действует человеческий разум: теоретическую и практическую. Познание теоретического развития мысли в её чистоте даёт нам история философии; высшая же сфера практической жизни есть государство. История политических учений занимает средину между обоими, между философским ходом мысли и практическим развитием государственных учреждений. В ней как в зеркале отражается то и другое. С одной стороны, она находится в непосредственной связи с историей философских систем, которые заключают в себе и политические теории; с другой стороны, она идёт параллельно с движением жизни, то руководствуясь её требованиями и почерпая из неё свои начала, то направляя её своими идеями. Таким образом, здесь на общей почве изображается не только преемственный ход мысли, но и сам ход жизни» ^{[14, с. 28]}.

П.И. Новгородцев значительную часть своей докторской диссертации «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве» посвятил общим вопросам методологии исследования. Он, в частности, отмечал возможности сочетания и взаимодополняемости исторического и философского методов освоения политических и правовых учений: «… для правильного истолкования известной доктрины важно не только историческое освещение, но и систематическое изучение данной совокупности идей в их общем и абстрактном смысле» ^{[11, с. 66]}. Но это соотношение и следование ему должно учитывать три методологических правила: а) «из … естественного различия теории и практики, - писал П.И. Новгородцев, - вытекает важное методологическое правило: прежде чем сближать их между собой, необходимо подвергнут их в отдельности внимательному анализу» ^{[11, с. 67]}; б) необходимо помнить о различии практики и теории и при сближении их друг с другом. «Мы впадем в заблуждение, если каждый раз будем принимать за чистую монету теоретические уверения партий, как ошибемся и в том случае, если во что бы то ни стало будем подставлять ближайшие практические нужды под общие логические формулы» ^{[11, с. 68]}; в) различие практики и теории должно учитываться на стадии оценки общественного значения идей: «…практика жизни сплошь и рядом берет из влиятельных и популярных учений отдельные фразы и формулы и приписывает им смысл, соответствующий не их контексту, а её нуждам» ^{[11, с. 68]}.

В.С. Нерсесянц различал теоретический и конкретно-исторический компоненты политических и правовых учений. Так, на примере работы над гегелевской философией права В.С. Нерсесянц писал: «Представляется … правомерным выделить в структуре политико-правового содержания гегелевской философии права два компонента: а) конкретно-исторический компонент – исторически конкретные политические взгляды, развитые Гегелем в «Философии права», и б) теоретический компонент – совокупность политически значимых положений, вытекающих из гегелевского применения диалектики к сфере политики» ^{[10, с. 68]}.

В.Г. Графский обоснованно дополнил методологические приемы структурного анализа политических и правовых учений установкой на различение и прояснение социально-практического (доктринального) компонента, который представляет собой «некую главную авторскую идею (принцип), входящую в данное учение, и предполагает ту или иную степень ее политической нацеленности и политической реализуемости, характеризуя момент этой практической реализуемости» ^{[4, с. 21]}. Схожий подход обосновывался в исследования немецкого правоведа и социолога права Г. Шельски на примере анализа взглядов К. Маркса и Р. Иеринга ^[41].

Л.С. Мамут обращал внимание на необходимость изучения среди познавательных актов в области политических учений «интересных метаморфоз в их восприятии», т.е. «метаморфозы (превращения) восприятия государства» ^{[9, с. 56-57]}.

Д.И. Луковская, различая теоретический и конкретно-исторический компоненты политических и правовых учений, предложила основательную диалектическую трактовку истории политических и правовых учений как «внутренне закономерного процесса», который включает в себя: а) традиции в политико-правовой идейно-теоретической деятельности; б) преемственно-кумулятивное понимание развития политических и правовых учений; в) типы и формы преемственности; г) периодизацию исторического движения политико-правовой мысли. Кроме того, по мнению Д.И. Луковской, исходя из диалектики эмпирического и теоретического в историко-конкретном познании политических и правовых учений существенную методологическую роль играет теоретическое освоение интерпретации как процесса исследования и формы историко-конкретного познания ^[8].

Известный немецкий философ и юрист второй половины ХХ в. А. Кауфман писал: «Тот, кто высказывания различных философов рассматривает каждое само по себе, так как будто каждый в отдельности должен быть исключительно для себя самого завершить целое, то непременно должен прийти к осознанию, что в философии господствует ужасный релятивизм. Лишь тот, кто постигает философию из взаимодействия многих на протяжении столетий и тысячелетий, кто в состоянии увидеть сближение в разногласиях, избежит релятивизма» ^{[20, S. 4]}. Кроме того, он, исходя из многообразия, даже «безграничности», тем и проблем, освещаемых и обсуждающихся в философии права на протяжении всей истории и настоящего времени, предлагал использование такого методологического приема, как «правильные вопросы в философии права», вокруг которых и должны концентрироваться усилия исследователей. Эта «правильность» обуславливается, согласно А. Кауфману, двумя моментами: 1) через определение «целое», т.е. «целое бытия», «целое истины», «целое права» ^{[20, S. 5]} и т.д. и 2) это должны быть «вопросы, которые для людей действительно важны» ^{[20, S. 14]}.

Приведенные примеры разъяснения некоторых основ методологии изучения и исследования политических и правовых учений имеют много общего между собой, показывая принципиально две грани: 1) разграничение и объединение теории и практики или иначе философского и исторического методов. В этом отношении просматривается связь с подходом Гегеля, который попытался объединить понятия «историческое» и «логическое» в понимании истории, придав тем самым пониманию истории, в том числе истории идей, диалектический характер развития; 2) отдельные ракурсы и разъяснения методологического характера в отношении исторической реконструкции политических и правовых учений всё же представляют собой пока лишь историографические традиции, в деталях разнящиеся по конкретным приемам и по региональным, национальным и иным критериям, и которые пока не превратились в комплексную методологию исторической (историко-философской, проблемно-теоретической) реконструкции политических и правовых учений.

Методология источниковедения в области философии права и истории юридической мысли должна определять принципы и приемы, на основании и при помощи которых философов права, используя точно установленные и отобранные источники, достоверно объясняет содержание, смысл и нацеленность определенного понятия или идеи, учения или концепции, их связь с предшествующей историей идей и конкретно-исторической средой, их усвоение и употребление. Только таким путем можно преодолеть опасность схематизации, упрощения, произвольной интерпретации и фальсификации взглядов мыслителей прошлого и современности.

Прежде всего существуют объективные препятствия на пути освоения и использования имеющей особое объективное значение для философии права иностранной литературы (так называемое зарубежное источниковедение в истории политических и правовых учений), которые относятся к любому национальному срезу юридической науки. Но это как раз и требует, с одной стороны, учета возможного многообразия подходов и уже имеющихся решений по тем или иным исследовательским проблемам в опыте зарубежных коллег, а с другой стороны, должно нацеливать исследователя на более глубокий и обстоятельный анализ источниковой базы в принимаемом во внимание зарубежном опыте. Конечно же, это не означает, что исследователь должен знать всю мировую литературу. Однако вместе с тем либо задача исследования должна быть более корректной, к примеру, ориентированной именно на национальный или региональный срез, либо источниковая проработка должна быть адекватной. Так, в 2008 г. коллективом известных немецких юристов был издан сборник научных статей под названием «Философия права в 21 веке» ^[40]. Этот сборник, надо сказать весьма познавательный, вместе с тем явно гиперболизирует свои просветительские возможности, так как представляет взгляды лишь немецких правоведов на характерные тенденции в немецкой философии права или, можно сказать, немецкого взгляда на определенный ограниченный круг проблем и тем в восприятии глазами немецких правоведов современного состояния философии права. Если уж авторы берутся за освещение такой широкой темы, как «философия права в 21 веке», то, как минимум, нужно представить в таком случае, с подобающим вниманием, более или менее общую (мировую) картину состояния философии права, включая французскую, итальянскую, русскую, англо-американскую, ближневосточную, индийскую, китайскую и т.п. Иначе получается весьма однобокая философия права. В действительности, как показывают исследования, немецкая юридическая мысль в историческом срезе не является какой-то универсальной. С одной стороны, немецкая юридическая литература была определенно одной из самых влиятельных на протяжении всего XIX в., первой четверти XX в. и в дальнейшем остается одной из самых авторитетных. Ш. Амос (профессор права в Лондоне) в сочинении «Системное изложение науки о праве» (1872) ^[15] писал: «Перспективы правоведения, особенно в Англии, будут зависеть в значительной степени от существенно более глубокого и хорошего знания обширной и бесценной юридической литературы Германии и Франции, нежели до сих пор этому уделялось внимание в юридическом образовании» ^{[15, p. 505]}. «Современное правоведение является решительно немецким творением» ^{[15, p. 505]}.

Но с другой стороны, к примеру, один из ведущих немецких историков права ХХ в. Ф. Виакер в его фундаментальном сочинении «История частного права Нового времени» убедительно и аргументированно продемонстрировал, что история юридической мысли в Германии до появления таких имен, как Кант, Гегель, Савиньи, выглядит весьма скупо в сравнении с историей юридической мысли в Италии и Франции, и даже Голландии. В этом отношении, справедливости ради сказать, исследования Ф. Виакера подтверждают значение философии права как универсальной, а не региональной науки. Немецкая юриспруденция до философии права немецкого идеализма или исторической школы права – это в основном история практической (судебной, технической) юриспруденции. И в этом направлении был достигнут весьма впечатляющий прогресс. Так, скажем, современные немецкие комментарий к законодательству, по объему, содержанию и способам исполнения, являются, бесспорно, фундаментальными и одновременно очень практичными, существенно отличаясь от образцов других стран. Однако история философии права в Германии, по крайней мере, до Х. Томазия, а ещё точнее до философии права немецкого идеализма или юридической теории исторической школы права могла бы быть просто исключена из контекста европейской философии права, в котором она практически и не присутствует.

А. Кауфман совершенно справедливо писал ещё совсем недавно: «… Европа – это не единственная колыбель правовой культуры, так как высокие правовые культуры были также и в других местах – достаточно лишь вспомнить Вавилон и Кодекс Хаммурапи. Универсальную историю философии права и права, вообще то, лишь еще предстоит написать» ^{[20, S. 24-25]}.

Освещение схожих тем в иностранной и отечественной литературе, по объективным причинам, опирается на разный набор источников, что закономерно приводит к получению разных выводов. Так, например, сравнительный анализ различных сочинений (монографий, учебников) по истории философии права (истории политических и правовых учений) разных стран легко демонстрирует отсутствие единства по вопросу о наполнении тематического содержания и профиля этих работ. Даже в рамках одной национальной традиции редко обнаруживается полное согласие в этом вопросе. Речь, конечно же, не идет о единстве интерпретаций исторических фактов, событий, учений, концепций, научных программ и т.п. Однако содержательное наполнение в значительной мере зависит от доступности и надлежащей освоенности источников.

В свое время О.В. Холмс, в формировании взглядов которого значительную роль играли сочинения Р. Иеринга, читал «Дух римского права» немецкого правоведа во французском переводе ввиду отсутствия переводов на английский язык. Столкнувшись с аналогичной проблемой отсутствия переводов значительной части произведений Р. Иеринга на английский язык, Г. Харт однажды заметил, что это, по его мнению, является «интеллектуальной трагедией» ^{[27, p. 268]}. К примеру, небольшое сочинение С.В. Пахмана «О современном движении в науке права» ^[12] после перевода на немецкий язык активно обсуждалось многими немецкими правоведами, в частности, главой немецкого крыла движения «свободного права» Г. Канторовичем ^{[32, S. 24]}.

К примеру, если сравнить основанный немецким правоведом А. Кауфманом, фундаментальный по исполнению, коллективный труд «Введение в современную философию права и теорию права» ^[20] и не менее фундированное сочинение Ф. Виакера «История частного права Нового времени» ^[45], то можно видеть, как по-разному используется приемы отбора и разъяснения источников. Оба сочинения содержат в качестве существенной части историю правовых учений. Но если А. Кауфман ориентировался преимущественно на традиционный подбор источников исследования – одно или несколько наиболее ярких сочинений того или иного мыслителя, то в работе Ф. Виакера используется значительно более широкий круг источников, в том числе общеисторического, культурологического, архивного и источниковедческого характера. Оба сочинения, явно отличаясь методологическими приемами исследования схожих тем и проблем истории правовых учений, в итоге значительно дополняют друг друга и при изучении истории юридической мысли в Германии могут и непременно должны использоваться вместе для достижения более или менее убедительных результатов. Одновременно следует указать на обособленную традицию освоения истории правовый учений в немецкой юридической литературе, которая сложилась в рамках отдельной дисциплины, получившей название «методология правоведения» ^[38].

Даже в рамках истории последних двух столетий можно наглядно увидеть, как резко может меняться вектор интересов исследователей, который отнюдь не всегда имеет прямое отношение к обретению качественно нового научного знания или его нового качества. Так, если основные темы философии права XIX в. и примерно первой четверти ХХ в. задавались в значительной степени немецкой и отчасти французской литературой, то со второй половины ХХ в. происходит резкий подъем влияния англо-американской литературы.

Вместе с тем ответственное обращение к истории и современности смыслообразующих понятий и идей позволяет отчётливо увидеть их родословную, прослеживая те моменты, которые раскрывают логико-понятийный и исторический аспекты преемственности и новизны соответствующих теоретических моделей. Под ответственным и надлежащим обращением с историей и содержанием идей имеется в виду в первую очередь осмысление юридической проблематики на основе следования методологии источниковедения. Не менее важным является и вопрос о методологии (историко-философской и проблемно-теоретической) реконструкции теорий, доктрин, идей мыслителей прошлого и современности. В мировой литературе встречаются самые разнообразные подходы и практики освоения и разъяснения содержания и направленности правовых и политических взглядов предшественников и современников. Б.Н. Чичерин писал: «Наука только тогда идёт твердым шагом и верным путём, когда она не начинает каждый раз сызнова, а примыкает к работам предшествующих поколений, исправляя недостатки, устраняя то, что оказалось ложным, восполняя пробелы, но сохраняя здоровое зерно, которое выдержало проверку логики и опыта» ^{[14, c. 24]}.

Речь также идёт о том, что изучение юридических идей и теоретически оформленных взглядов должно опираться на точное источниковедческое описание работ мыслителей прошлого и современности, понимание генезиса соответствующих сочинений, возможности их типологизации и критики. К примеру, адекватный анализ взглядов многих мыслителей прошлого можно провести только на основе точного описания сочинений и сопровождающей их появление творческой эволюции. Так, творчество Р. Иеринга объективно невозможно реконструировать и прояснить только на основе одного из его сочинений. Большинство исследователей и комментаторов извлекают цитату из первого тома «Цель в праве», дорисовывая за автора тот образ понимания права, который редко соответствует действительному содержанию его взглядов, развитому в целом ряде сочинений и только в целом позволяющих прояснить специфику, содержание и направленность соответствующих идей. Кроме того, нередко сочинения имеют свою собственную динамику, подвергаясь авторским изменениям в последующих переизданиях.

Другой важный пример сопоставления основных произведений немецкого правоведа А. Меркеля и русского правоведа Н.М. Коркунова показывает, что схожие идеи данными авторами высказываются не просто в какой-то сопоставимый период, но одно непосредственно следует за другим. Так, в 1885 г. выходит «Юридическая энциклопедия» ^[37] А. Меркеля, в которой (в продолжение работ начала 1880-ых гг.) он подробно развивает представление о праве как компромиссе конфликтующих интересов путём их разграничения. В 1886 г. выходят в свет «Лекции по общей теории права» ^[6] Н.М. Коркунова, в которых позиция А. Меркеля стала определяющей. При этом, надо сказать, работа Н.М. Коркунова является редким и одним из наиболее удачных вариантов формулирования теории права социологической ориентации в русской юридической литературе, которое при этом нашло отклик в США в начале ХХ в. (1909 г. – первый перевод на английский язык ^[26]) среди самых известных американских реалистов. В свою очередь С.А. Муромцев и Н.М. Коркунов в своих работах конца 1870-ых – 1880 гг. стояли у истоков первых теоретических концепций юридической науки социологической ориентации, притом появившихся значительно раньше будущих социологий права М. Вебера и Е. Эрлиха. Для западноевропейских правоведов и социологов эти проекты в силу языковых причин были в основном недоступны (хотя с 1909 г. существовало англоязычное издание «Лекций» Н.М. Коркунова, сопровождавшееся введением декана юридического факультета Университета Небраски, США, а одним их членов редакционной коллегии, курировавшей издание был Р. Паунд), но это отнюдь не означает, что их значение в общеевропейском контексте может таким образом недооцениваться. Не менее показательным является пример работы М. Вебера «Хозяйство и общество» (1921/1922 гг.), в которой изложены его социолого-правовые взгляды ^[44]. Внимательные исследователи не раз отмечали противоречивый характер структуры материала работы, который осложняет целостную реконструкцию взглядов М. Вебера. Источниковедческий подход позволяет легко прояснить эту трудность, поскольку сочинение было издано не самим автором, а лишь женой М. Вебера Марианной, которая, собственно говоря, вместе с издателем компилировала отдельные фрагменты в единое произведение. Вообще то говоря, сегодня как крайне дефицитный и совершенно определенно необходимый жанр научной юридической литературы должно рассматриваться юридическое (философско-правовое) источниковедение, включающее в себя приёмы работы с библиографией, особенно с материалом различных исторических эпох и на иностранных языках. К примеру, в русских переводах сочинений Аристотеля (Институт философии АН СССР, 1984) употребляется термин «правосудность» или «правосудие», хотя сравнение с переводами аналогичных фрагментов с древнегреческого на другие иностранные языки (например, на немецкий) указывает на несколько другой смысл, а именно «законная справедливость», в оригинале «dikaion nomimon» ^[2]. В немецком варианте предлагается следующая трактовка: «Законная справедливость существует не только в форме правового закона, но и в образе морального закона» ^{[36, S. 30]}. В русском переводе с древнегреческого предлагается следующий вариант того же фрагмента: «Правосудие, [или право], — это законное и справедливое, а неправосудие, [или неправо], — это противозаконное и несправедливое» ^{[2, c. 146]}.

Источниковедение означает не только описание хронологии появления работ и комментаторской литературы, но и проблемы расшифровки источников. Так, например, американские переводчики первого тома «Цели в праве» Р. Иеринга в 1913 г. не смогли перевести название на английский язык и вместо этого в качестве заглавия книги выбрали один из ключевых тезисов этого сочинения, которое в американском переводе получило наименования «Право как средство для цели» («Law as a means to an end» вместо «Purpose in law»). Не может не обратить на себя внимание и то обстоятельство, что современные американские авторы активно эксплуатируют атрибутированную именно Иерингу формулу трактовки права. «Право, как средство для цели» — это один из основных тезисов сочинения Р. Иеринга «Цель в праве». Именно этот тезис лёг в основу американского названия перевода. В наше время, размышляя о проблемах инструментального понимания права, американский правовед Б. Таманаха издаёт работы с схожим названием «Право как средство для цели: угроза господству права» ^[43]. Относительно работ Б. Таманахи удивляет прежде всего то, что, используя хорошо известную, особенно в американской литературе, формулу, он, во-первых, вопреки реальному состоянию интереса к взглядам Иеринга в американской юридической литературе ^{[3, c. 19-20]}, называет того забытым, а во-вторых, эксплуатируя хорошо известные и теоретически оформленные идеи немецкого правоведа, выстраивает собственную инструментальную теории права с оговоркой об «изменившихся социальных условиях».

Английские переводчики «Борьбы за право» Р. Иеринга решили, что смысл книги нужно уточнить, и слово «борьба» («struggle») было ими заменено на слово «сражение» или «битва» («battle) ^[30], а слово «law», которое явно ближе оригинальному авторскому замыслу и исполнению было заменено на «right»; одновременно с этим существует американский перевод 1879 г. под более адекватным и оригинальным названием «The Struggle for Law» ^[31]. Среди современных комментаторов творчества Р. Иеринга встречаются и такие варианты, как «battle for law», которые подаются как нечто само собой разумеющееся, атрибутированное немецкому правоведу, что существенно искажает суть воззрений немецкого классика юридической науки ^{[16, p. 80]}.

Хорошо выполненный библиографический обзор по конкретной проблематике является сам по себе критерием научности работы, так как демонстрирует действительное состояние разработки проблемы, упущенные возможности и возможные направления для дальнейшего освоения. Как удачные и основательные примеры библиографических обзоров, в данном случае выделяющихся, вообще то, в самостоятельный жанр по предметному признаку, могут быть названы: библиография работ, посвященных Л.И. Петражицкому, подготовленная Е.В. Тимошиной ^[13], и ещё более интересный и познавательный вариант – библиография «в проблемном виде» - это работа российского философа А.Ф. Лосева «История и теория символа. Библиография» ^{[7, c. 374-714]}.

Однако, к сожалению, обзоры литературы в современных исследованиях редко отличаются качественным исполнением. Зачастую, особенно это касается иностранной литературы, авторами воспроизводятся источники безотносительно их влияния и признания в науке, включая также критику в национальной литературе. Так, к примеру, немецкий философ Ф. Дан, сетовавший прежде на многолетний и безуспешный период творческой пассивности, после выхода в свет первого тома сочинения Р. Иеринга «Цель в праве» (1877 г.) издал книгу под названием «Разум в праве: основы философии права» ^[17], которая не раз в последующем использовалась в качестве источника для критики взглядов Р. Иеринга, например, в русской юридической литературе активно использовалось правоведом-критиком Д. Азаревичем ^[1]. Особенность работы Ф. Дана состоит в том, что она в немного сжатом виде, но полностью повторяет оглавление «Цели в праве». Как писал во введении к своему произведению Ф. Дан, взгляды Р. Иеринга, а именно первый том «Цели в праве», вызвали в нём такую эмоциональную реакцию, что он решил: «Я должен разобраться с этим произведением предложение за предложением, это для меня значит опровергнуть или приспособиться к нему» ^{[17, S. 1]}. Такой приём работы отличается некоторым интеллектуальным мошенничеством. Критике подвергаются не идеи, понятия и приводимые Иерингом аргументы, а отдельные предложения и абзацы. Кроме того, название книги Ф. Дана не содержит даже намека на то, что она задумана и реализована как «рецензия» одного из томов сочинения Р. Иеринга «Цель в праве». В результате Ф. Дан, «разобравшись» с текстом Р. Иеринга, стал «философом права».

Ещё один показательный пример – это немецкая работа «Введение в современную философию права и теорию права», издающаяся с 1977 г. ^[19] и выдержавшая 9 переизданий ^[20]. Предшественником этой работы явилось другое небольшое по объёму сочинение А. Кауфмана и В. Гасемера 1971 г. «Основные проблемы современной философии права и теории права» ^[33]. В первую очередь А. Кауфман (1923-2001) был инициатором, соавтором и главным редактором последующих шести изданий «Введения в современную философию права и теорию права». Состав авторов дополнялся, и обновлялось содержание книги. Представить себе детище А. Кауфмана без него весьма сложно. Но в последних изданиях роль А. Кауфмана второго и третьего плана. Во-первых, его имя исчезло с титульных страниц. Оставлен фрагмент предисловия А. Кауфмана к первому изданию и его имя встречается в общем алфавитном списке среди соавторов. Во-вторых, что более странно и существенно, те некоторые части работы, которые были написаны А. Кауфманом, теперь выходят в свет в соавторстве. Т. е. некий малоизвестный современный немецкий философ права Д. Пфордтен дописал и отредактировал фрагмент А. Кауфмана, став таким образом его соавтором ^[28]. Очевидно, что, следуя такой логике, в дальнейшем следует ожидать соавторства с Кантом, Гегелем, Савиньи, Иерингом, Штаммлером и др., которые будут «надлежащим» образом дописаны и исправлены. А уж если к этому присоединить характерную для постмодернизма идеализацию интерпретаций вместо уяснения смысла авторского текста, то «главным», вероятно, будет рассматриваться интерпретатор, а не сам автор.

Важность источниковедческого подхода демонстрирует наглядно также сочинение Г. Кельзена «Чистое учение о праве». Первое издание этой книги появилось в 1934 г., но в 1960 г. вышло второе издание, которое имеет некоторые существенные отличия от первого. Что касается основной линии развития взглядов Г. Кельзена, то она в целом, развиваясь с 1910 г., сохранилась в обоих изданиях. Автор настойчиво утверждал, что его способ понимания юридического позитивизма, который многократно перерабатывался, должен классифицироваться как «последовательный юридический позитивизм» ^{[34, S. 127, 136; 35, S. 320, 553]}. Однако, во-первых, сам Г. Кельзен в предисловии ко второму изданию писал о том, что второе издание его книги представляет собой «полную переработку предмета первого издания и значительное расширение области исследования» ^{[35, S. VII, 9]}. В новом издании появились существенные изменения структуры материала. К примеру, учение об основной норме в первом издании было помещено после подробных размышлений по вопросу о единстве правопорядка, а во втором уже было предпослано всей разработке правовой динамики, заняв тем самым центральное место в его концепции правопорядка; во-вторых, к своей книге он прибавил во втором издании приложение «Проблема справедливости», объем которого более 150 стр., т. е. оно могло быть издано как отдельное сочинение. Но автор решил, что это именно продолжение и дополнение его «чистой теории права». Несомненно, учитывая то, какой непростой исторический период (четверть века) прошел с момента первого издания, а также ренессанс естественно-правовой проблематики в послевоенный период, говоря сегодня о творчестве Г. Кельзена, нужно обязательно иметь в виду эти обстоятельства. В-третьих, в середине 1960 гг. Г. Кельзен в связи с переводом его сочинения на итальянский язык сделал в нем ряд уточнений и дополнений, которые не сохранились в прижизненных англо- и немецкоязычных изданиях, а лишь были синхронизированы значительно позже, только в 2017 г. и лишь в некоторых изданиях. В-четвертых, нельзя не учитывать при анализе второго издания со всеми его дополнениями и изменениями, что оно не случайно было издано в 1960 г.; это издание было, как отмечает немецкий правовед М. Йестаедт, «одновременно контрастом и комплиментом» изданной на основе обобщения предыдущих работ книги английского правоведа Г. Харта «Понятие права» ^{[29, S. XXI]}.

Проведенный анализ показывает возможности дальнейшего развития методологических аспектов истории философии права за счет разработки соответствующей методологии источниковедения, которая, в частности, может включать в себя: приемы типологизации, установления и разграничения источников по различным критериям: значимости, содержания, элементам авторской программы и т.п; приемы интерпретации – эволюционные, технические, лингвистические, психологические и др.; приемы критики и установления научной ценности источников.