Образ Гренландии в исландской саговой традиции: к вопросу о формировании бинарного образа Дома и Антидома

Носова Екатерина Сергеевна кандидат исторических наук доцент, кафедры истории древнего мира и средних веков им. В.Ф. Семенова, Московского Педагогического Государственного Университета 119602, Россия, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 88, ауд. 310 Nosova Ekaterina Sergeevna PhD in History Docent. The department of History of Ancient Times and Middle Ages named after V. F. Semyonov, Moscow State Pedagogical University 119602, Russia, g. Moscow, ul. Prospekt Vernadskogo, 88, aud. 310 nanomolekyla@yandex.ru

Образ Гренландии в исландской саговой традиции: к вопросу о формировании бинарного образа Дома и Антидома.

В исландской саговой традиции отражение идеи о «доме» определяло представления человека о мире. Дом изначально воспринимался как жилище для защиты человека от природной стихии, но с течением времени он приобретает новые общекультурные функции, и начинает восприниматься не только как место рождения, взросления и завершения земного пути человека, но и как уменьшенная модель мироздания и человеческого бытия. Не случайно самым страшным наказанием было изгнание из родного дома: человек лишался не только дома и имущества, но и покровительства богов, связи с социумом.

Появление мотива разрушенного дома в исландской литературной традиции, и, как следствие, формирование бинарного архетипического образа – Дома и Антидома (Бездомье) впервые фиксирующегося Снорри Стурулсоном в цикле королевских саг – «Круг Земной».

В «Саге о Харальде Прекрасноволосом» упоминается о том, что конунг повсюду установил свое господство над страной, поэтому «многие знатные люди бежали из Норвегии и стали викингами в западных морях» ^{[23, с. 52]}. По мнению Х. Кута, мотив насильственной утраты дома появился у Снории Стурлусона под влиянием событий происходивших в Исландии в эпоху Стурлунгов ^[5].

Эпоха Стурлунгов, один из самых кровавых периодов гражданской войны в истории средневековой Исландии. В эту эпоху развернулась борьба за власть между знатными родами. Норвежские короли не остались в стороне и начали активно вмешиваться во внутреннюю политику Исландии, манипулируя исландской знатью, как шахматными фигурами.

В «Саге об Исландцах», в которой описаны события гражданской войны, в различных эпизодах показано, как конфликт между хёвдигами (знатными людьми) влияет на судьбу рядовых людей. Люди лишаются своих жилищ, как это описано в эпизодах о сожжении на Мошкарном Болоте или в битве при Дворе Эрлюга ^{[29, с. 341–343, 257–265]}. Многие жители острова погибают или становится изгоями в поисках новых мест обитания. Гражданская война породила новые политические и социальные реалии, которые способствовали формированию новой картины мира, ее разделенности на две части «свое» и «чужое», что, несомненно, наложило отпечаток на формирование нового образа «дома»: Дом – Антидом, который запечатлён в цикле саг, посвященных открытию и освоению Гренландии. Авторы исландских саг делают акцент на поведении человека, который оказался выброшен в чужое, хаотичное пространство. Дом, как родовой очаг, как носитель культурных и духовных традиций, разрушен. Враждебный мир порождает новые реалии существования и выживания вне Исландии.

Основная цель исследования: проанализировать образ Гренландии в исландской саговой традиции XIV века на примере формирования бинарного образа Дома – Антидома.

Основными источниками исследования выступают исландские родовые саги, в частности «Сага о гренландцах» (Grænlendinga saga), «Сага об Эйрике Рыжем» (Eiriks saga rauða), «Сага о названных братьях» (Fostbræða saga), «Прядь о Йокуле сыне Буи» (Jökus þættir Buasonar), «Сага о Реве Плуте» (Kroka-Refs saga), которые были записаны в XIII–XIV столетиях, но повествует о событиях эпохи раннего средневековья.

История изучения родовых саг насчитывает около трех столетий и носит преимущественно филологический характер. В конце XIХ века зарождается два основных направления в изучении саг: теория «свободной прозы» и «теория книжной прозы».

Сторонники теории «свободной прозы», в частности А. Хойслер ^[4], предполагали, что записи саг предшествовал длительный период их устного бытования. «Сплошь и рядом в тексте саг можно обнаружить указания на то, что сага, которая сейчас рассказывается, существовала до этого. Иногда упоминаются другие саги, причем трудно понять: уже записанные или устный рассказ. Впрочем, в отдельных случаях имеются ссылки на незаписанные саги» ^{[12, с. 107]}.

Приверженцы теории «книжной прозы», в том числе и Сигурд Нордаль ^[7], не отрицали, что в основе саг лежит устная традиция. Однако считали, что в процессе записи автор скорее ориентировался на читательские ожидания, нежели на «практические» реалии. Разрыв записи в три столетия фактически обусловил отражение в сагах новых реалий, отражающих современную эпоху.

В середине ХХ века М.И. Стеблин-Каменский высказал мысль о существовании «синкретической правды» саг, для которой присуще фиксации автором фактов происходящих событий, опуская при этом мысли, чувства, планы своих персонажей. В сагах «переживания….сами по себе не были объектом изображения» ^{[28, с. 70]}. По мнению Т.Н. Джаксон специфика литературного жанра саг обусловлена якобы отсутствием «авторского вмешательства» ^{[14, с. 147–148]}, но в них все-таки присутствует авторское начало. «Автор [саги], без сомнения, мог использовать и использовал письменные источники, дополнительные устные источники, свое собственное воображение и, кроме всего прочего, свои собственные слова…» ^{[15, с. 445]}.

Синкретическая правда в цикле саг о гренландцах предполагает наличие: во-первых, стилистических и сюжетных стереотипов, в основе которых присутствует реальная историческая основа, породившая их. При этом автор-рассказчик саг не берется интерпретировать поступки героев, а значит, аудитория должна самостоятельно их оценить. Во-вторых, искажение прошлого, происходившего как из-за тенденциозности составителя саг, так и в силу объективного обстоятельства, связанного со значительным хронологическим разрывом, между описываемыми событиями и времени записи саг, способствовало появлению новых смысловых значений.

Последнее обстоятельство предоставляет уникальную возможность исследователям увидеть за образом литературного героя тоскующего о доме и воссоздающего образ дома в изгнании нечто «живое», «на самом деле» свойственное людям эпохи XIII–XIV столетия, когда произошла фиксация устного текста.

Основные методы исследования. Особенность источниковой базы исследования обусловила использование междисциплинарного метода, в основе которого лежит историческая антропология, позволяющая поставить вопросы, связанные с ментальностью скандинавского общества и социокультурной ролью образа дома. Также используется системный подход и методы микроистории.

Объектом исследования является образ Дома – Антидома, который родился в сознании исландского общества в период гражданской войны эпохи Стурлунгов.

Предметом исследования являются методы, способы, обстоятельства формирования представлений о «Доме» и «Антидоме» в родовых сагах.

Историографический материал данной проблематики охватывает несколько полей исторических исследований, что обусловило его междисциплинарность.

В отечественной и зарубежной историографии в последние десятилетия появилось большое количество работ, в которых содержится историко-культурологический и типологический анализ архетипа дома. Большое количество работ посвящено изучению предметного мира с антропоцентрической точки зрения ^{[2; 3; 19]}. В данных работах жизненное пространство рассматривается с социально-психологической точки зрения. Исследователей интересует взаимосвязь жизненного пространства и форма самоопределения личности, жилище как проекция традиций.

Достаточно хорошо изучена проблематика строительства длинных домов скандинавов с точки зрения семиотического объекта. ^{[6; 11; 16]}. Авторы показали возможные пути в интерпретации универсальных категорий и механизмов освоения пространства человеком. Как и каким образом происходит процесс отделения «своего» и «чужого» пространства на примере традиционного мышления и как это отразилось на технологии строительства дома. Можно также отметить работу Джесси Ли Байока ^[1], в которой исследовались модели распределения социального пространства в доме сопоставляя с письменными и археологическими данными.

В работах Г. Палссона ^[9] и М. Ван ден Торна ^[10] содержится анализ системы морально-этических ценностей, принятых в исландском обществе. Вопросы о внутреннем переживании человека вследствие утраты дома поднимались в работах А.Я. Гуревича, М.И. Стеблин-Каменского. ^{[13; 28]}. Большей конкретизации в постановке к данной проблеме способствовали работы Ф.Е. Норштейн ^[8] в которых осмысливался образа дома с точки зрения национальной ментальности. Мотив дома, по мнению автора, многоаспектен и вбирает в себя множество проблем: дом, семья, формирование национальной идентичности.

Научная новизна. Предпринятый комплексный анализ исландских саг из цикла саг о гренландцах позволил выявить мифологические и историко-культурные аспекты существования бинарного образа Дома – Антидома.

В изучаемых текстах воплощено мировоззрение исландцев эпохи Стурлунгов, которое находит выражение в описании дихтомии дома. Этот аспект проблемы до сих пор оставался практически не изученным в отечественной скандинавистики.

В период с XIII по XIV вв. наступает время расцвета схоластики и университетской науки, куртуазной поэзии и церковного исторического символизма. Западная Европа осваивала античное наследие и двигалась в сторону Ренессанса. В Исландии, напротив, начинается гражданская война, вошедшая в историю как эпоха Стурлунгов. Именно в этот период проблема дома оказалась одной из болевых точек эпохи. В этот период вопрос о доме, собравший в себя целый спектр родственных и духовно-культурных проблем (семья, род, традиция), приобрел еще и отчетливое нравственное-философское измерение, потому что многие исландские бонды были вынуждены оставить дом-жилище, чтобы в изгнании сохранить образ дома в качестве духовной величины. Вполне естественно, что произошла трансформация восприятия дома и связанными с ним ценностями в соответствии с новыми условиями проживания. В связи с этим появление мотива дома в цикле родовых саг, посвященных Гренландии, было определено конкретной исторической реальностью в Исландии в XIII–XIV веке.

В «Саге о Гренландцах» и в «Саге об Эйрике Рыжем» образ «дома» неразрывно связан с психологической атмосферой: тоской и ностальгией по утраченному дому в Исландии, и это во многом усугубляется жёсткими условиями жизни в Гренландии.

Для Эйрика Рыжего, как и для других исландцев, вынуждено покидающих страну, расставание с домом происходит достаточно тяжело. «Эйрик сказал провожатым, что намерен искать ту страну, которую видел Гуннбьерн, сын Ульва Вороны…..Он добавил, что вернется к своим друзьям, если найдет ту страну» ^{[25, с. 477]}. Эта фраза, достаточно обыденно звучит и, конечно, не может говорить нам о реальности её существования. Но, в данном контексте, нам важно то, что главный герой стремиться вернуться обратно в дом, в котором он прожил большую часть своей жизни. Дом, который являлся не только семейным владением на протяжении двух поколений после заселения Исландии (в книге «О занятии земли» говорится о том, что данный участок принадлежал Бычьему Ториру, который являлся прадедом Эйрика Рыжего по мужской линии), но и стал восприниматься малой «родиной», «отчиной».

Образ дома занимает одно из центральных мест в системе духовных ценностей исландцев. В мифологических песнях Старшей и Младшей Эдд говориться о том, что мир людей называется Мидгард, буквально переводится, «что, расположено внутри ограды дома» ^{[18, с. 18, 19; 27, с 9]}. Вокруг него лежал враждебный мир – Утгард, населенный многочисленными мифическими существами, в эпоху язычества, и злыми демонами, в эпоху христианства.

Мидгард находится в центре мироздания и воспринимается в качестве сакрального пространства, которое было освоено людьми. Вследствие этого данное пространство подвергалось пересмотру, с точки зрения переориентирования ценностей, которые нередко выражались при помощи терминологии, связанной с понятием доли, судьбы, домашнего очага и т.д. В связи с этим, человек и дом были неразрывно связаны между собой. Эта связь считалась священной, потому что в пределах дома находились погребения предков. Считалось, что умерший продолжал свою жизнь в роду. Предки охраняли семью, дом и хозяйство, поэтому, когда Эрика объявляют вне закона и он вынужден был эмигрировать в Гренландию, происходит нарушение целостности миропорядка, в основе которого лежит представление о доме ^{[25, с. 485]}.

В цикле исландских родовых саг о Гренландии, остров предстает в образе дома – приюта для изгнанных. Подтверждение этому мы находим в скальдических стихах из «Саги о Названных братьях». Тормод говорит о гренландцах, как об изгнанниках и преступниках:

Я тавро срамное

Выжегши сутяжным

Сукодеям брани,

Шуганул гренландцев ^{[22, С. 196]}

Данный образ Гренландии, как место для изгнанных, дает дополнительную семантическую нагрузку для воссоздания образа дома. Он дается сквозь призму разрушенного бытия в отражении мотива болезни: «в Гренландии были очень голодные времена» ^{[25, с. 481]}, «болезнь долго свирепствовала здесь» ^{[25, с. 483]}, «они начали болеть, и половина из них умерли» ^{[25, с. 480]}. Также в словах Бьряни зафиксировано отношение к Гренландии непосредственно самих жителей «в этой земле, как мне кажется, нет ничего хорошего» ^{[21, с. 457]}.

Болезнь создает образ безжизненного дома. Даже описание природы дополняет усиливающийся эффект образа дома, лишенного души, потому что рядом с ним гуляют «северные ветры и туманы» ^{[25, с. 480]}, может внезапно начаться «гроза с сильнейшим ливнем» ^{[22, с. 178]} или возникнуть «треск разверзшейся земли» ^{[22, с.178, 180]}, иногда сходят «ледники» ^{[22, с. 184]}.

Возможно, здесь мы можем говорить о том, что в исландской саговой традиции вводится в оборот понятие антитезы Исландия – Гренландия, как «Дом – Антидом». Данная антитеза является одной из организующей составляющей. Дом – это сосредоточие уюта и тепла, духовности, находящей выражение в богатстве внутренней культуры, место гарантированной интимности. Антидом – это чужое пространство, место временного пребывания, которое нередко ассоциируется с духовной смертью. Попадание сюда равносильно путешествию в загробный мир. Например, в эдиической поэзии путь в Хель (в загробный мир) подразумевает движение на север (сны Бальдра СЭ 334) и он осложнён многочисленными препятствиями: водной преградой, высокими стенами. В сагах присутствует схожее описание пути, который преодолевали путешественники, добираясь до Гренландии. «Корабль долго носило в море, и волны были большими» ^{[22, с. 172]} «Они отплыли….попутный ветер прекратился.….Море становилось все более бурным, и они сильно страдали от холода и всяких лишений»^{[25, с.478]}. В географических скандинавских источниках XIV века, фиксируется аналогическая информация. Для того, чтобы доплыть до Гренландии необходимо преодолеть остров Фурдустрандир, на котором «такой сильный мороз, что он необитаем» ^{[17, с. 76]}. В латиноязычной хронике «История Норвегии» остров отделен от мира «скалами, покрытыми льдом» ^{[17, с. 78]}. Характеристика острова, как неприступного, холодного пространства дополняется описанием мифологических существ, которые обитают здесь. «Там…. обретались люди удивительной величины и Земля Дев (которые, как говорят, зачинают, выпив воды)» ^{[17, с. 177]}. «Они увидели трех великанш, сидевших у костра….Они выглядели очень грозно, у них были длинные носы, а верхняя губа свисала на грудь» ^[24]. Порой здесь оживают мертвецы «Сигрид умерла еще до света, и покойнице приготовили гроб….Вскоре Сигрид норовит встать из гроба и влезть к нему (т.е. к мужу) в постель» ^{[25, с. 487]}.

Таким образом, ледяное, безжизненное пространство Гренландии наделяется важной чертой, присущей для Антидома: утрата чувства безопасности. Он не защищен от различных потусторонних существ не только за пределами, но и внутри дома.

Возможно ли преодолеть искаженный образ Дома? Несомненно герои саг стремятся вновь обрести норму человеческого бытия через восстановление целостности модели образа дома. К тому же они являются носителями концепта «памяти» об истинном Доме. Торкель с Мыса Херьольва пытается это осуществить при помощи языческих ритуалов, приглашая для этого ворожею^{[25, с. 481]}. Гудрид, дочь Торбьерна, и Тьодхильд, жена Эрика Рыжего, напротив, используют святую воду и строят церкви в пределах ограды дома. Все эти ритуалы направлены на то, чтобы в доме появилось «свой обжитой угол», «малый мир» ^{[25, с. 485]}.

«Малый мир» скандинавов отражен в правилах житейской мудрости в Речах Высокого, которые представляют собой конгломерат песен «Старшей Эдды».

«Пусть невелик твой дом, но твой он, и в нем ты владыка»^{[27, с 18]}. Здесь можно «отогреться у огня», напиться воды^{[27, с. 16]}. Встретить друзей на пиру и «одарять их подарками; смехом на смех отвечать»^{[27, с. 19]}. Формула счастья, любого человека, заключается в следующих пунктах: «если в доме есть огонь в очаге, сыновья и близкая родня» ^{[27, с. 21]}

Герои саг стремятся вновь наполнить свои дома домашним теплом и превратить их в родовой очаг. Они собираются в кругу родственников и друзей на йоль, но у них не хватает припасов, поэтому «пиры в Гренландии были редкостью» ^{[22, с. 174]}. Возвращение родственников домой в Гренландию после путешествия по торговым делам также сопряжено со многими опасностями, а иногда заканчивается смертельным исходом. Например, в «Саге об Эйрике Рыжем» говорится, что из двадцати пяти кораблей, отправившихся из Городищенского и Широкого Фьорда, только четырнадцать из них достигли берегов Гренландии. В «Саге о названных братьях» упоминается о том, что достигнув Гренландского моря, поднялись большие волны ^{[22, с. 172]}. В «Саге о гренландцах» Торир терпит кораблекрушение на шхере в пределах видимости берегов Гренландии.

Таким образом, в исландских сагах неоднократно указывается на тот факт, что все стремления героев воссоздать образ дома, отождествляя его с миром обжитым и уютным, терпят сокрушительное поражение. Герои саг постепенно покидают обжитые места, вновь возвращаясь в Исландию или в Норвегию. Так поступили Гудрун и Карлсефни, Сигурд и Тормод. Дом на краю ойкумены постепенно умирает и рассыпается. Отныне этот остров, воспринимается как временный приют для того, чтобы разбогатеть, как это сделал Аудун с Западных Фьордов ^[20], или местом ссылки, объявленных вне закона ^{[24; 26]}.

Подводя итоги, мы можем говорить о том, что в исландской саговой традиции частично нашли отражение реальные события XIII–XIV столетия, когда жители Исландии вынуждены были оставить свои дома на фоне развернувшейся гражданской войны. «Насильственно-добровольный» отъезд из Исландии, потеря «своего пространства» привели к акцентированию концепта Памяти, «воскресения» прошлого в цикле исландских родовых саг о Гренландии. Образ дома – это не только место, куда человек может вернуться, но и это – родовой очаг, предполагающий тесную связь между членами семьи, стабильный быт. Этот тип домоустройства, цементирующийся на ощущении своей принадлежности обжитому «малому» миру, остается нереализованной мечтой гренландских семей. В описании образа дома в Гренландии не актуализируются его положительные признаки, формируя тем самым антитезу Дом (Исландия) – Антидом (Гренландия), с целью создания общего фона восприятия дома эмигрантами, как символ безжизненности и угасания, духовной смерти дома на далеком северном острове.