Вопросы биоэтики и биомедицины в контексте защиты права на уважение частной и семейной жизни: практика Европейского суда по правам человека

Фомина Лилия Юрьевна кандидат юридических наук доцент, кафедра организации судебной и правоохранительной деятельности, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования "Российский государственный университет правосудия" 117418, Россия, г. Москва, ул. Новочеремушинская, 69 Fomina Liliya Yurievna PhD in Law Docent, the department of Arrangement of Judicial and Law Enforcement Activity, Russian Academy of Justice 117418, Russia, g. Moscow, ul. Novocheremushinskaya, 69 fominalilja@mail.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-011-01080

Все более широкое использование биотехнологий, высокотехнологичных видов медицинской помощи, безусловно, существенно облегчает жизнь людей, открывает новые перспективы развития общества, но и влечет необходимость определенного правового и этического регулирования данной сферы. При этом в современных условиях правовая основа сферы биоэтики и биомедицины должна создаваться прежде всего на международном уровне, поскольку национальное право далеко не всегда сможет быть эффективным регулятором. Как справедливо отмечается в юридической литературе, «запреты и ограничения, установленные в одном государстве, могут быть с успехом преодолены в другом» ^[1].

Большая роль в организации предметного международного сотрудничества по вопросам биоэтики и биомедицины на универсальном уровне принадлежит ЮНЕСКО. ЮНЕСКО координирует работу Международного комитета по биоэтике, Межправительственного комитета по биоэтике, Всемирной комиссии по этике научных знаний и технологий, Межучрежденческого комитета Организации Объединенных Наций по биоэтике ^[2]. Под эгидой указанной организации приняты следующие важнейшие документы в рассматриваемой сфере: Всеобщая декларация о геноме человека и правах человека ^[3], Международная декларация о генетических данных человека ^[4], Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека ^[5].

Осуществляется международное сотрудничество в сфере биоэтики и биомедицины и на региональном уровне. К примеру, в рамках СНГ принят Модельный закон «О защите прав и достоинства человека в биомедицинских исследованиях в государствах-участниках СНГ» ^[6].

Значительно продвинулось сотрудничество в рассматриваемой сфере в рамках Совета Европы. Именно под эгидой Совета Европы подписан уникальный на сегодняшний день международный договор – Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением достижений биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине (далее – Конвенция о правах человека и биомедицине, Конвенция Овьедо) ^[7]. В дополнение к ней приняты Протоколы: Дополнительный протокол к Конвенции по правам человека и биомедицине относительно трансплантации органов и тканей человеческого происхождения ^[8]; Дополнительный протокол к Конвенции о правах человека и биомедицине относительно биомедицинских исследований ^[9]; Дополнительный протокол к Конвенции о правах человека и биомедицине, касающийся генетического тестирования в медицинских целях ^[10]; Дополнительный протокол к Конвенции о правах человека и биомедицине, касающийся запрещения клонирования человека ^[11]. В рамках Совета Европы учрежден Комитет по биоэтике ^[12], выполняющий функции Руководящего комитета по биоэтике, предусмотренного Конвенцией Овьедо ^[7].

Россия в указанной Конвенции и Протоколах к ней не участвует, но необходимо обратить внимание на следующие обстоятельства.

Российская Федерация является стороной Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее также – Конвенция, ЕКПЧ) ^[13], контрольным механизмом которой выступает Европейский суд по правам человека (далее также – ЕСПЧ, Суд).

ЕСПЧ наделен полномочиями, не ссылаясь непосредственно на какое-либо конкретное дело, находящееся в судопроизводстве, выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования Конвенции Овьедо по просьбе уполномоченных субъектов (ст. 29 Конвенции Овьедо) ^[7].

Кроме того, он ссылается на положения Конвенции Овьедо в своей практике в рамках применения ЕКПЧ ^{[14, с. 58–59]}. Конечно, решения ЕСПЧ, касающиеся нарушений Конвенции Овьедо и рекомендаций Руководящего комитета Совета Европы по биоэтике (в настоящее время – Комитета по биоэтике), «не будут иметь юридического значения для некоторых стран, в частности для России, поскольку Россия не участвует в Конвенции Овьедо» ^[15]. Но нельзя забывать и о том, что «многие принципы, понятия и термины Конвенции исходят из Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод» ^[16]. Подходы к регулированию вопросов биоэтики и биомедицины, складывающиеся в связи с применением Конвенции о правах человека и биомедицине, в любом случае оказывают влияние на формирование практики ЕСПЧ по данной категории дел.

Как указал Верховный Суд Российской Федерации, «с целью эффективной защиты прав и свобод человека судами учитываются правовые позиции Европейского Суда, изложенные в ставших окончательными постановлениях, которые приняты в отношении других государств–участников Конвенции. При этом правовая позиция учитывается судом, если обстоятельства рассматриваемого им дела являются аналогичными обстоятельствам, ставшим предметом анализа и выводов Европейского Суда» ^{[17, п. 2]}.

Конституционный Суд Российской Федерации относительно вопросов трансплантации, относящихся к рассматриваемой сфере, высказал мнение, что тот факт, что Конвенция о правах человека и биомедицине и Дополнительный протокол к ней в настоящее время не подписаны и не ратифицированы Российской Федерацией, не исключает возможности учета и использования их положений при формировании российского законодательства в сфере трансплантации ^[18].

Таким образом, правовые позиции ЕСПЧ по данной проблематике вполне могут быть использованы в российской юридической практике, а «сформулированные в этих делах юридические подходы могут быть полезны при рассмотрении часто встающих перед российскими судами вопросов определения места жительства детей, споров между суррогатными матерями и генетическими родителями, дел об усыновлении и помещении детей под опеку, а также иных подобных дел, в которых перед судом встает необходимость поиска справедливого баланса интересов детей, родителей и общества в целом» ^[19].

Для рассмотрения правовых позиций ЕСПЧ по вопросам биоэтики и медицины необходимо выяснить, что же включается в содержание указанных терминов. Следует отметить, что единых подходов к пониманию данных понятий не сложилось. В рамках данной статьи представляется возможным воспользоваться следующими определениями.

«Биомедицина – собирательный термин, обозначающий направление на стыке двух наук – медицины и биологии. В ее основе лежит использование для решения медицинских проблем идей и технологий, разработанных в биохимии, иммунологии, клеточной биологии и других биологических науках» ^[20].

«Биоэтика – это область междисциплинарных исследований: этических, медицинских, биологических и юридических проблем, возникающих в связи с прогрессом биомедицинской науки и внедрением новейших технологий в повседневную жизнь каждого человека» ^{[21, c. 78]}.

ЕСПЧ, применяя статьи 2 (право на жизнь), 3 (запрещение пыток), 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), 6 (право на справедливое судебное разбирательство), 8 (право на уважение частной и семейной жизни) ЕКПЧ, в рамках указанной сферы рассматривает вопросы реализации и защиты репродуктивных прав, искусственного оплодотворения, эвтаназии, обязательного согласия пациента на медицинские обследования или лечение, этических аспектов, касающихся ВИЧ-инфекций, хранения биологического материала государственными органами и права на доступ к информации о биологическом происхождении, иные проблемы ^{[22, с. 4]}.

В рамках настоящей статьи хотелось бы остановиться на некоторых правовых позициях ЕСПЧ, сформулированных в связи с рассмотрением указанных вопросов в рамках защиты права на уважение частной и семейной жизни в соответствии со ст. 8 ЕКПЧ.

Прежде всего, в большинстве случаев эти вопросы получили рассмотрение в контексте частной жизни, включающей в понимании ЕСПЧ три элемента: физическую, психологическую или моральную неприкосновенность, конфиденциальность (privacy), идентичность ^{[23, p. 70]}. При этом чаще всего речь идет именно о первом из указанных элементов. Так, права в области охраны репродуктивного здоровья (аборт, решение стать родителями, обстоятельства рождения ребенка, дородовые генетические тесты, стерилизация, определение судьбы эмбрионов), эвтаназии, трансплантации защищаются в рамках физической, психологической или моральной неприкосновенности ^{[23, p. 71–137]}. Но могут быть затронуты и иные элементы частной жизни в случаях, когда, например, речь идет о персональных данных лица и доступе к ним, информации о его здоровье, праве на установление происхождения ребенка ^{[23, p. 159–177, 178–182, 211–214]}.

В определенных случаях защита может быть предоставлена и семейной жизни. К примеру, если ситуация относится к праву стать генетическими родителями ^{[23, p. 267-271]}. И в этом случае для разграничения частной и семейной жизни в контексте защиты репродуктивных прав применяются общие подходы ЕСПЧ, в соответствии с которыми статья 8 ЕКПЧ не гарантирует ни права на создание семьи, ни права на усыновление (удочерение) ребенка, а предполагает существование семьи или, в крайнем случае, потенциальных отношений, между, например, внебрачным ребенком и его родным отцом, но при этом учитываются не только отношения, основанные на браке или возникшие на основании биологического родства, а также юридически признанного родительства, но и реальное существование близких личных связей, их «качество» и обстоятельства конкретного дела ^{[24, § 140–141, 149, 151, 153]}. Но, как справедливо отмечается в юридической литературе применительно к разграничению частной и семейной жизни, «эти два аспекта подчас трудно отделить друг от друга» ^[25].

В делах, связанных с установлением происхождения детей, рожденных с применением вспомогательных репродуктивных технологий (суррогатного материнства), ЕСПЧ отказывал в признании наличия семейной жизни ввиду отсутствия биологического родства между ребенком и предполагаемыми родителями, кратковременности их отношений с ребенком и неопределенности существующих между ними связей с юридической точки зрения, но защищал частную жизнь предполагаемых родителей ^{[24, § 157, 165]}, хотя такие позиции поддерживались не всеми судьями ЕСПЧ, исходя из тех общих принципов разграничения частной и семейной жизни, которые обычно применяются Судом ^{[26, p. 1–5]}.

В любом случае независимо от наличия биологической связи между родителями и детьми, рожденными с применением вспомогательных репродуктивных технологий, признания наличия семейной жизни в отношении родителей, ЕСПЧ признает необходимость защиты личной жизни детей ^[27].

При рассмотрении дел, связанных с нарушениями статьи 8 ЕКПЧ в контексте вопросов биоэтики и биомедицины, важное место отводится определению надлежащих субъектов таких жалоб, в частности, анализу возможности признания супругов и родственников лиц, умерших до подачи жалобы, жертвами нарушения Конвенции. В подобных ситуациях ЕСПЧ указывает на признание такого статуса только в отношении самих супругов или родственников, но не умерших лиц, признавая права, гарантированные ст. 8 ЕКПЧ, неотчуждаемыми ^{[28, § 79; 29, § 56; 30, § 63–66]}. В случаях, касающихся вопросов трансплантации и эвтаназии, в качестве критериев оценки того, вправе ли родственник заявлять при этом о нарушении своих собственных прав, ЕСПЧ названы следующие: наличие тесных семейных уз; наличие достаточной личной или законной заинтересованности заявителя в результате процесса; ранее проявленная заинтересованность заявителя в данном деле ^{[28, § 44]}.

При этом в случае с намерением воспользоваться вспомогательными репродуктивными технологиями для того, чтобы стать бабушкой, ЕСПЧ отказал в признании потенциальной бабушки надлежащим субъектом жалобы, четко указав, что ЕКПЧ не гарантирует право стать бабушкой или дедушкой ^{[31, p. 20]}.

Далее, в отношении дел, связанных с вопросами биоэтики и биомедицины, как и в иных случаях, допускается вмешательство государства в реализацию права на уважение частной и семейной жизни при наличии условий, предусмотренных ч. 2 ст. 8 ЕКПЧ (вмешательство должно быть предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц) ^[13]. При оценке допустимости такого вмешательства ЕСПЧ может учитывать те аспекты, которые важны именно в отношении соответствующей категории дел ввиду сложных этических вопросов, которые в них ставятся.

Так, в делах, посвященных вопросам трансплантации, применительно к соблюдению условия законности, ЕСПЧ особое внимание обратил на необходимость наличия механизма, с помощью которого можно было реализовать предусмотренное законом право дать согласие или отказаться от донорства в отношении умерших родственников, соблюдение процедуры выражения согласия на донорство ^{[29, § 90–98; 30, § 96]}.

Второй критерий допустимости вмешательства – наличие правомерной цели вмешательства – был сочтен соблюденным, к примеру, в случаях с запретами для работников здравоохранения оказывать родовспоможение на дому под угрозой дисциплинарного и уголовного наказания (направленность на защиту здоровья и безопасности матери и ребенка после родов, законные цели защиты здоровья и прав других лиц) ^[32], жертвовать свои эмбрионы для научных исследований после смерти партнера ^{[33, § 167]} и получить доступ к эмбриональному скринингу ^[34] (цель защиты нравственности и прав и свобод других лиц), использовать определенные вспомогательные репродуктивные технологии (цели предотвращения беспорядков и защиты прав и свобод других лиц) ^{[24, § 167]}.

Применительно к соблюдению третьего критерия допустимости вмешательства в право на уважение частной и семейной жизни в делах, затрагивающих вопросы биоэтики и биомедицины, особую роль приобретает определение тех пределов свободы усмотрения, которой пользуются государства, а также согласования интересов общества и конкретного лица, конвенционных прав различных лиц.

Ввиду того, что между государствами-членами Совета Европы отсутствует консенсус по поводу сравнительной важности интереса, о котором идет речь, или оптимальных средств его защиты, а сами дела поднимают неоднозначные моральные или этические вопросы, свобода усмотрения государства становится шире ^{[24, § 184; 28, § 70; 35, § 77]}. Но государства все равно подвергаются контролю со стороны ЕСПЧ, задача которого «заключается в том, чтобы тщательно изучить доводы, с учетом которых было принято спорное решение, и определить, было ли соблюдено справедливое равновесие между интересами государства и противоречащими им интересами лиц, непосредственно затронутых этим решением» ^{[24, § 195]}.

Наконец, степень пределов усмотрения государства может меняться в соответствии с обстоятельствами рассматриваемого дела и контекста ^{[36, § 43]}.

Так, в отношении защиты права на уважение частной жизни ребенка, родившегося за границей в рамках соглашения о суррогатном материнстве, ЕСПЧ исходит из требования наилучших интересов ребенка, указывая на необходимость не ограничиваться рамками предмета, касающегося личности детей, родившихся от суррогатной матери, но и учитывать другие важные аспекты личной жизни детей, когда речь идет об окружающей среде, в которой они живут и развиваются, ответственности за удовлетворение их потребностей и обеспечение их благосостояния ^{[36, § 42]}. В этой связи ЕСПЧ констатирует сужение пределов усмотрения по смыслу ст. 8 Конвенции, высказывая мнение о том, что национальное право должно предусматривать возможность признания законных отношений ребенка с предполагаемой матерью, обозначенной в свидетельстве о рождении, легально установленной за рубежом в качестве «законной матери» ^{[36, § 44–46]}.

При определении наличия баланса интересов различных лиц важное место может отводиться наличию четко сформулированных и доведенных до сведения заинтересованных лиц законодательных норм. Именно это обстоятельство было учтено в числе прочих в деле «Эванс против Соединенного Королевства», в котором рассматривалась невозможность проведения процедуры ЭКО заявительнице в связи с отзывом согласия ее бывшего партнера Дж. на введение совместно созданных эмбрионов в соответствии с действующим законодательством ^{[35, § 92]}. Как отметил ЕСПЧ, в рассматриваемых обстоятельствах «нельзя считать, что право на уважение решения стать генетическим родителем имеет большее значение, нежели право Дж. не становиться таковым совместно с заявителем» ^{[35, § 90]}.

Таким образом, вопросы биоэтики и биомедицины находят достаточно широкое отражение в практике Европейского суда по правам человека в контексте применения статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на уважение частной и семейной жизни. Соответствующие правовые позиции подлежат применению в российской юридической практике в рамках обязательств Российской Федерации по Конвенции о защите прав человека и основных свобод, могут быть использованы в определении направлений ее совершенствования в соответствии с международными стандартами защиты прав человека.