Демографические потери калмыцкого народа в первые месяцы депортации на примере Омской области: причины и условия

Авлиев Вячеслав Николаевич кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России, документоведения и архивоведения, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования "Калмыцкий государственный университет имени Б.Б. Городовикова" 358009, Россия, республика Калмыкия, г. Элиста, Пушкина, 11, оф. 313 Avliev Vyacheslav Nikolaevich PhD in History Docent, the department of Russian History, Documentation Science and Archival Science, Kalmyk State University named after B. B. Gorodovikov 358009, Russia, respublika Kalmykiya, g. Elista, Pushkina, 11, of. 313 bartolomeod@yandex.ru Батыров Валерий Владимирович кандидат исторических наук доцент, кафедра всеобщей истории, ФГБОУ ВО "Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова" 358000, Россия, республика Калмыкия, г. Элиста, ул. Пушкина, 11, оф. 313 Batyrov Valery Vladimirovich PhD in History Docent, the department of Russian History, Documentation Science and Archival Science, Kalmyk State University named after B. B. Gorodovikov 358000, Russia, respublika Kalmykiya, g. Elista, ul. Pushkina, 11, of. 313 valerabatyrov@gmail.com Лиджеева Клара Федоровна доктор исторических наук профессор, кафедра истории России, документоведения, архивоведения, ФГБОУ ВО "Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова" 358000, Россия, республика Калмыкия, г. Элиста, ул. Пушкина, 11, оф. 313 Lidzheeva Klara Fedorovna Doctor of History Professor, the department of Russian History, Documentation Science and Archival Science, Kalmyk State University named after B. B. Gorodovikov 358000, Russia, respublika Kalmykiya, g. Elista, ul. Pushkina, 11, of. 313 lidzheeva_kv@mail.ru

Олчанова Цаган Валерьевна кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России, документоведения и архивоведения, ФГБОУ ВО "Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова" 358000, Россия, республика Калмыкия, г. Элиста, ул. Пушкина, 11, каб. 313 Olchanova Tsagan Valer'evna PhD in History Docent, the department of Russian History, Documentation Science and Archival Science, Kalmyk State University named after B. B. Gorodovikov 358000, Russia, respublika Kalmykiya, g. Elista, ul. Pushkina, 11, kab. 313 tsagana2@yandex.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке КалмГУ им. Б.Б. Городовикова в рамках научно-исследовательского внутривузовского гранта № 1107 «Трудовой вклад калмыков-спецпереселенцев в победу в Великой Отечественной войне»

27 декабря 1943 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР» ^{[8, с.39-40]}, а 28 декабря — постановление СНК о ликвидации Калмыцкой АССР и о выселении калмыков в Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирскую области ^{[20, с.64]}. В истории человечества было немало трагедий, в перечень которых вошла и тотальная депортация ряда малых народов бывшего Советского Союза ^{[1, с.4]}. Долгое время факт принудительного выселения калмыцкого народа в период Великой Отечественной войны скрывался от общества. Причины этих политических репрессий по отношению к целому народу до сих неясны и обосновываются по-разному.

Наиболее дискуссионной темой исследований по истории депортации калмыков является вопрос о высокой смертности народа в период насильственного выселения. Целью исследования является рассмотрение причин и условий демографических потерь калмыцкого народа в первые месяцы депортации на примере Омской области.

Травматический опыт, порожденный демографическими потерями во время депортации калмыцкого народа до сих пор исключительным образом воздействует на жизнь современного калмыцкого общества, формирует его идентичность и преобразует структуру памяти о прошлом. Депортацией также были затронуты все стороны жизни: политическая, общественная и хозяйственная деятельность, сфера образования и родного языка, вопросы религии, семейно-брачные отношения. В значительной, если не сказать в решающей, степени именно депортация предопределила весь дальнейший ход развития калмыцкого этноса и его численности. Отдаленные психологические последствия демографических потерь депортации и сегодня проявляются на разных уровнях – на уровне этнической общности, семьи и отдельной личности.

Тема депортаций народов СССР приобрела общественно-политическую значимость в конце 80-х гг. XX в. Одним из первых, кто обратил внимание на эту тему был Н. Ф. Бугай, который начиная с 1989 г., в своих публикациях рассмотрел различные аспекты насильственного переселения народов ^[4]. С тех пор во многих публикациях других авторов были последовательно раскрыты причины и механизм депортаций, жизнь и быт в местах поселения, трудовой вклад депортированных народов в экономическое развитие Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока ^[20],[3].

После распада СССР данную проблему выселения калмыцкого народа в годы Великой Отечественной войны, исследовали как калмыцкие исследователи, так и представители других регионов нашей страны. Среди калмыцких авторов следует отметить, прежде всего, профессора В. Б. Убушаева в работах которого рассматривались вопросы демографии калмыцкого населения находящегося на спецпоселении ^{[18],[19],[20]}. Также необходимо отметить работы К.Н. Максимова ^[12],[13], в которых он рассматривал ход операции «Улусы» (кодовое название мероприятия по принудительной депортации калмыков), а также ввел в научный оборот огромное число архивных документов раскрывающих причины и ход выселения калмыцкого народа, а также общих демографических потерь за все время депортации. Из историков других регионов, прежде всего, отметим работы сургутского историка Александра Сергеевича Иванова ^[10],[11]. Благодаря его работам открываются многие страницы истории повседневности калмыков – спецпереселенцев, проживавших в западносибирских регионах СССР, в которых косвенно затронуты вопросы демографии калмыков.

Несмотря на успехи в изучении депортации калмыцкого народа по многим аспектам их повседневной жизни, смертность калмыков именно в первые месяцы депортации является малоизученной темой. Надо отметить, что основным источником по вышеназванной проблеме являются воспоминания самих вынужденных переселенцев.

В качестве источников, помимо историографических работ, послужили архивные материалы, хранящиеся в Историческом архиве Омской области. В целом, мы использовали в работе материалы фонда П-17 «Омского областного комитета КПСС (ВКП (б))», хронологически относящиеся к первым годам депортации. Именно в данной описи одного из партийных фондов сохранено ряд дел, в которой показан процесс численности, расселения, обустройства калмыков-спецпереселенцев на новых местах проживания, а также их текущее материально-бытовое положение. Стоит сразу отметить, что архивные материалы, использованные нами в работе приведены с сохранением орфографии и пунктуации первоисточника.

Новизна исследования заключается в исследовании причин и условий высокой смертности калмыков в первые месяцы депортации в Омской области.

Нами представляется весьма целесообразным использовать ретроспективный и герменевтические методы исследования в рамках как истории в целом, так и демографической истории в частности.

В качестве примера демографических потерь калмыков в первые месяцы депортации нами была выбрана Омская область и это неслучайно. Дело в том, что в процессе самой депортации, а конкретнее перевозки огромного числа людей в товарных вагонах именно Омская область была первым пунктом или первым регионом, в котором стали размещать калмыков на спецпоселении.

Омская область в годы Великой Отечественной войны, благодаря эвакуированным гражданам СССР, а также депортированным народам превратилась в крупный промышленный и культурный центр Западной Сибири. В самом Омске было размещено большое количество эвакуированных на восток и вновь выстроенных заводов, фабрик, трестов и учреждений союзного и республиканского значения, работающих непосредственно на нужды фронта. Секретарь Омского обкома ВКП (б) С. Румянцев с гордостью отмечал, что население города Омска на 1 января 1944 года, включая военные училища и воинские части, достигло 560 тыс. человек, вместо 300 тыс. человек довоенного периода» ^{[6, л.60–61]}. В целом по Омской области к 1944 г. проживало более одного миллиона человек (к примеру, по Всесоюзной переписи населения 1959 г. в Омской области проживало порядка 1,6 млн. чел. ^[15]).

Отсюда напрашивается вполне резонный вопрос о численности калмыков, подвергшихся депортации. В работе К. Н. Максимова, который обращался к данным отдела спецпоселений ГУЛАГа НКВД СССР сообщается: «по состоянию на 5 сентября 1944 г. <…> были выселены в восточные районы страны 1 514 тыс. человек, в том числе 102 355 калмыков» ^{[12, с.67]}.

Численность депортированных калмыков прибывших в Омскую область разнится в различных источниках. Так, в монографической работе В. Б. Убушаева сообщается о 25000 калмыках, прибывших в Омскую область ^{[18, с.497]}. Однако, далее он уточняет, что «через некоторое время НКВД СССР была определена другая цифра размещения калмыков, она была снижена до 22 тысяч человек вместо запланированных 25 тысяч» ^{[18, с.497]}. К сожалению, в работе профессора В. Б. Убушаева не указан конкретный источник по численности депортированных калмыков, так названа лишь телеграмма от 31 декабря 1943 г., но непонятна кому она была направлена и от кого.

В работе А. С. Иванова по теме депортации можно прочитать следующее: «в опубликованной Л. В. Шевелевой в 1995 г. ^[21] статье утверждается, что на территорию Омской области было выселено 35 000 калмыков, эта же цифра была повторена в монографии В.М. Самосудова (1998 г.) ^[17], статье Г. Г. Реммель (2000 г.) ^[16] и диссертации Л. Ф. Гизатуллиной в 2005 г. ^[5]. Эти данные приводилась в «Плане расселения спецпереселенцев по Красноярскому, Алтайскому краям, Омской и Новосибирской области» ^[11] и, по всей видимости, некритически были воспроизведены исследователями» ^{[11, с.52]}. Далее автор (А. С. Иванов) ссылаясь на источники ^{[9, с.138],[3, с.75]}, приходит к выводу, что по их подсчетам, на территорию Омской области в январе – марте 1944 г. в организованном порядке прибыло 27 247 чел. ^{[11, с.52]}.

Следует отметить, что в одном из документов партийного фонда Государственного исторического архива Омской области указывается цифра 17169 чел. ^{[6, л.68 – 69]} Это данные так называемого «Графика сбора на приемные пункты, отправки с пунктов сбора и доставки к местам назначения переселенцев – калмыков» (приложение 5) датируемое 30 апрелем 1944 г. [26 л.68 – 69]. Вполне вероятно, что это не полные цифры всех калмыков, прибывших в Омскую область. Однако, они могут быть минимумом того количества людей калмыцкой национальности, которые прибыли в Омскую область.

Эту мысль подтверждает одно из решений (а именно №12 «О переселении спецпереселенцев калмыков в рыбопромышленные районы области») заседания бюро Омского ОК ВКП (б) от 18 мая 1944 года. Согласно ему: «В соответствии с постановлением Государственного комитета Обороны от 18 января 1944 года “О подготовке к весенней путине и увеличении добычи соли рыбы в 1944 году по Наркомрыбпрому СССР” и во изменение решения бюро обкома ВКП (б) и исполкома областного Совета депутатов трудящихся от 2 марта с.г., бюро обкома ВКП (б) и исполком областного Совета депутатов трудящихся

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Утвердить План завоза спецпереселенцев-калмыков в рыбопромышленные районы области для работы на предприятиях рыбной промышленности и в рыболовецких хозяйствах в количестве 18.718 человек, из них трудоспособных 8960 человек (согласно приложениям №№1 – 7)» ^{[6, л.17]}.

Иначе говоря, только в рыбопромышленные (то есть северные) районы области было отправлено почти 19 тыс. чел. Значит, логично можно предположить, что еще часть калмыков осталась в непромысловых районах области.

Следовательно, можно согласиться с подсчетами А. С. Иванова.

Итак, можно сказать в Омскую область прибыло не менее четверти всех выселенных калмыков. А из общей численности населения Омской области калмыки составляли около 2 % населения.

Стоит отметить, что вполне возможно полные списки депортированных в Омскую область не составлялись. Составлялись списки райисполкомами на прибывающих в районы, сельсоветами, куда направлялись депортированные, на тех, кому оказана материальная помощь, выдана корова, отпущен лес на ремонт дома, списки умерших. Высланные в Сибирь зачастую плохо говорили по-русски, а то и вовсе не знали другого языка, кроме родного. Те, кто составляли списки, элементарно не понимали приезжих, записывали, как слышали. Отсюда путаница в фамилиях, именах, отчествах. Не редкость, когда в семье у троих детей одного отца отчество было записано по-разному ^{[14, с.3 – 4]}.

Нельзя не согласиться со словами В. Б. Убушаева о том, что «воспоминания бывших спецпереселенцев–калмыков, испытавших на себе тяготы, дополняют докладные оперуполномоченных НКВД, и в результате создается объективное отображение истории начального периода жизни калмыков в Сибири» ^{[18, с.501],[19, с.375]}.

Следует отметить, что ценным источником по демографическим потерям калмыцкого народа является докладные партийных работников Омской области. Отдельно надо упомянуть докладную секретаря Называевского РК ВКП(б) товарища Гриценко «По вопросу выполнения решения бюро Омского Обкома ВКП (б) о материально-бытовом устройстве спецпереселенцев–калмыков» на имя заведующего совхозным отделом обкома ВКП (б) товарища Кузнецова, выявленную в Государственном историческом архиве Омской области (ГИАОО). Данная докладная представляет большой интерес в плане изучения смертности выселенных калмыков в первый год депортации.

В годы войны Называевский район принял и приютил многие сотни эвакуированных из западных областей СССР, прежде всего из блокадного Ленинграда. Зимой 1944 г. на спецпоселение в Называевский район также поступили и калмыки. В докладной Гриценко констатировалось следующее положение калмыков: «Райкомом ВКП (б) проведена проверка устройства и обеспечения спец-переселенцев калмыков в результате проверки установлено, что спец-переселенцы колмыки особенно в совхозах и подсобном хозяйстве 174 завода находятся в крайне тяжелом состоянии» ^{[7, л.36–37]}.

Поселение на новом месте было началом нового этапа в жизни спецпереселенцев, которая ознаменовала собой адаптацию к новым условиям, с чуждой калмыкам культурой, с непривычными природными условиями. Более того, местному населению заблаговременно сообщили, что везут «предателей Родины» и «людоедов», что сразу сужало границы общения с местным населением, особенно на первых порах ^{[2, с.113]}. Это стало причиной того, что калмыков настороженно встретили не только простые жители, но и члены партийной организации и представители местных органов власти.

Одним из условий высокой смертности калмыков было то, что по постановлению Совета Народных Комиссаров Союза ССР задача по выселению калмыков была возложена на НКВД СССР ^{[14, с.233]}. Рано утром во все калмыцкие семьи явились сотрудники НКВД и объявили о депортации дав на сборы всего пару часов (в отдельных случаях сотрудники НКВД давали на сборы в дорогу Сибирь всего 20 мин.!), в результате люди физически не могли успеть собрать ценные вещи, теплую одежду и запас продуктов на длительную дорогу до Омской области. Как правило, подготовка к выселению усугублялась фактами мародерства и злоупотреблений со стороны сотрудников НКВД по отношению к «врагам народа». Ко всему прочему не все калмыки в совершенстве знали русский язык, чтобы понять масштаб и длительность предстоящего им пути. Большую часть имущества они просто оставляли в надежде на скорое возвращение. Ко всему прочему, из-за секретности и спешной подготовки к депортации калмыцкого народа со стороны органов НКВД питание и медицинское обслуживание для спецпереселенцев в дороге не было налажено в полном объеме, часто отдельные группы калмыков находились в пути без питания, обходясь своими продуктами ^{[2, с.114]}. Скученность в неприспособленных для перевозки людей вагонах, совместное размещение мужчин и женщин, детей и взрослых, больных и здоровых, нехватка воды и пищи приводили к тому, что в Называевский район калмыки прибывали, находясь на грани голодной смерти.

Итогом этого преступного мероприятия по депортации калмыков стала массовая гибель спецпереселенцев в пути и на местах прибытия. Так, по свидетельству Гриценко в совхозах «Стрункенском» и «Искра» в феврале и марте 1944 г. большое количество из спецпереселенцев были в истощенном состоянии. В результате на почве недоедания и от болезней в совхозе «Искра» умерло 21 человек и «Стрункенском» умерло 14 человек ^{[7, л.36]}. Плохое снабжение продуктами питания со слов Гриценко объяснялось тем, что в январе и феврале на спецпереселенцев не получали фонды зерна, к тому же совхозы не дополучили большое количество продовольственного хлеба даже для своих рабочих совхоза ^{[7, л.36]}.

Между тем, по тому же постановлению Совета Народных Комиссаров Союза ССР для обеспечения питанием прибывающих спецпереселенцев в первые дни их устройства и освоения Наркомзагу СССР и Наркоммясомолпрому СССР предписывалось выделить Омской области продовольственные фонды по расчету, в счет оставленного спецпереселенцами на месте скота и зерна ^{[14, с.233]}.

Однако, докладная Гриценко прямо указывает на тот факт, что оба ответственных наркомата проигнорировали или слишком поздно начали реагировать на факт депортации калмыков.

Так, совхоз Стрункенский должен был получить «в феврале 43 цент., а получил 20 центнеров совхоз «Искра» должен был получить 113 цен., а получил 64 цент.» ^{[7, л.36]}, что сразу создало крайне тяжелое материально-бытовое положение в совхозах.

Сам Гриценко основной причиной массовой гибели спецпереселенцев считал халатность и злоупотребления со стороны руководства указанных совхозов: «я должен сказать, что если-бы со стороны руководства совхоза были приняты надлежащие меры по эканомному и правельному использованию отпускаемых фондов можно было предотвратить такое состояние» ^{[7, л.36]}. По мнению Гриценко, руководители совхозов Постников и Пичугин вместо принятия мер по обеспечению рабочих совхозов хлебом встали на путь разбазаривания продфондов. Так, в совхозе «Искра» 96 кг. муки было продано за тулупы, а 4 центнера зерна были выданы руководящему составу совхоза. 20 центнеров овса было скормлено лошадям, также хлеб расходовался и на другие не самые важные нужды. Руководитель «Стрункенского» совхоза Постников 60 кг. крупы предназначенной для спецпереселенцев выдал руководящему составу совхоза, в том числе себе 9 кг. ^{[7, л.36]}

Помимо недостаточного обеспечения питанием спецпереселенцев не были созданы и элементарные бытовые условия. Так, «квартиры не обарудиваны, бани не работали, все это в месте взятое создано просто нетерпимую обстановку». По результатам проверки «Стрункенского» совхоза бюро ВКП (б) было вынуждено принять решение о привлечении виновных к судебной ответственности, и принятии мер по наведению порядка и созданию нормальных условий спецпереселенцам. Только после второй проверкой было установлено, что «т. Постников исправил допущенные им ошибки и принял меры по созданию условий, как спец-переселенцам так и рабочим совхоза» ^{[7, л.36]}. Сам Гриценко посчитал, что этого вполне достаточно для прощения его ошибок, а потому нет надобности его привлекать к ответственности с учетом того, что это его первый опыт нахождения на руководящей должности. По совхозу «Искра» решением бюро секретарь п/орг тов. Борщевский был снят с работы и исключен из партии, а директор совхоза тов. Пичугин выведен из членов РК ВКП(б) и предупрежден. Только после этого спецпереселенцы стали обеспечиваться продуктами, а также стали приниматься меры по улучшению снабжения детских учреждений ^{[7, л.36]}.

Также Гриценко отмечал, что нельзя обойти молчанием и роль руководства Ишимского треста, когда «тов. Зяблов зная о таком крайне тяжелом состоянии дел в совхозах не принял ни каких мер оказанию помощи и хуже того будучи в совхозе «Искра» в течении 3-х дней с 25/III по 28/III он прошол мимо преступных фактов которые творились в совхозе «Искра» разбазаривая хлеба, продажа сена, уход 60 человек рабочих и другие – в место того, чтобы предупредить руководство совхоза он восхвален и премирован» ^{[7, л.37]}. Особенное негодование Гриценко вызывал тот факт, что сам Зяблов был в курсе крайне тяжелого демографического положения в «Стрункенском» совхозе, однако проезжая из совхоза Искра мимо «Стрункенского» совхоза он не удосужился туда заехать. Более того, с РК ВКП(б) он никакой связи не поддерживал. Лишь к весне 1944 г. благодаря бюро Обкома, в совхозах были предприняты все меры по исправлению материально-бытового положения и решения вопросов высокой смертности калмыков ^{[7, л.36 – 37]}.

Таким образом, докладная Гриценко является ценным источником по материально-бытовому положению и демографическим потерям калмыцкого народа в начале 1944 г. Бедственное и трагичное положение калмыков-спецпереселенцев в Называевском районе Омской области стало ярким примером того, как Омский облисполком и несколько наркоматов СССР (НКВД, Наркомзаг и Наркоммясомолпром) не смогли обеспечить переселение калмыцкого народа. Будущее калмыков оказалось заложником отношения к ним сотрудников указанных наркоматов, которые исходя лишь из собственных предпочтений, могли давать или не давать калмыкам возможность полноценно собраться для выселения, тем самым прямо влияя на их дальнейшее существование, а также могли охотно запугивать местное население Омской области слухами о прибытии «людоедов». Это стало причиной халатного и равнодушного отношения и на местах со стороны партийных и местных органов власти к калмыкам–спецпереселенцам, в том числе в вопросах снабжения продуктами, что привело к многочисленным случаям голодной гибели калмыцкого населения в первые месяцы после депортации.

В целом, анализируя архивные документы по демографическим потерям калмыков-спецпереселенцев можно сделать следующие выводы.

Об общей численности погибших калмыков по Омской области смертности можно только предполагать ввиду отсутствия достоверной статистики, но из документов становится ясно, что смертность среди калмыков–спецпереселенцев была достаточно высокой. Так, в первые месяцы пребывания на месте назначения только в двух совхозах Называевского района Омской области умерло от голода 35 человек. Причинами данного положение была преступная халатность и злоупотребления со стороны партийных и местных органов власти Омской области, что приводило к фактам нецелевого расходование крупы, муки и других продуктов со стороны членов руководства совхозов Омской области (товарищи Постников и Пичугин), а также не были подготовлены квартиры и бани для калмыков–спецпереселенцев в совхозах. Во многом, высокие демографические потери среди калмыков были связаны, с настороженным отношением к спецпереселенцам со стороны местного населения, которое запуганное слухами о «предателях Родины» и «людоедах» не желало помогать калмыкам и при попустительстве властей спокойно наблюдало за их голодной гибелью.