Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Litera
Правильная ссылка на статью:

Способы реализации языковой игры в паремиях языка суахили

Шатохина Виктория Сергеевна

аспирант, кафедра африканистики, Институт стран Азии и Африки Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова

125009, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Моховая, 11, стр.1

Shatokhina Viсtoriya Sergeevna

Postgraduate student, the department of African Studies, Institute of Asian and African Countries at Lomonosov Moscow State University

125009, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Mokhovaya, 11, str.1

viktoria_mamaafrika@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2020.10.31319

Дата направления статьи в редакцию:

10-11-2019


Дата публикации:

21-10-2020


Аннотация: Объектом исследования данной статьи является языковая игра в различных формах ее проявления. Предметом исследования стали пословицы и поговорки языка суахили, в которых можно проследить данное языковое явление. Особое внимение уделяется разнообразным способам языковой игры на различных уровнях языка. Цель исследования - установить, возможно ли трактовать термин "языковая игра" в широком его пониманиии, и выяснить, насколько активно применяется данный языковой инструмент в пословицах и поговорках языка суахили. В статье рассмотрены различные точки зрения на понятие языковой игры. Проанализированы суахилийские паремии, демонстрирующие различные способы языковой игры, приведены и проанализированы результаты опроса информантов (носителей языка суахили). Представлены доказательства в пользу широкого понимания термина "языковая игра". В статье впервые рассматриваются способы реализации языковой игры в пословицах и поговорках языка суахили на различных лингвистических уровнях. Представлены и проанализированы уникальные результаты опроса суахили-говорящих информантов. В ходе статьи приведены примеры из корпуса суахилийских паремий, перевод которых на русский язык также был осуществлен автором впервые. В результате анализа суахилийских паремий сделан вывод о том, что языковая игра имеет место не только в письменных текстах, но и в фольклоре, а значит автором языковой игры может являться не только писатель или лингвист, но и любой носитель языка. Сделан вывод о том, что вариативность также свойственна паремиям языка суахили.


Ключевые слова:

языковая игра, пословица, паремия, язык суахили, лингвистический прием, морфологический уровень языка, фонетический уровень языка, анаграмма и параномазия, вариативность, поговорка

Abstract: The object of this article is the language game in its various manifestations. The subject of this research is the proverbs and sayings of the Swahili language, in which the author attempts to trace the linguistic phenomenon. Special attention is given to various means of language game at different language levels. The goal is to determine whether it is possible to interpret the term “language game” in a broad sense, as well as the extent of application of such linguistic tool in proverbs and sayings of the Swahili language. The article explores different perspectives upon the concept of language game. Analysis is conducted on the Swahili paroemias that demonstrate different ways of language game. The survey results carried out among the native speakers of Swahili are presented. This article is the first to analyze the ways of realization of language game in proverbs and sayings of the Swahili language on the various linguistic levels. The author demonstrates the examples from the corpus of Swahili paroemias, which were translated into the Russian language for the first time. The conclusion is made that language game takes place not only in the written texts, but also in folklore, which indicates that alongside a writer or a linguist, the author of the language game can also be a native speaker. It is underlined hat versatility is also characteristic to the Swahili language paroemias.


Keywords:

language game, proverb, paremia, Swahili language, linguistic method, morphological language level, phonetic language level, anagram and annomination, variation, saying

Термин «языковая игра» (Sprachspiel) впервые был употреблен знаменитым философом Л. Витгенштейном в труде «Философские исследования» (1945). Согласно его концепции основой языка является речевая практика говорящих, их дискурсивные практики во множестве различных жизненных ситуаций. Любое слово, словосочетание, речевой оборот при каждом новом коммуникативном акте приобретает новый оттенок, трансформируется, подстраивается под новые семантические и лингвистические условия. Все это автор и назвал «языковой игрой» [1, 77 - 319].

Позднее данный термин преодолел границы философской науки и укоренился в лингвистике. В работе отечественных филологов Е.А. Земской, М.В. Китайгородской и Н.И Розановой «Языковая игра» он зазвучал по-новому. Авторы предложили обозначать данным термином те намеренные отклонения от языковых норм, «которые имеют место, когда говорящий «играет» с формой речи, когда свободное отношение к форме речи получает эстетическое задание, пусть даже самое скромное. Это может быть и незатейливая шутка, и более или менее удачная острота, и каламбур, и разные виды тропов (сравнения, метафоры, перифразы и т.д.)» [4, 175].

В.З. Санников довольно подробно описал цели и принципы языковой игры в своей работе "Русский язык в зеркале языковой игры" [11, 4]. В соответствии с концепцией, предложенной В.З. Санниковым, следует разграничивать ситуативные шутки или предметные, как их определяет автор (основанные на юмористическом обыгрывании жизненных ситуаций), от собственно языковых шуток (истинной языковой игры, подразумевающей намеренное использование тропеических и фигуральных возможностей языка) [11, 108 - 114], то есть автор сужает границы применения языковой игры.

Автор одной из последних работ на тему языковой игры И.В. Цикушева продолжает сужать пространство применения данного языкового явления [13, 3]. Делая вывод о том, что понятие языковой игры следует рассматривать как спецефический механизм индивидуального авторского стиля, как один из жанровых признаков, И.В. Цикушева отождествляет языковую игру с определенными жанрами письменных текстов [13, 3].

Со времен Л. Витгенштейна понятие языковой игры было заметно кокретизировано, был обозначен перечень применяемых лингвистических приемов, который современные ученые продолжают дорабатывать: способы репрезентации языковой игры охватывают все уровни языка от фонетического до синтаксического. Тем не менее четкого определения термин так и не получил, а границы применения данного языкового приема остаются размытыми. При этом в соответствии с уже укоренившейся традицией, материалом для исследования языковой игры в основном становятся письменные тексты: публицистика, рекламные тексты, художественная проза. Однако как справедливо замечает знаменитый британский лингвист Д. Крисл в своей фундаментальной работе "The Cambridge Encyclopedia of Language", пространство языковой игры и формы ее репрезентации в языке практически столь же безграничны, как и все пространство, занимаемое языком как средством общения. Вот как он характеризует языковую игру (verbal game): "Playing with words is a universal human activity..."[7, 54]. Автор определяет ее как "intonational, rythmic, phonetic, lexical, morphological et. al. modefications of language norms which use the same principle of deviating from language norms" [7, 54]. В своей энциклопедии Д. Крисл привел оригинальный иллюстративный материал языковой игры в разных языках и в самых разнообразных сферах функционирования языков.Многочисленные примеры языковой игры в пословицах суахили служат подтверждением того, что языковая игра практически не имеет границ как посвоему инструментарию, так и по сфере действия.

Насколько нам известно, специальных исследований, посвященных способам реализации языковой игры в языке суахили и пословицах в частности, не проводилось. Попробуем проследить как реализуются инструменты языковой игры в суахилийских паремиях, используя опыт отечественных лингвистов, поскольку тема русскоязычной языковой игры исследуется довольно давно. Так, например, Санников В.З. довольно подробно описал цели и принципы языковой игры в русистике в своей работе «Русский язык в зеркале языковой игры» [9, 4]. Его работа знаменательна еще и тем, что он конкретизировал понятие языковой игры до «языковой шутки», выдвинув на передний план не художественно – экспрессивную задачу, а целевую установку на создание комического эффекта данного языкового приема. Однако многие лингвисты трактуют термин «языковая игра» гораздо более широко. Настолько широко, что разграничить понятия поэтической (эстетической) функции языка, и собственно языковую игру практически невозможно [7]. И тем не менее, также как и многие авторы [6, 7, 9], мы склоняемся к широкому пониманию данного термина. Языковая игра – это всегда нарочитое неканоническое использование тех или иных инструментов языка (в том числе и поэтической его функции) с целью создания эстетического, художественного и часто комического эффекта.

Наиболее очевидным примером языковой игры в пословицах суахили является перестановка слов в рамках одной и той же фразы, например

Mbwa

wa

mfalme

ni

mfalme

wa

mbwa

1CL собака

POS.1CL

1CL правитель

COP

1CL правитель

POS.1CL

1CL собака

Собака правителя – это правитель собаки.

Смысл данной пословицы заключается в том, что приближенные люди царя знают о нем столько всего, что становятся едва ли не важнее его самого. Простая игра слов помогает паремии незатейливо, но очень ярко выразить идею.

Одним из наиболее необычных, на наш взгляд, инструментов языковой игры является нарочитое употребление некоторых грамматических конструкций в суахилийских паремиях.

Mtoto

1CL ребенок

u-m-lea-vyo

2SG>3SG-воспитывать-REL.8CL

ndi-vyo

COP-REL.8CL

a-kua-vyo.

3SG-быть-REL.8CL

Как ребенка воспитаешь, таким он и вырастет = Что посеешь, то и пожнешь.

В данной пословице мы видим намеренное повторение грамматической конструкции, а именно, - употребление релятивного показателя, согласованного по 8 классу vyo, занимающего суффиксальную позицию в глаголе и обладающего на семантическом уровне значением образа действия. Употребление подобной грамматической конструкции сразу в трех лексемах из четырех не просто придает ей фонетической целостности, но и создает рифму.

Kimya

7CL тишина

ki-tangulia-po

7CL-предшествовать-REL.16CL

ndi-po

COP.16CL

pepo

12CL ветра

zi-kua-po.

12CL-быть-REL.16CL

Тишина предшествует ветрам.

В приведенном выше примере в нескольких лексемах присутствует релятивный показатель, согласованный по 16му локативному классу po-.

Возможно, когда мы говорим о языковой игре на морфологическом уровне, шуточный характер целевой установки «игры» не столь заметен, на передний план выходит поэтическая функция языка, выражаемая с помощью грамматических элементов. Тем не менее, на наш взгляд, нельзя не отнести вышеприведенные примеры именно к проявлениям одной из форм языковой игры, которую носители языка умело вплели в столь нуждающийся в ярком выражении фольклорный пласт. Именно нарочитое повторение грамматических структур в рамках одной пословицы наделяет ее еще большей стилистической целостностью, акцентирует логичность ее внутренней причинно – следственной структуры.

В пословицах и поговорках можно выделить два основных приема языковой игры на фонетическом уровне – параномазийный и анаграмматический принципы. Согласно существующему определению, анаграмма – это «повторение звуков заданного слова в другом или в других словах» [2, 22]. Она также определяется как лексема и/или лексоид, содержащий в своей звуковой форме оболочки нескольких других лексем и/или лексоидов [6, 72]. Если говорить о пословицах, анаграмматический принцип в них реализуется не осознанно и скорее представляет собой своеобразную когнитивную универсалию. Так, С. Ф. Гончаренко, отмечая связи анаграмм с бессознательным, пишет: «Скорее всего, языковая система действительно располагает не только лексико-семантическими полями, но и лексико-фонетическими группами, объединяющими слова на основе звуковой общности. <…> Существуя, по всей вероятности, как некая диффузная и открытая парадигма в сознании (или подсознании?) носителей языка, эти звукоассоциативные лексические поля обретают в сознании профессионального поэта более четкие контуры» [3, с. 86].

Обратимся к одному из наиболее экспрессивных, на наш взгляд, средств языковой игры, который со всей полнотой используется в паремиях суахили – фонетической «игре». По словам Ковалишина П.Ю., игровой принцип отчетливо реализуется на фонетическом уровне в пословицах на различных языках, позволяя приобрести им еще более яркую, выразительную форму и облегчить восприятие [6, 71]. Так, например, в пословице

Penye

uhondo

pa-na

uvundo

16CL имеющий

11CL пир

16CL-иметь

11CL вонь

Где есть пир, там есть и плохой запах

замена двух фонем в существительном uhondo«пир» придает ему кардинально другой смысл, превращая тем самым в uvundo «вонь». В данном случае мы видим не только реализацию «функции воздействия» языка, но и ярко выраженный комический эффект. Как уже было сказано, в анаграмме может быть задействована как одна фонема, так и несколько. В приведенном выше примере анаграмматический комплекс составляют фонемы undo.

В случаях с паремиями благодаря анаграмматическому принципу создается комический текст, в котором проявляются более тесные формальных и смысловых связи между словами с целью создания единого, целостного лексического и семантического пространства в рамках одной паремиологической единицы. Обратимся еще к одной паремии, реализующей языковую игру в форме анаграммы.

Penye

tamu

pa-na

sumu

16CL имеющий

сладкий

16CL-иметь

9CL яд

Где сладко, там и горько.

Благодаря замене двух начальных фонем слова tamu«сладкий» оно трансфомируется в sumu«яд». Антонимичная семантика употребленных слов делает языковую игру еще более яркой. В данном примере анаграмматический комплекс составляет финитный слог mu. При этом все согласные звуки, задействованные в паремии, также являются довольно близкими по своей природе: это глухие или сонорные согласные (“p”, “n”, “t”, “m”, “s”), за счет чего создается особое фонетическое пространство, придающее эмоциональную целостность данной пословице.

Приведем еще несколько примеров.

Penye

urembo

ndi-po

penye

ulimbo

16CL имеющий

11CL красота

там-16CL

16CL имеющий

11CL притягательность

Где красота, там и привлекательность.

Здесь анаграмматический комплекс составляют фонемы umbo.

Еще один яркий пример, в котором ощущается вся полнота поэтической функции языка на фонетическом уровне:

Pemba

peremba,

u-ki-ja

na

winda

u-ta-rudi

na

kilemba

Пемба

ехать~осторожно

2SG-COND-приезжать

с

9CL набедренная повязка

2SG-FUT-возвращаться

с

7CL тюрбан

Едь на Пембу осторожно, приедешь в набедренной повязке, а вернешься в тюрбане.

В анаграмматический рисунок здесь включена даже не пара слов, а три лексемы, анаграмму составляют фонемы emba. Дополняет экспрессивный эффект и аналогичное построение фразы с помощью предлогаna. Нельзя не обратить внимание и на комический эффект, который, однако, завуалирован от реципиента непосвященного. Принципиальное отличие острова Пемба заключается в доминировании мусульманской религии на его территории. Тем самым пословица предостерегает людей иной веры быть склоненными на сторону мусульманства.

Обратимся к другому способу воплощения языковой игры на фонетическом уровне – параномазии. Параномазия – это сти­ли­сти­че­ский при­ём, пред­по­ла­гаю­щий на­ро­чи­тое сбли­же­ние слов, в чём-ли­бо сход­ных в сво­ём зву­ко­вом со­ста­ве. Со­пос­тав­ля­ют­ся лю­бые сло­ва – род­ст­вен­ные, зву­ко­вое сход­ст­во ко­то­рых обу­слов­ле­но их сло­во­об­ра­зо­вательными свя­зя­ми, и не­род­ст­вен­ные, зву­ко­вое по­до­бие ко­то­рых случайно. Параномазия преследует те же задачи, что и языковая игра в целом – при­дать тек­сту или фра­зе до­пол­нительную вы­ра­зи­тель­ность, уси­лить эстетический эффект, под­чер­кнув иг­рой со­звуч­ных слов ту или иную мысль, об­раз­ность вы­ска­зы­ва­ния, ори­ги­наль­ность ху­дожественной фор­мы. При со­пос­тав­ле­нии слу­чай­но со­звуч­ных слов не­ред­ко, главным образом в по­эзии, фольк­ло­ре, про­сле­жи­ва­ет­ся тен­ден­ция ус­та­но­вить их смы­сло­вые или се­ман­тические ас­со­циа­ции [12].

Penye

nia

pana

njia

16CL имеющий

9CL цель

16CL иметь

9CL путь

Где цель, там и путь.

В приведенном примере два не родственных, но созвучных слова nia«цель» и njia «путь» нарочито соседствуют, придавая экспрессивность звучанию.

Daawa

si

dawa

9CL судебная тяжба

COP.NEG

9CL средство

Судебная тяжба не выход.

Две соседствующие лексемы отличаются друг от друга лишь одним звуком, при этом не являются родственными и абсолютно не схожи по значению, однако в рамках параномазийного принципа подобное соседство вполне обосновано и действенно: пословица легко запоминается и даже при своей незатейливой структуре приобретает экспрессивность.

Fedha

ni

fedheha

9CL деньги

COP

9CL позор

Деньги – это стыд (быть богатым стыдно).

В данном примере также ярко реализуется параномазийный принцип: два очень близких по фонетическому составу слова “fedha” (деньги) и “fedheha” (позор, стыд), не имеющие семантически ничего общего, при глубоком осмыслении пословицы даже заставляют нас задуматься, а действительно ли данные слова не являются родственными и их близость не случайна. Так языковой прием создает комический коммуникативный акт, отраженный в коллективном и индивидуальном знании.

Janja

hu-pata

janjaure

5CL хитрец

HAB-получать

5CL хитрец

На каждого хитреца найдется свой мудрец.

В этом примере мы видим два родственных, однокоренных слова “janja” и “janjaure”.

Данная пословица имеет и синонимичный вариант

Pwagu

hu-pata

pwaguzi

5CL жулик

HAB-получать

5CL ворюга

И на жулика найдется ворюга.

Здесь также присутствуют два однокоренных слова “pwaga” и “pwaguzi”, которые выстраивают образец языковой игры по параномазийному принципу.

Пристальное изучение приведенных примеров пословиц и поговорок, использующих параномазию, позволяет убедиться в том, как умело с помощью фонетических приемов языковой игры паремиологические единицы способны формировать и репрезентировать эмоциональную картину мира языковой личности.

В целом можно сказать, что исследуя паремии суахили, приемы анаграмматической и параномазийной игры разграничить довольно непросто. Однако все перечисленные примеры пословиц наглядно демонстрируют, насколько ярко поэтическая функция языка через инструменты языковой игры реализуется в фольклорном пласте.

Принимая позицию восприятия термина "языковая игра" в его широком понимании, нельзя не обратиться и к понятию вариативности в пословицах, ведь подчас именно стремление носителей языка "поиграть" с языком пословицы, слегка изменить привычную всем устоявшуюся в народе фразу и рождает новый ее вариант. Так, например, паремиалогическая единицы может иметь сразу несколько вариантов за счет игры с метафорческими образами, включенными в пословицу, или же счет замены любого менее значимого компонента. Мы исходим из предложенного Л.И. Селяниной понимания варианта: "Варианты пословиц - это лексико-грамматические разновидности пословиц, тождственные по их значению в целом, стилистическим и синтаксическим функциям и имеющие общий лексический инвариант при частично различном лексическом составе"[12]. Вариативность как один из приемов языковой игры демонстрирует довольно большое разнообразие форм. По словам Е.В. Саввиной, "для пословиц, пословичных выражений, афоризмов и т.п., как ни для каких других выражений языка характерна вариативность" [10, 202]. В этом контексте следут привести высказывание В.И. Карасика о том, что "язык как моделирующая система провоцирует его носителей на постоянные инновации, обусловленные как постоянно изменяющимся миром, так и креативным потенциалом самого языка" [5, 246]. Такие ограниченные в свободе дискурсивные единицы как пословицы не лишены тем не менее творческого потенциала, свойственного членам суахили-говорящего социума, которые реализуют этот потенциал в различных видах комического дискурса.

Опрос информантов, проведенный нами во время поездки в Танзанию в октябре 2018 года, показал, что одна и та же паремия может по-разному моделироваться индивидуумом в разных коммуникативных ситуациях. Так, например, одна из наиболее часто употребляемых суахилийских пословиц

Haraka haraka ha-i-na baraka
9CL спешка 9CL спешка NEG-9CL-иметь 9CL благословение

Поспешность не имеет благословения = Поспешишь, людей насмешишь

может звучать и как

Haraka haraka ha-i-na mbaraka
9CL спешка 9CL спешка NEG-9CL-иметь 1CL благословение

Поспешность не получает благословения от человека

При этом семантика самой паремии не изменилась, произошли лишь небольшие морфологические изменения:существительное 9-го класса baraka "благословение" приобрело префикс 1-го класса (одушевленных предметов) -m. Паремия в таком варианте встретилась нам у двух разных респондентов, хотя лексема mbaraka не завиксирована в словарях. Как заявил один из ведущих лингвистов Университета Дар-эс-Салаама, с которым нам удалось побеседовать, профессор А. Мутембеи, исходный вариант вышеприведенных пословиц звучал несколько иначе и был искажен в результате некоторых особенностей менталитета, свойственных носителям языка суахили, а именно, привычки все делать неспеша. По его мнению, первоначальный вариант этой полсовицы звучал так:

Haraka haraka i-na baraka
9CL поспешность 9CL поспешность 9CL-имеет 9CL благословение

Спешка имеет благословение

Особенностью паремиалогической системы языка суахили является наличие пословиц с антонимичной семантикой. Так, например:

Kauli (n-zuri) ni bora kuliko mali
9CL мнение 9CL-хороший COP лучше чем 9CL богатство

(Хорошее) мнение лучше богатства

а также антонимичный вариант данной паремии

Mali n-zuri ni bora kuliko kauli
9CL богатство 9CL-хороший COP лучше чем 9CL мнение

Хорошее богатство лучше, чем мнение.

Еще одна общеизвестная пословица:

Mpanda ngazi hu-shuka
1CL поднимающийся 9CL лестница HAB-спускаться

Тот, кто поднимается по лестнице, спускается вниз = Чем выше взбираешься, тем больнее падать

имеет и вариант с диаметрально противоположным значением:

Mpanda ngazi a-baki huko
1CL поднимающийся 9CL лестница 3SG-оставаться там

Тот, кто поднимается по лестнице, там и остается.

Столь значительное отличие вариантов от инвариантов обусловлено самой природой и целевой установкой пословиц. По словам Т.М. Николаевой, "пословицы характеризуют сиюминутную готовность быть применимыми ко множеству случаев; они дают возможность стирать индивидуальные черты событий, подгоняя его под длинный ряд аналогий. Задача пословицы не сообщить истину, а сообщить опыт масс. Поэтому возможны во всех языках пословицы прямо противоположного значения" [8, 312]. Тем самым мы сталкиваемся с конфронтацией: теоретически безоговорочная константность формы паремии и в то же время изменение ее семантики на противоположное, но при этом употребление тех же составляющих. Все это делает сам характер вариативности боолее острым: говорящий не просто демонстрирует свои знания древнего пласта фольклора, но и демонстрирует собственную компетенцию в реализации языковых возможностей, проявляет творческую индивидульность. Говорящий хорошо понимает, что подобное намеренное нарушение лингвистических канонов очевидно вызовет еще большее внимание реципиента.

Таким образом, понятие языковой игры (в широком смысле) присуще не только литературным и поэтическим текстам. Пословицы языка суахили демонстрируют неограниченные возможности языковой игры, реализуемые не только профессиональными литераторами, как полагают некоторые авторы [7, 53], но и рядовыми представителями лингвокультурного сообщества, использующими различные модели комического на многих уровнях языка.

Библиография
1. Витгенштейн Л. Философские исследования. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М., Прогресс, 1985. - Ч. 2. - С.77 – 319.
2. Гаспаров М. Л. Анаграмма // Литературный энциклопедический словарь. М., 1989. С. 22.
3. Гончаренко С. Ф. Символическая звукопись: квазиморфема как «внутреннее слово» в процессе поэтической коммуникации // Язык-способность: к 60-летию чл.-кор. РАН Ю. Н. Караулова. М., 1995. С. 82—88.
4. Земская Е.А., Китайгородская М.А., Розанова Н.Н. Языковая игра. Русская разговорная речь. М., Наука, 1983.-345 с.
5. Карасик В.И. Языковая матрица культуры. М., Гнозис, 2013. – 320 с.
6. Ковалишин П.Ю. Анаграмматическая игра в пословицах и поговорках: русско-английские параллели// Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: филология, педагогика, психология. Вып. 8., Калининград, 2011. С. 70 – 73.
7. Лебедева Е.Б. Уточнение понятия «языковая игра» в лингвистике// Язык и культура. Вып. 4. Томск, 2014. - С. 48 – 63.
8. Николаева Т.М. Обобщенное, конкретное и неопределенное в паремии // Малые формы фольклора. – М.: Издательская фирма «Восточная литература», 1995. - с. 311 – 324.
9. Ривлина А.А. Об основных приемах современной англо – русской языковой игры// Публикации ГУ ВШЭ. URL: https://publications.hse.ru/chapters/80291961
10. Саввина Е.Н. О трансформациях клишированных выражений в речи // Паремиалогические исследования. – М.: Главная редакция восточной литературы, 1984. – с. 202-222.
11. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 544 с.
12. Селянина Л.И. Русская пословица в паремиологическом пространстве: стабильность и вариативность (лингвистический аспект): автореф. дис. … доктора филолог. наук: 10.02.01 – Санкт-Петербург, 2010. – 52 с.
13. Цикушева И.В. Феномен языковой игры как объект лингвистического исследования// Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2009. №90. С 169-171.
14. Суахили-русский словарь. Под ред. Н.В. Громовой. М., Ключ-С, 2012. – 716 с.
15. Salla H.D. Methali za Kikwetu. Dar es Salaam, APE network, 2017. – 206 pp.
16. Большая российская энциклопедия. URL: https://bigenc.ru/linguistics/text/2321784
References
1. Vitgenshtein L. Filosofskie issledovaniya. // Novoe v zarubezhnoi lingvistike. Vyp. 16. M., Progress, 1985. - Ch. 2. - S.77 – 319.
2. Gasparov M. L. Anagramma // Literaturnyi entsiklopedicheskii slovar'. M., 1989. S. 22.
3. Goncharenko S. F. Simvolicheskaya zvukopis': kvazimorfema kak «vnutrennee slovo» v protsesse poeticheskoi kommunikatsii // Yazyk-sposobnost': k 60-letiyu chl.-kor. RAN Yu. N. Karaulova. M., 1995. S. 82—88.
4. Zemskaya E.A., Kitaigorodskaya M.A., Rozanova N.N. Yazykovaya igra. Russkaya razgovornaya rech'. M., Nauka, 1983.-345 s.
5. Karasik V.I. Yazykovaya matritsa kul'tury. M., Gnozis, 2013. – 320 s.
6. Kovalishin P.Yu. Anagrammaticheskaya igra v poslovitsakh i pogovorkakh: russko-angliiskie paralleli// Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta. Seriya: filologiya, pedagogika, psikhologiya. Vyp. 8., Kaliningrad, 2011. S. 70 – 73.
7. Lebedeva E.B. Utochnenie ponyatiya «yazykovaya igra» v lingvistike// Yazyk i kul'tura. Vyp. 4. Tomsk, 2014. - S. 48 – 63.
8. Nikolaeva T.M. Obobshchennoe, konkretnoe i neopredelennoe v paremii // Malye formy fol'klora. – M.: Izdatel'skaya firma «Vostochnaya literatura», 1995. - s. 311 – 324.
9. Rivlina A.A. Ob osnovnykh priemakh sovremennoi anglo – russkoi yazykovoi igry// Publikatsii GU VShE. URL: https://publications.hse.ru/chapters/80291961
10. Savvina E.N. O transformatsiyakh klishirovannykh vyrazhenii v rechi // Paremialogicheskie issledovaniya. – M.: Glavnaya redaktsiya vostochnoi literatury, 1984. – s. 202-222.
11. Sannikov V.Z. Russkii yazyk v zerkale yazykovoi igry. – M.: Yazyki russkoi kul'tury, 1999. – 544 s.
12. Selyanina L.I. Russkaya poslovitsa v paremiologicheskom prostranstve: stabil'nost' i variativnost' (lingvisticheskii aspekt): avtoref. dis. … doktora filolog. nauk: 10.02.01 – Sankt-Peterburg, 2010. – 52 s.
13. Tsikusheva I.V. Fenomen yazykovoi igry kak ob''ekt lingvisticheskogo issledovaniya// Izvestiya Rossiiskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A.I. Gertsena. 2009. №90. S 169-171.
14. Suakhili-russkii slovar'. Pod red. N.V. Gromovoi. M., Klyuch-S, 2012. – 716 s.
15. Salla H.D. Methali za Kikwetu. Dar es Salaam, APE network, 2017. – 206 pp.
16. Bol'shaya rossiiskaya entsiklopediya. URL: https://bigenc.ru/linguistics/text/2321784

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Замечания:
«Тем не менее четкого определения термин так и не получил: многие авторы необоснованно продолжают сужать пространство употребления языковой игры до письменных источников, одновременно с этим приписывая возможность ее реализации лишь узкому кругу людей (профессиональным писателям, журналистам, пиар– специалистам). Однако наши наблюдения показывают, что пословицы и поговорки языка суахили являются ярким доказательством обратного. В них активно присутствует инструмент языковой игры, причем также на многих уровнях языка. »
Ссылка на «многих авторов» в качестве обоснования (актуальности) темы выглядит достаточно бледно.
Далее автор приступает к аналитике материала.
Приводится первый пример.
Заключение: «При этом семантика самой паремии не изменилась, произошли лишь небольшие морфологические изменения: существительное baraka (благословение) приобрело суффикс 1-го класса (одушевленных предметов) m-. Данный пример скорее можно списать на неграмотность информанта, поскольку подобной лексемы в словаре не было найдено. »
Не слишком убеждает.
Но автор идет дальше. Приводится следующий пример (в развитие), и новое заключение: «Проверить истинность данного предположения нам не представляется возможным, но если допустить, что это действительно так, то нельзя назвать это никак иначе, как языковая игра. »
Весьма сомнительная цепь силлогизмов; сплошные допущения и натяжки.
«Очевидно, что в вышеперечисленных примерах мы встречаемся с ярким проявлением языковой игры. Мы сталкиваемся с конфронтацией: теоретически безоговорочная константность формы паремии и в то же время изменение ее семантики на противоположное, но при этом употребление тех же составляющих.  »
Игра предполагает субъекта-игры.
В данном случае речь, скорее, о наличии вариантов интерпретации и возможности выбора (не игрового позиционирования) той или иной.
Автор, очевидно, придерживается иной позиции:
«Все это делает сам характер языковой игры еще более острым: говорящий не просто демонстрирует свои знания древнего пласта фольклора, но и обнаруживает собственную компетенцию в реализации языковых возможностей, проявляет творческую индивидуальность. Говорящий хорошо понимает, что подобное намеренное нарушение лингвистических канонов очевидно вызовет еще большее внимание реципиента.  »
Однако языковые системы всегда включаю альтернативы паремий, из которых применяющий их делает выбор. Соответствует ли это статусу игры?
Во всяком случае, следует различить паремии идентичности и альтернативы (упорство и труд все перетрут/не в коня корм; никакой игры в данном случае не наблюдается).
«В случаях с паремиями благодаря анаграмматическому принципу осуществляется не шифровка тех или иных сакральных наименований, как это происходило первоначально в сакральных текстах, а установление более тесных формальных и смысловых связей между словами. Более того, в пословицах и поговорках анаграммы играют прямо противоположную роль по сравнению с древними сакральными текстами — обращают их содержание на глубинные уровни человеческой ментальности, особым образом активизируя мыслительную деятельность носителей языка. »
Достаточно самостоятельное извлечение, которое желательно раскрыть, приведя примеры.
Заключительная строки:
«Как справедливо отмечает знаменитый британский лингвист Д. Крисл в своей фундаментальной работе “The Cambridge Encyclopedia of Language”, пространство языковой игры и формы ее репрезентации в языке практически столь же безграничны, как и вообще все пространство, занимаемое языком как средством общения (заключение предельно расширительное, вплоть до полной утраты содержания). Вот как он характеризует языковую игру (verbal game): «Playing with words is a universal human activity…” [7, 54]. Автор определяет ее как «intonational, rhythmic, phonetic, lexical, morphological et. al. modifications of language norms which use the same principle, of deviating from language norms» [7, 54]. В своей энциклопедии Д. Крисл привел оригинальный иллюстративный материал языковой игры в разных языках и в самых разнообразных сферах функционирования языков. Многочисленные примеры языковой игры в пословицах суахили служат подтверждением того, что языковая игра практически не имеет границ как по своему инструментарию, так и по сфере действия. »
Возможно, автор перепутал вступление и заключение.
Данный фрагмент в большей степени удовлетворяет условиям первого.
Внезапно возникший в последних строках Крисл во всей его британской мудрости именно в этой позиции выглядит не слишком уместным.
Ну и, в конце концов, где выводы?

Оформление ссылок не соответствует требованиям издательства.

Заключение: работа отвечает требованиям, предъявляемым к научному изложению, как в стилистическом, так и в структурно-логическом отношении, и рекомендована к публикации с учетом замечаний.

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Ряд языковых процессов, таких как синонимия, омонимия, антонимия, а также паронимия представляют нетривиальный интерес, как у отечественны, так и зарубежных исследователей. Это касается в первую очередь, выявления объективных факторов продуцирования «языковой игры», которая позволяет сделать «речь» более многоликой, неповторимой, индивидуальной, отличной. Язык сам по себе есть универсалия, регулирующая и фиксирующая условность объективной действительности. В речевой же практике основные номинации языка – слова «оживают» до парадигм смысла. Идейная нагрузка речи расширяется за счет колебаний формальных границ, которые одновременно и сдерживают говорящего, и провоцируют на нарушение «табу». В рецензируемой работе обозначены и проанализированы способы реализации языковой игры на примере суахили. На мой взгляд, предметная область выбрана достаточно удачно, актуальность исследования и его научная новизны не вызывает сомнений. Достаточно подробно автор данной работы останавливается на теории «языковой игры» (Витгенштейн, Гаспаров, Земская, Карасик, Цикушева и другие), доступно комментирует имеющийся материал, качественно систематизирует источники, предметно касается сути вопроса. Таким образом, базовый спектр признаков научного стиля соблюдается, учитывается, реализуется. Методологических нарушений по ходу разверстки текста не выявлено, принципы сравнительно-сопоставительного типа доминируют, их можно считать актуальными и достаточно продуктивными. Номинация научной новизны как таковая не манифестирована автором, но она достаточно несложно определяется выбором как анализируемого языка, так и нетривиальности примеров/фраз на суахили. Работу отличается желание автора грани паремии опредметить фактурно и достаточно объективно. Большая часть примеров объясняется с высокой степенью самостоятельности. Суждения дополняются стилистическими «на наш взгляд», «мы видим», «в приведенном выше примере», «возможно», «тем не менее», «согласно существующему определению…», «если говорить», «обратимся к одному из…», «благодаря…», «приведем еще несколько примеров…», «пристальное изучение…» и т.д. При этом тезисы, высказанные по ходу текста, аргументированы ситуативно, верифицированы эмпирикой и экспериментом: «Пристальное изучение приведенных примеров пословиц и поговорок, использующих параномазию, позволяет убедиться в том, как умело с помощью фонетических приемов языковой игры паремиологические единицы способны формировать и репрезентировать эмоциональную картину мира языковой личности». Или «в целом можно сказать, что исследуя паремии суахили, приемы анаграмматической и параномазийной игры разграничить довольно непросто. Однако все перечисленные примеры пословиц наглядно демонстрируют, насколько ярко поэтическая функция языка через инструменты языковой игры реализуется в фольклорном пласте». Текстовый массив очень плотно сложен, формируемая мысль не голословна, но логически выведена. Исследование носит не только приметы систематизации «уже сказанного», но и самостоятельно сконфигурированные выводы/умозаключения. Как уже было отмечено, нарушений стилевой органики в рецензируемом тексте не выявлено, автор сохраняет необходимый баланс «допущений», «гипотетики» и собственно «аналитики». На мой взгляд, статью явно украсили бы пиктографические включения – схемы, таблицы, разрядка; данный вид маркировки есть цельность видения проблемы/вопроса, отчасти это довольно позитивно принимается и потенциальным читателем. Выборка пословиц, языковых формул, устойчивых оборотов, фразеологизмов сделана по признаку частоты использования, соотнесения с «инвариантом» из другого языка. Такой подход имеет место быть, но анализ сплошного «потока» иногда лучше и объективнее, хотя фактический объем знаков при этом был бы значительно увеличен (работа итак несколько выбивается из границ – 3000). Содержательный состав текста информативен, удобен для восприятия, наукоемок. Библиография к тексту включает разные типы источников, здесь и фундаментальные труды, и статьи, и ресурсы Сети, и альтернативные источники. Автор «внимателен» к оппонентам, строг к себе, критически и концептуально настроен на обсуждение выбранной проблемы (см. заключение). Материал, думается, может быть полезен студентам филологам, гуманитариям широкого профиля – социологам, философам, культурологам, лингвистам, переводчикам. Формальные требования при гранке текста учтены, специальной технической правки не требуется. Статья «Способы реализации языковой игры в паремиях языка суахили» может быть рекомендована к открытой публикации в журнале «Litera».