«Игры разума» или «доказательство жизни»: историческая информатика и/или цифровая история?

Жакишева Сауле Аукеновна доктор исторических наук профессор, кафедра всемирной истории, источниковедения и историографии, Казахский Национальный университет имени аль-Фараби 050004, Казахстан, г. Алматы, ул. Кунаева, 49/68, кв. 1 Zhakisheva Saule Aukenovna Doctor of History Professor, the Department of World History, Source Studies and Historiography, Al-Farabi Kazakh National University 050004, Kazakhstan, g. Almaty, ul. Kunaeva, 49/68, kv. 1 adiconilau@mail.ru

Откуда что пошло …

«… история должна быть открыта для всех направлений

мысли и гипотез, выдвигаемых другими дисциплинами,

которые также изучают сферу социального. Ее методы,

так же как и способы постановки вопросов должны

быть в значительной степени обновлены».

М. Эмар ^{[1, с.15]}.

История науки отражает очевидный факт: значительные открытия в области естественных и точных (формальных) наук, более совершенные инновационные технологии и технический инструментарий, информационные взрывы и сопровождающие их информационные революции напрямую или косвенно влияют на развитие социогуманитарных наук. Это воздействие обусловливает изменение архитектуры и взаиморасположения (конфигурации) междисциплинарных интегративных полей, рекомбинацию иерархических уровней различных научных направлений, рождение новых и/или агрегирование традиционных средств постижения истины, что в конечном итоге может привести к высшей форме интеграции – трансдисциплинарности, а именно, к интеграции теорий и методов, терминов и их дефиниций в философских концепциях.

Историческая наука не является исключением, в течение ее становления и развития отчетливо прослеживаются два разнонаправленных, но взаимосвязанных и взаимообусловленных тренда – интеграция и дифференциация. Причем, каждому из этих направлений в различные временные периоды присуще превалирующее значение. Как отмечают ученые–историософы, это сопряжено с переходным, лабильным или устойчивым уровнем развития общества, и, соответственно, преобладанием в интеллектуальной академической среде изменяющихся с различной интенсивностью волнообразных временных подъемов и спадов генерализирующего (обобщающего) или индивидуализирующего подходов к историческим изысканиям ^{[2, с. 61]}.

Интегративные процессы являются в основном следствием транснаучной рефлексии над ними, развиваются фронтально (расширение количества участников интеграции) и вглубь для познания сущности сложных и простых явлений реальности. Дисциплинарная расчлененность или дифференциация, как объектно–ориентированный процесс научного познания, продиктована практической потребностью в изучении новых внутри истории предметных областей, узкой специализацией и профессионализацией ученых.

К настоящему времени теоретики истории науки специально не оценивали число отделившихся от ίστορία смежных дисциплин и количество зародившихся с середины ХХ века автономных наук на стыке разновекторных и близкородственных научных направлений, но можно утверждать, что многие ранее считавшиеся вспомогательными исторические дисциплины приобрели «суверенитет» и заняли в системе социогуманитарных наук свое достойное место, и, более того выступают сегодня «донорами» для новых (интра–) внутридисциплинарных и (интер–) междисциплинарных научных дисциплин (например, когнитивное источниковедение, компьютерная археография и др.).

В интегративном процессе важную роль играет внутренняя структура наук, вступающих в процесс взаимодействия и взаимопроникновения. Сама структура, в свою очередь, включает такие элементы: формирование интегрального субъекта научного познания, интеграция научных знаний, коммутирование творческой деятельности ученых различных дисциплин и комплексирование работы научных учреждений с информационно–техническими и материальными средствами и методами при проведении научных исследований и т. д.

Существуют следующие виды интеграции: интрадисциплинарный, интердиcциплинарный, мультидисциплинарный, супрадисциплинарный, трансдисциплинарный, напрямую связанные с пространственной протяженностью и областью распространенности интегративно–межнаучных коммуникаций.

При интрадисциплинарном (внутридисциплинарном) подходе интеграция происходит в рамках отдельных, частных наук. Интердисциплинарная (междисциплинарная) интеграция приводит к формированию комплексной дисциплины внутри или между двумя–тремя областями науки. Соответственно мультдисциплинарный (полидисциплинарный) синтез охватывает большее количество научных дисциплин. К супрадисциплинарной интеграции относятся процессы, связанные с математизацией научного познания (например, клиометрика, квантитативная история), применением принципов и методов общей теории систем, теории моделей, синергетики и т. д. Трансдисциплинарный вид предполагает «интенсионально–экстенсиональное обобщение, ведущее к новому философскому знанию, новому полю семантических единиц, находящихся вне компетенции формального общения» ^{[3, с. 49]}.

Различают сильный и слабый, общий и частный, интенсивный и экстенсивный, прямой и опосредованный типы интеграции. Для исторической науки характерны практически все ее научно–познавательные виды, типы и формы, т. е. коллективные интегральные субъекты выступают в виде научных школ, институтов и лабораторий, временных и постоянно действующих проблемных групп и т. п.

В эпистемической области сильный тип сопряжен с образованием «стыковочного», «гибридного» научного направления на основе синтеза знаний наук, которые выступают агентами интеграции. Например, историческая информатика (ИИ) в методологическом плане относится к сильному типу. Инициируя междисциплинарный синтез и взаимодействие усилий коллективов ученых разных научных направлений, заимствуя методы, понятийный аппарат, методики, технологии и технический инструментарий математики и информатики, расширяя сферу их приложения, история оставляет за собой приоритет в сохранении главенствующим собственного исследовательского поля ^{[4, с. 11]}.

Легкий тип интеграции не всегда сопровождается рождением новой дисциплины, а реализуется в процессе конкретного комплексного междисциплинарного научного проекта. К слову, такой продукт культурной деятельности человека как исторический источник является общим объектом исследования многих социогуманитарных наук при различии их предмета изучения, тем самым создавая необходимые условия для запуска интеграционных процессов ^{[5, с. 7]}.

Философы различают также общий и частный эмерджентные интегративные типы. Первый из двух соотносится с процессом исследования, например, такого единого глобального объекта как космос методами астрофизики, астрономии и других наук.

Частный синтез характерен для исторической науки, внутри которой в результате внутридисциплинарного процесса так называемым вегетативным способом возникли специальные (вспомогательные) дисциплины (например, генеалогия и геральдика, сфрагистика и эпиграфика, нумизматика и бонистика). Следует отметить, что это эндогенный процесс может сопровождаться параллельно экзогенным синтезом. Ярким примером служит присутствие в изучении названных выше специальных исторических дисциплин теории и методологии науки о знаках — семиотики.

Констатируя «родовой» междисциплинарный характер истории как науки, надо заметить, что без включения в исследовательский арсенал ученого–историка теоретико–методологических и прикладных основ физико–биологических, географических и иных естественных и социогуманитарных дисциплин, их природно–климатических, социально–психологических, экономических, идеологических, культурно–этических и других детерминант, нельзя постичь линейность или нелинейность, закономерности или стохастичность исторического процесса. Так, при исследовании кочевой культуры казахов нельзя не учитывать природно–ландшафтные и климатические условия их проживания на территории Казахстана, хотя подобные изыскания являются предметом не только номадоведения, но и геоморфологии, физической географии ^[6]. Сегодня также немыслимо представить антропологические или археологические исследования без наработок таких научных дисциплин как физика, биология, математика, медицина, генетика, геология и др. Свидетельством тому монография известного антрополога О. Исмагулова «Происхождение казахского народа», в которой получили свое логическое завершение результаты почти 40–летних комплексных исследований по серологии, краниологии, одонтологии, дерматоглифике, соматологии и палеоантропологии казахского этноса и его предков ^[7].

Современные интеграционные процессы в научном гуманитарном познании интенсивно нарастают и приводят к появлению новых неординарных направлений. Например, возникновение инновационной аналитической дисциплины — когнитивной истории — обязано плодотворному интеллектуальному взаимодействию ученых–источниковедов с представителями информатики, когнитивистики, антропологии и структурной лингвистики.

Развитие интеграционных процессов не исключает параллельного «отпочковывания» от исторической науки субнаправлений, особенно ярко проявившегося в условиях «историко–антропологического поворота» в западной гуманитарной мысли и наступления эры постнеклассической философии. Получившие мощный заряд макро– и микроподходы в арсенале исследовательских методов «новой истории» подтолкнули сегодня историков активно заниматься проблемами истории повседневности, исторической локалистики, устной и гендерной истории, психоистории и истории семьи, экологической истории и т. д.

Таким образом, история науки свидетельствует, что социальная практика и общественно–политическая среда либо ускоряет, либо замедляет в целом научно–интегративные процессы, при этом первоначально происходит расширение «предметной области обобщаемой формы или средства познания, а затем на основе изменения содержания – генерация новых семантических единиц, их обогащение в результате обмена между различными научными дисциплинами» ^{[3, c. 57]}.

Что есть историческая информатика и цифровая история?

«Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови ее, хоть нет.

Ромео под любым названьем был бы

Тем верхом совершенств, какой он есть».

У. Шекспир ^[8].

Как показывает практика, на начальном этапе интегративных процессов историческая наука «присваивает» методологический инструментарий стыковых дисциплин в ходе конкретного аналитического исследования, но затем складывается объективная необходимость в теоретизации междисциплинарного взаимодействия, усилении методологических оснований самой истории и «донорных» наук, рефлексии по поводу внедрения новых концепций, подходов и методов философии и методологии науки в предметное поле исторической науки.

Квантитативной истории потребовалось почти десять лет на апробацию различных приемов обработки на ЭВМ исторических источников, в том числе и массовых, при помощи математических и формально–количественных методов. Лишь после этого периода ведущие историки–квантификаторы сконцентрировали свое внимание на разработке проблем источниковедения в контексте семиотических подходов и теории информации в прикладном, семантическом и синтаксическом аспектах ^{[9, с. 119–140]}.

Во второй половине 1980–х гг. в процессе бурного развития информационных технологий, напрямую не сопряженных с математико–статистической обработкой данных нарративных и массовых источников и соответствующими вычислениями (например, компьютерное картографирование, 3D моделирование, мультимедийные технологии, оцифровка архивных документов и др.), квантитативная история стала одной из многих, но приоритетных компонент исторической информатики.

Теоретическую основу ИИ составляют современная (семантическая) концепция информации и теоретическое источниковедение, а прикладной аспект включает информационные технологии. В сферу ее научных интересов входят такие проблемы как генерирование общих подходов к использованию информационных технологий в исторических исследованиях и историческом образовании, в том числе разработка специализированного программного обеспечения; применение информационных технологий представления данных и анализа структурированных, текстовых, изобразительных и других видов источников; компьютерное моделирование исторических явлений и процессов; создание исторических баз и банков данных/знаний; использование информационно–коммуникационных сетей; развитие и применение мультимедийных, геоинформационных, 3D технологий и других инновационных направлений информатизации исторических науки и образования ^{[10, с. 31]}.

Ведущие специалисты в области ИИ предложили рассматривать теоретическую компоненту исторической информатики на уровне 1) метатеории, 2) теории среднего уровня и 3) микротеории.

Первый уровень связывается с теоретизацией ключевого понятия «информация» и спецификой его использования в решении задач исторического исследования, с теорией информации и рассмотрением в ее контексте исторического источника, а также с семиотической проблематикой (включая основные аспекты семиотики – синтаксический, семантический и прагматический) в изучении свойств информации источника, основанной на концепции знаковых систем.

Теории среднего уровня описывают процесс разработки моделей данных исторических источников, принципы построения историко–ориентированных систем и т. д. ^{[11, р. 53]}. Одним из основоположников «немецкой» школы исторической информатики Манфредом Таллером были конкретизированы три базовых положения второго уровня, а именно, учет:

— при работе с информацией исторического источника контекста;

— нечеткости (размытости) сведений источника;

— многосвязанности, многомерности структуры текста источника ^{[10, с. 33]}.

К микротеориям исторической информатики относятся конкретные историко–ориентированные разработки (алгоритмы) анализа и репрезентаций определенного типа источников (к примеру, трансформирование свободного текста исторического источника в записи реляционной базы данных), т. е. фактически суть микротеории выражается в построении условной информационной модели ^{[12, с. 33]}.

Во второй половине 1980–х гг. в результате все более возрастающих темпов информатизации науки произошло «переформатирование» квантитативной истории и исторической информатики. ИИ сукцессивно и органично эволюционировала «внутри» своей предтечи и в 1990–е гг. приобрела относительно квантификации исторических изысканий главенствующую и приоритетную роль в плане расширения исследовательского поля и методического и технологического инструментария. Но, несмотря на это, количественная история до сих пор являет собой одну из респектабельных и результативных компонент исторической информатики.

Однако этот процесс «поглощения» не был безболезненным и сопровождался активными дискуссиями о соотношении исторической информатики и количественной истории. Одни ученые рассматривали ИИ в роли «расширенной ветви» квантитативной истории, а ряд специалистов по исторической информатике склонны были к отрицанию познавательных возможностей квантитативной истории. Результатом этих дискуссий стало соглашение о том, что эти два направления взаимно переплетаются, дополняя друг друга. Л. И. Бородкиным была предложена графическая интерпретация этого положения в виде двух взаимно пересекающихся кругов, где зона 1 отражает квантитативную историю, зона 2 — соответственно историческую информатику, а 3–я зона — область взаимных профессиональных интересов (рис. 1).

В конечном итоге был достигнут консенсус в следующей версии: в современных условиях квантитативная история является генетически связанной с исторической информатикой областью анализа исторических источников, ее предшествующей «родовой» составляющей.

Рис. 1. Графическая интерпретация соотношения квантитативной истории и исторической информатики ^{[13, с. 88]}.

Историческая информатика сегодня, как научно–учебная дисциплина, призвана изучать более широкие, помимо квантификации, задачи, а именно, закономерности процесса информатизации исторической науки и исторического образования. Как всякое междисциплинарное научное направление ИИ включает в свой арсенал «генные» теории и методы, присущие и исторической, и информационной наукам, а соединение традиционных методов исследования исторической информации с новыми, нетрадиционными стало способствовать приращению новых знаний, большей объективности, доказательности и проверяемости выводов, получению результатов, позволяющих пересмотреть бытующие в науке и обыденном сознании оценки и суждения ^{[14, с. 12–27]}.

В последние приблизительно полтора десятилетия все более возрастающий объем разного вида научных и околонаучных интернет–публикаций и сайтов, использование в разнообразных сферах науки и техники распределенных, экспертных и интеллектуальных систем, глобальных, региональных и локальных компьютерных сетей, практическая реализация концепций Всеобъемлющего Интернета и Интернета вещей поставили перед учеными вопрос о возникновении новейшей информационной революции — «сетевой» или «цифровой».

Бинарный код, два благословенных числа «0» и «1» вызвали цифровой переворот в сознании ученых и практиков, взбудоражив не только воображение естественников и технарей, но и вызвав «взрыв в мозгах» гуманитариев, вплоть до философов, которые ищут сегодня «некий маркер для обозначения фактов приложения программного обеспечения для преподавания, анализа или моделирования классических проблем философии» ^{[15, с. 1]}. Поэтому совершенно естественно, что историческая информатика не могла остаться в стороне от этого тренда. Со второй половины 1990–х гг. в исследованиях специалистов стали широко применяться сетевые интернет–технологии, создаваться различные профессиональные ресурсы (проектные, научно–исследовательские, научно–познавательные и т. д.), вырабатываться методические и методологические подходы к публикациям в сети исторических и историографических источников источниковедами, архивоведами, археографами ^[16], библиотековедами и музееведами.

То, что вопросы цифрового поворота выносятся на дискуссионные площадки Международного конгресса исторических наук, других авторитетных международных конференций означает, что существует глобальная проблема цифровизации исторической науки. В обзорной статье Л. И. Бородкина ^[17] представлены различные аспекты проблемы (цифровая публичная история; определение авторства и защита авторских прав в практике онлайновых изданий; оцифровка и сохранение объектов исторического культурного достояния; адаптация и использование новых компьютерных технологий для решения исследовательских задач; применение цифровых ресурсов в историческом образовании и т. д.), которые требуют решения профессиональными историками в самые ближайшие годы.

Цифровой поворот последнего десятилетия вызвал очередные дискуссии, но уже связанные с возникновением сегодня нового течения – цифровой истории. Предметом научных споров стала претензия последней на статус инновационного научного направления, в котором историческая информатика как бы «растворяется» как наука.

На наш взгляд, цифровая история изучает оцифрованные материалы и проекты, тем или иным образом касающиеся исторической проблематики в сети сетей, собственно процесс оцифровывания документальной базы, анализ их визуальной формы и контента, классификации дигитализированных исторических и историографических источников, интернет–эвристики и др. Как отмечает И.М. Гарскова, присутствие обеих структурных компонент компьютеризированного научного исследования – аналитической и информационной – крайне важным и актуальным фактором ^[18]. Информационная компонента, представленная такими видами деятельности, как оцифровка исторических источников, формирование баз данных, создание виртуальных электронных коллекций и других ресурсов, отражает огромный пласт работы специалиста в области ИИ, она обеспечивает базу для последующих научных изысканий, но аналитическая составляющая, которой представители ИИ уделяют значительное внимание, реализуется только в ходе прикладных исторических исследований, дающих реальное приращение наших знаний о прошлом.

Возможный компромисс я вижу во включении в зону интересов исторической информатики цифровой истории как одной из частей информационной компоненты, и тогда в графической интерпретация в виде двух взаимно пересекающихся кругов появится третий (практический информационный аспект, в котором цифровая история лишь фрагмент работы), где общей областью станет сфера взаимных профессиональных интересов, основанных на интегрировании методологических и технологических инструментов (средств) познания. Когда–то ведь, а при сегодняшних темпах оцифровки — в ближайшие один–два десятилетия — все древние артефакты и тексты буду переведены в «цифру». По–прежнему, будут создаваться digitalborn документы, а на их основе реализовываться новые научные проекты. Тогда останется проводить их каталогизацию и описание во все более расширяющемся как Вселенная Интернете, но к тому времени с этим станет справляться быстро и качественно искусственный интеллект. Как знать? Но в чем я твердо уверена, аналитика, конкретно–исторические исследования останутся востребованными, а профессии историка, в том числе специалиста в области исторической информатики, не грозит забвение, так как в сфере интересов ИИ «ярче засияют» проблемы разработки искусственных интеллектуальных и экспертных систем в нашей древней и уважаемой науке.

Что такое DH?

Это – «понятие, используемое для тактического преимущества».

Мэтью Киршенбаум ^{[19, с. 342]}.

На волне цифрового поворота параллельно с исторической и другими гуманитарными отраслевыми информатиками стало развиваться новое мультидисциплинарное направление – Digital Humanities (цифровая гуманитаристика).

Известно, что в современной науке в эпистемической области прямая (непосредственная) интеграция связана с полиморфизмом научного знания, исходящего из многообразия мира. Но имеющимся наукам присущи инвариантные (симметричные) элементы, которые и обеспечивают, собственно, интеграцию фактов и конкретных данных, понятийно–категориального аппарата, идей, принципов, научных приемов и методов различных наук, как близкородственных, так и смежных или отдаленных друг от друга ^{[3, с. 47]}.

Какие же инварианты используются в DH? На мой взгляд, это, прежде всего, цифровые данные и инструменты исследования — сети и технологии, во–вторых, практическая составляющая — финансирование, когда в условиях его сокращения на проведение научных работ в области гуманитаристики и гуманитарного образования остро стоит вопрос о поддержке нужных, и, безусловно, интересных научных изысканий. В–третьих — это компьютерные методы, используемые представителями разных гуманитарных направлений, но в первую очередь, на мой взгляд, филологами. Направление, которое сегодня именуют DH, на первом этапе называлось гуманитарной информатикой. Авторитетный специалист в области Digital Humanities Уиллард Маккарти так описывал процесс развития этого направления, который условно можно отобразить следующей терминологической схемой:

Beginning<компьютеры+гуманитарные науки>

Through<информатика для гуманитарных наук>

End<гуманитарная информатика>

У. Маккарти характеризовал эти три терминологических сочетания следующим образом: «отношения, когда это взаимоотношение было желательным, но большей частью не осознаваемым» (информатика и гуманитарные науки), «отношения, когда появилось название» (информатика для гуманитарных наук) и «отношения уверенные, но загадочные» (гуманитарная информатика)» ^[20].

В 2000–е гг. в условиях «цифрового переворота» в обществе, расширением проблематики исследований и потребностью ученых в грантовой поддержке гуманитарная информатика трансформировалось в цифровую гуманитаристику.

У. Маккарти для определения последней применил образ архипелага в качестве метафоры ^{[21, с. 127]}. Используемый сегодня DH гештальт «большого шатра», видимо, олицетворяет всех исследователей с разных островов архипелага под единым центром. Ученые из разных областей гуманитарной науки, согласно этой метафоре, делятся своими научными результатами и использованным инструментарием не только во имя собственных интересов, но во имя межпрофессионального обмена, диалога друг с другом. В этом контексте П. Свенсон утверждает, что специалисты в области цифровых гуманитарных наук используют этот термин для обозначения всех связей между гуманитарными науками и информационными науками, а также объединяющих их структур. Еще одна интересная мысль высказана Свенсоном о том, что смена названия научного направления была связана с тем, что дефиниция «цифровые гуманитарные науки», используемая сообществом исследователей в русле гуманитарной информатики, часто служит общим обозначением в названиях книг, журналов и т. д., в то время как понятие «гуманитарная информатика» задействуют в самих текстах о конкретных проектах ^{[22, с. 127]}. Эдвард Уитли представляет DH как междисциплинарную науку, целую «новую экосистему, включающую ученых, библиотекарей, архивистов, информатиков, графических дизайнеров, администраторов, студентов, учителей, грантовые агентства (общественные и частные) и всех заинтересованных в продвижении гуманитарных экспериментов с использованием цифровых средств (или цифровых экспериментов в гуманитарной сфере)» ^{[23, с. 333]}.

Digital Humanities, с нашей точки зрения, гибридная полидисциплинарная область знаний, которая за последнее десятилетие наработала свой «политический капитал»: в ней пересекаются различные дисциплинарные подходы, присутствует научная рефлексия, теоретические наработки и завершенные проекты, научные центры, кафедры, учебные программы, корпоративные критерии членства и сотрудничества и т. д., но, дисциплинарные границы между специалистами разных направлений по исследованию классических языков, истории и археологии, архивоведения, музееведения и библиотековедения, обработки изображений, видеоигр и т. д. под одним «большим зонтом» могут привести к новому «лингвистическому повороту» и внутреннему кризису либо к формированию суперпрофессионалов, владеющих одновременно и языком разметки, и текстовым кодированием, 3D моделированием и ГИС–технологиями, и многим—многим другим для проведения исследований, обучения студентов, магистрантов и докторантов, написания монографий и создания новых интернет–ресурсов.

Немного воспоминаний из прошлого ...

История повторяется на каждом новом витке диалектической спирали. Современные дискуссии о соотношении исторической информатики и цифровой истории вызвали в памяти давние события, связанные со становлением квантитативной истории в СССР, между школами И. Д. Ковальченко (МГУ им. М. Ломоносова) и В. А. Устинова (СО АН СССР, г. Новосибирск). В обоих регионах практически одновременно стали функционировать лаборатории, применяющие математические методы и ЭВМ в исторической науке. Однако за 3–4 года лидирующее положение заняла «московская школа», которую возглавил И.Д. Ковальченко – автор фундаментальных трудов по методологии исторического познания, по разработке проблем источниковедения, историографии и методов исторического исследования.

Этот процесс был во многом обусловлен тем, что школа И. Д. Ковальченко сделала ставку на реальное движение исторической науки в сторону качественного приращения знаний, на разработку методологических принципов и связанную с ними проблематику, с опорой на аналитическую, а не только информационную составляющую исторических исследований.

Аналоговые и цифровые источники информации

«Каждый начинающий программист думает, что

в килобайте 1000 байт, а профессиональный

программист полагает, что в килограмме 1024 грамма».

Народный фольклор

Формирование в последней четверти XX в. новой документальной ветви – машиночитаемых/электронных/цифровых исторических источников – требует новых концептуальных решений проблемы классификации и принципов их источниковедческого анализа. В свое время российский источниковед С. О. Шмидт предложил отнести электронные источники, наряду с нематериальными информационными системами знако–символьного, графического представления данных (например — нотная система) к конвенциальным источникам. К сожалению, до сегодняшнего дня не определено место электронных документов в иерархии исторических источников.

Известно, что социальные философы еще в конце 1960–х гг. предложили рассматривать природу социальной информации в свете наработанной кибернетикой и информатикой теории информации. Их теоретические выкладки, а также широкое использование квантитативных методов и ЭВМ в конкретно–исторических штудиях побудили историков приложить философский теоретический багаж к решению методологических проблем классического источниковедения. В этом ракурсе исторический источник стали рассматривать как неоценимый носитель информации, на основе которого не только можно, но и необходимо моделировать прошлые общественно–исторические реалии. На повестке дня встал вопрос об изучении процесса возникновения, письменной фиксации и передачи информации, которая в конечном итоге, пройдя через определенные промежутки времени (десятки, сотни и более лет), приобретает статус исторического источника ^{[24, с. 8]}.

В 1973 г. Г. М. Иванов в своей работе «Исторический источник и историческое сознание» выдвинул идею о приложении информационного подхода к анализу исторических источников. Но на более высоком методологическом уровне И. Д. Ковальченко впервые рассмотрел исторический источник в контексте теории информации и трех ее аспектов (прагматического, в т. ч. аксиологического; семантического и синтаксического) ^{[25, с. 139]}. Потребность в повышении информативной отдачи исторического источника объективно детерминирована несоответствием между целями, которые ставили перед собой его авторы, и задачами, которые стремятся решить, работая с источником, современные исследователи. Это противоречие эффективно разрешается не экстенсивным, имеющим ограничение путем, когда в научный оборот вводятся новые и новые источники, а интенсивным способом, когда к ранее востребованным источникам применяется информационный подход. И. Д. Ковальченко отмечает, что информационные процессы в социальной сфере характеризуются триадой «объект – информация – субъект» и носят явно выраженный прагматический (аксиологический) аспект. Структура триединства очевидна, т. к. источником информации является объект, а потребителем актуальной, ценной и достоверной информации является субъект. Однако функционирование триады в условиях многообразия и безграничности свойств, взаимосвязей и взаимозависимостей явлений и процессов объективной реальности сопровождается получением субъектом избыточной социальной информации, отражающей семантический аспект ее содержания. Поэтому им было предложено называть информацию источника, осознанно воспринятую субъектом, как выраженную, а неявную, опосредованную информацию, структурно связанную с последней – скрытой (латентной).

Касаясь синтаксического аспекта социальных информационных процессов, И. Д. Ковальченко отметил, что в исторических источниках данные связаны с формой представления социальной информации и не затрагивают их смыслового содержания, представлены в знаково–символьной форме (описательно, звуко– и светосигнально, изобразительно) и локализованы на различных материальных носителях. Поэтому допустимо называть такую информацию фиксированной в противовес незафиксированной, устной информации ^{[26, с. 123–125]}.

Рис. 2. Структурная схема системы связи ^{[27, с. 144]}

Существенное внимание И.Д. Ковальченко уделил соотношению объективного и субъективного в процессе обработки исторических источников. В основе его выводов стоит тезис о том, что получение объективных данных связано и лимитировано реальными возможностями познавательного процесса. Он подчеркивал, что субъект в силу каких–либо прагматических целей (фальсификация исторических фактов, классовый принцип и др.) часто ограничен в подходах к объекту и объему собственно объективной информации. Но даже в этом случае объективная информация будет получена о самом субъекте, его целеполагании, методах и принципах выявления им искаженной и даже ложной информации ^{[26, с. 125]}.

Таким образом, И. Д. Ковальченко предложил новый информационный подход к исследованию природы исторических источников через разработанное философами понятие «социальная информация».

Действительно, сопоставляя процессы передачи и обработки информации в общей системе связи, разработанной К. Шенноном (рис.2), и информационные процессы анализа данных исторических источников (рис.3), можно констатировать, что все этапы работы с информацией (сбор, передача, хранение, переработка и потребление) в обоих случаях осуществляются по одной и той же матрице.

Рис. 3. Структурная схема исследования исторического источника с помощью информационного подхода (составлено автором)

В. И. Бовыкин, отмечая заслуги И. Д. Ковальченко и его учеников в приложении теории информации к исследованию исторических источников и разработке методики извлечения латентной информации, подчеркивал, что новые методологические подходы шире раздвигают рамки традиционного источниковедения, ставят вопрос о выделении новой ее ветви, связанной уже с информационным источниковедением. Аргументы, выдвинутые В. И. Бовыкиным в пользу этого положения, выглядят следующим образом:

– во–первых, необходимо рассматривать письменные исторические источники, дошедшие до нас из глубины веков, как остатки существовавших ранее информационных систем ^{[24, с. 9]};

– во–вторых, надо решить проблему трансформации роли письменности на общественные процессы в различные периоды и ее влияния на эволюцию видовой конструкции с учетом трех функций фиксированной письменной информации, а именно, при целенаправленной а) передаче сведений на расстоянии (корреспонденция различного рода) и б) распространении информации (к примеру, в виде печати или надписей на камне); в) сохранении во времени (например, констатирующие разные факты записи, опусы, излагающие знания и житейский опыт) ^{[28, с. 330]}, таким образом, связывая форму письменного текста с его прямым назначением;

– в–третьих, крайне важным представляется решение проблемы исследования на разных стадиях исторического развития общества роли техники письма, средств сбора, обработки, передачи и хранения сведений, разновидности носителя информации источника ^{[28, с. 213]}.

Крайне интересным представляет проведенный В. И. Бовыкиным анализ соотношения прямого и косвенного отражения в источниках исторической действительности, и, соответственно, первоначальность и вторичность отображенной информации, фиксированной в синхронном аспекте (стенографирование, протоколирование и т. д.) или же postfactum. Он обращает также внимание на проблему учета намеренного и неумышленного искажения исторических событий и явлений, информация о которых оказывается в тексте не по воле его автора.

Не остается без внимания ученого проблема изучения содержащейся в письменных источниках вероятностной, будущностной информации, например, в императивных текстах законодательных, нормативно–правовых, инструктивных и иных документов.

В. И. Бовыкин, определяя многослойность и многозначность исторической информации источника, отмечает универсальность возможностей информационного подхода к типологизации источниковой базы, что, к сожалению, крайне затруднительно, если сказать, невозможно, в традиционном источниковедении ^{[28, с. 330, 335]}.

И. Д. Ковальченко и В. И. Бовыкин, внесшие значительный вклад в разработку вопросов исследования письменных исторических источников в контексте теории информации, дали широкие возможности их последователям расширить проблемное поле классического источниковедческого анализа.

Опираясь на вышеотмеченные методологические подходы известных российских ученых к историческому источнику, автор статьи предлагает новую ветвь источниковедения называть информационной (по В. И. Бовыкину) и не сужать объект источниковедческих исследований только цифровыми документами, так как сегодня все документы по видам материальных носителей и способу записи информации можно различать как цифровые, так и аналоговые документы. Все записи на современных носителях, сделанные в режиме цифрового импульсного кодирования, рекомендуется оставить под общим названием – электронные документы.

Аналоговый способ записи и обработки информации предполагает воспроизводство на выходе поступающего непрерывного сигнала в виде его аналога (с греч. – сходство, подобие, соответствие). Это наиболее привычный для человека способ передачи и приема информации. Все документы до цифровой эпохи (текстовые, фото–, кино–, фоно–) создавались в аналоговом режиме без компьютерной техники.

С 1990–х гг. цифровой способ записи, обработки и хранения информации практически вытеснил аналоговый. В информационном обществе такие понятия как «электронная библиотека», «электронный документооборот», «электронный архив», «электронное правительство» и т. д. становятся привычным явлением.

Цифровой способ обработки, хранения и передачи информации выявляют массу преимуществ по сравнению с аналоговым, а документы, созданные на основе последнего, составляют сегодня огромный пласт документальной базы прошлого, который, конечно же, надо продолжать оцифровывать, многократно перезаписывать без потери качества, «включать» их в систему информационного поиска для обеспечения доступа к ним в on–line режиме из любой точки мира. Оцифровка документального материала, распознавание образов и их визуализация, графо– и принтерное нанесение, мультимедийные и гипермедиа–системы в сети, расширяющиеся возможности рукописного текстонанесения, апробируемые системы голосовой записи информации прямо в компьютер, интеллектуальные системы и прочее изменяют и будут впредь изменять окружающий мир.

На наш взгляд, стремительное развитие информационных технологий, окончательная оцифровка всех бумажных и прочих исторических документов даже в самых бедных странах поставит в будущем на повестку вопрос о переименовании информационного источниковедения на источниковедение аналоговых (значит древних) и цифровых источников. Как это будет выглядеть? – вопрос, обращенный сегодня к теоретикам источниковедения.

Заключение

Со второй половины ХХ в. широкомасштабные процессы математизации и компьютеризации существенно повлияли на изменение исследовательского поля и методологического инструментария ученых–историков. Институциализация количественной истории и исторической информатики, усиление скорее аналитической, чем инструментальной компоненты исследований на базе новых подходов к обработке исторических данных позволили сегодня получить новые значимые результаты, о чем свидетельствует достаточно обширная библиография ученых из Ассоциации «История и компьютер». При этом квантитативная история, возникшая еще в 1960–е гг., в силу расширения возможностей использования исследователями новейших информационных технологий, не связанных с вычислениями и обработкой количественных данных, стала «родовой» основой исторической информатики и стала одной из динамично развивающихся частей. Квантитативная история ко времени междисциплинарной стыковки с информатикой уже имела за собой солидный «капитал» теоретических и прикладных разработок. К 1985 г. историками–квантификаторами было освоено большинство математико–статистических методов (от простых до самых сложных) анализа исторической информации, ими были научно аргументированы возможности и органичения их использования, выработаны приемы исследовательской работы с технологией баз данных, на основе которой можно было хранить в машиночитаемой форме данные исторических источников, осуществлять поиск релевантной информации, подвергать аналитической обработке массивы машиночитаемых данных и т. д.

В последние десятилетия ХХ в. основой для этого стало сочетание информационного и системно–структурного подходов с принципами историзма, проявляющееся как система поиска тенденций и закономерностей общественного развития, открытия феномена массовых данных и адекватных методов для их анализа, внедрения в теоретическое источниковедение понимания латентного информационного потенциала исторического источника, методы выявления которого основываются на развитии информационных теорий, новых подходов к анализу текстовой и другой исторической информации.

В настоящее время речь идет уже не столько об освоении компьютерной грамотности, сколько об ускорении темпов развития компьютерной и телекоммуникационной обеспеченности историков. Это связано, в первую очередь, с тем, что современные источники в массовом порядке эволюционируют в «машиночитаемую» электронную форму. На основе внедрения все более мощных персональных компьютеров историкам открывается не только доступ к прикладным пакетам статистических программ, но и с развитием компьютерных технологий и коммуникаций – мультимедиа–технологиям, геоинформационным системам, к ресурсам Интернет, создаваемым по всему миру, и т. д.

Поэтому сегодня, когда историческая информатика уже заняла достойную нишу в системе наук, крайне важным является не только увеличение числа научных монографий и статей по результатам исследований, но и генерация инновационных подходов к историческому источнику, новых креативных идей в деле информационной обработки исторических данных.

Историческая информатика сегодня не только осваивает новые методологические и методические высоты, но и раздвигает горизонты исторической науки, решающей сегодня не только узкопрофессиональные, но и смежные проблемы – гносеологии (эпистемологии), архивоведения (автоматизация процессов хранения, обработки ретроспективной информации, компьютерное восстановление угасающих или поврежденных документов и т. д.), археографии (аутентичность, полнота и достоверность архивных материалов и электронных публикаций), педагогики (отбор и методы презентации педагогического материала) и т. п.

Не подготовленное к работе с инновационными IT–технологиями молодое поколение историков может столкнуться уже в ближайшие годы с новым «информационным взрывом», когда традиционный архивный материал будет исследован достаточно полно, а растущий по экспоненте электронный массив останется за пределами научных изысканий. Новые вызовы, «цифровой революции» ставят новые задачи перед исторической наукой XXI в., которые надо будет решать в недалеком будущем.