Диалектика глобализации и регионализации в правовом пространстве государств и международных организаций

Рыжов Валерий Борисович кандидат юридических наук доцент, заместитель главного редактора журнала "Образование и право", член-корреспондент Российской академии естественных наук, член Союза журналистов России 111397, Россия, г. Москва, пр-кт Зеленый, 22, оф. 305 Ryzhov Valerii Borisovich PhD in Law Docent, Deputy Editor-in-Chief of the Journal "Education and Law", Corresponding Member of the Russian Academy of Natural Sciences, Member of the Union of Journalists of Russia 111397, Russia, g. Moscow, pr-kt Zelenyi, 22, of. 305 valeriy_ryzhov@mail.ru Другие публикации этого автора

Глобализация и регионализация – это категории, имеющие отношения к ряду аспектов международно-правовых и внутригосударственных правоотношений. По сути, они включают в себя ряд аспектов: международно-правовых, теоретико-правовых, экономических, политических. В контексте международно-правового регулирования в настоящее время нет общепринятого определения глобализации, однако это слово упоминается во множестве документов Всемирной торговой организации (далее - ВТО), Организации экономического сотрудничества и развития (далее - ОЭСР), Всемирного банка и других международных организаций. Так, согласно позиции Всемирного банка, размещенной на официальном сайте ООН, «глобализация - это усиливающаяся интеграция экономик и обществ во всем мире» ^[1]. Однако это не юридически обязывающее определение. Большинство экспертов сходятся во мнении, что глобализация – это процесс интеграции в разных областях человеческой деятельности, протекающий в общемировых масштабах и характеризующийся увеличением уровня взаимозависимости различных правовых, культурных, политических и экономических систем ^[8].

Ученые, исследовавшие явление глобализации, указывают на то, что она формируется в двух направлениях: сверху (государства формируют капитал) и снизу (люди принимают меры к обеспечению своих прав) ^{[8; 24]}.

Таким образом, процесс глобализации особенно характерен для экономических отношений с одной стороны, и международных организаций – с другой. Этим двум аспектам развития глобализации мы уделим больше внимания в контексте настоящей статьи.

Цель ее написания определяется как оценка специфики диалектического взаимодействия процессов глобализации и регионализации в рамках правового пространства.

Методологическая основа исследования сформирована за счет сочетания элементов формально-юридического, историко-правового и сравнительно-правового подходов.

Ряд современных исследователей отмечают необходимость на современном этапе развития международных отношений реализовывать международную конституционализацию. В связи с этой темой можно отметить диалектику двух процессов: глобализации и регионализации международно-правового регулирования, которая оказывает влияние на внутригосударственные процессы.

Глобализация включает в себя множество признаков и аспектов, призванных отразить сущность многообразных аспектов общественных отношений в контексте трансграничного передвижения лиц, капиталов, товаров, услуг. Учёные отмечают, что этот процесс является необратимым ^{[2, с. 29]}

Несколько влиятельных направлений научной мысли говорят о том, что продвижение идеи международно-правовой конституционализации являются продуктом глобализации и сопутствует процессу увеличения сферы действия и количества международно-правовых норм. Ряд ученых анализирует причины и последствия конститутионализации в контексте права ВТО, тем самым уделяя особое внимание роль глобализации с позиций конституциональной экономики.

Глобализация и развитие права – суть взаимообусловленные процессы, которые в конечно итоге приводят к либерализации различных рынков. Безусловно, что неотъемлемой частью любых интеграционных процессов выступает право, которое лежит в основе организации всех отношений на международном и национальном уровнях ^{[7, c. 67]} Двусторонняя взаимообусловленность этих процессов заключается в следующем. С одной стороны, осуществление транснациональной деятельности институтами, ассоциируемыми с глобализацией, предполагает потребность в принятии новых международно-правовых и внутригосударственных норм; с другой – применение норм международного права способствует более свободному перемещению товаров, работ, услуг, лиц и идей, связанных с процессом глобализации. В отсутствие соответствующей нормативно-правовой базы международного уровня функционирование институтов, обеспечивающих развитие процесса глобализации, в принципе не возможно.

Вместе с тем ряд отраслей общего международного права, в частности, международное право прав человека, международное экологическое право, сами по себе не способствуют глобализации без учета общего контекста.

Однако эти отрасли могут распространяться для решения проблем правового регулирования, которые возникают только в связи с глобализацией, в частности, связанными с транснациональными внешними факторами или регулированием конкуренции, либо с продвижением международного права, направленного на либерализацию рынков. В той мере, в которой международное право экономической интеграции, международное экологическое право затрагивают подобные проблемы, их следует воспринимать также в контексте глобализации.

Следовательно, глобализация расширяет набор возможных выгодных соглашений о кооперации. В то же время увеличившиеся транснациональные взаимодействия, которые обусловлены глобализацией, позволяет дать возможность развития различных отраслей или, наоборот, приводят к неудачам в интеграционной политике государств. Поэтому усиление глобализации может сделать ее более ценной для того, чтобы субъекты могли вступить в более эффективные юридические и институциональные отношения, в том числе конституциональные отношения. Действительно, диалектическое взаимодействие между глобализацией и конституционализацией может проходить по следующим линиям: технологические и социальные изменения дают больше возможностей для международных трансграничных правоотношений, главным образом, связанных с международной торговлей, но не исключая также международное природоохранное регулирование, международные сотрудничество в борьбе с организованной преступностью и т. д. Международно-правовые нормы становятся более ценными для реализации преимуществ подобных международных взаимодействий. Увеличение потребности в принятии международно-правовых норм приводит к растущей потребности в международных конституционных нормах и процессах, облегчающих принятие новых общеобязательных правил.

Диалектической противоположностью процессу глобализации в современном мире является фрагментация (регионализация) правового регулирования. Яркое проявление этой тенденции мы наблюдаем в праве ЕС. А.И. Ковлер констатирует, что в Евросоюзе именно «федералистский метод» согласования интересов оказался наиболее эффективным и продуктивным ^{[4, с. 55]}. Позитивный опыт ЕС воспринят и в правовых системах иных международных региональных организаций Азии, Африки, Латинской Америки и т.д. ^{[6, 69-79; 7, с. 60-91; 13]} К примеру, на постсоветском пространстве (ЕАЭС) так же присутствует отдельная положительная практика выработки единых правовых механизмов интеграционных процессов ^[8]. Необходимо отметить, что в современном общественном сознании существует противоречие между признанием необходимости процессов интеграции и институализации их в международных организациях ^[16].

Еще одно направление правовой мысли понимает международную конституционализацию и глобализацию как ответ на фрагментацию международного правопорядка. В связи с этим международное право понимается как продукт процессов высокой степени децентрализации.

В частности, международно-правовые нормы часто развиваются в контексте специализированных функциональных режимов, таких как права человека, окружающая среда, торговля или международное уголовное право. Каждая функционально дифференцированная область права имеет свои собственные договоры, принципы, и институты. Однако ценности и принципы, конкретного правового режима не обязательно согласуется с другими отраслями права. На практике специализированное правотворчество, институциональное строительство, и разрешение споров в какой-либо конкретной области, как правило, относительно изолированы от событий в смежных областях, что приводит к риску несогласованного правового регулирования, коллизий между нормами и результатам, которые не позволяют в достаточной мере учитывать полный диапазон соответствующих значений.

Недавняя практика государств и международных судебных учреждений выявила несколько способов возникновения коллизий. Возможно, наиболее существенным образом различные судебные учреждения могут осуществлять противоречивые толкования определенной правовой нормы. Так, например, при рассмотрении вопроса о том, является ли Сербия и Черногория ответственными за действия нерегулярных вооруженных сил во время конфликта в бывшей Югославии, Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) рассмотрел вопрос, который решал Международный суд ООН в отношении ответственности государства в деле Никарагуа ^[31]. МТБЮ определил, что интерпретация Международного суда ООН не является правильной относительно международно-правовой ответственности государства и сформулировал собственный тест для установления, при каких обстоятельствах государства несут ответственность за действия нерегулярных вооруженных сил. После этого Международный суд ООН вновь рассмотрел вопрос ответственности государств и подтвердил выводы по делу Никарагуа. Международный суд ООН счел, что толкование МТБЮ является «непригодным», а его аргументы в пользу принятия нового теста «неубедительными» ^[23]. Кроме того, национальные судебные учреждения и международные трибуналы также могут интерпретировать нормы по-разному.

В качестве альтернативы коллизии могут возникать, когда международный судебный орган отказывается от применения общей нормы международного права на том основании, что действуют положения lex specialis – специальных норм. Известный пример такого рода правовых коллизий возник в деле Белилоса, в котором Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) отказался применять общие правила, касающиеся оговорок к договорам, и постановил (1) что рассматриваемая оговорка государства к договору была недействительной и (2) что государство был связано договором ^[19]. Примечательно, что ЕСПЧ обосновал собственный отход от общепринятых правил оговорок в международных договорах, ссылаясь на конституционные характер Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод ^[28].

Более того, коллизии могут возникать, когда споры рассматриваются несколькими судебными учреждениями, в которых наличествуют потенциально противоречивые нормы от разных международно-правовых режимов. Например, в споре Чили и ЕС по вопросам рыболовства, который был представлен на рассмотрение в орган по разрешению споров Всемирной торговой организации, а также в специальную палату Международного трибунала по морскому праву. Примечательно, что эта форма коллизий не ограничивается межгосударственными спорами; распространение права прав человека и инвестиционных трибуналов позволил частным сторонам инициировать идентичные или взаимосвязанные иски в нескольких международных судебных учреждениях: как одновременно, так и последовательно. Многочисленные судебные споры, возникающие из одних и тех же фактов, могут повышать серьезно эффективность и способствовать положительному результату, но вместе с тем существует также вероятность противоречивых судебных постановлений от разных судов.

Наконец, коллизии могут возникать, когда области правоприменения «расположены» в одной специализированной области международного права, однако предполагается толковать или применять нормы, действующие в других специализированных областях. Например, в споре о гормонах и говядине ЕС обратилось в орган по разрешению споров ВТО с требованиями о применении принципа предосторожности в контексте запрета, действующего в ЕС на говядину, в которой содержатся определенные гормоны. Орган по разрешению споров ВТО постановил, что принцип предосторожности является частью международного экологического права, но не относится к общему международному праву, следовательно, не подлежит применению в рассматриваемом споре. По аналогии с этим спором орган по разрешению споров ВТО отклонил доводы, относящиеся к применению положений международного договора в области защиты экологии, в деле о слабоалкогольных напитках, который возник между США и Мексикой: орган ВТО отказался определять права и обязанности в соответствии с Североамериканским соглашением о свободной торговле. Эти межгосударственные споры свидетельствуют, что один и тот же спор может быть по-разному урегулирован в разных судебных учреждениях, в зависимости от закона или международного договора, который они применяют.

Многие исследователи утверждают, что регионализация правового регулирования вызывает вопросы о международном правопорядке, а также о непротиворечивости международного права и его всеобъемлющей природе ^[26]. В той мере, в какой возникает регионализация из-за отсутствия в международных отношениях централизованных законодательных и судебных институтов, глобализация может дать ответ, предоставляя подобные централизованные учреждения посредством формирования иерархии норм и международных судебных учреждений. Таким образом, глобализацию можно рассматривать как способ установления иерархии и правопорядка или, по крайней мере, как набор координирующих механизмов, в отличие от хаотической системы, отмеченной разрастающимися отраслями и нормами. Иерархически вышестоящие нормы и координирующие механизмы могут регулировать или разрешать правовые конфликты и тем самым обеспечивать большую предсказуемость и определенность субъектам, руководствующимися ими.

С другой стороны, утверждение о том, что глобализация может привести к целостности в ином случае сильно фрагментированной правовой области, само по себе является весьма противоречивым. Некоторые юристы утверждают, что этот аргумент предполагает широкое глобальное соглашение вокруг «ядра общих ценностей», которые сами по себе просто не существуют. Другие видят усилия по определению глобализации вдоль этих линий, как тонко завуалированные политические действия внутри одного специализированного правового порядка или, точнее, конкретных международных акторов, требующих нормативного приоритета для одной области международно-правовых норм по сравнению с другими областями правового регулирования. Действительно, некоторые ученые доходят до того, что характеризуют стремление к юридическому единству посредством общеобязательных правовых норм как «гегемонистский проект» ^[27].

Другие считают, что поиск путей посредничества между разными ценностями - это просто признание – главным образов во внутригосударственных делах - неизбежной необходимости достигать компромиссов между разными подходами. Таким образом, один из ключевых вопросов, заключается в том, является ли глобализация (и если да, то при каких обстоятельствах) нормативным общепринятым ответом на проблемы, обусловленные регионализацией.

Одной из опор глобализации в современном мире является либерализация экономической деятельности.

В двадцатом веке сторонники свободной торговли, которые видели открытие мировой торговли как путь к большему процветанию, стали влиятельными.

Всемирная торговая организация восходит своими корнями к середине ХХ века, когда закончилась вторая мировая война, и человечество планировало свою последующую жизнь. Сначала была задумана Международная торговая организация, которая должна была стать важным компонентом глобальной системы международных организаций после второй мировой войны ^[12]. Важным этапом создания условий свободной торговли стало создание Генерального соглашения по тарифам и торговле (далее – ГАТТ). С 1948 г. ГАТТ создало правовые основания для сокращения таможенных пошлин, квот и других протекционистских мер, которые препятствовали трансграничной торговле. В 1994 г. после Уругвайского раунда (многосторонних торговых переговоров), ГАТТ был заменен ВТО, которая, несмотря на существующие значительные недостатки, является более эффективной организацией, чем ГАТТ. В процессе работы ГАТТ действующие региональные соглашения и торговые блоки успешно ликвидировали торговые барьеры между участвующими странами. Этот успех привел к расширению трансграничной торговли в размере шести процентов ежегодно: с 1950 по 1994 гг. ^[19]. Как следствие, значительно расширили свое действие трансграничные денежные потоки, торговля и плавающие обменные курсы.

ВТО была учреждена в качестве отдельной международной организации с 1 января 1995 г. Она является самой молодой и в то же время наиболее влиятельной международной организацией в области международных торговых отношений. Согласно мнению М. Бронкерса, у ВТО «есть потенциал стать ключевой опорой глобального управления» ^[21]. Вместе с тем у данной организации есть и критики, которые утверждают, что ВТО «является патологически скрытной, конспиративной и неподотчетной суверенным государствам, и их населению» ^[19]. Вероятно, подобная критика обусловлена, среди прочего, противоречиями между развитыми и развивающимися странами в рамках самой ВТО. В связи с этим организационная структура ВТО отражает ее глобальный характер, включая такие вопросы, как цели и предмет деятельности, компетенцию, полномочия и участие государств в этой международной организации, а также ряд других аспектов.

ВТО стала символом глобализации международного правового пространства. Одним из подтверждений этому стал перечень источников права данной международной экономической организации.

Для самой ВТО и ее членов являются обязательными нормы международного обычного права. Согласно ст. 38(b) Статута Международного суда ООН международный обычай – это доказательство общей практики, признанной в качестве правовой нормы.

Согласно ст. 3(2) Договоренности о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, устанавливается следующее: «Члены признают, что система урегулирования споров имеет целью охранять права и обязательства членов по охваченным соглашениям и вносить ясность в отношении действующих положений этих соглашений в соответствии с обычно-правовыми правилами толкования международного публичного права». Если логически интерпретировать это положение, то можно сделать вывод, что международное обычное право действует только в сфере толкования международных договоров.

По данным Дж. Паувелин, и Жюри и Апелляционный орган ВТО много раз ссылались на нормы международного обычного права вне контекста толкования Соглашений ВТО ^[30]. В частности, Апелляционный орган ВТО обращался к нормам международного обычного права по теме разрешения споров (приемлемости иска, представительства во время судопроизводства, бремени доказывания, действия норм внутригосударственного права). Кроме того, органы ВТО обращались к нормам международного обычного права в контексте ответственности государств за международно-противоправные деяния и контрмер. Таким образом, указанную норму ст. 3(2) Договоренности о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, следует интерпретировать расширительно.

Международное обычное право, так же, как и общие принципы права, относится к сфере действия общего международного права. Зачастую общие принципы права позволяют заполнить пробел, существующий в силу отсутствия договорного регулирования. Жюри и Апелляционный орган ВТО неоднократно при рассмотрении дел применяли общие принципы права. В деле «США и принятым мерам в отношении импорта креветок» Апелляционный орган постановил следующее относительно принципа добросовестного выполнения обязательств: «содержание ст. XX является одной из форм выражения принципа добросовестного выполнения обязательств. Этот принцип является одновременно и общим принципом [внутригосударственного] права и общим принципом международного права, регулирует реализацию прав государствами. Применение этого принципа согласно доктрине abus de droit, запрещает государству злоупотреблять правом и в случае его реализации в правовом поле договорных обязательств, оно должно осуществляться согласно максиме bona fide, т.е. разумно. Злоупотребление государством правом, которое вытекает из договорных обязательств, означает нарушение договорных прав другого государства и, следовательно, обязательств государства, поступающего таким образом» ^[30].

В практике органов ВТО были отсылки и к другим общим принципам права: принципу неприменения закона ретроактивно; справедливости судебного разбирательства, эффективного толкования договора и т.д. ^[22].

Таким образом, общее международное право – это система права, которая включает в себя указанные элементы – международное обычное право, общие принципы права, - в которых есть нормы, которые в целом обязательны для всех государств. Эти источники являются неотъемлемой частью права ВТО.

Одним из следствий глобализации является тесное взаимодействие международных организаций, которые способствуют ей в полной мере. Речь здесь идет о сфере сотрудничества с другими международными организациями: ВТО, Международным валютным фондом и Международным банком реконструкции и развития и связанными с ним агентствами. Примечательно, что в ст. III Марракешского соглашения не перечислены другие международные организации, в частности, ОЭСР. Тем не менее, эта норма не является единственной, которая посвящена сотрудничеству, поскольку в настоящее время ВТО сотрудничает со многими международными организациями, не только МВФ и МБРР. Так, согласно ст. V Марракешского соглашения «Генеральный совет заключает соответствующие соглашения об эффективном сотрудничестве с другими межправительственными организациями, которые выполняют функции, имеющие отношение к функциям ВТО».

Однако ст. III, где названы только МВФ и МБРР, отражает приоритет в деятельности ВТО и, вероятно, по мере становления ОЭСР в качестве более универсальной (по субъектному составу) международной организации сотрудничество с ней станет не менее приоритетным, чем с двумя указанными организациями.

В связи с этим следует отметить, что неслучайно сотрудничество именно с МВФ и МБРР, а не ОЭСР или какой-либо иной международной организации, были обозначены в качестве приоритета сотрудничества ВТО. Создание МВФ, МБРР и заключение ГАТТ-1947 были исторически близкими событиями, в то время как ОЭСР и ЕС тогда еще не существовало. В 40-х гг. XX в. на межправительственном уровне велось активное обсуждение создания под эгидой ЭКОСОС Международной торговой организации (прообраза ВТО) ^[32]. Этим планам не суждено было сбыться в той форме, которая изначально предполагалась, однако сама концепция тесного взаимодействия трех международных организаций нашла свое воплощение в учредительном акте ВТО.

Во исполнение положения ст. III Марракешского соглашения ВТО заключило международные договоры с МВФ и МБРР ^{[17; 18]}. Эти договоры содержат положения относительно консультаций и обмена информацией между тремя международными организациями. В настоящее время особенно тесное сотрудничество между ними осуществляется ежедневно по вопросам технической поддержки развивающимся государствам. Агенты этих международных организаций также регулярно обсуждают вопросы единообразного формирования международной экономической политики.

Вместе с тем, так же, как и многие другие международные организации (в частности, ОЭСР), МВФ и МБРР имеют статус наблюдателей в ВТО.

Активное взаимодействие ВТО и ОЭСР проявляется в таких областях, как сельское хозяйство, экспортные субсидии и кредиты, статистика. Из всех областей сотрудничества выделяется сфера технической поддержки торговли развивающимся государствам (Aid- for-Trade). Эта программа призвана решать инфраструктурные проблемы доступа развивающихся и наименее развитых стран к международной торговле.

Другим фактором стало феноменальное увеличение числа двусторонних международных инвестиционных договоров (ДИД), основной целью которых является поощрение иностранных инвестиций в развивающихся странах. Защита, предоставляемая иностранным инвесторам с помощью таких видов международных договоров привели к ограничению возможностей принимающего государства в защите своих интересов.

Эти изменения, в свою очередь, привели к увеличению как прямых иностранных инвестиций, так и портфельных инвестиций через границы государств. Аналогичным образом, число транснациональных корпораций (ТНК или, как их еще называют в специальной литературе, многонациональные предприятия) значительно увеличились, наряду с масштабами их деятельности. В этом контексте актуальным вопросом международно-правового регулирования деятельности ТНК является налогообложение и усилия государств по предотвращению размыванию налоговой базы и переноса прибыли.

Глобализация не новое явление, однако, темпы интеграции национальных экономик и рынков значительно ускорились в последние годы. Свободное движение капиталов и трудовых ресурсов, перемещение производственных баз из районов с высокой стоимостью в места с низкой стоимостью, постепенное снятие торговых барьеров, достижения в технологиях и телекоммуникациях, а также всё возрастающее значение управления рисками и развития, защиты и использования интеллектуальной собственности оказало существенное влияние на то, как структурируются и управляются ТНК. Это привело к переходу от моделей профильной деятельности в конкретной стране к мировым моделям, основанным на организациях с матричной структурой управления и интегрированных сетях смежных компаний, в которых сосредоточены несколько функций на региональном и мировом уровне.

Более того, возрастание значения служебной составляющей экономики и цифровых продуктов, которые зачастую могут предоставляться через Интернет, дало возможность компаниям размещать многие виды производственной деятельности в местах, географически удаленных от действительного местоположения их клиентуры ^[29].

В современных ТНК отдельные группы компаний осуществляют свою деятельность в рамках консолидированной политики и стратегии, установленных группой в целом. Отельные юридические лица, образующие группу, работают как обособленная интегрированная компания, придерживаясь общей стратегии бизнеса. Административно- управленческий аппарат скорее может быть разбросан географически, чем находиться в одном централизованном месте, причем линии предоставления отчетности и процессы принятия решений выходят за рамки правовой структуры ТНК.

Глобализация фактически вызвала эволюционное развитие продуктов и операционных моделей, создавая условия для развития глобальных стратегий, целью которых является максимальное увеличение прибыли и минимизация расходов и издержек, включая затраты на уплату налогов.

В то же время правила налогообложения доходов от трансграничной деятельности остались почти без изменений, причем разработанные в прошлом принципы все еще находят свое применение в национальных и международных налоговых правилах. Другими словами, изменения в практиках ведения бизнеса, обусловленные глобализацией и переходом на цифровые технологии экономической деятельности, вызвали вопросы у правительств о том, что внутренние и международные правила по налогообложению доходов от трансграничной деятельности не успевают за этими изменениями.

Не считая случаев нарушений криминального характера, которые скорее являются исключением, а не правилом, ТНК, задействованные в размывании налоговой базы и переносе прибыли, соблюдают требования законодательства вовлеченных стран.

Правительства признают и этот факт и то, что любые изменения в законодательной базе могут быть достигнуты только через международное сотрудничество.

Кроме очевидной необходимости повышать прозрачность деятельности ТНК ключевые проблемные сферы связаны с:

- различиями на международном уровне в классификации самостоятельной компании и инструментов, включая различия регулирования гибридов и арбитраж;

- применением принципов налогового договора к доходу, полученному от поставки цифровых товаров и услуг;

- налоговым режимом для кредитного финансирования, кэптивного страхования и других внутригрупповых финансовых сделок связанных сторон;

- трансфертным ценообразованием, особенно в связи с переносом рисков и нематериальных средств, искусственное дробление структуры собственности на активы между юр. лицами внутри консолидированной группы, а также сделки между такими юр. лицами, которые не проводились бы между независимыми компаниями;

- эффективностью мер борьбы с уклонением от уплаты налогов, особенно нормы GAAR, режимы для иностранных контролируемых компаний, правила тонкой капитализации и правила по предотвращению нарушений по соглашениям об избежании двойного налогообложения; и

- наличием вредоносных льготных режимов ^[29].

Зачастую ТНК используют регионализацию в собственных целях, когда осуществляют размывание налоговой базы и перенос прибыли, использую различия в правовом регулировании государств, разные правовые режимы, налоговые ставки.

В исследовании Дж. Хекмейра представлен количественный обзор эмпирических печатных источников по практикам передачи доходов ТНК ^[25]. В них анализируются фактические данные по 23 исследованиям и делаются выводы о наличие косвенных доказательств передачи доходов, основанных на сопоставлении, согласно которой сумма объявленной налогооблагаемой прибыли обратно пропорциональна разнице между местной налоговой ставкой и уровнями налогов в других местах расположения группы. На основании проведенного анализа в этом исследовании утверждается, что именно трансфертное ценообразование и лицензирование, а не кредитование между компаниями, является доминирующим каналом передачи доходов.

Таким образом, глобализация и регионализация правового пространства – две стороны одной медали. Они находятся в диалектическом единстве и борьбе противоположностей. Глобализация как факт международной жизни может использоваться ее бенефициарами (в частности, международными организациями и ТНК) для собственного развития, в то же время они могут использовать регионализацию (как ТНК) с тем, чтобы максимизировать прибыли и снизить издержки на основании различий в правовом регулировании государств.

В то же время необходимо обратить внимание на то, что диалектическое развитие процессов глобализации и регионализации правового пространства во многом подрывают политические практики, основанные на принципах правового нигилизма. Примером такого рода действий являются, в частности, планы властей Великобритании осуществить т.н. «жесткий вариант Брекзита». Сущность последнего заключается в выходе Соединенного Королевства из состава Евросоюза без заключения соглашений относительно целого ряда правовых аспектов данного процесса (в частности, нерешенным должен остаться вопрос о статусе таможенной границы ЕС и Северной Ирландии) ^[16]. Еще более ярко это проявляется в протекционистской политике президента США Д. Трампа. Американский лидер в начале своего пребывания на посту главы государства разорвал достигнутые Б. Обамой соглашения относительно создания Трансатлантического и Тихоокеанского партнерств, что ликвидировало правовую базу для дальнейшего развития процесса глобализации в соответствующих регионах. Одновременно им были развязаны «таможенные войны» против властей Китая и ЕС ^[3]. Также Д. Трамп начал активно использовать санкции для ограничения присутствия ряда ТНК на американском рынке ^[14]. В качестве наиболее яркого примера в данном случае можно привести меры, использованные по отношению к корпорации Huawei. Помимо ограничения доступа к технологиям, американские власти также инициировали индивидуальное преследование представителей топ-менеджмента Huawei на международном уровне. Само по себе использование правовых механизмов в качестве инструмента протекционистских практик не может служить поводом для критики ^[15]. Более того, такого рода действия служат неотъемлемым элементом процесса регионализации. Однако в данном случае мы сталкиваемся, во-первых, с гипертрофированными формами протекционистских правовых инструментов. Во-вторых, действия властей США напрямую противоречат принципам ВТО. В-третьих, фактически имеет место избирательное применение правовых норм: власти Соединенных Штатов применяют правовые санкции к зарубежным компаниям ща использование на международной арене тех же практик, которые официальный Вашингтон активно применяет для продвижения американской продукции. Фактически речь идет о крайних формах регионализации. Последнее ставит под вопрос саму возможность дальнейшего синтеза и диалектического развития глобализации и регионализации не только экономического, но и правового пространства ^[17].

Перспективы дальнейшего развития данного процесса, очевидно, напрямую связаны с вопросом относительно итогов последующих выборов президента США. Развитие международного права в данном случае во многом определяется внешнеполитическим и экономическим курсом действующего главы Соединенных Штатов. Его поражение может означать возврат в той или иной форме к прежним практикам правового регулирования международных политических процессов, что должно привести к устранению крайностей в ориентации властей США на программу «экономического национализма».

При всём этом, надо помнить, что государства - первичные субъекты международного права. Они самостоятельно выбирают наиболее оптимальный для себя вариант объединения с учетом сохранения своего суверенитета и достижения максимальной степени интеграционной взаимозависимости друг от друга ^{[9, с. 174]}. От этой константы и исходит в своём развитии современное международное (глобальное, региональное) право.