Тупики натуралистических теорий сознания и выход из них

Иванов Евгений Михайлович кандидат философских наук доцент, Национальный исследовательский Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского 4100009, Россия, Саратовская область, г. Саратов, ул. Мельничная, 19а Ivanov Evgenii Mikhailovich PhD in Philosophy associate professor of the Department of Theology and Religious Studies at Saratov Chernyshevsky State University 4100009, Russia, Saratovskaya oblast', g. Saratov, ul. Mel'nichnaya, 19a mikroprozop58@mail.ru Другие публикации этого автора

Под натуралистическими теориями сознания мы будем понимать концепции, которые постулируют в той или иной форме производность феноменального сознания от мозга (в более общем плане — производность сознания от «материи» — физической реальности). Существуют две основные разновидности натуралистических теорий сознания — это функционализм — теория, согласно которой феноменальное сознание есть «функция мозга», рассматриваемая как некая инварианта по отношению к способу ее физической реализации, и двухаспектный подход — согласно которому феноменальное сознание есть «внутренний аспект» того, что «извне» (с позиций третьего лица) воспринимается как физический объект — мозг. Подчеркнем, что сознание в данной работе мы будем понимать в контексте «трудной проблемы сознания» (по Чалмерсу ^[13]), т.е. понимать его именно как феноменальное сознание — совокупность всего того, что непосредственно переживается субъектом (в чувственной и в нечувственной форме).

В данной статье мы не будем заниматься ни описанием строения и свойств феноменального сознания, ни подробным изложением и анализом функционализма и двухаспектного подхода — мы уже делали это в других публикациях ^{[2, 3]}. Цель данной статьи — показать, что натурализм в понимании природы сознания, в любой его форме, сталкивается как минимум, с четырьмя неразрешимыми для него проблемами и, следовательно, конструктивное решение этих проблем требует отказа от натуралистической парадигмы понимания природы сознания и его отношения с мозгом. В конце статьи мы покажем, как эти проблемы успешно решаются за пределами натурализма и почему такое «антинатуралистическое» понимание сознания не только не противоречит современной физической картине мира, но, напротив, ею прямо предполагается.

Четыре упомянутых проблемы, неразрешимые в рамках натурализма, это проблема природы чувственных качеств («квалий»), проблема целостности феноменального сознания, проблема природы индивидуальности нашего «Я» и, наконец, проблема «каузальной способности» феноменального сознания (которую также можно обозначить и как проблему объяснения моей способность достоверно знать, что «я не есть философский зомби»).

Рассмотрим последовательно эти проблемы. Начнем с вопроса о природе переживаемых нами чувственных качеств (которые в современной аналитической философии обозначаются термином «квалии»). Речь идет о таких модально-специфических качествах наших ощущений, как цвет, вкус, запах, ощущение тепла и холода, ощущение высоты звука и т.п. Суть проблемы природы качеств заключается в том, что они, эти качества, очевидно присутствуя в нашем чувственном восприятии, тем не менее полностью отсутствуют в составе научной (физической) картины мира. С точки зрения физики, а также физиологии восприятия, чувственные качества не присутствуют в составе физической реальности и являются как бы условными «обозначениями» в нашем чувственном сознании тех или иных интервалов чисто количественных характеристик свойств физических объектов. Так цвета «кодируют» определенные интервалы частот колебаний электромагнитного поля, запах и вкус — есть условные обозначения для различных геометрических форм молекул, воздействующих на вкусовые и обонятельные рецепторы, высота звука соответствует частоте колебаний, распространяющихся в воздухе, ощущение тепла и холода — обозначают различные величины средней скорости движения молекул в окружающей нас среде и т.д. С точки зрения физики за качествами всегда «скрываются» некоторые чисто количественные характеристики самих воспринимаемых нами физических объектов.

Таким образом, если исходить из «онтологичности» физической картины мира (т.е. признать, что «сами вещи» именно таковы, какими их описывает физика), то нужно также признать, что «сами вещи» никакими качествами не обладают — они не имеют ни цвета, ни запаха, ни вкуса, они не холодные и не горячие, не звучат и т.д., а все, что имеет отношение к качествам — привносится в чувственное восприятие только самим сознанием. Именно сознание «раскрашивает», «озвучивает», придает вкус и запах тому, что само по себе обладает (по Декарту) только «чистой протяженностью и движением» — ведь именно так современная физика и описывает все окружающие нас материальные объекты. Но если сознание является «функцией мозга» или же «внутренним аспектом» физического состояния мозга (как, например, предполагал Г. Т. Фехнер) — то откуда же в нем могут взяться эти самые качества для того, чтобы быть «добавленными» к бескачественной картине физической реальности? Ведь мозг тоже есть материальный объект, состоящий из атомов и молекул, которые, также как и атомы и молекулы в других материальных телах, никакими качествами сами по себе не обладают. Когда я вижу нечто зеленое, в моем мозге ничего не зеленеет, да и не может зеленеть — поскольку не существует такого физического свойства «быть зеленым». Здесь не спасает и идея, что субъективным состояниям соответствуют не физические, а особые, «инвариантные к способу их физической реализации» ^[1] «функциональные» или «информационные» состояния мозга. Ведь из самой идеи функциональных или информационных свойств никак не вытекает, что они должны субъективно переживаться в виде какие-либо качеств. Что касается «чистой информации», то она по самой своей природе мыслится как некая инварианта, по отношению к тому или иному способу ее чувственного «кодирования», в частности, с помощью качеств. Например, информация об определенной длине волны, соответствующей красному цвету, не обязательно должна передаваться с помощью ощущения красного цвета. Мы могли бы, например, различать длины волн с помощью различной штриховки (красное — «в клеточку», «зеленое» — в линеечку и т.д.) или с помощью всплывающих в нашем восприятии надписей: «красное», «зеленое» и т.п.

Как можно попытаться решить проблему природы качеств в рамках натуралистической парадигмы? Возможен такой ход мысли, который в свое время предложил Б. Рассел ^[10]: в составе физической реальности качества на самом деле существуют, но в силу особенности метода науки, они отсутствуют (игнорируются) в научном (физическом) описании этой реальности. Все дело в том, что, по Расселу, качества в «в вещах» и качества в сознании не соответствуют друг другу. Например, реальное «красное» не обязательно изображеется как «красное» в сознании. Поэтому физика, стремясь к объективности, вынуждена оперировать чисто количественными соотношениями, инвариантными к способу их качественного представления, что и объясняет почему качества отсутствуют в научном описании как элементы физической теории. На наш взгляд эта теория мало правдоподобна, поскольку она оставляет нерешенным вопрос о нашей способности описывать чувственные качества именно как качества, а не как некие количества. Мы очевидно способны выразить наличие чувственных качеств в нашем восприятии посредством речи: я вижу красное и говорю: «я вижу красное». Речевое высказывание — есть физический акт. Если я говорю о переживании красного, то очевидно, что именно это переживание красного и является изначальной причиной этого моего говорения о красном. Следовательно, «красное», есть нечто наделенное «каузальной силой», есть нечто реально действующее в составе физического мира. Но физика как раз и есть та наука, которая описывает все то, что так или иначе действует в физическом мире. Если качества физически действуют, но при этом, физика их почему-то игнорирует, то это может означать только одно: что физическая картина мира не полна, в ней отсутствуют некоторые важные элементы, способные причинно воздействовать на другие физические объекты — а именно отсутствуют качества. Но современная квантово-релятивистская физика, как мы ее себе сейчас представляем, дает нам, по-видимому, исчерпывающие описание обычной атомно-молекулярной материи, из которой состоит человек: физика дает нам подробное объяснение того, как устроены атомы, молекулы, как они функционируют и взаимодействуют друг с другом и т.д. Никаких «белых пятен», «загадок», которые могли бы быть решены путем введения в физическую теорию «качеств», мы в современной физической теории, касающейся обычной атомно-молекулярной материи, не обнаруживаем. То, что пока еще не до конца объяснено физически (например, природа «темной материи», «темная энергия», «суперструны» и т.п.) — может иметь отношение лишь к объектам космологических масштабов или же существовать применительно к диапазону очень высоких энергий, недостижимых в Земных условиях, и, следовательно, все то, что в этих высоких энергетических диапазонах может быть открыто (например, тот факт, что частицы являются не точками, а струнами), никак не может проявлять себя на уровне обычного физического человеческого существования. Таким образом, теорию происхождения качеств Б. Рассела следует отклонить как нереалистическую.

Другой более фундаментальный подход к проблеме качеств заключается в радикальном отрицании репрезентативного (опосредованного) характера чувственного восприятия. С этой точки зрения, мы видим не «образы в нашей голове», но сами вещи — как они существуют «сами по себе», т.е. видим не репрезентации, не копии вещей, а сами «подлинники». Эта точка зрения известна в философии как «интуитивизм» или «неореализм». С точки зрения интуитивизма «вещи именно таковы, какими они выглядят» (как утверждал основатель интуитивизма А. Бергсон) и, следовательно, качества не есть нечто «добавляемое» в восприятие самим сознанием, а есть объективные свойства самих вещей, которые мы и воспринимаем прямо и непосредственно «в самих вещах». Таким образом проблема происхождения качеств снимается, но, однако, достигается это ценой отказа от онтологичности научной картины мира, рисующей нам бескачественную физическую Вселенную. Если истинная реальность, как считают интуитивисты, есть именно то, что открывается нам в чувственном восприятии («жизненный мир человека»), то наука, которая вступает в противоречие с этой чувственной картиной мира, должна мыслится как некая культурно обусловленная «надстройка» над этой чувственной картиной, которая сама по себе ничему реально существующему не соответствует (объекты науки, такие как атомы, электроны, электромагнитные волны — это, с точки зрения интуитивизма, псевдосущности, существующие лишь в «головах у ученых»), но существуют они лишь в нашем мышлении и воображении в силу культурно обусловленного стремления человека как-то упорядочить, привести в строгую систему свой многообразный чувственный опыт. Ясно, что в этой парадигме мышления невозможно серьезно рассматривать и психофизическую проблему — поэтому в данном случае мы имеем не столько решение проблемы качеств, сколько элиминацию самого проблемного поля, внутри которого возникает эта проблема. В любом случае здесь мы выходим за пределы натуралистической парадигмы, трактующей сознание как нечто производное от мозга, да и сама проблема сознания как таковая в рамках интуитивизма по сути как бы «испаряется», становится не актуальной. Таким образом интуитивизм (и близкие к нему концепции — феноменология, «фундаментальная онтология» М. Хайдеггера и т.п.), в силу отрицания им онтологичности научной картины мира, нельзя рассматривать как эффективный способ решения проблемы природы качеств, поскольку здесь разрушается сама основа постановки данной проблемы. Существенный недостаток интуитивизма можно усмотреть в том, что эта концепция не только деонтологизирует научную (физическую) картину мира, но и, более специально, вступает в противоречие с общепринятыми физиологическими и психологическими теориями чувственного восприятия, которые явно исходят из опосредованного характера любого вида чувственного восприятия, а, следовательно, исключают возможность «прямого доступа к самим вещам» на уровне чувственного постижения реальности.

В итоге, мы можем констатировать, что в рамках натуралистической парадигмы, рассматривающей сознание как нечто производное от мозга, проблема природы чувственных качеств представляется неразрешимой — им этим качествам, просто неоткуда взяться — их нет ни в мозге, ни в окружающей нас природе.

Вторая неразрешимая для натуралистической парадигмы проблема — это проблема объяснения целостности феноменального сознания. Феноменальное сознание (совокупность переживаемого) состоит, очевидно, из множества различных чувственных и нечувственных элементов (ощущений различных сенсорных модальностей, перцептивных образов, представлений, смыслов, эмоциональный и волевых актов и т.п.) которые, как это показывает интроспекция, переживаются нами не изолированно друг от друга, но в составе некого единого «феноменального поля переживаемого» — в котором отдельные элементы опыта сопереживаются, даны вместе с отношением их друг к другу. Например, в случае зрительного восприятия целостность сознания проявляется в виде существования единого перцептивного «зрительного поля», внутри которого отдельные зрительные ощущения интегрированы в целостные перцептивные образы (гештальты), а сами эти образы также интегрированы в это единое зрительное перцептивное поле. Когда я вижу, например, лицо человека, я вижу не отдельно левый и правый глаз, рот, нос, уши и т.д., но вижу целостное лицо как некий единый гештальт, целостную структуру, в которой все эти элементы лица сопереживаются вместе с отношением между ними. Перцептивные поля различных модальностей также не изолированы друг от друга — но образуют единое полимодальное перцептивное поле актуально чувственно переживаемого мною.

Подобная форма целостности сознания существует и для элементов, находящихся за пределами актуально воспринимаемого. То, что я воспринимаю «сейчас» имеет для меня некоторый смысл — например, переживается как непосредственное продолжение того, что воспринималось в предшествующий момент времени. Таким образом актуально воспринимаемое переживается не изолированно от ранее пережитого, но в некой содержательной соотнесенности с ним и эта соотнесенность (своего рода «сверхчувственная гештальтность» сознания) и образует феномен смысла. Каким образом эта целостность сознания, существующая как в синхроническом (актуально-чувственном), так и в диахроническом (смысловом) планах — может быть обеспечена работой мозга? Мозг сам по себе, как материальный объект, отнюдь не является чем-то «единым и целостным». Он состоит из множества относительно автономных субъединиц — нейронов (а также глиальных клеток) каждый из которых есть отдельное живое существо, связанное с другими нейронами лишь чисто внешними связями — через нервные волокна, дендриты, синапсы, через обмен нервными импульсами. Межнейронная связь осуществляется не мгновенно, а с значительным запаздыванием. Скорость распространения нервных сигналов, с помощью которых коммутируют между собой нейроны, весьма невелика — в среднем она составляет около ста метров в секунду. Каким образом совокупная работа всего этого сообщества отдельных нейронов может обеспечить субъективно переживаемое мною единство моего сознания?

Если я способен не только переживать отдельные изолированные феномены сознания, но и способен их сопоставлять друг с другом, сравнивать их, непосредственно-наглядно усматривать их сходство и различие, то это означает, что соответствующие этим феноменам потоки информации в мозге должны как-то прямо взаимодействовать, контактировать друг с другом. Но с чисто физической точки зрения это предполагает, что все эти информационные потоки должны сходиться в одном месте, в одной точке — поскольку с точки зрения теории относительности дальнодействия не существует и, следовательно, прямое взаимодействие информационных потоков возможно лишь если они как-то «соприкасаются» друг с другом в какой-то одной точке пространства. Но как это возможно реально осуществить в мозге? Вряд ли в мозге есть хотя бы один нейрон, на котором сходились бы все информационные потоки от разных сенсорных анализаторов для того, чтобы было возможно создать внутри этого нейрона интегральное полимодальное перцептивное поле актуально переживаемого. Но даже если бы такой нейрон существовал, то поскольку он также есть весьма сложный и протяженный объект, вся эта сенсорная информация и внутри одного нейрона существовала бы в распределенной между отдельными его частями форме — т.е. и в этом случае подлинное единение всех этих информационных единиц отсутствовало бы.

Обычно эту проблему «связывания» различных элементов сознания в единое феноменально переживаемое целое пытаются решить с позиции т.н. «эмерджентизма» — полагают, что феноменальное сознание возникает как некое «системное свойство», принадлежащее не отдельным нейронам (или даже атомам или молекулам), а некой совокупности взаимосвязанных нейронов, образующих некую единую «функциональную систему». Но тогда возникает вопрос: откуда собственно нейроны могут «знать», что они являются частью некой единой системы, и что их состояния каким-то непонятным образом нужно объединить с состояниями еще каких-то других нейронов, и как такое «функциональное» объединение реально осуществляется? Если предположить, что каждый нейрон имеет как бы некое собственное «микросознание», а мое сознание образуется из суммы сознаний отдельных нейронов, то как, по какому принципу осуществляется это объединение? Проблема здесь заключается в том, что не существует никаких объективных (физических) критериев членения материального мира на какие-либо «отдельные системы». Мы, например, говорим: «холодильник — это единая система» или «компьютер — это единая система» лишь постольку, поскольку части холодильника и части компьютера в совокупности выполняют для нас некую полезную с нашей точки зрения функцию. По сути же эта «полезная функция» существует лишь в нашем воображении, в силу нашего субъективного понимания предназначения этих предметов. Но тогда мы должны заключить, что и сами эти предметы, как «целостные системы» — существуют лишь в нашем воображении, в нашей субъективной «смысловой системе координат». Из того, что холодильник представляется для нас как «единая система», отнюдь не следует, что все его детали каким-то образом реально «ощущают» какое-либо единение друг с другом, ощущают себя именно «деталями единого холодильника». То же самое и с мозгом — из того, что нам удобно мыслить мозг как некое функциональное целое, никак не следует, что он и реально, онтологически обретает какую-либо «целостность в себе» и т.о. как целое «генерирует» единое, принадлежащее всему этому мозгу, феноменальное сознание.

Итак мы видим, что сознание обладает очевидным феноменальным единством (целостностью) его содержимого, тогда как мозг, состоящий из совокупности отдельных функциональных субъединиц, подобной целостностью явно не обладает. Отсюда мы делаем вывод, что проблема единства сознания не имеет решения в рамках натуралистической парадигмы.

Третья неразрешимая с позиций натурализма проблема — это проблема индивидуальности нашего «Я». Феноменальное сознание существует не в безличной форме, но именно как «мое» (или чьё-то иное) сознание — как сознание конкретного субъекта (конкретного «Я»). Возможно ли объяснить индивидуальность сознания с позиций натурализма, т.е. исходя из того, что сознание во всех его аспектах является чем-то производным от мозга и протекающих в нем физиологических процессов? Если все аспекты сознания определяются мозгом, то именно от мозга должен зависеть и тот факт, что я являюсь именно данным, а не каким-то иным субъектом. Но что в моем мозге может детерминировать мою индивидуальность? Ясно, что индивидуальность моего «Я» не может определяться тем фактом, что мой мозг состоит из определенных «индивидуальных» атомов. Во-первых, атомы моего мозга непрерывно обновляются в ходе процесса обмена веществ, так что через несколько лет мой мозг будет состоять уже из других атомов, что, однако, никак не повлияет на факт себетождественности моего «Я» — я очевидно останусь тем же самым субъектом, что и раньше. Во-вторых, сами атомы (как и составляющие их элементарные частицы) одного и того же сорта, с точки зрения квантовой теории, абсолютно идентичны, неотличимы друг от друга, так что замена одного атома на другой того же сорта, не должна с точки зрения физики приводить к каким-либо наблюдаемым последствиям. Атомы и элементарные частицы лишены всякой индивидуальности и если их невозможно различить даже по положению в пространстве, то они начинают буквально превращаться друг в друга, обмениваться состояниями, что приводит к наблюдаемым физическим эффектам (т.н. «обменному взаимодействию»).

Каким же образом моя индивидуальность может проистекать из какой-либо материальной основы, если сама материя лишена индивидуальности и состоит из абсолютно стандартных, неразличимых компонент? Сторонники натурализма на этот вопрос обычно отвечают так: хотя мозг состоит из стандартных, неразличимых, а значит и лишенных индивидуальности элементов, но он, однако, обладает уникальным строением — уникальной комбинацией этих стандартных компонент. Именно уникальность структуры мозга и определяет индивидуальность моего «Я». Однако, ясно, что и структура любой сложной материальной системы не есть нечто абсолютно уникальное. Вполне возможно, что в будущем мы научимся копировать любые сложные материальные структуры с точностью до расположения отдельных атомов. Уже сейчас существуют туннельные микроскопы, позволяющие достаточно точно сканировать положение отдельных атомов на плоскости. С помощью этих же микроскопов можно также целенаправленно перемещать отдельные атомы, составляя из них некие композиции. Если мы сможем нечто подобное делать в объеме, то появится возможность сканировать расположение отдельных атомов в трехмерных материальных системах и создавать достаточно точные копии различных материальных объектов, включая и живые организмы. Что произойдет, если объектом копирования станет живой человек? Например, я подвергся сканированию, а затем, на основе полученной точной информации о атомарном строении моего организма, создается моя точная материальная копия. Предположим, что эта копия создана не на Земле, а на Марсе. Означает ли это для меня, что я перемещусь на Марс как только там появится моя копия? Очевидно нет. Я являюсь субъектом собственных восприятий и собственных действий. Но я не буду субъектом восприятий и действий моей копии: я не буду чувствовать то, что чувствует она, не буду способен управлять ее действиями. Из того, что два материальных объекта идентичны никак не следует, что между ними существует какой-либо обмен информацией. Такой обмен информации должен был бы, помимо прочего, осуществляться мгновенно — независимо от расстояния между мной и копией, а это запрещено теорией относительности. Значит я не буду чувствовать боль — если копию бьют, не буду знать что вообще с ней происходит и существует ли она вообще, а значит, — эта копия не есть я. Отсюда следует вывод, что сколь угодно точное копирование материальной структуры тела и мозга человека не приведет к копированию его «Я», его индивидуальности. Но это означает, что индивидуальность «Я» не определяется ни индивидуальностью атомов (которые всякой индивидуальности лишены и к тому же непрерывно обновляются), ни индивидуальностью комбинации этих атомов, составляющих структуру тела и мозга конкретного человека. Получается, что индивидуальность «Я» вообще не может быть детерминирована какими-либо материальными факторами — поскольку эти факторы принципиально воспроизводимы и размножимы, тогда как «Я» — абсолютно уникально, может существовать только в одном экземпляре.

Иногда можно услышать такое возражение: копия человека принципиально отличается от оригинала, поскольку она лишена социального опыта последнего. Однако поскольку социальный опыт индивида актуально аккумулирован в его памяти, а память, с точки зрения натуралистической парадигмы, хранится в мозге в виде материального следа (энграммы), то, очевидно, копирование тела и мозга приведет также и к копированию социального опыта и в этом отношении копия ничем не будет отличаться от оригинала.

Итак мы видим, что индивидуальность нашего «Я» — есть свойство сознания, которое необъяснимо с точки зрения натуралистической концепции производности сознания от мозга. Д. Чалмерс предлагает в качестве как бы аксиомы философии сознания т.н. «принцип супервентности» ^[13] — из которого следует, что два совершенно одинаковых с физической точки зрения мозга должны обладать идентичными сознаниями. Однако, как мы видим, для такого свойства сознания как «быть определенным себетождественным Я» — принцип супервентности нарушается. «Я» не супервентно относительно мозга и т.о. не имеет объяснения в рамках натуралистической парадигмы.

Последняя четвертая неразрешимая для натурализма проблема теории сознания — это проблема «каузальной способности» феноменального сознания. С точки зрения натурализма функция сознания тождественна функции мозга. Феноменальные переживания, с этой точки зрения, есть как бы некое пассивное сопровождение («тень») мозговых процессов. Но тогда возникает вопрос: каким же образом мы можем в этом случае достоверно знать и высказывать обоснованные суждения о существовании собственного феноменального сознания? Если я переживаю ощущение красного цвета, то логично предположить, что именно это переживание красного является изначальной причиной моего высказывания «я вижу красное». Однако с точки зрения натурализма суждение «я вижу красное» продуцирует мой мозг в силу его определенного устройства и актуального физического состояния. Таким образом, именно это устройство и физическое состояние моего мозга, а не «ощущение красного» является подлинной причиной моего суждения: «я вижу красное». Предположим, что феноменальное сознание можно каким-то образом «выключить» без каких-либо изменений функции мозга. Такое предположение не является логически противоречивым, а значит такую возможность нормального функционирования мозга без «феноменального сопровождения» невозможно исключить априори. Ситуация, когда мозг работает в обычном режиме, а феноменальное сознание при этом полностью отсутствует, обозначается в философии сознания термином «философский зомби» (ф-зомби) ^[4]. Ф-зомби — это существо, абсолютно тождественное физически обычному человеку, а также и действующее точно также, как обычный человек. Единственное отличие — ф-зомби полностью лишен феноменального сознания. Очевидно, что существование ф-зомби может быть непротиворечиво помыслено. Следовательно, априори невозможно отрицать возможность существования ф-зомби. Но тогда возникает вопрос: откуда я могу совершенно достоверно знать, что я в данный момент не являюсь ф-зомби? Действительно, существование моего феноменального сознания совершенно для меня очевидно. Я абсолютно уверен в том, что я что-то сейчас ощущаю, переживаю, мыслю и т.д. И таким образом я совершенно точно знаю, что я не есть ф-зомби. Но если ф-зомби принципиально возможен, то такое достоверное знание о наличии собственных субъективных феноменов принципиально не возможно. Поскольку ф-зомби функционально ничем не отличается от обычного человека, то он, очевидно, на любые вопросы будет давать ответы, характерные для обычного человека. Если ф-зомби спросить: «ты обладаешь феноменальным сознанием?» — то он, очевидно, ответит на этот вопрос утвердительно. Ведь данное суждение с, точки зрения натурализма, производит его мозг, работа которого никак не меняется из-за того, что феноменальное сознание отключено. Если я попеременно нахожусь то в нормальном состоянии, то в состоянии ф-зомби, то в обоих случаях мои суждения о наличии у меня феноменального сознания будут тождественными. То есть я буду утверждать, что «я нечто субъективно переживаю» не зависимо от того, переживаю я что-либо на самом деле или же нет. Но в таком случае любые мои субъективные суждения о наличии у меня феноменального сознания принципиально не достоверны — то, что я утверждаю наличие у меня феноменального сознания вовсе не означает, в этом случае, что оно, это феноменальное сознание, действительно у меня имеется. Однако, самонаблюдение показывает нам обратное — я очевидно обладаю абсолютно достоверным знанием о наличии собственного феноменального сознания. Как разрешить это противоречие? Для того, чтобы суждения о наличии феноменальных переживаний были абсолютно достоверны, необходимо чтобы существование ф-зомби было логически не возможным. Иными словами, необходимо наличие сущностной связи феноменологии и функции сознания — так что без субъективной феноменологии нормальная функция сознания была бы принципиально не возможна.

Для решения этой проблемы не достаточно постулировать лишь фактическую неразрывность функции и феноменологии сознания. Например, с позиций двухаспектного подхода к решению психофизическоой проблемы можно было бы утверждать, что феноменология обязательно существует как коррелят функции мозга, поскольку она является «внутренним аспектом» физического (или же функционального — по Чалмерсу) состояния мозга. Тогда суждения о наличии феноменального сознания, хотя они производятся «внешней» (интерсубъективно наблюдаемой) функцией мозга, будут истинными просто потому, что эта внешняя функция всегда предполагает также и «внутренний аспект» — приватное субъективное переживание, коррелятивное этой функции. Однако, абсолютная моя уверенность в наличии феноменов моего сознания в данном случае по сути означает, что я, откуда-то абсолютно достоверно знаю, что двухаспектная теория верна и, следовательно, наличие функции самоотчета необходимо предполагает и существование самого предмета самоотчета. Но откуда я могу это знать? Это знание, очевидно, априорно в том смысле, что оно не зависит от каких-либо моих познаний в области решений психофизической проблемы, и таким образом это знание может существовать лишь в том случае, если ф-зомби не возможны именно логически, а не только чисто фактически. Но ф-зомби логически не возможны только в том случае, если функция сознания не тождественна функции мозга (есть нечто большее, чем функция мозга) или же если сама функция мозга существует как нечто логически зависимое от существования феноменального сознания. Если я высказываю суждение: «я вижу красное», то именно это «красное» как субъективный феномен, а не мозг, должно быть реальной причиной данного суждения. Следовательно, чтобы не быть эпифеноменом, бессильным «теневым» сопровождением «функции мозга», феноменальное сознание должно быть реальным, а не номинальным, участником психических процессов, должно само активно действовать, а не быть «тенью» реально действующих мозговых процессов. Таким образом, здесь мы также выходим за рамки натуралистической парадигмы, рассматривающей феноменальное сознание как некий «внутренний аспект» или «коррелят» функционального или физического состояния мозга.

Итак, мы выявили четыре фундаментальные проблемы философии сознания, которые, по нашему мнению, неразрешимы в рамках натуралистической парадигмы. Это проблема природы «качеств» (квалий), проблема единства феноменального сознания, проблема происхождения индивидуальности нашего «Я» и проблема «каузальной способности» феноменального сознания. Мозг, как физический объект, не обладает чувственными качествами (поскольку физическая реальность бескачественна), не обладает нужной формой целостности, не может быть основой уникальности нашего «Я», поскольку сам не абсолютно уникален, и с позиций натурализма необъяснима наша способность достоверно знать о наличии субъективных феноменов — которая предполагает активное участие этих феноменов в психических процессах, так что функция сознания оказывается сущностно зависимой от наличия субъективной феноменологии.

Решение всех этих проблем, на наш взгляд, возможно лишь за пределами натуралистической парадигмы. С философской точки зрения таким решением может быть либо дуализм материи и сознания, либо радикальный идеализм — рассматривающий физическую реальность как нечто производное от сознания. Если в физическом мире нет качеств, нет целостности, присущей сознанию, нет ничего индивидуального, поистине уникального, то естественно предположить, что все эти аспекты сознания — качественность, целостность, индивидуальность имеют не физическую природу, но привносятся в физический мир «извне». Иными словами, существует некая «нематериальная душа», обладающая всеми этими отсутствующими у материи свойствами, и обладающая к тому же некой самостоятельной «функциональной способностью», не тождественной и не параллельной функции мозга. С позиций же радикального идеализма сама физическая реальность рассматривается как некая «компонента», существующая «внутри» сознания и, следовательно, сознание, с этой точки зрения, содержит в себе и какие-то иные компоненты, помимо физической реальности, и именно эти компоненты и ответственны за отсутствующие в составе физической реальности свойства феноменального сознания.

Однако, если мы постулируем существование нематериальной души, то эта душа должна как-то взаимодействовать с физической реальностью — иначе как мы могли бы высказывать суждения о наших субъективных переживаниях, являющихся состояниями этой души. Говорение — есть физический акт. Если процессы в нематериальной душе способны воздействовать на физические акты говорения, то это означает, что душа способна воздействовать на физические процессы в мозге. Но физика и есть теория, которая описывает все то, что так или иначе действует в физическом мире. Отсюда можно заключить, что душа, раз она способна воздействовать на физические процессы, также является каким-то физическим объектом или, по крайней мере, должна каким-то образом учитываться в существующей физической картине мира. Кроме того, существует принцип каузальной замкнутости физической Вселенной, вытекающий из фундаментальных законов сохранения (энергии, импульса, момента импульса и т.д.), согласно которому любые физические события являются следствием каких-то других, также чисто физических, событий. Если нам задано физическое состояние Вселенной в некоторый момент времени, то при неограниченных вычислительных ресурсах мы в принципе могли бы проследить всю последующую и предшествующую эволюцию Вселенной на основе решения динамических уравнений классической или квантовой механики. Иными словами, Вселенная с точки зрения физики, представляется как некая жестко детерминированная машина, в которой все состояния заранее предопределены фундаментальными динамическими уравнениями, а также начальными и граничными условиями. В таком случае, действие души на материю неизбежно порождало бы нарушение законов физики, чего желательно было бы избежать.

Таким образом, если мы хотим корректно ввести понятие о нематериальной (имеющей иные онтологические свойства, чем физическая материя) душе, то это желательно сделать так, чтобы не разрушить существующую физическую картину мира, а значит душа должна «действовать» в физическом мире таким парадоксальным образом, чтобы при этом она не превращалась бы в «физический объект» (не действовала бы физически на другие физические объекты) и не нарушала бы принцип каузальной замкнутости физической Вселенной. Но при этом, для самого сознания должна существовать иллюзия возможности его действий в физическом мире (поскольку мы это «действие сознания на материю» реально наблюдаем). Более того, существование некого нематериального фактора, соответствующего душе, должно некоторым образом предполагаться современной физической картиной мира — должно существовать нечто «нефизическое», и, более того, не «действующее» причинно как обычный физический объект (но действующее в неком ином смысле), но тем не менее, имеющее важное значение для полноты понимания смысла физической картины окружающей нас материальной Вселенной.

К счастью такой «нефизический фактор», который возможно отождествить с феноменальным сознанием, действительно существует и мы можем его легко идентифицировать исходя из квантовомеханической картины описания физической реальности. Удивительная особенность квантовой механики, которая указывает на некую ее связь с проблемой сознания, является факт зависимости поведения квантовых объектов от возможности наблюдать за этим их поведением. Если мы способны непрерывно наблюдать за движением квантового объекта, например, за движением электрона, скажем, с помощью камеры Вильсона, где движущийся электрон оставляет четкий след (трек), — то мы увидим, что в этой ситуации электрон ведет себя как классический точечный объект, движущийся по вполне определенной линейной траектории. Если же проследить траекторию движения электрона не возможно, то он ведет себя как волна — движется сразу по всем возможным траекториям и при определенных условиях интерферирует сам с собой. Получается, что свойства квантовых объектов зависят от того, можем ли мы воспринимать их движение или же нет. Поскольку наблюдение предполагает существование наблюдателя, обладающего сознанием, то возникает идея какого-то участия сознания наблюдателя в физических процессах.

С точки зрения математического аппарата квантовой механики проблема «наблюдателя» интерпретируется как проблема объяснения механизма «редукции волновой функции» в процессе измерения. Если в исходном состоянии квантовая система не имеет определенного значения измеряемой величины, то после измерения эта система скачкообразно изменяется — переходит в одно из собственных состояний оператора, соответствующего данному типу измерения, т.е. переходит в состояние, в котором измеряемая величина имеет уже какое-то определенное значение. Если разложить исходное состояние в ряд по собственным состояниям измеряемой величины, т.е. представить его как суперпозицию, то мы увидим, что акт измерения приводит к уничтожению всех членов суперпозиции, кроме того единственного члена, который соответствует полученному результату измерения (собственному значению данной собственной функции). Этот акт «уничтожения» всех нереализованных вариантов квантовой эволюции исходного состояния и есть процесс редукции волновой функции. Суть проблемы редукции в том, что этот процесс, как показал еще И. фон Нейман ^[10], не может быть описан как результат шредингеровской эволюции вектора состояния измеряемой системы в результате ее взаимодействия с измерительным прибором. Вместо того, чтобы в результате такого взаимодействия получался какой-то определенный результат измерения, мы видим обратное — сам измерительный прибор (описываемый квантовомеханически с помощью многочастичной волновой функции) в результате взаимодействия с измеряемым объектом переходит в суперпозиционное состояние, причем таким образом, что каждый из членов этой суперпозиции описывает отдельный возможный исход данной измерительной процедуры. Таким образом, чисто физически реализуются сразу все возможные исходы данной измерительной процедуры. Наблюдатель же, однако, видит только один, вполне определенный результат данного измерения. Как это возможно? Ясно, что чисто физическое взаимодействие наблюдателя (как многочастичной квантовой системы) с прибором и микрообъектом также не приведет к акту редукции. Также как и прибор, наблюдатель (его тело и мозг), в результате взаимодействия с прибором и микрообъектом, в силу линейности шредингеровской эволюции, тоже переходит в состояние суперпозиции — он как бы «расщепляется» и начинает существовать в виде набора множества своих физических копий, каждая из которых видит отдельный допустимый исход данного измерительного эксперимента, и, таким образом, субъект в целом (если бы он при этом остался единым) должен, по идее, одновременно наблюдать все возможные исходы данного единичного измерительного эксперимента. Однако, субъективно мы воспринимаем всегда лишь один возможный результат измерения в каждом конкретном эксперименте.

Можно попытаться объяснить этот факт как бы одновременного существования и несуществования акта редукции волновой функции с позиций эвереттовской интерпретации квантовой механики ^[16]. В этом случае в каждом акте измерения, где имеется разброс измеряемых значений, сознание наблюдателя как бы «расщепляется» на множество параллельно существующих компонент, вслед за аналогичным «расщеплением» тела и мозга наблюдателя, и каждая из этих компонент сознания воспринимает лишь один из исходов измерительного эксперимента. Однако такое постоянное расщепление сознания в каждом измерительном эксперименте не представляется правдоподобным. Мы исходим здесь из того, субъект восприятия, или «Я», — это и есть мое сознание. Следовательно, если мое сознание «расщепилось» в результате какого-либо квантовомеханического измерения, то я как единый субъект восприятия, должен присутствовать сразу во всех экземплярах моего тела и мозга — соответствующих членам суперпозиции, описывающим различные исходы измерения. Но в таком случае, я должен одновременно все эти экспериментальные исходы воспринимать. Но я всегда воспринимаю лишь один конкретный результат измерения. Чтобы избежать противоречия, необходимо отказаться от контринтуитивной идеи «расщепления» сознания и постулировать, что хотя с точки зрения шредингеровской эволюции тело и мозг наблюдателя действительно переходят в состояние суперпозиции (т.е. реально существуют в виде множества «квантовых копий» — число которых равно числу членов данной суперпозиции), но сознание наблюдателя при этом отнюдь не расщепляется, не переходит в суперпозиционное состояние, а, напротив, селективно воспринимает лишь одни единственный конкретный исход данного измерительного эксперимента. Фактически сознание выбирает и делает воспринимаемым тот вариант физического состояния собственного мозга (элемент суперпозиции квантового состояния мозга), которое соответствует одному определенному варианту исхода измерительной процедуры. Исчезновение всех других (невоспринятых) элементов суперпозиции с этой точки зрения можно объяснить тем, что сознание, выбирая (посредством акта чувственного восприятия) одну из ветвей квантового процесса, необратимо закрывает себе доступ ко всем иным, альтернативным ветвям этого же процесса. Эти альтернативные ветви, при этом, конечно никуда не деваются, с ними вообще ничего не происходит — просто они (и любые их «потомки») становятся недоступными для чувственного восприятия. Поскольку наблюдение одного субъекта за результатом конкретного квантового измерения не противоречит наблюдениям результата этого же измерения другими субъектами, то следует признать, что данный акт селекции квантовой альтернативы в сознании наблюдателя и блокировка доступа ко всем остальным, невоспринятым альтернативам, имеет интерсубъективный характер — закрывается доступ к иным квантовым альтернативам сразу для всех сознаний, принадлежащих некоторому «интерсубъективному сообществу сознаний».

Итак, сознания, в данной модели обладают способностью селекции квантовой альтернативы (в соответствии с идеей М. Б. Менского ^[11]) — выбору (в основном случайным образом, но с учетом весовых коэффициентов членов суперпозиции) посредством чувственного восприятия одного члена исходной суперпозиции и способностью к интерсубъективной блокировке восприятия всех других членов этой суперпозиции. Это и описывается в квантовой механике как акт редукции волновой функции в процессе измерения. Подчеркнем, что никакого реального воздействия сознания на физические процессы здесь не предполагается. «Отвергнутые» члены суперпозиции никуда не исчезают и продолжают далее эволюционировать согласно уравнению Шредингера, но лишь блокируется возможность их восприятия, а также и восприятия любых их «потомков». Это и приводит к скачкообразной, физически необъяснимой «редукции волновой функции» — которая имеет место только в интерсубъективном восприятии физической реальности некоторым сообществом сознаний.

Поскольку в нашем чувственном восприятии всегда дана некая классическая, (однозначно определенная) картина реальности (тогда как квантовая картина, как правило, многовариантна), то мы можем сделать отсюда вывод, что эта определенная классическая реальность существует лишь в интерсубъективном (взаимно скоординированном) восприятии некоторого сообщества сознаний. Классическая реальность — это как бы селективная проекция более сложной и многоаспектной квантовой реальности в наше чувственное восприятие. Поскольку классические объекты не исчезают и не меняются непредсказуемым образом в промежутках времени, когда их никто не воспринимает, то, следовательно, должна существовать и некая «интерсубъективная» (общая для данной группы сознаний) память, в которой «записываются» и сохраняются (не физическим способом) ранее сделанные данными сознаниями выборы квантовых альтернатив. Таким образом, мы можем утверждать, что классическая физическая реальность существует не только в интерсубъективном восприятии (скоординированным индивидуальном восприятии множества индивидов), но и, по большей части, существует в некой общей интерсубъективной памяти данного сообщества сознаний, которая явно существует не в форме какой-либо «физической записи» на материальном носителе — поскольку любой материальный носитель, как нечто вполне классически определенное, существует лишь «внутри» этой памяти.

Итак, согласно данной концепции «сознания в квантовом мире», которая по сути представляет собой модификацию интерпретации квантовой механики Эверетта-Менского (более подробно она изложена в работах ^{[3, 4, 6]}), сознание обладает существенно иными свойствами, чем любые физические объекты. Если тело и мозг «расщепляются» в процессе квантового измерения, переходят в суперпозиционное состояние, то сознание, напротив, не расщепляется, остается единым и устроено так, что воспринимает лишь одну единственную квантовую альтернативу, закрывая при этом интерсубъективным образом доступ ко всем иным квантовым альтернативам. Это означает, что сознание не есть сам мозг и не есть функция мозга — иначе оно «расщеплялось» бы вместе с мозгом. Именно потому, что сознание не является частью физической реальности, но лишь как бы «извне» эту реальность селективно наблюдает, оно и может осуществлять физически необъяснимые акты редукции волновой функции. Далее, мы видим, что и сам мозг, как классический объект, с позиций данного подхода, существует лишь в интерсубъективном восприятии и памяти, а значит не существует вне сознаний и, следовательно, не может быть причиной существования самих сознаний. По сути, в рамках этого подхода, не мозг создает сознание, но, напротив, сознания, посредством множества интерсубъективных актов редукции волновой функции, создают вполне определенный «мир классических объектов» в собственной памяти и восприятии, а значит создают и мозг, и тело человека. Подлинно объективным, надындивидуальным статусом в рамках данной модели может обладать лишь полностью для нас неопределенное «квантовое состояние Вселенной», изначально потенциально содержащее в себе все возможные результаты наблюдений во все возможные моменты времени. Действительно, измерения физических величин в квантовой механике всегда дает нам на выходе некие собственные состояния оператора измеряемой величины, а поскольку спектр собственных состояний зависит только от вида оператора измеряемой величины, но не зависит от исходного квантового состояния измеряемой системы, то получается, что, осуществив измерение, мы не получаем никакой информации о изначальном квантовом состоянии этой системы. Это исходное состояние просто необратимо «разрушается» в результате измерения и скачкообразно заменяется одной из собственных функций оператора измеряемой величины. Но, если, как мы показали, акты редукции волновой функции происходят лишь в сознании (интерсубъективном восприятии и памяти), то и какое-либо «уточнение» квантового состояния объекта в результате измерения — также есть процесс, который протекает лишь в самом сознании и не имеет никакого отношения к «объективной реальности». Таким образом физическая реальность «сама по себе» остается полностью неопределенной, неизвестной нам как до, так и после акта измерения ^[4].

Квантовая механика, как мы видим, описывает не динамику какой-либо объективной, внеположной сознанию реальности, но описывает лишь эволюцию нашего чувственного восприятия: она позволяет на основе одной фиксируемой в восприятии «классической картины мира» рассчитать вероятность наблюдения в некоторые отдаленные моменты времени каких-то других возможных «классических картин» — при условии, что в промежутке между двумя измерениями никакого наблюдения не осуществлялось, что соответствует пониманию волновой функции как «записной книжки наблюдателя». Мы можем также исключить какое-либо динамическое, реальное «расщепление» квантового процесса при возникновении суперпозиции, если учтем, что чисто шредингеровская эволюция квантового состояния (без учета актов редукции) абсолютно детерминистична, так что если бы мы могли определить некое «начальное квантовое состояние» Вселенной и граничные условия (что, конечно, реально сделать не возможно), то, при наличии неограниченных вычислительных ресурсов мы могли бы предсказать эволюцию квантовой Вселенной на миллиарды лет вперед. С этой точки зрения можно представить квантовую Вселенную как некий стационарный 4-мерный пространственно-временной объект все состояния которого в каждый момент времени уже заранее определены. Тогда процесс селекции квантовой альтернативы в процессе измерения можно изобразить как выбор сознанием одной из уже изначально существующих в составе 4-мерной квантовой Вселенной ветвей квантовой эволюции. Акт измерения ничего не «расщепляет», поскольку «все уже заранее расщеплено», все варианты эволюции уже потенциально есть в наличии в составе сверхвременной квантовой 4-мерной Вселенной. Вместе с тем, поскольку квантовые суперпозиции существуют как нечто соотносительное с измерительной процедурой (как разложение по собственным функциям оператора измеряемой величины), то квантовую Вселенную нельзя представить как совокупность параллельно существующих классических миров («Мультивселенную»). Существует не множество параллельных классических миров, но множество всех возможных «классических проекций», лишь потенциально «содержащихся» в составе единой квантовой Вселенной.

Вместе с тем, учёт также и теории относительности, с ее принципом относительности одновременности, позволяет рассматривать 4-мерную квантовую Вселенную не как некую условную конструкцию, а нечто вполне реально существующее. В релятивистской физике вместо ньютонова абсолютного пространства и абсолютного времени мы имеем единый 4-мерный пространственно-временной континуумом, имеющий псевдоевклидову метрику. Поскольку временная ось для наблюдателя в релятивистской физике совпадает с его мировой линией (траекторией движения в пространстве-времени), то для каждого наблюдателя, в зависимости от характера его относительного движения, единое «объективное» пространство-время по-разному распадается на временную и пространственные составляющие. Таким образом пространство и время по отдельности не обладают объективным статусом, но являются субъективными проекциями (различными для разных наблюдателей) объективного (единого для всех наблюдателей) псевдоевклидова пространства-времени. Следовательно, пространство и время в релятивистской физике оказываются чем-то онтологически однородным, а поскольку пространство мыслится как протяженность, которая уже содержит в себе сразу все свои точки (положения в пространстве), то, очевидно таким же образом нужно рассматривать и время — как актуально существующий протяженный континуум временных моментов, расположенных вдоль всей мировой линии наблюдателя, а не как некую динамичную смену отдельных непротяженных «мгновений». Мы видим, что релятивистская теория однозначно приводит нас к принятию статичной (этерналистской) модели времени (известной, также, как концепция «блок-Вселенной» ^{[11, 12]}), в которой прошлое, настоящее и будущее одинаково наличны и реальны. К такому же выводу нас приводит и принцип относительности одновременности. Из него следует отсутствие какой-либо онтологической выделенности момента «сейчас» относительно моментов прошлого и будущего — поскольку «сейчас» по-разному определено для различных наблюдателей, а для наблюдателя, движущегося со скоростью света, вообще все события в нашей Вселенной будут восприниматься как одновременные. Отсюда вытекает одинаковый онтологический статус «настоящего», «прошлого» и «будущего» — поскольку различия между ними относительны, то они, эти временные модусы, должны мыслится как одинаково реальные.

С точки зрения «этернализма» «течение» времени — есть субъективный (существующий лишь в сознании) процесс последовательной развертки пространственно-временного континуума в нашем чувственном восприятии. Временное становление возникает в этом случае как результат «движения» чувственного сознания субъекта вдоль мировой линии его тела. Сознание как бы «считывает» в актах восприятия события, расположенные «в Вечности» вдоль мировой линии тела, — что и порождает субъективное переживание «временного становления».

Ограниченность протяженности чувственного «сейчас», есть в этом случае следствие способности чувственного сознания схватывать как единое целое лишь небольшой промежуток на временной оси. Наше чувственное «сейчас» имеет небольшую протяженность во времени (максимум 4 сек., в слуховой модальности — по оценкам психологов) потому, что мы как бы воспринимаем окружающую физическую реальность через некую «временную щель», имеющую ограниченную протяженность. Ошибочно думать, что «прошлого уже нет» и «будущего еще нет», а существует только настоящее. И прошлое, и настоящее, и будущее, с точки зрения теории относительности, одинаково реальны, но наше сознание устроено так, что оно не может одномоментно чувственно воспринимать события сразу вдоль всей «временной оси», а лишь способно последовательно просматривать эти события сквозь движущуюся вдоль этой оси ограниченную «временную щель» — что и создает для нас иллюзию «течения времени» и различие прошлого, настоящего и будущего. Движется не время и не мир во времени, а мы, наше чувственное сознание «движемся» сквозь неподвижный 4-мерный физический континуум. Меняется не физическая реальность — в ней все, что может существовать — уже существует, а меняется лишь наше восприятие этой статичной физической реальности.

Если течение времени есть лишь развертка в чувственном восприятии некоторой предсуществующей «в Вечности» реальности, то не означает ли это, что все события в нашей жизни предопределены и свобода воли иллюзорна? Но если учесть также и квантовый характер физической реальности, то мы можем восстановить вариативность будущего и возможность свободного выбора его вариантов. Поскольку физические объекты обладают волновыми свойствами, а волны распространяются сразу по всем направлениям, то и мировая линия моего тела, несмотря на его макроскопический характер, тоже может непрерывно ветвиться (например, по механизму «кота Шредингера», т.е. за счет причинной зависимости макросостояний тела и мозга от неких квантовых процессов в мозге, протекающих на микроуровне), охватывая всевозможные вариации действий моего тела во всевозможных (также бесконечно ветвящихся) внешних обстоятельствах. Посредством чувственного восприятия сознание селективно выбирает лишь одну квантовую альтернативу («ветвь»), делая ее воспринимаемой (интерсубъективным образом — значимо для всех сознаний нашего мира), тогда как чувственный доступ ко всем другим альтернативам интерсубъективно блокируется. В большинстве случаев, конечно, этот выбор, в соответствие с принципами квантовой теории, чисто случаен (но с учетом весовых коэффициентов членов исходной суперпозиции), но если мы допустим, что в каких-то особых случаях (связанных, в частности, с восприятием действий нашего собственного тела) этот выбор может быть не случайным, но осознанным и целесообразным, то мы тем самым восстановим свободу воли.

Но возможны ли эти неслучайные акты выбора члена суперпозиции? Заметим, что если бы все селективные акты сознания были чисто случайны, то функция сознания сводилась бы только к функции чувственного восприятия. Но интуитивно представляется очевидным, что именно феноменальное сознание (которое и есть «мое Я») участвует и в других психических функциях — функциях мышления, памяти, в волевых и аффективных актах. Именно я — как «мое феноменальное сознание», мыслю, переживаю эмоции и принимаю решения. В частности, как отмечалось выше, достоверные акты интроспективного самоотчета возможны лишь в том случае, если их причинно обуславливает непосредственно само феноменальное сознание. Но все это возможно только в том случае, если функция селективного выбора сознания не является чисто случайной и в некоторых случаях этот выбор может быть целесообразным, обусловленным некой «обработкой информации» и принятием решения непосредственно в самим феноменальным сознанием, независимо от функции мозга. Такие неслучайные выборы сознанием члена суперпозиции, хотя и будут «аномальными» с точки зрения физики (поскольку не предполагаются в математическом формализме квантовой механики), но, однако, при этом не будут нарушаться какие-либо фундаментальные законы сохранения — поскольку будут реализоваться все же физически разрешенные квантовые выборы, но с несколько иной частотой, чем это предсказывает квантовая теория. Ведь законы сохранения в квантовой физике выполняются в каждом отдельном случае акта измерения, а не только в среднем, а значит и в случае целесообразных (но потенциально физически возможных) выборов квантовой альтернативы они не будут нарушены. Следовательно, такие неслучайные выборы не будут противоречить и принципу каузальной замкнутости физической Вселенной — несмотря на то, что в этом случае появляются как бы «не физические» причины физических событий. Если акты неслучайной (целесообразной) селекции квантовых альтернатив осуществляются строго локально — только в той области пространства, в которой непосредственно «локализовано» сознание-наблюдатель (область, которую сознание непосредственно воспринимает, а это, очевидно, некоторая область внутри мозга), то не возникает и противоречий с теорией относительности.

Здесь нужно вспомнить, что наша модель «сознания в квантовом мире» вообще не предполагает какого-либо воздействия сознания на физическую реальность — поскольку селективные акты, осуществляемые сознаниями, имеют место лишь в интерсубъективном восприятии этих сознаний и ничего в самом физическом мире не изменяют. Сознание лишь селективно воспринимает физическую реальность, но никак на нее не воздействует. Однако, если акты селекции в некоторых случаях (касающиеся, например, восприятия движений собственного тела) целесообразны, то для самих сознаний возникает интерсубъективная (значимая для всех сознаний данного сообщества) иллюзия возможности целесообразного действия сознания на материю.

Сознание никак не воздействует ни на наше тело, ни на наш мозг. Просто оно селективно воспринимает наше тело и мозг, которые, как квантовые системы, находятся в суперпозиционном состоянии относительно возможного спектра осуществляемых поведенческих актов (движений тела). Осуществляя целесообразную селекцию квантовой альтернативы, сознание выбирает (путем восприятия) ту компоненту квантовой суперпозиции состояний мозга, в которой содержится нужный вариант действия, соответствующий принятому субъектом решению, и игнорирует все остальные варианты действий, существующие в исходной суперпозиции (при этом, необратимо закрывает доступ к их восприятию и для себя и для других субъектов). Например, я захотел поднять руку. Для того чтобы реализовать это желание, сознание выбирает из суперпозиции состояний командных нейронов (описывающей, вероятно, сразу все возможные варианты инициации всевозможных поведенческих актов) именно то состояние, которое инициирует действие поднятия руки и делает это состояние воспринимаемым. В силу самосогласованности сделанного выбора я воспринимаю и последствия этого выбора, т.е. вижу, что я поднял руку, а в силу условия интерсубъективности, то же самое мое действие видят и другие наблюдатели. Выбор осуществляется из того, что уже предсуществует в составе 4-мерной квантовой Вселенной, т.е. сознание целесообразно выбирает и воспринимает тот уже изначально предсуществующий вариант развития событий, который кажется ему наиболее желательным, разумным и целесообразным, не оказывая, при этом, никакого воздействия на реальные физические процессы. Сознание воздействует только само на себя и на другие сознания и только в сознании (в чувственном восприятии) возникает динамика «физического мира», которая, как мы уже отмечали, есть на самом деле динамика функции отображения некой абсолютно неизвестной нам квантовой реальности в наше интерсубъективное чувственное восприятие.

Мы отмечали выше, что мозг (как и любой классический объект), согласно нашей модели, существует лишь в интерсубъективной памяти и восприятии, но не существует «объективно», безотносительно к сознаниям. В таком случае как же объяснить эмпирически наблюдаемую зависимость функции сознания от мозга? Мозг, в нашей модели, можно рассматривать как систему ограничений, которую сознания интерсубъективно накладывают сами на себя (в процессе селекции квантовых альтернатив). Можно тогда пояснить отношение мозга и сознания с помощью компьютерной метафоры. Уподобим сознание компьютеру (как физическому устройству). Тогда мозг можно уподобить операционной системе компьютера, которая управляет его работой, а внешний мир, уподобить обрабатываемым данным. Операционная система существует как некая совокупность ограничений, налагаемых на степени свободы компьютера, и как таковая она существует лишь как некое определенное состояние самого компьютера (как часть содержимого его памяти) и не обладает никаким независимым от компьютера бытием. Также и мозг существует как система ограничений состояний свободы сознания и существует только в сознании (в интерсубъективном восприятии и интерсубъективной памяти) и не имеет какого-либо бытия вне сознаний. Но также, как повреждения операционной системы нарушают работу компьютера, так и повреждения мозга нарушают нормальную работу сознания, несмотря на то, что в данном случае мозг существует лишь как феномен сознания и, значит, не он порождает сознание, а напротив, сам порождается множеством интерсубъективных актов селекции квантовых состояний, осуществляемых в восприятии и фиксируемых в памяти этих сознаний. Таким образом, для объяснения зависимости функции сознания от мозга нам достаточно лишь допустить, что функция сознания специфично зависит от определенного содержимого его интерсубъективной памяти (также, как функция компьютера специфично зависит от содержащейся в его памяти операционной системы).

Итак, мы получили на основе вполне естественной интерпретации квантовой механики некую «антинатуралистическую» модель отношения сознания и физической реальности, в которой не сознание является чем-то производным от физических процессов, а, напротив, сама физическая реальность как нечто вполне определенное (классически или даже квантовомеханически) существует лишь в интерсубъективном восприятии и интерсубъективной памяти некоторого сообщества сознаний. В этой модели не мозг порождает сознание, но сознания создают сам мозг, совокупностью случайных и целесообразных актов селективных выборов квантовой альтернативы (в частности, вероятно, путем целесообразной селекции квантовых ветвей эволюционного процесса). Также в этой модели физическая реальность сама по себе лишена всякой динамики, как бы «пребывает в Вечности», а всякое движение во времени — имеет отношение лишь к чувственному сознанию, в котором эта многовариантная (в силу квантовых свойств) «Вечность» последовательно селективно разворачивается в виде меняющейся во времени воспринимаемой нами чувственной «картины».

Покажем, что концепция «сознания в квантовом мире» позволяет нам легко решить вышеуказанные неразрешимые для натуралистичесих теорий сознания проблемы природы чувственных качеств, целостности, индивидуальности и «каузальной способности» феноменального сознания. Суть этих проблем, напомним, в том, что физическая реальность лишена целого ряда свойств, присущих сознанию: она лишена качеств (квалий), индивидуальности и формы целостности, характерной для феноменального сознания и, таким образом, если постулировать производность сознания от материи (мозга), то все эти упомянутые свойства феноменального сознания оказываются необъяснимыми — им просто не откуда взяться. Естественным решением в этой проблемы, как отмечалось, является либо дуализм материи и сознания, либо радикальный идеализм, помещающий саму физическую реальность «внутрь» сознания. В обоих случаях у нас имеется еще «что-то» помимо физической реальности, и это «что-то» и является носителем физически необъяснимых свойств феноменального сознания. Поскольку в нашей модели физическая реальность в целом, как нечто вполне определенное, существует лишь в интерсубъективной памяти некоторого сообщества сознаний, то нашу модель можно классифицировать как некоторую разновидность радикального идеализма.

Существование физической реальности в интерсубъективной памяти вполне объясняет ее бескачественность, отсутствие индивидуальности ее компонент и отсутствие в физическом мире характерной для сознания формы целостности. Физическая реальность лишена качеств, поскольку информация в интерсубъективной памяти, видимо, хранится в чисто «идеальной», сверхчувственной форме — также, как это имеет место и в нашей индивидуальной долговременной памяти. Последнее очевидно на примере семантической памяти — обеспечивающей функцию понимания. Чтобы нечто понять, схватить смысл какого-либо воспринимаемого объекта, необходимо соотнести его с некими контекстами — информацией, раскрывающей свойства, происхождение, предназначение, потенции данного объекта. Однако такое схватывание смысла осуществляется, очевидно, в сверхчувственной форме — мы не «выгружаем» всю эту необходимую для понимания информацию каждый раз в чувственное сознание — она остается как бы «невидимой», «неощутимой», но, тем не менее, явно присутствует в нашем сознании в виде переживаемого нами феномена смысла. В этой ситуации данная контекстная информация проявляет себя в той форме, в какой она, видимо, и существует вне чувственного сознания — как нечто «безвидное», лишенное чувственной формы, как нечто подобное платоновским «эйдосам». В такой же «безвидной», бескачественной форме, видимо, и существует физическая Вселенная — как содержимое интерсубъективной памяти. Физическая реальность в таком случе есть как бы нечто подобное платоновскому «миру идей» — это «чистое знание» лишенное само по себе какой-либо формы чувственной представленности, а именно лишенное качественности, пространственности и временности (напомним, что «пространство-время» в теории относительности не есть ни пространство, ни время, а есть некая «абстрактная» сущность, которая «порождает» пространство и время как отдельные измерения бытия, только проецируясь в систему отсчета (сознание) конкретного наблюдателя). Качества же, как и воспринимаемые нами пространство и время, существуют лишь в чувственной сфере сознания — как качества, а также как пространственные и временные свойства наших ощущений.

Поскольку интерсубъективная память обладает надындивидуальным статусом — равным образом доступна всем индивидам данного сообщества сознаний (иначе каждый из нас существовал бы в своей собственной физической вселенной), то, очевидно, что содержащаяся в этой памяти общая для всех субъектов «физическая Вселенная» должна быть лишена каких-либо индивидуальных свойств. Индивидуальность в данной модели появляется, во первых, на уровне чувственной компоненты сознания — поскольку наша сфера чувственности, очевидно, приватна — нам доступны лишь свои собственные чувственные переживания и, во-вторых, на уровне динамических психических процессов: восприятия, мышления, воображения, воления, аффектов — которые в данной модели можно представить как различные параллельные каналы «проецирования» надындивидуального содержимого интерсубъективной памяти в различные индивидуальные приватные «чувственные мирки» отдельных индивидов. Поскольку такими «каналами развертки» помимо чувственного восприятия и воли являются мышление и воображение, а помыслить и вообразить возможно и то, что физически не возможно, то мы можем отсюда заключить, что содержимое интерсубъективной памяти, помимо известной нам посредством чувственного восприятия интерсубъективной физической реальности, содержит в себе также (и тоже в сверхчувственной форме) и некие «иные физические миры», в совокупности составляющие то, что Лейбниц называл «Множество всех возможных миров». Причем эти «иные миры» могут развертываться только индивидуально, в воображении и мышлении конкретного субъекта, и не образуют при этом какой-либо общей интерсубъективной реальности.

Надындивидуальный статус интерсубъективной памяти объясняет также и отсутствие в физическом мире той формы целостности, которая характерна для индивидуального сознания. Эта целостность сознания непосредственно связана с проблемой индивидуальности. Мое индивидуальное «Я» — и есть некое единство переживаемых мною чувственных и сверхчувственных (смысловых) феноменов. Иными словами, «Я» — это и есть мое сознание, рассматриваемое с точки зрения его единства — как одномоментного (синхронического), так и разновременного (диахронического). Синхроническое единство сознания проявляется, например, в виде существования чувственных гештальтов — мы переживаем не отдельные, независимые друг от друга ощущения, но целостные структуры, в которых отдельные чувственные феномены переживаются соотносительно друг с другом — т.е. вместе с их взаимными отношениями. Эти чувственные гештальты (перцептивные образы) в свою очередь объединены в единое полимодальное перцептивное поле «актуально переживаемого». Но даже чувственные гештальты могут быть диахроническими — примером чего является восприятие музыкальной мелодии. Однако, единство сознания выходит за пределы сферы чувственного. Мы обладаем способностью к схватыванию единого смысла протяженных во времени событий — например, протяженного фильма, книги, которая читается в течении многих дней и т.д. Все это указывает на временную нелокальность нашего сознания, выходящую далеко за пределы небольшого промежутка чувственного «сейчас». Если мы верим в реальную себетождественность собственного «Я» во времени, то эта вера также предполагает временную нелокальность (временную целостность) нашего сознания. Ясно, что достоверное знание о том, что я один и тот же себетождественный субъект, скажем, сегодня и десять лет назад, можно получить только в том случае, если существует какой-то способ непосредственно сравнить мое настоящее и прошлое «Я». Но если прошлого не существует, как часто думают, то такое сравнение в принципе не возможно, а следовательно, не возможно и какое-либо достоверное знание о собственной себетождественности во времени. Если же такое достоверное знание собственной себетождественности все же существует, то должен существовать способ прямого соотнесения прошлого и настоящего состояний моего сознания, а это возможно только в том случае, если сознание нелокально во времени (прошлое существует также реально как и настоящее) и если сознание обладает также некой сверхвременной целостностью — непосредственно переживаемой имманентной соотнесенностью разновременных элементов сознания. Эта сверхвременная соотнесенность непосредственно переживается нами как феномен смысла. В самом деле, смысл рождается из отнесения осмысляемого к контексту. Но эти смыслообразующие контексты по большей части находятся в прошлом (как элементы прошлого опыта). Таким образом, смысл можно понимать как эффект временной нелокальности сознания — наше прошлое никуда не исчезает, но как некий сверхчувственный фон, постоянно пребывает в нашем актуальном сознании (оставаясь при этом именно в прошлом, не перемещаясь в настоящее) и таким образом любой объект восприятия сразу же обретает осмысленность через соотнесенность с этим пребывающим в прошлом смыслообразующим фоном. Смысл, отчасти, зависит также и от будущего, поэтому и всевозможные варианты будущего также должны быть включены в состав моего нелокального во времени сознания ^[3].

Ясно, что описанная форма целостности существует только внутри индивидуального сознания. Сама квалификация некоторого переживания как «моего переживания» предполагает включенность этого переживания в состав сверхвременной целостной системы переживаний, которая и есть мое истинное себетождественное «Я». С этой точки зрения характер взаимоотношений «моих переживаний» и переживаний, принадлежащих разным субъектам, должен радикально различаться. Тогда физическая реальность, как часть содержания надындивидуальной интерсубъективной памяти, не может обладать той же формой целостности, что и индивидуальное сознание — в противном случае она утратила бы свой надындивидуальный статус. Поэтому мы и не находим в физическом мире чего-то подобного единству феноменального сознания.

Далее остается проблема «каузальной способности» феноменального сознания, решение которой, как мы показали выше, предполагает сущностную связь феноменологии и функции сознания — так что без феноменального сознания функция сознания должна быть логически невозможной, принципиально неосуществимой. В рамках натурализма, как мы видели, эта проблема неразрешима. Если именно мозг, его работа — ответственна за функцию сознания, то феноменальное сознание оказывается как бы некой «бессильной тенью» функции мозга, неизбежно превращается в эпифеномен. Следовательно, для решения этой проблемы необходимо, чтобы функция сознания была не тождественна функции мозга — должна существовать некая экстрасоматическая (не необъяснимая с точки зрения устройства и работы мозга) компонента функции сознания. Но такая компонента появляется в рамках концепции «сознания в квантовом мире» в том случае, если мы допускаем возможность существования не только случайных, но и целесообразных актов селекции квантовой альтернативы, осуществляемых феноменальным сознанием.

Проблема «каузальной способности», как мы видели, может быть сформулирована как проблема возможности существования ф-зомби. Если ф-зомби логически возможны (могут быть помыслены непротиворечиво), то феноменальное сознание не обладает собственной «каузальной силой» и не способно достоверно судить о своем собственном существовании. Ясно, что если верна наша концепция существования определенной (классически или даже квановомеханически) физической реальности только лишь в интерсубъективном восприятии и памяти некоторой группы сознаний, а также если существует функция целесообразного выбора квантовой альтернативы, осуществляемого феноменальным сознанием посредством актов восприятия, то, очевидно, существование ф-зомби становится принципиально не возможным. Во-первых, не возможен «мир зомби», т.е. ситуация, когда существует физически тождественный нашей Вселенной мир, в котором тоже есть люди, животные и т.п., но в этом мире вообще нет феноменального сознания. Но если нет феноменального сознания — то, с точки зрения принятой нами интерпретации квантовой механики, нет и какой-либо определенной классической или даже квантовой реальности, а значит нет ни звезд, ни планет, ни людей, ни животных, ни мозгов и т.д. А значит, и нет ф-зомби. Во-вторых, я не могу быть зомби, который высказывается, что он не зомби, поскольку если присутствует некая физическая динамика (работа мозга, последовательность высказываний), то непременно есть и феноменальное сознание, внутри которого эта динамика только и может существовать. Значит, если констатируется наличие некого течения времени, некое функционирование во времени, то тот, кто это констатирует — явно не зомби, т.к. наличие временной динамики однозначно означает наличие феноменального сознания внутри которого течение времени только и имеет место. Таким образом мы получаем ответ на известный вопрос Д. Чалмерса: «Почему психические процессы не протекают в темноте?» ^[15], т.е. при отсутствии феноменального сознания. Все дело в том, что вне феноменального сознания вообще ничего не происходит, поскольку любое движение во времени, любой поток событий — имеет место лишь в феноменальном сознании. В-третьих, и окружающие меня люди, если они выглядят полностью психически полноценными, не могут быть ф-зомби, т.к. в противном случае они не были бы психически полноценны, т.к. были бы лишены упомянутой экстрасоматической компоненты функции сознания, связанной со способностью сознания к целесообразной селекции квантовых альтернатив.

Эта экстрасоматическая компонента существует лишь в интерсубъективном восприятии и интерсубъективной памяти сознаний, а следовательно, она неразрывно связана с феноменологией. Таким образом здесь реализуется принцип сущностной связи функции и феноменологии сознания, необходимый для обоснования «каузальной способности» феноменального сознания и способности субъекта достоверно судить о наличии у него «внутреннего мира». В этом случае само феноменальное сознание инициирует отчет о наличии определенных феноменальный переживаний. Этот процесс детерминации феноменальным сознанием отчета о самом себе можно представить следующим образом. Рассмотрим мозг человека с точки зрения квантово-релятивистской теории. Он будет выглядеть как протяженный во временном измерении (вдоль мировой линии тела) 4-мерный пространственно-временной объект, подверженный в силу его квантовых свойств «ветвлению» (которое, как отмечалось выше, может осуществляться по механизму «кота Шредингера», т.е. за счет «переноса» суперпозиционных состояний с микроуровня на макроуровень). Представим этот протяженный во времени мозг как некую «трубку», внутри которой как некий «короткий импульс» (длительностью чувственного «сейчас») «движется» чувственное сознание. Если существует функция целесообразной селекции квантовых альтернатив, то в точках квантового ветвления мозга сознание сможет целесообразно выбирать свой дальнейший «маршрут движения», т.е. выбирать нужную ему ветвь дальнейшей квантовой эволюции мозга. Предположим, я переживаю нечто красное и хочу сообщить: «я вижу красное». Тогда, для того, чтобы инициировать нужное высказывание, сознание находит ту ветвь квантового процесса, в которой я как бы заранее изображен произносящим фразу «я вижу красное», и делают эту ветвь интерсубъективно воспринимаемой, одновременно блокируя все другие ветви, где я говорю или делаю нечто иное. В силу самосогласованности и интерсубъективности сделанного выбора, я далее воспринимаю себя говорящим «я вижу красное» и то же самое мое высказывание воспринимают окружающие меня люди.

Итак, мы нашли также и решение проблемы «каузальной способности» феноменального сознания. Остается еще один важный вопрос: каким образом, собственно, может эмпирически проявляться описанная экстрасоматическая компонента функции сознания? Очевидно, она должна быть связана с такими функциональными аспектами сознания, натуралистическое объяснение которых представляется наиболее сомнительным. На наш взгляд это прежде всего способность сознания к творческому мышлению. Элементарный акт творческого мышления — это так называемый «инсайт» — способность решать поведенческие задачи для которых не существует ни врожденных, ни приобретенных (выученных) программ поведения. Анализ поведения низших животных показывает, что при отсутствии врожденной поведенческой программы, новая программа поведения может быть выработана лишь постепенно, методом проб и ошибок, в виде системы условных рефлексов. Это и естественно, т.к. любая программа поведения, с точки зрения нейрофизиологии, требует существования обеспечивающей это поведение нейронной сети, формирование которой занимает значительное время и требует многократных повторений проблемной ситуации для закрепления нужных межнейронных связей. Однако человек и, в меньшей степени, некоторые высшие животные (человекообразные обезьяны, китообразные, некоторые птицы) обладают удивительной способностью сходу (без обучения, без проб и ошибок) решать задачи, для которых врожденных и выученных программ поведения не существует. Эту способность и называют «инсайт» (озарение). В силу крайней трудности объяснения этой способности с позиций физиологии нервной системы, естественно предположить, что инсайт — это и есть элементарное проявление экстрасоматической компоненты функции сознания. Более масштабное проявление этой компоненты — это творческий интеллект человека, который отсутствует у животных, и который пока безуспешно пытаются имитировать с помощью компьютерных технологий.

Энтузиасты искусственного интеллекта исходят из представления о мозге, как о неком чрезвычайно мощном «мясном компьютере», в котором осуществляется некий процесс глубокой обработки поступающей извне информации посредством динамики сложных нейронных сетей. Поскольку, согласно теорема Маккалока-Питтса, любая конечная нейронная сеть эквивалентна некой машине Тьюринга, проблема создания искусственного интеллекта представляется принципиально разрешимой — при достаточной мощности и объеме памяти имеющихся в нашем распоряжении компьютеров. Например, это принципиально достижимо путем прямой имитации на суперкомпьютере работы нейронной сети мозга. Однако, действительно ли мозг является таким мощным устройством по обработке информации, как это обычно представляют? Сомнения возникают как только мы сопоставим скоростные возможности мозга и компьютера. В компьютере информационный сигнал движется фактически со скоростью, близкой к скорости света. В мозге нервный сигнал (потенциал действия) движется по аксону со скоростью порядка ста метров в секунду. Т.е. компьютер передает сигналы между его рабочими элементами примерно в три миллиона раз быстрее, чем мозг. Аналогичным образом различаются и другие скоростные параметры мозга и компьютера: так транзистор в компьютере может переключаться за секунду 10⁹ раз, тогда как синапсу нужно примерно 0,5 мсек для передачи только одного сигнала. Тактовая частота компьютера измеряется гигагерцами, а средняя частота разряда нейронов — всего около ста герц и т.д. Везде мы видим разницу в скорости работы в миллионы и десятки миллионов раз. Как же тогда мозг при такой низкой скорости функционирования может обеспечивать такую сложную обработку информации и управление поведением, которая недоступна для высокоскоростных компьютерных систем искусственного интеллекта? Здесь не спасает и огромное количество элементов и связей в мозге (порядка 80 миллиардов нейронов и порядка 10¹⁴ связей между ними). В любом случае общее количество информационно значимых событий в мозге не превышает, по оценке специалистов, 10¹⁴ — 10¹⁶ в секунду, тогда как мы уже сейчас имеем суперкомпьютеры, обладающие производительностью порядка 10¹⁷ оп/сек (например, суперкомпьютер Sammit, имеющий производительность 122,3 Пфлопс). Таким образом уже есть компьютеры заведомо как минимум на порядок более мощные чем мозг, но и они пока не справляются с задачами, которые обычно ставят перед искусственным интеллектом.

На наш взгляд проблема недостающей «вычислительной мощности» мозга может быть решена за счет учета экстрасоматической составляющей функции сознания — именно она, «модулируя» на квантовом уровне функцию мозга (за счет целесообразного селективного выбора нужных для решения поведенческих задач квантовых альтернатив), существенно повышает его интеллектуальные способности. Если бы этой экстрасоматической составляющей не существовало, то мы, вероятно, ничем не отличались бы по уровню сложности поведения от собак, кошек и большинства прочих млекопитающих. Таким образом наша теория дает принципиально проверяемое предсказание: она предсказывает, что дальнейшие исследования функции мозга в конечном итоге покажут, что мозг, если его оценивать чисто с точки зрения его «технических параметров», т.е. как некий «бионейрокомпьютер», в принципе не способен обеспечивать то сложное поведение, которое мы люди реально демонстрируем.

Также, можно предположить, что и долговременная память (эпизодическая и семантическая) тоже экстрасоматична, т.е. не существует в мозге в виде некой физической «энграммы», а фиксируется именно в сознании ^[5] (что можно связать со свойством временной нелокальности сознания на «смысловом» уровне). Здесь нужно вспомнить, что в нашей концепции сам мозг и наше тело существуют лишь в интерсубъективном восприятии и памяти некоторого сообщества сознаний. Эта интерсубъективная память, в которой фиксируются результаты интрсубъективных актов селекции квантовых альтернатив, очевидно, не является физической записью на неком материальном носителе. Это как бы некая общая «духовная» память, принадлежащая данному сообществу сознаний. Но если такая общая «духовная» память реально существует, то было бы логично предположить, что и индивидуальная память также осуществляется неким «духовным», нефизическим механизмом. Косвенным аргументом в пользу «экстасоматичности» индивидуальной долговременной памяти являются накопившиеся к настоящему времени экспериментальные данные, показывающие возможность в некоторых случаях успешного обучения животных на фоне полного подавления синтеза белка в мозге ^{[9, 14]}. В тех же случаях, когда на фоне ингибирования синтеза белка при обучении амнезия все же возникает, она оказывается обратимой. Память животных иногда восстанавливается спонтанно и она, также, может быть восстановлена процедурой напоминания (предъявлением сходных условных стимулов) или может быть восстановлена с помощью специфической оптической стимуляции мозга. Если синтез белка глобально нарушен, вряд ли возможно образование в мозге какого-либо устойчивого «следа», лежащего, как предполагают, в основе долговременной памяти. Данные экспериментальные результаты, следовательно, показывают, что память вероятно возможна и без образования «следа», и т.о., возможно имеет экстрасоматическую (внетелесную) природу — хранится не в мозге в виде «энграммы», а непосредственно в нематериальном сознании. Существование экстрасоматической памяти — это еще один принципиально проверяемый аспект нашей теории.

Итак мы видим, что фундаментальные проблемы теории сознания: проблема природы чувственных качеств, индивидуальности, целостности и «каузальной способности» феноменального сознания не имеют решения в рамках натуралистического понимания сознания, как некой производной от мозга сущности. Но они разрешимы при отказе от натурализма — с позиций дуализма или радикального идеализма. При этом для обоснования «антинатуралистической» точки зрения нет необходимости в какой-либо научной революции. Идеализм, как мы видели, по сути прямо вытекает из смысла квантово-релятивистской теории. Достаточно лишь правильно эту теорию интерпретировать и данная интерпретация является «естественной» в том смысле, что она прямо вытекает из буквального содержания математического аппарата квантовой механики и теории относительности. Напротив, натуралистическая концепция, основанная на вере в существование независимой от сознания «объективной реальности» — реальности тех классических объектов, которые мы вокруг себя наблюдаем (включая наше тело и мозг), а также на вере в «объективное течение времени» — как раз, напротив, требует создания новой физике, в которой квантовая механика заменялась бы какой-либо «реалистической» теорией со скрытыми параметрами или же теорией «объективной редукции», рассматривающей акт редукции волновой функции как реальный физический процесс. Но теории со скрытыми параметрами и теории объективной редукции (как, в частности, отмечает Ли Смолин ^[12]) — неизбежно входят в противоречие со специальной теорией относительности (в силу того, что акт редукции – это мгновенный процесс, происходящий одновременно во всем объеме пространство — что нарушает запрет на дальнодействие и принцип относительности одновременности теории относительности). Следовательно, для обоснования «реализма» необходима также и замена теории относительности какой-то иной теорией пространства и времени (см. ^[12]). Таким образом, для обоснования идеализма (производности материи от сознания) никакой новой физики не нужно. Нужно лишь до конца принять те вполне очевидные антиреалистические следствия, которые непосредственно вытекают из смысла существующей квантово-релятивистской теории. Тогда как для обоснования натурализма и «реализма» — концепций, которые обычно считают «соответствующими здравому смыслу», — нам как раз и нужна радикальная революция в физике. На наш взгляд, каких-либо внутрифизических оснований для такой революции не существует — кроме, разве что упорного желания отдельных ученых считать окружающий нас классический макромир и его временную динамику «реальными» — существующими независимо от сознания.