Гибридные войны: новое слово в военном искусстве или хорошо забытое старое?

1.Введение

Анализ основных положений военного искусства показывает, что во все времена воюющие стороны стремились обеспечить главную цель войны – сформировать по её итогам ситуацию, более комфортную для нападающего, чем та, которая была до начала военных действий ^[1]. Достаточно успешно и с минимальным риском реализацию этого принципа обеспечивает такая форма действий, как «гибридная война», считающаяся одним из новых способов межгосударственного противоборства.

В справочнике Military Balance «гибридная война» (англ. hybrid warfare) трактуется как «использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, использующих дипломатические возможности; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий в сочетании с экономическим давлением» ^[2].

В одном из часто используемых зарубежных определений указано, что «гибридная война– это комбинация открытых и тайных военных действий, провокаций и диверсий в сочетании с отрицанием собственной причастности, что значительно затрудняет полноценный ответ на них» ^[3].

Иногда к «гибридным» действиям относят так называемые «прокси-войны» (англ. proxy war, или война по доверенности, война чужими руками). Под таким видом противоборства понимается опосредованный международный конфликт между двумя странами, которые пытаются достичь своих целей с помощью военных действий, происходящих на территории и с использованием ресурсов третьей страны, под прикрытием разрешения внутреннего конфликта в этой стране ^[4]. Впрочем, «прокси-война», это всё-таки, преимущественно военный конфликт, в меньшей степени оперирующий остальными составляющими «гибридного» противодействия.

На практике применяются и другие определения, но они, в основном, по содержанию аналогичны предыдущим ^[5-8]. При этом часть специалистов в области военного искусства пытается возложить изобретение и первенство практического применения этой формы военных действий на Россию, выставляя нашу страну изобретателем и основным апологетом этого вида противоборства ^[9-13]. Но насколько эти утверждения обоснованы и являются ли «гибридные войны» действительно новым подходом к ведению военных действий?

Для ответа на этот вопрос предлагается проанализировать историю развития основных компонентов «гибридных» действий: скрытую силовую, информационную, экономическую и их вариации, и на основе этого анализа сформировать ответ на поставленный вопрос.

2.История развития компонентов «гибридных войн»

Сама идея о том, что война, это не только прямые боевые действия, не нова. Она высказывалась ещё в китайском трактате Сунь-Цзы «Искусство войны», написанном еще в VI веке до н. э. В нём говорится: «Война — это путь обмана… Самая лучшая война — разбить замыслы противника. На следующем месте — разбить его союзы. Затем разбить его войска. И самое худшее — осаждать города». То есть можно считать, что этапы и компоненты «гибридных» действий были описаны ещё в VI веке до нашей эры.

Между тем, анализ существующих определений «гибридных войн» и взглядов специалистов на их структуру показывает, что основная их составляющая, это скрытое привлечение сторонних вооруженных группировок и организаций для решения задач межгосударственного противоборства при сопровождении вооруженных действий всесторонними отвлекающими манёврами.

Обзор истории военного искусства показывает, что подобный принцип используется достаточно давно: от греческих наёмных армий, описанных в «Анабасисе» Ксенофонта до ирландских наёмников XVII века, название которых, «дикие гуси» (Wild Geese), породило современное жаргонное обозначение этого явления. Широкое распространение наёмничества в тот исторический период связано с экономическими причинами: содержать постоянную боеготовую армию было дорого, дешевле было нанять профессионалов для решения конкретных задач конфликта.

Но это были ещё даже не зачатки «гибридных» форм действий, а только более экономичный способ войны. Лишь с установлением первых, ещё не слишком формализованных систем межгосударственных отношений, действия наёмных воинских формирований пришлось каким-либо образом скрывать. По крайней мере, в Европе. Хотя вне границ «цивилизованного мира», наёмничество по-прежнему считалось нормой.

На достаточно продолжительном историческом периоде можно проследить использование и информационной составляющей «гибридных» действий. Классический пример – действия по формированию англичанами негативного образа России времён Ивана IV Грозного. Со временем подобные действия становились всё обширнее и разнообразнее: от издания книги «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, «методички» о России для наполеоновской армии, до агитационных листовок времён Первой мировой войны ^{[14,15,16,17]}. На то, что указанные книги и материалы являются оружием информационной войны, указывает хотя бы тот факт, что одновременно с Гербернштейном издавались несколько книг о России, содержащие положительные отзывы о нашей стране, но ни одна из них не издавалась такими тиражами и не цитировалась в таком объёме.

Кстати, наполеоновские «методички» и агитационные листовки послужили прототипом такой составляющей информационной компоненты современной «гибридной войны», как её медийное сопровождение. В форме, приближенной к современной, этот процесс впервые запустила Великобритания, нарушив в 1915 году негласный запрет на публикацию фотографий убитых солдат противника. В годы войны во Вьетнаме, с появлением телевидения, война буквально «шагнула с экранов в каждый дом». Сейчас, в эру всеобщей информатизации, война ведётся практически в прямом эфире. И для «гибридных» действий очень важно, кто будет формировать картинку этого эфира.

С учётом этого, в настоящее время объём и задачи информационного противоборства существенно расширяются, создаются специализированные формирования информационно-психологической борьбы ^[18]: известная 77-я бригада ВС Великобритании (77th Brigade), и даже кибер-командования, такие, например, как американское USCYBERCOM, способные координированно проводить информационные операции и кампании. Сущности информационных действий в «гибридной войне» это не меняет, отличия заключаются, преимущественно, в используемых технологиях: от примитивных листовок до современных информационных технологий.

С наступлением постиндустриальной эпохи, информационное противоборство дополнилось действиями в киберпространстве ^[19] и применением деструктивных социально-политических технологий ^[20]. Последние сейчас используются настолько интенсивно, что их можно выделить как ещё одну составляющую «гибридной войны». Более того, их разнообразие даже позволяет проводить внутреннюю классификацию таких действий: от простой финансовой и информационной поддержки оппозиционных течений и создания внутри государства-противника «пятой колонны», до внедрения агентов влияния, обеспечивающих так называемую «мягкую оккупацию» (soft occupation) страны и переход её под внешнее управление. Используемые методы различаются по интенсивности и степени скрытности, применяемых в зависимости от противника, против которого они используются. Исторически это очень заметно: от скрытого использования Германией внутренних революционных сил России в годы Первой мировой войны до почти открытого применения таких технологий против Венесуэлы в 2019 году. Типичными примерами современного использования подобных технологий является организация так называемых «цветных» революций через деятельность различных некоммерческих организаций. Практика показывает, что такие действия не только эффективнее, но и существенно дешевле прямого военного вмешательства. Например, на поддержку управляемого военного режима в Венесуэле в 60-70-е годы пошлого века США тратили порядка 200 миллионов долларов ежегодно. В XXI веке попытка установить в этой стране своё правительство стоила США около 10-15 миллионов в год, затрачиваемых на финансирование «оппозиции» ^[21]. Разность в цене вопроса – на порядок. Но дело даже не в экономии средств: для противодействия многим странам прямое военное противоборство просто опасно, а «расшатывание» их государственной системы через «насаждение демократии» относительно безопасно. Сейчас, в эпоху глобализации и информационной революции, активность информационного противоборства и применения деструктивных социально-политических технологий стала настолько обширной, что специалисты заговорили о наступлении так называемой эпохи «постправды» ^[22,23].

Одним из аспектов практического приложения информационного противоборства можно считать использование в качестве обоснования «гибридных» действий национального вопроса. С давних пор фактор национального состава территорий мог служить предлогом их аннексии соседними государствами, как это произошло в 1938 году с Судетской и Тешинской областями Чехословакии, занятыми под предлогом защиты соотечественников Германий и Польшей соответственно. Другой вариант «гибридных» действий – отделение этнически отличных регионов и создание на их основе отдельных государств под внешним протекторатом, как это произошло с Косово.

В новейшей истории, с ростом мобильности населения, подобные «предгибридные» действия могут реализовываться путём присвоения гражданства на территории чужого государства, легитимизации граждан путём покупки земли или недвижимости, миграции. Всё это усиливает опасность и может считаться одним из элементов, предшествующим «гибридной войне» и приближающим её.

Важнейший аспект «гибридных» войн – их экономическая составляющая. В исторической ретроспективе её использование началось с переходом от натурального хозяйства и обособленных национальных экономик к мировой системе хозяйствования, связанной с межгосударственным разделением труда и международной торговлей.

История показывает большое количество методов, используемых в рамках этой составляющей противоборства. Франция в период наполеоновских войн подделывала английские, австрийские и российские денежные знаки ^[24].

В настоящее время, с наступлением эпохи глобализации, финансовая составляющая «гибридных войн»существенно усилилась. Как по масштабам применения, так и по разнообразию используемых методов. Последние меняются от прямого блокирования финансовых счетов отдельных лиц и даже правительств государств-противников, до косвенных методов на основе запретов. Примером первого типа действий могут служить блокировки зарубежных счетов Ирака в 2012 году и Венесуэлы в 2019. Косвенные методы явно просматриваются в запретах на прохождение средств через «третьи страны» и компании или блокировке доступа иранских банков к системе SWIFT в 2018 году.

В качестве одного из первых примеров экономической войны можно привести «континентальную блокаду»: комплекс мероприятий по блокированию торговли Великобритании, проводившихся Францией в 1806-1814 годах. В период XIX-ХХ веков, наиболее распространенным видом экономической войны была именно морская блокада. До начала Первой мировой войны блокаде подвергались: Турция, Португалия, Нидерланды, Колумбия, Панама, Мексика, Аргентина и Сальвадор. Инициаторами блокад были: Великобритания (12 раз), Франция (11 раз), Италия, Германия (3 раза), Австрия и Россия (2 раза) и Чили ^[25].

После Второй мировой войны экономические санкции продолжали оставаться активным инструментом международной политики. В период с 1971 года до конца ХХ века можно отметить около 120 случаев санкций, в первую очередь в рамках экономической войны запада против СССР. Указанный инструмент используется и в XXI веке: от заградительных таможенных пошлин до американских законов «О контроле над экспортом», которым в 1949 году был создан Координационный комитет по экспортному контролю и «О противодействии противникам Америки посредством санкций» (Countering America’s Adversaries Through Sanctions Act, CAATSA) 2017 года. Этот тип санкций специалистами иногда выделяется в отдельную форму действий – технологическое противоборство ^[26].

Ещё одна составляющая экономического противоборства, лежащая на грани гуманитарно-допустимого – ресурсное. Его разновидности применялись с давних времён, в форме блокирования крепостей при осаде, перекрытия доступа провианта и воды. В настоящее время, с ростом технических возможностей и разнообразия экономических связей в современном мире, появляются новые формы ресурсного противоборства в форме транспортной, энергетической и даже водной блокады, своими масштабами приводящие к экоциду целых территорий. Типичные примеры таких действий – попытка отвести воды реки Иордан от Израиля, послужившая одной из причин «шестидневной войны» 1967 года или энергетическая и водная блокада Крыма, начатая в 2014 году, кибер-диверсии осуществлённые для разрушения электроэнергетики Венесуэлы в 2019 году ^[27].

Очень близким к ресурсному противоборству по характеристикам можно считать потенциальное применение климатического оружия. Подтверждённых сведений о его наличии не имеется, есть только предположения о его разработке некоторыми странами ^[28]. Но, в случае появления такого оружия, оно станет идеальным средством ведения «гибридного» противоборства.

Анализируя историю, можно сделать вывод, что современные «гибридные войны» являются не «ноу-хау», а только продолжением ранее использовавшихся различных форм межгосударственного противоборства, отличающихся:

- комплексным использованием различных форм военного и невоенного противоборства;

- существенно возросшими технологическими возможностями по реализации тех или иных форм действий;

- масштабами, определяемыми глобализацией современного мира.

3. «Гибридные войны» в новейшей истории

В современной истории наиболее ранним из классических примеров «гибридных» действий, реализующим все компоненты из их состава, может служить гражданская война в Испании 1936 - 1939 года. Анализ этого конфликта с точки зрения современной терминологии показывает, что в нём велось типичное «гибридное» противоборство между фашизмом, в лице Италии и Германии, с поддержкой Португалии и коммунизмом в лице СССР. Борьба не просто чужими руками, но и на территории чужой страны, при соблюдении соглашения о «невмешательстве», подписанным остальными европейскими державами ^[29,30,31].

Впоследствии примеров «гибридных войн» становилось всё больше: как в «жестком» варианте, например, силовая и информационная поддержка действий против законно избранного правительства вооруженных формирований оппозиции в Ливии и Сирии, так и более мягкие варианты в форме тайной поддержки лидеров «цветных» революций. При этом анализ структуры «гибридных» действий, проходивших в период новейшей истории, показывает, что, несмотря на смещение акцентов в сторону несиловых действий, военная компонента по-прежнему остаётся основной в их структуре (таблица 1).

Таблица 1 - Некоторые конфликты XX века, содержащие признаки «гибридных»

В таблице 1 в части военной составляющей «гибридного» противоборства приняты следующие обозначения:

«+» полноценное участие вооруженных сил противоборствующих сторон в конфликте;

«-» отсутствие прямого участия в военных действиях одной или нескольких из не участвующих официально в конфликте сторон;

«+/-» ограниченное участие одной из сторон, заключающееся в помощи военной техникой, советниками, контролем воздушного или морского пространства и т.п.

Анализ данных таблицы 1 показывает, что в современных конфликтах, обладающих признаками «гибридных», как правило, присутствуют все компоненты противоборства.

Впрочем, постепенно происходят изменения не только в самой структуре конфликтов, но и в силовой компоненте. Относительно последней, изменения определяются тем, что хоть с восьмидесятых годов прошлого века наёмничество официально запрещено документами ООН ^[32], но до настоящего времени можно отметить многочисленные факты использования наёмников, уже в форме частных военных компаний (ЧВК). Появлению частных структур во многом способствовало изменение законодательства отдельных стран, согласно которому появилась возможность использования частных сил для обеспечения безопасности негосударственных компаний, а потом и для решения политических задач.

Одна из первых подобных компаний возникла в 1967 году в Великобритании. В начале 1990-х годов южноафриканская «Executive Outcomes» и британская «Sandline» практически полностью захватили рынок частных охранных и военных услуг. Обе эти компании сыграли существенную роль в военных конфликтах на африканском континенте, в частности, в Анголе и Сьерра-Леоне. Позднее, вплоть до настоящего времени, частные военные компании широко использовались США для установления лояльных режимов в Латинской Америке, во время войн в Ираке и Афганистане.

Современные частные военные компании – это несколько более сложное явление, нежели простое наёмничество, хотя по сути и роли в структуре «гибридных войн» ЧВК отражают именно силовую линию конфликта.

Впрочем, использование ЧВК является не единственным примером силовых действий «гибридного» характера в наше время. Не менее типичным, хотя и достаточно экзотичным, примером является создание и вооружение боевых формирований внутри страны-противника из её граждан. Таких, как созданное США для противодействия сначала СССР, а потом правительству Афганистана движение Талибан. Или создание и поддержка ими же так называемой «сирийской умеренной оппозиции». Чуть менее типичным, но характерным, является использование наёмной военной силы из небольших стран НАТО для создания коалиционных сил при ведении различных операций, таких, как война в Ираке.

Ещё одно изменение в силовой компоненте «гибридных» войн обусловлено появлением концепции дистанционных боевых действий (Remote Warfare). Эта концепция, являясь логичным продолжением исторически сложившейся на западе тенденции вести конфликты удалённо и чужими силами, реализуемой в новых технологических условиях, определяет ведение операций на удалённых ТВД с использованием преимущественно беспилотных летательных аппаратов. В некоторых случаях – неофициально, без раскрытия принадлежности разведывательно-ударных средств, что идеально вписывается в канву «гибридных»действий. Есть все основания полагать, что по мере роботизации поля боя, эта тенденция будет только усиливаться. И, в совокупности с растущими возможностями кибер-нападения, решающего задачи повреждения инфраструктурных объектов на любом расстоянии и без явного физического воздействия, концепция Remote Warfare существенно изменит силовую составляющую «гибридных» действий, снизив порог решения на применение силы.

Все эти примеры подтверждают, что, несмотря на существующую тенденцию «гуманизации» межгосударственных конфликтов, военная составляющая по-прежнему остаётся определяющей в их структуре.

В то же время не следует забывать, что в структуре «гибридных войн», кроме силовой, существуют информационная и экономическая составляющие ^[33]. И, как показывает анализ исторической ретроспективы, соотношение между компонентами постепенно меняется в пользу несиловых, хотя от использования последних пока полностью отказаться не удаётся.

4.Некоторые выводы

Анализ «гибридных» действий, в том числе, в новейшей истории, позволяет сделать ряд выводов:

- все составляющие гибридной войны: военная, экономическая, информационная, используются и при ведении «классических» военных действий. Отличие «гибридных» форм противоборства – в сокрытии факта участия того или иного государства в них, а иногда и попытка придания им легитимного характера. А в части современного «гибридного» противоборства: ещё и в соотношении доли составляющих в конфликте, в связи с чем понятие «гибридной войны» перестаёт быть однородным и требует уже внутренней классификации;

- теория и практика ведения «гибридных войн» не военное «ноу-хау», а давно используемый и проверенный тип межгосударственного противоборства, который несколько по-иному используется в современных условиях и, вероятно, будет активно и с всё возрастающей эффективностью использоваться и впредь;

- с точки зрения стратегии, ведение «гибридных» действий является типичным случаем войны «на истощение», в полной мере испытывающей явление «износа» ^[34] и требующей множества ресурсов, что служит слабым местом этого вида противоборства и потенциально может быть использовано для противодействия ему;

- со времён войны в Испании «гибридные войны», в основном, ведутся несколькими сторонами, каждая из которых имеет собственную цель и различные отношения между собой. Типичный пример – боевые действия в современной Сирии, где многочисленные участвующие стороны обладают не только разными целями и различной степенью легитимности участия в конфликте, но и достаточно сложными отношениями между собой. В подобных условиях анализировать конфликт, прогнозировать его ход и исход, управлять противоборством крайне сложно, необходимо уточнение положений теории вооруженной борьбы, методов прогнозирования их хода и исхода;

- осуществляемые в рамках «гибридного» противоборства экономические санкции или блокады, как показывает исторический опыт, часто приводят к перерастанию конфликта в «горячую фазу», что требует оперативной реакции на них всего международного сообщества, не меньшую опасность перерастания в горячую фазу несёт такая составляющая, как использование деструктивных социально-политических технологий, что требует выработки мер правового регулирования их применения.

Последний фактор, как показывает анализ исторической ретроспективы, росли по мере глобализации и информатизации общества. И, вероятно, их влияние продолжит усиливаться в обозримом будущем.

5.Заключение

Проведённый анализ позволяет сделать определённые выводы и рекомендации.

Во-первых, никаким образом нельзя признать «гибридную войну» принципиально новым способом противоборства. Это даже позволяет некоторым специалистам предметной области делать вывод о том, что выделять такую форму противоборства в отдельный вид нежелательно ^[35]. Признавая определённую логичность такого подхода, следует отметить, что, хотя все составляющие «гибридного» противоборства используются и в рамках «классических» конфликтов, обратного проецирования нет. «Гибридный» конфликт может вестись и без перехода в фазу прямого военного противоборства, не переходя уровня «прокси»-войны.

Во-вторых, разнообразие «гибридных» действий показывает, что считать «гибридную» войну неким единым, однородным явлением нельзя. Подобные действия различаются по целям, применяемым методам и степени «гибридности», что требует уточнения их классификации ^[34,36,37].

При этом необходимо учесть тенденцию смещения акцентов «гибридных» действий от ведения «прокси-войн» в сферу невоенного противоборства. Как ни парадоксально, это только увеличивает уровень их опасности. Интенсивное применение «гибридных» методов противоборства в экономике, социально-политической сфере и киберпространстве, в современном глобализованном мире оказывает разрушительное влияние не меньшее, а может и большее, чем те же локальные вооруженные конфликты. А эффективных мер противодействия им до настоящего времени не выработано ^[38,39]. Эта опасность требует уточнения системы документов, регулирующих международные отношения, введения в них положений о недопустимости применения санкций и проведения информационных операций без одобрения международных организаций. Возможно, потребуется уточнение понятийного аппарата, например, введение в правовое поле уже используемых специалистами понятий: «информационное вторжение», «ресурсная блокада» и других. Соответственно, существующие документы по регулированию силовой составляющей «гибридных войн» также требуют уточнения, например, в части смещения акцента наказания за наёмничество от частных лиц к государствам, в которых зарегистрированы ЧВК. По экономическим и информационным компонентам требуется принятие международных законодательных актов, аналогичных тем, что регулируют их силовую составляющую ^[32]. В том числе, по действиям, предшествующим «гибридному» противоборству, обеспечивающим его подготовку («предгибридным»).

После принятия соответствующих актов, все экономические и информационные меры, выходящие за границы установленных международным законодательством рамок, на основе уточнённых документов должны признаваться объявлением войны со стороны государства, которое их использовало.

В-третьих, особенности «гибридных войн», частота их возникновения, требуют от вооруженных сил всех государств, которые рассчитывают вести самостоятельную политику, уточнения структуры вооруженных сил, способов их применения, корректировки руководящих документов и т.п. В первую очередь, учитывая особенности перехода «гибридного» противоборства в силовую фазу: уточнения в части повышения готовности вооруженных сил к действиям в мирное время, без объявления войны, по расширению автономности воинских частей и повышению самостоятельности их командиров в принятии решений. В полной мере этот касается и нашей страны.

Как одно из основных условий, для реализации данных предложений потребуется законодательно установить чёткие границы, определяющие, где заканчивается конкуренция, не важно, экономическая или идеологическая, и начинаются военные действия. И, в рамках этого, уточнить классификацию «гибридных войн»: в современных условиях это уже не однородное понятие, а набор вариантов действий, в которых, в зависимости от цели и задач, превалирует та или иная составляющая. Часто, набор динамичный, целенаправленно развивающийся от «предгибридных» действий в направлении вооруженного противостояния.

Эта задача нетривиальная, но её решение в перспективе послужит повышению безопасности современного мира. А затягивание решения – наоборот, приведёт к нарастанию рисков и угроз.