Философско-религиозная притча «Расторжение брака» – «Сюжет о спасении» как центральная доминанта поэтики К. С. Льюиса

Ефимова Людмила Николаевна кандидат филологических наук доцент, кафедра иностранных языков №2, ФГБОУ ВО "Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова" 117997, Россия, г. Москва, ул. Стремянный Пер., 36 Efimova Lyudmila Nikolaevna PhD in Philology Docent, the department of Foreign Languages No.2, Plekhanov Russian University of Economics 117997, Russia, g. Moscow, ul. Stremyannyi Per., 36 luda062001@list.ru

Шехирева Наталья Александровна кандидат педагогических наук доцент, кафедра иностранных языков №2, ФГБОУ ВО "Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова" 117997, Россия, г. Москва, ул. Стремянный Пер., 36 Shekhireva Natalia Aleksandrovna PhD in Pedagogy Docent, the department of Foreign Languages No.2, Plekhanov Russian University of Economics 117997, Russia, g. Moscow, ul. Stremyannyi Per., 36 natalishe1@rambler.ru

Произведение К. С. Льюиса «Расторжение брака» – это своеобразный художественный вариант (авторское прочтение) притчи о Царствии Небесном, которая записана в Евангелии.

Согласно современной исследовательницы Е. Ковтун «современная притча не может быть напрямую сопоставлена с притчей евангельской». Применительно к современной литературе термин «притча» обычно трактуется расширительно, сохраняя лишь ядро значения прежнего понятия. В содержательном плане притчу характеризует «тяготение к глубинной премудрости» религиозного и моралистического порядка, а в формальном – и специфическая поэтика, исключающая описательность художественной прозы античного или новоевропейского типа, действие происходит как бы без декораций, в сукнах» ^[2]. Черты современной притчи, обозначенные исследовательницей, четко прослеживаются и в произведении «Расторжение брака».

В произведении К. С. Льюиса «притчевость» носит глубокий евангельский смысл: автор, размышляя о Спасении, как бы незримо вводит в сюжет Христа как одного из действующих персонажей, как нравственное начало, которое характерно для всего творчества этого писателя. Философско-религиозная притча как основа произведения Льюиса составляет новаторство писателя.

В 1932 году у К. С. Льюиса появился замысел создать произведение под названием “Who Goes Home or The Great Divorce” («Возвращение домой»), которое он позднее переименует в “The Great Divorce” («Расторжение брака» в переводе Н. Трауберг). Первое название символизирует в представлении автора возвращение человека к первоисточнику Радости, утраченному им при грехопадении. В трактате «Страдание», как и во многих других публицистических произведениях философского содержания 1930–1940 гг., писатель настойчиво и неоднократно выражает эту мысль. Особенно отчетливо это проявляется тогда, когда автор высказывает свое понимание смысла жизни, размышляет о миссии каждого человека на земле, старается объяснить безотчетную и неосознанную тягу человека к Вечному, к Идеалу. Питер Крифт, исследовавший творчество К. С. Льюиса, отмечает: «…Нас тянет домой, и чутье подсказывает, что дом наш – не в этом мире.... А вот на небе мы дома» ^{[4, с. 63]}.

В центре повествования произведения К. С. Льюиса «Расторжение брака» – посмертная участь человеческой души, ее существование в потустороннем мире, ее возможное спасение через веру. Однако не стоит считать, что писатель вносит в это учение собственное видение проблемы посмертной участи души и выдвигает новую доктрину Спасения.

В предисловии к этой притче писатель четко формулирует цель создания произведения и высказывает свою точку зрения на данную проблему, которая полностью соответствует евангельскому учению о свободе человеческого выбора. Автор пишет: «Зло можно исправить, но нельзя перевести в добро. Время его не врачует. Мы должны сказать «да» или «нет», третьего не дано» ^{[7, с. 210]}. В этих словах кроется второй срез символического заглавия притчи Льюиса: о разъединении добра и зла.

В начале предисловия К. Льюис неслучайно упоминает произведение У. Блейка «Бракосочетание неба и ада». Писатель показывает, что он не принимает доктрины, смысл которой заключается в примирении этих двух понятий. Об этом смешении понятий и их губительных для человеческой души последствиях Льюис написал в своих философско-религиозных трактатах «Страдание» и «Просто христианство». К этой важной теме автор неоднократно обращался и в своих в эссе, созданных в 1930–1940-е гг.

В предисловии к притче К. Льюис четко обозначает проблему своего произведения – возможность Спасения: «Я не считаю, что всякий, выбравший неверно, погибнет, он спасется, но лишь в том случае, если снова выйдет (или будет выведен) на правильный путь» ^{[7, с. 210]}.

Писатель делает акцент на то, что «это произведение – выдумка», тем самым отсекает всякие попытки приписать ему достоверные описания загробной жизни. Условно это произведение можно поделить на пролог, девять эпизодов и эпилог, что по структуре близко к драме.

На написание этого произведения автора вдохновил один фантастический рассказ, создателя которого Льюис не запомнил. Что касается жанра произведения, то на этот счет мнения как у зарубежных, так и у отечественных литературоведов расходятся. Н. Трауберг называет его притчей ^{[11, с. 5-7]}, С. Аверинцев – аллегорией ^{[1, с. 8-9]}, Е. Ковтун – философско-религиозной притчей ^{[3, с. 143]}, а литературовед С. Кошелев полагает, что «Расторжение брака» в себе гармонично сочетает «черты богословской и художественной литературы» ^[13]. Диакон Андрей Кураев назвал «Расторжение брака» сказкой ^{[6, с. 415]}.

Такая «литературоведческая разноголосица» со всей очевидностью отражает неоднозначное мнение критиков по поводу жанровой принадлежности данного художественного произведения. Исходя из сюжетной линии произведения и его философской наполненности, его можно отнести к философско-религиозным притчам.

Сюжет произведения «Расторжение брака» таков: главный герой видит сон, в котором он стоит на остановке автобуса в каком-то безымянном населенном пункте, который рассказчик называет «Серым городом». Именно на автобусе главный герой отправляется в путешествие, причем не один, а вместе с другими пассажирами, которые в произведении названы «призраками» («Ghosts» в оригинале) ^[12]. И отправляется автобус в некое чудесное место – пристанище Светлых Духов. Условно говоря, это место – не что иное, как Чистилище. Духи стараются убедить «призраков» покаяться в грехах и обратиться к Богу, однако пассажиры удивительного автобуса не спешат каяться, они предпочитают вернуться обратно, в свой «Серый город». Подобно Вергилию (символизирующему Разум), появляющемуся в «Божественной Комедии» Данте, главному герою К. Льюиса дается в качестве духовного наставника и проводника по Чистилищу писатель Джордж Макдональд, который поясняет рассказчику, почему «призраки» «Серого города», который олицетворяет собой в произведении ад, не желают выбрать путь очищения, а стремятся вернуться назад. Также Дж. Макдональд помогает герою осознать, что «есть только одно благо – Бог» ^{[7, с. 255]}.

В притчу «Расторжение брака» К. Льюис вводит мотив видения, характерный для литературы Средневековья, который он использовал и в других своих произведениях, например, в романе-аллегории «Блуждания паломника». Однако видения, представленные в притче, восходят даже не к средневековой, а к античной литературе.

Если в видениях, описанных в произведениях эпохи Средневековья, показаны грешники, которые мучаются в аду, и праведники, благоденствующие в раю, то в античной литературе мы видим картины Аида, царства мертвых. У Льюиса, как и многих его предшественников, обращавшихся в своем творчестве к сценам загробной жизни, показаны ад и рай, однако представления писателя о них весьма оригинальны и имеют свои отличительные черты.

Например, Данте, описывая Ад, использует образ конуса, который постепенно сужается и поделен на «девять кругов ада» (девять сфер, где обитают души грешников). Первый круг – для некрещеных, тех, кому суждено было появиться на свет еще до Рождества Христова. Второй круг, а также третий, четвертый, пятый и шестой населяют души скупцов, сладострасцев, насильников и чревоугодников. Последние два – пристанища предателей и лжецов. Данте описывает Ад в мрачных красках, в основном это красный и черный цвета. Описание мучений грешников оставляет у читателя тягостное ощущение.

Другой писатель – Дж. Мильтон – помещает ад не только вне Земли, но и вне универсума. В этом он следует позиции теологов времен Реформации, полагавших, что ад не может находиться в пределах Земли, так как землю Господь создал после того, как появился ад, и, следовательно, она не могла быть проклята в момент падения сатаны. Дж. Мильтон считает, что ад – неотъемлемая часть существования сатаны: «ад в душе, с ним неразлучный; ад вокруг него, ад внутри» ^{[8, с. 117]}. В этом писатель следует богословской традиции, согласно которой адом считается состояние души, которая отвернулась от Бога: «И рай, и ад – гласит христианская мудрость, зарождаются в сердце человека. Ад, появившийся в «тварном» мире вместе с появлением греха в человеческом сердце, также занимает какое-то место, недоступное чувственному восприятию» ^{[5, с. 275]}.

Т. C. Элиот в своей «Бесплодной земле» изображает ад как состояние безысходности, когда человеком овладевает мрачный пессимизм, неверие в лучший исход, когда он испытывает сильнейшую отчужденность от всего мира.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что для многих писателей ад – это средоточие хаоса, мучений и безысходности. Данте подчеркивает греховную сущность человека, его пороки, подробно описывает страдания и стенания. Мильтон делает акцент на душевном состоянии грешника. К. Льюис же дает несколько иное представление об аде. С одной стороны, писатель поддерживает мрачную тональность в изображении грешников и их наказания за грехи, которая характерна для его предшественников, а с другой – Льюис показывает страдания обычных людей, которых мы встречаем ежедневно. Они мучаются оттого, что живут без любви, без добра, лишены радости и при этом склонны оправдывать свои грехи.

Как уже было сказано выше, в притче «Расторжении брака» ад – это «Серый город». Жители его отличаются тем, что они боятся что-либо менять в своей жизни. Кроме того, они страшатся темноты, совсем как герои Г. Уэллса, потому что в его романе с наступлением сумерек начинали происходить страшные вещи. Среди жителей города мы видим как знаменитых людей, так и простых скандалистов и даже самоубийц. На фоне смрадной, удушающей атмосферы города резко выделяется автобус, который «был прекрасен», «сиял золотом и чистыми яркими красками» ^{[7, с.212]}. Водитель автобуса тоже сиял. То есть автобус – это антитеза тому мирку, в котором царит зло. Жители «Серого города» (немногочисленные пассажиры автобуса) предстают перед читателем как безликая масса на фоне удивительного духовного мира. Они – «призраки», потому что совершенно незаметны: «Их можно было и не видеть, как грязь на оконном стекле» ^{[7, с. 218]}. Это обобщение – предупреждение К. Льюиса о потере человеком его индивидуальности, образа Божия. Как подчеркивает рассказчик, даже трава, по которой приходится идти, режет ноги, что нельзя сказать о сияющих духах из Рая, которые легко ступали по траве.

Льюис в эпизодах встреч «призраков» из Серого города с сияющими Светлыми Духами создает удивительные образы, помогающие обнажить греховное состояние пассажиров автобуса.

Все повествование Льюиса зиждется на идее Спасения. Уместно заметить, что резкий, неожиданный поворот событий внутри каждого отдельно взятого эпизода, насыщение его сочными, фантастическими образами придают повествованию неповторимый колорит, что свидетельствует об особенном, оригинальном художественном вкусе К. С. Льюиса. Примером этому служит неожиданное появление образа одного из любимейших писателей Льюиса – Джорджа Макдональда, который являлся христианином, и за его фантастическими художественными образами четко определялась евангельская основа, что однозначно проявилось во всем творчестве Льюиса. Так же, как и Беатриче из «Божественной комедии» Данте, Макдональд является проводником рассказчика. Интересна эта встреча и с композиционно-художественной точки зрения, где встречаются два хронотопа – хронотоп автора и хронотоп героя. Это проявляется в эпизоде встречи главного героя притчи с Джорджем Макдональдом, который помогает рассказчику осознать свои грехи, а также понять причины, определившие их возникновение. Известный писатель показан как «высокий человек, почти великан, с длинной бородой» ^{[7, с. 234]}. Он напоминает славных героев из скандинавских легенд. Герой К. С. Льюиса воспринимает Макдональда как представителя иного, высокодуховного мира. Он говорит: «Передо мной было божество, чисто духовное создание без возраста и порока» ^{[7, с. 234]}.

В «Расторжении брака» именно писатель Макдональд разъясняет, что то место, куда привез «призраков» автобус, – это не что иное, как Чистилище, а Светлые Духи – это ангелы, бесплотные существа, как правило, души умерших праведников.

Не только Ад, но и Чистилище у К. Льюиса отличается от того, как его изображает Данте. В «Божественной Комедии» Чистилище предстает перед читателем как огромная гора в виде усеченного конуса, стоящая посреди Океана в южном полушарии. Нижняя часть этой горы представляет собой «Предчистилище», а верхняя имеет семь уступов – это семь кругов Чистилища. На самой вершине находится пустынный лес Земного Рая. Именно в Чистилище у Данте в «Божественной Комедии» происходят встречи главного героя с историческими персонажами. У Льюиса в «Расторжении брака» мы видим то же самое.

Как известно, в католической традиции считается, что в Чистилище оказываются души грешников, у которых еще есть возможность очиститься от грехов и попасть в рай, они не осуждены на вечные мучения в аду. Данте в своем произведении придерживается именно такого поминания Чистилища, а в притче К. Льюиса пребывание грешников в мире Светлых Духов рассматривается с художественных, а не с религиозных позиций. Автор прибегает к художественному вымыслу, использует прием иносказания, чтобы показать, насколько тяжело душам «призраков» освободиться от грехов, насколько мучительно пребывание их в Чистилище (это режущая ноги трава, неподъемные по тяжести своей яблоки, резкий, ослепительный свет, исходящий от ангелов).

Несмотря на признаки жанра видения с глубоко библейской основой, сюжетное оформление открыло Льюису путь для развития образов художественной фантастики. Даже Джордж Макдональд, являющийся реальным историческим персонажем, обретает в произведении фантастическую внешность ^{[7, с. 234]}. В ином мире все иное. При всей фантастичности происходящего в канве произведения прослеживаются реалистические черты: они выражены посредством биографического хронотопа. Пассажиры автобуса, оказавшись в чудесном мире, понимают, что очень привязаны к Земле, что они рабы своих пороков и страстей. Писатель как бы изображает реальный мир, но в отраженном виде. Он как бы перевернут верх ногами. К. Льюис использовал этот прием при создании таких произведений, как «Космическая трилогия», «Хроники». То есть сюжеты диктуют и жанровое оформление, как бы обусловливают его.

От эпизода к эпизоду возникают новые жанровые разновидности, помогающие раскрывать характер героев, их внутреннюю сущность. Налицо синтез фантастики и реальности, и одним проявлений сказочного и фантастического является превращение, которое у Льюиса тесно связано с понятиями физического и духовного.

Можно сказать, что элементы превращения характеризуют поэтику К. Льюиса (см., например, «Космическую трилогию», «Хроники Нарнии»). Превращение несет свою смысловую нагрузку, является жанрообразующим фактором.

Эпилог в притче такой же неожиданный, как и пролог. Он напоминает фантастическое «Путешествие Гулливера» Дж. Свифта, где присутствуют как великаны, так и лилипуты, или роман Дж. Макдональда «Лилит». И у Льюиса в притче есть и огромные люди, и совсем крохотные. Маленькие люди, расположенные на столе (шахматы) символизируют всех живущих на Земле и оказывающихся ежедневно перед сложным моральным выбором. А великаны, которые стоят возле стола, – это бессмертные души умерших. Сам стол олицетворяет собой неумолимое время. Джордж Макдональд разъясняет рассказчику, что в ином измерении, с позиции вечности, все, что происходит на Земле, выглядит иначе. Этот же символ «стола-времени» в дальнейшем будет использован К. Льюисом и в «Хрониках Нарнии». Можно сказать, что этот символ заимствован из легенд о Короле Артуре, из «Истории Бриттов» Гальфрида Монмутского. Там Круглый Стол «являлся олицетворением не только равенства всех допущенных к нему, но и особого рыцарского братства» ^[9], а также из эпопеи Т. Мэлори «Смерть Артура», где тема рыцарства «Круглого Стола» является ведущей ^[10].

Все это позволяет отметить, что К. Льюис в своей притче следует и традициям рыцарского романа, поскольку с ними прослеживается глубинная связь авторского замысла.

Подводя итог, можно подчеркнуть, что в философско-религиозной притче К. С. Льюиса «Расторжение брака» писателем намечено несколько смысловых центров: это проблемы Спасения, нравственного выбора, Вечности и преходящего характера человеческого бытия. Нравственная позиция самого автора притчи заключается в том, что Спасение для истинного христианина возможно только через покаяние, обращение к Богу, преодоление своей греховной сущности.

Таким образом, рассмотренное произведение К. Льюиса – это своеобразная художественная интерпретация евангельской притчи о Царствии Небесном. Притчевое же начало «Расторжения брака» обусловлено его хронотопом: здесь, как и в любой другой притче, противопоставлены духовное время и время биографическое, реальное, причем первое преобладает над последним. В притче «Расторжения брака» духовное время представлено как духовное преображение героя. Философско-религиозная притча как основа произведения К. Льюиса составляет новаторство писателя.