Время и пространство в метафизике С.Н. Трубецкого

Савинцев Вячеслав Игоревич кандидат философских наук доцент, Институт гуманитарных наук, Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта 236041, Россия, Калининградская Область область, г. Калининград, ул. Невского, 14 Savintsev Vyacheslav Igorevich PhD in Philosophy Docent, the Institute of Humanitarian Sciences, Immanuel Kant Baltic Federal University 236041, Russia, Kaliningradskaya Oblast' oblast', g. Kaliningrad, ul. Nevskogo, 14 vyacheslav-savincev@yandex.ru Другие публикации этого автора

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ, грант № 19-011-00302А

Русский философ С. Н. Трубецкой, известный в отечественной мысли как создатель направления «конкретный идеализм», парадоксально мало изучен и представлен в критической литературе. Как пишет один из ведущих историков философской мысли А. Т. Павлов: «По сравнению с публикациями, посвященными творчеству А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, Ф. М. Достоевского и К. Н. Леонтьева, В.С. Соловьева и В. В. Розанова, С. Н. Булгакова и П. А. Флоренского, Н. А. Бердяева и Г. Г. Шпета, и некоторых других наших мыслителей XIX — начала XX в., литература о кн. С.Н. Трубецком — это капля в море историко-философских работ» ^{[2, с. 146]}. Есть несколько причин тому, что творчество этого глубокого мыслителя до сих пор недостаточно раскрыто. Во-первых, Трубецкой закрепился в исследовательском дискурсе как продолжатель философии всеединства В. С. Соловьва, что косвенно указывает на вторичность его идей. Во-вторых, при жизни и после смерти он рассматривался, скорее, как университетский философ – специалист по истории античной и средневековой мысли. Его тексты большей частью носят аналитико-интерпретативный, а не декларативный характер. В-третьих, Трубецкой предпочитал, чтоб в его работах «говорил» не автор, но, движимая законами логики, мысль. В тех случаях, когда она не могла быть подкреплена надежными доводами, Трубецкой старался избегать ее смелого воплощения. Показательным примером здесь может быть высказывание из первого его ответа на критические замечания Б. Н. Чичерина по поводу «темных» мест из «Оснований идеализма» ^[3]. Трубецкой, постулируя важное положение своей концепции о том, что гарантом «объективности» познания выступает «космическое Существо» или «мир в своей психической основе» (то, что Платон назвал «Мировой Душою»), отметил: «Борис Николаевич, а вместе с ним и многие другие, вероятно, признают такую мысль чистой фантазией. Поэтому-то мне и не хотелось о ней распространяться: мне казалось достаточным для моих целей – констатировать открытие Канта, из которого следует, что существует трансцендентальная чувственность, отличная от индивидуальной, эмпирической чувственности и не сводимая к ней; а отсюда уже логически вытекает, что существует и субъект такой чувственности, – субъект времени и пространства. Я не могу признать фантазией такой вывод» ^{[6, с.298-299]}.

В учении, обозначенном Трубецким как «конкретный идеализм», осуществляется попытка возрождения метафизики Логоса (универсального разума), некогда развиваемой античной, а затем и христианской философской традицией. Трубецкой отмечает, что метафизика Логоса была усвоена, а после – дискредитирована философами Нового времени, представителями английского эмпиризма (Локк, Юм, Беркли), немецкого идеализма (в меньшей степени Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель), а также последователями этих течений – позитивистами (Милль, Спенсер), философами бессознательного (Шопенгауэр, Э. Гартман), материалистами. Логос интерпретируется Трубецким по-разному. Это и разумное основание бытия и «конкретное сущее». С точки зрения метафизики Логоса, мир есть реальное целое, в котором жизнь и мысль пребывают в гармоничном единстве (но не тождестве). Ведущей темой «конкретного идеализма» выступает тема формирования такого типа системного философствования, в котором ни сознание, ни познаваемый мир не были бы оторваны от действительности.

Ведущей темой «конкретного идеализма» выступает тема возможности адекватного познания сущего, без ущерба усмотрения полноты его изначальной жизненной данности. Это важно, поскольку в вышеназванных западноевропейских философиях понимание бытия (сущего) было искажено, что, по мысли Трубецкого, в конце XIX в. и подорвало доверие общественности к метафизике. Эмпиристы свели субъект познания к «эмпирической индивидуальности», а бытие – к комплексу ощущений; сторонники отвлеченного идеализма растворили субъект познания в коллективном духе, а бытие редуцировали к абсолютной идее, представители же философии бессознательного стали утверждать, что всем и вся управляет «бессознательная воля». Исходящая из традиций В. С. Соловьева философия конкретного идеализма, по мысли Трубецкого, и должна восстановить опыт комплексного познания, где бытие дано во всей полноте.

В рамках теории знания (гносеология в «конкретном идеализме» сцеплена с онтологией) Трубецкой обсуждает познавательные возможности субъекта и те формы, на основании которых содержание явлений сущего оказывается доступными для последующего отвлечения и формирования цельного знания. Среди этих форм достаточно оригинально для русской философии конца XIX – XX вв. истолковываются пространство и время.

1. Истоки темпоральной концепции С.Н. Трубецкого: полемика с эмпиризмом и немецким идеализмом

Заметим сразу, что развернутого учения о происхождении и свойствах пространства и времени С. Н. Трубецкой не дает, вместе с тем, его многочисленное обращения к этим категориям в различных текстах позволяют выявить достаточно глубокое и оригинальное их понимание. Пространство и время, согласно Трубецкому, суть общие познавательные формы, на основании которых, субъект познания в опыте может воспринимать (опознавать) явления. В работе «Основания идеализма» (1896 г.) русский философ следующим образом конкретизирует свою мысль: «Пространство и время – не материя, не вещи, не свойства вещей, не отношения даже: это просто общие формы явлений. А явление как таковое, предполагает отношение субъекта к объекту. “Форма” всякого явления и есть именно такое отношение» ^{[5, с. 175]}. Какова онтология этих форм? Можно ли утверждать, что эти формы могут функционировать лишь в познавательном поле индивидуального сознания или они действуют как общие и обязательные для всех сознаний способности? Для того чтобы последовательно раскрыть эти вопросы, необходимо выявить убеждение, на базе которого развивалась темпоральная концепция Трубецкого.

В его работах осмысливаются два направления, давшие начало многочисленным интерпретациям времени в европейской философии XIX–XX вв., – английский эмпиризм и трансцендентальный идеализм в лице И. Канта. Представители эмпиризма рассматривали время как осмысленную последовательность «простых» идей души. Трубецкой, интерпретируя подход англичан, пишет: «Мир есть совокупность моих представлений; пространство, время, материя, всякая реальность вообще существуют только в моем личном опыте, в состояниях моего сознания. Если я отрицаю это, если я признаю универсальную и безусловную реальность всех этих вещей, которая имеет вселенскую достоверность независимо от всякого индивидуального сознания, то я выхожу за пределы моей личной компетенции… впадаю в психологическую иллюзию, ибо осужден жить в своих состояниях, в мире представлений» ^{[4, с. 19]}. «Психологический» подход эмпиристов не учитывал несколько фундаментальных позиций. Во-первых, субъект познания, имеющий дело с идеей, возникающей, в результате впечатления от воздействия на душу внешнего предмета, должен основываться на специфике бытия этого предмета как порождающего впечатление внешнего источника; во-вторых, идеи о пространстве, времени, причинности и пр., не зарождаются самостоятельным образом в сознании субъекта, но, опять же, имеют основания в трансцендентной сознанию реальности; в-третьих, чтобы инициировать опыт, познающему необходимо выйти за пределы «своего настоящего», в эпистемологическую безвременность, противопоставить свое «Я» постоянно сменяющимся идеям, что, собственно говоря, и позволит их воспринять. «И так как все объяснения интуиции времени и пространства из совокупности каких-либо субъективных ощущений, зрительных, осязательных, мышечных оказываются несостоятельными, – пишет Трубецкой, – так как все они скрытым образом подразумевают время и пространство и основываются на смешении ощущений с готовым восприятием, то остается признать, что мы выходим из себя во времени и пространстве метафизически, идеальной деятельностью сознания» ^{[4, с.20]}.

Иначе время и пространство рассматриваются в трансцендентальном идеализме И. Канта. В «Критике чистого разума» кенигсбергский философ утверждал, что время и пространство представляют собой априорные формы чувственности. Заметим сразу, что подход Трубецкого к Канту достаточно специализированный, не учитывающий всего спектра его отношений к этим категориям (метафизического и естественнонаучного). Вместе с тем, темпоральная концепция самого Трубецкого формируется именно на базе трансцендентализма И. Канта. «Пространство и время, – представляет кантовскую позицию Трубецкой, – суть общие условия всего являющегося. Они a priori обуславливают явление, a priori обуславливают опыт и восприятие. В этом смысле они могут быть названы “субъективными формами восприятия” или “субъективными формами чувственности”. Но “субъектом” тут является не мое личное эмпирическое восприятие, не чувственность Сидора или Петра, а восприятие вообще, чувственность как таковая, – потому что без пространства и времени ничто не может являться никакому чувствующему субъекту, т.е. никакое чувственное восприятие безусловно невозможно. Поэтому, с другой стороны, пространство и время не суть психологические явления, происходящие из сочетания отношений, как то полагают некоторые новейшие психологи: пространство и время – столь же (если не более) реальны, как совокупность явлений внешнего и внутреннего мира и не зависимы от моей личной душевной жизни, от моего личного опыта» ^{[5, с. 168]}. Характерно, что Трубецкой выявляет транссубъективный характер форм пространства и времени, подчеркивая их реальность как в гносеологическом, так и в онтологическом планах: с одной стороны, пространство и время – это трансцендентальные формы, посредством которых явления становятся содержательно доступными познанию, с другой – условия существования явлений в рамках эмпирической реальности. Вместе с тем, рассуждая о пространстве и времени как о чувственности «трансцендентального субъекта», Трубецкой отмечает: «Что такое эта универсальная или “трансцендентальная” чувственность, этого Кант не объясняет: он не задается вопросом психологии или метафизики, а только вопросом теории познания. В этом смысле “трансцендентальные” формы познания или чувственности суть такие формы, которые необходимо предполагаются во всяком познании или восприятии и постольку a priori обуславливают его» ^{[5, с.169]}. Этим результатом кантовской трактовки пространства и времени Трубецкой удовлетвориться не мог, поскольку, отмечая всеобщность восприятия явлений в пространственных и временных формах, Кант не дает ответа на вопрос, чем обусловлена эта всеобщность, где ее онтологические истоки. В «Основаниях идеализма» русский философ излагает эволюционную версию формирования этой трансцендентальной способности: «Поскольку всякий организм происходит от других организмов и первоначально стоит с ними в живой психологической связи, поскольку вся органическая жизнь может рассматриваться как связный преемственный ряд – мы можем предположить всеобщую чувственность во всех чувствующих организмах, во всей природе. Но это будет только наше предположение» ^{[5, с.169]}. Обе, представленные здесь, цитаты демонстрируют характер вовлеченности Трубецкого в тонкости трансцендентального идеализма Канта. Становится вполне очевидным, что, осознавая «революционный» шаг Канта в философской интерпретации времени как внутренней априорной формы чувственности, а именно таким способом и возможно было представить время, не вульгаризируя его, Трубецкой, стремился «достроить» темпоральную концепцию кенигсбергского мыслителя, дополнив ее реалистической составляющей.

2. Время и пространство – универсальные формы всеобщей чувственности.

Эта составляющая выражается в ключевой идее концепции конкретного идеализма, восходящей к волюнтаризму А. Шопенгауэра. Она звучит так: нет объекта без субъекта. Смысл ее таков: любое явление внешнего или внутреннего мира может существовать как явление лишь при условии гносеологической связи с субъектом. Для Трубецкого определение бытия выражается, прежде всего, во взаимодействие и взаимообусловленности бытийных элементов, где каждый, по отношению к другому, выступает как субъект к объекту. Концептуальное отображение этого процесса обозначается философом «законом универсальной соотносительности». Заметим, что главным фигурантом онтологических отношений в текстах философа выступает сознательный субъект, однако Трубецкой допускает, что в тотальной соотносительности могут участвовать и «реальные существа», «подобные нам». Какова их природа, об этом Трубецкой не говорит, но «вера» (познавательная способность, действующая наравне с волей, чувственно-сенсетивными способностями и мышлением) убедительно подтверждает их присутствие в мире.

Универсальная соотносительность реализуется в виде «чувственности» и мышления. И если «чувственностью» объяты все вещи на внешнем и внутреннем бытийном уровнях, то мышление проявляется лишь на внутреннем уровне. Время и пространство, как формы бытийных отношений, функционируют в чувственности и мышлении по-разному. Рассмотрим, в начале, формы пространства и времени, реализуемые на чувственном уровне. Трубецкой пишет: «Бытие вещей в пространстве и времени возможно лишь под условием внутреннего соотношения этих вещей, их идеального единства в их реальном различии. И это внутреннее единство вещей в их различии обуславливает собою самую организацию универсальной чувственности. Время и пространство суть чувственные формы внутренней соотносительности вещей в их являющемся различии. И таким образом внешнее отношение вещей и их изменений во времени и пространстве обуславливается их внутренней соотносительностью» ^{[5, с. 270]}. Итак, время и пространство у Трубецкого — это идеально-реальные формы как бытия вещей, так и явлений – чувственных образов вещей, данных сознанию в их различии. Философ совместил в одной мысли два подхода – метафизический, идущий от Лейбница, где время и пространство есть форма отношений монад, действующих по законам предустановленной гармонии, и физический, идущий от Аристотеля, где время, пространство и движение – физические характеристики становящегося мира. Можно, конечно, интерпретировать эту ситуацию и так: время и пространство – внешние бытийные формы, возникающие как результат внутренней соотносительности вещей и обеспечивающие вещам событийную самореализацию. Однако, термин «событие», предполагает самостоятельность внутреннего проявления процесса (на событие можно повлиять, но оно «свершается»), Трубецкой не употребляет термина «событие», считая, что физическими процессами управляют и контролируют силы Логоса.

Кроме того, Трубецкой ничего не говорит об отношениях друг к другу форм пространства и времени, хотя даже у Канта эти отношения определенно обозначены: время относится к внутренней априорной форме чувственности, а пространство – к внешней. У Трубецкого эти отношения не прописаны, а потому и не до конца ясно, как время и пространство координируют друг с другом. В стороне стоит и вопрос о движении. Единственным определением, выводящем время и пространство из сферы тривиальности, это то, что они – «чувственные» формы внутренней соотносительности вещей. Учитывая, что Трубецкой был сторонником гилозоистской трактовки мироустройства, можно предположить, что в процессе соотношения вещей, время и пространство выступают как формы чувственных реакций в результате контактов субъект-объектов. И если на элементарном уровне эти формы необходимы для того, чтобы чувствующие части мира могли бессознательно отличать себя от другого, то на сложном уровне время и пространство предстают как чувственные формы, отражаемых в сознании явлений. Эпистемологическому аспекту этих сложных соотношений Трубецкой уделяет большее внимание. Он имеет более проработанный характер.

При решении вопроса о том, как сознание реагирует на длительность воспринимаемых явлений, необходимо условиться: это индивидуальное сознание, имеющее дело с субъективным миром явлений, или это сознание, контактирующее с другими сознаниями, и имеющее дело с общим (интерсубъективным) миром явлений. Трубецкой стоит на второй позиции, доказывая, что пространство и время – объективные формы общих явлений. Но как объяснить, что индивидуальные сознания, имеющие неповторимую судьбу саморазвития, одинаково воспринимают явления. Преодолевая кантовский субъективизм, Трубецкой постулирует соборную природу сознания. «Сознание обще всем нам, то, что я познаю им и в нем объективно, то есть всеобщим образом, то я признаю истинным — от всех и за всех, не за себя только. Фактически я по поводу всего держу внутри себя собор со всеми. И только то для меня истинно, достоверно всеобщим и безусловным образом, что должно быть таковым для всех. Наше общее согласие, возможное единогласие, которое я непосредственно усматриваю в своем сознании, есть для меня безусловный внутренний критерий, точно так же как внешнее, эмпирическое согласие относительно каких-либо опознанных общепризнанных истин есть критерий внешний, авторитет которого зависит от первого» ^{[1, с.141]}. Следует пояснить, что соборное сознание, частью которого является индивидуальное сознание, это не реальное, но идеальное (метафизическое) объединение личностей. Конечно, во времена Трубецкого об «информационном» обществе еще не могло быть и речи, но, по-видимому, тот тип отношения, когда личности контактируют друг с другом на основании определенного семиотического единства, и имел в виду русский философ (чувственные реакции, проявляемые у человека в первых опытах, по мысли Трубецкого, имеют социально-родовое происхождение). Отсюда, формы времени и пространства, которые предстают в чувственном опыте отдельной личности, по Трубецкому, носят не индивидуальный, но универсальный характер. Любая личность, согласно закону универсальной соотносительности сущего, находясь в пространстве всеобщей чувственности, формирует и осмысливает в сознании явления в той последовательности и так, как это предлагает ей реальность. Но должен быть «механизм», благодаря которому воспринятая в опыте информация могла быть удержана для последующих когнитивных действий уже интеллектуального характера. У Трубецкого это механизм — в памяти. Он пишет: «… без памяти не только узнавание предметов, опыт и знание немыслимы, но нет никакого ощутимого перехода от одного состояния сознания к другому. Если состояние не задерживается, не оставляет никакого психологического следа и сменяется рядом последовательных состояний, исчезающих столь же бесследно, то нет никакой непрерывности сознания, нет сознания времени и пространства, нет никакого определения сознания вообще» ^{[4, с. 85]}. Память, согласно Трубецкому, является основой сознания и, вместе с тем, его инструментом, формирующим из потока состояний прошлое субъекта. Воспоминания, как известно, необходимы не только для опознавания состояний настоящего, но и для прогнозирования будущего. Обрабатывая воспоминания, включенное в соборное пространство, сознание формирует критерии отношения к новым впечатлениям и идеям. В данной ситуации Трубецкой говорит о субъективном времени, о «сознании времени». Но здесь работа сознания носит амбивалентный характер. С одной стороны, для когнитивного опыта, сознание должно возвыситься над воспринимаемыми явлениями (оказаться над временем), что дает возможность постижения явлений в целостности их свершений. Этот процесс философ называет «метафизическим выходом» сознания. С другой стороны, подобный выход возможен при условии осознания субъектом своей ограниченности, не только когнитивной, но и онтологической (временной и пространственной). «В нашем опыте и мышлении вместе с сознанием нашего собственного мыслящего, чувствующего и волящего “я”, – пишет Трубецкой, – нашего собственного реального и являющегося субъекта, – дано сознание его ограниченности, его соотносительности с внешней ему реальностью, с другими являющимися субъектами. Такая соотносительность обуславливает и форму, и содержание моего сознания как ограниченного существа, и вместе, в самом сознании этой соотносительности я выхожу за пределы моей субъективной индивидуальности и понимаю универсальное всеединство сущего» ^{[5, с. 265]}. Стало быть, восприятие явлений носить диалектический характер: лишь осознавая себя ограниченным во времени и пространстве, субъект познания способен совершить «метафизический выход» в безвременность, для созерцания явлений в их пространственной и временной целостности. Заметим, Трубецкой, в отличие, например, от Н. О. Лосского, не говорит о «вневременности» и «внепространственности» сознающего я, поскольку знает, что познание явлений в форме пространства и времени возможно при условии принадлежности объекта и субъекта познания одному физическому миру. Иначе, обитая в разных реальностях, субъект и объект просто не состыкуются в гносеологическую цепочку.

3. Упорядоченность идей – характеристика мыслящего сознания.

Однако, для формирования полноценного знания с привлечением форм пространства и времени, субъекту, помимо волевого акта и чувственных способностей, необходимо задействовать мышление, которое позволит соотнести явления и выстроить полноценную картину события. Трубецкой пишет: «Новейшие психологи, исходя из наблюдаемой ими быстроты в смене состояний сознания, любят указывать на мимолетность объектов опыта во времени, которая уже одна отличает их от пребывающей реальности. Но отдельные, быстро сменяющие друг друга восприятия фиксируются мыслью в образуемом ею понятии или идее данного предмета, который предполагается пребывающим: образуется как бы устойчивая объективная схема, в которую укладываются соответствующие представления при их повторении. “Объект” в этом смысле перестает быть мимолетным и как бы изъемлется нашей мыслью из течения временипосредством отвлечения – частью искусственного, частью даже совершенно безотчетного… Но этот объект, эта идея или схема в свою очередь относится нами к реальности, уже не мыслимой только через ее посредство, но предполагаемой нашей мыслью, сознаваемой нашей верой, которая нераздельно связана со всяким движением нашей мысли» ^{[5, с.222]}. Здесь Трубецкой представляет процесс образования посредством мышления понятий-схем, на основании которых явления могут быть не только уловлены, но и концептуально осмыслены. Понятия-схемы – своеобразные алгоритмы познавательных действий в отношении к идентичным или схожим ситуациям. Применительно к нашей теме, следует отметить, по крайней мере, две аспекта этого процесса. Во-первых, Трубецкой, как и в случае с актами чувственного схватывания, отмечает, что в мышлении также происходит «метафизический выход» за пределы пространственного и временного бытия с целью выявления не только свойств, но и причинных связей явлений. Мышление осуществляет «отвлечение» явления, его преобразование в идею. Во-вторых, в отличие от классических идеалистских концепций противопоставления знания бытию, когда знание «приписывается» бытию, или, когда реальность мыслится через сеть понятий, в системе Трубецкого реальность существует наряду с понятием о ней, вернее она, на основании собственной логичности, «включает» эти понятия в себя как органичный элемент, как способ своего самопроявления. А потому, пространство и время, будучи формами чувственности и мышления, вместе с тем, являются и свойствами самого бытия.

Таким образом, в конкретном идеализме С.Н. Трубецкого пространство и время, прежде всего, формы чувственности. Однако, в отличие от кантовской концепции, источник их формирования четко обозначен – они возникают как необходимый упорядочивающий элемент универсальной соотносительности сущего. Пространство и время реально-идеальны. С одной стороны, они выступают общими реальными формами соотношения вещей, процессов и состояний, но с другой, – в своем явлении чувствующему сознанию, они демонстрируют идеальное различие вещей. И, наконец, на уровне мышления, посредством работы памяти и способности отвлечения, они преобразются в элементы схем суждений о мире. ­