Анализ проблем трансформации систем законодательного регулирования и правоприменения в условиях цифровизации и методов оценки эффективности принимаемых решений

Шульц Владимир Леопольдович доктор философских наук Член-корреспондент РАН, профессор, кафедра социального конструирования, Московский Государственный Университет 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Shul'ts Vladimir Leopol'dovich Doctor of Philosophy Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences, Professor, Department of Social Engineering, Moscow State University. 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., 1 cona01@yandex.ru Другие публикации этого автора     Бочкарев Сергей Александрович кандидат юридических наук заведующий лабораторией, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Bochkarev Sergei Aleksandrovich PhD in Law Head of Laboratory, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 bochkarvs@mail.ru Другие публикации этого автора     Кульба Владимир Васильевич доктор технических наук Главный научный сотрудник, Институт проблем управления им. В.А. Трапезникова РАН 117997, Россия, г. Москва, ул. Профсоюзная, 65 Kul'ba Vladimir Vasil'evich Doctor of Technical Science Chief Researcher, V.A. Trapeznikov Institute of Control Sciences of the Russian Academy of Sciences 117997, Russia, Moscow, Profsoyuznaya str., 65 kulba@ipu.ru Другие публикации этого автора     Шелков Алексей Борисович кандидат технических наук Ведущий научный сотрудник, Институт проблем управления им. В.А. Трапезникова РАН 117997, Россия, г. Москва, ул. Профсоюзная, 65, каб. 407 Shelkov Aleksei Borisovich PhD in Technical Science Leading Scientific Associate, V.A. Trapeznikov Institute of Control Sciences of the Russian Academy of Sciences 117997, Russia, Moscow region, Moscow, ul. Trade Union, 65, office 407 abshelkov@gmail.com Другие публикации этого автора     Чернов Игорь Викторович кандидат технических наук Заведующий лабораторией, Институт проблем управления им. В.А. Трапезникова РАН 117997, Россия, г. Москва, ул. Профсоюзная, 65 Chernov Igor' Viktorovich PhD in Technical Science Head of the Laboratory, V.A. Trapeznikov Institute of Control Sciences of the Russian Academy of Sciences 117997, Russia, Moscow, Profsoyuznaya str., 65 ichernov@gmail.com Другие публикации этого автора

Тимошенко Андрей Анатольевич кандидат юридических наук Заведующий кафедрой, кафедра международного сотрудничества в сфере прокурорской деятельности, Университет прокуратуры Российской Федерации 117638, Россия, г. Москва, ул. Азовская, 2, корпус 1 Timoshenko Andrei Anatol'evich PhD in Law Head of the Department, Department of International Cooperation in the Field of Prosecutorial Activity, University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation 117638, Russia, Moscow, Azovskaya str., 2, building 1 antim1@yandex.ru Другие публикации этого автора

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта 18-29-16151 «Разработка методов управления процессами трансформации права в условиях цифровой технологии»

Введение

К началу ХХI в развитие процессов глобализации и проникновение новых информационных, телекоммуникационных и компьютерных технологий во все без исключения сферы жизни фактически привели к информационной революции, охватившей практически все стороны социальной действительности. Таким образом, в настоящее время в целом завершился этап формирования информационного общества, основой и источником развития которого стало не столько материальное производство в классическом его понимании, сколько производство знаний и информации на базе передовых информационных и телекоммуникационных технологий. Уже сегодня данные технологии, широко проникая во все без исключения сферы жизнедеятельности нашего общества, изменили условия труда и быта членов этого общества, стали атрибутами его новой, информационной культуры.

Происходящая в обществе информационно-технологическая революция и начавшийся переход к VI технологическому укладу привели к тому, что информационные процессы и технологии стали ключевыми в сфере организационного управления общественным и социально-экономическим развитием. Фактически сегодня информационные и коммуникационные технологии являются самостоятельной и стратегически важной отраслью, непосредственно влияющей, а во многом – и определяющей потенциал, реальные возможности и пути развития любого современного общества и государства. Более того, информационные технологии стали неотъемлемой частью соответствующих и более широких социальных и производственных технологий и процессов, в рамках которых они сегодня реализуют наиболее важные, ключевые «интеллектуальные» их функции.

На современном этапе цивилизационного развития цифровые технологии становятся своеобразным двигателем, а их широкое использование – пусть и, строго говоря, не достаточным, но все же крайне необходимым условием эффективного поступательного развития российского государства, обеспечения его глобальной конкурентоспособности и национальной безопасности. Фактически сегодня информация вкупе с технологиями ее обработки, передачи, хранения и использования данных для решения самых разнообразных задач стали ресурсом, все в большей степени необходимым и важным, чем энергетические, сырьевые, финансовые и другие его традиционные виды.

Сложившаяся ситуация и меняющиеся в связи с ней приоритеты развития государства и общества нашли свое отражение в утвержденной Правительством РФ в июле 2017 г. программы «Цифровая экономика Российской Федерации». Данная программа определяет основные направления и комплексы правовых, технических, организационных и финансовых мер «государственной политики Российской Федерации по созданию необходимых условий для развития цифровой экономики Российской Федерации, в которой данные в цифровой форме являются ключевым фактором производства во всех сферах социально-экономической деятельности, что повышает конкурентоспособность страны, качество жизни граждан, обеспечивает экономический рост и национальный суверенитет» ^[1].

Перевод на «цифровые рельсы» процессов государственного и общественного развития неизбежно и объективно приводит к росту уязвимости национальной социально-экономической системы, а также появлению принципиально новых внешних и внутренних угроз государственному и общественному развитию. Масштабная цифровизация практически всех сторон жизнедеятельности человека, общества и государственных институтов неизбежно приводит к целому ряду носящих фундаментальный характер изменений, причем обусловленных не только и не столько ростом объемов циркулирующей информации, сколько появлением новых проблем в области информационной безопасности, таких, например, как обеспечение устойчивости системы государственного управления, противодействие угрозам социальной стабильности российского общества в условиях фактически открытых информационных границ, охрана государственной и коммерческой тайны, защита персональных данных, пресечение противоправных действий в информационной сфере (в т.ч. финансовой киберпреступности, мошенничества с использованием телекоммуникационных технологий и т.п.), контроль соблюдения нормативных требований и качества услуг в информационной сфере, обеспечение бесперебойности функционирования российского сегмента глобальной сети Интернет и т.д.

Становление и развитие информационного общества требует совершенствования структур, принципов и методов государственного управления. Цифровизация всех сторон жизни общества и направлений государственного развития приводит к существенному росту динамики видоизменений процессов функционирования сложных социально-экономических систем, выступающих в качестве объектов государственного управления, и особенно их инновационных сегментов.

Развитие информационного общества вызывает носящие фундаментальный характер изменения в процессах и системе государственного управления, причем эти изменения затрагивают не только отдельные стадии и процедуры управленческого цикла, но и такие основы, как методы, принципы, функции, структуры управления и т.д. Современные инфокоммуникационные технологии существенно видоизменяют вертикальные иерархические связи систем управления и делают их более эффективными. Резко возрастает роль и возможности использования горизонтальных информационных связей, в силу чего системы организационного управления все в большей степени приобретают сетевые, мультиматричные, проектные и иные аналогичные структурные черты и признаки.

Использование современных информационных технологий и систем с искусственным интеллектом приводит к возникновению новых потенциальных возможностей для принятия более обоснованных, эффективных и оперативных решений по сравнению с применением традиционных подходов. Расширяются возможности и контроля реализации управленческих решений. На принципиально новом уровне организуется и взаимодействие институтов государственной власти с гражданами. Однако одновременно с этим появляются и принципиально новые угрозы и риски, противодействие которым становится отдельной и крайне важной проблемой, без решения которой невозможно обеспечить необходимый уровень эффективности организационного управления, а, следовательно, и темпов государственного социально-экономического развития.

Развитие информационных технологий, а также непрерывный рост вертикальных и горизонтальных (с точки зрения иерархии системы управления) потоков информации существенно повышают эффективность, интенсивность и вариативность развития бизнес-структур и иных экономических субъектов. Игнорирование или запоздалая реакция на данный фактор системы государственного управления неизбежно приводит к росту уровня неопределенности в процессе управления сложными социально-экономическими системами. Здесь под неопределенностью понимается ситуация, когда частично или полностью отсутствует информация о структуре, возможных состояниях и альтернативных направлениях развития исследуемой системы и (или) ее внешней среды ^[2]. Данная неопределенность существенно затрудняет решение задач прогнозирования, планирования и управления государственным развитием на различных временных горизонтах.

Осознание резкого усложнения процессов государственного управления и контроля постепенно приводит к необходимости пересмотра ряда концептуальных положений, формирующих основу государственного управления. Так, например, на риски эрозии государства под воздействием научно-технического прогресса указывается в докладе «Глобальные тренды: парадоксы прогресса» Национального разведывательного совета США (2017 г.). Кроме того, как показывает мировой опыт, подавляющее число развитых стран, сосредоточивают свои усилия на создании благоприятных условий для ведения бизнеса и поддержке цифровой инфраструктуры, разрабатывают комплексные меры по адаптации государственных управляющих и контролирующих органов и структур к реалиям цифровой среды, а по сути – к новой реальности, используя новые цифровые технологии для усиления контроля над политическими, социальными и экономическими процессами, причем как на своей территории, так и в других странах ^[3].

В условиях бурного развития и лавинообразного внедрения во все сферы человеческой деятельности информационно-коммуникационных технологий, существенным образом изменяющих принципы, порядок, содержание и формы взаимодействия в виртуальной среде юридических и физических лиц в процессе осуществления как хозяйственно-экономической деятельности, так и персональных (межличностных) коммуникаций, особую актуальность приобретают проблемы развития норм законодательства и совершенствования правоохранительной системы. Анализу данных проблем и посвящена настоящая работа.

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта 18-29-16151 «Разработка методов управления процессами трансформации права в условиях цифровой технологии».

1. Анализ основных направлений трансформации общественных отношений и проблем их законодательного регулирования

Цифровизация экономики неизбежно приводит к возникновению новых объектов и субъектов информационных правоотношений, существенному изменению их юридического состава, а также появлению в этой связи новых и весьма специфических прав, обязанностей и ответственности. Это, в свою очередь, требует решения целого комплекса проблем развития системы государственного нормативно-правового регулирования и совершенствования практики правоприменения. В складывающейся ситуации резко возрастает актуальность поиска путей эффективного решения целого комплекса проблем: от разработки понятийного аппарата и устранения существенных пробелов в действующем российском законодательстве до создания и развития новых правовых институтов, формирования единой цифровой среды доверия (например, создание и аттестация системы безопасных сервисов, разработка средств идентификации и аутентификации взаимодействующих субъектов, защита от несанкционированного доступа к документам, верификация полномочий и др.), а также установления особого промежуточного режима для не относящихся к категории информации ограниченного доступа данных и т.д. ^[4].

В программе «Цифровая экономика» предусмотрен комплекс мер совершенствования системы нормативно-правового регулирования и формирование регуляторной среды, обеспечивающей благоприятный правовой режим для развития современных технологий, включающей ^[1]:

· создание постоянно действующего механизма управления изменениями и компетенциями (знаниями) в области регулирования цифровой экономики;

· снятие ключевых правовых ограничений и создание отдельных правовых институтов, направленных на решение первоочередных задач формирования цифровой экономики;

· формирование комплексного законодательного регулирования отношений, возникающих в связи с развитием цифровой экономики;

· принятие мер, направленных на стимулирование экономической деятельности, связанной с использованием современных технологий, сбором и использованием данных;

· формирование политики по развитию цифровой экономики на территории Евразийского экономического союза, гармонизацию подходов к нормативному правовому регулированию, способствующих развитию цифровой экономики на пространстве Евразийского экономического союза;

· создание методической основы для развития компетенций в области регулирования цифровой экономики.

Нормативно-правовое регулирование межсубъектных отношений, в основе которых лежат информационные технологии, тесно переплетающиеся с нормами права, представляет собой крайне сложную задачу. По сути сегодня возникла необходимость формирования принципиально новой регуляторной среды, обеспечивающей такой правовой режим, который, с одной стороны, позволит упорядочить широкомасштабное применение в системе общественных и экономических отношений современных информационных и коммуникационных технологий, с другой – стимулировать их интенсивное развитие. Более того, данная задача существенно усложняется необходимостью не только закрепить уже сложившиеся социальные нормы и возникшие информационные правоотношения, но и в определенной мере предвосхищать возможные пути развития ситуации в условиях цифровой эпохи, а также предвидеть возникающие в связи с этим угрозы и возможные последствия их реализации ^[5].

Одной из наиболее рельефно проявляющихся в настоящее время проблем является нормативно-правовое и нормативно-техническое регулирование производства и использования систем и технических устройств, обладающих искусственным интеллектом. В настоящее время фактически отсутствует четкое и общепринятое определение искусственного интеллекта. По своей сути искусственный интеллект представляет собой одну из наиболее сложных форм функционирования разработанных человеком технических систем, устройств или информационных систем, способных быть активными за пределами фиксированных программных инструментов и имеющих возможность принимать самостоятельные решения в рамках поставленных задач (с использованием визуального восприятия, распознавания речи, принятия решений и перевода), а также базирующихся на методах машинного обучения ^[4].

Развитие и широкое внедрение систем с искусственным интеллектом как одной из основ современных цифровых технологий поднимает целый ряд достаточно серьезных проблем, требующих нормативно-правового регулирования и в первую очередь определения правосубъектности устройств с искусственным интеллектом. Требует решения и проблема распределения юридической ответственности между пользователями устройств, оснащенных технологиями искусственного интеллекта, их производителями, предприятиями, осуществляющими техническое обслуживание и ремонт, а также в некоторых практических случаях – страховыми компаниями. Не менее (а, может быть, и более) существенной проблемой является оценка, регламентация и контроль уровня безопасности интеллектуальных устройств и систем, особенно основанных на принципах самообучения (нейронные сети, эволюционные вычисления и т.п.), который существенно усложняет контроль и мониторинг их технического состояния, что потенциально может привести к крайне нежелательным последствиям. Кроме того, в устройствах и системах рассматриваемого класса информация не представляется в человекочитаемом формате, в результате чего крайне сложно определить, каким образом хранимые и обрабатываемые данные используются, какие решения принимаются и т.д., что ставит вопрос о порядке регулирования процессов автоматизированной обработки данных. Сложность рассматриваемых проблем заключается еще и в том, что механический перенос на системы с искусственным интеллектом традиционных методов правового регулирования (таких, как, например, сертификация, лицензирование, контроль за исследованиями и разработками, применение механизмов деликтной (внедоговорной) ответственности) в данной ситуации малопригодны для эффективного управления рисками. Существует также опасность чрезмерно жесткого административного регулирования, которое будет только тормозить процессы развития технологий искусственного интеллекта ^{[4, 6-7]}.

Одновременно с этим необходимо особо отметить, что решение комплекса проблем правового регулирования цифровых отношений является стратегической задачей и неотъемлемой частью государственной социально-экономической политики, в том числе в части обеспечения национальной и общественной безопасности.

Происходящие в государстве и обществе процессы «цифровизации» предъявляют целый комплекс в своем абсолютном большинстве принципиально новых требований к эффективности системы правового регулирования, что обуславливает необходимость ее совершенствования и адаптации к вновь возникающим проблемам. Связано это прежде всего с появлением по сути новых форм общественных отношений, которые ранее либо вообще не существовали, либо не требовали применения норм и правил правового регулирования, а, возможно, и принципиально не могли быть урегулированы нормативно-правовым путем ^[8].

Кратко рассмотрим наиболее существенные особенности и проблемы трансформации общественных отношений в условиях цифровизации, с течением времени все в большей степени приобретающей многовекторный характер.

1. Отношения, субъектами которых становятся виртуальные или «цифровые личности». Подобная личность образуется совокупностью цифровых данных о реальном человеке, формирующих его так называемый электронный или виртуальный профиль. Данная форма представления пригодных для достоверной идентификации личности гражданина данных постепенно становится ядром интенсивно развивающейся сферы электронных государственных услуг, которые граждане Российской Федерации могут получать (и уже получают) дистанционно через Интернет посредством специализированных интернет-порталов. В настоящее время концепция бесплатного виртуального профиля разработана Центробанком и «Ростелекомом» и находится на стадии согласования. Согласно опубликованной в СМИ дорожной карте, запуск данного проекта намечен на конец 2019 года. Цифровой профиль должен включать в себя три основных компонента: базовые сведения о гражданине (паспорт, СНИЛС, ИНН), информацию о гражданине из других государственных систем, а также как необходимое условие – документально подтвержденное согласие на обработку персональных данных.

Профили пользователей создаются практически всеми популярными сервисами Интернет и представляют собой данные, необходимые для создания персонифицированной среды обслуживания вне зависимости от местоположения пользователя или используемого устройства. При этом формирующие профиль данные требуют защиты, поскольку представляют потенциальный интерес для широкого круга злоумышленников с целью использования для совершения целого ряда киберпреступлений. Сегодня данная проблема комплексно пока не решена. Несмотря на вступление в силу (и, отметим, вызвавшего неоднозначную оценку и множество споров в экспертном сообществе) Федерального закона от 21 июля 2014 г. № 242-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях», устанавливающим, в частности, обязанность хранения на территории России используемых интернет-серверами персональных данных россиян, практика привлечения к ответственности за несоблюдение требования локализации иностранных интернет-компаний (в том числе Facebook, Twitter,Instagram, Booking.com и др.), работающих с российской аудиторией, но не имеющих представительства на территории РФ, крайне затруднена. Так применяемые для подобных компаний в качестве меры наказания за нарушение требований локализации персональных данных штрафные санкции или блокировка интернет-ресурсов (как, например, LinkedIn, Telegram) далеко не всегда оказываются эффективными. Кроме того, игнорирование такими зарубежными компаниями требований российского законодательства ставят российские компании, вынужденные строго исполнять требования закона, изначально в неравные условия.

Широкое распространение цифровых технологий привело к появлению и новых видов противоправной деятельности, одним из которых является «кража цифровой личности» (англ.: Identity Theft) – противозаконное использование персональных данных человека для получения материальной выгоды. По данным «Лаборатории Касперского» ^[9], в настоящее время в так называемой «темной паутине» (англ.: Dark Web – совокупность публично видимых анонимных интернет-сайтов, имеющих скрытый IP-адрес сервера, на котором они размещены, попасть на которые невозможно, используя популярные и общедоступные поисковые системы) в настоящее время достаточно широко распространена нелегальная торговля наборами цифровых данных о пользователях различных интернет-сервисов и приложений. В типовую подборку подобных данных, как правило, входят паспортные данные, ксерокопии документов (сканы водительских прав, счетов за коммунальные услуги и т.п.), копии банковских карт, реквизиты счетов, аккаунты в социальных сетях, идентификаторы персональных компьютеров, сведения о наиболее часто посещаемых сайтах и т.д. и т.п., причем стоимость подобного набора сегодня составляет порядка 50 долларов США. Чаще всего личные сведения о пользователях похищаются путем использования уязвимостей в приложениях и интернет-сервисах (характерный и широко освещаемый в СМИ пример – регулярные утечки данных пользователей Facebook), использования фишинга, а также широкого арсенала мошеннических уловок (например, смишинга) с целью получения от наивных пользователей номеров банковских карт и CVC-кодов к ним и т.п.

2. Юридически значимая идентификация личности в виртуальном пространстве. Правовое урегулирование данного вида идентификации необходимо прежде всего целях обеспечения юридических гарантий прав человека и обеспечения стабильности гражданско-правовых отношений в обществе. Решение данной проблемы существенно усложняется трансграничностью глобальной сети Интернет, а также допускаемой многими сервисами анонимности. Это приводит к возрастанию сложности установления реального человека, стоящего за зарегистрированным профилем, а сложность процессуального доказательства данного факта еще выше.

Отдельную проблему представляет решение задачи определения совершившего правонарушение физического лица по сохранившимся в сети фрагментам виртуальных данных о нем, которые могут быть размещены в различных сегментах глобальной сети Интернет. В подобной ситуации в случае возникновения необходимости привлечения реального лица к юридической ответственности (либо совершения иных правоприменительных действий) потребуется собрать воедино эти составляющие, что представляет собой достаточно сложную и трудоемкую задачу, полноценное решение которой может оказаться и технически невозможным (как, например, в случаях с построенными на принципе анонимности сервисами, использующими средства шифрования или технологии маскировки и т.д.). В данной ситуации юридическая процедура установление связи лица с его виртуальным образом (например, IP-адресом, аккаунтом и т.п.) становится крайне затруднительной.

3. Реализация новых («цифровых») прав человека в виртуальном пространстве. Проникновение цифровых технологий во все сферы жизни человеческого общества поставило целый ряд принципиально новых задач перед системой нормативно-правового регулирования социальной жизни, которая сегодня нуждается в существенной модернизации, и прежде всего – в области обеспечения конституционных прав и свобод человека и гражданина ^[10].

В соответствии с Федеральным законом от 18.03.2019 № 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» цифровыми правами признаются обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам.

Цифровые права человека представляют собой конкретизацию посредством законодательных и правоприменительных актов универсальных прав человека, гарантированных международным правом и конституциями государств применительно к потребностям человека и гражданина в информационном обществе ^[11].

По своей сущности цифровые права включают:

· право на доступ в Интернет;

· право на свободу выражения мнения, получения и распространение информации;

· право на неприкосновенность частной жизни,

· право на личную и семейную тайну,

· право на защиту своей чести, достоинства и доброго имени;

· право на конфиденциальность переписки, телефонных переговоров, почтовых и иных сообщений;

· право на «цифровую смерть» (т.е. право на соблюдение воли умершего по поводу дальнейшей судьбы опубликованной в глобальной сети персональной информации) и др.

Задачей государства в современном обществе является признание и защита цифровых прав граждан от всевозможных нарушений. Для этой цели необходимо развивать нормативно-правовую систему и действующее законодательство, добиваясь их полного соответствия потребностям сегодняшнего дня и основным тенденциям развития информационного общества с возможностью предвидения новых проблем в обозримом будущем.

4. Робототехника в качестве участника (субъекта) отношений в сфере правового регулирования. Робототехника представляет собой крайне важную область технологий искусственного интеллекта и сегодня является одним из самых динамично развивающихся сегментов современной экономики.

Общепринятое определение робота дается в международном стандарте ISO 8373:2012, в котором он определяется как приводной механизм, программируемый по двум и более осям, имеющий некоторую степень автономности, движущийся внутри своей рабочей среды и выполняющий предназначенные ему задачи ^[12]. Здесь необходимо отметить, что указанный стандарт несколько устарел и сейчас находится в стадии обновления (ревизии).

Более современное и адекватное научно-техническим реалиям сегодняшнего дня определение предполагает выделение 3-х ключевых признаков робота ^[13]. В соответствии с ним роботом является любое устройство (механизм), выполняющее предназначенные ему действия, которое одновременно способно:

· воспринимать (чувствовать) окружающий мир или его элементы с помощью сенсоров;

· понимать окружающий физический мир, обрабатывать получаемую информацию, а также формировать и адаптировать модели поведения, с целью выполнения предназначенных действий;

· воздействовать на окружающий физический мир в соответствии с моделью своего поведения.

В соответствии с международными стандартами робототехника классифицируется на два крупных сегмента: промышленная и сервисная. Сервисная робототехника, в свою очередь, по сфере применения подразделяется на два блока: для профессионального и персонального использования.

В рамках типологии промышленных и сервисных робототехнических комплексов (РТК) также выделяют ^[14]:

· в зависимости от стихии РТК: наземные, воздушные, морские (надводные, подводные), космические;

· в зависимости от физической формы РТК: манипуляторы, робототехнические платформы, экзоскелеты, метаморфные РТК, нано- и микро-роботы, антропоморфные и т.д.;

· в зависимости от степени автономности управления РТК: программируемые, телеуправляемые, супервизорные, коллаборативные, автомномные.

Необходимо отметить, что сегментация робототехнических изделий достаточно условна. Поскольку робототехника непрерывно развивается, появляются новые (в том числе принципиально новые) продукты, что усложняют сегментацию. В некоторых случаях РТК рассматривается в интеграции с интеллектуальными операционными системами (англ.: Robotics & IntelligentOperationalSystems, RIOS).

Уже сейчас уровень развития робототехнических устройств и систем достиг таких высот, что роботы стали неотъемлемой частью современной промышленной революции, характеризующейся не только интенсивным внедрением адаптивных технологий и роботизацией производства, но и непрерывным расширением области применения данных технологий в непромышленной сфере и в быту.

В настоящее время по данным Международной федерации робототехники (IFR, англ.: International Federation of Robotics, URL: https://ifr.org/) темпы роста рынка промышленной робототехники опережают темпы роста мирового ВВП, а рынок сервисной робототехники растет еще быстрее (например, сегодня в мире эксплуатируется уже более 20 млн. роботов-пылесосов, цена которых постоянно снижается в результате роста конкуренции на мировом рынке). Кроме того, по мнению большой группы международных аналитиков, одним из наиболее быстрорастущих сегментов РТК являются персональные роботы, среди которых, например, выделяют встраиваемые и имплантируемые робототехнические изделия.

В последние годы возникло новое направление в развитии промышленной робототехники – коллаборативные роботы (коботы), т.е. роботы, сконструированные для непосредственного взаимодействия с человеком в рамках определенного совместного рабочего пространства. Причем использование коботов интенсивно растет: их количество удваивается каждый год и к концу 2020 г. по оценке компании Barclays Research (URL: https://home.barclays/) их общее число достигнет 150 тыс. единиц.

Несмотря на низкую плотность роботизации в России, которая сегодня по некоторым экспертным оценкам примерно в 70 раз ниже среднемировой, тенденции и динамика развития робототехники соответствуют общемировым трендам. В ближайшие 5 лет прогнозируется интенсивное развитие робототехники в следующих направлениях ^[13]:

· беспилотный пассажирский транспорт;

· роботы для коммерческих пространств;

· роботы-собеседники (помощники);

· логистические роботы и беспилотный грузовой транспорт;

· коллаборативные роботы;

· промышленные экзоскелеты;

· роботы для сельского хозяйства.

Развитие производства и внедрения робототехники в различные сферы человеческой деятельности требуют соответствующего развития законодательной базы и исключения из нее так называемых «серых зон», в которых законодательством четко не определены взаимоотношения всех участников рынка систем и технологий искусственного интеллекта. Более того, происходящие процессы научно-технического развития робототехнических устройств существенно повышают актуальность задач формирования адекватных требованиям времени подходов к правовому регулированию новых форм общественных отношений с участием способных осуществлять самостоятельные действия и адаптироваться к окружающей среде роботов, а также юридическому оформлению правосубъектности как типичных (технологически обоснованных), так и нетипичных участников этих правоотношений ^[8].

Важное значение сегодня приобретает проблема определения несущей ответственность за действия роботов стороны (собственник, пользователь, разработчик, продавец, сервис-центр и т.п.), а также возможности страхования такой ответственности (например, по аналогии с ОСАГО) ^[15]. Данная проблема встала «во весь рост» в 2016г. после двух широко освещенных в СМИ аварий в США и Китае с автопилотируемыми автомобилями компании Tesla со смертельным исходом. Причем в обоих случаях компании-производителю удалось избежать ответственности.

Сегодня и в России, и за рубежом предлагается достаточно много различных вариантов определении роботов как объектов правовых отношений: от аналогии с животными (на основании отсутствия у тех и других возможности возложения на них юридической ответственности) и до рассмотрения роботов как особого вида способного к автономным действиям имущества, а также возложения на них собственной ответственности (например, по аналогии с юридическими лицами) ^[5,16-18]. Все они нуждаются в тщательном анализе с целью выбора оптимальных решений (которые, необходимо отметить, пока еще далеко не очевидны), а также последствий их практической реализации.

Отдельную проблему представляет собой законодательное регулирование процессов внедрения роботов в медицинскую практику и в особенности роботизации человеческого организма (интеллектуальные кардиостимуляторы, программируемые нанороботы, активные биоуправляемые протезы и т.д.), ведущей к возрастанию нашей зависимости от интеллектуальных электронных устройств.

Что касается перспектив возникновения технологической безработицы, вызываемой широким внедрением робототехники как в производственную, так и непромышленную сферы, то данная проблема для России пока не очень актуальна. В настоящее время по показателю плотности роботизации (количеству промышленных роботов на 10 тыс. занятых в сфере производства работников) Россия далеко отстает от лидеров – Южной Кореи и Японии. Однако в обозримом будущем данная ситуация должна меняться особенно с учетом задач, поставленных в федеральной программе «Цифровая экономика Российской Федерации». Что касается государств – лидеров в рассматриваемой области, то там уже рассматриваются различные идеи законодательного регулирования процессов роботизации, таких, например, как введения системы налогообложения промышленных роботов с целью пополнения бюджетов пенсионного и медицинского фондов (Южная Корея) или создания системы базового дохода, гарантирующей гражданам минимальный уровень доходов (Евросоюз).

5. Проблемы регулирования технологий больших данных. Характерными чертами современного уровня развития информационного общества являются как стремительный рост объемов циркулирующей информации (по прогнозам к 2020 г. суммарный объем данных достигнет порядка 40 зеттабайт, для сравнения – в 2012 г. он составлял «всего» 1,2 зеттабайта), так и существенное возрастание ее роли в различных сферах человеческой деятельности. Информация по сути приобретает статус нового фактора развития, в рамках которого интеграция доступных данных большого объема в совокупности с мощными инструментами их обработки позволяет не только создавать товары и услуги с высокой долей добавленной стоимости, но и существенно повышать эффективность управления общественным и государственным развитием на различных уровнях иерархии.

Большие данные (англ.: Bigdata) можно определить как совокупность инструментов и методов обработки структурированных и неструктурированных данных сверхбольших объёмов из различных источников, подверженных постоянным обновлениям, в целях повышения качества принятия управленческих решений, создания новых продуктов и повышения конкурентоспособности ^[19].

Большие данные являются сегодня одним из наиболее характерных и одновременно с этим значимых проявлений современной информационной эпохи, с одной стороны, содержащее огромный потенциал развития цифровой экономики, с другой – несущее целый комплекс принципиально новых рисков и угроз, юридическое, технологическое и организационное противодействие которым представляет собой крайне сложную задачу. Среди возникающих проблем можно выделить обеспечение национальной и общественной безопасности, устойчивости государства и общества, обеспечение экономического роста и социального развития, защиты ценностных ориентаций и моральных норм, регулирование возникающих в условиях цифровизации правоотношений.

Большие данные фактически стирают правовые и технические ограничения, вводимые с целью обеспечения конфиденциальности информации, выдвигая на первый план и давая новое содержание проблемам обеспечения информационной безопасности и защиты частной жизни ^[4,20].

В принципе, если проблемы эффективной защиты баз персональных данных хорошо проработаны и их практическое решение сегодня технически не представляет серьезных проблем, то в случае больших данных содержащуюся в локально защищенных персональных базах информацию принципиально можно получить без хакерского взлома и организации внутренних утечек путем анализа внешне нейтральных данных большого объема. Это существенно обостряет проблему обеспечения безопасности информационных активов, защиты частной жизни и т.д.

Безусловно, уже сегодня присутствует четкое понимание того, что в цифровую эпоху информация становится одним из ключевых объектов системы формирующихся правоотношений. Вследствие этого российским законодательством установлены отдельные специальные правовые режимы обеспечения конфиденциальности при обработке информации, представляющей особую ценность. Однако современные информационные и телекоммуникационные технологии, предоставляя широчайшие возможности обработки данных сверхбольшого объема, принципиальным образом меняют принципы их использования, критерии определения ценности информации, и, соответственно, структуру, состав и содержание потенциальных угроз нарушения конфиденциальности.

Главной задачей нормативного регулирования процессов больших данных является последовательное разрешение вопроса о правовом режиме технологий их обработки и дальнейшего использования. Здесь речь идет о данных, формально и юридически не относящихся к категории информации ограниченного доступа, но потенциально являющихся таковыми (при агрегации больших разрозненных массивов и территориально распределенных баз данных). Дело в том, что консолидация данных об одном лице из разнородных источников без явного и юридически доказываемого на то согласия субъекта персональных данных должна строго регулироваться на законодательном уровне, поскольку результаты подобной обработки, строго говоря, становятся персональными данными, и, соответственно должны подпадать под особое правовое регулирование. При этом должны быть четко определены критерии относимости информации к той или иной ограничительной категории.

Развитие информационных технологий обработки больших данных требует совершенствования существующих и разработки новых нормативных требований к процессам передачи персональных данных, разработки четких и однозначно трактуемых форм согласия на обработку данных о пользователях, методов контроля передачи обезличенных данных (по которым принципиально возможно идентифицировать личность), выработки норм ответственности за неправомерное использование данных, разработки единых стандартов защиты электронных устройств, свода обязанностей операторов по хранению информации, определение лиц, уполномоченных на сбор и обработку данных передаваемых с электронных устройств и т.д. ^[21].

Одновременно с этим обеспечение законных прав и интересов субъектов и владельцев данных должно достигаться с учетом необходимости сохранения определенного уровня открытости информации как условия развития общества, науки, образования, бизнеса, и т.д.

6. Проблемы правового регулирования облачных вычислений. Облачные вычисления (англ.: cloud computing) являются одним из направлений развития рассмотренных выше технологий обработки больших данных и представляют собой одну из форм организации распределённой обработки на основе сетевого доступа (по пользовательскому требованию) к некоторому общему фонду конфигурируемых информационных ресурсов и вычислительных мощностей. Данные возможности предоставляются пользователям либо в форме интернет-сервиса, либо в отдельных случаях – с использованием локальных сетей на основе веб-технологий.

Типовые службы (предоставляемые услуги) облачных вычислений подразделяются на три базовые группы: инфраструктура (англ.: Infrastructure as a service –IaaS), платформа (англ.: Platform as a service – PaaS) и программное обеспечение (англ.: Software as a service – SaaS). Кроме этого, облачные сервисы предоставляют и ряд дополнительных услуг, таких, как: аппаратное обеспечение на правах аренды (англ.: Hardware as a Service –HaaS);организация рабочих мест (англ.: Workplace as a Service –WaaS);дисковое пространство для хранения больших объемов информации (англ.: Data as a Service –DaaS); а также развертывание программных продуктов, позволяющих обеспечить безопасное использование веб-технологий (англ.:Security as a Service –SесaaS).

Основными достоинствами облачных вычислений являются: общедоступность (облака доступны любому юридическому или физическому лицу из любой географической точки, где обеспечивается доступ в Интернет);невысокая стоимость предоставляемых услуг;гибкость и практически неограниченность вычислительных ресурсов (за счет использования систем виртуализации); достаточно высокая надежность облачных сервисов, особенно находящихся в специально оборудованных ЦОД (центрах обработки данных). К основным недостаткам относят необходимость постоянного соединения с сетью, ограничения по кастомизации предоставляемого программного обеспечения (конечный пользователь не всегда имеет возможность полноценной его настройки под свои нужды); относительно высокий уровень угроз конфиденциальности хранимых на публичных «облаках» данных.

Кроме того, облачные технологии повышают риски нарушения авторского права. Субъектный состав подлежащих правовому регулированию отношений возникающих при использовании облачных технологий включает следующие основные модели ^[22]:

· между провайдером облачного сервиса и пользователем;

· между автором и (или) иным правообладателем результатов интеллектуальной деятельности (РИД) и пользователем облачного сервиса;

· между автором и (или) правообладателем РИД, которые являются составной частью облачной инфраструктуры и пользователем облачного сервиса;

· между автором и (или) правообладателем РИД и провайдером облачного сервиса.

Можно выделить также отношения между уполномоченным оператором персональных данных и их обработчиком, которым фактически является провайдер облачных вычислений.

Использование облачных вычислений интенсивно развивается и уже сегодня рассматриваемые технологии являются существенным сектором цифровой экономики. В настоящее время сфера правоотношений в области облачных технологий в значительной степени уже сформировалась, однако нуждается в упорядоченности, а также корректном отнесении этих отношений к той или иной группе правовых институтов, содержащих общие и специальные нормы гражданского законодательства. Требует также своего решения проблема гарантированного соблюдения прав субъектов правоотношений рассматриваемого типа, закрепления основных положений правосубъектности облачных провайдеров, заказчиков и пользователей облачных информационных систем ^[4].

Здесь следует особо подчеркнуть, что расширение сферы использования облачных технологий неизбежно приводит к появлению специфических, крайне сложно предсказуемых и оцениваемых рисков в сфере информационной безопасности. Это существенно затрудняет создание современной безопасной инфраструктуры, обеспечивающей доверенное информационное взаимодействие вовлеченных субъектов и требуемый уровень устойчивости к внутренним и внешним угрозам. Таким образом, в настоящее время остро стоит проблема как правового регулирования возникающих отношений и порядка предоставления услуг в рассматриваемой сфере в целом, так и обеспечения информационной безопасности при их использовании – в частности. Требуют своего решения и вопросы правового регулирования трансграничной передачи данных при использовании облачных вычислений.

Достаточно серьезные проблемы вызывают процессы внедрения облачных вычислений в системы государственного, отраслевого, регионального и муниципального управления. Здесь с особенной остротой возникают проблемы установления ответственности в виртуальных средах участников возникающих отношений, а также четкого правового урегулировании этих отношений на законодательном уровне ^[23-25].

Если технологические преимущества использования облачных вычислений в государственном управлении не вызывают практически никаких сомнений, то возникающие при этом риски и угрозы нуждаются в тщательном анализ е и выработке эффективных мер противодействия. Среди наиболее очевидных угроз можно выделить, во-первых, нарушение конфиденциальности выводимой и хранимой на облаке информации, во-вторых – нарушение работоспособности (отказ) автоматизированной системы, и, в-третьих, физическое разрушение и потеря хранимых на облаке данных.

В первом случае наибольшую опасность представляет утечка конфиденциальной информации по различным причинам: от перехвата данных при их передаче, удаленных и вирусных атак и до инсайдерского взлома систем защиты данных на облаке. Здесь возрастает и острота проблемы географической локализации данных, поскольку в настоящее время самое большое количество крупных центров обработки данных находится на территории США, и данный факт сам по себе таит целый комплекс вполне очевидных угроз. Во втором случае причинами отказа может быть разрыв (блокировка) интернет-соединения или резкое снижение его пропускной способности, либо некорректная работа программного обеспечения (здесь нельзя сбрасывать со счетов и злой умысел со стороны зарубежных производителей программного обеспечения, которое, увы, но все еще широко используется в системах государственного управления и пока не может быть полностью и полноценно заменено отечественными разработками). Что касается физического разрушения данных, то при использовании облачных технологий подобные инциденты как правило, приводят к полной и безвозвратной потере информации.

7. Проблемы правового регулирования правоотношений при организации «Интернета вещей». В настоящее время общепринятого определения «Интернета вещей» пока не существует. В соответствии с наиболее часто упоминаемым определением «Интернет вещей» (англ. Internet of Things, IoT) представляет собой вычислительную сеть физических предметов или устройств («вещей»), оснащенных встроенными технологиями для взаимодействия с внутренней (т.е. друг с другом) и внешней средой. «Интернет вещей» относится к классу киберфизических систем, предполагающих интеграцию в их рамках различных физических процессов или объектов, а также комплексов сенсоров, контроллеров, средств подключения к каналам связи (Интернета или локальных сетей) и механизмов управления процессами ^[26]. По своей сути понятие «Интернета вещей» предполагает взаимодействие разнообразных технических (в том числе интеллектуальных) устройств по схеме «машина – машина» с минимальным участием человека. Совокупность данных взаимосвязанных коммуникационной сетью устройств образуют конечную макросистему, в рамках которой они функционируют как единое целое. По сфере применения обычно выделяют промышленный и потребительский «Интернет вещей», хотя подобная классификация весьма условна.

Концепция «Интернета вещей» основана на так называемых мультиагентных технологиях. Основой мультиагентного подхода является понятие мобильного или интеллектуального агента, который реализуется как самостоятельная специализированная компьютерная программа или элемент искусственного интеллекта и в процессе функционирования (решения задач в рамках «Интернета вещей») позволяет соотносить реальный мир с виртуальным. Агент устанавливается для каждого участника физического мира (технического устройства или человека) и реализует его целевые установки как реального участника так называемой интернет-реальности.

Наблюдаемое в настоящее время интенсивное развитие «Интернета вещей» обеспечивается четырьмя современными технологическими трендами: снижением стоимости и ростом доступности вычислительных мощностей; снижением стоимости и расширением возможностей систем передачи данных; быстрым ростом номенклатуры и количества подключаемых к «Интернету вещей» интеллектуальных устройств; развитием технологий обработки больших данных и облачных вычислений ^[27].

Возможности применения «Интернета вещей» необычайно велики и сфера его использования непрерывно расширяется. Фактически, развитие научно-технического потенциала интеллектуальных устройств приводит к тому, что «вещи» все в большей степени приобретают способность самостоятельно действовать от имени своих владельцев (пользователей). Среди областей наиболее широкого применения «Интернета вещей» можно выделить: государственное управление («электронное правительство», «умный город» и т.д.); промышленное производство (автоматизация производственных процессов, сквозное проектирование, системы технологического мониторинга и безопасности, удаленное выполнение заказов и т.д.); транспорт (анализ загруженности транспортных коммуникаций, навигация, оптимизация маршрутов, автоматизация управления транспортными объектами, удаленный мониторинг передвижения на базе датчиков ГЛОНАСС и т.п.); энергетика (интеллектуальные электрические сети, интеллектуальные электрические сети, «умные счетчики» и т.д.; медицина (диагностика, лечение, хирургические операции, контроль жизненных показателей человека, телемедицина, мониторингсостояния медоборудования и т.д.); безопасность (интеллектуальные охранные системы и т.д.); быт (интеллектуальные бытовые приборы, системы класса «умный дом», развлечения и т.д.). К перечисленным областям можно добавить образование, сельское хозяйство, банковский и финансовый сектора, страхование, оптовую и розничную торговлю, коммунальное хозяйство и т.д. и т.п.

В России сегодня можно выделить три развивающихся рынка применения технологий «Интернета вещей»: массовый рынок (B2C), рынок коммерческих компаний (B2B), рынок государственных учреждений и госкомпаний (B2G), на каждом из которых существуют как возможности расширения сферы применения «Интернета вещей», так и определенные ограничения, свойственные нашей стране ^[27].

В настоящее время непрерывно и существенно возрастает количество и типовое разнообразие устройств различного назначения, используемых в рамках технологий «Интернета вещей». Расширяются и масштабы их использования в самых различных сферах человеческой деятельности. Одновременно с этим повышается техническая сложность систем рассматриваемого типа. Все это приводит к появлению угрозы отставания систем нормативно-правового обеспечения и появлению целого ряда связанных с этим угроз и негативных процессов и явлений.

Анализ правовой природы «Интернета вещей» должен базироваться на четком понимании принципов функционирования и механизмов его использования человеком. Несмотря на то, что развитие технологий практически всегда опережает право, однако именно право остается одним из наиболее важных инструментов организации и контроля социально-экономического и научно-технического развития. В этой связи развитие «Интернета вещей» требует комплексного и взаимоувязанного решения проблем как технического регулирования, так и нормативно-правового обеспечения ^[4]. Одновременно с этим особенно важным является определение статуса подключенной к Интернету «вещи», а также адекватное совмещение данного статуса с иными составляющими архитектуры «Интернета вещей». Растущие масштабы применения технологий «Интернета вещей» требует переопределения правосубъектности в условиях, когда оснащенные надлежащим техническим инструментарием и искусственным интеллектом «вещи» обладают способностью производить требуемое множество операций и взаимодействий без участия человека. При этом правовое регулирование должно не только устанавливать обязательные требования к технологиям в первую очередь с целью исключения причинения вреда жизни и здоровью людей, но и создавать необходимые предпосылки для саморегулирования рассматриваемой области ^[28,29].

Отдельного внимания требуют и проблемы обеспечения информационной безопасности «Интернета вещей» на законодательном и нормативно-техническом уровнях, поскольку непрерывно возрастающий масштаб внедрения рассматриваемых технологий неизбежно приводит к росту угроз проявления широкого спектра различных правонарушений (таких, как несанкционированный доступ к данным устройств, кибератаки на каналы передачи данных и исполнительные механизмы, вредоносное воздействие на программное обеспечение серверов, систем искусственного интеллекта (принятия решений), механизмов управления, а также на протоколы обмена данными).

8. Проблемы правового регулирования финансовых операций, оборота криптовалют и технологии блокчейн. Одним из наиболее зримых направлений развития процессов цифровизации сегодня являются технологи «блокчейн». Блокчейн по своей сути является одной из разновидностей технологий распределенного реестра.

Распределенный реестр представляет собой базу данных, размещенную одновременно в нескольких узлах вычислительной сети, причем каждый узел получает данные из других узлов и хранит полную копию реестра, а обновления узлов происходят независимо друг от друга. Главной особенностью распределенного реестра является полная децентрализация (отсутствие единого центра) управления. В результате каждый узел формирует обновления реестра независимо от других узлов, которые «голосуют» за данные обновления. Процессы голосования и достижения согласия в отношении одной из копий реестра выполняются автоматически с помощью специального алгоритма достижения консенсуса. По достижении консенсуса распределенный реестр обновляется, и последняя согласованная версия реестра сохраняется в каждом узле. Важнейшим преимуществом технологии распределенного реестра является существенное снижение так называемых «затрат на обеспечение доверия». Распределенные реестры представляют собой принципиально новую парадигму сбора, обработки и передачи информации, потенциал развития которой способен принципиально изменить способы и характер взаимодействия между физическими и юридическими лицами, институтами государственной власти и гражданами и т.д.

Принципы работы технологии блокчейн (англ.: blockchain — дословно: «цепочка блоков») в упрощенном виде можно представить как распределенную систему ведения децентрализованной базы данных, в которой все записи (блоки) связаны между собой средствами криптографии. Отметим, что это является одной из основных отличительных черт технологии блокчейн, поскольку, строго говоря, далеко не все распределенные реестры используют последовательность блоков для достижения достоверного консенсуса в распределенной системе защищенным от потенциальных злоупотреблений способом.

Иными словами — основой блокчейн является географически распределенная база данных, которая структурно представляет собой непрерывную цепь из взаимосвязанных информационных блоков. При этом новые блоки в этой базе-цепочке содержат группу накопившихся за последнее время и упорядоченных записей (или транзакций), а также заголовок. Последовательность данных блоков непрерывно растет и складывается в определенном порядке, при этом блоки разделяются между пользователями (участниками) с помощью пиринговых сетей (англ.: peer-to-peer (P2P) – «равный к равному»), т.е. одноранговых децентрализованных и основанных на равноправии узлов компьютерных сетей.

В каждый блок добавляется временная и в тоже время уникальная идентификационная отметка (хеш-сумма), целью которой является подтверждение истинности записанных блоков. Данная отметка, например, не позволяет изменить последовательность блоков, поскольку обеспечивает диагностирование несоответствия структуры и данной хеш-суммы. С целью блокирования попыток изменения временных отметок и, соответственно, пересчета хеш-сумм, в технологии блокчейн используются несколько способов защиты, таких, как доказательство работы (англ.: Proof of Work – PoW) и доказательство владения (англ.: Proof of Stake – PoS). Безопасность в технологии блокчейн обеспечивается также через формирующий и проставляющий метки времени децентрализованный сервер и упомянутые выше одноранговые сетевые соединения. В результате формируется автономно управляемая база данных, позволяющая регистрировать потоки событий в различных предметных областях, операции с данными, обеспечивать эффективное управление идентификацией и подтверждение подлинности источника.

Основными принципами технологии блокчейн как инструмента построения различных баз данных являются:

· децентрализация – распределенное хранение данных (записи хранятся у участников системы), а работоспособность сети обеспечивается большим количеством узлов, контролируемых разными пользователями;

· прозрачность – возможность отслеживания проходящих в системе транзакций любым участником (пользователем);

· конфиденциальность – хранение данных в криптографически преобразованном виде, а также возможность идентификации получателя/отправителя информации или проведения операций только при наличии уникального ключа доступа;

· надёжность – применение криптографических методов обеспечивает устойчивость системы к взломам, а также возможность блокирования любых несанкционированных изменений;

· компромисс – обеспечивается возможность проверки добавляемых в систему данных другими участниками;

· необратимость – осуществленная в рамках системы транзакция не может быть отменена.

Первоначально технология блокчейн разрабатывалась для цифровой валюты (биткоина). Ставшее в последние годы общепринятым определение криптовалюты рассматривает ее как одну из разновидностей цифровой валюты, создание и контроль за которой базируются на криптографических методах, а учёт криптовалют, как правило, является децентрализованным. В отличие от электронных денег в классическом понимании, у цифровых валют отсутствуют аналоги в физическом мире. Цифровые валюты представляют собой набор хранящихся в сети блокчейн криптографически преобразованных данных. Для работы с криптовалютами необходимо специальное программное обеспечение (программа-«бумажник» или «кошелек», а также доступ к онлайн ресурсам и биржам криптовалют), позволяющее пользователям работать с технологиями блокчейн, создавать транзакции и получать на свой адрес переводы.

Концепция технологии блокчейн для создания цифровой валюты биткоин впервые была представлена в 2008 г. неизвестным изобретателем (либо группой изобретателей) под псевдонимом Сатоси Накамото. Официально данный термин впервые был представлен журналом Forbes в 2011 году в посвященной криптовалюте биткоин статье. По сути биткоин стал прародителем целого семейства аналогичных типов криптовалют (Ethereum, Litecoin, Ripple, Bitcoin Cash, EOS, Cardano и т.д.).

Отличительными чертами криптовалюты является принципиальное отсутствие эмиссионного центра и анонимность (криптовалюта не содержит информации о владельцах средств). Курс криптовалюты формируется на так называемых криптовалютных биржах и определяется спросом и предложением.

Здесь необходимо подчеркнуть, что возможности технологии распределенного реестра блокчейн не ограничиваются только криптовалютами – они существенно шире. Согласно целому ряду экспертных прогнозов, в обозримом будущем технология блокчейн способна заменить многие современные цифровые платформы и обеспечить тем самым серьезный прорыв в финансовых и бизнес-технологиях, который без преувеличения можно сравнить с появлением самих интернет-технологий.

С появлением в 2015 г. открытой программной платформы Эфириум (англ.: Ethereum), предназначенной для создания и развертывания децентрализованных приложений, появились широкие возможности для использования технологии блокчейн практически в любом секторе экономики ^[30].

Сегодня одним из лидеров использования технологий блокчейн являются финансовая и банковская сфера, для которых в настоящее время разрабатывается большинство приложений. В принципе данный факт не вызывает удивления, поскольку в настоящее время мировой рынок финансовых услуг представляет собой крупнейший сектор мировой экономики по уровню рыночной капитализации. Одновременно с этим сегодня по-прежнему продолжают использоваться малоэффективные и недостаточно надежные процессы в глобальной финансовой системе, в конечном итоге увеличивающие затраты, издержки и риски как для самих банковско-финансовых институтов, так и для потребителей финансово-кредитных услуг (по статистике ежегодно от мошенничества страдают до 45% финансовых посредников, таких как платежные сети, фондовые биржи и т.д.). Именно здесь технологии блокчейн могут кардинальным образом повысить эффективность финансовой сферы и решить достаточно широкий круг проблем ^[31].

В настоящее время крупнейшими мировыми финансовыми институтами и технологическими компаниями вопросам разработки и внедрения систем на базе технологии распределенных реестров и блокчейн уделяется очень большое внимание. Одновременно с этим, несмотря на то, что подавляющее большинство разработок в рассматриваемой предметной области, а также применение ключевыми участниками рынка различных подходов к проектированию новых технологий находятся в начальной (пилотной) стадии, потенциал инновационных разработок оценивается очень высоко. Сегодня экспертные оценки практически едины: инновационные системы на основе технологии блокчейн способны решить ряд принципиальных проблем и преодолеть множество существующих ограничений ныне эксплуатируемых приложений в банковско-финансовой сфере.

С целью создания условий для развития инновационных финансовых сервисов в нашей стране в декабре 2016 г. Банком России совместно с крупнейшими участниками финансового рынка была учреждена Ассоциация развития финансовых технологий (Ассоциация ФинTех). Главными направлениями деятельности Ассоциации ФинТех является реализация прикладных проектов на основе технологий распределенных реестров и блокчейн, а также подготовка исходной информации для принятия решений о необходимости противодействия угрозам и рискам, связанным с внедрением рассматриваемых технологий. В настоящее время в рамках Ассоциации ведутся работы по развитию единой платформы обмена и хранения финансовой информации на базе технологии распределенных реестров Мастерчейн ^[32]. В настоящее время в числе отобранных для реализации пилотных проектов на базе технологии распределенных реестров можно выделить:

· депозитарный учет электронных закладных,

· цифровые банковские гарантии,

· цифровой аккредитив,

· система обмена финансовыми сообщениями.

Одним из направлений развития технологий блокчейн являются смарт-контракты. В рамках традиционных технологий в большинстве практических случаев исполнение договорных обязательств (например, заключенных договоров купли-продажи), в значительной степени зависит от воли сторон. Вследствие этого для получения гарантий исполнения обязательств применяется целый арсенал различных способов, что неизбежно приводит к увеличению сроков заключения договоров и, соответственно, росту транзакционных издержек. Заключение же смарт-контракта, в который изначально закладывается механизм самоисполнения исключает в принципе возможность подобных издержек.

Развитие смарт-контрактов способно поднять процедуры и принципы контроля исполнения обязательств на принципиально новый уровень. Поскольку процессы исполнения практически любых договоров или контрактов всегда привязаны к наступлению определенных юридически значимых фактов и событий (действий сторон, наступлению определенных границ сроков выполнения обязательств, работ, операций и т.д.), то именно их и позволяет фиксировать технология блокчейн, в определенном смысле конкурирующая с профессией нотариуса при решении данных задач ^[33].

Сегодня смарт-контракт фактически уже стал одним из базовых понятий цифровой экономики. По сути смарт-контракт представляет собой одну из форм договора в электронной форме, сформированного на основе технологий блокчейн и предназначенного для обеспечения и контроля исполнения условий контракта обеими сторонами, осуществляемых посредством автоматического совершения цифровых транзакций в строго определенной последовательности и их фиксации в распределенном реестре. Здесь необходимо заметить, что март-контракт технологически применим только в случаях, когда имеется возможность формализованного представления закрепленных в нем обязательств в алгоритмической или аналогичной по сути форме ^[34].

Помимо смарт-контрактов в отношении финансовой информации технология блокчейн обеспечивает возможность создания новых методов передачи и хранения информации о правах собственности на цифровые активы, проведения межбанковских расчетов, расчетов между юридическими и физическими лицами (в том числе микроплатежей), ведения кредитных историй, организации денежных переводов на базе криптовалют и т.д. Широкими перспективами технологии блокчейн обладают и в сфере юридических услуг (правовая охрана и использование объектов интеллектуальной собственности, которые могут быть общедоступны через распределенный реестр, земельный кадастр и управление документами, публичные записи для регистрации избирателей и данные переписи и т.д.) ^[31].

В целом сегодняшний уровень развития технологических платформ блокчейн позволяет разрабатывать приложения на базе систем распределенных реестров для практического внедрения практически любом секторе экономики.

Как уже отмечалось выше, большинство проектов использования технологии блокчейн в различных предметных областях как за рубежом, так и в России находятся на ранних стадиях проектирования и по сути являются стартапами. Открытыми остаются и многие вопросы развития и применения технологий распределенных реестров и блокчейн, причем наибольшего внимания требует решение технологических и возникающих по мере внедрения инновационных технологий юридических проблем, а также вопросов управления рисками.

К наиболее важным задачам, требующим решения можно отнести разработку юридических норм, однозначно трактующих инновационные финансовые технологии (блокчейн, криптовалюты, смарт-контракты) в российском законодательстве, а также и в международном правовом поле с целью разработки системы четкого правового регулирования. В частности, требуют решения проблемы правового регулирования процессов майнинга, налогообложения блокчейн и оборота (в том числе трансграничного) криптовалют, определения правового статуса смарт-контрактов и т.п.

Сегодня одной из активно обсуждаемых экспертным сообществом проблем является вопрос о правовом статусе криптовалюты и майнинга, а также организации эффективного государственного регулирования криптовалютной деятельности. Здесь, правда, необходимо заметить, что задача правового регулирования криптовалютных отношений и использования технологии блокчейн исчерпывающе пока не решена и большинством зарубежных национальных регуляторов, в силу чего данные отношения фактически существуют и развиваются по сути в правовом вакууме. И проблема здесь заключается в том, что цифровая валюта в рамках абсолютного большинства зарубежных систем правового регулирования не квалифицируется как финансовый продукт, но одновременно с этим признается альтернативой валютам разных стран, т.е. криптовалюта фактически не является деньгами, и соответственно, не подпадает под действие финансового законодательства. Некоторым исключением, пожалуй, является лишь Япония, где были предприняты серьезные шаги по юридическому урегулированию данной проблемы ^[4].

Серьезного внимания требуют проблемы эффективного противодействие легализации финансовых средств, полученных преступным путем, поскольку уже сегодня криптовалюта достаточно широко используется на теневых интернет-рынках в сделках купли-продажи запрещенных к обороту предметов, совершения противозаконных мошеннических операций, процедурах финансирования терроризма и т.д.

Правовая неопределенность в рассмотренных выше вопросах неизбежно приведет к появлению серьезных рисков не только для граждан и юридических лиц, но и создаст широкий спектр угроз для устойчивости государства ^[35,36].

Что касается технических вопросов, то, безусловно, работоспособность не только технологий распределенных реестров, но и абсолютно всех составляющих цифровой экономики напрямую зависит от качества и устойчивости работы российского сегмента Интернет.

9. Трансформация межгосударственных отношений и рост их взаимовлияния в цифровую эпоху. Бурное развитие цифровых технологий носит транснациональный и всеобъемлющий характер, что не может не сказаться на развитии системы международных отношений. Происходящие сегодня в мире процессы глобализации, сопровождающиеся интенсивным развитием новых информационных, телекоммуникационных и компьютерных технологий, фактически привели к стиранию информационных границ и, как результат, к значительному росту открытости как мирового сообщества в целом, так и составляющих его субъектов, что, как показывает опыт последних лет, породило целый ряд принципиально новых и противоречивых по своим целям и средствам их достижения процессов.

Интенсивное развитие информационного общества, сопровождающееся целым рядом носящих негативный характер геополитических процессов (разрушение в конце XX века биполярной и достаточно равновесной системы мироустройства, существенное ухудшение отношений России и стран Запада во главе с США, интенсификация антироссийской направленности их внешней политики и т.д.) привело к рождению и интенсивному развитию в последние десятилетия принципиально нового явления в межгосударственных отношениях – геополитического комплексного информационного противоборства, приведшего к возникновению широкого спектра принципиально новых угроз национальным интересам Российской Федерации ^[37].

По своей сути информационное противоборство представляет собой совокупность методов и средств борьбы противодействующих сторон – субъектов международных отношений, основанных на широкой базе предоставляемых современными информационными технологиями возможностей внешнего влияния как на государство – объект воздействия, так и на общественное сознание его граждан. Современное геополитическое комплексное информационное противостояние в условиях глобализации характеризуется целым рядом специфических особенностей, характерных для интенсивно развивающегося информационного общества ^[38,39].

Основной и, пожалуй, главной отличительной чертой нынешней фазы носящего глобальный характер геополитического конфликта между странами Запада и Россией является крайне острое противоборство прежде всего в информационно-психологической сфере, одной из важнейших целей которого (оставляя вне рамок настоящего анализа военно-политические, финансово-экономические и дипломатические аспекты) является дестабилизация общественно-политической ситуации в России.

Геополитическое информационное противоборство базируется на совокупности носящих преимущественно ярко выраженный антагонистический характер взаимоотношений между субъектами мирового сообщества, в рамках которых одни субъекты целенаправленно стремятся получить превосходство над противостоящей стороной в экономической, политической, военной или иной области путем активных и комплексных информационных воздействий ^[40].

В условиях фактического отсутствия общепризнанной системы международного правового регулирования в рассматриваемой предметной области (либо ее крайне малой эффективности, когда нормы международного права либо демонстративно игнорируются, либо трактуются противоборствующими сторонами исключительно в угоду своим стратегическим или сиюминутным интересам) задача правового обеспечения процессов защиты национальных интересов Российской Федерации существенно усложняется.

В современных условиях основной и главной целью правового регулирования в сфере информационного противоборства должно быть обеспечение гарантированной в рамках норм национального законодательства защиты интересов нашей страны и обеспечения стабильности российского государства и общества ^[41]. Поскольку методы и формы деструктивного информационного воздействия на российское общество со стороны геополитических противников нашей страны непрерывно совершенствуются, требуется адекватная реакция законодательной системы, включающая принятие новых нормативно-правовых актов, уточнение отдельных существующих правовых норм и т.д., направленных на противодействие деструктивным угрозам.

В практике организации информационного противодействия внешним деструктивным информационным кампаниям приходится сталкиваться с применением геополитическими противниками значительного арсенала разнообразных методов манипулирования общественным сознанием, представляющих собой комплексы скоординированных и распределенных во времени целенаправленных информационных воздействий на выбранные целевые аудитории и предназначенных для получения запланированных результатов ^[42]. Информационные воздействия данного типа используют в своей основе определенным образом структурированную информацию, а также специализированные информационные схемы, обеспечивающие необходимое влияние на человеческое сознание и его ориентацию на достижение строго определенных целей, либо побуждающие к требуемым действиям.

По глубине воздействия на целевую аудиторию можно выделить три уровня манипулирования общественным сознанием ^[43]:

· усиление уже существующих в сознании людей соответствующих поставленным целям идей, установок, мотивов, ценностей, моральных и поведенческих норм;

· локальные (частные) изменения настроений, взглядов, эмоционального восприятия или отношения к тому или иному событию, факту, процессу;

· коренное, кардинальное изменение системы взглядов, жизненных установок, поведенческих норм целевой аудитории.

В этих условиях правовая система должна обеспечивать возможность однозначной идентификации и классификации признаков злонамеренного и деструктивного использования информационных технологий, а также формировать эффективные механизмы их пресечения.

Манипулирование общественным сознанием тесно связано с целенаправленным искажением подаваемой в рамках проводимых кампаний информации. Одной из прямых форм искажения является дезинформация – преднамеренное распространение ложных сведений под видом объективной информации, имеющее целью направленное воздействие на целевую аудиторию. Порождением геополитического противостояния в условиях информационного общества стала новая форма дезинформации – так называемые «фейковые новости» (англ.: fake news – фальшивые, поддельные, сфальсифицированные, сфабрикованные и т.п. новости), все шире используемая в манипулятивных целях. Данное понятие включает в себя целый ряд весьма разнообразных по форме и содержанию явлений медиасферы. По сути «фейковые новости» представляют собой полностью ложное, либо частично искаженное информационное сообщение о фактах, событиях и явлениях различных сфер общественной жизни, чаще всего стилистически замаскированное и подаваемое как настоящая новость или достоверная информация.

В целом для достижения политических целей геополитическими противниками России используется хорошо отработанный пропагандистский механизм информационного воздействия через западные и политически ангажированные отечественные СМИ, а также социальные сети. Как известно, в настоящее время уже накоплен достаточно большой опыт использования социальных сетей и электронных или, как их еще называют, «новых» СМИ как инструмента дестабилизации обстановки в целом ряде регионов мира.

В России действует целый ряд законодательных актов и норм, регулирующих работу СМИ, новостных агрегаторов, мессенджеров, сотовых компаний, провайдеров интернет-услуг (в том числе в части хранения персональных данных) и т.д. В марте 2019 г. был принят Федеральный закон «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях», противодействующий распространению содержащей оскорбление государства и общества информации, а также предусматривающий возможность блокировки недостоверных и искажающих факты («фейковых») новостей. Одновременно с этим, необходимо отметить, что упомянутый закон по сравнению с зарубежными аналогами является, пожалуй, одним из наиболее «мягких» в плане соразмерности наказаний реальной опасности предусмотренных им правонарушений. Безусловно, прямое копирование и перенос норм зарубежного законодательства на российскую действительность вряд ли будет эффективным или даже просто приемлемым, тем не менее необходимо тщательно проанализировать как сами юридические нормы зарубежного законодательства, так и накопленный опыт правоприменения особенно в области контроля за распространением информации в глобальной коммуникационной сети.

Зарубежное законодательство, регулирующее процессы распространения Интернет, отличается многообразием и касается самых разных сфер, включающих обеспечение национальной безопасности, обеспечение экономического роста за счет использования интернет-технологий, защиту прав граждан и т.д. вплоть до возможности блокирования национального сегмента Интернет в экстренных (чрезвычайных) ситуациях ^[44,45].

В частности, принятый в июне 2017 г. Бундестагом Германии закон «О мерах в отношении социальных сетей», предусматривает возможность наложения крупных штрафов на соцсети (до 50 млн. евро) за систематическое нарушение правил своевременного удаления «фейковых новостей». В настоящее время на Филиппинах рассматривается законопроект об ответственности за умышленное распространение в Интернете ложных новостей и другие аналогичные нарушения, в котором за основу взяты нормы германского законодательства. Подготовленный в Малайзии в 2019 г. законопроект предполагает наказание распространителей «фейков» на любых платформах штрафами до 128 тыс. долларов США, им также грозят тюремные сроки вплоть до десятилетнего заключения. В Новой Зеландии действует закон «О пагубных цифровых коммуникациях», предусматривающий ответственность за оскорбления в Интернете и штрафные санкции до 200 тысяч новозеландских долларов (около 167 тыс. долл. США). В начале мая 2019 г. в Сингапуре принят закон о борьбе с «фейковыми новостями», позволяющий органам государственной власти требовать внесения поправок или удаления контента, а также блокировать сайты, распространяющие недостоверную общественно-значимую информацию. Данным законом устанавливается уголовная ответственность за умышленное распространение фальшивой информации с максимальным наказанием в виде заключения под стражу до 10 лет и штрафа в размере до 1 млн. сингапурских долларов (735 тыс. долл. США).

Национальная ассамблея Франции в 2018 г. одобрила законопроект о борьбе с «фейковыми новостями», согласно которому любые французские или зарубежные телеканалы и радиостанции, распространяющие «неточную» информацию могут быть временно (например, на период предвыборной кампании) или навсегда отстранены от вещания. Данный законопроект позволяет отслеживать каналы распространения «фейковой» информации через СМИ, Интернет, а также популярные соцсети (Facebook, Youtube и др.). Определять, является ли новость «фейковой» (во французской версии «фейк» – это «неточное или ложное утверждение и обвинение») возложено на суды, которые в течение 48 часов должны выносить вердикт и передавать его в наделенный правом лишения лицензии Высший совет по телерадиовещанию. В Великобритании, не так давно принят закон «О чрезвычайных ситуациях», на основании норм которого правительство этой страны получило право определять режимы работы систем цифровой передачи данных вплоть до возможности «отключения» Интернета в Соединенном Королевстве при соответствующей необходимости. Подобный закон под названием «Правила по временному приостановлению обслуживания телекоммуникационных услуг» действует и в Индии. Нормы данного закона предоставляют органам власти аналогичные британскому закону действия в чрезвычайной ситуации или в целях обеспечения общественной безопасности. Другой индийский закон «Об информационных технологиях» предусматривает уголовную ответственность за отправку «оскорбительных сообщений».

В Европейском Союзе принят «Кодекс поведения по противодействию незаконным и ненавистническим высказываниям», согласно которому целый ряд работающих на территории ЕС социальных сетей обязались осуществлять мониторинг постов пользователей на соответствие нормам законодательства о разжигании ненависти и при необходимости их оперативно удалять (в настоящее время кодекс согласован с четырьмя платформами – Facebook, Microsoft, Twitter и YouTube, а Instagram, Google+, Snapchat и Dailymotion официально заявили о готовности к нему присоединиться). В Турции действует жесткий закон «О публикациях в Интернете и их последствиях», позволяющий органам власти блокировать в досудебном порядке сайты с запрещенной информацией (включая содержащие оскорбления государственных устоев).

С октября 2017 г. в Китае введена обязательная идентификация личности пользователей, пишущих комментарии в Интернете с привязкой их паспортных данных к аккаунтам. Кроме того, с ноября 2018 г. в Поднебесной вступил в силу закон, наделяющий правоохранительные органы широкими полномочиями на проведение проверок в компаниях, работающих в сфере информационных технологий с правом практически неограниченного доступа и копирования любых данных.

В США Палатой представителей Конгресса недавно продлен на шесть лет срок действия программы по осуществлению прослушки телефонных разговоров и перехвата электронной переписки жителей других государств, подозреваемых в терроризме. Данная программа фактически предоставляет спецслужбам право без санкции специального суда осуществлять прослушивание телефонных разговоров и просмотр электронной переписки как между своими, так и иностранными гражданами. Более того, законодательство США предусматривает наказание лиц, «осуществляющих значительные злонамеренные действия в киберпространстве» в виде блокирования их имущества и т.д. В Соединённых Штатах действует также закон, признающий преступлением анонимную рассылку «раздражающих» сообщений по электронной почте и публикацию в социальных сетях и блогах анонимных комментариев «оскорбительно-раздражающего» характера, за совершение которого предусмотрены штрафы и лишение свободы до двух лет. Законодательные акты и юридические нормы, аналогичные рассмотренным выше, действуют и в целом ряде других стран ^[46].

Безусловно, приведенный выше краткий обзор не дает исчерпывающей картины развития зарубежного законодательства в области контроля современных информационных технологий и отражает лишь наиболее характерные моменты принятых или разрабатываемых юридических норм в рассматриваемой предметной области. Одновременно с этим, необходимо отметить, что отдельного рассмотрения требует проблема правоприменения как одна из наиболее значимых форм контроля за реализацией и исполнением рассмотренных норм права.

2. Анализ проблем трансформации правоохранительной системы на современном этапе развития информационного общества

Современные темпы роста цифровой экономики оказывают глубокое влияние на все без исключения сегменты социально-экономической системы. Сегодня цифровая революция охватила практически все виды человеческой деятельности и фактически вовлекла в свою орбиту большую часть человечества. По сути цифровая экономика стремительно вытесняет старый уклад во всех сферах деятельности современного общества. Появляются новые виды экономической деятельности, новые профессии и высокотехнологичные рабочие места, существенно трансформируется частная жизнь и инструменты межличностного взаимодействия.

Рассматриваемые процессы приводят не только к значительным изменениям экономического уклада, но и к появлению принципиально новых угроз и факторов нестабильности государства и общества. Как следствие, в период столь масштабных преобразований и в условиях постоянно меняющейся технологической реальности качественно изменяются требования к эффективности не только законотворческой деятельности, но также качества, целенаправленности и скоординированности работы всех структурных частей правоохранительной системы.

В современных условиях роль и значение судебной, прокурорской, следственной, правоохранительной системы в решении задач обеспечения суверенитета страны; гарантированной защиты граждан, общества и государства от внешних и внутренних дестабилизирующих угроз; а также формирования и сохранения условий для устойчивого поступательного социально-экономического развития страны и укрепления ее потенциала (политического, экономического, инновационно-технологического и т.д.) существенно возрастают.

Переход процессов межличностных отношений и коммуникаций в виртуальную среду, интенсивный рост масштабов проникновения информационных технологий в гражданское общество, бизнес и системы государственного управления приводит к значительному и качественному росту сложности решения проблем противодействия угрозам информационной безопасности и защиты прав и свобод человека и общества, национальных интересов государства.

Развитие глобальных инфокоммуникационных систем привело к появлению принципиально нового и крайне опасного явления – «информационному» или «кибертерроризму», когда даже один человек в состоянии совершить противоправное деяние, затрагивающее целые государства и даже группы государств. Кроме того, растущая зависимость как промышленной, так и непромышленной сфер государств от стран – технологических лидеров порождает реальные угрозы их подчинения интересам стран Запада в военно-политической, социальной, экономической, производственно-технологической и др. сферах. Требуют усиленного внимания и постоянно расширяющиеся возможности манипулирования общественным сознанием.

Развитие процессов цифровизации в мире, фактическое стирание информационных границ, смещение процессов противоправной деятельности в виртуальную среду порождает целый ряд принципиально новых как внешних, так и внутренних угроз безопасности личности, общества и государства, что неизбежно ставит новые задачи перед правоохранительной системой.

В цифровую эпоху, сопровождающуюся резким обострением международной обстановки и интенсификации антироссийской политики стран Запада, резко возрастают угрозы кибертерроризма, а также политического, экономического и технического кибершпионажа, ведущегося коалицией западных стран – союзников США против России. Соответственно, возрастают и угрозы со стороны иностранных и международных террористических и организованных преступных организаций и группировок ^[47].

Возрастает и уровень использования инфокоммуникационных технологий внутренними преступными сообществами, организациями террористического толка, радикальными религиозными, националистическими и иными экстремистскими группировками. Постоянно растет число мошеннических схем в Интернете (от ставших уже банальными обмана пользователей и краж персональных данных до проведения незаконных сделок с чужим имуществом с помощью украденной электронной подписи и т.д.). Современные инфокоммуникационные технологии все более широко используются для решения задач ухода от налогообложения, незаконного вывоза капитала, отмывания преступно полученных доходов (в том числе с использованием криптовалют), а также осуществления незаконной предпринимательской деятельности посредством использования сети Интернет.

Одновременно с этим появляется целый ряд принципиально новых угроз в социальной сфере, связанных с трудностями и высокой степенью неопределенности оценки возможных негативных последствий широкого развития наземного и воздушного беспилотного транспорта, систем искусственного интеллекта и робототехнических систем (включая вытеснение ими человека с рынка труда и формирование так называемой технологической безработицы), генной инженерии, телемедицины и т.д. ^[33,48]. Эти угрозы требуют формирования рационального баланса между перспективными направлениями развития научно-технического прогресса и требуемым уровнем общественной безопасности.

В настоящее время большую опасность для стабильного развития государства и общества представляет киберпреступность. Несмотря на то, что сегодня единого и общепринятого юридического определения киберпреступности пока не существует, ее сущность можно достаточно объективно определить как противозаконные уголовно наказуемые действия в сфере современных информационных технологий или в реальном мире с использованием данных технологий.

Таким образом, абсолютное большинство представляющих общественную опасность противозаконных и совершаемых при помощи инфокоммуникационных технологий деяний с определенной степенью условности можно подразделить на две группы: деяния, связанные с взаимодействием человека и техники, и деяния, связанные с организованным при помощи технических средств взаимодействием человека с человеком (группой людей). Причем сегодня, именно вторая группа преступлений представляет наибольшую угрозу для безопасности личности, общества и государства ^[49].

Поскольку киберпреступления включают крайне широкий спектр различных правонарушений, их типологический и классификационный анализ крайне затруднены. Один из подходов к типологизации киберпреступлений приводится в Конвенции Совета Европы о киберпреступности (англ.: Council of Europe Convention on Cybercrime) и включает четыре типа правонарушений:

1. преступления против конфиденциальности, целостности и доступности компьютерных данных и систем;

2. преступления, связанные с применением компьютеров;

3. преступления, связанные с контентом;

4. преступления, связанные с правами собственности.

Приведенная типология не является исчерпывающей, поскольку и современные технологии, и способы их использования в противоправных целях непрерывно и очень интенсивно развиваются. При этом если первые три категории сфокусированы на объекте юридической защиты, то четвертая – на методе совершения преступления. Можно видеть и некоторые содержательные пересечения между перечисленными выше категориями, например, кибертерроризм и фишинг охватывают действия, которые попадают одновременно в несколько категорий ^[50].

Несмотря на перечисленные и очевидные недостатки, приведенная типология может служить определенной базой для структурного анализа правонарушений в информационной сфере, тем более, что основу киберпреступности составляет все же ограниченное число деяний, направленных против конфиденциальности, целостности и доступности данных или систем, либо использующих возможности современных инфокоммуникационных технологий в целях получения незаконной финансовой выгоды или причинения морального или материального ущерба и т.д. ^[51].

С точки зрения объекта противоправного воздействия с использованием цифровых технологий можно выделить ^[52]:

· преступления против личности;

· преступления в финансово-экономической сфере,

· преступления в области общественной безопасности, общественного порядка и общественной нравственности;

· преступления в сфере государственной безопасности.

В последнее время существенно возросло количество противоправных деяний в банковско-финансовой сфере с использованием интернет-технологий, и, в частности, совершаемых путем получения доступа к средствам физических лиц – клиентов банковских учреждений. К наиболее распространенным видам преступлений в данной сфере можно отнести следующие.

· Мошенничество в сети Интернет:

o создание «финансовых пирамид» в сети Интернет;

o мошенничество при продаже товаров (оказании услуг);

o создание программных средств с целью хищения финансовой, коммерческой или персональной информации (троянские программы, фиктивные WEB-сайты, средства перехвата трафика и т.д.).

· Мошенничество в системах дистанционного банковского обслуживания:

o создание вредоносных программ для скрытого перехвата управления компьютером клиента;

o вмешательство в работу платежных систем;

o проведение несанкционированных банковских операций.

· Мошенничество с использованием платежных карт и банкоматов:

o использование утраченных, похищенных или поддельных платежных карт;

o хищение реквизитов платежных карт (в т.ч. с применением технических средств их «клонирования»);

o изготовление и установка на банкоматы устройств считывания данных с платежной карты (включая получение ПИН-кода);

o вмешательство в работу банкомата при выдаче наличных с целью сохранения неизменным баланса счета при получении наличных (Transaction Reversal Fraud);

o заклеивание диспенсера для присвоения списанной с чужого счета наличности (Cash Trapping);

o использование схемы «незавершенная операция»;

o удаленное управление банкоматом вследствие заражения вредоносным кодом или подключения к технических устройств в т.ч. для мгновенного снятия денег (drilled box);

o физический взлом или хищение банкомата;

o установка «фальшивых» банкоматов или платежных терминалов несуществующих кредитных учреждений.

Необходимо отметить, что стремительное развитие сферы информационных технологий постоянно приводит не только к появлению новых видов услуг в финансовой сфере, но и совершенствованию способов и методов незаконного получения денежных средств в киберсреде.

Значительный ущерб наносят преступления в цифровой среде и бизнесу, т.е. юридическим лицам, для которых уже стали критичными потери от кибератак на финансы компаний. Так по данным полицейской службы Евросоюза, (Europol), наибольшую угрозу коммерческим компаниям и предприятиям представляют такие виды киберпреступлений в финансовой сфере, как «преступление-в-качестве-услуги», использование «программ-вымогателей»; противозаконное использование корпоративных и коммерческих данных для получения финансовой выгоды, платежное мошенничество, социальная инженерия и фишинг-атаки, в том числе против руководящих сотрудников предприятий и организаций ^[53]. К сожалению, сегодня существует и крайне негативная тенденция сокрытия бизнесом фактов хакерских атак и воровства корпоративных (в том числе персональных) данных из-за опасений нанесения ущерба имиджу и репутации компаний, что затрудняет работу правоохранительных органов.

Россия сегодня, по-существу, находится в общем международном тренде развития киберпреступности, в рамках которого можно выделить следующие базовые тенденции ее развития ^[54]:

· высокие темпы роста количества преступлений и разнообразия форм противоправной деятельности в цифровой сфере;

· корыстная мотивация абсолютного большинства совершаемых киберпреступлений;

· усложнение методов, способов и приемов совершения киберпреступлений;

· рост криминального профессионализма осуществляющих киберпреступления лиц;

· снижение возраста киберпреступников и рост доли лиц, ранее не привлекавшихся к уголовной ответственности;

· возрастание как масштабов, так и относительной доли объема материального ущерба от киберпреступлений в суммарном ущербе от прочих видов противоправной деятельности;

· преимущественный рост киберпреступлений с использованием глобальных сетей;

· постепенный переход киберпреступности в разряд транснациональных, совершаемых международными организованными группами;

· высокий уровень латентности преступлений в виртуальной среде.

В условиях бурного развития цифровых технологий борьба с киберпреступностью, безусловно, должна стать одной из приоритетных функций правоохранительной системы.

Другой не менее важной задачей становится обеспечение стабильности российского общества и государства в условиях открытости информационных границ и непрекращающихся попыток геополитических противников России во главе с США оказывать деструктивное влияние на внутренние социально-политические процессы нашей страны с целью реализации своих гегемонистских устремлений с использованием всех доступных возможностей и средств, предоставляемых современными информационными технологиями.

Сегодня информационная агрессия стран Запада имеет четко определенные деструктивные цели, связанные с целенаправленными попытками изменения массового (группового, индивидуального) сознания или психологии российских граждан; борьбой за умы; атакой на ценностные ориентации и поведенческие установки; попытками дестабилизации ситуации в стране и ее регионах, а также провоцированием самых разнообразных противозаконных протестных акций. При этом стратегическим направлением информационной политики геополитических противников России является подготовка базы для достижения главной цели – дестабилизации общества, провоцирование массовых беспорядков и в конечном итоге организации «цветной» революции. Одновременно с этим осуществляется поддержка и иных протестных религиозно-политических, националистических, сепаратистских, прозападных и т.д. движений с целью не в последнюю очередь насильственного свержения конституционного строя нашей страны. Последнее в настоящее время представляет собой, пожалуй, наиболее серьезную угрозу национальной безопасности России.

Информационная атака на Россию фактически ведется по двум ключевым направлениям.

1. Негативизация имиджа России, представление в глазах международной общественности нашей страны как агрессора, нарушителя всех мыслимых международных норм и правил и т.д., осуществляемая с активным использованием для этой цели всего арсенала сил и средств зарубежных СМИ (фактически контролирующих международный рынок массовой информации), различного рода провокаций, генерации «фейков» и т.д.

2. Целенаправленное и систематическое воздействие на граждан России с целью изменения общественного сознания и дестабилизации общественно-политической ситуации внутри нашей страны.

В условиях непрерывного усиления антироссийских санкций, а также продолжающегося обострения отношений между странами Запада и Россией именно второму направлению в настоящее время этих странах уделяется особое внимание, что, по сути, является следствием последовательного нарастания информационного и медийного противостояния.

В последние десятилетия появились и прошли практическую апробацию новые и достаточно эффективные механизмы внешней экспансии западных стран, заключающиеся в целенаправленной подготовке и организации так называемых «цветных» революций.

Основными инструментами и базовыми механизмами организации «цветных» революций являются: подрыв конституционного строя государств – объектов агрессии изнутри; дискредитация законодательной и исполнительной власти; провоцирование межконфессиональных, межнациональных и социальных конфликтов; разжигание протестных настроений на фоне имеющихся или искусственно создаваемых извне социальных проблем и т.д. ^[55-57].

Как правило, подобные действия активно прикрываются различного рода лозунгами о поддержке демократии, борьбе с фальсификацией результатов выборов, диктатурой, тоталитаризмом, нарушением прав человека, тотальной коррупцией и т.д. При этом для продвижения данных лозунгов самым активным образом используются возможности современных инфокоммуникационных технологий и набор самых разнообразных путей обхода требований действующего законодательства.

«Цветные» революции по сути являются результатом целенаправленной и хорошо скоординированной совместной деятельности внешних и внутренних заинтересованных сил и средств, а информационная поддержка, финансирование и управление деятельностью внутренних оппозиционных и протестно настроенных сил в значительной степени осуществляется из-за рубежа. Цели «цветной» революции по своей природе являются геополитическими, поскольку главными бенефициарами победы являются внешние геополитические игроки, в общем случае обеспечивающие себе решающее политическое влияние и получающие неограниченный доступ к национальным ресурсам государства-мишени. Внешним имиджем «цветной революции», создаваемым с помощью массированной информационной поддержки, является спонтанная, но в то же время чисто по внешним признакам естественная реакция политически активной части общества на «вопиющую несправедливость», социальные проблемы, диктатуру, дискриминацию и т.п. со стороны действующей власти государства-мишени ^[58].

Реализующие «цветные» революции внешние и внутренние политические силы во многом опираются на возможности глобализации и информационного общества, и, соответственно, их главным оружием являются информационно-психологические методы воздействия на объект агрессии. Причем сегодня именно подобные методы воздействия на общественное сознание начинают играть ключевую роль в подготовке предпосылок для возникновения «цветных» революций.

Как показывает опыт последних лет, подавляющему большинству «цветных» революций предшествуют предпринимаемые западными политическими кругами и спецслужбами достаточно длительные усилия по созданию базы для дестабилизации обстановки в заданном регионе. Их основное содержание, как правило, составляет целенаправленное деструктивное информационное (идеологическое, пропагандистское, психологическое и т.п.) воздействие на выбранные целевые аудитории и социальные группы, а также проведение тщательно спланированных и специально подготовленных акций так называемого «гуманитарного» направления. Следует особо отметить, что «цветные» революции принципиально не могут обойтись без интенсивного и длительного информационного (информационно-психологического) воздействия по различным каналам на большие массы людей, поскольку очень во многом именно от их активности в конечном счете и зависит конечный результат ^[59].

Несмотря на определенные различия в процессах подготовки и проведения «цветных» революций в отдельных странах, они имеют практически единую организационную схему, своего рода шаблон, включающий четко определенный и последовательный набор взаимосвязанных этапов ^[60]. Именно данный алгоритм и должен служить основой для решения важнейшей задачи предотвращения возгорания «цветного» «революционного» пламени как системой государственного управления в целом, так и правоохранительными органами в частности.

В настоящее время иную по своей природе, но также крайне серьезную угрозу стабильному развитию практически любого государства и общества представляют собой различные проявления экстремизма на почве радикальных религиозно-конфессиональных (в том числе носящих и политическую окраску) убеждений. Интенсивное распространение идеологии экстремизма, пропаганда радикальных идей и целей, а также призывов к их достижению силовыми, нелегитимными и противоправными методами и средствами (терроризм, разжигание религиозной и расовой ненависти, вплоть до призывов к вооруженным выступлениям) осуществляются посредством использования получивших в последнее время широчайшее распространение электронных медиа-ресурсов различного типа и коммуникационных технологий Интернет. Данные системы, технологии и средства распространения и обмена информацией позволяют привлекать внимание определенных частей общества и достаточно широких социальных групп, эффективно воздействовать на общественное сознание, реализовывать различные формы вербовки граждан (включая сбор пожертвований от физических и юридических лиц через сеть абонированных почтовых ящиков), а также существенно затруднять контроль и пресечение противозаконной деятельности идеологических центров экстремистской направленности со стороны правоохранительных структур. Более того, существующие источники и каналы распространения экстремистской идеологии, фактически открыто и весьма результативно действующие на территории практически любой страны, существенно повышают опасность прямых террористических угроз. Экстремизм в целом обладает значительным разрушительным потенциалом, носит многогранный характер и проявляется в весьма разнообразных формах, вследствие чего является серьезнейшим дестабилизирующим фактором в жизни государства и общества ^[61-63].

Наиболее тяжелым результатом экстремистских проявлений с точки зрения наносимого ущерба любому государству безусловно являются ситуации, содержащие угрозу социального взрыва, возникающие при одновременном выходе нескольких наиболее критичных параметров социальной устойчивости общества за допустимые пределы. Социальный взрыв является по своей сути точкой бифуркации, за которой дальнейшее развитие общества может пойти по принципиально различным, крайне труднопредсказуемым и неуправляемым траекториям ^[64].

Следует особо отметить, что в условиях глобализации, роста взаимозависимости экономических и социальных систем различных стран, а также интенсивного развития глобального информационного общества, социальный взрыв может быть спровоцирован сравнительно небольшим внешним или внутренним информационным воздействием. При этом наибольшую опасность представляет собой предоставляемая современными информационными и телекоммуникационными технологиями возможность негативного воздействия на сознание и мировоззрение людей, придание этому сознанию желательных с точки зрения поставленных источником угроз деструктивных целей качеств и свойств.

Сложившаяся ситуация и явно прослеживающиеся негативные тенденции ее возможного (а по некоторым направлениям – весьма вероятного) развития требует разработки комплексных мер и механизмов системного характера по обеспечению социальной стабильности и противодействия различным внешним и внутренним угрозам общественной безопасности.

В настоящее время Интернет не только обеспечивает практически неограниченному кругу пользователей доступ к любой публичной информации, но и предоставляет широкие возможности для публичных выступлений и распространения призывов к совместному социальному или политическому действию, в том числе и противозаконному. Именно в силу этого в последние годы достаточно много внимания стало уделяться так называемому «феномену социальных сетей», которые, являясь по своей сути, новым форматом коммуникации на основе современных технологий, постепенно превратились в особую форму социального института, с одной стороны, обладающего всеми его признаками, с другой – имеющего присущие только сетям специфические особенности.

Современные социальные сети и иные «родственные» по назначению и комплексу реализуемых функций сетевые ресурсы (такие, как, например, в конечном итоге и породившая социальные сети блогосфера), обладающие целым рядом бесспорных преимуществ перед традиционными СМИ (таких, как, например, наличие эффективной обратной связи), играют все возрастающую роль в формировании мировоззрения, ценностных и поведенческих ориентиров, представлений о тех или иных внешне- и внутриполитических событиях, явлениях и процессах, а также настроений наиболее активной части общества. В этом плане не вызывает удивления, что блогосфера и социальные сети привлекают к себе все более пристальное внимание соответствующих структур геополитических противников России, стремящихся к максимально широкому использованию их потенциала в информационном и политическом противостоянии. Более того, сегодня помимо своих основных функций социальные сети несут в себе крайне широкие возможности для политических, идеологических и социально-психологических манипуляций, что позволяет их использовать для достижения деструктивных целей и прямого внешнего вмешательства во внутренние дела неугодных Западу стран.

Сегодня в России аккаунты в социальных сетях имеют 67,8 млн. россиян (данные на конец 2018 г.). По некоторым опубликованным результатам социологических исследований активнее всего в России используется YouTube (63% опрошенных), второе место занимает ВКонтакте – 61%. Глобальный лидер Facebook лишь на четвертой строчке с показателем в 35%. Среди мессенджеров доминируют Skype и WhatsApp (по 38%).

Реальный потенциал социальных сетей огромен, сети оказывают существенное (во многом целенаправленное) информационное влияние как на отдельные личности, так и их различные сообщества и общественное мнение в целом, в том числе с использованием широких возможностей интегрированных с ними классических и «новых» или электронных СМИ.

Более того, сегодня использование социальных сетей в качестве механизма влияния на общественное сознание и стремление к повышению его эффективности приводит к появлению принципиально новых решений, базирующихся на последних достижениях современной науки и информационных технологий. Одним из таких решений является разработка и использование так называемых «киберсимулякров» – функционирующих в интернет-пространстве виртуальных личностей, симулирующих репрезентацию реально существующих сетевых пользователей ^[65]. В настоящее время доля киберсимулякров в пользовательской структуре интернет-пространства крайне велика, а число создаваемых с их помощью виртуальных аккаунтов уже сопоставимо с числом реально существующих интернет-пользователей.

Как показали результаты анализа геополитического информационного противоборства, интенсивность которого резко возросла в период украинского кризиса, киберсимулякры стали крайне активно использоваться для формирования общественного мнения в требуемом направлении как на самой Украине, так и за ее пределами. Рассматриваемый киберинструмент активно используется и США с целью распространения определенных протестных идей и пропаганды западных «ценностей» в национальных сегментах интернет-пространства стран – объектов агрессии.

В настоящее время уже накоплен достаточно большой опыт использования социальных сетей и «новых» СМИ как инструмента дестабилизации обстановки в целом ряде регионов. Первым историческим примером использования инфокоммуникационных технологий в политических целях стала организация демонстрации противников президента Филиппин Джозефа Эстрады в 2001 г. с помощью СМС-рассылки. Менее чем через два часа, после того, как филиппинский Конгресс проголосовал за прекращение процедуры импичмента, тысячи филиппинцев, возмущенных этим решением, собрались на главном перекрестке Манилы – Эпифано дэ лос Сантос Авеню. Протестная акция была организована с использованием СМС-рассылки сообщения «Go 2 edsa. Wear blk». За неделю было разослано более 7 миллионов сообщений, а количество участников протестной акции только за несколько дней достигло миллиона человек.

С тех пор абсолютное большинство масштабных протестных акций в мире организовывались с активным использованием социальных сетей ^[66]. Заметим, что социальные сети сыграли активную роль в организации беспорядков на Болотной площади в Москве в 2011-2012 г.г., а сегодня они весьма активно используются несистемной оппозицией для организации несанкционированных митингов и иных протестных акций.

Масштабы влияния социальных сетей на образ жизни, мировоззрение и мышление людей сегодня трудно переоценить, социальные сети стали самым популярным элементом Интернета (по данным ряда исследований, сегодня в числе 100 самых посещаемых сайтов в мире 20 представляют собой собственно социальные сети в классическом понимании, а еще 60 сайтов из рассматриваемого списка в той или иной степени социализированы). Кроме того, почти 80% пользователей Интернета доверяют информации из социальных сетей ^[60].

В последние годы резко возросла интенсивность использования мессенджеров и других аналогичных по функциям мобильных приложений в противоправных целях. Весьма наглядным примером этого является «революция зонтиков» в Гонконге (2014 г.), символом которой, помимо упомянутых зонтов стал на мобильный мессенджер FireChat, позволяющий обеспечивать локальную связь абонентов с использованием смартфонов при условии недоступности Интернета и отсутствия сотовой связи. В этих условиях смартфоны с запущенным приложением FireChat автоматически образуют так называемую mesh-сеть, представляющую собой распределенную самоорганизующуюся одноранговую сеть с равнополномочными узлами – смартфонами без необходимости подключения к сети мобильного оператора. Для организации прямых соединений между собеседниками используются поддерживаемые в смартфонах технологии: Bluetooth, Wi-Fi Direct, либо обычное Wi-Fi-соединение. Созданная mesh-сеть может оказаться весьма обширной, если обладатели смартфонов с запущенным приложением находятся относительно недалеко друг от друга (на расстоянии до 70 метров). В Гонконге mesh-сеть одновременно использовали до 33 тыс. человек. Кроме того, мессенджер FireChat идентифицирует пользователей по логину, что гарантирует им анонимность. Впервые же FireChat был опробован жителями Тайваня, протестовавшими около парламента против подписания торгового соглашения с Китаем в том же году ^[67].

Отметим, что участниками протестных акций достаточно часто используются аналогичные по функциям специальные приложения. Например, во время волнений в московском районе Бирюлево, проведения протестных акций дальнобойщиков против системы «Платон» и массовых протестов в Стамбуле на площади Таксим для обеспечения связи между их участниками использовались интернет-рации Zello, представляющие собой приложение, эмулирующее работу обычной рации (принцип push-to-talk) с передачей голосовых сообщений через Интернет с использованием технологии Wi-Fi или мобильных сетей. Отметим, что в настоящее время данный мессенджер в России заблокирован в связи с отказом компании Zello выполнять требования Роскомнадзора.

В последнее время резкой критике подвергся мессенджер Telegram, анонимность источников и получателей сообщений которого, а также их шифрование стало часто использоваться в противозаконных целях. По опубликованным в СМИ данным правоохранительных органов, через мессенджер Telegram создаются закрытые каналы для связи членов экстремистских организаций, незаконной торговли оружием, сбыта наркотиков и фальшивых документов, отмываются средства с похищенных банковских карт и т.д. и т.п.

В частности, международной террористической организацией ИГИЛ (запрещена в России) помимо Telegram, широко используются такие мессенджеры, как Viber, WhatsApp и Skype для целей вербовки россиян. Например, в СМИ широко освещались конкретные случаи, вербовки с использованием Skype (Рашид Евлоев), Viber (Шокирджон Икрамов), WhatsApp (Варвара Караулова) и т.д. При подготовке и реализации теракта в метро Санкт-Петербурга в апреле 2017 года террористами использовались мессенджер WhatsApp и Telegram.

Проблема предотвращения и расследования подобных террористических актов правоохранительными органами существенно усложняется закрытостью каналов связи мессенджеров, использующих схему шифрования end-to-end, практически исключающую возможность получения третьими лицами информации о переписке или звонках, что обеспечивает практически абсолютную конфиденциальность.

В целом интенсивное развитие глобальных информационных технологий и их использование в «неправедных» целях привело тому, что в последние десятилетие прочно вошел в обиход уже упоминавшийся выше новый термин – информационный терроризм, представляющий собой одну из форм негативного воздействия на личность, общество и государство с использованием современных инфотехнологических возможностей, осуществляемый комплексами разнообразных инструментов, сил и средств ^[68].

В сложившейся ситуации существенно усложняются существующие и появляются принципиально новые задачи обеспечения как национальной безопасности нашей страны в целом, так и ее ключевых составляющих – социальной и общественной безопасности, а также ужесточаются требования к результатам их решения.

Происходящие в стране и обществе процессы цифровизации, существенным образом преобразующей весь комплекс исторически сложившихся общественных отношений и механизмов социального взаимодействия субъектов этих отношений, а также рост мобильности социальных связей предъявляют новые высокие требования к эффективности работы правоохранительной системы. Объективной причиной сложившегося положения является тот факт, что современные тенденции развития информационного общества привели к значительному росту деструктивного влияния возрастающих масштабов противоправной деятельности, а также непрерывно появляющихся новых и все более изощренных методов совершения преступлений в виртуальной среде (или в реальном мире, но с ее использованием в качестве инструмента совершения преступлений) на состояние национальной безопасности. Фактически новая реальность требует комплексного и тщательного анализа целей, задач, полномочий и методов работы всей системы правоохранительных органов, включая как силовую составляющую, так и обеспечительный блок ^[69,70]. Уже сегодня очевидно, что адекватно противостоять новым вызовам возможно только путем повышения эффективности управления и координации деятельности различных элементов правоохранительной системы.

На стратегическом уровне происходящие в стране и обществе изменения, связанные с развитием и масштабным внедрением информационных технологий во все сферы человеческой деятельности требуют придания правоохранительной деятельности ярко выраженного целевого характера. Это прежде всего означает, что функционирование всех составляющих элементов правоохранительной системы должно координироваться и направляться на достижение единой системы главных целей, на основе которых должна определяться совокупность планируемых (желаемых) результатов их достижения и на этой основе формироваться множество требующих решения задач, а также совокупность реализуемых правоохранительными органами функций, методов и принципов работы.

Определение системы целей является одним из наиболее важных, сложных, крайне трудоемких и ответственных процессов организационного управления. Его важность не вызывает сомнений, поскольку неверное или недостаточно четкое определение стратегических целей управления приводит к весьма серьезным (иногда катастрофическим) последствиям ^[2]. Именно в силу этого процессам целеполагания должно уделяться повышенное внимание законодательных, правоохранительных и иных органов исполнительной власти.

Не менее важное значение имеет система критериев эффективности работы ведомств и подразделений, входящих в правоохранительную систему. Совокупность критериев и оценочных показателей эффективности всех без исключения субъектов правоохранительной деятельности должна соответствовать единой системе целей, поскольку результаты их работы невозможно оценивать в отрыве от общей оценки совместной согласованной деятельности ^[71]. Одновременно с этим основой процессов оценки эффективности правоохранительной деятельности должно быть требование ее полного соответствия установленным юридическим нормам и правовым ограничениям.

В отличие от целевого назначения, определяющего целенаправленность деятельности правоохранительной системы, смысл ее функционирования и комплекс важнейших задач, критерии эффективности являются показателями, определяющими эффективность процесса достижения цели. Экстремальное значение данного показателя характеризует предельно возможную эффективность процесса достижения цели, выраженную в определенных единицах измерения. Различают два основных типа критериев эффективности организационного управления ^[72]. Критерий эффективности первого типа отражает степень достижения цели системой управления. Если цель задается набором значений выходных параметров, то она отображается точкой в пространстве выходов. Так как между состоянием любой системы управления и значениями ее выходных параметров существует взаимосвязь, то целью системы является достижение ею определенного состояния, и критерий эффективности первого типа представляет собой оценку «расстояния» между текущим положением изображающей точки и точкой цели в пространстве состояний объекта управления. Критерий второго типа позволяет оценивать и сравнивать различные траектории движения системы к цели, т.е. фактически оценивать, насколько эффективно достигаются поставленные цели. Достаточно часто используется и компромиссный критерий эффективности, который позволяет одновременно оценивать как параметры пути, так и степень достижения цели системой. Необходимым условием использования компромиссного критерия является возможность измерения эффективности пути и степени достижения цели в одинаковых единицах.

Большого внимания требует и разработка решений, направленных на снижение негативного влияния административных барьеров в деятельности правоохранительной системы. Стремиться к полной ликвидации этих барьеров вряд ли целесообразно, поскольку их существование является одним из объективных свойств любой многоуровневой иерархической территориально-распределенной системы организационного управления. Вместе с тем негативное влияние этих барьеров на конечный результат возможно значительно снизить за счет согласования целей и критериев эффективности, а также структуры и функций правоохранительной системы.

Сегодня очевидно, что эффективность правоприменительных механизмов в значительной мере зависит от уровня и качества межведомственного взаимодействия всех элементов правоохранительной системы. Причем данное взаимодействие должно быть направлено на достижение единой цели – предупреждения, пресечения и раскрытия преступлений. При этом структурно-функциональная организация правоохранительной системы должна обеспечивать комплексность, оперативную взаимосвязь и взаимодополняемость входящих в ее состав ведомств и подразделений как необходимое условие обеспечения эффективности борьбы с противоправными действиями в виртуальной среде в силу сложности их предупреждения, выявления, расследования, сбора юридически значимой доказательной базы, розыска и иных процессуальных действий.

Отдельного рассмотрения требует проблема технологической трансформации принципов и методов работы правоохранительных органов в условиях информационного общества, основной целью которой является разработка и широкое внедрение новых технологий предупреждения, выявления и расследования правонарушений, создания единого информационного пространства и порядка распределения полномочий, повышения в целом эффективности и скоординированности работы всех ведомств и подразделений.

3. Методы и технологии сценарного анализа эффективности решений по трансформации систем законодательного регулирования и правоприменения

Сложность решения проблем управления процессами трансформации права и системы правоприменения в условиях интенсивного развития информационного общества заключается в том, что полученные результаты существенно влияют на характер и тенденции развития социально-экономической системы (СЭС) страны в целом, а также уровень обеспечения различных составляющих национальной безопасности государства на среднесрочном и особенно на долгосрочном временном горизонте. Здесь в соответствии с целями данного исследования под СЭС понимается целостная совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих политических, правовых, социальных, экономических и иных государственных и общественных институтов и управляемых ими процессов.

В данной ситуации одной из основных и критически важных задач, которые необходимо решать в процессе подготовки и принятия решений в рассматриваемой предметной области, является анализ состояния и прогнозирование развития СЭС, а также комплексная (в том числе прогнозная) оценка эффективности ожидаемых результатов реализации принимаемых решений и их возможного влияния (как позитивного, так и негативного) на наиболее важные сегменты социально-экономической системы. При этом на основе данных прогнозных оценок должны разрабатываться предложения по корректировке управленческих решений как на уровне их постановки, так и реализации.

Основными проблемами управления процессами трансформации права и системы правоприменения особенно в условиях интенсивного развития цифровых технологий являются ^[73]:

· отсутствие полной информации об исследуемой сложной социально-экономической системе, ее окружении и взаимодействии с внешней средой;

· отсутствие точных значений большинства факторов исследуемой системы;

· наличие различных аспектов, влияющих на принятие решения (политические, правовые, экономические, социальные, технические и т.п.);

· сложность объединения знаний экспертов в различных предметных областях об исследуемой системе (ситуации) в единую картину;

· невозможность построения точной численной модели объекта управления.

В данной ситуации повышается роль методологии сценарного анализа, принципиально позволяющей в условиях неполной информации и неопределенности использовать в качестве исходных данные как качественного, так и количественного типа.

Одним из методов представления информации о возможных изменениях социально-экономических систем и выработки эффективных управленческих решений являются сценарии ^[74]. В своём современном значении слово «сценарий» стало употребляться в конце 50-х – начале 60-х годов в связи с исследованиями в области международных отношений. Первой работой по сценарному подходу считается работа Г. Канна «Эскалация надежности; метафоры и сценарии» ^[75]. Сценарии как интегрированная форма прогнозов стали использоваться несколько позже, при этом в качестве цели построения сценариев стало рассматриваться не столько однозначное или вероятностное предвосхищение событий, сколько установление логической сети последовательности их свершения ^[76-78].

Несмотря на то, что понятие сценария в теории организационного управления все еще является относительно новым, в настоящее время используется уже достаточно широко, особенно при анализе стратегических управленческих решений в социально-экономической сфере. Использование данного понятия часто не всегда конструктивно в силу нечеткости его определения и понимания его роли для решения стратегических управленческих задач.

В рамках решения рассматриваемых задач сценарий целесообразно рассматривать как инструмент формального анализа альтернативных вариантов развития ситуации в социально-экономической системе при заданных целевых и критериальных установках в условиях неопределенности и в рамках заданных временных ограничений. Сценарный подход относится к классу объектно-ориентированных методов представления информации об обстановке и выработке ответных действий (в первую очередь в качестве реакции на внутренние и внешние угрозы и риски различной природы) в ходе развития СЭС страны и заключается в формировании необходимых исходных данных для эффективного принятия стратегических и оперативных решений, а также анализе последствий их реализации при различных условиях.

Базовая идея и основы методологии использования сценарного подхода в области исследования процессов развития сложных систем на базе математических и графовых моделей специального типа, а также совершенствования технологии управления их развитием впервые были сформулированы и отражены в работах Ф.Робертса, Дж.Форрестера, Д.Медоуза и ряда других ученых ^[79-81]. Основная задача, решаемая в рамках сценарного подхода, заключается в формировании необходимых исходных данных для подготовки и принятия эффективных стратегических и оперативных решений, а также комплексном опережающем анализе последствий реализации этих решений при различных условиях. Таким образом, сценарий развития исследуемой системы или конкретной проблемной ситуации является необходимым промежуточным звеном между этапами целеполагания, формирования, а также реализации конкретных управленческих решений, направленных на достижение поставленных целей.

Принципиальной новизной сценарного подхода является возможность прогнозирования поведения моделируемых объектов путем формирования сценариев их развития в соответствии с заданным набором эндогенных и экзогенных критериев. Анализ сценариев развития позволяет оценивать эффективность и согласованность множества распределенных во времени и пространстве управленческих решений при выборе и реализации комплексных программ развития СЭС, т.е. в случаях, когда экспериментирование на реальных объектах практически невозможно, экономически нецелесообразно или опасно в социальном плане. При использовании сценарного подхода к управлению развитием сложных социально-экономических систем должно быть получено достаточно большое число данных об их внутренних процессах и взаимодействующих факторах.

Сценарии развития сложной системы принадлежат к классу так называемых неполных математических моделей, т.е. моделей, в которые включены лишь существенные факторы, которые могут быть формализованы с приемлемой степенью точности. Основной областью применения таких моделей является встречающийся на практике класс задач, сводящихся к нахождению как оптимистических, так и пессимистических оценок основных количественных характеристик исследуемых объектов в условиях реализации определенной совокупности управленческих решений.

Особенности использования сценариев как результата теоретических и прогнозных исследований в долгосрочном стратегическом планировании в самом общем виде можно отразить в определении их как множества альтернативных характеристик будущего, использующихся для принятия стратегических решений. При этом одним из подходов является интерпретация сценария как интегрированной формы прогнозов, при этом целью их построения является не столько однозначное или вероятностное предвосхищение событий, сколько установление логической сети последовательности их свершения.

Упрощённым методом построения сценариев развития СЭС является метод «последовательных вариантных приближений», который позволяет составлять различные варианты развития, но на каждом этапе имеет дело лишь с одной альтернативой, что снижает его эффективность.

В общем виде можно предложить следующую формулировку задачи построения сценариев: изучается сложная, динамическая, открытая, управляемая, не полностью наблюдаемая система. Следует описать возможные направления ее изменения несколькими (желательно, немногими) вариантами так, чтобы в рамках поставленной содержательной задачи дать наиболее полное представление о возможных будущих состояниях и траекториях развития системы.

По признаку типа вероятностных оценок событий, связанных с развитием ситуации, сценарии делятся на базовые (наиболее вероятные), пессимистические и оптимистические.

Базовый сценарий удобен для глубокого и тщательного анализа с целью повышения эффективности организации превентивных и оперативных мер по управлению развитием ситуации. Пессимистический сценарий — это набор событий и взаимосвязей между ними, которые приводят к максимальным потерям и ущербу в результате их возникновения и развития. Оптимистические сценарии отражают, соответственно, те события и взаимосвязи между ними, которые приводят к позитивным тенденциям в развитии ситуации.

По признаку масштаба охвата событий, связанных с развитием ситуации, сценарии делятся на локальные, групповые (межгрупповые) и глобальные.

Локальные сценарии развития строят применительно к отдельным явлениям с учетом конкретных условий их возникновения и развития, взаимодействия с внешней средой, возможных альтернативных направлений развития ситуации, начальных событий и данных об обстановке. На основе локальных сценариев развития ситуации формируются локальные цели управления и конкретный план действий.

Групповые и межгрупповые сценарии строят применительно к отдельной выбранной группе явлений. На основе анализа таких сценариев развития ситуации решают тактические задачи управления.

Глобальные сценарии развития описывают последствия реализации совокупности социально-экономических явлений и факторов, характеризующих ситуацию в целом.

Проведенный анализ работ по формированию сценариев развития, результаты исследования проблемы с общесистемных позиций позволили определить следующие основные элементы задачи построения сценариев развития СЭС в условиях неопределённости:

· совокупность исследуемых эндогенных и экзогенных переменных и множества их значений;

· построенная в том или ином виде модель системы;

· критерии выделения «сценарных областей» и «сценарных образцов».

Ключевым понятием методологии сценарного подхода является понятие неопределенности. Под неопределенностью понимают ситуацию, когда частично или полностью отсутствует информация о структуре и возможных состояниях системы и (или) ее среды. Построение сценариев преследует две цели в отношении неопределенности: во-первых, максимально возможное в рамках данного подхода ее снижение; во-вторых, описание не устраненной части неопределенности с помощью ряда сценарных вариантов. Тем самым закладывается основа для последующего уменьшения уровня неопределенности развития СЭС применительно к процессам прогнозирования, планирования и управления.

Выделяют различные компоненты неопределенности: объективную неопределенность протекания процессов во времени; субъективный фактор, заключающийся в процессе принятия решений; неполноту учитываемой информации; неопределенность воздействия внешней среды на систему; неоднозначность выбора критериев принятия решений. Среди всех видов неопределенности также выделяют основные, отражающие прямые связи в процессе исследования и управления системой, и второстепенные, отражающие обратные воздействия и эффекты. Каждый из этих видов неопределенности порождает комплекс присущих ему проблем и предполагает совокупность специфических (в том числе и математических) методов его анализа. Для методологии сценарного подхода основным является анализ неопределенности развития системы во времени.

Сценарный подход позволяет снижать имеющуюся неопределенность и представлять ее с помощью нескольких вариантов развития системы. Набор конкретных методов построения сценариев определяется в конечном счете теми видами неопределенности, с которыми имеет дело исследователь. Поэтому выделение изучаемой системы и сопутствующих ей атрибутов (среды, подсистем, элементов, каналов взаимодействия со средой и т.д.), анализ видов имеющейся неопределенности являются важными этапами, задающими дальнейший ход сценарного исследования. Процесс сценарного исследования рекомендуется проводить в несколько этапов.

На первом этапе решают следующие задачи.

1. Определение и уточнение цели исследования.

2. Выявление в соответствии с целью исследования изучаемой системы, ее элементов, среды, каналов управления ею и анализ видов неопределенности.

3. Анализ теоретической базы исследования.

4. Анализ информационно-статистической базы исследования.

5. Определение временного горизонта исследования.

6. Разработка на содержательно-теоретическом уровне альтернатив развития системы.

7. Первоначальное определение количества сценарных вариантов.

На втором этапе сценарного исследования решают следующие задачи.

1. Построение блок-схемы сценарной модели.

2. Анализ основных переменных модели, шкалы их измерения, их частной динамики и диапазона их изменения.

3. Анализ пространства альтернативных состояний системы.

4. Выбор инструментария моделирования и построение математической модели системы.

5. Выбор процедуры идентификации и идентификация параметров модели.

6. Разработка для неоднозначно определенных элементов модели критериев выделения сценарных областей и образцов.

7. Построение сценарных областей и образцов.

8. Построение сценарных вариантов на основе анализа сценарных образцов.

Полученные сценарные варианты являются результатом модельного этапа исследования.

На заключительном этапе сценарного исследования решают следующие задачи:

1. Содержательная интерпретация полученных на предыдущем этапе результатов.

2. Наполнение сценарных вариантов экспертной, неформализованной информацией.

3. Полученные на втором этапе результаты дополняют, во-первых, описанием общего контекста исследования и, во-вторых, расширенным описанием условий и последствий осуществления каждого из сценарных вариантов.

4. Документальное оформление результатов сценарного исследования.

Для решения прикладных задач в сфере правового регулирования и правоприменения для проведения конкретных расчетов с помощью вычислительной техники в первую очередь требуется четкая математическая формализация, обеспечивающая построение экспертных систем, позволяющих изучать различные аспекты развития ситуаций на основе генерации формализованных сценариев поведения СЭС. Такая формализация до недавнего времени практически отсутствовала, и лишь в последнее время появились работы, в значительной мере выполняющие указанный пробел. Согласно им, сценарий изменения состояния объекта – система моделей, описывающих процесс изменения его параметров и условий функционирования, дискретно фиксирующих принципиальный с точки зрения цели исследования момент перехода объекта управления в новое качественное состояние. При этом, как уже упоминалось выше, разграничиваются сценарии управления и сценарии поведения объекта. Первый формируется в зависимости от цели управления и правила выбора управляющих воздействий, в то время как второй ориентирован на цели исследования объекта и описывает ситуации, в которых объект может находиться. Основные различия заключаются в присутствии в сценарии поведения субъекта управления (оперирующей стороны), не только преследующего определенную цель, но и активно ее реализующего. Таким образом, в общем случае имеется некоторый набор сценариев, из которого один выбирается для реализации поставленной задачи.

Предпринимавшиеся и предпринимающиеся попытки разработки точных методов решения задач рассматриваемого класса сталкиваются со значительными трудностями, что, с одной стороны, связано с необходимостью формирования ограниченного (обозримого) множества обобщенных показателей состояния и развития СЭС, определяемых большим количеством исходных данных, которые необходимо принимать во внимание при формировании и оценке управленческих решений и, в особенности, в процессе опережающего анализа не столь явно проявляющихся и зачастую носящих неочевидный (скрытный) характер внешних и внутренних угроз результатам их реализации. С другой стороны, весьма сложными являются и сами формализованные процедуры обобщения, свертки, агрегирования и т.п. значительного числа динамично изменяющихся наборов разнородных факторов, в общем случае представляющих собой достаточно сложные иерархические системы мониторинговых, отчетных, статистических, прогнозных иных показателей, а также экспертных оценок. При этом задача комплексного многофакторного анализа развития ситуации в СЭС требует также учета существенных (с точки зрения поставленных целей) и многообразных прямых и обратных причинно-следственных связей как между отдельными факторами, так и между их группами и внешней средой. Отдельного рассмотрения требует и проблема критичности получаемых результатов в зависимости от точности и достоверности исходных данных.

Кроме того, традиционно используемые подходы и методы цифрового моделирования исследуемых общественно-политических, нормативно-правовых, социально-экономических и т.д. процессов в рассматриваемой предметной области в своем большинстве основаны на наличии полной информации о сложной социально-экономической системе, ее окружении и взаимодействии ее сегментов (подсистем). Однако реально данные необходимой степени полноты и точности собрать практически невозможно, особенно в условиях быстро изменяющейся обстановки.

Определим математическую структуру задачи построения сценариев как задачу о представлении некоторого множества альтернатив с помощью его подмножеств и элементов. Предложенная постановка позволяет объединить в себе различные методы построения сценариев. К числу таких методов относится прямое задание сценарных вариантов, задание правил выделения сценарных областей, классификация и распознавание образов в сценарных исследованиях, методы анализа морфологических таблиц, проведение экспериментов с моделями социально-экономических систем, построение последовательностей и деревьев событий, разработка вероятностных сценариев и т.д.

Для целей автоматизации формирования и анализа альтернативных сценариев развития СЭС целесообразно использовать аппарат модифицированных функциональных графов, представляющих собой развитие аппарата знаковых и взвешенных знаковых графов ^[82,83]. Аппарат имеет широкие выразительные возможности, что позволяет эффективно использовать его для моделирования сложных динамических процессов в разнообразных предметных областях. Относительная простота модульной структуризации модели, дает возможность автоматизировать процедуру ее построения на основе экспертной информации и заранее созданной библиотеки функциональных модулей ^[37,40,83].

Содержательно параметрами вершин графа являются ключевые показатели (факторы), описывающие состояние и динамику развития ситуации в социально-политической или социально-экономической сферах, структура знакового графа отражает причинно-следственные взаимосвязи между ними. Совокупность значений параметров вершин в графовой модели описывает конкретное состояние исследуемой ситуации в определенный момент времени. Изменение значений параметров вершин графа порождает импульс и интерпретируется как переход исследуемой системы из одного состояния в другое. Управление развитием системы моделируется изменением структуры и подаваемыми импульсами в определенные вершины графа.

Для описания объекта моделирования вводятся следующие понятия.

Фактор. Любой семантически определенный в исследуемой предметной области количественно или качественно (в разработанных для этой цели шкалах) измеримый параметр, характеризующий конкретный процесс, например политический, социальный, экономический и т.д. Измеримость параметра не предполагает обязательность его объективного измерения. Количественная оценка может быть получена экспертным путем. При этом шкала, на которой работают эксперты, может быть как физической, так и условной, позволяющей оценивать значение фактора качественно. Значения фактора меняется под действием внутренних процессов и внешних воздействий. Внутренние процессы связаны с природой фактора и не зависят от внешних воздействий. Внешние воздействия связаны с взаимодействием факторов.

Отношение между факторами (взаимодействие факторов) – это количественное или качественное описание влияния изменения одного фактора на другие.

Функционирование модели описывается в терминах «событие – состояние». Состояние – это текущие значения параметров факторов. Событие – это смена состояния одного или нескольких факторов. Считаем, что переход из одного состояния в другое происходит за нулевое время.

Модель динамических процессов. Будем опираться на следующие исходные предположения:

1. Множество факторов, характеризующее динамический процесс, известно и обозримо.

2. Считается, что динамический процесс в системе в невозбужденном состоянии характеризуется постоянными во времени или очень медленно меняющимися значениями параметров, то есть система находится в состоянии устойчивого равновесия.

3. На множестве факторов можно установить отношения следующего типа: изменение параметра фактора на некоторую величину вызывает изменение параметра другого фактора на величину, которая в самом общем случае должна зависеть от любых параметров модели.

При построении модели:

· каждому фактору ставится в соответствие вершина функционального графа и функция реакции (вычисления параметра);

· каждому отношению ставится в соответствие дуга графа и функция воздействия.

Взаимодействие факторов моделируется импульсами, под действием которых меняются значения параметров факторов (состояние системы).

Объект моделирования рассматривается как совокупность взаимодействующих между собой динамических процессов, протекающих в реальном времени. Поэтому в модели процессов в явном виде должно присутствовать время, в котором происходит развитие процессов. В графовой модели динамический процесс представляется в «условно» временном пространстве, в котором можно говорить о сравнении событий во времени по принципу «раньше или позже», но конкретное значение времени события или состояния неопределенно. Поэтому для введения в модель времени необходим механизм, реализующий схему изменения текущего модельного времени «до ближайшего события» и правило доопределения состояния системы на интервале между двумя событиями.

Для моделирования взаимодействия процессов развития требуется модификация схемы взаимовлияния факторов и построение механизмов реакции на возмущение и его передачи. Чтобы выполнить эти требования введем понятия: элементарное возмущение (элементарный импульс); поступившее возмущение; генерируемое возмущение. Элементарное возмущение является импульсом, несущим информацию о воздействии одной вершины на другую. Поступившее возмущение представляет собой совокупность элементарных импульсов, воздействующих на вершину в один и тот же момент времени. В совокупности элементарных импульсов выделяются внутренне и внешние. Генерируемое возмущение является возмущением, формируемым в вершине для воздействия на другие вершины через дуги.

Разделение понятия импульса в вершине на три взаимосвязанных понятия позволяет выделить два самостоятельных механизма: механизм реакции на поступившее возмущение и механизм генерации возмущения. Использование этих понятий облегчает так же введение временных характеристик для соответствующих процессов.

Для моделирования параллельно протекающих процессов и обеспечения их согласования и синхронизации во времени необходима временная задержка передачи импульсов, т.е. импульс передается не в «следующий момент времени», а через заданное время. Таким образом, если в данный момент времени генерируется импульс воздействия одной вершины на другую, то кроме его величины необходимо определять и время воздействия импульса или интервал времени, через который импульс воздействует.

Для описания внутренних свойств объекта моделирования (например, инерциальных свойств или запаздывания) необходима задержка реакции на возмущение в вершине. То есть реакция должна быть не мгновенной, а растянутой во времени и сглаженной. Для реализации этого свойства нужны соответствующие механизмы. Аналогичные механизмы могут потребо­ваться и при передаче возмущения. Величина возмущения необязательно должна совпадать с изменением параметра в вершине и может зависеть от дополнительных условий. Механизмы реакции на возмущение и генерации возмущения строятся как взаимонезависимые.

Для моделирования процессов сложной природы необходимо обеспечить возможность использования сложных, условных функциональных зависимостей для описания веса дуги, изменения значения параметра в вершине, передачи возмущения через вершину. Для реализации этих требований используется соответствующий язык описания ^[2].

Необходимо уметь отличать «ненулевой» импульс от «шума» – значения, определяемого вычислительными погрешностями. Если «шумы» в модели подавляются, то понятия состояния и устойчивости должны определяться с учетом порога подавления «шума». Если «шумы» в модели не подавляются, то понятия состояния и устойчивости модели должны быть «динамическими», то есть определяться через интервалы значений параметров с поправкой на «шумы».

Необходимо выделить три типа факторов и отношений между ними, а значит соответственно три типа вершин и дуг знакового графа.

Первый тип – потоковая вершина. Параметр вершины, а так же импульсы, передаваемые по входным и выходным дугам, имеют один и тот же физический смысл (в частном случае – физическую размерность). Процесс, моделируемый такой вершиной, должен подчиняться закону сохранения, то есть значение параметра в вершине должно уменьшаться на величину равную сумме значений импульсов, покидающих вершину. Закон сохранения моделируется петлей, то есть дугой, для которой началом и концом является данная вершина. При этом тип дуги выбирается таким, чтобы проходящий по ней импульс не подвергался задержке и не вызывал генерации возмущения, а только менял значение параметра. Функция вычисления параметра должна выполнять суммирование значений всех входных импульсов с текущим значением параметра. Выходные дуги должны иметь вес, с помощью которого регулируется доля передаваемого за один момент времени воздействия. Сумма весов всех исходящих дуг должна равняться единице.

Второй тип – преобразующая вершина, которая имеет следующие свойства:

· физический смысл (физическая размерность) входных импульсов и значения параметра могут не совпадать;

· в формуле вычисления параметра в качестве аргумента среди прочих используется значение величины входного возмущения;

· выходное возмущение может иметь либо количественное значение, либо значение логической переменной.

Третий тип – вычисляющая вершина, которая имеет следующие свойства:

· источниками входных дуг являются вершины, параметры которых используются как аргументы в формуле вычисления параметра данной вершины;

· значения входных импульсов не используются при вычислении параметра и имеют информационный смысл (сообщение о том, что в вершине источнике изменилось значение параметра). Поступление импульса в вершину «инициирует» пересчет текущего значения ее параметра.

Подчеркнем, что с формальной точки зрения представленный механизм использования функциональных зависимостей позволяет определять зависимости нелокального характера, использовать в вычислениях значения параметров невзаимодействующих (несвязанных) непосредственно факторов.

Специфика исследования процессов развития ситуации в СЭС с помощью языка знаковых орграфов заключается в том, что, будучи средством моделирования структуры динамических взаимовлияний элементов сложной системы, модели знаковых орграфов и импульсных процессов на них ориентированы на получение скорее качественных, чем количественных результатов. Следовательно, та априорная информация, которая используется для оценки адекватности, должна во многих случаях носить такой же качественный характер. Это, в свою очередь, означает, что всегда при идентификации модели будут велики роль и значение экспертной информации. Если модель строится с помощью уже выделенных базисных процессов, то для идентификации необходимо использовать информацию о соотношении между средними величинами их характеризующих параметров и о динамике относительного изменения последних. Если модель строится путем выделения базисных процессов, то информация должна относится к определяющим параметрам этих процессов.

В настоящее время накоплен определенный практический опыт решения целого ряда различных прикладных задач управления обеспечением социальной, общественной и информационной безопасности, социальной стабильности, а также противодействием социально-политическому экстремизму на основе использования разработанных теоретических основ сценарного анализа и методологии моделирования политических, социальных, экономических и информационных процессов в российском обществе и государстве ^{[37,40,60,64,84-87]}.

Как показал анализ накопленного опыта, наибольшая эффективность использования сценарных технологий достигается в процессе подготовки и оценки эффективности стратегических и структурных (системообразующих) решений, направленных на ликвидацию «окон» уязвимости социально-экономической системы страны или ее административно-территориальных образований; ослабление угроз их использования в деструктивных целях (в том числе «блокирование» («дезавуирование») источников этих угроз); предотвращение или снижение интенсивности деструктивного воздействия существующих или вероятных угроз социальной стабильности и т.д.

В процессе решения данного класса задач использование сценарного подхода принципиально позволяет проводить анализ альтернативных вариантов развития ситуации в социально-политической сфере в условиях неполной информации и высокого уровня неопределенности, а также использовать в качестве исходных данные как качественного, так и количественного типа. Одновременно с этим сценарный подход позволяет с требуемой степенью адекватности описывать развитие общественно-политических процессов в рамках социально-экономических систем на различных уровнях детализации с учетом динамики и дискретного характера изменения различных их параметров и элементов.

При решении тактических задач управления обеспечением социальной стабильности технологии сценарного анализа целесообразно применять в процессе подготовки и оценки эффективности комплексов превентивных и оперативных мер противодействия угрозам дестабилизации, направленных на ликвидацию данных угроз, либо на снижение тяжести последствий их воздействия.

В рамках реализации функций оперативного управления обеспечением социальной стабильности сценарный подход может быть использован для информационной поддержки процессов разработки комплексов оперативных мероприятий на ограниченном временном горизонте, а также оценки эффективности и результативности реакции системы управления на непредсказуемые отклонения в ходе реализации долгосрочных и среднесрочных планов по обеспечению рассматриваемых составляющих социальной и общественной безопасности.

Заключение

Стремительность развития социальных, экономических, финансовых, технологических и т.д. процессов в условиях цифровизации приводят к тому, что общество далеко не всегда успевает их не только урегулировать (создать необходимые правовые рамки и механизмы контроля и управления цифровой реальностью), но и в полной мере осознать, а уж тем более практически не имеет возможности предвидеть и достоверно оценить вероятные последствия происходящих изменений даже на краткосрочном временном горизонте.

Одновременно с этим сложность решения назревших и объективных проблем трансформации законодательной и правоохранительной систем заключается в том, что любые ошибки, допущенные в процессе подготовки, принятии и реализации управленческих решений в рассматриваемой предметной области могут приводить к крайне тяжелым для государства и общества последствиям, а также вызывать значительный общественный резонанс. Кроме того, большие трудности вызывают и процессы согласования интересов различных слоев общества и социальных групп, а также согласования мнений экспертов. Все это требует тщательного опережающего анализа возможных последствий уже на этапе подготовки решений. Именно этой цели и служит использование разработанных моделей и технологий анализа, основанных на методологии формирования сценариев развития сложных слабоформализуемых систем, позволяющей проводить исследования их поведения при различных стратегических управленческих воздействиях.

Предложенный для решения рассматриваемых задач подход основан на опережающем сценарном анализе и моделировании процессов развития исследуемых ситуаций в политико-правовой, общественно-политической, социально-экономической и информационной сферах, а также во внешней среде. Основным его преимуществом является возможность прогнозирования и анализа альтернативных вариантов развития ситуации на заданном временном горизонте, а также оценки эффективности и согласованности множества распределенных во времени и пространстве стратегических и тактических управленческих решений по обеспечению безопасности и поддержанию социальной стабильности в обществе в условиях неопределенности и при наличии внешних и внутренних возмущений или деструктивных воздействий.

Накопленный опыт исследований в рассматриваемой предметной области, а также анализ полученных результатов позволили сформулировать ряд перспективных направлений развития теоретических и прикладных исследований в рамках методологии сценарного анализа по целому ряду базовых направлений, основными из которых являются следующие:

1. разработка теоретических положений в области построения математических моделей и методов моделирования, анализа и синтеза сценариев развития социально-экономических систем как инструмента формального анализа альтернативных вариантов развития ситуации при задаваемых целевых и критериальных установках в условиях неопределенности;

2. разработка аппарата формального описания моделей функционирования и внешнего окружения социально-экономических систем, а также формализация моделей анализа и выбора элементов сценарных систем и разработка методик описания предметных областей сценарного анализа;

3. исследование природы возникновения, характера развития и путей разрешения конфликтов в политико-правовой и социально-экономической сферах с позиций конфликтологии;

4. исследование взаимосвязи и взаимозависимости факторов, формирующих облик системы правовых, политических, социальных и экономических отношений в условиях глобализации и информационного общества, а также характера и закономерностей их влияния на уровень национальной, общественной и социальной безопасности;

5. комплексное и многостороннее исследование сущности, содержания и тенденций развития информационного общества;

6. анализ целей, сущности, содержания и направленности государственной информационной политики, ее роли в организации противодействия внешним и внутренним дестабилизирующим информационным воздействиям;

7. исследование эффективности различных форм государственного регулирования общественных отношений современного общества в информационной сфере.

Дальнейшее развитие исследований в рассматриваемой предметной области должно позволить при решении широкого круга прикладных задач:

· строить модели, описывающие и объясняющие природу явлений и процессов, исследовать проблемы с нечеткими факторами и взаимосвязями, учитывая множество текущих и возможных изменений объектов управления и внешней среды;

· достоверно оценивать текущую или складывающуюся ситуацию путем анализа взаимовлияний действующих факторов, определять возможные механизмы взаимодействия участников ситуации, выявлять тенденции развития ситуаций и реальные намерения их участников; прогнозировать развитие ситуаций во времени и использовать объективно сложившиеся тенденции в рамках заданных целевых установок и в пределах определенных временных горизонтов;

· вырабатывать и обосновывать процессы управления ситуацией, определяя возможные варианты ее развития, оценить и сравнивать последствия принятия важнейших управленческих решений, осуществлять выбор лучших стратегий, направленных на достижение заданных целей.