Повседневная жизнь Нальчикского военного поселения

Тхамокова Ирина Хасановна кандидат исторических наук старший научный сотрудник, Институт гуманитарных исследований - филиал Кабардино-Балкарского научного центра РАН 360051, Россия, республика Кабардино-Балкарская, г. Нальчик, ул. Пушкина, 18 Tkhamokova Irina Khasanovna PhD in History Senior Research Associate, Institute of Research in the Humanities, Branch of the Kabardino-Balkaria Scientific Center of the Russian Academy of Sciences 360051, Russia, respublika Kabardino-Balkarskaya, g. Nal'chik, ul. Pushkina, 18 omarakana@mail.ru Другие публикации этого автора

В последние годы был издан ряд научных работ по истории военных поселений. Их авторы исследовали проблемы экономического, социокультурного развития поселений как в пределах Российской империи в целом, так и в рамках отдельных регионов. ^{[2; 3; 4; 13]}. В том числе есть статья и о повседневной жизни новгородских военных поселений ^[5]. Однако военные поселения Северного Кавказа изучены сравнительно слабо, многие их отличительные особенности не были выявлены.

О Нальчикском военном поселении писали многие исследователи, занимавшиеся историей Нальчика. Однако они уделяли основное внимание другим периодам истории города, проблемы, касавшиеся военного поселения, интересовали их значительно меньше ^{[10, 11]}.

Непосредственно Нальчикскому военному поселению посвящена статья Н. А. Бальжатовой, которая кратко остановилась на таких вопросах как численность населения, количество скота у поселян, работа мельницы и школы ^[1]. Статья основана преимущественно на документах Центрального государственного архива КБР. Автор привела также документ об упразднении Нальчикского военного поселения, опубликованный в Полном собрании законов Российской империи. Этот источник позволил Н. А. Бальжатовой доказать, что Нальчикское военное поселение прекратило свое существование в 1850 г. и не могло дать начало слободе Нальчик, как это считалось ранее ^{[1, c.29]}. Е. С. Тютюнина писала о переселении нальчикских военных поселян в станицу Зольскую ^[14].

До настоящего времени остаются неисследованными многие вопросы, связанные с повседневной жизнью поселян – особенности их общественного и семейного быта, условий их жизни, отношений с народами Кавказа. Источниками для их изучения служат материалы Полного собрания законов Российской империи и архивные документы, преимущественно из Центрального государственного архива КБР. Не все стороны повседневной жизни поселян нашли отражение в источниках. В них содержится сравнительно много сведений о хозяйственной жизни и значительно меньше – о внутрисемейных или соседских отношениях.

В первой половине XIX в. быстрыми темпами осуществлялась казачья колонизация Северного Кавказа. На Тереке и его притоках появилось много новых станиц. Но в дополнение к этому власти испробовали и другой способ увеличения численности военизированного населения. 10 октября 1837 г. было принято «Положение» о военных поселениях на Кавказе. В состав военных поселян зачислялись солдаты и унтер-офицеры Кавказского корпуса – «женатые нижние чины, прослужившие от 15 до 20 лет, с их семействами» ^{[6, c.772]}. При этом, если их жены и дети не проживали вместе с ними, а оставались на родине, как это обычно и бывало, то их переселяли на Кавказ ^{[6, c. 778]}.

Нальчикское военное поселение было основано рядом с Нальчикской крепостью, в самом центре Кабарды, и было окружено кабардинскими аулами. Первыми военными поселянами Нальчика стали 4 января 1839 г. «нижние чины» Кабардинского егер­ского полка, а также те, «кои сами пожелали» вступить в это сословие. Всего в списках значится 31, а вместе с членами семей – 82 человека ^{[9, л. 11-24]}. Поселение быстро разрасталось. В 1841 г. в нем проживало уже 170 человек (из них – 48 поселян), в 1843 г. – 208, в 1846 – 255 ^{[15, л. 4 об.-6; 17, л. 1 об.; 18 л. 36-48]}. В 1850 г. в ведомостях состояли 54 семьи и 147 душ мужского пола ^{[7, с. 752]}.

Поселяне были уроженцами самых разных губерний европейской части России: Тамбовской, Воронежской, Саратовской, Пензенской, Казанской, Симбирской, Полтавской, Киевской, Екатеринославской, Могилевской, Гродненской, а также Области войска Донского и Кавказской области. Большинство происходило из крепостных крестьян, выходцев из других социальных групп – государственных крестьян или однодворцев – было значительно меньше.

Поселян обеспечивали домами, скотом, земледельческими орудиями, посудой или соответствующей суммой денег на их приобретение ^{[6, с. 765-776]}. Такую помощь от государства в размере 200 рублей ассигнациями получили и нальчикские военные поселяне ^{[19, л. 2]}. Без нее они не могли бы обустроиться на новом месте: «…поселянин поступив на водворение из незажиточных нижних чинов обзавелся хозяйством в поселении только на сделанное каждому от казны пособие» ^{[27, л. 61, 81]}. Лишь несколько нальчикских поселян по неизвестной причине не получили такое пособие ^{[19, л. 2]}. Поселяне освобождались от платежа податей. В течение первых полутора лет им выдавался провиант. У них оставалось армейское обмундирование, и они получали деньги на покупку 20 аршин холста для членов их семей ^{[6, с. 776]}.

Военные поселяне не теряли связь с армией, считалось, что они продолжают нести военную службу. Они обязаны были «охранять свои жилища от враждебных набегов» ^{[6, с. 777]}, хотя за все время существования Нальчикского поселения ни одного такого набега не было. При отчислении из полков у них оставалось их оружие и амуниция. Некоторые из них имели не только казенные, но и купленные ими самими ружья, пистолеты, шашки, кинжалы. Поселяне обязаны были содержать оружие в хорошем состоянии (за этим следило начальство), а в случае потери – покупать новое за свой счет ^{[26, л. 5, 11, 14, 21 об.]}. Они должны были также обучать своих сыновей стрельбе, для чего им продавали порох и свинец «по уменьшенным ценам» ^{[26, л. 28, 40-40 об.; 30, л. 15, 20, 22]}.

Военные поселения на Кавказе были подчинены военному командованию. Нальчикское военное поселение – Начальнику центра Кавказской линии. «Ближайшее управление» поручалось командирам полков или батальонов. В Нальчикской крепости располагались первоначально части Кабардинского егерского, а затем – Кубанского егерского полков. Их командирам и подчинялось поселение. Для «ближайшего надзора по управлению и устройству» поселения назначался офицер – смотритель поселения. Смотрителями Нальчикского военного поселения в разные годы были подпоручики Бабич, Рубилин, Белоусов, Кобеляцкий и штабс-капитан Простоквашин, т.е. они довольно часто менялись. Кроме того, в каждом военном поселении создавался так называемый «сельский приказ», состоявший из старосты и двух его помощников ^{[6, с. 781]}. Старостами в Нальчикском военном поселении (как и в других) были унтер-офицеры: Александр Чепурин, Яков Алексеев и другие ^{[16, л. 56]}.

Поселяне или их представители принимали участие в решении многих важных вопросов жизни поселения – в распределении земли, отдаче на откуп принадлежавшей поселению мельницы или права торговли в поселении ^{[29, л. 14; 31, л. 4-4 об.]}. Но во всех случаях решение принималось в присутствии смотрителя поселения либо утверждалось им. В поселении было 2 «общественных магазина», где хранились запасы зерна на случай неурожая ^{[25, л. 241 об.]}. Из этих же «магазинов» выдавался провиант инвалидам, престарелым, вдовам и сиротам ^{[27, л. 77]}.

Поселяне постоянно соблюдали особые меры предосторожности. Хотя в масштабных военных действиях они не участвовали, но мелкие стычки в окрестностях поселения происходили нередко, и несколько поселян были убиты в окрестностях Нальчикской крепости ^{[32, л. 33, 82]}. Им запрещалось «выходить из селений без оружия» ^{[6, с. 783]}. Поэтому «во время полевых работ и случающихся по хозяйству поездок поселяне бывают всегда с оружием» ^{[25, л. 241]}.

Ночевать в поле во время сельскохозяйственных работ поселяне могли только с разрешения начальства и только группами не менее 10 вооруженных человек ^{[28, л. 13]}. Им также запрещалось «ездить в лес и возвращаться оттуда по одиночке и в особенности вечером» ^{[28, л. 16]}.

Но, несмотря на все опасности, военные поселяне обязаны были «заниматься земледелием, скотоводством и всеми отраслями сельского хозяйства» ^{[6, с. 777]}, для чего их необходимо было обеспечить землей. По закону, на каждую «мужскую душу» поселян на Кавказе положено было отводить по 20 десятин земли ^{[6, с. 774]}, что было в несколько раз больше, чем получали военные поселяне в некоторых других регионах России ^{[13, с. 570]}, но меньше, чем имели казаки многих терских станиц.

Однако допускалось одно исключение: если при штаб-квартирах войск было недостаточно казенной земли, то надел поселян ограничивали «мерою существенной надобности и возможности» ^{[6, с. 774]}. При Нальчикской крепости тоже было недостаточно свободной земли. Для того, чтобы обеспечить хотя бы 40 семей поселян, нужно было бы переселить один кабардинский аул в другое место, а у двух других аулов отобрать часть их земли ^{[12, с. 47-48]}. Но в этот период кабардинцы уже потеряли значительные земельные площади, когда вдоль Терека между станицей Екатериноградской и Владикавказом было основано несколько новых станиц и военных поселений. По этой причине кабардинцы считали «себя стесненными и некоторым образом роптали» ^{[12, с. 45]}.

Видимо, для того, чтобы не усугублять их недовольство, нальчикским поселянам выделили первоначально небольшой участок земли. В 1843 г. в их распоряжении было около 600 десятин земли, включая пахотные земли, сенокосы и огороды ^{[20, л. 2-2 об.]}. То есть на каждую «мужскую душу» (включая детей) приходилось менее 6 десятин земли, что вызывало жалобы поселян. Их поддержал «заведующий» поселением подполковник Алехин, который предлагал, если и не обеспечить поселян дополнительным наделом, то хотя бы предоставить им право «временно пользоваться землею совместно с кабардинцами» ^{[20, л. 2 об.]}. Против этого плана возражал начальник Центра Кавказской линии князь В. С. Голицын, который полагал, что выделенная поселянам земля вполне обеспечивала их потребности, доказательством чего являлись «многочисленные одонья старого хлеба на гумнах» ^{[20, л. 4]}.

Однако площадь земли, которой располагали поселяне, все же была увеличена в последующие годы почти до 800 десятин, хотя и это было значительно меньше узаконенного надела ^{[27, л. 81]}. Но эта земля не принадлежала жителям поселения, у которых существовала очень оригинальная система землепользования. Землю им выделял «народный кабардинский депутат». В 1848 г. этим «депутатом» был подпоручик Тамбиев. Весной он по предписанию начальника центра Кавказской линии должен был «отвести для поселян под посев ярового хлеба, необходимое количество земли» ^{[28, л. 5]}. Смотритель Нальчикского военного поселения вместе с Тамбиевым и с «выбранными от общества поселянами ездил для принятия означенным поселянам под распашку для посева ярового хлеба собственного и общественного участка земли по примеру прежних годов…» ^{[28, л. 8-8 об.]}. Кроме того, тот же «депутат» выделял им особый участок земли под сенокос ^{[28, л. 17-18]}. То есть они все же, видимо, пользовались землей совместно с кабардинцами. И на этом основании «депутат» пытался контролировать хозяйственную деятельность поселян, он «требовал даже от сельского приказа отчета о заготовленном поселянами сене и вмешался в расчеты относительно разделения между поселянами пахотной земли» ^{[27, л. 82 об.]}, что, естественное, вызвало возмущение командира Кубанского егерского полка.

Жалобы поселян на нехватку земли продолжались и в последующие годы, и разногласия военного командования по этому поводу сохранялись. Выдвигались различные проекты по улучшению хозяйства и быта поселян ^[27]. В последний период существования поселения его жители пользовались значительно бóльшим, чем первоначально, земельным участком: 1418 десятин их земли должны было после их переселения отойти кабардинцам, не считая той земли, которая оставалась расквартированным в Нальчикской крепости военным частям ^{[7, с. 753]}.

Поселяне жаловались не только на недостаток земли, но и на кабардинцев соседних аулов, которые «нагоняют в значительном числе отары овец и пасут их без всякой предосторожности, от чего не только портят сенные стога но и зимовой хлеб, пустивший от себя уже отростки» ^{[7, л. 77]}

Ввиду недостатка земли поселяне пахали несколько лет подряд один и тот же участок, не давая земле отдыха. Сохранить плодородие они пытались, чередуя посевы различных культур ^{[27, л. 77]}. Однако после нескольких лет непрерывной обработки земля «ни к какому роду посева хлеба уже до времени не годилась. Но таковых участков земли оставалось всегда мало» ^{[27, л. 81 об.]}.

Для пахоты поселяне использовали обычный для равнинной части Северного Кавказа тяжелый плуг: «…употребляется ими на один плуг 4 пары волов» ^{[27, л. 59 об., 79 об.]}. Однако только у нескольких поселян было столько скота, поэтому большинству, видимо, приходилось «спрягаться», т.е. объединять свой скот и свои усилия для пахоты.

При проведении сельскохозяйственных работ поселяне сотрудничали не только друг с другом, но и со своими соседями-кабардинцами: «Некоторые из поселян Нальчикского селения не имеющие в достаточном числе рабочего скота для распашки земли берут таковой от туземцев ближайших аулов с уступкою им небольшого участка» засеянной земли ^{[28, л. 20]}.

Основными зерновыми культурами нальчикских поселян были озимые пшеница и рожь. В 1847-48 г. пшеницей было занято 109 десятин, а озимой рожью – 72 десятины. Урожай ржи составил почти сам-5 (т.е. собрали в 5 раз больше зерна, чем посеяли), урожай пшеницы был ниже – сам-3,4 ^{[25, л. 256 об.]}. Однако качество зерна, получаемого нальчикскими поселянами было хуже, чем у привозимого с «Линии», т.е. из станиц по Тереку и Малке ^{[16, л.55 об.]}. Для помола зерна у поселян была своя мельница. Они «по общему согласию» избирали одного из поселян для присмотра и починки ее с платою ему по 10 рублей в месяц ^{[16, л. 2]}, а в 1848 г. ее отдали на откуп ^{[31, л. 4-4 об.]}, но это были уже последние годы существования поселения.

Просом весной 1848 г. засеяли 60 десятин земли, но оно почти не дало урожая. Все остальные сельскохозяйственные культуры занимали значительно меньшие площади. Среди них были ячмень, гречиха, овес, горох, лен и конопля ^{[25, л. 256 об.-257]}, из которой изготавливали пеньку и конопляное масло ^{[25, л. 241 об.]}. Кроме того, поселяне выращивали картофель, капусту ^{[25, л. 240]}, но, видимо, и другие овощные культуры, потому что у каждого из них был свой огород недалеко от поселения ^{[18, л. 36-48]}. Обычный урожай картофеля составлял сам 8-9, плохой – сам 2-3.

Начальник Центра Кавказской линии князь В. С. Голицын пытался приобщить поселян к садоводству. По его инициативе в 1844 г. каждый из них посадил по 105 фруктовых деревьев – всего более 5 тысяч. Садовник князя привил эти деревья черенками лучших плодовых сортов ^{[22, л. 2-2 об., 13]}. Так появился «общественный сад» Нальчикского военного поселения. Трое сыновей поселян должны были обучаться садоводству ^{[21, л. 2; 22, л. 21 об., 30 об.]}.

Однако князь Голицын вскоре покинул Нальчикскую крепость, и «общественный сад» военного поселения пришел в полный упадок. Часть деревьев засохла, часть была повреждена скотом, часть пропала. Сами поселяне объясняли эту неудачу каменистым грунтом, а также тем, что они не разбирались в садоводстве ^{[22, л. 13 об.]}. Служившие в Нальчикской крепости офицеры и следователь, проводивший проверку этого случая, отмечали, что поселяне неохотно занимались садоводством, считая, что оно отвлекает их от хлебопашества, которое было для них важнейшей отраслью хозяйства ^{[22, л. 8 об., 9, 38 об.]}. Однако в то же самое время, когда пропадал «общественный сад», рядом с домами некоторых поселян появились собственные маленькие садики, т.е. садоводство не было им совсем уж чуждо. При этом сами поселяне объясняли, что фруктовые деревья не были пересажены из «общественного сада», а были разведены самостоятельно ^{[22, л. 13 об.]}. Так или иначе, но инициатива князя В. С. Голицына, все же, пробудила в поселянах интерес к садоводству.

Важной для поселян отраслью хозяйства было скотоводство. Особое значение для них имел крупный рогатый скот. Поскольку в плуг запрягали волов, то их количеством определялось благосостояние поселян. Хотя все поселяне получили одинаковое пособие от казны на обзаведение хозяйством, но уже несколько лет спустя рабочий скот между ними был распределен неравномерно. Например, в 1843 г. у Александра Чепурина и Тимофея Егорова было по 8 рабочих волов (4 пары), чего было достаточно для одного плуга. В то же время у Лаврентия Никитина была только одна пара волов. Большинство поселян имели по 2 или 3 пары ^{[18, л. 36-48]}.

На 1 февраля 1846 г. в Нальчикском военном поселении было 126 пар рабочих волов, т.е. в среднем примерно по 2,5 пары на каждое хозяйство. Общая численность крупного рогатого скота достигала 828 голов ^{[15, л. 3]}. Однако падеж скота привел в последующие годы к сокращению его численности ^{[27, л. 32]}. В 1848 г. у поселян было только 111 пар рабочих волов при общей численности крупного рогатого скота 550 голов ^{[25, л. 259]}, что в полтора раза меньше, чем было всего двумя годами ранее.

Для успешного развития скотоводства препятствием служил также недостаток пастбищ. Как писали очевидцы, все пастбища в окрестностях Нальчика «принадлежат Кабардинским владельцам и поселяне, за черту отводимой им земли, не могут выпустить и одной скотины…» ^{[27, л.58 об., 79]}.

В то же время у поселян были большие сенокосные участки, часть из них они даже отдавали в аренду отставным солдатам, жившим при Нальчикской крепости. И в те годы, когда были плохие сенокосы, поселяне не только обеспечивали себя сеном, но и продавали «немалое количество сена самим даже кабардинцам» ^{[20, л. 4]}.

Поселяне разводили крупный рогатый скот той же породы, что и их соседи-кабардинцы: «К размножению скотовод­ства из лучших пород, как-то: черноморского и ногай­ского скота – поселянами были принимаемы деятельные меры, но оные не осуществились: ни та, ни другая по­рода скота здешнего климата не выдерживает; поэтому поселяне преимущественно разводят у себя рогатый скот, из породы туземной или кабардинской» ^{[23, л. 3]}.

Как отмечали наблюдатели, скот этой породы «при хорошем продовольствии и присмотре так же, как и ногайский, к работе способен и к размножению выгоден» ^{[25, л. 240 об.]}.

Не только порода скота была заимствована поселянами у кабардинцев, но и их пастухами иногда были кабардинцы. В 1848 г. «по наступлении весеннего времени, общество поселян наняло пастуха из Вольного аула для пастьбы рогатого скота» ^{[28, л. 10]}.

Другие виды скота – лошади, козы, овцы – играли значительно меньшую роль в хозяйстве поселян. В 1846 г. у них было только 28 лошадей, 28 овец и 15 коз. К 1848 г. осталось 19 лошадей, а коз и овец совсем не было. Большее значение имело разведение свиней. В 1846 г. их было 208, в 1848 – 221 ^{[15, л. 3; 25, л. 259]}.

Излишки произведенной сельскохозяйственной продукции поселяне продавали. На Нальчикском базаре и в своем поселении они продавали зерно, муку, домашнюю птицу и свинину, а покупали или выменивали у жителей соседних аулов «бараньи овчины и курпеи». Кроме того поселяне покупали все нужное для себя в лавках, расположенных рядом с крепостью «на форштате», а также ездили на ярмарки в Пятигорск и Георгиевск. Однако они не возили туда зерно на продажу – В Нальчике цены на него были выше ^{[27, л. 29]}. В 1848 г. поселяне даже поставили собственные весы на базаре Нальчикского форштата для взвешивания зерна ^{[27, л. 29 об.]}.

В самом поселении лавок не было, хотя там продавались вино, продукты и другие необходимые товары. Право торговли поселяне отдавали на откуп ^{[25, л. 241-241 об.]}. Так, в 1848 г. «выборные от общества военных поселян Нальчикского селения староста и депутаты» в присутствии начальника и смотрителя этого поселения выдали одоевскому мещанину П.Н. Выголеву разрешение на «продажу разных продуктов и припасов как то мяса, сала, рыбы, уксусу, свеч, мыла, гвоздей и других хозяйственных потребностей, нужных в домашнем быту, – равно водки и виноградного вина на общих постановлениях Кавказского края» ^{[29, л. 14]}. За это он должен был уплатить 310 рублей серебром (за год) в «общественную сумму» военного поселения. Договор предусматривал также, что все товары должны были «быть хорошей доброты и качества, надлежащей меры и веса», а также, что торговля могла идти только на наличные деньги, в долг поселянам нельзя было ничего давать, и в залог у них запрещалось что бы то ни было брать ^{[29, л. 14-14 об.]}. Подобные договоры заключались и в другие годы с другими торговцами.

Материальная культура поселян определялась отчасти их статусом, отчасти условиями их жизни. Нальчикское военное поселение так же, как и станицы и многие села Северного Кавказа, было укреплено: «Для безопасности и обороны селение окопано канавою шириною в 5 аршин, а глубиною в одну с небольшим сажень и огорожено вокруг довольно прочным пополам с колючкою плетнем…» ^{[25, л. 241]}. Ограда и ров должны были защитить поселение от нападений, хотя за все время существования поселения ни одной попытки захватить его не было. Не только собственные укрепления, но и находившаяся рядом Нальчикская крепость обеспечивали его надежную защиту.

О планировке Нальчикского военного поселения точных сведений не сохранилось. Известно только, что ее, как и планировку других военных поселений на Кавказе, определял Командир отдельного Кавказского корпуса ^{[6, с. 771-772]}. Скорее всего, это была правильная уличная или улично-квартальная планировка. Для каждой семьи в военных поселениях полагалось построить «дом с сараем для помещения скота и разных хозяйственных принадлежностей» ^{[6, с. 774]}.

Все дома поселян были построены из дерева. Однако в первой половине XIX в. в окрестностях Нальчика оставалось мало лесов: «весь удобный к употреблению лес давно вырублен, а уцелел только по крутым косогорьям глубочайших оврагов», откуда его с трудом приходилось доставать ^{[27, л. 79 об.-80]}. Для строительства своих домов поселяне использовали не бревна, а брусья «толщиною не более 3-х вершков», т.е. 13-14 см. Дома из брусьев строились во многих станицах и русских селах Северного Кавказа. Снаружи и изнутри их обмазывали глиной. Видимо, такой же способ применялся и в Нальчикском военном поселении.

Планировка жилых домов в военных поселениях также определялась свыше, их постройкой должны были руководить «знающие офицеры» ^{[6, с. 774-775]}. Почти все дома в Нальчикском военном поселении имели одинаковую планировку. Они состояли из двух комнат, сеней и кладовки или чулана ^{[18, л. 36-48]}. Жилища такого типа имели зажиточные крестьяне и казаки. Поселяне могли их построить благодаря пособию от казны. Только у трех поселян в 1843 г. вместо такого дома были турлучные (т.е. из плетня, обмазанного глиной) кухни с сенями. Возможно, что они еще не успели построить полноценные дома.

Размер и состав семьи поселян отличался от семей других групп населения. Поселяне по 15-20 лет прослужили в армии. Все это время большинство из них было оторвано от своих семей, и воссоединилось с ними уже в Нальчикском военном поселении. Поэтому среди поселян было много бездетных или имевших только по одному ребенку. Средний размер семьи в поселении был меньше, чем у крестьян или казаков. В 1843 г. Нальчикское военное поселение состояло из 54 домохозяйств и 208 человек ^{[18, л. 36-48]}, т.е. одно домохозяйство в среднем насчитывало только 3,9 человек. В последующие годы, когда численность жителей поселения увеличилась, когда дети поселян создали свои семьи, увеличился и средний размер семьи.

Одиноких людей среди поселян почти не было – в 1843 г. таких было только трое. Самым распространенным типом семьи в поселении была малая или нуклеарная семья, состоявшая из брачной пары с детьми или воспитанниками (неженатыми и незамужними). Таких семей в 1843 г. было 22. Значительно меньше было бездетных пар – 13. Было также 10 семей, в которых взрослый женатый сын со своими детьми или без детей жил вместе с родителями. Были только две семьи, каждая из которых состояла из двух женатых братьев, живших вместе с родителями. Другие варианты структуры семьи были редкостью.

Главами семей, как правило, были мужчины, но иногда вдова, имевшая маленьких детей, возглавляла семью. В 1846 г. в поселении было 2 таких семьи, в 1848 г. – 3 ^{[15, л. 4 об.; 25, л. 307]}. Во многих семьях были дети, «принятые на воспитание». В 1846 г. было 14 таких воспитанников – 10 мальчиков и 4 девочки ^{[15, л. 6]}.

Вступать в брак поселяне могли только с разрешения начальства. Они обращались к смотрителю поселения, тот – к командиру своего полка, а он – еще выше по инстанциям ^{[24, л. 22, 54, 61 и др.; 33, л. 8, 12, 13 и др.]}. Когда разрешение было получено, командир полка давал распоряжение полковому священнику обвенчать поселян ^{[24, л. 4, 9, 17, и др.; 32, л. 34; 33, л. 10, 14, 17]}. Полковой священник докладывал командиру полка о венчании. Только в последние годы существования поселения в нем появились собственные священники, которые проводили все положенные религиозные обряды (венчание, крещение и др.) в церкви Архистратига Михаила. Смотритель военного поселения докладывал командиру полка о рождении детей у поселян и о смерти поселян ^{[24, л. 57, 72, 74 и др.; 33, л. . 1-3, 20, 27 и др.]}.

Поселяне женились на поселянках ^{[24, л. 12, 54; 33, л. 23, 25]}, а также на дочерях и вдовах рядовых и унтер-офицеров, в том числе отставных, которые жили при Нальчикской крепости. Поселянки выходили замуж за «нижних чинов» и их сыновей ^{[24, л. 90, 113, 124; 32, л. 33-34; 33, л. 8, 12 и др.]}. В нескольких случаях поселяне женились на девушках-казачках ^{[24, л. 17, 19, 99, 113, 134]}.

О свадебных обычаях и обрядах поселян известно немногое. Невестам (в случае первого брака) было от 17 до 19 лет, женихи обычно были на несколько лет старше ^{[24, л. 8, 9, 54; 33, л. 8, 12, 14 и др.]}. Есть сведения о приданом, которое один поселянин дал за своей дочерью. Оно было немалым: лошадь с упряжью, корова, загон пшеницы и одежда для невесты на 40 рублей серебром (не считая того, что новобрачные первое время должны были жить в доме отца жены) ^{[33, л. 29]}.

Воспитание детей в поселении тоже имело свои особенности. В 1848 г. было принято постановление о том, чтобы все сыновья военных поселян, начиная с 7-8 лет, обязательно учились в школе. В то время, когда большинство крестьян и казаков оставались неграмотными, поселяне должны были получать образование. Их полагалось учить «чтению, чистописанию, катехизису, первым четырем правилам арифметики», как и других школьников, но также и «фронту, выправке и маршировке» ^{[30, л. 36 об.]}. Подобные образовательные программы действовали для военных поселян и в других регионах страны ^{[3, №4, с. 44]}. Школа должна была не только дать им основы знаний по нескольким предметам, но и готовить их к будущей военной службе, а также к хозяйственной деятельности и предупреждать «невыгодные последствия безнравственности и праздной жизни молодых людей» ^{[30, л. 35]}

«Сыновья военных поселян, рожденные до поступления их на службу» тоже становились военными поселянами, пользовались всеми их правами и исполняли все их обязанности ^{[6, с.778]}. Те же сыновья, которые родились уже во время военной службы отца, став взрослыми, должны были отслужить 15 лет в отдельном Кавказском корпусе и только после этого возвращались в поселение. Исключение делалось для одного из сыновей, который оставался с родителями ^{[6, с. 779]}.

В 1850 г. Нальчикское военное поселение было упразднено. Поселяне были зачислены в состав казачества. Из 54 семей (147 душ м.п.) 42 семьи переселялись в станицы Волжского полка, 3 семьи – в станицы Горского полка, поселяне из 9 семей были уволены в отставку ^{[7, с. 752]}. Часть военных поселян из Нальчика переселилась в станицу Зольскую ^{[14, с. 114-119]}. В метрической книге церкви Архистратига Михаила последние записи, касающиеся военных поселян, датированы маем 1851 г. ^{[35, л. 49 об.-50]}. Летом того же года они, видимо, переселились на новые места.

Одной из главных особенностей повседневной жизни Нальчикского военного поселения была ее военизация, которая на Кавказе усугублялась опасностями военного времени. Поселяне сохраняли оружие и должны были при необходимости защищать свое поселение, хотя такая необходимость ни разу не возникла. Поселение было укреплено, жители не могли покидать его безоружными. Их сыновья с детства обучались стрельбе и должны были, вырастая, становиться солдатами или военными поселянами.

Второй особенностью, связанной с первой, была жесткая регламентация повседневной жизни поселян. Они подчинялись смотрителю-офицеру, а он, в свою очередь – командиру полка и Начальнику Центра Кавказской линии. От военачальников разного уровня зависели не только хозяйственная деятельность, планировка поселения и жилища, но их разрешение было необходимо поселянам даже при заключении брака. Но для бывших солдат жесткий контроль со стороны начальства был, видимо, приличным. Поселяне достаточно успешно занимались сельским хозяйством. Они применяли примерно те же способы обработки земли, возделывали тот же ассортимент сельскохозяйственных культур, что и казаки и русские крестьяне Северного Кавказа. Большую помощь поселянам в развитии их хозяйства и материальной культуры оказало полученное ими от казны пособие.

Важной особенностью повседневной жизни поселян являлись их тесные, несмотря на продолжавшуюся Кавказскую войну, связи с народами Кавказа, особенно с кабардинцами. «Народный кабардинский депутат» выделял поселянам землю для посева и сенокоса. Поселяне не только торговали с кабардинцами, но и получали от них рабочих волов на время пахоты в обмен на часть своей земли. Поселяне разводили скот кабардинской породы, пастухами у них были кабардинцы. С другими народами региона поселяне могли встречаться на базарах и ярмарках или во время праздников, проводимых в Нальчикской крепости ^{[8, с. 55]}, но более подробных сведений об этом нет.

В том, что касается отношений с соседними народами, военные поселяне напоминали казачество Северного Кавказа. Кроме того, поселяне так же, как и казаки, сочетали военную службу с занятием сельским хозяйством. По некоторым показателям уровня жизни (количеству крупного рогатого скота в расчете на одно хозяйство, размеру жилища) поселяни могли соперничать с казаками. Не только жители Нальчикского, но и других военных поселений на Кавказе были зачислены в казачье войско, явившись одним из важных источников формирования терского казачества.