Состояние криминологии на рубеже 1920–1930 гг.

Ульянов Михаил Владимирович кандидат юридических наук ведущий научный сотрудник НИИ Университета прокуратуры Российской Федерации 123022, Россия, г. Москва, ул. 2-я Звенигородская, 15 Ul'yanov Mikhail Vladimirovich PhD in Law Senior Research Associate, National Research Institute of the University of Prosecutor’s Office of the Russian Federation 123022, Russia, Moscow, 2nd zvenigorodskaya str., 15 m.ulyanov2@yandex.ru Другие публикации этого автора

В начале 2018 г. криминология, ранее выведенная из разряда обязательной к изучению дисциплины, была включена в структуру федерального государственного образовательного стандарта высшего образования по направлению подготовки 40.03.01 «Юриспруденция» ^[1]. В этой связи вполне актуальным представляется исторический анализ развития криминологии. Тем более что современными учеными высоко оцениваются перспективы использования прикладных криминологических исследований, направленных на разработку научно обоснованных предложений по оптимизации основных направлений и способов противодействия преступности ^[16].

При изучении этапов развития отечественной криминологии традиционно выделяют период 20-х–начала 30 гг. XX в., характеризующийся экспериментами в области исследования преступности и преступников представителями разных отраслей знания.

Данный отрезок времени выделен уже в первом учебнике «Советская криминология» (1966 г.). По мнению автора исторического очерка учебника профессора А.А. Герцензона, участника тех событий, в 1930-е г. криминологические исследования в СССР пошли на убыль. В первую очередь, это было связано с критикой деятельности Государственного института по изучению преступности и преступника, которая привела к его реорганизации. Определяющее значение при этом имел диспут об изучении преступности, организованный в 1929 г. секцией права и государства Коммунистической академии, показавший, что главным недостатком в работе советских криминологов той поры являлось изучение преступников и преступности с позиций буржуазных биопсихологических и биосоциологических концепций ^{[20, c. 26–27]}.

Наиболее полным отечественным исследованием данного периода до сих пор остается диссертация Л.В. Ильиной «Развитие криминологических исследований в СССР (20–30-е годы)», изданная в 1970 г. под научным руководством А.А. Герцензона. В работе указывалось, что резкая критика, развернувшаяся в 30-е годы, привела к почти полному свертыванию криминологических исследований ^{[10, c. 268]}.

В 1960–1970е годы было опубликовано несколько иностранных работ, касающихся различных аспектов развития советской криминологии ^{[24, 26, 27]}.

В статье Л. Шелли (Louise Shelley) с «говорящим» названием «Советская криминология: ее рождение и гибель, 1917–1936» ключевым событием, изменившим курс ранней советской криминологии, также назван диспут к вопросу об изучении преступности 1929 г. Причем решающее влияние на характер и итоги диспута, по мнению исследователя, оказали такие известные деятели как Н.В. Крыленко и Е.Б. Пашуканис ^[25].

Позиция о прекращении криминологических исследований в начале 1930-х г. находит свое отражение в значительном перечне учебной литературы по криминологии.

В качестве исключения можно назвать Курс советской криминологии (1985 г.). Как указывают его авторы, в период с 1931 по 1963 г. проводилась большая работа по изучению состояния преступности, обобщению судебной практики и составлению обзоров о движении преступности и изменениях в ее характере. Были изданы сборники, посвященные проблемам уголовной политики, учебники по уголовной статистике, криминалистике, исправительно-трудовому праву, монографии о преступности и репрессиях в капиталистических странах, опубликован ряд докладов и статей об имущественных преступлениях, хулиганстве, преступлениях против личности, совершенных несовершеннолетними. Ссылаясь на это, авторы заключают, что «вряд ли можно признать абсолютно бесспорным мнение о том, что с реорганизацией Государственного института по изучению преступности и преступника в стране якобы вовсе прекратились криминологические исследования. Но вместе с тем нельзя не отметить, что, начиная примерно с 1937 года, в научных исследованиях стала преобладать юридическая проблематика» ^{[14, c. 75–77]}.

Причину количественного снижения (в некоторых источниках – прекращения) криминологических исследований в 1930-е г. традиционно усматривают в критике неоломброзианских концепций, преобладающих в криминологических исследованиях тех лет, и последовавшей реорганизации Государственного института по изучению преступности и преступника в 1931 г. Однако ключевые процессы, связанные с внутриведомственными интересами и борьбой за доминирование на идеологическом поле, которые непосредственно оказали воздействие на развитие научного поиска, зачастую не находят достаточного освещения в научной и учебной литературе.

В результате большого интереса ученых к вопросам изучения преступности в июле 1925 г. по инициативе Главного управления местами заключения (ГУМЗ) НКВД РСФСР создается Государственный институт по изучению преступности и преступника при НКВД РСФСР. Председателем Института становится начальник ГУМЗа Е.Г. Ширвиндт, он же входит в состав Совета Института. Помимо него в Совет входят представители еще трех ведомств: Н.Н. Спасокукоцкий от Народного комиссариата здравоохранения РСФСР, Ф.К. Траскович от Народного комиссариата юстиции РСФСР, П.И. Карпов от Народного комиссариата просвещения. В состав Совета также включен один из ведущих профессоров Института М.Н. Гернет.

Амбиции создателей Института были нацелены на создание фактически единого центра изучения преступности в стране, который объединит в себе совершенно разных специалистов. Данной цели послужило включение в структуру Института уже существовавших на тот момент так называемых кабинетов по изучению преступности в качестве филиалов. Этим же обстоятельством была обусловлена структура нового учреждения, состоявшего из четырех секций: социально-экономической, пенитенциарной, биопсихологической и криминалистической.

В октябре 1925 г. Институт принят на государственный бюджет. Организаторам удалось добиться денежных средств и на содержание филиалов Института – кабинетов по изучению преступности в Москве, Ленинграде, Саратове и Ростове-на-Дону.

Кроме того, в октябре того же года было реорганизовано одно из московских мест заключения в Экспериментальное пенитенциарное отделение Государственного института по изучению преступности и преступника, который с кабинетом Москвы расположились в Ивановском переулке в помещениях, ранее принадлежавших Ивановской обители.

К работе Института было решено привлечь научные организации Наркомздрава и Наркомпроса. В частности, Институт судебной экспертизы им. Сербского, Биохимический институт, Антропологический и Психологический институт, Педологическую школу и санаторий, Институт педологии и дефектологии, Научный кабинет по изучению преступника Мосздрава и др. ^{[2, 21]} У истоков создания Института стояли известные сейчас ученые-правоведы М.Н. Гернет, A.Н. Трайнин, A.А. Пионтковский, М.М. Исаев, А.А. Герцензон, психиатры Ю.Ю. Бехтерев, Е.К. Краснушкин, П.Б. Ганнушкин и другие.

Несмотря на то что за недолгий период существования Институтом был собран огромный эмпирический материал, выпущено множество статей и докладов по разным аспектам изучения преступности, стоит согласиться с мнением Л.В. Ильиной о том, что уже сама попытка объединения в одном учреждении научных и практических интересов различных по своим задачам и характеру деятельности наркоматов была неудачной. Это неизбежно привело к эклектике в выборе тем и разрешении теоретических вопросов ^{[10, c. 203]}.

Такая ситуация впоследствии была успешно использована для критики деятельности учреждения, небольшой отрезок существования которого характеризуется противоборством руководителя ГУМЗ НКВД Е.Г. Ширвиндта и сотрудников Института, с одной стороны, и Н.В. Крыленко, занимавшего ключевые позиции в Народном комиссариате юстиции РСФСР, и ученых Коммунистической академии – с другой.

По самым актуальным для того времени вопросам участники событий занимали принципиально противоположные позиции. Е.Г. Ширвиндт в целом критиковал подходы Н.В. Крыленко и его понимание законности при обсуждении вопросов советской судебно-карательной политики ^[23].

Нагнетание конфронтации между противоборствующими сторонами происходило по нескольким направлениям. Одним из камней преткновения стала работа над проектом Уголовного кодекса, которая велась с 1928 г. представителями как НКВД, так и НКЮ. Уже само начало работы сопровождалось взаимными претензиями.

19 ноября 1928 г. Е.Г. Ширвиндт выступил на пленарном заседании Института с докладом «Основные принципы для разработки Государственным Институтом по изучению преступности и преступника проекта Уголовного Кодекса», тезисы которого были обсуждены и приняты за основу. После внесения правок Совет Института должен был утвердить тезисы в окончательном виде ^{[8, 108–109]}.

Однако в это же время Н.В. Крыленко (в 1928 г. старший помощник Прокурора РСФСР) публикует свои тезисы о реформе Уголовного кодекса, после чего выступает в Коммунистической академии с докладом на тему «Основы пересмотра Уголовного кодекса РСФСР». В прениях по докладу выступают ученые Коммунистической академии Е.Б. Пашуканис, С.Я. Булатов, А.Я. Эстрин, который, среди прочего, делает интересное замечание о том, что считает устаревшим разделение органов, «ведающих репрессией», на НКЮ и НКВД, что не позволяет «построить хороший кодекс и хорошо проводить его на практике» ^[12].

Совещание руководящих работников юстиции и коллегии НКЮ утверждает тезисы Н.В. Крыленко, которые публикуются в открытой печати. В связи с этим представитель НКЮ в Совете Института Ф.К. Траскович выступает против принятия тезисов Е.Г. Ширвиндта и предлагает их пересмотреть.

Сложившаяся ситуация требовала разрешения, и 11 января 1929 г. Институтом созывается пленарное заседание для обсуждения вопросов реформы УК РСФСР на основе тезисов и Е.Г. Ширвиндта и Н.В. Крыленко, которые участвуют в дискуссии. Не вдаваясь в детали, необходимо отметить, что позиция Н.В. Крыленко подверглась резкой критике со стороны сотрудников Института, которые не стеснялись в иронических замечаниях в его адрес^{[8, с. 108–109]}.

По итогам заседания тезисы Е.Г. Ширвиндта были приняты в качестве основы для работы Института по составлению проекта Уголовного кодекса, создана соответствующая комиссия, которая приступила к работе.

После этого в январе-феврале 1929 г. в первом номере журнала «Революция права» появляется известная статья С.Я. Булатова «Возрождение Ломброзо в советской криминологии», подстегнувшая критику методов изучения преступности, используемых учеными Института ^[3]. Свое внимание автор сконцентрировал на деятельности Московского кабинета по изучению личности преступника и преступности в части исследований личности преступника с антропологических позиций. Анализу подверглись подходы психиатров А.М. Раппопорта и Е.К. Краснушкина, предлагавших, в частности, классификацию преступников на циклотимиков, шизотимиков и эпилептотимиков. В статье упоминается и правовед А.А. Герцензон, который, по мнению автора, поддерживает точку зрения о необходимости амбулаторного исследования преступников врачами-психиатрами.

Нужно оговориться, что борьба с неоломброзианством в 1920–1930-е г. имела под собой действительно серьезные основания, а критика во многом была справедливой. Подробно данный вопрос анализируется в уже упомянутом диссертационном исследовании Л.В. Ильиной.

После публикации статьи С.Я. Булатова в секции общей теории права и государства Коммунистической академии организовывается ее обсуждение – диспут к вопросу об изучении преступности в СССР. Мероприятие проводится под председательством Е.Б. Пашуканиса с участием представителей Института. В процессе обсуждения критике подвергаются уже не только психиатры Московского кабинета, но и правоведы за использование позитивного метода ^{[15, с. 52–65]} при изучении преступности. Пристальное внимание уделено профессору М.Н. Гернету. В процессе обсуждения Е.Г. Ширвиндт, осознавая обоснованность многих аргументов, занимает скорее оборонительную позицию. «Отрицая совершенно всякие попытки объяснения явления преступности из самой личности преступника, – отмечает он, – мы врачам-психиатрам отводим преимущественно место в выработке более целесообразных мер социальной защиты медицинского характера, к числу которых мы относим и метод принудительного лечения, который у нас совершенно не разработан» ^{[9, с. 56–57]}.

Аргументы участников противостояния все больше приобретают идеологическую окраску. Уже во вступительном слове к диспуту А.Я. Эстрин указал, что «не так-то легко понять, на что рассчитывают люди, пытающиеся строить в Советском государстве изучение преступности на основе такого подхода. Во всяком случае, этому подходу должен быть дан решительный отпор, особенно имея в виду факт некоторого «оживления» буржуазной идеологии в отдельных группах профессуры» ^{[9, c. 48]}.

С этих же позиций анализируются теоретические работы ученых Института. Например, в 1930 г. в своей статье Н.В. Крыленко, который в это время занимает уже должность заместителя народного комиссара юстиции – Прокурора РСФСР, подвергает разгромной критике книгу А.А. Пионтковского «Вопросы уголовного права в сочинениях Ленина», противопоставляя позицию автора позиции Коммунистической академии и обвиняя его в квазимарксистской постановке вопроса о существе уголовного права ^[13].

В том же году после издания проекта Уголовного кодекса, подготовленного комиссией Института, Н.В. Крыленко публикует резкое письмо в журнале Коммунистической академии, в котором пишет, что полностью разделяет критику данного проекта. По его мнению, Е.Г. Ширвиндт используется буржуазной профессурой для борьбы с Коммунистической академией» ^[11].

Одновременно с этим на страницах официального издания НКЮ «Советская юстиция» публикуется серия статей, посвященных необходимости ликвидации НКВД, вобравшего в себя массу разнородных полномочий ^{[5, 19, 22]}.

В частности, оценивается эффективность работы ключевых подразделений – управлений мест заключения, милиции и коммунального хозяйства. Особенно острой критике подвергается ГУМЗ. Не остается без внимания и активность руководителя ГУМЗа Е.Г. Ширвиндта в сфере научных изысканий, который предпринимает «несостоятельные попытки вытянуть» научно-исследовательскую работу по изучению преступника и преступности на положение самостоятельной научной дисциплины» ^{[5, c. 7]}.

Точка в межведомственной борьбе ставится в конце 1930 г. Постановлением ЦИК СССР и СНК от 15.12.1930 «О ликвидации народных комиссариатов внутренних дел союзных и автономных республик» народные комиссариаты внутренних дел ликвидируются, места заключения, находившиеся в их ведении, передаются в ведение народных комиссариатов юстиции союзных республик (п. 11). Кроме того, на народные комиссариаты юстиции возлагается изучение преступности и разработка методов борьбы с ней, а также передаются учреждения по изучению преступности и преступников (п. 12).

Институт, таким образом, передается в ведение НКЮ. Уже начиная с декабря-января 1930 г. происходят изменения в составе Совета Института. Представителем Наркомюста в Совете становится сам Н.В. Крыленко, меняет своего представителя и Наркомпрос, вводятся два новых члена А.Я. Эстрин от Института советского строительства и права и Челышев от Московского областного суда. Первым шагом Совета нового состава было решение о полной реорганизации Института.

Вот как в это время характеризуется состояние Института в одном из изданий Коммунистической академии: «Организованный в 1925 году Институт являлся и продолжает являться ареной борьбы между различными группами, течениями, школами в уголовном праве. В этом ноевом ковчеге представлены все оттенки мысли, начиная от ярко выраженного антропологического направления, с его реакционными попытками биологизировать общественные явления, в том числе и преступность, и кончая представителями классического и неоклассического мировоззрения в уголовном праве. Почетное место среди этого конгломерата занимает позитивистское течение. … Между представителями различных школок и групп, наличие которых не отрицают и работники Госинститута, идет непрерывно явная и скрытая борьба. К этой теоретической борьбе различных направлений в недрах Института надо прибавить еще ту ведомственную борьбу по некоторым вопросам, которая существовала между НКЮ и НКВД и которая в той или иной форме переносилась в стены Института» ^{[17, с. 155–156]}.

Сначала Е.Г. Ширвиндт становится временно исполняющим должность директора Института. Однако после переломных заседаний Совета Института под председательством Н.В. Крыленко в январе и феврале 1931 г. отказывается от этой должности.

На заседаниях вспоминают и борьбу Института с Н.В. Крыленко в течение предыдущих 6 лет, и отражение в работе Института ведомственных споров НКЮ и НКВД по вопросам уголовной политики. Участники пришли к мнению о необходимости перевести весь Институт на практические рельсы вспомогательного учреждения, исключив излишнюю теоретизацию, которая является прерогативой Коммунистической академии ^[18].

В мае 1931 г. Н.В. Крыленко становится народным комиссаром юстиции. Работа Института меняет свое направление, в 1933 г. он переименовывается в Институт уголовной и исправительно-трудовой политики (с 1936 г. становится Институтом юридических наук).

С.Я. Булатов в своей статье 1935 г., посвященной наркому юстиции, дает следующую оценку данному периоду: «В 1928–1931 гг. Н.В. Крыленко поднимает и возглавляет борьбу за реформу уголовного права, борьбу против всех пережитков буржуазных влияний, против принципа эквивалентности и дозировки репрессий, против формализма и скованности судебного решения. На эту борьбу сильное влияние оказали особые условия того времени, когда шла ломка отношений, сложившихся в первый период новой экономической политики, когда с года великого перелома началась ликвидация кулачества как класса. В этой работе было сделано немало ошибок, критику которых сам Н.В. Крыленко дал и в своем докладе на сессии Института советского строительства и права и в своих последних выступлениях по проекту уголовного кодекса 1934 г.» ^{[4, c. 58]}.

Спустя некоторое время, в 1936 г. Коммунистическая академия была ликвидирована. И Прокурор СССР А.Я. Вышинский подверг уничтожающей критике уже самого Н.В. Крыленко. В 1937 г. в докладе на партийном собрании работников Прокуратуры СССР 3 мая 1937 г. он обвиняет его и Е.Б. Пашуканиса во вредительстве, С.Я. Булатову достается за извращение марксистско-ленинской теории права. Несколько мягче критикуются и Е.Г. Ширвиндт, и А.А. Пионтковский. «А вот вышло так, – говорит Вышинский, – что Пашуканис оказался вредителем, и следовательно он, Ширвиндт, прав. В действительности же, несмотря на то, что Пашуканис – враг, Ширвиндт неправ. Ведь если посмотреть, что предлагал Ширвиндт, то окажется, что и его «программа» не имеет ничего общего с марксизмом. Для доказательства напомню хотя бы о пресловутом проекте Уголовного кодекса Института по изучению преступности, разработанном Спасокукоцким, Трайниным, Пионтковским, под редакцией т. Ширвиндта» ^[6].

Дальнейшая трагическая судьба Н.В. Крыленко, Е.Б. Пашуканиса и Е.Г. Ширвиндта хорошо известна. Что касается ученых, правоведов и психиатров, бывших сотрудников Института, то их труд продолжал оставаться востребованным и в дальнейшем. В качестве примера можно привести активную работу Е.К. Краснушкина и А.Н. Трайнина в работе Нюрнбергского трибунала. В 1948 г. было отмечено Сталинской премией второй степени двухтомное издание М.Н. Гернета «История царской тюрьмы».

В 1944 г. в одной из своих статей А.А. Герцензон, ссылаясь на то, что изучение преступности осуществляется заинтересованными ведомствами разрозненно и носит узко-оперативный характер, высказывает предложение о создании «центрального междуведомственного научно-практического органа, ведающего работами по изучению преступности» с участием НКЮ СССР, НКВД СССР, Прокуратуры СССР и ЦУНХУ СССР ^[7]. Идея создания единого криминологического центра была воплощена уже позднее, в 1960-х годах.

В заключение отметим, что перемены, произошедшие на рубеже 1930-х годов в сфере изучения преступности, были обусловлены целым рядом разных обстоятельств, включая борьбу за лидерство в правоохранительной системе и доминирование в идеологической сфере общества. Лишь отчасти данные разногласия были связаны с разными позициями по поводу методов изучения преступности. Кроме того, преувеличением было бы сказать, что изучение преступности совершенно прекратилось в следующий отрезок времени, который до сих пор представляет большой интерес.