Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Litera
Правильная ссылка на статью:

Жанровый синкретизм в рассказе Ю. М. Нагибина «Огненный протопоп»: к вопросу о лесковской традиции в русской прозе второй половины XX в.

Пахтусова Варвара Николаевна

учитель русского языка и литературы, МШЗД

117648, Россия, Москва, г. Москва, пр-д Сумской, 5, оф. А

Pakhtusova Varvara

Teacher of the Russian Language and Literature at International School of Tomorrow

117648, Russia, Moskva, g. Moscow, pr-d Sumskoi, 5, of. A

liceistka@gmail.com

DOI:

10.25136/2409-8698.2019.2.29956

Дата направления статьи в редакцию:

03-06-2019


Дата публикации:

10-06-2019


Аннотация: Статья посвящена изучению литературной параллели Лесков – Нагибин, не рассматривавшейся в более ранних критических статьях и научных работах, несмотря на всю её очевидность, подтверждающуюся в том числе признаниями самого Нагибина. Творчество двух писателей анализируется в аспекте жанровых традиций. Доказывается, что Нагибин использует лесковские принципы жанрового синкретизма. На примере рассказа Нагибина «Огненный протопоп» показывается, как писатель работает с уже существующей жанровой моделью Лескова, разработанной, в частности, в его повести «Однодум». Методологическую базу данной статьи составляют теоретико-литературоведческие работы М.М. Бахтина, Н.Л. Лейдермана, Н.Д. Тамарченко, Ю.Н. Тынянова, В.Е. Хализева, Л.В. Чернец и других учёных, в чьих трудах на современном уровне рассматриваются проблемы жанра, а также затрагиваются вопросы жанровых традиций. Делается вывод, что Нагибин вслед за Лесковым соединяет в своём произведении черты биографического очерка, фельетона, жития, анекдота. Достаточно последовательно разрабатывая лесковскую жанровую модель и расширяя возможности жанровой формы, Нагибин привносит в неё ряд изменений на уровне жанрового содержания. Проявившийся в текстах Нагибина жанровый синкретизм в целом отражает тенденции, характерные для литературы второй половины XX в., а связь с текстами Лескова позволяет выявить истоки этой традиции в русской литературе и актуальность жанровой модели, основанной на синтезе разных жанровых форм.


Ключевые слова:

жанровые традиции, Нагибин, Лесков, литературная параллель, жанровый анализ, рассказ, повесть, житие, анекдот, фельетон

Abstract: The article is devoted to the literary parallel between Leskov and Nagibin, the topic that has never been viewed before in earlier critical research despite the obvious existence of that parallel which was proved by confessions of Nagibin himself. The creativity of two writers is analyzed by the author of the article from the point of view of genre traditions. They prove that Nagibin often used Leskov's principles of genre syncretism. Based on the analysis of Nagibin's story 'Fiery Protopope', the author demonstrates how the writer worked with Leskov's genre model presented, in particular, in his novel 'One-Track Minded Person'. The methodological basis of the research includes theoretical research of M. Bakhtin, N. Leyderman, N. Tamarchenko, Yu. Tynyanov, V. Khalizev, L. Chernets and other researchers who viewed genre-related issues and touched upon the questions related to genre traditions. The author concludes that just like Leskov, Nagibin's story combined the features of a biographical essay, feuilleton, hagiography, and anecdote. Developing Leskov's genre model and expanding opportunities of the genre form, Nagibin brings a number of changes at the level of the genre content. The genre syncretism shown in Nagibin's texts generally reflects the trends typical for the literature of the second half of the XXth century and the reference to Leskov's texts reveals the sources of this tradition in the Russian literature and importance of the genre model that is based on the synthesis of different genre forms. 


Keywords:

genre traditions, Nagibin, Leskov, literary parallel, genre analysis, short story, novelet, hagiography, anecdote, feuilleton

В творчестве Ю. М. Нагибина, отмеченном многообразием жанровых форм, есть примеры произведений, в которых писатель использует возможности жанрового эксперимента и в рамках одного текста соединяет элементы, свойственные разным жанрам. Подобное явление характеризовало, прежде всего, прозу Н. С. Лескова, жанровый синкретизм был одной из ее доминантных характеристик [1, 12, 14]. Нагибин не скрывал своего интереса к Лескову, которого мог «перечитывать бесконечно» [9]. В статье «О Лескове» Нагибин подчеркивал уникальность лесковского таланта: «...если читатель сумеет побороть внутреннюю суету, сосредоточиться в душевной тишине и по глотку осушить пряный клубок лесковской прозы, он откроет для себя целый мир невиданной красоты, неповторимых образов, сверкающей фантазии, расписной, причудливый мир, где русский дух, безмерный и в радости, и в печали, где Русью пахнет – и сладко, и горько, и нежно, и дымно...» [7, c. 146]. Также Нагибин отмечает жанровую многоликость творчества Лескова и его интерес к жанровым экспериментам, проявившимся в том, что он «насытил мощным драматизмом очерковый рассказ, возвысил рассказ-анекдот, <…> вдохнул новую жизнь в роман-хронику» [7, с. 164], создал первоклассный юмористический рассказ.

Многие исследователи творчества Лескова стремятся постичь суть его жанровых новаций, определить степень трансформации традиционных жанровых структур в прозе писателя, выявить истоки формировании лесковских жанровых моделей. Размышляя о жанровой уникальности лесковской прозы, П. П. Громов и Б. М. Эйхенбаум подчеркивали, что «вещи Лескова часто ставят читателя в тупик при попытке осмыслить жанровую природу. Лесков часто стирает грань между газетной публицистической статьёй, очерком, мемуарами и традиционными формами высокой прозы – повестью, рассказом» [2, c. LXVIII].

О жанровом синкретизме произведений Лескова говорит и В. Ю. Троицкий: «Жанр некоторых произведений Лескова трудно определить, исходя из привычных представлений. Художественные картинки перемежаются в них с этнографическими зарисовками, публицистическими отступлениями, философскими размышлениями» [12, с. 45].

По мнению исследователей творчества Лескова, в его прозе особенно ощутимо влияние таких литературных жанров, как анекдот («Даже его большие произведения представляют собою, собственно говоря, цепь анекдотов, более или менее прямолинейную» [6, с. 145]), новелла («Интерес к исключительным людям и исключительным событиям также сближает творческие установки Лескова с поэтикой и духом новеллы» [1, с. 30]). Троицкий отмечает, что Лесков обращается в своём творчестве к жанрам, «восходящим к фольклору и древней русской литературе: житию, хронике, хождению, видению, сказке, легенде, притче и проч.» [13, с. 406-407].

Хотя вопрос о жанровых новациях Лескова не является ещё окончательно изученным, в этой области накоплен обширный материал. Он и позволяет рассматривать некоторые произведения Нагибина в контексте наследования им жанровых традиций писателя-предшественника.

Несмотря на очевидность параллели Лесков – Нагибин, обусловленную признаниями самого писателя, ни в критике, ни в научных исследованиях она практически не рассматривалась. Косвенная отсылка к Лескову содержится лишь в обзоре творчества Нагибина, написанном С. Самсоновым: «Проза Нагибина – составленная будто из безупречно огранённых “лексических алмазов”, в наилучшем и строгом порядке нанизанных на крепкую, не рвущуюся нить повествования, – соединяет филигранность выделки с глубоким и лёгким дыханием; витиевато, ювелирно сложная, как тонкая работа лесковского Левши, остаётся прозрачной и ясной, легко и свободно читаемой» [11, с. 356]. Указанная особенность творчества Нагибина сближает его не только с лесковским героем, но и с самим Лесковым.

В разные годы Нагибиным создаются совершенно непохожие по своей идейной направленности рассказы и повести, в которых проявляется его интерес к художественной традиции Лескова, к лесковским жанровым экспериментам. Наиболее яркий пример – рассказ Нагибина «Огненный протопоп», в которой оживает жанровая модель, лежащая в основе некоторых произведений Лескова. «Огненный протопоп» Нагибина в жанровом отношении соотносится, прежде всего, с повестью Лескова «Однодум». Нагибин вслед за Лесковым берёт за основу своего произведения структуру биографического очерка, но располагает события из жизни героя не в хронологическом порядке, как это делается в «Однодуме».

Оба произведения сближает очерковая композиция, которая предполагает выстраивание текста не вокруг одной сюжетной линии, а вокруг одной проблемы. Об этом свойстве лесковской прозы упоминает Л. П. Гроссман, характеризуя его как нанизывание «множества деталей, фактов, эпизодов на один идейный стержень» [3, с. 16]. Нагибин в «Огненном протопопе», как Лесков в «Однодуме», разрабатывая один характер, делает акцент не столько на судьбе главного героя, сколько на примечательности тех свойств, которыми он обладает. Лесков в конце произведения сообщает, что его Рыжов становится первым в «розыске “о трёх праведниках”» [5, с. 243], указывая тем самым на главный предмет своего художественного исследования – явление праведничества. Нагибин же сосредоточивает внимание на словесном даре Аввакума («Аввакум узнал, какая великая милость дарована ему Господом Богом: глаголом души опалять…» [8, с. 11]), выводя на первый план в произведении тему творчества. Показательна в этом отношении концовка «Огненного протопопа»: «С этого пустозёрского пламени возжёгся костёр великой русской прозы» [8, с. 27]. Она актуализирует очерковое начало в произведении Нагибина: судьба Аввакума интересует писателя не столько сама по себе, сколько в контексте развития словесного творчества.

Наряду с очерковым началом в жанровой структуре «Огненного протопопа» Нагибина, как и в «Однодуме» Лескова, проявляются черты фельетона, которые обусловлены сатирическим изображением второстепенных персонажей. В этих произведениях многие второстепенные герои представляют власть и в системе персонажей располагаются по принципу иерархии. В «Однодуме» Лескова эту систему персонажей составляют государь, губернатор, городничий, квартальный. И, что свойственно жанру фельетона, социальная иерархия воссоздается средствами сатиры: «Губернаторы сидели на своих центрах, как царьки: доступ к ним был труден, и предстояние им “сопряжено со страхом”, они все норовили говорить “ты”, все им кланялись в пояс, а иные, по усердию, даже земно...» [5, с. 217]. В «Огненном протопопе» эта иерархия отчасти меняется, в неё включены царь, воевода, десятник. Основной задачей Нагибина является не столько сатирическое изображение представителей власти, сколько критическое осмысление социально-политических проблем, позволяющее соотнести прошлое и настоящее: «Почему неправая власть так нуждается даже в мнимом изъявлении покорности, мнимом раскаянии тех, кого считает виновным в тяжких против неё, власти, прегрешениях? Может, потому, что власти нужна не преданность, не союзничество, основанное на единоверии, а только слепое послушание, пусть даже неискреннее, обманное, но полное и безоговорочное, проще – рабье» [8, с. 25-26]). То, с какой тщательностью Нагибин прорисовывает образы второстепенных героев, мотивировано не столько сюжетной необходимостью, сколько желанием включить в текст произведения рассуждения о социальных и политических проблемах современности. Таким образом, фельетонное начало в «Огненном протопопе» проявляется иначе, нежели в лесковском «Однодуме». Нагибин, в отличие от Лескова, использует не основные жанровые возможности фельетона как сатирической формы, а его дополнительные признаки, прежде всего наличие социальной проблематики, которая в «Огненном протопопе» воплощается в авторских отступлениях и риторических вопросах повествователя.

Важную роль в «Огненном протопопе» играют и элементы жанра анекдота. В произведении есть фрагменты, представляющие собой небольшие истории из жизни главных героев, освещаемые в шуточном ключе. В этом также проявляется интерес Нагибина к традиции жанрового синкретизма Лескова. В его «Однодуме» представлен жанр анекдота в эпизоде приезда губернатора, встречая которого, Рыжов попадает в нелепую ситуацию. В «Огненном протопопе» – в эпизоде с исцелением кур от слепоты («Аввакум в сём деле на бога надеялся, да и сам не оплошал. Куров он и святой водицей прыскал, и ладаном обкуривал, аж руку с кадилом заломило, после сколотил из лесин новое корытце для пищи – и перестали слепнуть несушки…» [8, 18]). Анекдотическая составляющая в произведениях Лескова и Нагибина выполняет одну и ту же функцию – раскрытие образа главного героя, причём каждый из писателей, используя жанровые возможности анекдота, стремится высветить не столько исключительное в характере и поступках героя, сколько обычное.

В структуре произведений Лескова и Нагибина – «Однодум» и «Огненный протопоп» – важную роль играют элементы жития. По словам А. В. Растягаева, в древнерусской литературе сосуществовали две основные жанровые формы жития – собственно житие (жизнеописание от рождения и до смерти) и мартирий (свидетельство о мученической смерти святого) [10, с. 26]. Если «Однодум» Лескова строится во многом в соответствии с традицией жития - жизнеописания, то в «Огненном протопопе» соединяются обе жанровые формы. Рассказ Нагибина имеет рамочную композицию, при которой сама «рама» содержит описания готовящейся и осуществляющейся казни Аввакума («Протопоп горел с ног, на низком, вялом пламени. Он стонал, ревел, закидывал косматую пегую голову с жёлто обгорелыми от искр кончиками длинных волос» [8, с. 25]), а композиционный центр произведения – описание всей жизни главного героя.

Нагибин, как и Лесков, обращаясь к жанру жития, решает собственные художественные задачи. Если Лесков при изображении главного героя в «Однодуме» в большей степени использовал традиционные принципы создания образа святого согласно канонам жития, то нагибинское произведение в меньшей степени соотносится с каноническим житием, писатель ставит перед собой цель изобразить, в первую очередь, внутренний мир Аввакума. Но как в «Однодуме» Лескова, так и в «Огненном протопопе» Нагибина отразилась характерная для жанра жития тенденция к беллетризации и слиянию с жанром повести [10, с. 27]. Важно также отметить, что сюжетной основой нагибинского текста стало «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» – произведение, в котором жанровая модель жития представлена в уже преобразованном виде. В то же время Нагибин в «Огненном протопопе» отходит от перволичной формы повествования, что делает его текст более традиционным в аспекте житийного канона.

Оба писателя, экспериментируя с формой произведения, преследуют разные цели. Лесков, привнося элементы жанра жития в повесть «Однодум», стремится решить проблему положительного героя в литературе [10, с. 30], тогда как интерес Нагибина к житийному жанру отражает процесс поисков той жанровой формы, которая наиболее полно раскроет образ незаурядной исторической личности. Так, житийная основа произведения «Огненный протопоп» Нагибина предопределяется, с одной стороны, самим материалом, исследуемым в рассказе, и личностью главного героя, а с другой стороны, интересом писателя к художественным достижениям Лескова. Они оказываются востребованными у Нагибина, поскольку в «Огненном протопопе» писатель обращается к исследованию многих проблем, волновавших и Лескова, в частности, в повести «Однодум».

Таким образом, можно говорить о том, что в рассказе Нагибина «Огненный протопоп» жанровым ориентиром является именно лесковская жанровая модель, основанная на совмещении элементов различных жанров. Но, несмотря на то, что в произведениях «Однодум» и «Огненный протопоп» используются элементы одних и тех же жанров, есть между ними и существенные различия. Нагибин, достаточно последовательно разрабатывая лесковскую жанровую модель и расширяя ее возможности, привносит в неё ряд изменений на уровне жанрового содержания. Это позволяет ему создать не стилизованный под произведения Лескова рассказ, но самостоятельный текст, в котором Нагибин решает разные художественные задачи, в том числе и те, которые актуализируются в прозе второй половины XX в.

В рассказе «Огненный протопоп» Нагибин следует лесковской традиции жанрового синкретизма. Нагибин, творчеству которого жанровая «пестрота» в целом не была свойственна, в отдельных своих произведениях обращается к лесковским принципам работы с разными жанровыми структурами. Использование возможностей жанрового синкретизма помогает Нагибину в «Огненном протопопе» сместить вектор внимания с личности главного героя на вневременную тему творчества, а также провести параллель между прошлым и настоящим временем.

Проявившийся в текстах Нагибина жанровый синкретизм в целом отражает тенденции, характерные для литературы второй половины XX в., когда «процесс жанровых трансформаций становится одной из характерных черт современной жанровой системы» [4, с. 272]. А связь с текстами Лескова позволяет выявить истоки этой традиции в русской литературе и актуальность жанровой модели, основанной на синтезе разных жанровых форм.

Появление у Нагибина произведений, близких по своей структуре к текстам Лескова, позволяет увидеть также близость художественных принципов писателей на определённых этапах их творчества, поскольку структура произведений отражает «эстетические установки автора, его концепцию мира и человека» [4, с. 272].

Библиография
1. Видуэцкая И.П. Николай Семёнович Лесков. М., 2000. 94 с.
2. Громов П.П., Эйхенбаум Б.М. Н. С. Лесков (Очерк творчества) // Лесков Н.С. Собр. соч.: в 11 т. М., 1956. Т. 1. С. V-LX.
3. Гроссман Л.П. Н.С. Лесков. Жизнь. Творчество. Поэтика. М., 1945. 319 с.
4. Звягина М.Ю. Жанровые трансформации в русской прозе второй половины XX – начала XXI в. Астрахань, 2012. 292 с.
5. Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. М., 1957. Т. 6. 686 с.
6. Михайловский Н.К. Отклики: В 2 т. СПб., 1904. Т. 2. С. 432 с.
7. Нагибин Ю.М. Не чужое ремесло. М., 1983. 350 с.
8. Нагибин Ю.М. Собр. соч.: В 11 т. М., 1989. Т. 7. 367 с.
9. Пишите и будьте счастливы! / интервью с Юрием Нагибиным // Книжное обозрение. 1990. №13.
10. Растягаев А.В. «Память жанра» жития в русской литературе конца XVIII – XIX веков // Филологические науки. М., 2006. № 5. С. 26-32.
11. Самсонов С. Наследник по прямой (Юрий Маркович Нагибин (1920-1994)). С. 350-371.
12. Троицкий В.Ю. Лесков-художник. М., 1974. 215 с.
13. Троицкий В.Ю. Творчество Лескова и пути развития русской литературы // Revue des Études Slaves. Paris, 1986. T. 58. Fasc. 3. P. 401-412.
14. Эйхенбаум Б.М. «Чрезмерный» писатель: (К 100-летию рождения Н. Лескова) // О прозе: Сб. ст. Л., 1969. С. 327-345.
References
1. Viduetskaya I.P. Nikolai Semenovich Leskov. M., 2000. 94 s.
2. Gromov P.P., Eikhenbaum B.M. N. S. Leskov (Ocherk tvorchestva) // Leskov N.S. Sobr. soch.: v 11 t. M., 1956. T. 1. S. V-LX.
3. Grossman L.P. N.S. Leskov. Zhizn'. Tvorchestvo. Poetika. M., 1945. 319 s.
4. Zvyagina M.Yu. Zhanrovye transformatsii v russkoi proze vtoroi poloviny XX – nachala XXI v. Astrakhan', 2012. 292 s.
5. Leskov N.S. Sobr. soch.: V 11 t. M., 1957. T. 6. 686 s.
6. Mikhailovskii N.K. Otkliki: V 2 t. SPb., 1904. T. 2. S. 432 s.
7. Nagibin Yu.M. Ne chuzhoe remeslo. M., 1983. 350 s.
8. Nagibin Yu.M. Sobr. soch.: V 11 t. M., 1989. T. 7. 367 s.
9. Pishite i bud'te schastlivy! / interv'yu s Yuriem Nagibinym // Knizhnoe obozrenie. 1990. №13.
10. Rastyagaev A.V. «Pamyat' zhanra» zhitiya v russkoi literature kontsa XVIII – XIX vekov // Filologicheskie nauki. M., 2006. № 5. S. 26-32.
11. Samsonov S. Naslednik po pryamoi (Yurii Markovich Nagibin (1920-1994)). S. 350-371.
12. Troitskii V.Yu. Leskov-khudozhnik. M., 1974. 215 s.
13. Troitskii V.Yu. Tvorchestvo Leskova i puti razvitiya russkoi literatury // Revue des Études Slaves. Paris, 1986. T. 58. Fasc. 3. P. 401-412.
14. Eikhenbaum B.M. «Chrezmernyi» pisatel': (K 100-letiyu rozhdeniya N. Leskova) // O proze: Sb. st. L., 1969. S. 327-345.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования рецензируемой работы касается жанровых приоритетов в прозе Юрия Нагибина. Зачастую жанровый синкретизм в теории литературы объясняется факторами преемственности. Ориентир на схожую мысль допускает и автор данного научного труда. Творчество Ю.М. Нагибина есть некий эксперимент над формой, подобная направленность может быть отмечена и в прозе Николая Лескова. Русская литература конца XIX века – второй половины ХХ фокусом высвечивает конфигурацию приемом претворения авторского замысла, в первую очередь это связано с жанром. Как отмечали М.М. Бахтин, Н.Л. Лейдерман и другие теоретики, жанр есть миромодель, структура, формирующая условную реальность, но жанр также есть способ вероятностного диалога с читателем, манифестация условий контакта с реципиентом. Статья имеет четкую, последовательную организацию, в ней достаточное количество цитаций, фактических допущений, отсылок к трудам историков литературы (П. Громов, Б. Эйхенбаум ,В. Троицкий). Методология исследования ориентирована на ряд принципов сравнительно-типологического литературоведения. Выбранный ракурс, на мой взгляд, вполне уместен, сопоставление жанров Н.С. Лескова и Ю.Нагибина можно провести по данной парадигме. Актуальность выбранного вопроса заключается в том, что помимо собственно теоретических изысканий, автор конкретизирует преемственность художественных взглядов, уточняет ход литературного развития. Как отмечается в тексте, «в разные годы Нагибиным создаются совершенно непохожие по своей идейной направленности рассказы и повести, в которых проявляется его интерес к художественной традиции Лескова, к лесковским жанровым экспериментам», «Нагибин вслед за Лесковым берёт за основу своего произведения структуру биографического очерка, но располагает события из жизни героя не в хронологическом порядке, как это делается в «Однодуме». Оба произведения сближает очерковая композиция, которая предполагает выстраивание текста не вокруг одной сюжетной линии, а вокруг одной проблемы». Статья не лишена научной новизны, ее претворение в расширении проблемы жанровых контаминаций XIX – ХХ веков, ибо отсылки и к житиям, и к форме анекдота, и традиционной повести, и ряду других налицо. Статья имеет законченный вид, основные компоненты работы говорят о продуманности авторского замысла, умении четко обосновать ту или иную позицию. Большим плюсом текста является его самостоятельность, исследователь строг к себе и оппонентам, также и читателю. Последний, думается, должен осуществить попытку сопоставления уже не «Однодума» и «Огненного потопа», но других текстов Лескова и Нагибина. Анализ, проведенный в данной работе содержателен, чередование теоретического и практического находится в допустимом балансе сторон. Особым блоком выглядят выводы, которые ориентируют «можно говорить о том, что в рассказе Нагибина «Огненный протопоп» жанровым ориентиром является именно лесковская жанровая модель, основанная на совмещении элементов различных жанров. Но, несмотря на то, что в произведениях «Однодум» и «Огненный протопоп» используются элементы одних и тех же жанров, есть между ними и существенные различия». Автор допускает, что «Нагибин, достаточно последовательно разрабатывая лесковскую жанровую модель и расширяя ее возможности, привносит в неё ряд изменений на уровне жанрового содержания. Это позволяет ему создать не стилизованный под произведения Лескова рассказ, но самостоятельный текст, в котором Нагибин решает разные художественные задачи, в том числе и те, которые актуализируются в прозе второй половины XX в.». В целом стиль работы собственно научный, тексту присуща терминологическая точность, понятийная дифференциация. Материалы исследования можно использовать в вузовской и школьной практике, при изучении теории литературы, истории русской литературы ХХ века. Итог, на мой взгляд, мог быть более самостоятельным, цитатный вид допустим, но манифестация личного/авторского значимее. Библиографический список достаточен для раскрытия указанной темы, техническая правка не требуется. Доступность и простота изложения позволит расширить читательскую аудиторию. Статья «Жанровый синкретизм в рассказе Ю. М. Нагибина «Огненный протопоп»: к вопросу о лесковской традиции в русской прозе второй половины XX в.» может быть допущена к публикации в журнале «Litera».