Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Культура и искусство
Правильная ссылка на статью:

Мистерия символики смерти в европейской и японской живописи

Белова Дарья Николаевна

кандидат философских наук

доцент, Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации

119454, Россия, г. Москва, ул. Вернадского, 76, каб. 4105

Belova Darya Nikolaevna

PhD in Philosophy

Associate Professor at Moscow State Institute (University) of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation

119454, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Vernadskogo, 76, kab. 4105

darinda2006@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0625.2019.4.29573

Дата направления статьи в редакцию:

17-04-2019


Дата публикации:

24-04-2019


Аннотация: Статья посвящена многообразию символики смерти в европейской и японской живописи XV-XXI вв. Предметом исследования являются цветы, рассматриваемые как символическое, мистическое и смысловое обрамление различных видов смерти в европейской и японской живописи. Особое внимание уделено символическому языку цветов в трактовке смерти и различным видам смерти в живописи. Простота, изящество и изысканность японской живописи связаны с темой непостоянства и концентрации на конкретном моменте, что отражено и в живописи цветов. Применялись иконологический и сравнительно-сопоставительный методы исследования с использованием философских, культурологических и исторических научных материалов. Актуальность рассматриваемой темы определяется возрастающим интересом к культуре Японии и ее национальными особенностями. Предпринята попытка сопоставления символики цветов, участвующих в акте смерти и различного отношения европейской и японской культур к её видам. Сделан вывод, что в европейской и японской живописи большое значение имеют национальные традиции и специфика символического наполнения образа цветов, участвующих в оформлении акта смерти. Цветочная символика способствует пониманию красоты и эстетики смерти. Утрата современным европейским обществом старых традиций восприятия смерти идет в разрез с восприятием ее в японской культуре, где художники в образе цветка нашли суть человеческой жизни и смерти.


Ключевые слова:

символизм, цветок, смерть, прерафаэлиты, японская живопись, буддизм, синтоизм, образ, красота, совершенство

Abstract: The article is devoted to the variety of death symbols in European and Japanese painting of the XVth - XXIst centuries. The subject of the research is the flowers viewed as symbolic, mystical and conceptual framework of different kinds of death in European and Japanese painting. The researcher focuses on the symbolic language of flowers in interpretation of death and different kinds of death in fine arts. Simple, delicate and sophisticated nature of Japanese painting conveys the message of uncertainty and focus on the moment which is reflected in the painting of flowers, too. In her research Belova has used iconological and comparative research methods using philosophical, culturological and historical research data. The rationale of the research is caused by the growing interest in the culture and national features of Japan. The researcher makes an attempt to compare symbolism of flowers used to describe an act of death and different attitude of European and Japanese culture to different kinds of death. Belova concludes that that for both European and Japanese painting national traditions and specific symbolic content of images of flowers used in the decoration of an act of death are very important. Flower symbols demonstrate the beauty and aesthetics of death. Modern European society has lost the old traditions of death perception while Japanese artists has discovered the essence of human life and death in the image of flower. 


Keywords:

symbolism, flower, death, pre-Raphaelites, Japanese and European painting, Buddhism, Shinto, image, beauty, perfection

Тьма дорог туда низводит

Ни одной оттуда нет,

И отшедший не приходит

никогда опять на свет.

Иоганн Фридрих Шиллер

Привыкай думать, что смерть для нас – ничто; ведь все – и хорошее, и дурное –заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений.

Эпикур

Смерть является неизбежной для всех живущих. Осознание смерти делает ее весьма значимой в социальной, этической, этетической и религиозной сферах. Сама жизнь движение к смерти, она может восприниматься не только как завершение жизни, но как растянутое во времени в течении всей жизни человека явление, то есть приходит осознание проникновения смерти в жизненный процесс.

Философы пытались осмыслить проблему смерти, преодолеть страх перед ней, базируясь на культуре, где представления о смерти связаны с культом предков, давали противоположные мнения о существовании души после смерти. Сократ, Платон и Аристотель доказывали бессмертие души, Эпикур и Лукреций утверждали, что душа гибнет вместе с телом. Христианская религия провозглашала веру в загробную жизнь, от страха смерти освобождала вера в воскресение, однако, оставляя страх перед наказанием за грехи, совершенные при жизни. Воспитывалась моральная ответственность за поступки перед лицом смерти. Победу над смертью и всеобщее воскресение доказал Христос своей крестной смертью и своим воскресением «смерть смертью поправ».

В буддизме смерть и жизнь сменяют друг друга как циклы колеса перерождений. Загробная жизнь временное существование между смертью и новой жизнью. Путь спасение через познание жизни и смерти (мысли о ней), угасание жизни в нирване. Жизнь движение к смерти, а смерть движение к жизни.

В смерти заключается и положительный смысл, который включает свободу от страданий, истинное познание и содержание личности. Человек должен освободиться от страха смерти, боли, стремления к богатству, власти, равнодушно, спокойно принимать любые удары судьбы, так как мерилом всего является смерть. Смерть может быть желанной, как это воспринимал Сенека, воспевая самоубийство как способ избавления от страданий. Когда мы живем смерти нет, когда умираем нас нет. Смерть не существует ни для живых, ни для мертвых – так думал Эпикур. Платон, разбирая проблему смерти в диалоге «Федон» утверждал, что при умирании происходит отделение души от тела, процесс очищения от всего случайного, тленного. С философской точки зрения отделение души от тела не обязательно связано со смертью, это отделение должно проходить при земной жизни.

Осознание подлинного существования возможно перед лицом смерти, благодаря ей человек начинает понимать свою конечность. Смерть становиться главной истинной, главной реальностью, как говорил Ж. Дюран, для человека, ожидающего её и тогда жизнь бессмысленна. Эти взгляды отмечаются и в философских течениях XX века. Феномен смерти не обесценивает жизнь, а подчеркивает смысловую ценность, разумность и гуманность, проявляющие сущность человека.

Смерть явление неизбежное, она пришла в мир вместе с грехопадением человека. Находящиеся в Раю Адам и Ева были бессмертны. Бог запретил им есть от Древа познания добра и зла «…ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:16-17). Однако, был нарушен запрет. Змей говорил Еве – «нет вы не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4-5). Бог изгоняет Адама и Еву из Рая, человек становиться смертным. В поте лица будет добывать хлеб «доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3, 3-19). «И создал Господь Бог человека из праха земного, и дунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2:7). «Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его» (Пс., 145:4). «И возвратиться прах в землю, чем он был; а дух возвратиться к Богу, который дал его» (Екл. 12:7). Человек лишается дара вечной жизни после грехопадения. «Смерть – великое таинство. Она – рождает человека из земной, временной жизни в вечность» [7, с. 68].

Тема смерти нашла отражение в искусстве как духовная культура человечества. Смерть непостижима, поэтому для её изображения использовались многочисленная символика и персонифицированные образы. Особо значимы картины, связанные с земной жизнью Иисуса Христа: «Распятие», «Оплакивание», «Положение во гроб», «Воскресение». На фреске капеллы Дельи Скровеньи изображение Джотто ди Бондоне «Оплакивание Христа» (1305-1308), отражает горе людей, они оплакивают «человека», страдают все. Мертвое лицо Христа соприкасается с лицом Матери, полное горестных переживаний. В более поздних полотнах мастеров, акцент делается на страданиях Богоматери. В работе Андреа Мантеньи «Мертвый Христос» (1490) – Мария в печали. Смерть – избавление от мук, застывших на лице Христа. Гибель тела выступает началом жизни. А. Дюрер в автопортрете в образе Христа «Творец в терновом венце» (1503), изобразил характерные предсмертные страдания. Ганс Гольбейн Младший «Мертвый Христос» (1521-1522), показывает Христа истощенным, измученным. На картине Аннибале Карраччи «Мертвый Христос» (1582), видны свежие раны, на переднем плане гвозди, клещи, терновый венец. Смерть на полотнах художников выступает как освобождение от страданий. Тема распятия Христа была отражена в византийской мозаике XII в. в монастыре Дафни (Греция), а также у художников: Мариотто ди Нардо, Ганса Мемлинга, Альбрехта Альтдорфера, Рогира ван дер Вейдена. Интересна фреска Пинтуриккьо «Воскрешение Христа» (XVI в.) в музее Ватикана (апартаменты Борджиа), где Христос возноситься в золотой сияющей мандорле, гроб пуст. Воскресение Христа воспринимается как радость в работе «Воскрешение Христа» М. Грюнвальда (1512-1516) (Изенгеймский алтарь). Победа над смертью, основа христианской веры.

На религиозные чувства верующих воздействуют живописные образы, в частности цветов, окружающих Богоматерь. Лилии и розы[1] являются Её непременным атрибутом, сопровождая Марию при жизни и остающиеся при Ней в смерти. Чувственную выразительность, душевную гармонию и неповторимость момента определяют цветы в сценах смерти, выражая символами все то, что невозможно выразить словами. Истинность чувств и эмоциональный настрой передают цветы в картинах художников, отображающих «Успение» и «Вознесение Девы Марии». Согласно католическому догмату о телесном вознесении Девы Марии, Она, закончив путь земной жизни, была воскрешена и вознесена в небесные обители с душой и телом, что нашло отражение в живописи. Картины великих мастеров запечатлели момент Вознесения Девы Марии. Около гроба собрались люди, они в изумлении, так как гроб пуст, его заполнили цветы, в основном лилии и розы. Богоматерь вознеслась к Небу в окружении ангелов, Её голову они венчают венком из роз. Большинство художников изображают гроб, наполненный цветами: Бартоломео делла Гатта «Вознесение Богоматери» (1475), Рафаэль Санти «Успение и Коронование пресвятой Богоматери» (1502-1504), Эль Греко «Вознесение Девы Марии» (1607), Хуан де Вальди Леаль «Вознесение Девы Марии с двумя донаторами» (1661), Жан-Симон Бартелеми «Вознесение» (1861).

Коронование Марии венком из роз: Карло Сарачени «Успение Богоматери» (1610), Питер Пауль Рубенс «Вознесение Марии» (1618), изображение наполнено возвышенной религиозной торжественностью; Антонис ван Дейк «Вознесение Марии» (1628-1629), в картине присутствует спокойствие и пасторальная свежесть. Интересно полотно Пальма иль Веккьо «Вознесение Девы Марии» (1512-1514) под ногами у собравшихся на земле растут анютины глазки и маргаритки[2]. На фреске музея Ватикана Пинтуриккьо «Вознесение Девы Марии» (1492-1493) гроб на переднем плане полностью заполнен разнообразными цветами и среди них маки[3].

В изобразительном искусстве часто используется как символ смерти – череп или скелет, на что указывают мозаичные фрески древней Помпеи, где скелет с надписью «Carpe Diem» (лат. – наслаждайся моментом) напоминает о бренности и скоротечности жизни, а также череп на вертушке, как символ превратности фортуны. Череп с перекрещенными костями (Адамова голова) часто изображается в основании креста в картинах распятия Христа. Согласно Библии, кровь Христа омыла череп Адама от греховной скверны, в его лице и все человечество, принеся надежду на спасения от смерти, что запечатлено во фрески Фра Беато Анджелико «Распятие со Св. Николаем и Св. Франциском. Фрагмент: череп Адама на Голгофе» (1435).

Вопросами возникновения образа смерти и интерпретации «Плясок смерти» в различные исторические периоды занимались Й. Хейзенга, И. Иоффе, Ф. Арьес и др. «Пляски смерти» представляют иконографический сюжет – танец скелетов с умершими, сопровождаемые стихотворными комментариями, опирающимися на библейское повествование. Основная тематика сюжетов «Плясок» заимствовано из легенды «О трех живых и трех мертвецах» и поэме «Я умру». В легенде подчеркивается бренность жизни, ее скоротечность, ничтожность славы и власти, покойник был живым, а живой станет покойником. Все проходяще и конечно. «Пляски» имели сложный ритуальный характер, разыгранный как пантомима, носивший частушечный оттенок и отголосок народных поверий, возникших как реакция на глубокие изменения в жизни общества: проблемы папства, последствия Столетней войны, социальные потрясения, эпидемия чумы, повлекшие миллионы жертв и страх перед смертью.

Во второй половине XIV начале XV вв. в изобразительное искусство Германии и Франции повсеместно проникает тема «Плясок смерти», тема разложения и тления. Одной из первых росписей на эту тему были фрески галереи кладбища при монастыре Невинноубиенных младенцев в Париже (1424-1425), где представители всех сословий вовлечены в хоровод со скелетами. Гравюрные изображения «Пляски смерти» (Danse Macabre) и текст стихотворений издал Гийо Маршан (1585) и назвал их «Спасательное зерцало»:

Слабых или могучих,

Смерть не щадит никого,

Глупых так же, как мудрых,

Всех – и до одного.

Она не пропустит ни старость,

Ни юность во цвете лет.

Ни честных, ни негодяев,

Все, что видит, она берет.

Она не оставит миру,

Ни богатого, ни бедняка,

Ни митру и ни порфиру,

Ни епископа, ни царя.

Вот тление, смрад и черви.

Вот труп, наводящий страх.

Хочешь или не хочешь,

Единый конец для всех [12, с.92].

Музыка и текст «Пляски» отражены в рукописи XIV в. «Алая книга», которая сохранилась до наших дней в Монтсеррате. Древние похоронные традиции включились в церковную культуру[4].

Интересны базельские «Пляски» Большие на фасаде доминиканского монастыря (1440) и Малые в галерее женского монастыря Клингенталь (1450). Бернт Нотке (любекские пляски смерти (1463)) изобразил мистическое произведение вызывающее ужас и страх на внутренних стенах Мариенкирхе. Средневековая мифология смерти переживает в XV в. свой невероятный взлет. Тема смерти пронизывает книжную миниатюру, гравюру, алтарную живопись, фрески, звучит в литературных произведениях.

В XV-XVI вв. под влиянием поэмы Петрарки «Триумф», появляются новые темы изображения «Плясок» – «Триумф смерти». Образ смерти предстает как старуха с косой, крылатая женщина с крыльями летучей мыши, всадник Апокалипсиса, Эринии, демон, скелет, обтянутый кожей с поднятой косой, (то есть смерть выступает как жнец, собирающий души), худой мертвец с запавшими глазницами. Атрибутами смерти являются стрелы, меч, песочные часы, напоминающие о конечности жизни. Й. Хейзенга считал, что смерть в образе скелета, претендует на связь с эстетикой маньеризма, где присутствует принцип восхваления безобразного. Мертвых изображают с различными инструментами: рожком, трубой, барабаном, арфой, флейтой, скрипкой – оркестр оживших мертвецов.

Художники Г. Мемлиг, Г. Бальдунг Грин, Иероним Босх, А. Дюрер, Г. Себальд Бехам, Питер Брейгель Старший[5] эстетезируют смерть, опираясь на аллегорический смысл превращая ее в реальную личность. Из религиозного, мистического, магического произведения «Пляски смерти» и само изображение смерти становятся художественными. Метаморфозы образа смерти произошли благодаря глубоким изменениям в сознании общества. Смерть выступает как форма эстетического завершения личности, особенно в гравюрах Г. Гольбейна Младшего, который создал цикл «Пляска смерти» (1523-1526). 41 гравюра на дереве, основанная на Большой и Малой базельских «Плясках смерти». Он показал смерть ни щадящую никого независимо от пола, социального статуса и образа жизни, его скелет как художественная аллегория универсальности образа смерти вошел в мировую культуру. Впервые работы были опубликованы в 1538 г. с двустишьями Жилля Коррозе и цитатами из Библии. Смерть в работах Гольбейна агрессивна и вмешивается в жизнь людей, верша над ними суд. Песочные часы присутствуют почти во всех гравюрах, напоминая о том, как течет время и что оно беспощадно. В гравюре «Судный день» художник отмечает, что вечная жизнь возможна только при помощи Иисуса Христа и вера в него преодолеет смерть.

Искусство XVII в. охватила символика, пропитанная мистицизмом, появился особый вид натюрморта, который содержал аллегорию всего земного и неизбежности смерти – vanitas (лат. – суета, тщеславие, бренность). Тематика натюрморта указывает, что vanitas vanitatum et omnia vanitas[6] (лат. – «все суета сует и все суета»), композиционным центром натюрморта является человеческий череп, как напоминание о быстротечности жизни и о том, что «Мemento mori!» (лат. – «помни о смерти») и это не отвратимо. Наибольшее распространение vanitas получил во Фландрии, Нидерландах, затем во Франции и Испании. Этот натюрморт расширил символику смерти, его сюжет обогатился разнообразными образами. Цветы давно были включены в натюрморт, они имеют разное значение как в повседневной жизни, так и в религиозной, каждый цветок несет свою информацию. Роза символизирует любовь, лилия – целомудрие, чистоту; тюльпаны – быстро уходящую красоту; мак и нарцисс – являются цветами смерти[7]. Все эти символы несут смысловую нагрузку и позволяют передать замысел художника. Цветы в натюрмортах самые ранние примеры этого жанра. Расцвет эпохи барокко характеризовался реализмом, эмоциональной привлекательностью, ориентацией на заказчика, на то, чтобы произвести впечатление на зрителя и натюрморты приобретают, благодаря этому пышность и великолепие. Изображение черепа в окружении многочисленных атрибутов входит в основную символику смерти. Наиболее известные художники писали натюрморты vanitas с цветами, с замысловатым и таинственным содержанием, среди них: Якоб де Гейн «Ванитас» (1603) – мрачный, почти монохромный фон, над черепом в арке большой пузырь – символ уязвимости, недолговечности, погасшая свеча говорит о том, что жизнь ушла, в вазе вянущий тюльпан – скоротечность жизни, необдуманность, деньги указывают на богатство, которое в могилу не возьмешь, над аркой изображены плачущий Гераклит и смеющейся Демокрит. Ян Давидс де Хем «Ванитас» (1630), Адриан ван Утрехт «Ванитас» (1642), Антонио де Переда (1608-1678), натюрморты содержат череп, свечи, цветы, книги, кубки, игральные карты и шахматы (знак ошибочной жизненной силы). Ж. Линар «Ванитас» (1644), Петер Симон старший «Ванитас» (1650-1660), в натюрморте присутствуют: стол, скатерть, часы, женский портрет, череп, картина на стене, пузыри, зеркало – картины перегружены символикой. Хендрик Андерсон «Ванитас» (1650), Ян ван Кессель Старший «Ванитас» (1670), красивые розовые розы обрамляют череп, в середине синий вьюнок, песочные часы, пузыри, бабочки, стеклянная ваза с нераскрытой розой стоит около черепа, что намекает на хрупкость жизни, на столе вьюнок, гусеница – символ переселения душ, вокруг черепа обвязаны колосья пшеницы, как символ возрождения и кругооборота жизни, мыльные пузыри – дополнительный символ смерти.

Симон Ренар де Сент-Андре «Ванитас» (1650) «Суета сует» – аллегорическая композиция, где атрибутами выступают книги, символизирующие знание и мудрость, флейта и ноты говорят о бессмертии искусства, хрупкий стеклянный сосуд пуст, что говорит о прошедшей жизни, в центральной части картины мыльный пузырь, в котором отражается художник, что углубляет символику произведения, на листе бумаги слова о пустоте и лживости земной славы, на черепе лавровый венок, указывающий на кругооборот жизни.

Появление новых сюжетов, связанных со смертью относится к XVIII-XIX столетиям. Прослеживается бурное развитие таких тем как убийство, самоубийство, сцены расстрелов, массовой гибели людей при военных действиях, развивается эстатизация натурализма изображения. Сцены убийства отразили в своих работах: Караводжо «Юдьфь и Олоферн» (1599), Питер Пауль Рубенс «Обезглавливание Иоанна Крестителя» (1609-1610), Жак Луи Давид «Смерть Марата» (1793). «Смерть Марата» имела различные вариации, но наиболее яркая, насыщенная красками и ужасающая по содержанию работа Эдварда Мунка (1907). Эдуард Вимон «Смерть Архимеда» (1820), черно-белый вариант изображения создает ощущение катастрофы.

Самоубийство как вид смерти рассматривается в работах многих художников, среди них есть сюжет, посвященный Клеопатре. Её смерть представлена как хорошо разыгранная мистерия. Она красива, молода и смерть ее выглядит как трагическое недоразумение на полотнах Гвидо Рени «Смерть Клеопатры» (1638-1639), Гвидо Каньяччи «Смерть Клеопатры» (1658), Жана Андре Риксена «Смерть Клеопатры» (1874), Реджинальда Артура Смита «Клеопатра» (1892).

«Смерть Сократа» Жака Луи Давида (1787), где Сократ берет чашу из рук палача, чтобы выпить ее в присутствии учеников, похоже на трагическое действо с налетом театральности. Питер Пауль Рубенс в своей работе «Смерть Сенеки» (1612-1613) показывает самоубийство в окружении свидетелей. Сенека вскрыл себе вены и находясь в процессе умирания, общается с присутствующими. Нерон заподозрил его в измене и приказал покончить жизнь самоубийством с правом выбора способа.

Большой интерес представляет картина Джона Эверетта Милле «Офелия» (1852), используя неортодоксальный подход в передаче повествования, написанная по мотивам пьесы Шекспира «Гамлет», она стала культовым образцом для движения прерафаэлитов. Картина обладает громадным количеством деталей. Д. Милле строго придерживался первоисточника, поэтому букет Офелии весьма разнообразен: розмарин, ромашки, лютики, фиалки, крапива, купава, анютины глазки. Шекспир передает символику предсмертного букета, в котором нет только лилии. Состав букета говорит о завершенности пути Офелии. Лилией представлена она сама, плывущая по воде в платье по форме, напоминающее колокол. Лилия предвещает скорую смерть, что подчеркнул в своих стихах Артур Рембо, сравнив Офелию с лилией. В полотне представлена эстетика смерти. Автор через символы передает сложный духовный настрой изображения, смысловая структура символа многозначна благодаря связи религиозного и культурного начал происходит вовлечение зрителя в сюжетную линию картины. Поза Офелии похожа на Распятие, она медленно утопает, готовая принять смерть, что отражено на ее лице. Спокойная отрешенность в ее позе, еще мгновение и она исчезнет в водах реки. С большой тщательностью художник изобразил цветы, растущие по берегам и плывущие рядом с девушкой: адонис – символ горя; маргаритки – невинность; незабудки – знак вечной любви; лютики – печаль, разлука; ромашки – невинность, искренность; фиалки – символ чистоты и смерти в молодости; мак – печаль, сон, смерть; анютины глазки – символ верности, созерцания; крапива – боль; ива – отвергнутая любовь. Внимание привлекает венок, плывущий в воде справа и напоминающий погребальный венок молодых девушек. Произведения прерафаэлитов обладают рафинированной эстетичностью. Особенно хороша работа Эдварда Роберта Хьюза[8] «Ах, что это в гнезде?» (1895), где фантазия художника изобразила мертвого юношу, обвитого розовым колючим шиповником. Темный фон, бледно-серое лицо умершего с открытыми глазами, оставляет ощущение грусти и тоскливости. Две черные птицы находятся рядом как символы смерти, две желтые бабочки вселяют надежду на восхождение души в мир иной. Тернистый шиповник – дикая роза – оберег от демонов (символ здоровья, успеха, изобилия), однако, он также считается растением, растущим на границе мира мертвых и живых, глядя на эту картину можно сказать – «O quam cito transit gloria mundi» (лат. – «о как скоро проходит земная слава»). Картина написана по мотивам стихотворения Кристины Россетти «Amor Mundi» и выступает как парафраз знаменитого цикла «Шиповник» Эдварда Бёрна Джонса.

Эстетика смерти – перманентное умирание и ощущение человеком мгновения, которое наступает, когда он готов полностью отойти в мир иной. Эстетика смерти – это эстетика Другого, то что наблюдает посторонний. Смерть эстетична, красива с философской точки зрения, так как она без времени и правил совершает вторжение в повседневную жизнь.

Смерть как массовое убийство изобразил Франсиско Гойя в работе «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 г.» (1814), во время народного восстания в Мадриде. Борьба за свободу выливается в кровавое противостояние, композиция полна драматизма. В серии его офортов «Бедствие войны» (1810-1820), гравюра №39, посвящена «Героической борьбе с мертвецами», ужасающее событие – кастрированные трупы с отрубленными руками и ногами, висят на деревьях. В.В. Верещагин «Апофеоз войны» (1871) показывает все ужасы войны: голая земля, одинокие сухие деревья и черные птицы над горой черепов в виде пирамиды, смерть и опустошение. П. Пикассо «Герника» (1937) изображает чудовищную жестокость войны и людское горе, смерть, насилие, беспомощность. С. Дали «Лицо войны» (1940) – яркая картина изображает череп огромного размера в глазницах и рту которого головы, в них еще головы и так до бесконечности. Последствия войны опустошение и бесконечная смерть.

В европейской живописи череп выступает как аллюзия иллюзорности бытия независимо от жанра и времени написания произведения, в изображениях присутствует тоска, чувство поражения. Наиболее яркие картины с образом черепа Винсента ван Гога «Череп с горящей сигаретой» (1885), курительная трубка, сигареты символ быстротечных и неуловимых земных наслаждений, что отличает эту картину от подобных других. В картине «Череп» (1887) художник изображает большой зелено-желтый череп на бело-желтом фоне, полотно вызывает ощущение депрессии и присутствия потустороннего мира. Поль Сезан в «Натюрморте с черепом» (1895) изобразил сочные фрукты на столе, выступающие жизнеутверждающим и резко контрастирующим мотивом по сравнению с черепом. Необычны работы Густава Климта «Надежда I» (1903) – молодая беременная женщина с черепом на голове и «Надежда II» (1907-1908), череп находится на животе женщины как бы преграждая ей дорогу. Присутствие черепа в обеих картинах создает ощущение опасности, но яркая одежда и краски, спокойное лицо женщины, говорят о победе жизни над смертью. В работе «Смерть и жизнь» (1908-1916) Густов Климт изображает людей разных возрастов в насыщенных красками цветных одеждах. Они спокойно спят и от них веет торжеством жизни. Смерть тоже в ярких красках, но она как бы задумалась, что делать с топором в руках. Жизнь побеждает.

Упадническое настроение, ожидание смерти и ее неминуемость, болезненная эстетизация живописи приводит к эпохе декаданса. Ярким представителем которой был Шарль Бодлер, написавший сборник стихов «Цветы зла» (1857), где смерть как фон жизни, ее скрытая и единственная цель закончить земное существование человека. Стирается грань между жизнью и смертью, благодаря резкому переходу от добра к злу, от Бога к сатане, от духа к плоти.

… Над человеческой ничтожную толпой

Всегда глумится Смерть, как благовонья мира,

В безумие людей вливая хохот свой!

Ш. Бодлер

«Пляскам смерти» посвятили свои стихи В. Брюсов и А. Блок. В цикле «Пляски смерти» А. Блока (1812-1814) главный герой мертвец, который является символом духовной опустошенности.

Сакральной теме смерти уделяется внимание и в современном обществе, восприятие ее связано с насилием и антигуманностью происходящего. Сюжеты с образом смерти в живописи многообразны, а с развитием психофизиологии это тема расширила возможности художников, создающих образы героев с помощью психоанализа личности. Символы смерти – черепа и скелеты часто используют в своих работах авангардисты. Однако, массовая культура, фэнтези выхолащивают символику бренности бытия, отдавая дань моде, превращая ее в обыденность, вымывая духовность.

Эстетические принципы японского искусства сформировались под влиянием религиозно-философских учений синтоизма, конфуцианства, буддизма. Искусство Японии, в том числе и живопись имеют выраженный символический характер, основанный на мифологическом мировосприятии. Явный и скрытый символизм помогал раскрывать сложный смысл произведений, ориентированных на проявление красоты, гармонии и истины. Синто выступает как путь Богов, моральный закон Вселенной, корень всех законов. Как писал Ёсида Канэтомо (1435-1511) без корней нет дерева, тем более цветов и плодов. Отказаться от своего Пути – значит отказаться от своих лица, предков, предназначения, поэтому, необходимо следовать законам мироздания и законам Природы. Природа считалась важным в японской живописи, познание ее ведет к познанию конечной реальности. Истина выступает объектом эстетического поклонения, нашедшая отражения и в эстетике смерти. Стремление к изысканности и гармонии, созданию эстетического впечатления мгновения умирания становиться значимым в японской живописи. Эстетическим идеалом выступает красота одинокой печали.

Что остается

После меня?

Цветы – весной,

Кукушка – в горах

И листья клена – осенью.

Рёкан

Так писал в своем предсмертном стихотворении поэт Рёкан Тайгу (1758-1831). Погружение в природу, чувство единения с ней, все остается вне меня, природа и ее многообразие, цветы, которые сопровождают нас и в жизни, и в смерти, остается все и мое сердце. Эстетические чувства автора выступают как черта национального характера. Каждый цветок в японском изобразительном искусстве наделен определенным значением.

Хризантема означает долголетие, счастье, пишется по-японски также как солнце, императорский цветок, символ наивысшей власти, эмблема Японии, шестнадцатилепестковая хризантема является императорской печатью, ее изображение на монетах, обложках паспортов, почтовых марках, на одежде, штандартах, зданиях и кораблях, высшая награда страны – какка сё – орден хризантемы (орден с цепью вручается после смерти, при жизни – на ленте). Наряду с положительным значением хризантема является также цветком смерти – ее используют в похоронных ритуалах.

Жизнь моя!

Наедине с хризантемой

Замру в тишине…

Мидзухара Сюоси

Видали все на свете

Мои глаза – и вернулись

К вам, белые хризантемы.

Иссё Косуги

Хризантемы изображали Судзуки Харунобу «Девушка, собирающая хризантемы у ручья» (XVIII в.); Кацукава Сюнсё «Танцуя с веткой хризантемы» (1726-1793); Кумасиро Юхи фрагмент свитка «Кошка и хризантема» (середина XVIII в.); Утагава Куниёси «Сто сортов хризантем, привитых вместе» (1847); Байрэй Коно из книги «100 видов хризантем» (1892); Тойохара Тиканобу «Шесть девушек в саду хризантем» (XIX в.); Бакуфи Оно «Хризантемы» (1938).

Камелия – цветок долголетия, стойкости, выдерживает сильные морозы, «зимняя роза», считается цветком самураев, но по поверью приносит им несчастье, прикоснувшись к ней они могут потерять голову (головки цветка опадают еще не увянув), олицетворяет достоинство, душевную частоту, напоминает о тех, кого уже нет, является символом Богини солнца, Аматэрасу, а также печали и смерти.

Под зеленью крон

Все в пятнышках тени,

Белеют камелии цветы…

Такахама Кеси

Камелии лепестки…

Может быть, соловей уронил

Шапочку из цветов?

Басё

Изображение цветов камелии (цубаки) нашло отражение в работах Огата Корина (1658-1716) «Камелии»; Сузуки Киитсу «Цветущая слива и камелии» (около 1850); Утагава Хиросигэ «Камелии лепестки» (1797-1858), «Воробьи над покрытой снегом камелии» (1826-1838); Охара Косон «Камелии и рисовки» (1929).

Хиганбана (ликорис) – паучья лилия огненно-красного цвета, напоминает сполохи пламени своими закрученными лепестками и длинными тычинками, цветок осеннего равноденствия. Листья цветов появляются после цветения, что позволило считать его цветком мертвых, так как в их мире все наоборот. Имеет неприятный запах и растет на кладбищах. Цветет в конце сентября на праздник Хиган (уход в небытие) буддийский праздник, в который посещают могилы умерших родственников. Хиганбана имеет различные названия – небесный цветок (один из цветов, лепестки которых падали с небес во время успения Будды), трава Будды, цветок Будды, трава мертвых, цветок покойных, трава пожарищ, цветок пепелищ, лисий факел, бритва лисы. До XX в. образ цветка не использовался в изобразительном искусстве. В настоящее время символика цветка приобретает печальное, меланхолическое значение, что выражено в фильме Одзу Ясудзиро «Хиганбана». Первое десятилетие XXI в. характеризуется упадничеством, символика цветка становиться мистической, эротической, агрессивно мрачной, выступает олицетворением одержимости, обмана, кровожадности, трагичности, смерти. Роман Нагасака Хидэёси «Хиганбана», комиксы, манга, аниме, сага о вампирах утверждают образ роковой лилии и культуру упадка (сумеречная культура).

Ликорис – цветет –

И помереть невозможно

В такую пору!

Уползает в нору

Змея – как ярко над нею

Ликорис алеет!...

Масаока Сики

Пионы, привезенные из Китая буддийскими монахами в VIII в., означают благополучие, процветание, удачу, символ женской красоты, эротичности. При написание цветочной композиции необходимо обеспечить место для раскрытого бутона цветка, очень важно чтобы на ветвях были бутоны, если их нет и нет места для них на полотне это говорит о том, что у цветов не будет ни цветения ни будущего.

Дикие пионы,

Сейчас – их время.

В чудесном полном цветении:

Разве можно сорвать?

Как можно не сорвать.

Рёкан

Вот так, наверное,

Яблоко съем – и умру

Перед пионом…

Масаока Сики

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела,

О, с какой неохотой.

Басё

Статуя князя преисподней

Так ярко аллеет рот

У князя Эмма, как будто

Он выпленуть хочет пион.

Бусон

Пионы изображали в своих работах Кацусика Хокусай «Пионы и воробей» (1791), «Пионы и бабочка» (1804); Утагава Хиросигэ «Птица среди распустившихся пионов» (1830), «В саду с пионами» (1852); Утагава Кунисада «Триптих. Ночное созерцание цветущих пионов» (1852).

Японский менталитет зиждился на мифологическом мировоззрении включающим сакральные знания и традиции. Основные мифы древней Японии собраны в двух национальных сводах «Кодзики» («Записки о деянии древности» (1712)) и «Нихонги» («Анналы Японии» (1720)). За потусторонний мир отвечает Эмма-о, он вершит судьбы мертвых, управляет адом и духами, которые забирают души мертвых. Призрак – Юрэй – душа, лишенная покоя, проникающая в мир живых вследствие насильственной смерти, самоубийства или неправильно проведено обряда над телом. Цель потусторонних призраков – месть. В настоящее время Юрэй имеет определенный облик: белое погребальное кимоно, волосы длинные угольно-черные наполовину закрывающие лицо, руки как плети, свисающие вниз, пустота вместо ног, а вокруг него таинственные огни.

В образах призраков изображали черепа и скелеты. В произведениях Кацукавы Сюнсё (1726-1793) – танцующий скелет как марионетка (1750); Марцяма Окё (1733-1795) – сидящий скелет на волнах в медитирующей позе (1787); Утагава Куниёси (1798-1861) изображает «Мицукуни (Отакетаро) бросает вызов скелету – призраку в замке Сома» (1845), в его гравюре на дереве присутствует «Призрак Тогу и его жена» с лицом скелета; Каванабэ Кёсай (1831-1889) известен изображениями потустороннего мира, монстров, демонов, призраков, скелетов, которые он выполнял в манере укиё-э «Череп с ящерицей» (1868-1870); Кацусика Хокусай (1760-1849) в серии «100 историй о призраках» (1830) изобразил призрака Кохада Кохэйдзи, убитого мужа, который каждую ночь являлся жене.

Ками небесные и земные божества, пользующиеся почетом, как сверхъестественные существа. Смерть – это переход в мир Ками. В праздник мертвых – Бон-мацури – в июле, души умерших возвращаются из подземного мира. На кладбищах делают скромное угощение и ставят цветы в бамбуковых вазах, цветами украшают фонари, дома, сады, кладбища. На третий день, в день прощания с духами наполняют маленькие лодочки едой, ставят свечи и зажигают фонарики, которые указывают обратный путь душам умерших, плывущим по воде. Души умерших приходят в мир живых, чтобы вспомнить и полюбоваться цветами, травой, деревьями, природой. Прекрасен миф о пионовом фонаре[9]. Духи умерших решили посетить праздник Бон, один дух женщины нес длинный фонарь, украшенный шелковыми пионами, другой дух служанки, сопровождавший госпожу, был одет в одежду с рисунком осенних цветов. Ночь за ночью приходили они неся светящийся пионовый фонарь и уходили в одно и тоже время. Тема пионового фонаря была раскрыта в спектакле «Пионовый фонарь» по пьесе Сэньютай Энтё для театра Кабуки и в книге «Пионовый фонарь» (1886), интересной, странной с мистическими отступлениями того же автора в переводе Б.Н. Стругатского.

О красоте мира земного при переходе в мир иной можно сказать – страна, где росли яркие цветы и увяли.

Мир только сон…

А я то думал – явь,

Я думал – это жизнь, а это сниться…

Ки-но Цураюки

Японское понятие эстетики основывается на ощущении печали, страдания – «мона-но-аварэ» выступает как чувство прекрасного. Большую ценность и значимость имеет красота мгновения в природе увядание и смерти, что ярко выражено в икебане – цветочной композиции, где застывшие цветы обречены на увядание, проходящие путь кадё – «путь цветка». Искусство аранжировки отражает символизм и учение дзен-буддизма, так как даже один цветок символизируя, вечную жизнь, заключает в себе всю Вселенную. Составляя икебану используют три стебля, обозначающих небо, человека, землю. Высокий стебель означает небо (син), средний – человека (соэ), и третий малый – землю (тай). Все стебли наклонены к друг другу и производят впечатление единого ствола – связь неба, человека и земли. В медленном увядании цветов при любовании ими, японцы видят отголосок природы и ее мимолётную красоту.

Я красотой цветов пленяться не устал,

И слишком грустно потерять их сразу…

Аривара Нарихиро

…Не блеск нам только мил

И увяданья миг достоин восхищенья!

Ки-но Цураюки

Стремление к соответствию, элегантности, утонченности, рафинированности нашло отражение и в отношении самураев к смерти. Ритуальное самоубийство было высоко эстетизированно. Сэппуку и харакири пишутся одними и теми же иероглифами. При написании сэппуку сначала пишется иероглиф «резать», потом «живот», а харакири – наоборот. Термин «харакири» употребляется в разговорной речи, а «сэппуку» в литературном языке. Самоубийство самураев происходит после смерти сюзерена, как добровольное самонаказание, в силу невозможности жить с чувством вины или стыда. Стыд является главным определяющим японской этической культуры, выступает как движущая сила для совершения поступка. Нитобэ Инадзо указывал, что сэппуку это сакральный акт. Он совершается для того, чтобы искупить вину, исправить ошибки, очистится от позора или выразить признательность. Совершая сэппуку, самурай показывает свою душу, убеждая всех, что она чиста. В 1900 г. Нитобэ Инадзо написал трактат «Бусидо – душа Японии». Это путь война – означает смерть, Бусидо – кодекс чести самураев, правила поведения. «Вы можете потерять свою жизнь, но честь никогда» – таков основной принцип Бусидо («путь война»). Продумана церемония ритуального самоубийства: комната драпируется белыми шёлковыми тканями, пол застилается циновками с белой каймой, на них укладывается белый шелк или войлок, вешаются четыре флага с изречениями из священных книг. Самоубийца облачается в белые одежды (белый цвет – цвет траура), считается, что после смерти человек становиться паломником. Ночью ставятся свечи, подставки под них обворачивают белым шелком, украшают икебаной, используя белые хризантемы, магнолии, подают любимое блюдо, саке. Кайсяку – помощник, чаще лучший друг должен отрубить голову самоубийцы, когда силы покинут его или при духовной слабости.

Японское понятие эстетики основано на позиции вытекающей из ощущений печального очарования, поэтому завершение своей жизни самурай связывает с душевном настроем, выраженном в предсмертных стихах – хокку, которые он пишет перед сэппуку.

Все прекрасно как сон

Сон придет и уйдет,

Наша жизнь – сон во сне…

Обата Акира

Под покровом весеннего ветра

Цветы опадают,

Я еще легче

С жизнью прощаюсь,

И все же почему?

Наганори Асано

Изображение самураев нашло достойное место в живописи Японии. Утагава Куникадзу изобразил сэппуку в гравюре из серии «Сказания о доблести нынешнего времени» (1850). Цукиока Ёситоси создал произведение из серии «28 убийств со стихами» (1866-1867), где также изображена сэппуку. Образы самураев вошли в серию «108 героев Суйкодэн» (1827) Утагавы Куниёси. Великолепны его гравюры с образами самураев в одежде с цветами ириса, роннинов в одежде с голубыми ирисами. Цветы присутствуют в работах Кано Масанобу (1421-1530); Тоёхара Кунитика «Знатный самурай» (XIX в.); Асиюки Нагакуни, яркие работы, изображающие актеров театра в роли самураев в цветах сакуры и в костюмах с цветами пиона (XIX в.).

Сэппуку – болезненный способ самоубийства, но он дает возможность продемонстрировать мужество, храбрость и хладнокровие война. При необходимости женщины – жены также совершали сэппуку или коллективную сэппуку. Современное японское общество, его вера, мораль, не являются сдерживающими факторами самоубийств. Поэтому выделяются такие виды самоубийств как смерть по убеждению, в виде протеста, по сговору, самоубийство родителей с детьми, влюбленных. Романтический ореол окружает самоубийц. Японский национальный менталитет провозглашает спокойное отношение к смерти.

Поэтизация смерти нашла яркое выражение у современных художников. Такато Ямамото (г.р. 1960), художник, иллюстратор-оформитель, создатель собственного жанра «Heisei Estheticism» – на основе традиционного японского стиля. Темы его работ разнообразны, среди них фэнтези, романтика, эротика и смерть. Изображение смерти в окружении цветов, скелетов, человеческих внутренностей и красивых молодых людей: «Гротеск» (2005), «Беспечная метаморфоза» (2008), «Эрозия и диффузия» (2012), «Химера на надгробном памятнике» (2014-2015). Тематика смерти в ее фантазийно-эротическом сочетании нашла отражение в работе «Девушка и смерть» (2016). Скелет обнимает девушку, цветы белой камелии оттеняют этот эпизод.

Фуюко Мацуи (г.р. 1974), доктор философии, специалист по японской живописи, работает в жанре нихонга. Ее основные темы – боль, безумие, смерть, которые она передает через женские образы, изображая в своих полотнах цветы и причудливые лики смерти. Ее работа «Сохранение частоты» (2004) выполнена на шелке, где молодая мертвая женщина лежит в поле среди цветущих лилий и камелий (цветы разные и должны цвести в разное время года), из раны на животе выступают все органы, видна матка, содержащая плод. Глаза открыты, на губах едва заметная улыбка, почти «триумфальная» как отголосок улыбки Джаконды, по словам художницы. Умершая демонстрирует себя, свою матку, в которой заключена ее суть, напоказ все нутро. Цветы склонились над ней и также демонстрируют свои «женские части», поддерживая женщину в акте самоубийства похожего на сэппуку. Выражение лица передает гордость и удовлетворение, так как женщина сама совершила это, она очистилась. Работа передает страх смерти, боль и ярость. Это живопись имеет неуловимое сходство с живописью прерафаэлитов, с образами Д. Милле и Э. Хьюза по эмоциональной насыщенности и композиционному решению. Однако, у прерафаэлитов живопись носит поэтическо-романтический настрой, а у японских художников эстетизм связан с ярко выраженным натурализмом. Картина «Безумная под сакурой» (2005) Фуюко Мацуи написана в традиционном стиле на шелке, сюжет ужасает. Молодую женщину рвет и выпадают все органы вместе с эмбрионом, в правой руке – прядь волос, в левой – женская грудь. Женщина безумна, она находится под цветущей сакурой в кимоно с рисунком осенних листьев клена. На этом фоне проблема нерождённого ребенка шокирует. Художница пытается добиться от зрителя чувств сострадания и сопереживания.

Такаси Мураками (г.р. 1962), художник, дизайнер, скульптор, изображает черепа и грибы как две стороны одного образа – «Тайм Бокан» – скелет в форме ядерного облака, он взят из одноименного аниме-сериала (1975), как заставка в виде ядерного гриба с очертаниями скелета. Художник занимается аниме и манга, объединяя традиционный канон, актуальные мотивы стиранием границ между высоким искусством и уличной культурой. Его аниме «Глаза медузы» (2013), посвящен аварии на АС, полотно «Остров мертвых» (2014), страху и отчаянью после землетрясения на о. Хонсю. Психоделическое состояние вызывают работы «Лев всматривается в бездну смерти» (2015) и «Воспоминание о бурной жизни» (2015), где отображено большое количество черепов. Улыбающиеся маргаритки и глазастые черепа, представленные на выставке «Цветы и черепа» (2013) в Гонконге, создают менее тягостное и угрожающее впечатление от атрибутов смерти.

Таким образом, вся европейская культура направленна в сторону жизни и боится говорить о смерти, как считал Томацу Энтай. Призыв «Momento mori!» заставляет европейцев вздрагивать. В христианстве смерть имеет мировоззренческую и духовную составляющие. Представления о смерти как переходном этапе к жизни вечной связана с воскресением Христа, вызывающим радостное чувство победы над смертью. Страх смерти побеждается воскресением, благодаря искуплению Христом первородного греха, на что указывает процветший Крест – как важнейший символ христианства, образ Древа жизни и смерти, в основании которого изображен череп Адама, как символ искупления.

Благодаря своей ментальности японцы спокойно относятся к смерти, эстетизируя и поэтизируя уход из жизни, понимают бренность сущего и воспринимают смерть как воссоединение с природой. Философия смерти и жизни, глубокая связь человека с природой находит отражение в художественных произведения, особенно в изображении смерти и цветов. Лирико-философское содержание поэзии хайку, предсмертных стихов и художественного изображения, изысканность цветового решения, лаконичность и ритмичность рисунков подчеркивают гармонию композиции изображения. Через пустое пространство на полотне можно выразить любое явление природы, что будет соответствовать бесконечности мира, его трансцендентной сути.

Вере священной

Дано пробудится в цветке

Еще в бутоне.

Мукаи Кёрай

Разве не в шуме бамбука путь к просветлению

Не в цветение сакуры озарение души?!

Догэн

Неустойчивость, мимолётность, асимметрия, дают возможность стремится к самозавершению в ходе развития событий и выверенному Пути. Главное для японцев изобразить истину через красоту, гармонию и соответствие, и следовать избранному Пути – Пути очищения. Изменчивый мир меняет нас, но как говорил Басё – «без Неизменного нет Основы, без Изменчивого нет обновления», следовательно, есть надежда на лучшее. Японское искусство не иссякнет, так как в цветении и увядании цветов прослеживается цикл угасания и возрождения, олицетворение вечной жизни. Басё говорил – «кто не видит во всем Цветка, тот дикарь. У кого нет в сердце Цветка, тот подобен зверю. Отойди от дикаря, изгони зверя, следуй Творящей силе и вернешься в неё» [10, с.408-409]. Слова Басё о цветке в душе, как подчеркивает Григорьева Т.П. «можно сравнить с «искрой Божией» Экхарта, той искрой, которая есть в каждом, но не в каждом пробуждается. Иначе говоря, «Цветок души» – это то, что есть в человеке от Бога. («Образ человеческий, но и образ Божий, по Бердяеву, в этом скрыты все догадки и тайны человека…) «Цветок» Басё есть способность души прислушиваться к себе, отвечать на зов Бытия, устремляться к Благу, то есть то качество души, которое делает человека, мы скажем, богоподобным, японцы скажут – Триединым с Небом и Землей»» [10, с.409]. Цветок выступает как Вселенная, целый мир заключен в нем, и его необходимо сохранить, следуя правильному Пути, тенденции чувственного восприятия мира и истине Дао.

Слияние и неразрывность символических значений проявляется как характерная черта в японской живописи, что сочетается с чутким отношением и любовью к природе. Блез Паскаль писал «человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды» [15, п. 264]. Человек часть природы и жизнь его хрупка, а достоинство его в способности мыслить.

«Считают: мысль есть жизнь и свет, а нет ее и жизни нет» [4, с.233].

Только мысль возносит нас и делает нас людьми.

[1] Лилия символизирует чистоту, целомудрие, покой, воскресение и царственность. Роза – красоту, любовь, небесное совершенство, время и вечность, жизнь и смерть, плодородие и девственность. Она эмблема весны.

[2] Анютины глазки символизируют любовь, верность, страдание, напоминание о смерти, т.к. пятна на цветке похожи на человеческий череп. В христианстве считается символом Святой троицы, пятно по центру цветка – всевидящее око. Белоснежные анютины глазки – цветок смерти.

Маргаритка – символ Девы Марии, белые прославлении Её, символ весны, любви, плодородия. Белый цветок означает чистоту и невинность Христа. Лепестки белых цветков символизируют славу Божию, желтая середина священный огонь, пылающий в сердце Марии.

[3] Мак символизирует беззаботную молодостью, красоту жизни, а также сон и смерть. Цветок ангелов, им украшают церковь в День сошествия Св. Духа. Кроваво-красный цветок олицетворение страданий Христа и невинно пролитой крови. Мак сравнивают с яркой бабочкой однодневкой.

[4] Музыка «Плясок» нашла отражение как аллегория равенства всех перед смертью: Клаус Шуберт «Смерть и девушка» – струнный квартет (1826); Камиль Сен-Санс симфоническая поэма «Пляски смерти» (1874); Модест Мусорский (1875-1877) вокальный цикл «Песни и пляски смерти»; Д. Шестакович «Пляска смерти» (Ор. 67) (1944).

[5] Г. Мемлинг – триптих «Тщета земная и божественное спасение» (1485), левая часть изображает смерть, центральная – обнаженную женщину, смотрящую в зеркало, правая – дьявола. Помни о смерти – «Мemento mori!», если грешишь; Г.Б. Грин – «Рыцарь, девушка и смерть» (1505), «Три возраста женщины и смерть» (1509-1511), «Смерть и девушка» (1520) – все работы посвящены мимолетности жизни, потери красоты, неотступности смерти. Иероним Босх – «Сад земных наслаждений» (1505-1510), триптих похож на триптих Мемлинга (Рай, Сад земных наслаждений, Ад), где происходит мученическая смерть грешников от музыкальных инструментов. А. Дюрер – «Четыре всадника Апокалипсиса» (1497-1498), Победитель, Война, Голод и Смерть, всадники несутся с сокрушающей силой, сметая на своем пути все и всех. Каждый ответит за грехи свои и получит то, что заслужил. «Солдат и смерть» (1510), песочные часы, отпущенный срок истекает, «Рыцарь, смерть и дьявол» (1513). Гравюра символизирует жизненный путь человека. Смерть, идущая рядом, несет песочные часы, отмеряя время. Дьявол позади процессии. Происходит борьба с искушением, однако, рыцарь верен долгу и чести. Г.С. Бехам – «Дама и смерть» (1541), «Адам и Ева и смерть» (1543), «Женщина и смерть» (1547), «Смерть и спящая молодая женщина» (1548), «Три грации и смерть» (1500-1550). Скелет на гравюре «Адам и Ева», изображен как символ смерти в виде Древа, внутри которого находится змей, кости скелета перекрещены, на месте черепа при изображении распятия помещено сердце, в руке Адама райский меч. П. Брегель Старший – «Триумф смерти» (1563), изобразил торжество смерти, ужасающие сцены массой гибели при штурме армии скелетов, смерть на коне в красно-коричневом одеянии.

[6] Впервые это выражение встречается в Библии – «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета» (Екк. 1:2)

[7] В натюрморте vanitas, используется образы: увядших цветов, срезанных цветов символизирующих бренность человеческой жизни, эфемерность красоты, угасающей со временем; гнилых фруктов – символ старения, спелых фруктов – символ богатства и плодородия; часов – механических и песочных, суетность, быстротечность; тлеющих или угасающих свечей – уход из жизни; игральных карт, костей, кубков – удовольствия в грешной жизни; книг, карт, пишущего пера – наука; пустых раковин – бренность, смерть; музыкальных инструментов усиливают религиозный смысл содержания, т.к. музыка происходит от Бога, как говорил Бл. Августин в своем сочинении «О музыке». Музыка выступает как краткая и эфемерная природа жизни, звук отзвучал, его нет, он замолк, умер. Колосья пшеницы или лавр символы возрождения, кругооборота жизни, лавр, живопись и поэзия; мыльные пузыри – краткость жизни и внезапность смерти «homo bulla – человек есемь мыльный пузырь»; бабочка – возрождение и спасение; ящерица, муха, стрекоза – символу зла, дьявола. Муравей выступает символом трудолюбия, прилежания, терпения; шиповник – дикая роза, в христианстве один из символов тернового венка Иисуса, символ здоровья, изобилия, успеха, красоты, оберег от демона, и в тоже время связан с загробным миром. Шип розы – страдание, смерть, христианский символ греха. Вьюнок – покорность, умиротворение, смирение.

[8] Тема смерти в молодом возрасте нашла отражение во многих работа прерафаэлитов: Генри Уоллис «Смерть Чаттертона» (1856) – самоубийство 17-летнего поэта вызывает яркое, эмоциональное переживание; по поэме Альфреда Теннисона «Волшебница Шалотт» (1842) на сюжет старинной легенды, ставшей традиционной темой прерафаэлитов, написана работа Артура Хьюза «Леди Шалотт» (1858). Крестьянские девушки находят бездыханное тело, плывущее по реке в лодке, тело прекрасно, почти прозрачно, напоминает «Офелию» Д. Милле; Уолтер Крейн «Леди Шалотт» (1862) – прелестная мертвая незнакомка плывет торжественно и печальна в лодке по реке.

[9] Чудесный образ фонаря создал Судзуки Харунобу (XVIII в.) в гравюре «Женщина любуется цветением сливы ночью».

Библиография
1. Алпатов В.М. История и культура Японии. –М.: Крафт, 2002. 288 с.
2. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. –М.: Прогресс-академия, 1992. 528 с.
3. Басё М. Избранная проза/Пер. с япон. Т.Л. Соколова-Делюсина. –СПб.: Гиперион, 2000. 288 с.
4. Блейк У. Стихотворения: сборник. –М.: ОАО «Радуга», 2007. 640 с.
5. Белова Д.Н. Образ Богоматери – эстетический идеал православия. Вестник Московского университета. Серия 7: Философия. 2001. № 5. С. 84-94
6. Бодлер Ш. Цветы зла. –М.: Азбука, 2016. 448 с.
7. Брянчанинов И. (Святитель). Полное собрание сочинений в 7 т. Т.3. –М.: Паломник, 2006. 246 с.
8. Буркхард Т. Сакральное искусство Востока и Запада. Принципы и методы/Пер. с англ. Н.Б. Локман. –М.: Алтейа, 1999. 216 с.
9. Виппер Б.Р. Итальянский ренессанс XIII-XVI вв. В 2-х т. –М.: Искусство, 1977. 468 с.
10. Григорьева Т.П. Красотой Японии рожденной. –М.: Искусство, 1993. 464 с.
11. Григорьева Т.П. Синтоиские основы японской культуры/Синто – путь японских богов. Т.1. –СПб.: Гиперион, 2002. 704 с.
12. Делюмо Жан. Грех и страх: Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII-XVIII вв.)/Пер. с франц. И.Б. Иткина, Е.Э. Ляминой и др. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун¬-та, 2003. 752 с.
13. Догэн. Путь к пробуждению. Главные сочинения наставника Догэна.-М.: Изд-во «Евразия», 2001. 384 с.
14. Ле Гофф Ж., Трюон Н. История тела в средние века/Пер. Е. Лебедевой.-М.: Текст, 2016. 192 с.
15. Паскаль Б. Мысли. –М.: АСТ, 2019. 256 с.
16. Стеймс-Бейкер Д. Искусство Японии/Пер. с англ. А.В. Гусева –М.: Изд-во «Слово», 2002. 238 с.
17. Тэйтаро С.Д. Дзен-буддизм в японской культуре/Пер. с англ. А. Долина. –СПб.: Изд-во «Триада», 2004. 286 с.
18. Фромм Э. Иметь или быть.-М.: АСТ, 2019. 320 с.
19. Хайдегер М. Время и бытие. –М.: Республика, 1993. 447 с.
20. Харт Ниббриг Кристиаан Л. Эстетика смерти. –М.: ИД Ивана Лимбаха, 2005. 424 с.
21. Хейзенга Й. Осень средневековья. –М.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. 720 с.
References
1. Alpatov V.M. Istoriya i kul'tura Yaponii. –M.: Kraft, 2002. 288 s.
2. Ar'es F. Chelovek pered litsom smerti. –M.: Progress-akademiya, 1992. 528 s.
3. Base M. Izbrannaya proza/Per. s yapon. T.L. Sokolova-Delyusina. –SPb.: Giperion, 2000. 288 s.
4. Bleik U. Stikhotvoreniya: sbornik. –M.: OAO «Raduga», 2007. 640 s.
5. Belova D.N. Obraz Bogomateri – esteticheskii ideal pravoslaviya. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 7: Filosofiya. 2001. № 5. S. 84-94
6. Bodler Sh. Tsvety zla. –M.: Azbuka, 2016. 448 s.
7. Bryanchaninov I. (Svyatitel'). Polnoe sobranie sochinenii v 7 t. T.3. –M.: Palomnik, 2006. 246 s.
8. Burkkhard T. Sakral'noe iskusstvo Vostoka i Zapada. Printsipy i metody/Per. s angl. N.B. Lokman. –M.: Alteia, 1999. 216 s.
9. Vipper B.R. Ital'yanskii renessans XIII-XVI vv. V 2-kh t. –M.: Iskusstvo, 1977. 468 s.
10. Grigor'eva T.P. Krasotoi Yaponii rozhdennoi. –M.: Iskusstvo, 1993. 464 s.
11. Grigor'eva T.P. Sintoiskie osnovy yaponskoi kul'tury/Sinto – put' yaponskikh bogov. T.1. –SPb.: Giperion, 2002. 704 s.
12. Delyumo Zhan. Grekh i strakh: Formirovanie chuvstva viny v tsivilizatsii Zapada (XIII-XVIII vv.)/Per. s frants. I.B. Itkina, E.E. Lyaminoi i dr. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un¬-ta, 2003. 752 s.
13. Dogen. Put' k probuzhdeniyu. Glavnye sochineniya nastavnika Dogena.-M.: Izd-vo «Evraziya», 2001. 384 s.
14. Le Goff Zh., Tryuon N. Istoriya tela v srednie veka/Per. E. Lebedevoi.-M.: Tekst, 2016. 192 s.
15. Paskal' B. Mysli. –M.: AST, 2019. 256 s.
16. Steims-Beiker D. Iskusstvo Yaponii/Per. s angl. A.V. Guseva –M.: Izd-vo «Slovo», 2002. 238 s.
17. Teitaro S.D. Dzen-buddizm v yaponskoi kul'ture/Per. s angl. A. Dolina. –SPb.: Izd-vo «Triada», 2004. 286 s.
18. Fromm E. Imet' ili byt'.-M.: AST, 2019. 320 s.
19. Khaideger M. Vremya i bytie. –M.: Respublika, 1993. 447 s.
20. Khart Nibbrig Kristiaan L. Estetika smerti. –M.: ID Ivana Limbakha, 2005. 424 s.
21. Kheizenga I. Osen' srednevekov'ya. –M.: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2018. 720 s.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Рецензия статьи "Мистерия символики смерти в европейской и японской живописи".
Предметом статьи является тема смертности человека, осознание, чувствование им своей смертности и отображение данного чувства в живописи. Думаю, излишне говорить о степени актуальности темы статьи: смерть до сих пор является единственным гарантированным итогом человеческой жизни, а мысли о ней всегда будут занимать людей. Поэтому интерес читательской аудитории к этой статье легко предсказуем.
К несомненным достоинствам статьи стоит отнести выявление и прослеживание основных живописных сюжетов, связанных со смертью, в европейской и японской культуре, систематизацию основных атрибутов смерти и сопровождающих ее чувств и мыслей, анализ их символического значения, прослеживание связи между сюжетами, посвященными смерти, реальными событиями и философскими мыслями, нашедшими отражение в живописи. Статья написана научным, но в то же время доступным языком, сопровождается обширным и разнообразным списком литературы.
К недочетам статьи можно отнести то, что, на мой взгляд, основные живописные темы, связанные со смертью, недостаточно структурированы, логическая последовательность часто заменяется описательностью (что часто наблюдается у людей искусства); также недостаточно четко прослежена связь между живописными сюжетами и событиями, атмосферой эпохи, в которую они созданы, а также философскими мыслями, которые в них отражены. Немного портит впечатление наличие грамматических ошибок.
В целом статья соответствует уровню и тематике журнала и потому может быть опубликована (возможно, с незначительной коррекцией).