Денежные переводы мигрантов и противоречия Монтеррейского подхода

Ананикян Давид Сейранович соискатель, кафедра Мировой экономики, Московский Государственный университет имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Ananikyan David Seiranovich External doctoral candidate, the department of International Economics, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 dananikyan@gmail.com

Введение

Легальные, паралегальные (легальные по внешней форме, но нелегальные по целям и источникам) и нелегальные перемещения денежных средств экономических мигрантов, их объемы и влияние на экономики стран «доноров» и реципиентов, а также глобальный порядок международных денежных транзакций, сегодня активно обсуждаются в российской и зарубежной экономической и правовой литературе. В то же время, этот интерес чаще всего замыкается на попытках оценки денежных переводов физических лиц – мигрантов и связанной с этой оценкой эффективности миграционной политики ^{[1, c. 41]}.

Формально, после достижения Монтеррейского консенсуса (2003 г.) ^[2] денежные переводы мигрантов были приравнены к ресурсам экономического развития и роста, а страны доноры, полагая переводы экономической помощью, должны поощрять их, оптимизируя комиссия за транзакции. Такой подход расширяет возможности развития экономик стран-получателей, приносит им новые инвестиции.

Фактическое приравнивание указанных денежных переводов к традиционным потокам частного капитала, а также (в развитие Консенсуса по версии Государственного департамента США) к источникам финансирования развития, экономического роста и иностранным частным инвестициям ^[3], определило тенденцию облегчения режима и условий денежных переводов для мигрантов, которые теперь признаны полезным содействием в развитии развивающихся экономик ^{[4, c. 1633]}, однако такое содействие весьма неоднозначно.

Растущие объемы анализируемых денежных переводов сопоставимы с объемами доходов от базовых отраслей экономик развивающихся стран. Так, в 2013 г. по данным ООН объем денежных переводов в Индию был больше чем доходы от оказания IT услуг. В страну таким образом поступило почти 70 млрд. долл. США. Далее идет Китай – 60 млрд. долл. США, Филиппины - 25 млрд. долл. США, Мексика – 22 млрд. долл. США, Нигерия – 21 млрд. долл. США, Египет – 17 млрд. долл. США ^[5].

В национальную экономику Египта переводы мигрантов принесли больше средств, чем эксплуатация Суэцкого канала. В мировом центре легкой промышленности – Бангладеш, объем денежных переводов был сопоставим с 84% доходов от экспорта текстиля. В Нигерии денежные переводы принесли сумму равную более чем пятой части доходов от экспорта углеводородов ^[6]. Доля переводов превышает половину ВВП Таджикистана, составив в 2016 г. 30% ВВП Кыргызстана, 21% Молдовы ВВП, по 30% Либерии и Тонго, 29% – Непала, 28% – Гаити ^[7].

Таким образом, актуальность данного исследования определяется существующей проблемой: страны-получатели переводов стимулируют экспорт излишней рабочей силы, подменяя этим неспособность развития своих экономик, решая проблемы безработицы и связанной с ней социальной напряженности, но при этом «чистота» источника и пути поступления денежных средств для стран-получателей принципиального значения не имеют. Эти вопросы «перекладываются» на развитые страны, принимающие рабочую силу, которые поставлены перед необходимостью бороться не только с нелегальной миграцией и теневым рынком труда, но и с соответствующими денежными потоками.

Анализ динамики миграции и легальных переводов мигрантов в Российской Федерации

В 2017 г. на территорию России въехало примерно 15 млн. иностранцев (выехало – около 12 млн. чел.). В основном это были граждане стран СНГ (в 2018 г. – 85% от всего числа иностранцев). Вместе с тем, следует полагать, что идеология Монтеррейского консенсуса с его приоритетом финансовых рычагов помощи, не вполне отвечает интересам России, где рост числа и интенсивности проникновения в экономику экономических мигрантов все чаще оценивается как новый тип колонизации, сопровождающийся «захватом территорий и ресурсов» ^{[8, c. 60]}.

Динамика объемов денежных переводов мигрантов – точный «барометр» мировой экономической конъюнктуры. По оценке Всемирного банка, именно денежные переводы из развитых стран остаются для указанных выше стран основным источником финансовых поступлений, отодвигая на задний план официальную помощь МВФ или других организаций в рамках специальных программ. В 2016 г. по оценке Всемирного банка Россия находилась на 5-ом месте по объему денежных переводов мигрантов после США, Саудовской Аравии, Швейцарии, Германии и Китая ^[9].

Таким образом, развитые страны, предоставляя работу мигрантам, косвенно оказывают их государствам существенную экономическую помощь, каналы которой диверсифицированы на легальный, паралегальный и теневой сектора. Все они в совокупности, не взирая на источник происхождения и механизм перемещения денежных средств, дают экономический эффект для стран получателей.

В то же время, учет лишь только легальных переводов без адекватных статистических методов, позволяющих относительно точно определить эффект от денежных переводов, ставит его под вопрос ^{[10, c. 46]}, т.к. применяемые сегодня статистические методы пока не могут относительно точно соотнести влияние денежных переводов на экономику. Как правило, в таких исследованиях анализируются кросс-страновые панельные данные, агрегированные для учета и контроля страновых факторов, действующих в определенный промежуток времени, после чего прослеживается динамика для определенной страны.

В то же время, М. Клеменс и Д. Макензи указывают на узость сведений о денежных переводах. Число стран и временные рамки здесь малы для выявления сколько-нибудь значимого эффекта относительно экономического роста ^{[11, c. 366]}. В этом смысле влияние трансграничных денежных переводов трудовых мигрантов на экономику России признается ^{[12, c. 44]}, но не оценивается, т.к. официальная статистика (методология РПБ-5, международная – BOP-5) не в состоянии учесть объемы, как нелегальной миграции, так и соответствующих денежных переводов, данные по которым всегда ориентировочны.

В последние годы по официальным данным МВД РФ численность трудовых мигрантов в российской экономике снижается. Если в 2015 г. в сфере торговли каждый четвертый работник был мигрантом, на городском транспорте – 50%, то к началу 2018 г. показатели снизились, соответственно до 15% и 28%. Также снижаются и оценочные показатели незаконно находящихся на территории России иностранцев. По данным Управления по вопросам миграции МВД РФ в 2017 г. их число снизилось с 3,9 до 2,6 млн. чел. ^[13].

В то же время, сумма официально оформляемых трансграничных переводов физических лиц из России остается стабильной и в 2018 г. в среднем составляла 11 млн. долл. США в квартал (в 2017 г. – 9,7 млн. долл. США) ^[14].

Ухудшение экономической конъюнктуры в России, сначала в связи с мировым финансовым кризисом, а затем – с санкциями, должно было стимулировать отток мигрантов. На практике, исследования российских авторов выявили неожиданную тенденцию – их высокой «выживаемости» в сложных условиях падения экономической конъюнктуры. Мигранты показали способность быстро адаптироваться к новому состоянию рынка труда, поиску новой работы, а главное в поддержании стабильного, а то и растущего потока денежных переводов на родину ^{[15, c. 30]}.

Эти выводы, с одной стороны, свидетельствуют в пользу теории «новой колонизации», а с другой – демонстрируют наличие устойчивых каналов денежных переводов. При этом динамика относительного оттока рабочей силы и переводов из России не противоречат друг другу.

Проблема паралегальности денежных переводов и «ресурсов роста»

Вопрос о паралегальности денежных переводов мигрантов неоднократно ставился в литературе в основном со ссылкой на высокую комиссию легальных систем переводов, что отталкивает от них и стимулирует осуществлять международные транзакции иным способом. Вместе с тем, данный аргумент не выдерживает критики. Во-первых, в силу высокой конкуренции платежных систем (Western Union, MoneyGram, Qiwi, Яндекс.Деньги, Unistream, Contact, Migom, Anelik, «Кибер Деньги», «Золотая корона», «Лидер», «Форсаж») их тарифы относительно стабильны. Во-вторых, процент за нелегальное трансграничное перемещение денежных средств с учетом рисков, выше официального тарифа.

Российские авторы подчеркивают необходимость создать для мигрантов «эффективные системы перевода денежных средств», что «принесет пользу и той, и другой стороне» ^[16]. Для легализации теневых денежных переводов российские авторы видят два пути – неопределенное «повышение прозрачности и доступности банковских услуг» и конкретное – снижение комиссии платежных систем ^{[17, c. 291]}. Этот путь направлен на стимулирование оттока денег из России. В тот же время, сбалансированный рыночный процент, сложившийся на рынке переводов, производен от текущей ситуации в экономике.

В этой связи приоритет целесообразно отдать не регулированию высоко конкурентного рынка переводов, основные игроки которого работают десятки, а то и более 100 лет, а оптимизации численности и статуса экономических мигрантов, что будет способствовать максимальной легализации их доходов. С ними они выйдут на легальный рынок переводов, что обострит конкуренцию платежных систем и снизит их комиссию ^{[18, c. 98]}.

Кроме того, вывод денежных средств нелегальными мигрантами нельзя рассматривать исключительно как их теневую деятельность, ввиду интереса части российского бизнеса в сфере найма и эксплуатации нелегалов. Получаемые таким образом доходы, в том числе и направляемые мигрантами в виде переводов на родину, вряд ли следует рассматривать как «ресурсы роста» в рамках Монтеррейского консенсуса.

Заключение

Отнесение денежных переводов мигрантов к ресурсам экономического развития и роста не будет правомерным без применения к ним 40 правил FATF, т.к. «развитие и рост» имеют не только «чисто» экономическое, а и международно-правовое понимание. В этой связи, принимая во внимание, значимую для развитых стран проблему нелегальной миграции и нелегальной рабочей силы, далеко не все денежные переводы и далеко не всех мигрантов могут стать правомерным источником экономического роста на родине мигрантов (при условии, что удастся однозначно доказать, что переводы такому росту способствуют). В этой связи налицо целесообразность смены приоритетов: с минимизации тарифов на переводы мигрантов в странах донорах к достижению прозрачности происхождения и легальности переводимых сумм. Иной подход, не только вступит в противоречие с трендом обеспечения глобальной финансовой безопасности, но будет означать стимулирование нелегальной и паралегальной деятельности в экономиках принимающих стран.