Глагольные формы в текстах англосаксонских и русских заговоров

Тексты заговоров, заклинаний, оберегов, хранящие особенности жизни, языка и культуры народов, представляют важную часть фольклора и относятся к малым жанрам, что объясняется их небольшим объемом. Заговоры как явление национальной культуры распространены у многих народов и берут свое начало в глубокой древности, в связи с чем исследователи относят их к дохристианским временам, хотя отголоски язычества сохранились в них в полной мере. Интерес к изучению заговоров объясняется особенностями этого типа текста, его сложной природой, уникальностью как компонента духовной культуры народа.

Для проведения анализа заговорных текстов были взяты 85 англосаксонских заговоров, включенные Ф. Грендоном в свою книгу Anglo-Saxon Charms ^[8]. Заговоры, собранные Л.Н. Майковым и М. Забылиным, превышают это количество более, чем в три раза ^{[4, 3]}. В связи с этим были выбраны также 85 текстов русских заговоров, которые связаны с англосаксонскими сюжетным типом. В основном это лечебные заговоры и связанные с повседневной жизнью людей, их занятиями и промыслом.

Прагматическая функция текстов магических жанров заключается прежде всего в претворении действительности в желаемый результат и для этого используется текст с определенными формулами: «Словесный текст является составной частью сложного акционально-вербально-реального <…> магического текста» ^{[6, c. 7]}. В.П. Аникин дал свое лаконичное и точное определение: «Заговор есть традиционнаяритмически организованная словесная формула, которую человек считал магическим средством для достижения различных практических целей» ^{[2, c. 94]}. Создание таких формул в словесном тексте, действенность которых основывалась на абсолютной вере, проходило в ходе исторического развития от простых, кратких и примитивных к более сложным и развернутым. Структура и прагматическая направленность заговора, заговорные формулы подчиняют весь спектр языковых средств, в том числе и грамматические элементы. Прагматическая направленность определяется тем, что в заговоре излагаются указания по применению и созданию рецептов достижения желаемого. В связи с этим исследователи стремятся систематизировать вербальные магические тексты, но сталкиваются со значительными расхождениями в подходах к проблеме типологизации в силу профессиональных предпочтений у сложившихся научных школ ^{[1, c. 59]}. Поскольку в нашем исследовании предметом являются словесные формулы, то наиболее релевантной является предложенная А.В. Юдиным типологическая структура заговорного текста. Элементы этой структуры включают молитвенное вступление, зачин, эпическую часть, заклинание, закрепку (концовку) и молитвенное завершение ^[6]. Отнюдь не все заговорные тексты представляют развернутую структуру, но во всех заговорах имеются какие-либо из этих элементов. Структурные элементы заговоров предполагают использование определенных грамматических форм. Например, классификация текстов заговоров, предлагаемая В. Хольцман, включает такие формы, как повелительная, повествовательная и просьба ^[9], названия которых уже говорят об использовании определенных глагольных форм. Исходя из структуры заговора можно с определенной уверенностью сказать, что указание, просьба/мольба, приказ оформляются глагольными формами повелительного наклонения, а присутствующая в некоторых заговорах эпическая часть – формами изъявительного наклонения в различных временах и видах. Присутствуют в текстах и глагольные формы сослагательного наклонения, что также обусловлено прагматикой этого жанра.

Признавая за лексикой художественное значение в эпосе, В.Я. Пропп отводил не менее важную роль и грамматике. В настоящей статье речь пойдет о том, какие глагольные формы присутствуют в текстах заговоров и их роли, если не ведущей, то существенной в оформлении формульного текста.

Сравнивая употребление глагольных форм в англосаксонских и русских заговорах, можно говорить лишь о двух временных формах, поскольку в древнеанглийском было два времени (настоящее и прошедшее), но наличие трех наклонений позволяет расширить материал для сравнения. Наиболее частотное совпадение наблюдается в таких формах, как глаголы в повелительном наклонении. Объяснение можно найти в прагматическом характере заговоров. В заговорах-просьбах заклинатель или сам страждущий обращается к высшим силам, могущественному духу или какому-либо персонажу за помощью, что, как правило, выражается в форме повелительного наклонения:

«<…>gefyllan þās folded mid fæste geleafan, wlitigigan þās wangturf <…>» ^{[8, c. 174]}. – наполни луга постоянной верой и укрась эту землю.

«Заря-зарница, красная девица, избавь раба Божия (имя рек) от матухи, от знобухи, от летучки, от жетучки … и от всех двенадцати девиц- трясовиц» ^{[4, c. 51]}.

В заговорах повелительной формы используется приказание выполнить что-либо и соответственно употребляется повелительная глагольная форма:

«Ступай, сухая и мокрая жаба, сохни!» ^{[4, c. 44]}.

«Hafe þū þās unhǣle, and gewīt āweg mid» ^{[8, p. 196]}. – хватай эту болячку и уходи с ней прочь.

Другой случай использования повелительного наклонения связан с наличием в структуре заговора описания ритуала в виде указаний, что следует делать и каким образом:

«Nim eorþan, oferweorp mid þīnre swīþran handa under þīnum swīþran fēt and cweð» ^{[8, p. 168]}. – Возьми земли, брось правой рукой под правую ногу и скажи ….

Наиболее частотными глаголами в императиве как в англосаксонских, так и в русских заговорах являются акциональные глаголы в ритуальной части заговора, в которой следуют указания к выполнению определенных действий: genim, nim – возьми, бери, cweð – скажи, wyll – закипяти, ādō – вытащи, hō – повесь, smyre – смажь, cnucie – истолки, lege – положи, forweorþ – брось, drype – сбрызни.

«<…> Genim þonne hālig-wæter ðǣron and drype þonne þriwa... cweþe … bere siþþan ðā turf… <…>Nim ðonne þā turf and sete ðǣr ufon on and cweðe... » ^{[8, p. 171]}. – Возьми святой воды там и брызни три раза … и скажи… возьми земли… Возьми земли и положи там, и скажи…

«Возьми восемь веретен и положи все их по ряду и к каждому веретену читай сей приговор и перебирай их все три раза и каждым веретеном в горло пяткой приткни, а останным веретеном горло перекрести, и безымянным пальцем перекрести и ударь в то место» ^{[4, c. 44]}.

Что касается русских заговоров, то ритуальные действия часто описываются и глаголами в настоящем несовершенном виде:

«Кладут ребенка в подоле, идут с ним, под куриный нашест и молятся вечером на запад, а по утру на восток» ^{[4, c. 33]}. Таким образом, указательный характер действия сменяется на описательный, что, на наш взгляд, подчеркивает уверенность в неизменности и неукоснительности этих действий.

Некоторые указания оформляются глаголами в инфинитиве:

«Взять холодной воды, которою трижды окатить больного по произношении тридевяти раз следующего….»^{[4, c. 96]}.

Формулы указания содержат также модальные глаголы:

«Должно взять воды, которою и окачивают больного» ^{[4, c. 94]}.

«Должно в трех банях трижды окачивать водою и затем трижды же прочесть над водою…» ^{[4, c. 88]}.

Появление инфинитива в текстах англосаксонских заговоров обусловлено использованием его в функции обстоятельства цели и в функции второго компонента глагольного сказуемого с модальным значением:

«Ðās wart þū scealt niman» ^{[8, p. 188]}. Ты должен взять эту траву…

«Ðis man sceal cweðan, ðonne his cēapa hwilcne man forstolenne» ^{[8, p. 184]}. Этот человек должен сказать, когда его скот какой-то человек украл.

Анализируя глагольные формы былинных жанров, В.Я. Пропп отмечал в них преимущественное употреблением глаголов несовершенного вида по сравнению с совершенным и свободное обращение с глагольными видами и временами. Он справедливо замечал, что глаголы совершенного вида «сказал», «вошел», «положил» и так далее представляют собой простую констатацию факта, а формы «говорил», «входил», «садился» не только устанавливают факт, но рисуют его. Изображенное как длительное действие лучше представляется воображению, чем короткое, оборванное, однократное, законченное ^{[5, c. 537]}.

Это наблюдение справедливо и в отношении магического фольклорного жанра. Однако в заговорах и заклинаниях употребление глагольных форм несовершенного вида ограничивается определенными рамками. Глаголы несовершенного вида настоящего времени используются в описательных формах, в частности, в зачине заговора, где в развернутом виде дается описание ситуации, в которой происходит сама процедура заклинания. Эта начальная часть заговора носит эпический, описательный характер, тем самым близкий к описательному и повествовательному характеру былины. Такова начальная часть заговора ратного человека, идущего на войну:

«Выхожу я во чистое поле, сажусь на зеленый луг, во зеленом лугу есть зелья могучия, а в них сила видима – невидимая. Срываю три былинки: белыя, черныя, красныя». На море, на Окияне, на острове на Буяне, сидит добрый молодец, по неволе заточен. К тебе я прихожу, добрый молодец, с покорищем. Выдают меня родные братья во княжью рать, одинокого, неженатого, а во княжьей рати мне по добру не жити» ^{[3, c. 301]}.

В англосаксонских заговорах так называемый зачин встречается лишь в нескольких текстах, но и они являются ценным материалом, подтверждающим наличие схожих черт, тем более, что количество русских текстов во много раз больше. В таких заговорах, как SĪÐGALDOR, ÆCER-BŌT в зачине наблюдается эпический стиль, который во многом обязан этому глагольным формам в настоящем времени:

«Ic mē on þisse gyrde belūce, and on godes held bebēode

wið þane sāra stice, wið þane sāra siege,

wið þane grumman gryre,

wið þane micelan egsan, þe bið ēghwām lāð,

and wið gal þæt lāð, þe into land fare.

Sygegealdor ic begalesigegyrd ic mē wege,

wordsige and worcsige» ^{[8, p. 176]}. – Я защищаю себя этим мечом и отдаю себя милости божией против сильной боли, ужасной болезни отвратительного страха, всякого зла, которое может прийти на эту землю. Я пою победную песню и несу победный меч: победное слово и победная работа.

Глаголы несовершенного вида «выхожу», «сажусь», «срываю» подчеркивают процессуальность действия и несомненно более выразительны, чем совершенный вид – «вышел», «сел», «сорвал». Для древнеанглийского такое понятие как несовершенный вид можно применить условно, поскольку в древнеанглийском языке глагол не обладал грамматическими средствами для выражения совершенных и длительных действий. Префикс ge-, существовавший в германских языках и в древнеанглийском, в частности, передавал значение совершенного вида, то есть изменял не только видовую принадлежность глагола, но и лексическое значение глагола ^{[7, p. 414]}. Наряду с формой повелительного наклонения nim – бери используется форма genim - возьми, которые на русский язык передаются супплетивными формами одного глагола, bringe – неси, gebringe – принеси.

«Genim þonne on niht, ǣr hit dagige, fēower tyrf … . Nim þonne ele and hunig and beormand ǣlces fēos meolc» ^{[8, p. 173]}. – Возьми до рассвета четыре горсти земли … Бери масло и мед, дрожжи и молоко от всего скота… .

В других частях аналогичных заговоров используются целые серии иных глагольных форм. Например, глаголы настоящего времени, но процессуальные в силу своей семантики: (1) «Твое дитя плачет, пить, есть хочет, а мое дитя плачет, спать хочет» ^{[4, c. 33]}. (2) «Летит ворон через синее море, несет в зубах иглу» ^{[4, c. 65]}.

Глаголы будущего времени: «Я твой корень выведу. Поймаю я ту лебедь, поймаю я ту лебедь, схватаю» ^{[4, c. 79]}.

В «Заговоре ратного человека, идущего на войну» наблюдаются различные глагольные формы, чередующиеся в пределах единого текста. В зачине слышится явный повествовательно-эпический стиль, создаваемый глагольными формами в настоящем времени несовершенного вида: «Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема Володимирова … По Волге широкой, по крутым берегам, плывет лебедь …» ^{[3, c. 300]}.

Затем следуют глаголы в повелительном наклонении: «Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовый» ^{[3, c. 300]}.

Повелительное наклонение сменяет ряд инфинитивных форм:

«Не моим крыльям долетать до моря Хвалынскаго, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить семипудовый ключ» » ^{[3, c. 300]}.

Снова повторяется ряд глаголов в будущем времени: «Есть на море, на Окиане, на острове на Буяне ворон, всем воронам старший брат; он долетит до моря до Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовый» ^{[3, c. 300]}.

Будущее время в очередной раз сменяется инфинитивными формами: «Вели своему ворону слетать под море Хвалынское, заклевать змея огненного, достать семипудовый ключ» ^{[3, c. 300]}.

Далее следует прошедшее время, однако именно совершенного вида, то есть действие в данном эпизоде представлено не как процесс, а как результат всех предыдущих событий: «Разбил ворон медный дом (но не «разбивает»), заклевал змея огненного (не «заклевывает», достал («не достает») семипудовый ключ» ^{[3, c. 301]}.

И, наконец, завершается вся эта часть заклинания глаголами настоящего времени, но уже несовершенного вида: «Отпираю я тем ключом княжой терем Володимиров, достаю сбрую богатырскую…» ^{[3, c. 301]}.

Такое смешение глагольных форм в пределах одного текста используется и в англосаксонских заговорах, хотя и не так часто, как в русских, что, возможно, объясняется их ограниченным количеством. Например, в уже упоминавшемся заговоре в поэтических вставках присутствуют глагольные формы разных категорий. В первой метрической части используются глаголы настоящего времени:

«Eastweard ic stande, ārena ic mē bidde,

bidde ic ðone mǣran domine» ^{[8, p. 175]}. –

Стою я лицом на восток и прошу милости для себя, прошу могучего господина.

Далее следуют форма сослагательного наклонения (mōte) и инфинитивы āweccan – пробудить, gefyllan – наполнить, wlitigigan – украсить:

«<…> ic mōte þis gealdor mid gift drihtnes

tōþum notȳnan; þurh trumne geþanc

āweccan þās wæstmas ūs to woruldnytte,

gefyllan þās foldan mid fæste geleafan,

wlitigigan þās wancgturf;» ^{[8, p.174]}. – Мне бы позволили открыть уста этим заклинанием по милости Господа, пробудить к цветению, наполнить землю, с твердой верой, украсить эту пустую землю.

Как было сказано выше, в древнеанглийском языке отсутствовало будущее время, но для выражения действия, относящегося к будущему, использовались сочетания модальных глаголов sceal – должен и willan – хотеть, намереваться с инфинитивом: (1) «Gif hors bið gewræht, þonne scealt þū cweþan þās word» ^{[8, p. 185]}. – Если лошадь охромела, скажи эти слова. (2) «Nū ic wille ðin helpan» ^{[8, p. 164]}. – Теперь я помогу тебе (хочу помочь тебе). Либо будущее время оформлялось с помощью обстоятельства и какого-либо дополнительного временного маркера. Например, с помощью наречия времени þonne – затем, потом: «Þonne man þā sulh forð drife and þā forman furh onscēote. Cweð þonne…» ^{[8, p. 176]}. – Затем пройдешь плугом и сделаешь первую борозду. Потом скажешь … При этом глаголы drifan – проезжать, onsceōtan – проложить, сweðan – сказать употреблены в форме настоящего времени.

В следующем примере глагольная форма настоящего времени передает действие будущего, поскольку предваряется фразой с наречием forð – дальше: «Forð ic gefare, frīnd ic gamete» ^{[8, p. 178]}. – Дальше я пойду и друзей встречу.

Сам по себе выбор глагольного времени и вида часто диктуется контекстом и всей описываемой ситуацией, но не попутно, и совершенно закономерно повторение однотипных глагольных окончаний видовременных показателей создает определенный фонетический рисунок заговора: «поймаю – схватаю», «долететь – расклевать – дотащить», «долетит – заклюет – притащит», «слетать – заклевать – достать», «разбил – заклевал – достал», «отпираю – достаю» и т.п.

В заговоре от острой боли WIÐ FÆRSTICE глагольные окончания līþan, cōman, cōlian также создают ударный фонетический рисунок:

«Ongunnan him of þǣm land līþan.

Sōna swā hȳ of þǣm landе cōman

þā ongunnan him þā cōlian» ^{[7, p. 166]}. – Поплыли от берега. Как только от земли отплыли, начали замерзать.

В рамках заговора употребляются не только глаголы с повторяющимися окончаниями, но и другие «грамматические» повторы, где однотипные глагольные формы сочетаются с иными категориями:

«Ложуся я благословяся, Богу помоляся, поутру вставаючи, не водою – утреннею росою умываюся, текучей водой утираюся, ризою Матушки Богородицы облакаюся, иду в путь дорогу, из дверей в двери, на восход солнца» ^{[4, c. 90]}.

Кроме повторяющейся глагольной формы с возвратной частицей «сь» («умоюсь – утрусь – кланяюсь») в этом зачине повторяются трижды окончания творительного падежа имени существительного и согласующегося с ним прилагательного. Таким образом, весь этот коротенький зачин оказывается буквально пронизанным фонетическими повторами, сплавляющими его в единое целое и превращающими этот заговор не столько в логическое описание реально мыслящегося события, сколько в магический, чисто словесный ритуал каковым и должно быть произнесение магической формулы.

В тексте заговора еще наблюдается большое количество глагольных форм различной видовой и временной категорий: «подхожу», «лежит», «опустились», «покатились» и т.д.

«Подхожу я к церкви благословяся, Богу помоляся. По правую сторону стоит Пресвятая Богородица, а по левую лежит мертвец, он головой головастый, волосом осластый» ^{[4, c. 90]}.

Если в описательной части заговора действие глагола распространялось на один объект, то далее в заговоре характер глагольного словоупотребления резко меняется, и каждый глагол относится к различным объектам: «<…> под ним резвыя ноженьки опустились, белыя рученьки покатились, ум разум помешался, его скверный язык вон вытягался, челюсти поганыя затворились, буркулы его закрылись, чтоб и век он в пиру не проклажался, как бес грому боялся, от меня, раба Божия, удалялся, аминь» ^{[4, c. 90]}.

При этом глаголы употребляются в форме совершенного вида, что подчеркивает законченность действия, но в то же время сохраняет динамичность текста, каковая скорее характерна для заговоров с повелительными формами глаголов или же с инфинитивными.

В некоторых заговорах наблюдаются и такие особенности поэтики заговора, как окончания глаголов. Например, глаголы в настоящем времени, первого лица часто гармонируют с согласующимися в роде, числе и падеже окончаниями имен существительных и прилагательных: «заговариваю…над чашей брачною». В фонетической транскрипции все эти окончания выглядят как «айу», «эйу», «ойу». На слух эти стяжения гласных воспринимаются как долгие, протяжные, фактически как некое «подвывание» и, несомненно, при устном исполнении, а именно на такое исполнение рассчитаны все заговоры и заклинания, это свойство подчеркивалось и усиливалось исполнителем.

Собственная магическая сила слова вполне осознается человеком, произносящим заговор. В конце заклинания эта вера часто выражена прямо и определенно в повелительной форме: «а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким…. укрыт от силы вражьей, от нечистых духов…» и т.д. То есть слово осознается как непосредственное укрытие, защита. И далее, в конце этого заговора заклинается и само слово: «А будь моё слово сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепче горючего камня Алатыря, могучее богатыря» ^{[3, c. 294-295]}. Так называемые закрепки характерны для русских заговоров. Что касается англосаксонских заговоров, то концовки также по своему характеру стремятся поставить точку в призыве, просьбе, заклинании и следуют эмоциональные высказывания в повелительной(flēoh) и сослагательной формах (hēafde)

«Flēoh þǣr on fyrgen,

Hēafde hāl westu! Help ðīn drihten!

Nim þonne þæt seax, ādō on wǣtan» ^{[8, p. 164-165]}. Беги на гору, быть голове здоровой! Бог помоги! Возьми нож и опусти в воду!

В концовках, как правило, используется повелительная глагольная форма, суть которой состоит в повелении, чтоб так и было, чтоб так и случилось. Таким образом, со стороны заклинающего осуществляется призыв к выполнению его просьбы.

При сравнении русских любовных заговоров с заговорами от тоски наблюдаются существенные различия в количестве глагольных форм, которые в любовных заговорах используются чаще, но в их употреблении обнаруживается своя специфика, о которой будет сказано далее. Вот полный текст одного из любовных заговоров: «Исполнена еси земля дивности. Как на море на Окиане, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь тоски, киньтесь тоски в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ея ум и разум, в волю и хотение, во все ея тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ее жилы, в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всяк день, во всяк час, во всякое время; нигде б пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги , и перепутья с трепетом, туженьем, с плачем и рыданьем, зело спешно шла бы и рыдала, и пробыть без того ни минуты не могла. Думала б об нем не задумала, спала б не заспала, ела бы не заела, пила б не запила и не боялась бы ничего, чтобы он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается и укрепляется, и замыкается. А еще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается» ^{[2, c. 302-303]}.

Самой характерной чертой данного заговора является смешение различных глагольных форм: «мечутся тоски, кидаются тоски» – возвратные глаголы настоящего времени несовершенного вида. Затем эти же глаголы повторяются в повелительном наклонении: «мечитесь тоски, киньтесь тоски», а далее в сослагательном наклонении «кидались бы, бросались бы». Затем следуют группы синонимичных глаголов, но также сослагательного наклонения: «что бы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала».

Вообще сослагательное наклонение, как выражающее пожелание, оказывается ведущим среди глагольных форм этого заклинания, и к тому же они часто повторяются в отрицательных конструкциях с однокоренными глаголами: «думала б об нем не задумала, спала бы не заспала, ела б не заела, пила б не запила…».

Выбор именно этого наклонения весьма оправдан жанром и характером заговора. Если в воинских заговорах, призванных воздействовать на внешний мир, употребляется «агрессивное» повелительное наклонение, то здесь, хотя также требуется воздействие на другого человека, но это воздействие направлено не на уничтожение, а на изменение в желательную для заговаривающего сторону. Сослагательное наклонение смягчает эту агрессивность, переводя приказ в форму пожелания.

В целом сослагательное наклонение одно из частотных в текстах заговоров, что объясняется прагматикой жанра. Выполнение желаемого выражается на грамматическом уровне глаголом в сослагательном наклонении, которое в древнеанглийском имело одной из основных функций выражение желания, просьбы, команды, запрета ^{[12, p. 239]}. Для англосаксонских заговоров частотность сослагательного наклонения тем более заметна, поскольку при наличии двух времен – настоящего и будущего – в древнеанглийском имелось три наклонения, и сослагательное выполняло основную функцию – выражение модальности: желание, просьба, команда, запрет и т.д. ^[11]. Именно такая модальность является основной в текстах заговоров, что обусловливает использование сослагательной формы глагола.

«Geunne him ēce drihten and his hālige, þe on heofonum sȳn,

þæt hys yrþ sī gefriþod wið ealra fēonda gewǣne,

and hēo sī geborgen wið earla bealwa gehwylc,

þāra liblāca geond land sāwen» ^{[8, p. 174]}. Даруй ему, Господь, и всем святым на небесах, чтоб хранило его землю от всех врагов, чтоб защищали его от всякого зла, которое сеют ведьмы.

Форма глагола bēon – быть стоит в настоящем сослагательном sī единственного числа и sȳn множ ч.

В следующем примере глаголы mōt, mæg, can имеют формы сослагательного наклонения соответственно mōste, mihte, cūþe:

«<…> ðæt nǣfre þis ðǣm ādlegan derian ne mōste, ne þǣm þe þis galdor begytan mihte, oððe þe þis galdor ongalan cūþe» ^{[8, p. 166]}. – <…> и чтоб никогда не нарушили они костер погребальный, и чтоб не смогли добиться для себя заклинания, и чтоб никто то заклинание не смог спеть.

Подводя итог, можно сделать вывод о преимущественном использовании повелительной глагольной формы в текстах заговоров, что объясняется спецификой этого жанра – обращением с просьбой, мольбой, приказом что-либо исполнить. Это наблюдение относится как к англосаксонским, так и к русским заговорам, причем повелительная форма глагола встречается в зачинах заговоров и заключительной части – закрепке (в 77 англосаксонских и в 63 русских заговорах из подвергшихся анализу). Вторая отличительная черта заговоров – глагольные формы в сослагательном наклонении, что обусловлено с одной стороны модальностью текстов, которая реализуется через сослагательное наклонение (в 36 англосаксонских заговорах и 47 русских). Такой вид глагольных форм используется кроме упомянутых структурных частей заговора также в повествовательной его части. В последней характерно употребление различных временных форм для русских текстов, а также использование глагольных форм несовершенного вида. В англосаксонских текстах нет глагольной формы будущего времени в силу отсутствия таковой в языке, но для выражения будущего используются обстоятельственные маркеры, либо глаголы, обладающие модальностью как желательностью. Категория вида в древнеанглийском не имела устойчивого обозначения, поэтому условно суффикс ge- в некоторых случаях выступает контекстуальным определителем результативности или совершенности действия.