Англо-итальянские отношения октября 1938 - января 1939 гг.

Англо-итальянским отношениям указанного периода, как в отечественной, так и в зарубежной литературе посвящено не так много работ. В первую очередь это связано с тем, что из событий и процессов данного периода исследователей привлекают главным образом те, что связаны с британо-немецкими отношениями, игравшими очень важную роль в европейской политике. Но отдельные аспекты англо-итальянских отношений указанного нами периода в ряде работ всё же затрагивались.

Так, известный советский специалист по истории Великобритании В. Г. Трухановский уже в 1962 г. обращал внимание на то, что после печально известного Мюнхенского совещания сентября 1938 г. премьер-министров 4-х европейских держав британское правительство «ввело в действие англо-итальянское соглашение от 16 апреля, несмотря на то, что итальянцы так и не выполнили необходимого для этого условия о выводе своих войск из Испании». По мнению историка, в данном случае «английское правительство исходило из соображения, что соглашение «сделает Муссолини менее зависимым от Гитлера» и он сможет «балансировать между Германией и западными державами». Здесь сказывалось стремление использовать одного фашистского диктатора против другого к выгоде Англии». По поводу же поездки Чемберлена в Рим в январе 1939 г. Трухановский писал: «… Чемберлен и Галифакс посетили Рим в целях упрочнения отношений и развития сотрудничества с фашистской Италией» ^{[1, с. 337]}.

Н.П. Попова в своей диссертационной работе 1993 г. об англо-итальянских отношениях периода 1936-1940 гг. в Средиземноморье повторяла ставшее уже традиционным для отечественной историографии мнение, согласно которому «англо-итальянское сотрудничество рассматривалось правительством Чемберлена (существовавшим с мая 1937 г. – Р.Б.) как возможное связующее звено для соглашения Лондона с Берлином и как основа для более широкого общего соглашения четырёх стран (Англии, Франции, Германии, Италии)» ^{[2, с. 13]}.

Что же касается Муссолини, то Н.Г. Глубокова в диссертации об англо-итальянских дипломатических отношениях 1923-1939 гг. высказывала также ставшее традиционным мнение, что «Муссолини до начала Второй мировой войны и некоторое время после этого не шёл на окончательный разрыв с Великобританией, стремясь сохранить для Италии свободу манёвра, а для себя лично поддержать статус равного партнёра в отношениях с Гитлером» ^{[3, с. 20]}. А один из отечественных биографов итальянского дуче – Л.С. Белоусов, как бы дополняя это мнение, писал по поводу переговоров Италии и Великобритании в январе 1939 г.: «Серьезной компенсации за отказ Италии от ориентации на Германию англичане предложить не могли. Поэтому для Муссолини заигрывание с ними было лишь мелким козырем в дипломатическом торге с Берлином» ^{[4, с. 248]}.

В томе 1 своей трёхтомной работы, посвящённом внешней политике фашистской Италии, В. И. Михайленко писал: «Несмотря на пропагандистскую завесу и раздувание мифа об итальянской империи и ее господствующей роли в mare nostrum (Средиземном море), фашистская Италия оставалась среднеевропейским государством по своему экономическому и военному потенциалу», а поэтому «не могла не использовать политику «баланса сил» для достижения своих внешнеполитических целей, маневрируя между великими державами» ^{[5, с. 8]}. Рассматривая внешнеполитические действия Муссолини именно под этим углом зрения, Михайленко писал: «Б. Муссолини подчеркивал, что фундаментальным направлением итальянской внешней политики является сотрудничество с Германией в рамках оси Рим — Берлин, однако это не является препятствием для установления дружеских отношений с Великобританией и Францией». Что же касается правящей элиты Британии, то историк высказывал мнение: поскольку с 1936 г. Италия уже являлась «членом фашистской оси», «посягать на этот статус Италии Чемберлен не собирался» ^{[5, с. 230]}.

Поскольку взаимоотношения Великобритании и Италии обозначенного нами периода рассматривались в отечественной литературе достаточно поверхностно, существует необходимость более подробного их рассмотрения, тем более что в первый постмюнхенский период государство Муссолини занимало достаточно важное место в британской внешней политике.

16 апреля 1938 г. министр иностранных дел Италии граф Чиано и британский посол в Риме граф Перт подписали англо-итальянское «пасхальное» соглашение, включавшее в себя протокол и восемь приложений к нему. Протокол провозглашал, что оба правительства «вдохновлены желанием поставить отношения между двумя странами на прочную и длительную основу и внести свой вклад в дело мира и безопасности» ^{[6, p. 567]}. А поэтому в четвертом приложении к протоколу стороны провозглашали прекращение взаимной враждебной пропаганды ^{[6, p. 572]}. Остальные же протоколы урегулировали исключительно англо-итальянские отношения в Африке и Средиземноморье.

В первом приложении к протоколу Англия и Италия подтвердили Римскую декларацию по Средиземному морю от 2 января 1937 г. и ноту от 13 декабря 1936 г. относительно статус-кво в Западном Средиземноморье ^{[6, p. 568]}. Во втором приложении они объявили, что отныне ежегодно в январе через военных атташе будет происходить обмен информацией по предполагаемым важным административным перестановкам и перемещениям вооруженных сил в заморских владениях, граничащих со Средиземным, Красным морем и Аденским заливом и на африканских территориях, в квадрате, ограниченном на западе 20-м градусом долготы и на юге 7-м градусом широты ^{[6, p. 569]}. В третьем приложении обе страны взяли на себя обязательство гарантировать независимость и целостность Саудовской Аравии и Йемена и воздерживаться от вмешательства в случае возникновения конфликта между ними ^{[6, p. 569-571]}.

В пятом и шестом приложениях итальянское правительство подтвердило взятые на себя 3 апреля 1936 г. обязательства и заявление МИД Италии английскому послу 31 декабря 1936 г. относительно озера Тан, а также подтвердило обязательства 29 июня 1936 года об освобождении местного населения Восточной Африки от воинской повинности ^{[6, p. 572]}. В соответствии с седьмым приложением итальянское руководство гарантировало свободу исполнения религиозных культов гражданами британской национальности в «итальянской Восточной Африке» ^{[6, p. 573]}.

В восьмом приложении содержались соответствующие заявления о верности обеих стран Константинопольской конвенции 29 октября 1888 г., которая гарантировала свободу прохода военных и торговых судов через Суэцкий канал в мирное и военное время ^{[6, p. 573]}.

Поскольку действие соглашения от 16 апреля 1938 г. не ограничивалось определенным сроком, предполагалось после вступления его в силу начать переговоры с участием Египта для окончательного определения границ между ним, Суданом, Кенией и Британским Сомали, с одной стороны и Итальянской Восточной Африки - с другой, а также договориться о торговых и прочих интересах данных стран на этой территории ^{[6, p. 568]}.

Особое значение соглашения от 16 апреля 1938 г. для Италии заключалось в том, что им Великобритания, наконец, официально признала Итальянскую империю. Но это соглашение долгое время оставалось, однако, не ратифицированным британским Парламентом в связи с чем 6 сентября 1938 г. во время приёма короля Болгарии Бориса в Риме Муссолини говорил ему о своём беспокойстве по поводу обеспечения дружбы Италии с Великобританией и устранения трудностей между двумя странами ^{[7, p. 314]}. Действительно, отказ Великобритании ратифицировать англо-итальянское «пасхальное» соглашение мешал дальнейшему двустороннему сотрудничеству.

Вклад Муссолини в организацию Мюнхенской конференции побудил Чемберлена предположить, что влияние итальянского «лидера» на Гитлера может быть использовано и при решении других европейских проблем.

В ходе Мюнхенской конференции состоялся краткий обмен мнениями между Чемберленом и Муссолини. «Премьер-министр Великобритании предложил дуче провести конференцию четырех держав для обсуждения испанского вопроса. Муссолини никак не отреагировал на это предложение, однако пообещал в ближайшее время осуществить вывод примерно половины своего интервенционистского корпуса из Испании (уже в беседе с болгарским царём 6 сентября Муссолини заявил, что «он сейчас занимается организацией вывода итальянской пехоты из Испании, при сохранении там технических подразделений») ^{[7, p. 314]}, а также пригласил Чемберлена посетить Италию, как только отношения между двумя странами будут урегулированы» ^{[5, с. 209-210]}. Последнюю фразу можно интерпретировать как попытку давления дуче на британского премьера. Об этой попытке давления свидетельствовало и то, что Муссолини отклонил предложение Чемберлена о проведении дополнительной встречи между ними. Предложение Чемберлена было отклонено под предлогом того, что, во-первых, двусторонняя встреча могла вызвать раздражение Гитлера, а во-вторых, дуче трудно было бы мотивировать отказ от проведения подобной беседы и с французским премьером Даладье ^{[5, с. 210]}.

К давлению на Муссолини – в частности, с целью ослабления остроты испанской проблемы – пытался прибегнуть и британский премьер-министр. В.Г. Трухановский ошибался, когда писал, что предварительным условием введения в действие англо-итальянского соглашения от 16 апреля 1938 г. англичане выдвинули вывод итальянских войск из Испании. Но летом 1938 г. британское правительство действительно дало понять Риму, что предварительным условием для вступления в силу «пасхального» соглашения является «урегулирование испанского вопроса» ^{[8, p. 31]}.

Отношения Италии с Германией в этот период не были однозначными. Муссолини не нравилась слишком агрессивная политика Гитлера, к тому же существовали некоторые противоречия и в сфере экономики. Поэтому дуче было необходимо сближение с Великобританией.

И поэтому сразу по окончанию Мюнхенской конференции, 1 октября, Чиано сообщил британскому послу Перту: Муссолини сказал премьер-министру в Мюнхене, что Италия «скоро будет готова вывести значительное количество солдат из Испании». Теперь министр Муссолини уточнил: «предполагаемое число (выводимых – Р.Б.) равно около 10 тыс. человек, что составляет половину итальянских сил в Испании» ^{[7, p. 314]}. (На деле это была половина только итальянской пехоты). 3 октября граф Чиано вновь пригласил Перта, чтобы сделать «важное заявление». Он сообщил, что «итальянский интерес к Испании ослабел. Правительство Италии считает, что цель, из-за которой оно первоначально оказало помощь генералу Франко, а именно: предотвращение победы коммунизма в Испании, более или менее достигнута». Поэтому, сказал Чиано, уже даны «определенные указания, что 10000 пехотинцев должны быть возвращены (из Испании) домой» ^{[9, p. 320]}.

В ответ британское правительство предложило Италии свой набор мероприятий, публичное объявление о которых, должно было облегчить ратификацию британским Парламентом англо-итальянского соглашения. Во врученном Пертом 14 октября Чиано британском меморандуме предлагалось не только вывести десятитысячный контингент итальянских сухопутных сил из Испании, что составляло более половины находившихся там итальянских войск; но и не направлять больше в Испанию новые итальянские контингенты; не стремиться компенсировать вывод итальянских сухопутных сил дополнительной посылкой летчиков; стремиться к прекращению бомбардировок в Испании, способных привести к жертвам на английских судах ^{[10, p. 279-280]}.

По рекомендации из Лондона французское правительство также предприняло шаги к улучшению отношений с Италией. После долгого перерыва оно направило в Рим нового посла, вручение верительных грамот которым какого числа было равносильно признанию Францией факта создания Итальянской империи ^{[5, с. 218]}. 19 октября временный поверенный в делах Италии во Франции докладывал в Рим о своей встрече с французским министром общественных работ, который информировал его о желании Даладье встретиться с Муссолини в целях улучшения двусторонних отношений.

Эти события происходили на фоне усиления территориальных претензий Венгрии и Польши ко «второй» Чехословацкой республике. Сначала итальянское руководство полностью поддержало Венгрию в ее притязаниях на территории Закарпатской Рутении, поддержанных также правительством Польши с целью установления общей польско-венгерской границы. В разгар сентябрьского Судетонемецкого кризиса после встречи с послом Польши в Берлине и посланником Венгрии итальянский посол Аттолико сообщал 17 сентября 1938 г. в Рим, что «поляки мечтают о совместной польско-венгерской границе с тем, чтобы установить ось Варшава — Будапешт» ^{[11, p. 59]}. В ответ на это Муссолини даже пообещал в случае такого вооружённого конфликта направить эскадрилью истребителей для обороны Будапешта ^{[12, p. 261]}.

В 20-х числах октября переговоры о притязаниях Польши и Венгрии к Чехословакии вошли в заключительную стадию. Но в ходе них выяснилось, что нацистская Германия против польских и венгерских планов установления общей границы ^{[13, p. 467]}. После ознакомления с новым германским планом, который ограничивал венгерские притязания в Чехословакии югом Рутении и югом Словакии, Чиано записал 20 октября в своем дневнике: «Выяснилось больше, чем я предполагал, что план нехорош для венгров. Риббентроп недоговаривает, и когда я заговорил с ним относительно общей границы между Польшей и Венгрией, он ускользнул от ответа». Чиано также зафиксировал, что «дуче не намерен оказывать давление на Будапешт». Не случайно он сказал венгерскому посланнику в Риме Виллани: «Если вы примете план, который можно назвать немецким, хорошо, и мы будем довольны. В противном случае дайте нам знать, что мы сможем сделать для вас» ^{[14, p. 272-273]}. Но в последнем случае, судя по дневнику Чиано, Италия не брала на себя обязательство бороться за получение Венгрией всей Рутении и всей Словакии.

Следя за решением проблем одного из своих ближайших потенциальных союзников – Венгрии, а главное, рассматривая с лета 1938 г. возможность заключения японо-итало-германского военно-политического союза, Италия не спешила выполнять условия, обозначенные в британском меморандуме от 14 октября в качестве основы улучшения итало-британских отношений.

Несмотря на это, министр иностранных дел Великобритании Галифакс подготовил 21 октября секретный меморандум по вопросу вступления в силу англо-итальянского «пасхального» соглашения, мотивируя необходимость этого в основном именно угрозой тесного итало-германского сближения – теперь уже (в отличие от итало-германского соглашения октября 1936 г.) не только по испанскому вопросу.

В меморандуме Галифакса говорилось: «…В Италии все еще есть группы людей, которые утверждают, что правительство Его Величества не имеет реального намерения ввести в действие соглашение, что они продолжают откладывать и выдвигать новые условия для урегулирования испанского вопроса и ждут такого времени, когда они будут в состоянии отомстить Италии за ее абиссинскую авантюру... Подозрительные и мстительные по своей природе, итальянцы не могут заставить себя поверить, что другие нации не наделены аналогичными характеристиками» ^[15]. Поэтому Галифакс предлагал не давать поводов, чтобы это мнение укрепилось, а наоборот, опровергнуть его конкретными действиями, в первую очередь, введением апрельского соглашения 1938 г. в силу.

Аргументы главы британского МИДа в пользу этого шага выглядели так: «Вступление в силу соглашения восстановит свободу действий синьора Муссолини при решении внешнеполитических вопросов, чего сейчас ему не хватает. В настоящее время он подвергается постоянному давлению со стороны Берлина и, поскольку он не уверен в британской дружбе, ему трудно сопротивляться» ^[15]. Галифакс был уверен, что «чем дольше англо-итальянское соглашение не вступает в силу, тем более близко Рим связывается с Берлином» ^[15]. Сам он был уверен: «Вероятно, это наш последний шанс привести соглашение в действие и возобновить прежние отношения с Италией. Если мы не сможем использовать этот шанс, то синьор Муссолини будет утверждать, что мы и не желаем его вводить в действие и, вероятно, будет принужден к военному союзу с Германией, таким образом, обрекая себя на то, чтобы завершить вассализацию» ^[15].

В итоге после небольшого обсуждения британский кабинет министров 26 октября согласился, что англо-итальянское соглашение должно быть введено в действие в течение ближайших нескольких недель ^[16].

Через день после этого решения в Италию прибыл германский министр иностранных дел Риббентроп. Он прибыл для обсуждения предложенного Японией нового проекта японо-итало-германского пакта. Переговоры, однако, не увенчались успехом - и прежде всего из-за нежелания итальянской стороны форсировать подписание военно-политического соглашения ^{[5, с. 220]}. Италия не желала открыто становиться на сторону гитлеровского рейха, порывая с Западом. Чиано записал в дневнике 27 октября: «У меня есть план заморозить его (пакт. — Р. Б.), тем более что Перт тайно сообщил мне британское решение ратифицировать апрельский пакт в середине ноября. Мы должны держать обе двери открытыми. Союз сегодня (с Гитлером – Р.Б.) закрыл бы, возможно, навсегда одну из них, и не менее важную. Даже дуче, которому я кратко упомянул об этом, кажется, думает точно так же» ^{[14, p. 279]}.

Возникшая очередная пауза в переговорах о военном японо-итало-германском союзе устранила возможную помеху на пути ратификации англо-итальянского соглашения. 2 ноября 1938 г. британский Парламент приступил к обсуждению англо-итальянского «пасхального» соглашения и после долгих споров большинством голосов (345 против 138) принял решение ввести соглашение в силу ^[17]. Спустя пять дней посол в Риме Перт информировал Чиано о вступлении соглашения в силу 16 ноября ^{[18, p. 388]}.

В день, когда британские парламентарии начали дебаты по англо-итальянскому соглашению, 2 ноября, под эгидой Германии и Италии состоялся первый Венский арбитраж, предписавший Чехословакии передать Венгрии южные районы Словакии и юг Подкарпатской Украины, в которую после октябрьского государственного переворота, инспирированного Гитлером, превратилась Подкарпатская Русь (Рутения) ^{[19, p. 367-369]}. Этот первый Венский арбитраж привёл к некоторому охлаждению в отношениях между Германией и Италией, которая поддерживала все требования Венгрии, но по настоянию Германии она не получила желаемого.

10 ноября Галифакс подписал новый политический меморандум о положении дел в Центральной и Юго-Восточной Европе после аншлюса Австрии и присоединения Судетской области к Германии. Этот меморандум призван был дополнить промежуточный отчет Межведомственного комитета по вопросам экономической помощи странам Центральной и Юго-Восточной Европы ^[20].

В нём в основном рассматривались различные варианты взаимодействия Великобритании с Германией и малыми странами Европы, однако, отдельная часть была посвящена и Италии. Галифакс полагал, что «введя англо-итальянское соглашение в действие, мы сможем восстановить элемент искреннего дружелюбия в англо-итальянских отношениях, которые характеризовали их в период до санкций (Лиги наций октября 1935 г. – Р.Б.). Но мы, - говорилось в меморандуме, - сможем добиться улучшения отношений только до определенной границы, так как есть фундаментальное различие между сегодняшним положением и тем, что было в 1935 году. За прошедшее время мы допустили оформление оси Рим-Берлин и оформление общей границы Италии с Германией в результате аншлюса Австрии. Поэтому (сегодняшняя – Р.Б.) Италия должна выбирать между ее надеждами, связанными с Германией, и такими же опасениями» ^[20].

«Представляется вероятным, - говорилось в меморандуме Галифакса, - что итальянцы будут оценивать ценность оси с точки зрения преимуществ, которые можно будет получить; но они, конечно, будут оценивать англо-итальянское соглашение под тем же углом зрения» ^[20]. Министр иностранных дел задавал вопрос: «После того, как Его Величество признало Итальянскую империю в Абиссинии и урегулировало свои пограничные вопросы в Африке к взаимному удовлетворению обеих стран, что ещё может предложить Британская империя Италии, сопоставимое с обещаниями, которые немцы могут сделать для них?» ^[20]. Ответ на данный вопрос давался такой: «Британия может предложить Италии безопасность взаимодействия с ее зарубежными владениями и свободу развития своих существующих ресурсов без угрозы своего вмешательства» ^[20].

Правда, писал Галифакс, Германия «может оказать содействие итальянским устремлениям в расширении границ ее империи в Северной Африке в районе от Средиземного моря до Индийского океана» ^[20]. Однако осуществить это возможно преимущественно за счет конфронтации с Британской империей. В итоге, делался вывод, что «надежды Италии на Германию основываются на повышении риска конфликта с Британской империей; от нас же она может надеяться получить безопасность территорий, которые Италия уже заполучила» ^[20]. Галифакс также считал: те, кто находится сейчас или в ближайшие 10-15 лет будет у власти в Италии, будут скорее предрасположены к риску, чем к стабильности ^[20]. К тому же, если Германия сможет включить в орбиту своего влияния пять стран: Грецию, Венгрию, Румынию, Югославию и Болгарию, это укрепит желание Италии примкнуть к Германии ^[20]. Германия уже сейчас, а если произойдёт усиление её контроля над Дунаем, то ещё в большей степени в будущем, может оказывать сильное экономическое влияние на Италию. «И в этом отношении, – заключал министр, – позиция Италии не очень отличается от позиции самих дунайских стран. Она тоже сейчас находится на германской орбите» ^[20].

И, тем не менее, Галифакс не исключал и возможность итало-германского отчуждения, базирующегося «на страхах» Италии: «Как только англо-итальянское соглашение вступит в силу, итальянские страхи перед Германией должны в значительной степени уменьшиться, но у Италии по-прежнему будет сохраняться причина бояться Германии. Общая граница на Бреннере и находящиеся в Ломбардии итальянские промышленные районы, расположенные на расстоянии, доступном для немецкого воздушного нападения, позволяют Германии доминировать в Южном Тироле и угрожать Триесту» ^[20]. Министр иностранных дел говорил также, что «необходимо учитывать экономические и финансовые соображения, которые действуют в пользу сближения Италии и западных держав. Италия является гораздо более бедной страной, чем Германия, и с момента приобретения ее статуса империи итальянское правительство, несомненно, постоянно заботилось о своем финансовом положении. […] Если бы оно могло получить капиталы для своей новой Империи, это облегчило бы внутреннюю ситуацию; но искать получения такого капитала можно только от западных держав» ^[20]. «В настоящее время, однако, - добавлял Галифакс, - маловероятно, чтобы какая-либо из западных держав была готова инвестировать капитал в Итальянскую империю» ^[20]. Подобное, мол, будет возможным только после переориентации дуче на Запад.

В меморандуме Галифакса приводились также слухи, которые доходили до властей Великобритании. Они касались того, что итальянские и германские правительства договорились о своих будущих сферах экономического влияния в Юго-Восточной Европе: «Предполагается, что в соответствии с этой договоренностью Венгрия, Болгария и Турция остаются за Германией, а Югославия, Греция и Румыния должны входить в итальянскую орбиту» ^[20]. После этого министр делал предположение, что если такой раздел на сферы влияния произойдёт, то это, «возможно, можно рассматривать как указание на то, что ее (Германии – Р.Б.) взор на самом деле устремляется на Украину» ^[20].

16 ноября 1938 г., в день, определённый британским Парламентом, в зале «Виттория» итальянского МИДа посол Перт и Чиано подписали заявление о вступлении англо-итальянского «пасхального» соглашения в силу. Британский посол в связи с этим выразил надежду на «полное и дружественное сотрудничество двух империй» ^{[5, с. 223]}. А две недели спустя, 30 ноября, министры британского правительства впервые услышали о возможности двусторонней англо-итальянской встречи на высшем уровне. Чемберлен сообщил Кабинету: он и Галифакс уже несколько недель назад пришли к выводу, «что, поскольку перспективы умиротворения Берлина не очень радужны, было бы полезно посетить Рим» - Муссолини мог бы побудить Гитлера к миру. Чемберлен надеялся, что «синьор Муссолини может убедить г-на Гитлера не осуществлять какой-либо агрессивный акт» ^[21].

Но в этот же день в Италии начались события, которые, казалось бы, не только обострили отношения фашистской Италии и Франции, но и угрожали началом франко-итальянской войны.

Французское правительство остро отреагировало на вступление в силу англо-итальянского соглашения, увидев в нём попытку двух стран поделить между собой Средиземноморье и низвести Францию до положения второстепенной державы в данном регионе. Чтобы не оставаться больше в стороне от чего, безоговорочно признав наконец-то итальянское завоевание Эфиопии, правительство Даладье отправило Франсуа-Понсе в конце ноября 1938 года в качестве своего посла в Рим. Поскольку ранее Франсуа-Понсе был послом в нацистской Германии, тем самым Франция подчеркнула значимость итальянского направления своей внешней политики.

Новый посол должен был попытаться положить конец франко-итальянской враждебности. Но начало его деятельности оказалось омрачено. 30 ноября итальянский министр иностранных дел Чиано в присутствии Муссолини обратился к Палате депутатов страны с речью, содержащей в конце ссылку на «естественные устремления итальянского народа» ^{[22, p.194; 23, p. 693-694]}. Эта ссылка вызвала сначала крики депутатов: «Тунис», «Джибути», «Корсика», «Ницца», а затем и соответствующие массовые демонстрации в Риме и других городах. Этим же вечером Муссолини изложил перед Большим фашистским советом свою внешнеполитическую «программу», сказав: «Я просто указываю курс, по которому мы будем идти»: «Албания станет итальянской»; «французская граница должна перейти к реке Вар»; «поскольку до сих пор существует необходимость нашей безопасности в Средиземноморье, нам нужны Тунис и Корсика» ^{[23, p. 694]}.

Посол Франции в Риме Франсуа-Понсе предположил, что итальянская пропаганда пытается «сделать итальянцев Туниса судетами (т.е. судетскими немцами. – Р.Б.) Италии» и что итальянское правительство, воодушевленное англо-итальянским соглашением, возможно, может попросить англичан «отправить новую миссию лорда Ренсимена» ^{[22, p. 194]}. (Неофициальная британская миссия во главе с лордом Ренсименом была направлена английским правительством в Чехословакию примерно за месяц до печально знаменитой Мюнхенской конференции).

Франция жёстко отреагировала на итальянские претензии. Даладье дал понять Чемберлену, «что французское правительство не сделает никаких уступок Италии» ^{[22, p. 195]}. Чтобы защитить себя от дальнейшего обвинения в слабости, французы ответили на итальянскую воинственность морскими маневрами, а Даладье объявил в Палате депутатов 16 декабря, что «Франция не уступит Италии ни акра своей территории» ^{[24, p. 183]}.

Ответом дуче стал разрыв на следующий день франко-итальянского соглашения 1935 г., известного как соглашение Лаваля — Муссолини. (Сделано это было под предлогом того, что оно никогда так и не было ратифицировано ^{[24, p. 183]}). Франко-итальянские отношения настолько обострились, что Адольф Гитлер, например, не исключал возможности франко-итальянской войны.

Муссолини, который в силу разных причин не мог на такую войну пойти, попытался добиться уступок от Франции при британском посредничестве. По «секретному каналу» он направил в Лондон три документа с конкретизацией итальянских претензий в преддверии уже намеченного на начало января 1939 г. визита главы британского правительства в Рим. Дуче поднимал вопрос об английском посредничестве в итало-французском споре из-за Туниса, Ниццы и Корсики. Кроме того, Муссолини добивался от Великобритании поддержки итальянских интересов на Балканах, финансовой и экономической помощи в освоении ресурсов Эфиопии, расширения прав итальянской общины на Мальте, обсуждения перспектив англо-итальянского торгового сотрудничества ^{[5, с. 229]}.

Французское же правительство - возможно, именно из-за обострения отношений с Италией - предприняло попытку ослабить напряжённость в своих отношениях с рейхом. 6 декабря в Париже была подписана франко-германская декларация, провозглашавшая готовность двух сторон приложить все усилия для развития мирных и добрососедских отношений. В декларации также указывалось, что между Францией и Германией нет никаких территориальных споров и, что существующая граница между ними является окончательной.

Произошедшие события, по-видимому, не усилили желание Чемберлена договориться с Дуче, так как премьер-министр хотел договориться как раз за счёт уступок Франции.

19 декабря парламентская оппозиция, которая не была уверена в правильности внешней политики правительства Чемберлена, попыталась развернуть её обсуждение в Палате общин. Хью Дальтон, представлявший позицию Лейбористской партии по внешнеполитическим вопросам Парламенте, прямо заявил об имевшихся у лейбористов опасениях по поводу возможных уступок, которые могли бы сделать Чемберлен и Галифакс во время их январского визита в Рим. Чемберлену пришлось заверить Парламент, что разговоры в Риме будут ограничиваться лишь обменом мнениями ^[25].

21 декабря вопрос о том, какие мнения должны быть высказаны британской стороной в ходе предстоящих англо-итальянских переговоров, обсуждался на заседании Кабинет министров. Судя по всему, сделано это было по инициативе министра иностранных дел Галифакса, который очень опасался, что Чемберлен может уступить так много Муссолини, что это вызовет негодование Франции. Позиция Галифакса была простой и ясной: «Мы не должны идти на уступки синьору Муссолини, если он не поможет нам получить разрядку» ^[26].

Позиция же Чемберлена была иной. Чтобы побудить Муссолини сделать предостережение Гитлеру от агрессивных действий в Европе, премьер-министр был готов даже намекнуть дуче, что отношение Великобритании к франко-итальянскому спору может быть «не исключительно профранцузским». Не исключая возможности территориальных уступок, Чемберлен считал, что разумно согласиться на обсуждение поднятых итальянцами вопросов о железной дороге в Джибути или Суэцком канале, и он может сказать, что Великобритания не будет препятствовать обсуждению Францией и Италией вопроса о Тунисе при условии, что Муссолини присоединится к их, Британии и Франции, позиции по вопросу перемирия в Испании ^[26].По словам Чемберлена, самое важное, что было необходимо добиться на встрече в Риме – это «получение помощи сеньора Муссолини в завершении войны в Испании. Для нас жизненно важно мирное Средиземное море, и в настоящий момент Испания является самой важной точкой в Средиземном море. Если сеньора Муссолини можно было бы убедить использовать свое влияние, то он мог бы сделать больше, чем кто-либо другой, чтобы положить конец войне» ^[26].

Позиция Чемберлена не нашла, однако, отклика в Кабинете. Галифакс предложил «провести четкую разграничительную линию между территориальными претензиями, о которых мы будем говорить и которые, насколько мы в состоянии судить, не могут быть решены, и другими вопросами» ^[26]. В итоге Чемберлен пообещал, что не выйдет за пределы линии действий, обозначенной Галифаксом ^[26].

В Риме, по-видимому, были осведомлены о возникших внутри британского правительства противоречиях по некоторым внешнеполитическим проблемам, в том числе и о противоречиях между Чемберленом и Галифаксом, которые в проведении политики умиротворения агрессора долгое время действовали солидарно. Для усиления давления на Чемберлена в ходе предстоящей встречи в Риме Муссолини наконец-то решил в самом конце 1938 года вступить в военно-политический союз с Германией. В новогодний день Чиано услышал от Дуче, что тот решил преобразовать Антикоминтерновский пакт в трехсторонний союз. Министр иностранных дел гитлеровской Германии Й. Риббентроп был проинформирован об этом решении уже на следующий день ^{[27, p. 6-7]}.

Однако теперь камнем преткновения стала Япония. 4 января 1939 г. подал в отставку японский премьер-министр принц Коноэ, не сумевший добиться консенсуса правящей верхушки страны относительно размеров будущего военного союза с Германией и Италией. При новом премьер-министре бароне Хиранума дискуссии в японском правительстве превратились в борьбу между армейским руководством и одной из фракций МИДа, стремившимися расширить сферу трехстороннего союза с включением в число врагов Японии Великобритании, Франции и СССР, и министром иностранных дел, а также более консервативных должностных лиц МИДа, которые выступали за ограниченный трехсторонний договор, направленный только против Советского Союза ^{[23, p. 695]}. Представители же руководства японского флота были одинаково осторожны в противодействии одновременно и русским, и англичанам, тем более что за спиной последних стояли американцы. Китайская война уже создала трения Японии с США, которые в июле 1938 года объявили о «моральном эмбарго» на экспорт авиационной техники, а в ноябре выступили с резким протестом в связи с прекращением действия режима «открытых дверей» в Китае ^{[23, p. 695]}. В итоге переговоры о преобразовании Антикоминтерновского пакта в трёхсторонний германо-японо-итальянский союз снова не увенчались успехом.

Хотя переговоры эти были секретными, информация о их фиаско просочилась благодаря деятельности, как разведок, так и СМИ. И это не могло не воодушевить Чемберлена.

Перед тем, как 11 января отправиться в Рим, британский премьер-министр сначала побывал в Париже, где надеялся надавить на Францию, чтобы добиться от неё уступок Италии.

В начале января 1939 г. премьер-министр Франции Э. Даладье в ходе своей поездки на Корсику и в Тунис публично отверг итальянские притязания. Однако французский министр иностранных дел Ж. Бонне в ходе беседы с британским послом в конце декабря не исключал возможности переговоров с Италией и даже допускал некоторые ей уступки ^{[28, p. 484]}. Зная об этом, Чемберлен хотел затем уже в Риме в обмен на уступки со стороны Франции предложить Муссолини принять идею перемирия в Испании. Это перемирие, в свою очередь, должно было ликвидировать важнейшее препятствие, стоящее на пути франко-итальянского примирения и сближения, и одновременно ослабить «ось Берлин-Рим», изолировав Германию.

Произошедшая 10 января встреча в Париже Чемберлена и Галифакса, с одной стороны, и Даладье и Бонне, с другой, проходившая также в присутствии видных работников двух МИДов: Кадогана, Фиппса и Леже ^{[29, p. 513]}, не оправдала надежд Чемберлена: в начале её Даладье сразу сделал заявление, что французское правительство не пойдёт ни на какие уступки Италии. Поэтому всё ограничилось обсуждением вопросов, которые британская сторона намерена была поднимать на встрече в Риме. Французские министры в целом согласились с британской линией проведения переговоров с Муссолини, правда, исключая какие-либо уступки со стороны Франции ^{[29, p. 513-515]}.

Из Парижа Чемберлен и Галифакс направились в Рим, где пробыли с 11 по 14 января. Первая англо-итальянская встреча 11 января открылась заявлением Муссолини, согласно которому «политика Италии направлена на поддержание мира, который необходим ей по внутренним причинам, а также для общей стабильности в Европе» ^{[30, p. 517-518]}. Дуче также подчеркнул, что «ось Берлин-Рим является важным пунктом итальянской политики, но это не означает, что Италия не может иметь самые дружеские отношения с Великобританией и с другими державами» ^{[30, p. 518]}. При этом Муссолини сообщил, что «огромным барьером между Францией и Италией является испанский вопрос, по поводу которого страны придерживаются противоположных точек зрения, и, пока это не изменится, никаких переговоров не может быть» ^{[30, p. 518]}. Затем Дуче высказал своё мнение по поводу разоружения и проблемы беженцев, после чего слово взял Чемберлен.

Выразив благодарность за приём, который ему организовали в Риме, и, выразив одобрение словам Муссолини на тему мира и итальянского стремление к мирной политике, британский премьер министр заявил: «После Мюнхена он надеялся, что до конца прошлого года можно было продолжать переговоры с правительством Германии, но он оказался очень разочарован. Гитлер не ответил никаким дружественным действием типа тех, что сделал премьер-министр, а затем произошли инциденты, приведшие к тому, что стало совершенно невозможно вести с ним какие-либо переговоры» ^{[30, p. 520]}. Тем не менее, Чемберлен подчеркнул, что «он не отчаялся, он думает, что необходимо подождать некоторое время, а затем, возможно, удастся найти лучшую атмосферу для возобновления переговоров» ^{[30, p. 520]}. Отсюда одной из важных целей данных переговорах является попытка через Муссолини улучшить отношения с Гитлером.

Что касается франко-итальянских отношений, то Чемберлен выразил «глубокое сожаление по поводу того, что они, кажется, не прогрессирует» Он признал, что «испанский вопрос чрезвычайно важен, и он был бы очень рад, если бы можно было найти какой-либо способ, чтобы положить конец этому конфликту» ^{[30, p. 520]}. После этого были долгие рассуждения о том, кто сильнее вмешивается в испанскую гражданскую войну: Франция или Италия. На этом переговоры данного дня были завершены.

Утром 12 января состоялась встреча Галифакса и Чиано. Разговор министров затрагивал только испанские дела. Чиано заявил, что победа Франко в Испании неизбежна: «…в течение шести недель или шести месяцев или шести лет, но генерал Франко победит» ^{[30, p. 522]}, а поэтому он не может понять, почему французы не желают наладить с ним контакт. По заявлению Чиано, «итальянское правительство не видит никаких оснований ожидать появления каких-либо опасных осложнений со стороны Испании, если французское правительство не будет столь опрометчиво, чтобы прибегнуть к вмешательству в её дела существенного и организованного масштаба» ^{[30, p. 522]}. Если же это произойдёт, то «итальянское правительство будет обязано повторно изучить свое отношение к ситуации» ^{[30, p. 522]}. Чиано старался также узнать через Галифакса о намерениях французов, так как ни он, ни дуче не могли поверить, что Франция в состоянии молча допустить окончательную победу Франко над испанскими республиканцами.

Министр иностранных дел Великобритании ограничился заявлением: «…У него нет никаких оснований полагать, что французы планируют какой-либо подобный шаг (по прямому вмешательству в испанские дела. – Р.Б.), и вообще, французы, вероятно, не будут предпринимать какие-либо подобные действия, если итальянская сторона ничего не сделает в таком масштабе, чтобы это сильно взбудоражило французское общественное мнение» ^{[30, p. 522]}. После этого Чиано и Галифакс стали говорить о количестве итальянский войск, находящихся в Испании и о том, прибывают ли туда из Италии новые силы.

Вечером 12 января второй разговор Муссолини и Чемберлена начался с того, что дуче вновь поднял вопрос об итало-французских отношениях, резко обострившихся в связи с активизацией итальянских территориальных требований к Франции и денонсацией итальянской стороной январского 1935 г. двустороннего договора. Муссолини посетовал, что Франции была предложена встреча для обсуждения всех имеющихся противоречий, однако «французы не приняли этого предложения», в связи с чем Италия не готова сейчас «взять на себя инициативу каких-либо дальнейших переговоров до тех пор, пока не будет окончательно решена испанское проблема» ^{[30, p. 524]}. Чемберлен ничего конкретного в ответ не предложил, уточнив лишь, что «острые противоречия между Италией и Францией будут источником серьезного смущения для британского правительства, которое хотело бы улучшения отношений с Италией» ^{[30, p. 524]}. Так как премьер-министру Великобритании нечего было предложить Муссолини, вопрос о улучшении франко-итальянских отношений больше не поднимался. Зато Чемберлен вновь к теме отношений кого с Германией. Похоже, что одной из самых главных целей встречи с Муссолини для Чемберлена было выяснить через него намерения фашистской «оси», особенно рейха.

Премьер-министр повторил, что «после Мюнхена, и особенно после декларации, подписанной Гитлером (с ним 30 сентября. – Р.Б.), можно было бы продолжить обсуждение, призванное поставить отношения между Германией и Великобританией на лучшую основу». Однако, посетовал Чемберлен, «этого не случилось на практике, и отношение к Германии порождает большую тревогу и сомнения не только в его голове, но во всей Европе» ^{[30, p. 525]}. Чемберлен озвучил слухи, согласно которым «Гитлер держит в голове нанесение новых ударов, которые могли бы быть опасными для всеобщего мира» ^{[30, p. 525]}. Что же касается направления этих ударов, то Чемберлен прямо сказал: «Некоторые думают, что это будет в направлении Украины; другие считают, что, хотя она (Украина – Р.Б.) может быть конечной целью, но этому будет предшествовать внезапная атака на западе. Но, вероятно, большинство людей думает: этот шаг, если и будет сделан, то на востоке, что может означать войну между Германией и Польшей или Германией и Россией или Германией с Польшей и Россией вместе взятыми» ^{[30, p. 525]}. При этом Чемберлен добавил, что «такая война на востоке не будет обязательно включать в себя участие западных держав» ^{[30, p. 525]}. После этого премьер-министр Великобритании спросил у Муссолини, «может ли он дать ему какие-либо гарантии того, что могло бы смягчить его беспокойство по этому очень важному вопросу» ^{[30, p. 525]}.

Как и следовало ожидать, дуче ответил общими фразами: «эти слухи распространяются пропагандистами, стремящихся всех ввести в заблуждение»; «Германия вооружается только для оборонительных целей»; «Гитлеру необходим длительный период мира, для того чтобы он мог сплавить воедино составные части расширенного рейха и для развития производительных сил» ^{[30, p. 525]}. Но по поводу возможного движения Гитлера на восток Муссолини сказал: лично он не верит, что «Гитлер имеет намерения создать независимую Украину или попытаться уничтожить Россию. […] Эти рассказы о движении на восток Германии не имеют основания и, вероятно, были начаты сознательно пропагандистами» ^{[30, p. 525]}. Что же касается возможного нападения Гитлера на западные страны, то дуче категорично заявил: это «абсолютно исключено». Данное заявление аргументировалось тем, что «Гитлер никогда не стал бы посылать молодежь Германии умирать на границе, которую он рассматривает как уже установленную» ^{[30, p. 525-526]}. Затем Муссолини ещё раз повторил: он точно уверен, что «Германия никогда не (будет) нападёт на Францию или Великобританию и что Гитлер желает иметь хорошие отношения с Великобританией, что было продемонстрировано морским соглашением (1935 г. – Р.Б.), которым он добровольно принял позицию неполноценности в море» ^{[30, p. 526]}. В конце этой встречи Муссолини и Чемберлена были подняты ещё два вопроса: проблема разоружения и возможность предоставления Чехословакии гарантий международной безопасности. Но никаких договорённостей достигнуто не было, всё ограничилось обменом мнениями.

13 января после обеда произошла ещё одна короткая беседа Чемберлена и Муссолини, в ходе которой британский премьер-министр ещё раз поднял вопрос о возможных агрессивных действиях Германии. И дуче вновь заверил его в невозможности каких-либо агрессивных действий со стороны Гитлера. Англо-итальянская встреча завершилась совместным выступлением Чемберлена и Муссолини утром 14 января перед журналистами.

Вернувшись в Лондон, Чемберлен, готовясь выступить в Парламенте с отчётом о поездке, предварительно направил тест своего выступления Муссолини. (Последний по этому поводу заметил, что это «вероятно, первый случай в истории, когда глава английского правительства представляет кому-либо на одобрение текст своей предстоящей речи» ^{[1, с. 337]}).

В целом в первый «постмюнхенский» период Великобритания и Италия, понимая важность друг друга для реализации своих внешнеполитических планов, стремились найти «общий язык». Чемберлен пытался не допустить окончательного оформления блока стран «оси» и одновременно с этим через Италию влиять на Гитлера. (На Чемберлена, по всей видимости, очень сильное впечатление оказала Мюнхенская конференция, на которой Муссолини пытался выступать в качестве «проводника мира» в Европе). Можно не согласиться с тезисом о том, что Чемберлен не пытался перетянуть Италию на свою сторону. У премьер-министра был чёткий план действий по сближению с Италией за счёт третьих стран, однако, реализовать его не удалось. Для Муссолини же отношения с Великобританией вообще были основополагающим фактором внешней политики данного периода. Дуче «дружба» с Великобританией необходима была потому, что, если он и не находился под влиянием страха перед Гитлером и его агрессивных действий, он стремился использовать сближение с Англией в качестве одного из элементов «шантажа» Германии и достижения более благоприятных условий сотрудничества с ней.

Но можно считать, что римский визит Чемберлена положил конец данному периоду двустороннего взаимодействия. Ни ожидания Чемберлена, ни опасения Галифакса не были реализованы. Чемберлен не смог ослабить связь между дуче и фюрером. Италия осталась столь же опасным фактором как и когда-либо. В британских стратегических расчетах после этого она воспринималась исключительно как военный партнер Гитлера. Испанский вопрос на данной встрече не был также каким-либо образом решён. Из-за категоричной позиции Франции по поводу уступок Италии англичанам так и не удалось улучшить взаимоотношения и между этими странами. Чемберлен не смог также узнать планы Гитлера и фашистской «оси» в целом - по причине либо незнания этих планов Муссолини, либо по причине их умалчивания. Ставка премьер-министра Великобритании на возможность с помощью переговоров улучшить европейскую ситуацию провалилась; оставалось только ждать дальнейшего развития событий и по необходимости искать иные варианты стабилизации ситуации в Европе.