Миссионерская деятельность как фактор освоения Сибири в XVII–XIX вв.

Асочакова Валентина Нестеровна доктор исторических наук профессор кафедры истории России ИИП, Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова 655600, Россия, республика Хакасия, г. Абакан, ул. Ленина, 90 Asochakova Valentina Doctor of History Professor, the department of Russian History, Katanov State University of Khakassia 655600, Russia, respublika Khakasiya, g. Abakan, ul. Lenina, 90 asocvn@mail.ru

Чистанова Светлана Сергеевна кандидат культурологии доцент кафедры иностранных языков и методики преподавания ИФиМК, Хакасский государственный университет имени Н.Ф. Катанова 655600, Россия, республика Хакасия, г. Абакан, ул. Ленина, 90 Chistanova Svetlana PhD in Cultural Studies Docent, the department of Foreign Languages and Teaching Methodology, Katanov State University of Khakassia 655600, Russia, respublika Khakasiya, g. Abakan, ul. Lenina, 90 totyschewa@mail.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Республики Хакасия в рамках научного проекта № 18-49-190002

Авторы статьи предлагают рассмотреть историю религиозной миграции из России в Сибирь, а именно такой ее вид как миссионерство. К факторам ее возникновения и развития относятся особенности демографического, этнического и конфессионального освоения региона, специфика политических и религиозных процессов, протекавших в Сибири. Миссионеры, а вслед за ними православные россияне меняли место жительства (добровольно или принудительно, временно или постоянно), для них требовались благоприятные условия для реализации своих духовных, религиозных потребностей. Религия способствовала включению отдельных регионов в общее российского пространство, помогая приобрести Сибири современные границы и вид. Надеемся, предложенная информация и проанализированный опыт смогут помочь современным организаторам миссионерской деятельности.

Одна из функций миграций – ускорительная. Известный социолог Т.И. Заславская отмечала, что территориальные перемещения способствуют изменению социально-психологических характеристик людей, расширению их кругозора, накоплению знаний, обмену трудовым опытом, духовными потребностями, интеграции культур. Таким образом, миграция, в данном случае миссионерство в любом случае ведет к развитию населения. ^[1].

Первые христиане-автохтоны появляются за Уралом после переселения русских на эти территории. Для обозначения неофитов использовался термин «новокрещены» или «новокрещеные». Им обозначали православных «ясачных иноземцев», отделяя их тем самым и от русских подданных, и от автохтонов Сибири. Для обозначения коренных народов, проживающих в Сибири до первой четверти XVIII в. официально в системе российского подданства использовался термин «иноземцы». Отношение народов к государственной власти определялась следующими терминами – «мирные», «немирные», «ясашные», «неясашные». Этническая принадлежность или географическое размещение – терминами «брацкие», «красноярские», «якуцкие» и т.д. В XVIII – начале XIX в. появился термин «ясашные иноверцы», означавший российское подданство и конфессиональную инаковость. С середины 1820-х гг. в употребление вошел термин «инородец», подчеркивающий иную этническую принадлежность ^[2].

Начало религиозных миграций в Сибирь

Указ Бориса Годунова 1600 г., согласно которому велено «строить церкви для новокрещеных инородцев» ^[3], положил начало крещению коренных народов Сибири. В 1620 г. в Сибири была учреждена самостоятельная епархия, а 30 мая 1621 г. в Тобольск прибыл первый архиепископ Киприян Старорусенников. Но в течение всего XVII в. отсутствовали какие-либо юридические основания деятельности РПЦ, поэтому крещение носило эпизодический характер.

В конце XVII в. появился указ Петра I, который запрещал производить крещение кем-либо, кроме священников, именно этот указ положил начало оформлению миссионерской деятельности в систему. В 1700 г. после указа о назначении Филофея началось целенаправленное крещение сибирских народов. Царский именной указ предписывал «креститься вполгода ..., а если не примут крещения, то поместья и вотчины вместе с крестьянами отписывать на Великого Государя». Кумирницы велено было сжигать, на их месте строить часовни и церкви, всех жителей «от мала до велика крестить» ^{[4, VI, 456]}. Лещинский проводил крещение с целью «…исподволь приводить в познание истинного Бога слепотствующих и закоснелых в идолослужении жителей Сибири и Монголии» ^{[5, с. 42–51]}. Он не только крестил сам, но отправлял православные миссии на Камчатку во главе с архимандритом Марининым (1705), к березовским остякам (1707) в Монголию. Церковные историки склонны несколько преувеличивать результаты его миссионерской деятельности, отмечая, что им было крещено 40 000 сибирских «язычников» ^{[5, с. 51–55]}.

Юридической основой политики христианизации стала серия указов 1720 г., предписывающих «крепостным людям из новокрещенцев сибирских дать личную свободу и объявить русским людям запрещение обращать крещеных инородцев в холопство и писать на них крепости и кабалы» ^{[4, № 3636]}. Одновременно подтверждалось освобождение на три года от подушных сборов и казенных повинностей, рекомендовалось выдавать митрополитам по одной тысяче рублей в год на строительство церквей, обеспечение утварью и поощрение новокрещеных «дабы тем придать к восприятию веры греческого закона лучшую охоту» ^{[4, № 3637]}. Указ 1726 г. освобождал всех принявших православие «…по всем волостям до Нарыма, по Чулыму и за Томск» от любой формы зависимости под угрозой смертной казни. Указ предписывал, «несмотря ни на какие крепости и дать им паспорта, чтобы нигде не кабалить и в неволе не держать» ^[6]. В этом же году новокрещеные исключались из подушной переписи, а в соответствии с указом от 30 сентября 1726 г. им возвращались отписанные по указу 1713 г. земли ^{[4, III, № 4962]}.

Таким образом, в первой четверти XVIII в. был определен юридический, льготный статус новокрещеных. Но на самом деле льготы новокрещеным предоставлялись редко или вовсе не предоставлялись. Новокрещеных, вопреки указам 1719 и 1724 гг. – «не сбирать» подушных денег с сибирских ясачных, включили в перепись 1725 г. по Сибирской губернии, не получили они также льгот по уплате ясака ^[7].

Во второй четверти XVIII в. произошел спад в миссионерской деятельности, несмотря на разрешение священникам ездить «к новокрещеным с требами, наблюдая, чтобы они не производили торговли» ^{[4, IX, № 5050]}. Одной из причиной снижения темпов христианизации был отказ от насильственных и развитие поощрительных методов.

Политика веротерпимости XVIII–XIX вв.

Политика веротерпимости, получившая развитие во времена Екатерины II также не способствовала развитию миссионерской деятельности. Экспедиции, отправляясь в дальний путь, получали специальные инструкции, в которых напоминалось о православной миссии и запрещалось крестить без добровольного согласия новообращенных. В одной из таких инструкций говорилось: «В проповеди Слова Божия вначале использовать, если возможно, язык того народа, к которому оно обращено»^[8].

В 1763 г. впервые в России прозвучал термин «свобода совести», означавший право человека свободно исповедовать веру, или вообще не исповедовать никакой веры, совершать беспрепятственно религиозные обряды. Христианская миссия среди нерусских народов Российской империи стала ориентироваться на принципы веротерпимости. В исторической литературе «веротерпимость» трактуется как религиозная толерантность, но в XVIII в. она имела иное содержание. Российские неправославные народы восприняли новые принципы как возможность исповедания своей веры без ограничений. РПЦ интерпретировала веротерпимость как возможность беспрепятственного принятия иноверцами православия ^[9].

Естественно, большинство высшего духовенства политику веротерпимости не признавали, но они понимали, что миссионерское дело нужно менять. По мнению Филофея Орнатского, миссионер должен нести в нерусский народ «воспитание преданности государю, покорности властям, чувства братской приязни к русским», но при этом знакомить «с главными истинами христианской веры» ^[10]. В дальнейшем появились и получили развитие новые формы миссионерской деятельности, например, начали учреждаться походные церкви, миссионеры могли проводить богослужения в отдаленных местах. Для миссионеров открывались станы: в 1815 г. был открыт стан миссионеров в Иркутской епархии, в 1824 г. – в Архангельской епархии, в целом в России функционировало четыре миссии: Осетинская на Кавказе, Самоедская в Архангельской губернии, Пекинская и в Сибири ^[11]. Наличие станов существенно облегчало жизнь и работу миссионеров на местах. Кроме этого, была организована подготовка священников к работе в Сибири, они изучали языки коренных народов Сибири, могли преподавать в школе. В отдельных населенных пунктах открывались школы с преподаванием родного языка. В 1825 г. необходимость перевода Священного Писания на языки всех народов Российской Империи была оформлена официально, появился соответствующий указ ^[12].

«Устав об управлении инородцев» 1822 г. изменил систему управления в Сибири, в нем был подтвержден и конкретизирован принцип веротерпимости. Это произошло при активном участии М. М. Сперанского. Реформы М. М. Сперанского позволили на правовой основе включить миссионерскую деятельность в круг государственных интересов и обозначить ее место в национальной имперской политике. В основе реформы лежала идея склонять туземные народы к восприятию русской культуры, способов ведения хозяйства, организации быта и т. п. Предполагалось, что этим и должны заниматься миссионеры, которых необходимо направить в самые отдаленные уголки империи для ведения там не только религиозной, но и просветительской деятельности.

Просвещение как основа конфессиональной политики в Сибири

Подъем миссионерства произошел в период царствования Николая I (1825­1855), внутренняя политика которого опиралась на так называемую «триаду» С. С. Уварова: православие, самодержавие, народность. В связи с задачами воспитания верноподданнических чувств у населения страны предпринимались меры по усилению роли РПЦ в обществе. Это значит, что миссионерская деятельность на территории Сибири вновь стала приоритетным направлением в политике государства.

В августе 1830 г. была создана Алтайская духовная миссия, здесь открылись два больших миссионерских стана. Глава миссии Макарий (Глухарев) стал идеологом новой политики христианизации коренных народов Сибири. По его мнению, идеальный миссионер должен быть и врачом, и сельским хозяином. Макарий изложил разработанную им систему подготовки миссионеров в работе «Мысли о способах к успешному распространению христианской веры в Российской державе» (опубликованы в 1894 г.). Он создал алтайскую письменность и перевел некоторые богослужебные книги и Новый завет на алтайский язык. Алтайская миссия представляла собой одну – две избы, в которых размещались походная церковь и жилище миссионера. В середине XIX в. на Алтае сформировалась четко выраженная структура миссионерского стана, в его центре находились храм, школа и дом для миссионера. Подобные станы стали основой для миссионерских селений новокрещеных ^[13]. В семинариях начали учить «инородческие» языки. В отчете об Алтайской духовной миссии отмечалось, что крещеные «мальчики и девочки высказывают более ревности к изучению русской грамоты, чем в селениях коренных жителей» ^[14].

В 1842 г. появился указ о введении наказаний за отступничество от православной веры. Городским исправникам предписывалось следить, чтобы «всем новокрещеным ходить в церковь неленностно, … чтобы каждогодно исповедовались и приобщались святых тайн и чтобы сколь можно удалять от неверных обычаев». Все православные должны были следить «за отступниками новокрещеными – увещевать, если не поможет, то сообщать приходским священникам». Этот же указ требовал, чтобы священники, если «увещеванием не отвратят от языческих обрядов», обращались к светским властям за исполнением наказания. Указ рекомендовал: «…если где совершаются крещеными инородцами языческие обряды, то священники являются туда … отклонить их от суеверных действий … не требуя платы, какого-либо молебства ... В случае упрямства и суеверия должны принять меры, вразумление усугубить, снестись с земским судом или волостным правлением» ^{[4, VII, № 4962]}.

Появление данного указа свидетельствовало, что система миссионерства в целом становилась малоэффективной. В результате целенаправленной христианизации большинство приобщенных к православию язычников по свидетельству тобольского архиепископа Евгения Казанцева «молятся идолами не умеют изобразить на себе креста» ^[15]

В 1860­–1870-е гг. в Российской империи была изменена национальная политика, она была направлена на русификацию, гомогенизацию российского общества, культурную унификацию, средством реализации этой политики стала конфессиональная политика. Ассимиляция представлялась как единственный, естественный и неизбежный способ включения аборигенов Сибири в российское общество. Это привело к активизации деятельности православной «инородческой» миссии, регламентации ее деятельности со стороны правительства и усилению контроля. Политика по просвещению, т.е. образованию нерусских народов Российской империи, становится более продуманной. ^[16] В это время миссионеры пытались повысить авторитет своей церкви, изменить в лучшую сторону отношение народа к духовенству, сблизить нерусских с русскими. В семинариях нецентральных епархий, например, в Иркутской, начали обучать воспитанников местным языкам. В Казани богослужебные книги переводили на калмыцкий и татарский языки.

С конца XIX в. при обучении миссионеров стали уделять больше внимания медицинским знаниям, миссионерам выдавали аптечку. Важным для миссионера был его возраст, так как для традиционного общества характерно уважение к пожилым людям, поэтому у коренных народов Сибири большее доверие вызывал человек зрелого возраста. На рубеже XIX–XX вв. большее значение стало придаваться образовательной деятельности духовенства, публиковались учебные пособия для миссионеров Сибири, переводились книги на языки сибирских народов ^[17]. Миссионеры вели просветительскую работу, продолжали ездить по стране, проводили съезды, издавали журналы и книги ^[18]. Но, несмотря на все усилия, к началу XX в. миссионерская деятельность РПЦ пошла на убыль.

Выводы

Миссионерская деятельность как форма миграции имела три типа ресурсов: государственные или ведомственные (церковные) программы, носители православной меры – религиозные сообщества, приходские общины, третий, самый важный ресурс, это сплоченность самих этнических автохтонных групп. Миссионерская деятельность осуществлялась по меньшей мере в двух формах: целенаправленная деятельность специальных людей и миссий, использующих комплекс мер от насильственных до поощрительных; распространение христианства «снизу» в контактных зонах совместного проживания автохтонов и мигрантов из Европейской России, оказавшихся в Сибири добровольно или принудительно. На разных этапах освоения Сибири определяющее значение имела та или иная форма. Важно, что в результате появились различные сообщества, пространственно локализованные.

В свою очередь, анализ миссионерской деятельности РПЦ и государственной религиозной политики позволяет сделать следующие выводы. С начала XVII в. религиозная политика в отношении коренных народов Сибири была частью государственной политики, которая пыталась разработать одно правило для всех сфер жизни и для всех территорий. Со временем сферы деятельности светских и духовных властей разделились, светские власти продолжали заниматься экономическими и геополитическими вопросами, а духовные – ведомственными. Позже это позволило сменить насильственные методы христианизации политикой веротерпимости, оставив за русской православной церковью монополию. Кроме того, была разработана система миссионерства, принципы работы, способы контроля.

Историческая судьба России привела к многонациональности и многоконфессиональности, в этой ситуации обращение коренных народов Сибири в православие играло огромную роль в решении экономических и политических вопросов государства.