Формирование и развитие доктрин о соотношении международного и национального права

Самович Юлия Владимировна доктор юридических наук профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования "Российский государственный университет правосудия". Казанский филиал 420001, Россия, республика Татарстан, г. Казань, ул. 2я Азинская, 7а, оф. 212 Samovich Yuliya Vladimirovna Doctor of Law Professor, the department of State Legal Disciplines, Russian Academy of Justice 420001, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. 2ya Azinskaya, 7a, of. 212 juliasamovich@gmail.com Другие публикации этого автора

Марухно Екатерина Юрьевна аспирант, кафедра теории и истории государства и права, Кемеровский государственный университет 650000, Россия, Кемеровская область, г. Кемерово, ул. Красная, 6 Marukhno Ekaterina Yur'evna Postgraduate Student, Department of Theory and History of State and Law, Kemerovo State University 650000, Russia, Kemerovo region, Kemerovo, Krasnaya str., 6 katja-marukhno@yandex.ru

Более века исследователи обсуждают взаимодействие международного и внутригосударственного права, и до настоящего времени мы не знаем, когда и как произошли эти названия и явления. Классическое международное право гласит, что каждое государство вправе самостоятельно выбирать и развивать отношения между своим внутренним законодательством и международным правом ^[16]. В соответствии с принципами, регулирующими международное право, государства обязаны исполнять заключенные ими договоры, а также определять их применение законодательными, исполнительными и судебными органами власти. Однако международное право не определяет условия, при которых нормы, исходящие из договоров, должны быть интегрированы в национальное законодательство.

Внутреннее право, что логично, развивается, формируется и «взрослеет» уже в то время, когда государства еще не были известны. Развитие права было усилено государствами, а борьба за власть и территории равенство и свобода, что привело к войнам не только с Турцией, но и между христианскими государствами (между Францией и Англией, даже «Столетней войной». Вестфальский компромисс (1648 г.), заканчивающийся «Тридцать лет», войны «между католическими и протестантскими государствами, устанавливают политическую и правовую основу для укрепления государственных сообществ, созданных в разных условиях Европы. В этих условиях государства больше развивали внутреннее право, чем международное, мир или война зависели от оценки силовых отношений конкретных субъектов. Исходя из этого, создалось понимание международного права исключительно как внешнего права, посредством которого государства связывают себя в пределах своих границ. Утверждается понимание государства как высшей ценности. Эта теория была представлена в 18 веке. Дж. Мозером (1701-1785), позже - Бергбомом и окончательно оформлена Георгом Елинеком (1851-1911) ^{[15, с. 376]}. Это было отрицание международного права, которое, несмотря на усилия других государств, в итоге привело к Первой мировой войне.

Вопрос о необходимости изменения взаимодействия и соотношения национального и международного права был поднят в 1899 г. немецким ученым Г. Трипелем в труде «Volkerrecht Und landrecht» и в «гибкой форме» — его сторонниками Д. Анцилотти в «Cours de droit international», М. Виралли, Л. Оппенгеймом ^[14].

Г. Трипель изложил теорию дуализма, провозгласив существование двух равновеликих, но различных, хотя и пересекающихся и тесно взаимосвязанных между собой, систем. Трипель писал о том, что международное и внутригосударственное право являются не только различными отраслями права, но и различными правопорядками. Это два круга, которые тесно соприкасаются, но никогда не пересекаются ^{[8, с. 10]}.

На рубеже XIX–XX вв. Трипель исходил из независимого существования международного и внутригосударственного права, что позволило ему с догматической точки зрения сделать вывод о дуализме.

Сторонники концепции дуализма считают, что между внутренним и международным правом не могут существовать какие-либо конфликты, поскольку эти системы не имеют единого объекта — положения внутреннего права применяются исключительно внутри государства и не могут вмешиваться в международную правовую систему ^{[12, р. 43]}. Дуалистическая теория, по мнению профессора А. Беррамдана, определяет внутреннее и международное право, как две отдельные, самостоятельные правовые системы, имеющие общую международную ответственность ^{[10, р. 17-18]}. По справедливому замечанию профессора Л. Феррари-Браво, череда исторических событий предопределила дальнейшее развитие науки, в том числе теории дуализма - в конце XIX в. большинство европейский стран принимали конституции, которые закрепляли либеральный принцип верховенства закона, поэтому возникла необходимость в более тщательном определении концепции осуществления международных стандартов во внутригосударственной сфере ^{[1, с. 4]}.

Фердрос принял термин «дуализм» и часть теории Трипеля, оценив международное право, как часть правопорядка страны. Позже он заявит, что термин неудачен, поскольку может быть действительным только для одной страны, а не для всех ^{[17, р. 16]}.

Профессор М. Виралли относительно дуалистической теории международного права писал: «Два правопорядка четко не разделены и принимают силу друг друга» ^[14]. Иными словами, с институциональной точки зрения, внутреннее и международное право взаимодействуют, пересекаются, поскольку происходит делегирование полномочий органов государства международным органам и организациям.

По мнению А. Фуера, согласно теории дуализма, нормы государства должны применяться в национальном законодательстве. В том случае, если они противоречат международным соглашениям или обязательствам, это приводит к международной ответственности государств. Таким образом, дуалистическая теория утверждает четкое различие между двумя системами права и говорит о необходимости существования нормативного акта о передаче договора от международного к внутригосударственному правопорядку ^[11].

По мере становления и развития концепции дуализма в ее рамках возникали различные подходы к решению вопроса о соотношении правопорядков. Теоретики международного права разработали вариацию дуализма под названием «диалектический» или «умеренный» дуализм и успешно применяли ее в своих исследованиях ^{[18, s. 81]}. Суть подхода сводится к тому, что международное и внутригосударственное право рассматриваются как различные, но тесно связанные между собой правовые системы, с единственной разницей в том, что «умеренные дуалисты» исходят из принципа паритетности во взаимоотношениях международного и национального правопорядка.

Анализируя данные вопросы, профессор М. Милоджевич ^{[15, с. 374]} (д-р Momir MILOJEVIĆ) отмечает, что существует «плюралистическая» иерархия международного права и внутреннего прагматизма государства. В югославской доктрине Радомир Лукич заключил, что международное право «разное для каждой страны (хотя есть части, идентичные для всех стран)», то есть каждое государство обладает собственным международным правом, созданным из тех частей международного права, которые принимает государство.

Таким образом, вопрос о том, какие нормы международного права и каким образом входят в национальное право, разрешается в доктрине преимущественно за счет анализа как конституции конкретного государства, так и его законодательства о международных договорах. Большинство государств мира признает приоритетность общепризнанных принципов и норм в национальном законодательстве, однако этот приоритет может быть «жестким» или «мягким» в зависимости от баланса и расстановки акцентов на правилах признания международных норм обязательными для государства ^{[4, с. 3-13]}.

Переход от дуализма к монизму был сделан исследованием Альфреда Фердроса об уголовной ответственности государств и лекций в Гаагской академии международного права. Идеи эти развил и привел к логическому завершению Ганс Кельзен.

Кроме того, Г. Кельзен развивает и идеи В. Кауфмана, опубликовавшего труд «Юридическая сила международного права и взаимосвязь законодательной власти и государственных органов»: в современном мире нет разных правовых систем в виде международного, национального или наднационального права, а есть единая, «универсальная правовая система», составными частями которой они являются ^{[13, р. 177]}.

Монизм предполагает существование единой универсальной системы права, охватывающей правопорядки различных уровней, при которой международное право имеет приоритетное значение по отношению к остальным нормам права, занимая верхушку иерархической нормативной пирамиды, и определяет юридическую действительность остальных правопорядков ^{[1, с. 7]}. Выдающийся германский правовед о теории монизма пишет: «Международное право существует для государства, а не наоборот» ^{[3, с. 270]}.

Монистическое понимание устанавливает прочную логику – теоретическая конструкция отличается строгостью и простотой. Благодаря этому, монизм получил много сторонников среди членов различных теоретических направлений, тем более, что понимание единства правопорядка был значительно развито среди членов школы естественного права и в XX веке. Среди сторонников монизма фигурировали позитивисты (первый Л. Опенгейм, Г. Лаутерпахт, Пол Гуггенхайм); солидаристы (Н. Политис, Л. Дюги, Ж. Сел, Э. Зауэр), американские международники Куинси Райт и Филипп Джессоп и другие.

Зарубежные исследователи считают, что монистическая теория является преобладающей в международном праве, что предполагает единство юридического порядка с приоритетом международного права ^[15].

Доктринальные споры бесконечны. Независимо от позиции теоретиков, действительность не соответствуют практике государств. Дуалистам задают вопрос о том, как это возможно одновременно и в равной степени указывать на обоснованность и правомерность взаимно противоречивых норм по одному и тому же вопросу? Как могут оба стандарта применяться одновременно? Или как одно и тоже правило быть одновременно действительным и недействительным?

Монисты упускают из виду, что внутреннее право появляется задолго до международного. Однако каким образом международное право может налагать первенство и «делегировать» юрисдикцию внутреннему праву, если его не было?

Дуалистическая концепция, с точки зрения российской доктрины, преодолела деструктивность монистической школы в плане признания за международным и национальным правом самостоятельности и целостности, а значит, индивидуальных, но тесно переплетающихся основ ^{[5, с. 11]}. А.А. Каширкина и А.Н. Морозов приходят к выводу о том, что «дуалистическая концепция соотношения международного и внутригосударственного права, поддержанная большинством ученых-юристов, исходит из уважительного отношения к международному праву и главному принципу — соблюдению международных обязательств — pacta sunt servanda». Хотя еще в начале XX в. обоснование данного императивного принципа международного права сопровождалось мотивацией, в том числе объяснявшей войну: «Pacta sunt servanda, договоры должны быть соблюдаемы, — в этом, в сущности, начало и конец всего международного общения. Каждое государство как его суверенный член вольно принимать или не принимать участие в заключении того или иного договора. Но попрание договора есть нарушение наиболее основных начал международного «права устройства», и чем энергичнее реакция против этого, чем нагляднее приходится нарушителю убеждаться в том, что он от этого нарушения не выиграл, а проиграл, — тем, значит, выше стоит уровень международного права, тем оно, в этом отношении, прочнее и действительнее» ^{[2, с. XIII]}.

Доктрина международного права изменяется, трансформируется, в том числе благодаря процессу глобализации. Говоря о новых тенденциях глобализирующегося общества, И. И. Лукашук справедливо отмечал, что особое значение приобретает взаимодействие международного и внутреннего права государств ^{[6, с. 115-116]}. При этом, не соглашаясь со сторонниками «модернизированной» монистической школы сегодняшнего дня, пытающимися обосновать «стирание граней» между внутренним и внешним правом, И. И. Лукашук говорил, что «в этом видится определенное преувеличение... На самом деле внутригосударственная правовая система воспринимает не международное право, как особую систему, а лишь содержание его норм. В результате соответствующие нормы международного права сохраняют свой статус, не претерпевая каких-либо изменений. В соответствии с ними создаются нормы внутреннего права. В этом и состоит суть процесса «инкорпорации», «включения» норм международного права в право внутригосударственное».

На сегодняшний день современное международное право, исходя из тех реалий, которые привнесла в нашу жизнь глобализация, по-новому оценивает соотношение международного и внутригосударственного права. Как отмечает Ю. А. Тихомиров, «с усилением в мире интеграционных тенденций процесс согласованного развития проходит более масштабно и интенсивно. Каждая национальная правовая система отражает суверенитет государства и его неодинаковые подходы к увязыванию собственных интересов на международной арене. Общие правила ведения дел в мировом сообществе вырабатываются путем признания их ценности и регулятивности для государств-участников. В то же время общепризнанные принципы и нормы международного права влияют на национальные правовые системы» ^{[9, с. 306]}.

Научные споры, благодаря предложенным альтернативам, приводят к компромиссам и подготавливают почву для эклектического правового регулирования. Теории в юридической доктрине не являются самоцелью, их задача заключается в предвидении практических проблем и определении возможных путей разрешения ситуаций.

Понимание единства правопорядка отвергает первичность как внутреннего, так и международного права. Международный и внутригосударственный правовой порядок представляют собой единое целое, в котором основное значение имеют поддержание мира и безопасности, приоритет интересов народа и равноправное сотрудничество государств.