Исследовательские подходы к оценке демографического урона России в XX в.

Баранов Евгений Юрьевич кандидат исторических наук старший научный сотрудник, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук 620990, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. С. Ковалевской, 16 Baranov Evgeny Yurievich PhD in History Senior Scientific Associate, Institute of History and Archeology of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences 620990, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. S. Kovalevskoi, 16 eubaranov@yandex.ru Другие публикации этого автора

Демографическая история России и СССР в XX в. имеет обширную отечественную и зарубежную историографию. Повышенный интерес к этой теме вызван тем, что в прошлом столетии эволюционный ход демографического развития как минимум три раза прерывался крупными демографическими потрясениями, обусловленными экзогенными факторами социально-политического и социально-экономического характера. Все три катаклизма произошли в первой половине прошлого столетия и оказали негативное влияние на процессы воспроизводства и миграционное движение населения в периоды пертурбаций, деформировали демографические структуры и соответственно серьезно нарушили «спокойный» характер демографической эволюции.

Большая часть демографических потерь пришлась на советской период истории страны, обусловив наличие трагических страниц в судьбе ее народов. Каждый из трех социально-демографических катаклизмов был обусловлен группой факторов и причин. Население понесло потери от военных действий (в том числе боевые, санитарные потери, потери гражданского населения в зоне боевых действий, в тылу), потери от голода, эпидемий, вследствие раскулачивания, депортаций, расстрелов как репрессивной меры. И исследования потерь населения в подобном детализованном виде как следствия определенного исторического события научно значимы и обладают уже собственными историографическими традициями, но также необходима обоснованная и адекватная оценка демографического урона от социальных бедствий в целом. В историко-демографических исследованиях для этого используются методы демографического анализа, которые, по сущности, основываются на сопоставлении реальных и гипотетических показателей докризисной, кризисной и послекризисной численности населения и демографической динамики.

Дискуссии по вопросу демографических потерь обусловлены проблемами с полнотой и достоверностью статистических данных, имеющихся в распоряжении исследователей, длительностью выбранного для анализа временного интервала и методикой расчета. Изучение демографической истории страны в первой половине XX в., особенно периода 1930-х – 1950-х гг., ограничено возможностями источниковой базы, которая характеризуется отсутствием отчетных или учетных сведений о населении за отдельные годы. В научном сообществе сохраняется полемика вокруг вопроса о достоверности данных о населении статистических органов, силовых структур и органов военного управления в СССР. Ряд исследователей предложили свои корректировки данных о численности населения за отдельные годы, корректировки данных в связи с недоучетом демографических событий или фальсификацией сведений о населении ^{[4; 5; 7–10; 12–14]}.

Е.М. Андреев, Л.Е. Дарский, Т.Л. Харькова на основе специальных моделей попытались реконструировать историческую динамику численности населения России, СССР, показатели демографического воспроизводства и миграционного движения, рассчитать людские потери в результате социальных катастроф (войны, голода) ^{[2; 3]}. При этом ученые доказывали «нереальность» оценок Центрального управления народно-хозяйственного учета СССР, писали о недоучете населения, искажениях демографической информации в 1930-е гг. В связи с этим они проводили коррекцию, выравнивание демографических данных. Общие демографические потери СССР за период с 1927 по 1941 гг. демографы определили в 13,5 млн. человек, а людские потери, по их мнению, составили около 7 млн. человек. Общие людские потери населения СССР в результате Великой Отечественной войны, полученные методом демографического баланса, составили приблизительно 26,6 млн. человек ^{[3, с. 60–61, 77]}. Оценки Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского, Т.Л. Харьковой, предложенные в 1990-е гг., и сегодня являются авторитетными в отечественной и зарубежной исторической демографии, к результатам их исследований апеллируют многие специалисты, считаясь или дискутируя с точкой зрения этих демографов. Так, С. Уиктрофт доказывает, что вопреки их мнению, при расчетах можно использовать «нескорректированные» статистические данные о рождаемости и смертности. Он считает, что данные по регистрируемому населению СССР выглядят «полными и правдоподобными» ^{[5, с. 73]}.

Одна из попыток систематизировать оценки потерь населения страны в XX в., имевшиеся в зарубежной и отечественной литературе, была реализована в 1994 г. в энциклопедическом словаре «Народонаселение», изданном под редакцией Г.Г. Меликьяна. В этом издании обозначены три глубоких социально-демографических кризиса в истории Российской империи и СССР, которые вызвали массовые потери населения. Первый кризис охватывает период Первой мировой войны, революции и гражданской войны, эпидемий и голода 1921–1922 гг. Второе потрясение (с 1929 до 1933–1934 гг.) было связано с негативными последствиями «социалистической реконструкции народного хозяйства» (коллективизации, голода начала 1930-х гг., репрессий). Существенные потери населения в результате третьего кризиса (конец 1930-х – начало 1950-х гг.) были обусловлены Великой Отечественной войной, голодом 1946 г., а также послевоенными массовыми репрессиями ^{[16, с. 344–345]}.

Со времени публикации энциклопедического словаря прошло более двадцати лет, посмотрим, как изменилась историографическая ситуация вокруг вопроса потерь населения страны с точки зрения появления новых исторических макро-обобщений. Знаковым событием для отечественной историографии стала публикация монографии В.А. Исупова «Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века» (2000). Трактовка демографических потрясений, предложенная В.А. Исуповым, широко используется в современных историко-демографических исследованиях. Историк характеризует понятие «демографическая катастрофа» как «мощное, но кратковременное явление», детерминируемое резким повышением смертности и характеризуемое «отчетливо выраженными депопуляционными процессами» и резким падением численности населения. Демографический кризис, по мнению В.А. Исупова, – это процесс, растянутый во времени, который во многом обуславливается падением рождаемости, при этом уровень смертности может «не повышаться или повышаться незначительно». Во время кризиса «чаще всего наблюдается замедление темпов прироста, нулевой прирост или медленное сокращение численности населения». В монографии прослежены демографическая динамика в России, негативное влияние экзогенных (прежде всего социальных) факторов на демографические процессы, выявлены периоды стабильного и кризисного развития, локализованы во времени демографические катастрофы. Результатом демографического кризиса периода Первой мировой войны стало 5,8 млн. человек преждевременно умерших и неродившихся, из них приблизительно 1,5 млн. человек приходится на боевые потери и около 4 млн. – на косвенные и демографические (в основном дефицит рождений). Демографические итоги периода революции и Гражданской войны – 21,8 млн. жизней, включая прямые, косвенные и демографические потери. Демографическая катастрофа 1933 г. унесла жизни почти 7 млн. человек (сверхсмертность). В.А. Исупов пишет, что в 1937–1938 гг. страна «в результате карательной деятельности государства» потеряла около 1 млн. человек погибшими ^{[11, с. 9–10, 56, 68, 93, 118]}.

В.А. Исупов указывает на дискуссию в историко-демографической литературе о потерях населения СССР в Великой Отечественной войне, связанную с методическим аспектом проблемы. Он пишет, что в исследованиях применяются два основных метода расчетов людских потерь. Один из них основан на сопоставлении фактической численности населения после войны и гипотетической численности, которой достигло бы населения в условиях ее отсутствия. Применительно к Великой Отечественной войне расчеты ученых дали следующие числа совокупных потерь: Ю.Е. Власьевич – 46 млн. человек, из них 20 млн. – прямые потери и 26 млн. – косвенные и демографические, Л.Е. Поляков – также 46 млн., А.Я. Кваша – 48 млн., В.И. Козлов – до 50 млн. человек. Второй способ расчетов связан с методом демографического баланса, в основе которого лежит сопоставление численности и структуры населения в начале и конце войны. По расчетам Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского, Т.Л. Харьковой прямые и косвенные людские потери СССР вследствие Великой Отечественной войны, как уже было указано выше, составляют приблизительно 26,6 млн. человек. В.С. Гельфанд определил суммарные потери населения СССР в 1941–1945 гг. в 42 млн. человек, из них 20 млн. человек – прямые потери, 6,4 млн. – косвенные и 15,6 млн. – дефицит рождений. В.А. Исупов делает вывод, что «прямые и косвенные (без демографических) потери населения СССР в 1941–1945 гг., определенные в 26–27 млн. человек, в основном адекватно отражают размеры демографической катастрофы Великой Отечественной войны». Сегодня эта оценка потерь населения мировым научным сообществом считается наиболее обоснованной. В.А. Исупов также преимущественно на основе анализа научной литературы определяет совокупные потери населения СССР в 1941–1945 гг. числом свыше 42 млн. человек и распределяет их следующим образом: прямые потери – свыше 21 млн., косвенные потери (сверхсмертность гражданского населения) – свыше 6 млн., демографические потери (дефицит рождений) – свыше 15 млн. человек ^{[11, с. 184–186, 195]}.

П.М. Полян (2001) пишет, что общие демографические потери в России в XX в. вследствие демографических катастроф «можно оценить только условно и только экспертным или расчетным путем, с теми или иными допущениями» ^{[18, с. 38–39]} (см. табл. 1).

Таблица 1 – Оценки потерь населения РФ в периоды демографических катастроф XX в., приведенные П.М. Поляном в 2001 г. (в современных границах РФ)*

* Составлено по: Полян П.М. Двадцатое столетие: путем демографических катастроф // Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: монографический сборник. М., 2001. С. 38–39.

П.М. Полян указывает, что на период между 1914 и 1953 гг. пришлись все массовые принудительные миграции, только в ходе внутренних принудительных территориальных перемещений было депортировано приблизительно 6 млн. человек, а в рамках международных – около 9 млн. Ученый говорит о том, что во второй половине XX в. население России не испытывало демографических потрясений, сравнимых с тремя катастрофами первой половины столетия ^{[18, с. 52–53]}.

В «Новой российской энциклопедии» (2003) выделяются следующие демографические кризисы XX в. и их факторы: 1) 1916–1921 гг. (Первая мировая война, Гражданская война, «военный коммунизм», эпидемии, голод 1920–1921 гг.); 2) 1928–1934 гг. («свертывание нэпа», «массовое насилие в ходе коллективизации», «массовый голод» в 1933–1934 гг.); 3) 1939–1947 гг. (Вторая мировая война, голод 1946 г.). В энциклопедии также указывается, что общие демографические потери – «величина расчетная и условная, зависящая от принятых гипотез». И за исходную точку расчетов берется условие, что в условиях активно протекавшего в России демографического перехода приросты населения меньше 1% в год могут рассматриваться как предкризисные. Затем сделано предположение, что при возможном сохранении темпов прироста численности населения на уровне 1% в год, «разница между гипотетической и фактической численностью населения была бы близка к минимальной оценке демографических потерь». Рассчитанные подобным образом потери в результате кризиса 1916–1921 гг. составляют около 12 млн. человек (13% предкризисной численности населения), кризиса 1928–1934 гг. – 5 млн. человек (5%), кризиса 1939–1946 гг. – 21 млн. человек (19%). Максимальную оценку величины потерь позволил произвести расчет, допускающий сохранение постоянных темпов роста численности на уровнях, наблюдавшихся непосредственно перед кризисами – 18,6, 6,5 и 24,5 млн. человек соответственно. В результате прямых (гибель, эмиграция населения), косвенных (падение рождаемости) и отдаленных (нарушения в возрастно-половом составе населения) последствий указанных демографических кризисов «Россия недосчиталась более 100 млн. жизней» ^{[17, с. 159]}.

Обобщая существующие в историографии оценки прямых потерь населения В.В. Эрлихман в справочнике «Потери народонаселения в XX веке» (2004) пишет, что общие потери населения России (без Польши и Финляндии) за 1901–1917 гг. составили 3,5 млн. человек, также за этот период эмигрировало 2,5 млн. человек. Потери населения СССР за 1917–1953 гг. составили около 60,5 млн. человек, включая безвозвратную эмиграцию около 3 млн. человек, а также 3,5 млн. этнических немцев, поляков и чехов, покинувших СССР в 1941–1946 гг. С 1991 по 2000 гг. в ходе ряда политических и этнических конфликтов погибло около 200 тыс. человек, более 3 млн. человек стали беженцами. По подсчетам В.В. Эрлихмана общие потери населения России и СССР за 1901–2000 гг. составили 64,3 млн. погибших и 7,2 млн. эмигрировавших. Из этого числа 19,6 млн. человек погибло в ходе военных действий, 20,6 млн. человек в результате террора, 26 млн. умерло от эпидемий и голода, 0,3 млн. погибло от стихийных бедствий. По мнению автора справочника, жертвами «коммунистического режима» стали 19 млн. погибших в результате «террора, организованного голода и военных операций, направленных на захват соседних стран и борьбу с партизанским движением» ^{[20, с. 14–15]}.

Полемика вокруг вопроса факторов социально-демографических потрясений, их значения, иерархии стала одним из дискуссионных аспектов изучения демографической истории страны в XX в. Например, в постсоветской историографии можно выявить различные точки зрения по вопросу о значении субъективных и объективных факторов, обусловивших социальные бедствия в начале 1930-х гг. ^[13]. Историки полемизируют о роли погодных условий и политических решений в наступлении голода.

Р. Аллен (2003), рассматривая демографическую эволюцию СССР и отвечая на вопрос, почему в СССР в ходе демографического перехода не произошел демографический взрыв, пишет, что главной причиной такой ситуации стал резкий спад рождаемости в «сталинский период», а не «избыточная смертность» вследствие коллективизации, принудительного труда, репрессий, голода и Второй мировой войны. При определении потерь населения вследствие демографических катастроф Р. Аллен опирается на данные, расчеты и оценки Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского, Т.Л. Харьковой, Р. Дэвиса, М. Харрисона и С. Уиткрофта и других ученых. Сверхсмертность в результате Первой мировой войны (период 1914–1917 гг.) определяется в исследовании английского историка в 3,8 млн. человек. В это число входят 2 млн. солдат, убитых в ходе военных действий, а также раненные, умершие в тылу. Избыточная смертность в период Гражданской войны (1918–1922 гг.) составила 9,7 млн. человек или более, в голодный 1933 г. – 4–9 млн. человек (Р. Дэвис, М. Харрисон, С. Уиткрофт, 1994 – 7,3 млн. человек). По потерям в 1941–1945 гг. историк приводит оценку М. Харрисона 1996 г. – 25–30 млн. человек и совместную оценку Р. Дэвиса, М. Харрисона и С. Уиткрофта 1994 г.: за 4,5 года войны общая смертность составила 41,8 млн. человек ^{[1, с. 157–161]}.

Авторы коллективной монографии «Демографическая модернизация России, 1900–2000» (2006), подготовленной под руководством А.Г. Вишневского, отмечают, что «попытки дать количественную оценку прямых людских потерь бывшего СССР в результате кризисов и катастроф первой половины минувшего века путем суммирования частных оценок, полученных для разных периодов, предпринимались не раз» ^{[6, с. 442]}. Исходя из данных С. Максудова, жертвами социальных потрясений стали не менее 40 млн. человек. Демографы указывают на более значительные потери. В границах Российской империи – СССР потери населения, связанные с Первой мировой войной, революцией и Гражданской войной, голодом и эпидемиями находятся в промежутке между 14 и 21–23 млн. «преждевременно умерших», потери от голода 1932–1933 гг. составляют от 4 до 8 млн. умерших, потери от политических репрессий – 4–6 млн., потери, обусловленные Второй мировой войной, – 27 млн. человек плюс 1 млн. жертв голода 1946–1947 гг. В итоге общее число преждевременных смертей за первую половину XX в. достигает 50–65 млн. человек. При этом половину этих потерь (25–35 млн. человек) можно условно считать как потери российского населения (в нынешних границах РФ). Более полное представление о потерях, по мнению авторов монографии, можно получить путем сопоставления фактической и гипотетической динамики населения, анализируя темпы изменения численности населения. В результате «нормальной» «модернизационной эволюции российского общества» абсолютная численность населения России к началу 1954 г. на 76,4 млн. человек превосходила бы фактические показатели. Это и есть «демографическая цена социальных потрясений и катастроф» первой половины прошлого столетия. Кризис смертности в последней трети XX в. обусловил демографические потери (1966–2000), оцененные демографами в 14,2 млн. человек. При расчете общих демографических потерь за прошедшее столетие демографы сопоставили фактическую динамику численности населения России после 1954 г. с гипотетической динамикой, в которой колебания, вызванные катастрофами первой половины века были элиминированы, также была учтена вероятность более низкой смертности в 1966–2000 гг. Они пишут, что если бы России в первой половине XX в. удалось избежать демографических катастроф, то к концу столетия ее население могло бы быть почти на 113 млн. человек больше фактической численности, а если бы также удалось добиться снижения смертности, характерного для западных стран, то это превышение составило бы почти 137 млн. человек. Демографы указывают, что четыре демографические потрясения XX в. (включая кризис последнего десятилетия) стали результатом «одновременного резкого повышения числа смертей и снижения числа рождений», что приводило к отрицательному естественному приросту населения, в некоторых случаях усугублявшемуся эмиграцией за пределы страны. Но в отличие от катастроф первой половины века, которые характеризуются, прежде всего, резкими подъемами смертности, четвертый по счету провал, относящийся к концу столетия (естественная убыль населения России с 1992 г.), обусловлен режимом воспроизводства населения с низкими уровнями рождаемости и смертности, который сложился в стране уже к 1960-м гг.^{[6, с. 442–447, 492–495]}.

Демографические последствия социальных пертурбаций в России за 100 лет оценил российский статистик В.М. Симчера (2006), акцентирующий внимание на «материальных причинах» кризисных состояний. По его мнению, в результате Первой мировой войны страна потеряла около 8 млн. человек, из них 4–5 млн. приходится на долю территорий, входящих сегодня в состав РФ. Гражданская война унесла жизни от 8 до 10 млн. человек или 14–16 млн., если прибавить число эмигрантов, ей спровоцированных, причем на долю России приходится 8–10 млн. человек. Жертвами коллективизации, голода, репрессий 1930–1940-х гг. стали до 10 млн. человек (территория России). По потерям населения страны в период Великой Отечественной войны он приводит данные: по Советскому Союзу – 27 млн. человек (доля России – 14 млн.). В результате, по мнению статистика, «…прямые потери России от социально-исторических катаклизмов XX века превысили 42–65 млн. человек…» ^{[19, с. 115]}. К косвенным потерям населения России статистик относит потери вследствие резкого снижения рождаемости, которые за период с 1932 по 1999 гг. он исчисляет в 10–15 млн. человек В.М. Симчера также обращает внимание на негативные тенденции в демографической сфере России в конце XX в. С середины 1992 г. численность населения России впервые в послевоенной истории начала сокращаться, естественная убыль населения страны за период с 1992 по 1999 гг. составила 5778,2 тыс. человек. В.М. Симчера пишет, что численность населения России «в условиях нормального развития страны» составляла бы в 2000-е гг. от 250 до 400–450 млн. человек. Он считает, что если бы население России в XX в. увеличивалось по «мировым законам», а за столетие общая численность населения мира возросла в 4 раза, то численность населения страны в начале XXI в. составляла бы 270 млн. человек. Разница между возможными 270 млн. и фактическими 145,6 млн. человек в конце 1999 г., которая составляет 124,4 млн. человек, – это, по мнению статистика, величина потерянного за 100 лет человеческого ресурса России. ^{[19, с. 114–116]}.

Следует отметить, что появились исследования, содержащие новые подходы к анализу демографических катастроф в России в XX в. Л.Н. Мазур пишет о демографической катастрофе в 1950–1970-е гг., которая первоначально охватила сельскую местность, но отразилась в динамике и структуре сельского населения и общества в целом. Ее основу составляли процессы, связанные с сельской миграцией: отток молодежи и трудоспособного населения обусловил «смещение» в половозрастной структуре, резкое повышение среднего возраста, старение населения. Специфика этой демографической катастрофы заключалась в ее эндогенном характере, а ее причиной стала политика по «оптимизации» сельской местности, которая способствовала «обезлюдению деревни» и «углублению кризиса сельской местности». «Миграционная деформация», по мнению историка, привела к суженному воспроизводству населения. В ряде случаев результатом катастрофы стало появление «демографических пустошей», исчезновение населенных мест. Л.Н. Мазур считает, что «для сельской России сельская миграция 1950–1970-х гг. стала не менее катастрофическим явлением, чем Великая Отечественная война или коллективизация» и предлагает рассматривать демографическую катастрофу как фактор эволюции сельских поселений в России в XX в. ^{[15, с. 169–170]}.

В заключение можно сказать, что в историографии происходит постоянное приращение новых знаний по истории населения страны в XX в. Демографические последствия социально-исторических катаклизмов историки сегодня рассматривают в контексте их влияния на показатели численности населения, демографических процессов и демографических структур, предлагаются корректировки статистических данных. В подавляющей части исследований потерь населения страны в советский период за основу анализа берутся оценки и корректировки Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского, Т.Л. Харьковой, все чаще принимается во внимание концепт авторов подготовленной под руководством А.Г. Вишневского монографии о демографической модернизации России. В целом же текущий историографический тренд направлен в сторону уточнения существующих данных о демографическом уроне, который нанесли стране и ее регионам социальные катаклизмы в XX в.