Загородные дома эпохи королевы Виктории и их хозяева: социологический аспект проблемы

О викторианской усадьбе с точки зрения истории архитектуры написано достаточно много^[6,8,911,14]. Подробно рассматривались как планировочные решения, так и фасадные, объемно-пространственные композиции отдельных усадебных комплексов^[1,3,9], давались оценки этим комплексам с точки зрения их принадлежности тому или иному стилистическому направлению^[5,7]. Монографически творчество крупнейших «усадебных» архитекторов Британии, работавших в викторианское время в значительной степени изучено^{[2,4,12,13,15]}. Однако, на наш взгляд, историю британской усадебной архитектуры совершенно немыслимо рассматривать в отрыве от проблемы заказчика, хозяина поместья. Именно викторианская эпоха, время значительных экономических и, следовательно, неизбежно и общественных перемен, представляет в этом отношении наиболее интересную картину.

Эоха королевы Виктории по праву считается одной из наиболее ярких страниц в истории усадебного строительства на Британских островах. Колоссальные темпы роста загородного строительства позволили Д.Краули говорить о «революции домостроительства»^{[5, p.109]}. В чем же причины такого стремительного роста количества загородных резиденций? Их несколько. одна из важнейших - существенный рост населения. За период с 1801 по 1851 гг. оно выросло вдвое, 1911 году вчетверо.^{[16, p.2]}. Однако в качестве основной и наиболее очевидной причины следует назвать мощнейший экономический рост Британской Империи. Значительный процент новых загородных домов выстроен представителями банковского и промышленного капитала. Новый заказчик играет существенную роль, но отнюдь не сразу вытесняет старого, занимая не его место, а место рядом. Во многих случаях затруднительно провести разделение землевладельцев на две указанные категории. Идет процесс постепенного размывания границы между этими социальными слоями. Источниками благосостояния аристократии все чаще становится не столько крупная земельная собственность, сколько капитал, вложенный в то или иное предприятие. Процесс сближения двух социальных слоёв носит взаимный характер: новые хозяева активно стремятся встроиться в новую для них социальную среду, что требует усвоения соответствующих жизненных стандартов и поведенческих норм. В то же время и аристократия не может не стремиться удержаться на высоте занятого общественного положения, что требует определённой коррекции своих взглядов, привычек, представлений. Феномен викторианского образа жизни рождается на пересечении двух мировоззренческих систем, а загородный дом становится неким зеркалом, отражающим этот процесс. В данной статье нам хотелось представить ее на целом ряде наиболее ярких, на наш взгляд, примеров, позволяющих в известной степени пролить свет на проблему так называемого «строительного бума», охватывающего в викторианское время достаточно широкие круги британских землевладельцев,принадлежащих к различным общественным слоям .

Если говорить об аристократическом заказчике, то следует заметить, что такого рода заказчик редко начинал строительство с чистого листа: как правило, он уже обладал несколькими наследственными владениями. К числу такого рода людей принадлежал Джон Патрик Кричтон-Стюарт, 3-й маркиз Бьют. Его земельная собственность была достаточно обширной, и значительную часть ее составляли земли Уэльса. Именно они-то и заложили основу благосостояния этого миллионера: доки Кардиффа начал строить его отец, 2-й маркиз Бьют, сыну же досталось уже вполне обустроенное и приносящее баснословный доход предприятие. В силу этого он мог позволить себе предоставить ведение своего бизнеса профессионалам, тем паче, что его интересы лежали совсем в другой сфере.

3-й маркиз Бьют – одна из заметных фигур Викторианской Католической Эмансипации. Католических семей среди английской аристократии было немало, но молодой маркиз не был рожден в этой вере, он сознательно переходит в нее в зрелом возрасте. Однако современники не донесли до нас свидетельств о каком-либо особенном благочестии этого аристократа. Его тяга к католицизму, как и у О.Пьюджина, объяснялась, по-видимому, не столько этическими мотивами, сколько эстетическими пристрастиями.

Его привлекали памятники средневековья, и в своих домах как в Кардиффе (1866-1885), так впоследствии и в замке Коч (1872-1879, обе резиденции в Уэльсе), он стремился скрупулезно воссоздать соответствующую атмосферу, что привело к тому, что работы продолжались в течение многих лет. Затянувшаяся стройка, естественно, вызывала некоторое недоумение окружающих, на что маркиз как-то бросил фразу: «Зачем мне торопиться в том, что составляет главное удовольствие моей жизни? Я достаточно безразличен к любой вещи, после того как она закончена»^[10,p.290].

Ситуация, когда процесс строительства для владельца становится много притягательнее результата, не столь уж редка. В эпоху королевы Виктории пример маркиза Бьюта не единичен. Однако если миллионер-аристократ мог выдерживать подобные материальные испытания свободно, ни в чем себя не стесняя, то у хозяина Хэрлекстон Мэнор в Линкольншире, скромного сквайра мистера Грегори Грегори, строительство дома подчинило себе всю жизнь.

Любопытно, что в обоих случаях оно никак не было связано со столь любезной вообще викторианцам идеей семейного гнезда. Грегори так и умер холостяком, а маркиз Бьют женился достаточно поздно. Кардифф-кастл строился первоначально как холостяцкое гнездо, чем и объясняется, вероятно, несколько нетипичный план дома с расширенной «мужской» зоной (две курительные комнаты, например, зимняя и летняя, с достаточно фривольными сюжетами декора, абсолютно недопустимыми, конечно, в доме семейного человека).

Еще один «замок», Пекфортон Кастл (1844-1850), был выстроен в это время в графстве Чешир. Хозямн поместья, лорд Толлемач, в отличие от маркиза Бьюта, желал не просто передать в своем доме некую средневековую атмосферу, он ставит перед архитектором Э.Сэльвином задачу создания исторически точной реконструкции средневекового жилища, с которой тот блестяще справляется. надо, правда, отметить, что в итоге подобный замок оказался малопригодным для жилья, что вызывало едкие насмешки современников^{[10,p.154-155]}. Что же заставило хозяина сознательно пойти на ряд неудобств ради создания внушительного образа? Очевидно, строя подобный замок, землевладелец ощущал себя феодалом, щедро благодетельствующим всей округе. Его дом - крепость, твердыня, прибежище для «малых сих». Подобное семантическое прочтение такого архитектурного решения очевидно. Зададимся вопросом: насколько этот создаваемый хозяином образ соответствовал реальности?

Здесь мы сталкиваемся с определенным противоречием. Лорд Толлемач действительно был известным благотворителем. В отличие от неофита-католика Бьюта, чье благочестие носило довольно поверхностный характер, Толлемач принадлежал к протестантской семье евангелического толка и являл собой образец чрезвычайно серьезного и добросовестного отношения к своему общественному служению. В конце своей жизни Толлемач признавался, что всегда считал единственным подлинным удовольствием, которое можно извлечь из владения земельной собственностью – возможность улучшать жизнь своих арендаторов. На принадлежавшей ему земле он выстроил и передал в дар 250 коттеджей, истратив на это баснословную сумму в 280 тысяч фунтов. Известная поговорка о трех акрах земли и корове в придачу, вероятно, ведет свое происхождение от этого джентльмена-благотворителя, поскольку именно таким бонусом он одаривал каждого новосела. Фигура этого лэндлорда стала притчей во языцех, легендами обрастала его из ряда вон выходящая щедрость, его сохранявшаяся до последних дней жизни необыкновенная физическая сила, его качества доброго семьянина. Словом, хозяин Пекфортон Кастл словно бы сошел со страниц романов Ш.Янг, являя собой тот самый идеал «Christian gentleman» (джентльмена-христианина), который был неоднократно воспет в викторианской литературе. Однако на фоне такой широкой филантропической деятельности несколько странным выглядит выбор именно замковых форм, ассоциировавшихся современниками с аристократической замкнутостью и сословным чванством. Причину ему, видимо, следует искать в биографии лорда Толлемача, получившего титул барона лишь в 1876 году после того, как он в течение долгих лет заседал в Парламенте от своего родного графства Чешир.

Толлемач, пожалуй, один из наиболее выдающихся благотворителей своей эпохи. Однако заметим, что деятельность чеширского джентльмена исключительна лишь своим масштабом, но никак не характером. Причем подобного рода деятельностью занималась не только аристократия, но и скромные сельские сквайры, и представители среднего класса. Можно привести целый ряд семейств, чьему усердию обязаны своим расцветом прежде совершенно глухие уголки страны. Одно из таких – семья банкира Р.Рейкса из Йоркшира. Еще учась в Оксфорде, Роберт Рейкс примкнул к трактарианскому движению. Женившись, он перебирается из своего родного графства в Уэльс и покупают небольшой дом в Треберфид (Бреконшир). Здесь он в первую очередь фактически заново отстраивает приходскую церковь и школу при ней, а затем капитально перестраивает свой дом, превращая его в типичный Old English Manor House. Активная просветительская деятельность этой семьи совершенно преобразила этот некогда пустынный и отсталый край.

Любопытно заметить, что ситуация, в которой викторианский лэндлорд в первую очередь удовлетворяет общественным нуждам, а лишь затем позволяет себе заняться собственным жилищем, достаточно не редка. Подобной деятельностью занималась в Норфолке леди Бакстон, хозяйка огромного усадебного дома в Шедвел парк, перестроенного в середине столетия по проекту Э.Блора; в Кенте – сэр Уильям Джеймс, друг Глэдстона, один из энтузиастов движения за создание воскресных школ, художник-дилетант, украсивший своей резьбой церковную кафедру, активный строитель коттеджей для местного населения; в Сомерсете – семейство Гиббс (Gibbs).

На последнем случае следует остановиться подробно. История этого семейства как в зеркале отражает те социальные перемены, которые происходят в викторианской Англии: слияние, сращивание двух слоев общества – джентльменов-землевладельцев и представителей торгового и банковского капитала. Характерно, что подобного рода семьи, даже не обладая значительным доходом, стремятся всеми силами приобрести земельную собственность. В данном случае все началось с покупки в 1843 году небольшого загородного дома близ Бристоля. Спустя двадцать лет, в 1860-е гг., в силу того, что семейный бизнес сильно развился и начал процветать, стала возможна полная его перестройка и покупка обширных земельных угодий, его окружающих. Именно тогда поместье и приобретает название, сохранившееся до сего дня.

В числе щедрых благотворителей нельзя не назвать, конечно, и Уильяма Лея. Еще учась в Оксфорде, он примкнул к трактарианскому движению, а затем оказался в числе тех его участников, кто вслед за Ньюменом обратился в католицизм. Это обращение повлекло за собой кривотолки и недовольство среди его соседей в графстве Стаффордшир, так что молодому коммерсанту пришлось перебраться в Глочестер. Купив здесь землю у графа Дьюси, он, руководствуясь советом О.Пьюджина, полностью сносит усадебный дом георгианской эпохи и начинает стройку по проекту архитектора. Однако затем религиозный пыл неофита заставляет его отложить строительство родового гнезда, покуда не будет завершено ведущееся на его деньги строительство собора и монастыря. В итоге эти мероприятия оказались столь разорительными для благотворителя, что свой дом Вудчестер Парк ему так и не удалось достроить.

Истории разорения, наступавшего как результат строительства своего усадебного дома, в эту эпоху не столь уж редки. Иногда оно наступало уже в процессе устройства своего родового гнезда, подчас оно могло оказаться непосредственным результатом подобного рода деятельности, впрочем, иногда подобный эффект сказывался не тотчас же, а спустя несколько десятилетий. В качестве примера можно привести уже упоминавшееся нами поместье Шедвел Парк в графстве Норфолк, где активная строительная деятельности леди Бакстон серьезно подорвала семейное состояние, так что к концу столетия не справившийся с сельскохозяйственной депрессией обедневший род вынужден был продать это имение. Этот же кризис 1898 года положил конец и еще одному крупному викторианскому домовладению – усадьбе Келэм Холл в Ноттингемшире.

Отметим, что архитектурный стиль, выбираемый подобными благочестивыми семействами, может быть различным, однако, как правило, это один из так называемых национальных стилей, будь то готика, Тюдор или, чаще всего – некий смешанный тип, который современники называли словом «староанглийский». Важно отметить, что подобный выбор виделся наиболее удачным, поскольку позволял избегать как ассоциаций с идеями сословного чванства (в этом таилось опасность замковых форм), так и излишне «церковного» характера светского помещения (такой эффект нередко возникал при использовании «готического») стиля. Определенный этический идеал воспринимается современниками как свойство национального характера и потому предполагает соответствующее «национальное» выражение в архитектуре.

Однако было бы ошибкой предполагать, что подобного рода семьи всегда непременно избирали один из национальных стилей. Ярким примером, опровергающим подобное мнение, может служить известное семейство ковроделов из Галифакса – Кроссли. История этой семьи - это история потрясающего экономического взлета, произошедшего за весьма короткий период, в результате которого скромные мельники превратились в крупнейших промышленников, практически не знавших конкуренции в своей области.

Семейное предание сохранило рассказ об обете, данном некогда матерью братьев Кроссли, щедро благотворить местной бедноте, в случае, если дела пойдут в гору. Это обещание было исполнено с лихвой: церковь и сиротский дом, парк и здание городского управления, - все это и многое другое было создано в Галифаксе на деньги промышленников. Естественно, строили Кроссли и собственные дома, в городе и его окрестностях. Стилистически они весьма разнообразны. В то время как Джон Кроссли строит «национальный» по своей архитектуре Мэнор Хит, в Сомерлейтон Холл возникает дом его брата Фрэнка, явно уже никак не укладывающийся в прокрустово ложе понятия «национальный стиль» и носящий характер откровенного эклектизма, свойственного внезапно разбогатевшим парвеню.

История расцвета и упадка викторианских загородных домовладений – это нередко история расцвета и упадка того или иного известного коммерческого предприятия. Один из наиболее ярких примеров – имение Бер Вуд в Беркшире, принадлежавшее в годы правления Виктории Джону Уолтеру, хозяину газеты «Таймс». Имение перешло ему по наследству и к моменту, когда наследник взялся за переустройство дома, представляло из себя виллу в классическом вкусе, построенную в начале XIX столетия. Для многочисленной семьи короля английской печати (у Уолтера было 13 детей) старый дом был явно мал, и в 1865 году, по традиции предварительно очистив свою совесть строительством приходской церкви, хозяин приступает к перестройке родового гнезда.

Любопытно отметить тот факт, что, несмотря на свое баснословное состояние, Уолтер никогда не стремился влиться в аристократическую среду. В годы Крымской войны «Таймс» стала популярнейшим печатным органом Британской Империи. Роль печати как своего рода властителя дум в эту эпоху колоссальна. Неудивительно в этой связи, что Уолтеру дважды предоставляется возможность стать пэром, однако он дважды отказывается. Женитьбе на наследнице аристократического рода он предпочитает брак с девушкой своего круга.

Выбор архитектора продиктован соображениями этого же рода. Уолтер предпочитает популярного у аристократии Уильяма Берна Роберту Керру, не отличавшемуся высокими профессиональными достоинствами, зато обладавшему редкой деловой хваткой. С главной задачей, встающей перед проектировщиком викторианского усадебного дома: как оформить сложный лабиринт бесконечно растянутого, дробного плана более или менее целостной фасадной композицией, - он справляется не вполне удачно. Чрезвычайно дорогостоящий и масштабный проект дома не производит в осуществленном виде целостного впечатления на зрителя, который не может избавиться от впечатления, что перед ним некий конгломерат разнородных и разновысотных построек. Утилитаризм заказчика, явное предпочтение целесообразности стремлению к образной выразительности – важная особенность викторианской загородной архитектуры – здесь выступает чрезвычайно рельефно.

Дом был оснащен всевозможными техническими новинками, такими как газовое отопление и освещение, водопровод и т.д. Проект оказался настолько дорогостоящим, что между архитектором и заказчиком возник конфликт, обострившийся еще и благодаря тому, что к моменту завершения строительства «Таймс» явно потеряла свою былую популярность, не выдерживая конкуренции с дешевыми изданиями. В итоге наследники вынуждены были продать, и газету, и дом. В начале ХХ столетия история Бер Вуд как частного владения заканчивается, в доме размещается сиротский приют.

Еще один пример, на котором невозможно не остановиться, - это знаменитая усадьба Крэгсайд в Нортумберлэнде барона Армстронга. Дом этот необычен в силу того, что на нем лежит глубокая печать удивительной личности ее владельца. Решительный перелом в его жизни произошел в возрасте 36 лет, когда этот до той поры ничем не примечательный провинциальный юрист зарегистрировал свое первое техническое изобретение. Исключительный инженерный талант сочетался у Армстронга с замечательной деловой хваткой, что позволило ему сделать баснословное состояние. Особенно успешными были годы Крымской войны, когда его изобретения в области вооружения широко внедрялись в армии. Его деятельность принесла Армстронгу не только исключительное богатство, но и национальную славу. Нередкими гостями в Крэгсайде бывали августейшие особы. В конце жизни он удостоился титула барона.

История усадьбы необычна. Она обустраивалась совершенно с чистого листа. Пустынная холмистая местность на севере Англии приглянулась будущему владельцу усадьбы, и он решает кардинальным образом преобразить ее. С этой целью он предпринимает невиданные по своим масштабам посадки: лес, плотной стеной окружающий подступы к дому, появился благодаря тому, что Армстронг распорядился высадить здесь 7 миллионов деревьев. Эффект получился совершенно необычный: выстроенный на вершине холма в стиле Scottish baronial дом выглядывает из-за непроходимых зарослей. Выбор стиля отнюдь не случаен: Нортумберленд – крайне северное графство Англии, граничащее с Шотландией, ассоциации с романтическими произведениями В.Скотта, безусловно, предполагались.

Главная особенность дома в его беспрецедентной по тем временам технической оснащенности: газ, водопровод, канализация, вентиляция, электрическое освещение и даже лифты, - не было такой технической новинки, которая не была бы испробована в доме изобретателя. Дом воспринимался современниками как своего рода чудо. Сюда неоднократно приезжали высокопоставленные иностранные гости: персидский шах, король Сиама, наследный принц Афганистана и множество иных посетителей из экзотических стран.

Еще одна усадьба на севере Англии, поражающая своим масштабом и великолепием – Карлтон Таус в Йоркшире. Следует, однако, заметить, что в эпоху королевы Виктории дом не изменился в размерах: Степлтоны, старый католический род, владел этим имением издавна, а большой усадебный дом был выстроен внучкой знаменитой Бесс оф Хардик еще в 1615 году. Однако право носить аристократический титул баронов Бомонт, который некогда носили предки Степлтонов по материнской линии, семья получает лишь в 1840 году. Это событие послужило поводом для начала перестройки дома в готическом вкусе, а также, любопытным образом, для перехода семейства из католицизма в англиканство (вероятно, желание избавиться от положения маргиналов в своем сословном кругу сыграло решающую роль).

Как только сын Томаса Степлтона вступает в права наследования в 1869 году, он возвращается в лоно Католической церкви и приглашает Э.Пьюджина, сына О.Пьюджина, для продолжения начатых отцом строительных работ. Масштабное строение эпохи Стюартов искусно облекается архитектором в «средневековое платье», а неслыханная дороговизна и великолепие отделки призваны подчеркнуть идею воскрешения славы древнего рода.

Наконец, пример, на котором просто невозможно не остановиться – поместье Дизраэли Хьюэнден Мэнор (Hughenden Manor) в Бэкингемшире. Показательна сама история приобретения и обустройства усадьбы. Вопрос о покупке земельной собственности встает перед будущим премьер-министром во всей своей остроте в тот момент, когда он становится лидером партии тори. Трудно было себе представить личность, менее подходящую для такой роли. Как известно, консервативная партия была в первую очередь партией земельных собственников. Чтобы претендовать на лидерство в ней, необходимо было, по крайней мере, обладать титулом баронета. В этом свете подобная претензия со стороны молодого человека, не только не обладавшего ни титулом, ни землей, но и обремененного значительными долгами, вначале казалась просто смехотворной. Кроме того, и национальная принадлежность Дизраэли не могла способствовать, казалось бы, успешному развитию его политической карьеры.

В этой ситуации приобретение поместья, несмотря на острую нехватку средств, становилось делом первой необходимости. Самому Дизраэли, однако, не под силу было бы решить эту задачу, если бы не вмешательство трех активистов партии тори, сыновей герцога Портландского, давших в 1845 году необходимую сумму на покупку дома, скромного, но вполне приличного для того, чтобы служить поставленной молодым амбициозным карьеристом цели.

Приобретя недвижимость, Дизраэли перелицовывает фасады типичного для XVIII столетия строения согласно модному теперь «национальному стилю». Стены облицовываются кирпичом, окна украшаются причудливыми наличниками, эркеры завершаются небольшими башенками. В скромных (в силу ограниченности средств) интерьерах появляются стрельчатые арки и потолки со стуковой декорацией, имитирующей позднеготические памятники, то есть делается тот необходимый минимум изменений, который позволяет превратить дом в соответствующий современным общепринятым представлениям о родовом гнезде.

Дизраэли нельзя отнести к числу тех домовладельцев, для которых обустройство своей загородной резиденции является их главным увлечением, скорее за этой деятельностью можно видеть желание выполнить необходимый минимум требований к человеку его положения. У будущего великого политика были совсем другие интересы и амбиции. Однако впоследствии он очень полюбил свою скромную загородную резиденцию и проводил в ней почти по полгода, между летней и зимней сессиями парламента (то есть с конца августа до Рождества). «Когда я приезжаю в Хьюэнден, - писал Дизраэли, - первую неделю я провожу, бродя по парку и рассматривая деревья, а затем я забредаю в библиотеку и осматриваю книги»^[11,p.131]. Дом стал для премьер-министра местом отдохновения от напряженных трудов государственного мужа, благо его местоположение (не слишком близко, но и не слишком далеко от столицы), позволяло добиться уединения, которое в случае необходимости могло быть тут же прервано. В этом отношении владелец усадьбы напоминает нам джентльменов-дилетантов века-предшественника, таких, например, как лорд Берлингтон. Ведь в обоих случаях загородный дом играет для владельца сходную роль: при весьма напряженной общественной деятельности помогает отвоевать у жизни определенные часы и дни для частного существования.

Ряд примеров можно было бы продолжить, однако и приведенных, на наш взгляд, достаточно, чтобы уяснить для себя основные мотивы, побуждавшие викторианцев к масштабным строительным работам. Активный рост капитала делал возможным, а увеличение семейств желательным развитие домовладений. Однако важнейшим «катализатором» этих процессов практически всегда становились всевозможные идеологические амбиции: стремление аристократов воскресить славу своего угасающего рода, а новоявленных помещиков создать иллюзию обладания древним родовым гнездом, желание религиозных семейств самого разного толка подчеркнуть свое благочестие, а тех, кто был на деле не особенно-то благочестив, по крайней мере внешне демонстрировать приверженность распространенным этическим установкам, попытка скромных сквайров создать у соседей несколько преувеличенное представление о своих доходах, увлеченность преуспевающих бизнесменов своей новой ролью покровителей и благотворителей и т.д. и.т.п. Существовало бесчисленное множество нюансов, определявших, как мы увидим, как выбор архитектурного решения дома в целом, так и его отдельных структурообразующих частей.

.