Викторианский загородный дом как зеркало викторианского образа жизни

Соколова Мария Васильевна кандидат искусствоведения старший преподаватель, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119991, Россия, г. Москва, Ломоносовский проспект, 27, оф. 4 Sokolova Mariya Vasil'evna PhD in Art History Senior Educator, the department of World History of Art, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, Lomonosovskii prospekt, 27, of. 4 mar641079992007@yandex.ru Другие публикации этого автора

Викторианские усадебные дома нередко поражают зрителя своей громоздкостью. Посетитель не может отделаться от впечатления некой избыточности объема подобного жилого помещения. Глядя на такие прославленные дома как, например. Хэрлекстон Мэнор в Линкольншире, Бервуд в Беркшире или Кэлэм холл в Ноттингемшире трудно поверить, что эти поистине дворцовые по своему масштабу сооружения были рассчитаны на одну семью, пусть даже и весьма многочисленную.

Подобная особенность заставляет с особенно пристальным вниманием обратиться к планировочной структуре загородных домов викторианского времени, специальное исследование этого вопроса было предпринято Дж.Фрэнклином^[2]. Среди характерных черт планировочной структуры такого рода зданий следует выделить одну интересную особенность: служебный блок существенно превосходит по своим масштабам главный корпус, как правило, занимая около 70 процентов от всех помещений сооружения. Таким образом, становится очевидным, что своеобразная «избыточность» викторианского жилища обусловлена тем, что его функции отнюдь не сводятся к комфортному размещению семейства. Викторианское домовладение – это сложное социальное устройство, включающее в себя, помимо многочисленных домочадцев, громоздкий штат прислуги, а также предполагающее возможность вмещать и многочисленных гостей дома. Поэтому неудивительно, что в британской литературе распространение получили интердисциплинарные исследования, рассматривающие феномен викторианского загородного дома с точки зрения так называемой social history, такие как монографии Дж.Глоуга^[4], М.Жируара^[3], Т.Логана^[5], Т.Йорка^[6], Дж.Флэндерс^[1].

¹ Сложная социальная структура домовладения как в зеркале отражена в планировочной структуре, что нам и хотелось бы продемонстрировать в данной статье. Задача данной статьи – попытаться на основе уже собранного нашими предшественниками материала сконструировать некую общую модель жизнеустройства в викторианском загородном доме, стремясь при этом рассматривать каждое помещение как своего рода звено в этой весьма сложной и изощренной системе.

Позволим себе начать, так сказать, с подножия этой социальной пирамиды: со служебного крыла, где располагался многочисленный обслуживающий персонал. Следует отметить, что усиленно демонстрируемая владельцами идея домовладения как одной семьи, а хозяина как заботливого отца, пекущегося как о житейском, так и о духовном благополучии своих меньших братьев (слуг) далеко не всегда соответствовала реальному положению вещей. Мир хозяев и мир слуг представлял собой два замкнутых сообщества, собранных под одной крышей. Владельцу и архитектору приходилось решать весьма непростую задачу: как их максимально сблизить и одновременно максимально разделить друг от друга? Иными словами, как достичь того, чтобы слуги работали эффективно, не мешая при этом частной жизни хозяев?

Вопрос о том, куда поместить службы, стоит остро. Поместить их в цокольный этаж, как это делали, например, во многих палладианских домах, негигиенично и нечеловеколюбиво по отношению к прислуге (в цоколе сыро и темно), а во многих случаях их и невозможно туда поместить. Симметрично расположенных крыльев с флигелями также оказалось бы зачастую недостаточно. Помещение их в отдельно стоящих строениях в парке не эффективно и не комфортно.

А между тем, устройство слуг в доме – важный момент, характеризующий хозяина с нравственной стороны. Существовала масса неписаных правил, соблюдать которые стремился всякий, кто хотел хоть отдаленно соответствовать очерченному выше идеалу лэндлорда. Так человеколюбие и забота о ближнем требовали, чтобы в комнате жили не более одного-двух человек. Представление о приличиях предполагало, что мужская и женская прислуга не только живет на разных половинах, но даже пользуется разными лестницами. Забота о порядке и гигиене вела к тому, что для каждой функции было выделено свое помещение, что носила иногда несколько абсурдный характер. Так. на планах викторианских усадебных домов можно встретить обозначения «комната для заточки ножей» или «комната для чистки обуви». В результате получался сложнейший лабиринт с бесконечной сетью коридоров и массой лестниц (существовала, например, отдельная лестница для подъема гостевого багажа).

Учитывая все указанные непростые требования, необходимо было добиться того, чтобы дом, этот сейчас чрезвычайно разросшийся, сложный организм, работал бесперебойно, с точностью механизма, в котором не существует мелочи, которая не была бы тщательнейшим образом продумана. Гигантское служебное крыло (servants wing) необходимо было органично вписать в композицию. Этой задачей и объясняются такие типичные черты викторианской архитектуры как усложненное планировочное решение, живописное разнообразие силуэта, повышенная декоративность фасадной структуры.

Сложный лабиринт служебного крыла представлял собой некий отдельный мир в структуре дома. Этот мир вплотную примыкал к миру хозяев, но и отделялся от него тяжелой дверью. Эти миры становились как бы взаимно непроницаемыми. Идеальной ситуацией считалось, когда слуги в доме фактически незаметны. Существует масса рассказов о хозяевах, требовавших от прислуги, чтобы она никогда не попадалась на глаза или отворачивалась лицом к стене при встрече с ними, о хозяевах, ни разу за много лет не разговаривавших с прислугой и так далее. Излюбленный современниками идеальный образ веселой Англии (merry England), страны всеобщего довольства, благоденствия и простоты нравов имел на практике мало общего с реально существовавшей чрезвычайно жесткой сословной иерархией.

Справедливости ради надо заметить, что в загородном доме предшествующих эпох, когда размещение слуг было куда менее комфортным, подобного жесткого разделения зон «хозяева - слуги» не существовало. Начиная с эпохи средневековья, когда слуга спал у дверей хозяина, вплоть до непосредственно предшествующего правлению Виктории времени, когда холл в дневное время и общие спальни в ночное составляли обычное место пребывания прислуги в доме, отношения между двумя социальными слоями носили куда менее формальный характер.

Рассматривая планировки усадебных домов викторианского времени, убеждаешься в том, что архитектор был в первую очередь озабочен задачей четкого структурирования различных зон дома, жилых и служебных. Так, гигантских размеров служебное крыло не могло бы работать эффективно, если бы и оно не было четко поделено на соответствующие разнообразным функциям отделы. На любом плане усадебного дома этого времени четко вырисовывается разграничение служебных помещений по признаку пола (мужская, женская половина) и основным функциям (кухня, прачечная, комнаты экономки и дворецкого).

Из названных четырех зон комната дворецкого с примыкающими к ней винным и пивным погребами является исключительно мужской. Нередко (как, например, в усадьбе Линфорд Холл в Норфолке, построенной У.Берном в 1856-1861 гг.) она выделена в отдельный архитектурный объем, соединенный с остальными служебными помещениями коридором. Непосредственно рядом начинаются владения экономки с ее кладовыми, бельевой комнатой и т.д. Заметим, что, поскольку должности дворецкого и экономки являют собой вершину сложной иерархии служебных должностей в доме, их помещения образуют такой же смысловой центр служебного крыла, какой в доме в целом составляют комнаты хозяина и хозяйки.

Двигаясь далее по помещениям служебного крыла, все более смещаясь от центра к периферии, все дальше и дальше от хозяйских помещений, мы оказываемся в помещении кухни с примыкающими к ней пекарней, складами и угольной и, наконец, прачечной. Логика размещения служб таким образом вполне ясна: наиболее «низкие» и грязные по своему характеру работы, связанные с дымом, копотью, паром, максимально удалены от хозяйских помещений. Хозяин предпочитал, чтобы пища проделывала долгий путь по коридору, а затем еще раз разогревалась в лакейской, прежней ситуации, когда слуги то и дело бегают с подносами через господские помещения, в которые то и дело проникает запах кухни.

Значительную часть служебного крыла составляли спальни, занимавшие, как правило, два коридора в разных его частях: мужской и женский. Все это чрезвычайно непростое по своей структуре хозяйство обслуживалось с помощью сложной системы лестниц, а в середине столетия в наиболее «продвинутых» домах начинают появляться лифты.

Иерархия служебного крыла как зеркало отражает собой подобное четко иерархическое деление основных помещений дома (main block), также построенных по принципу четких оппозиций: хозяева - слуги, родители - дети, мужская – женская половина, хозяева – гости и т.д. Деление дома на половину хозяина и хозяйки – принцип, издавна существующий в архитектуре жилища, получает в викторианском доме новое осмысление. Если регулярный план делал возможным выстроить эти помещения по принципу симметрии, слева и справа от основной оси дома, то пришедшая ей на смену иррегулярная планировка исключала такую возможность, однако традиционные представления о комнатах, мужских по преимуществу и дамских по преимуществу сохранялись.

По разные стороны от холла, как правило, располагались две обязательные в любом доме комнаты: гостиная и столовая. Традиция, согласно которой столовая считалась комнатой по преимуществу мужской, в то время как гостиная по преимуществу женской, уходит корнями в глубину веков и связана с давним обычаем, согласно которому дамы по окончанию обеда удалялись в гостиную, в то время как мужская часть общества оставалась за столом для того, чтобы выпить портвейна и выкурить сигару.

Постепенно подобное времяпрепровождение становилось все более длительным, растягиваясь иногда на несколько часов, а столовая все больше и больше считалась комнатой, где собирается мужское общество и ведутся мужские разговоры, в отличие от гостиной, прочно ассоциировавшейся у современников с миром женских занятий и бесед..

Столовая была, пожалуй, своеобразным центром мужских помещений в доме, таких как обычно примыкавшие к ней кабинет, библиотека, бильярдная, во второй половине столетия к ним добавляется еще курительная и иногда оружейная. Значение этих комнат в викторианское время несколько изменяется по сравнению с эпохой-предшественницей.

Восемнадцатый век, время знаменитых английских дилетантов, было временем расцвета библиотек. Библиотека составляла гордость владельца усадьбы. Так, знаменитый Чизик-хаус лорда Берлингтона строился именно как помещение для его античной коллекции и библиотеки. Но и куда менее родовитые, богатые и просвещенные землевладельцы имели в своих усадьбах прекрасные библиотеки.

Викторианская эпоха ознаменована, как было сказано выше, определенной сменой системы ценностей. Интеллектуальные занятия в целом и чтение, в частности, перестает быть одним из наиболее похвальных занятий джентльмена. Это, конечно, отнюдь не означает, что невежество царствует, однако менталитет эпохи предполагает четкое разделение занятий на две области: долга и хобби. Соотношение этих двух сторон жизни в представлении современников меняется: наличие хобби допускается лишь тогда, когда этот долг исполнен.

Однако и характер хобби значительно изменяется. Хозяйство и охота – гораздо более общепринятые увлечения, нежели чтение и коллекционирование. И думается, дело здесь не только в том, что происходит мощнейшее «вливание» в помещичью среду представителей среднего класса, чей уровень развития и образования оставлял желать лучшего. Названные увлечения воспринимаются современниками как куда более нравственные по нескольким причинам.

Прежде всего, занятие хозяйством – это одновременно и хобби, и долг, и даже по преимуществу долг. Плох в глазах соседей тот хозяин, который не стремится улучшить жизни в своих владениях. Ведь улучшая ее, он не только, и не столько даже, подобно лэндлордам восемнадцатого столетия, создает для себя приятную окружающую обстановку, сколько показывает благотворный пример всей округе.

Охота же видится викторианцам как традиционное британское развлечение. Любопытно заметить, что само понятие «охота» в английском языке очень долго обозначалось словом «sport», что в первоначальном своем смысле означает «забава, развлечение». Среди спортивных увлечений джентльмена охоте безусловно принадлежит первенствующая роль, однако помимо нее существует еще масса весьма популярных спортивных хобби, таких как рыбалка, теннис, крикет и т.д. Спортивное воспитание особенно культивировалось в викторианское время в закрытых школах-интернатах (boarding schools): Итоне, Регби (давшей название известному виду спорта), Хэрроуз и т.д. Достаточно вспомнить весьма популярную в эти году книгу Томаса Хьюджеса «Школьные годы Тома Брауна», где описывается, как поступая в Регби, мальчик мечтает о том, что он непременно будет первым и в крикете, и в футболе, и во всех, каких только можно, спортивных играх школы.

Спортивные увлечения одобрялись, кроме всего прочего, и с патриотической точки зрения. Во-первых, потому что способствовали воспитанию здоровой нации, а во-вторых, потому что в них виделась связь с национальной традицией. Неслучайно темы средневековой охоты неоднократно появляются в живописном декоре усадебных интерьеров, а среди спортивных игр предпочтение отдается крикету, гольфу, теннису, то есть специфически английским.

Все это не могло не сказаться на архитектуре дома. Библиотеки остаются его непременной частью, однако они перестают быть интеллектуальным центром дома, превращаясь в своего рода мужскую комнату для утреннего времяпрепровождения, своеобразную параллель так называемой morning room, утренней комнате, выполнявшей ту же функцию для леди. Соответственно и их отделке не придается столь важного значения, сколь в более раннюю эпоху.

Зато бильярдная, ранее присутствовавшая далеко не в каждом доме, теперь распространена почти повсеместно. Бильярд, которым еще столетие назад могли увлекаться как джентльмены, так и леди, теперь становится фактически исключительно мужской игрой. Иногда эта комната совмещает в себе функции бильярдной и курительной, в более просторных домах эти два помещения расположены одно близ другого. Их отделка отличается чрезвычайным богатством и великолепием и выполнена как правило в так называемом мавританском стиле (Мoorish style).

Экзотизм отделки именно этих помещений, резко выделяющих их среди других комнат здания, может объясняться особенной атмосферой, царившей здесь. Мода на курение возобновляется в Англии во второй половине столетия во многом благодаря принцу Альберту и принцу Уэльскому (будущему Эдварду VII): оба они были страстными курильщиками. Постепенно вырабатывается своеобразный ритуал, получивший название smoking party: поздно вечером, когда дамы уже отошли ко сну, джентльмены облачались в специальные курительные пиджаки (smoking jackets), отличавшиеся также несколько экзотическим дизайном, и направлялись в курительную комнату. В этих собраниях царил дух, напоминавший атмосферу университетской юности, через которую каждый джентльмен проходил в свое время. Фривольные истории, малопристойные шутки, грубоватая манера поведения (отказывавшегося принять участие в подобной вечеринке могли силой вытащить из постели) – тон здесь задавали многочисленные холостяки, нередко наведывавшиеся в гости к своим семейным родным и знакомым.

Наконец, к концу столетия в череде «мужских» помещений все чаще фигурирует оружейная, что не удивительно, если учитывать издавна существовавшее на Британских островах пристрастие к охоте как к своего рода национальному виду спорта. Охотничьи ружья и трофеи обычно раньше выставлялись в холле. Оружейная же изначально возникает как одна из комнат прислуги, где хранится рыболовное и охотничье снаряжение, и лишь затем становится комнатой, куда нередко приглашают гостей.

Особняком в череде «мужских» комнат дома стоит так называемая business-room (комната для ведения дел). В нее ведет отдельный вход с улицы, за которым расположена небольшая комната для ожидающих посетителей. Причина такого планировочного решения ясна: приходящие к хозяину по делам визитеры отнюдь не всегда равны ему по социальному положению, в основном это его арендаторы. Заботливый глава семьи обязан предусмотрительно исключить возможность встречи такого рода гостей с его женой и дочерями.

На практике эта комната далеко не всегда использовалась по назначению, зачастую исполняя ту же функцию, что и библиотека: в ней хозяин мог проводить время, скажем, за чашкой кофе и просмотром газет. Однако без нее обойтись казалось в большинстве случаев немыслимо: удаляясь туда в утренние часы, владелец дома выполнял своеобразный ритуал, свидетельствующий о серьезности своих занятий и умонастроений.

Любопытно заметить, что «мужская» и «женская» части в викторианском доме отнюдь не равны. Если первая даже в самых скромных домах фактически всегда включает в себя как минимум три-четыре комнаты, то вторая чаще всего ограничена гостиной и утренней комнатой, соединенных дверью. Такие помещения как салон или, например, будуар, встречаются редко и только в очень больших домах.

Такое явление представляется отнюдь не случайным. Оно свидетельствует, на наш взгляд, о важной переоценке ценностей, сделанной эпохой. В числе state-rooms (парадных помещений) дома «дамским» комнатам отведена скромная роль, однако это с лихвой компенсируется тем, что весь второй этаж, как правило, отдан сложной системе детских спален, классных и т.д. С родительскими комнатами она обычно связана отдельной лестницей. Так в архитектуре дома находит себе зримое воплощение хорошо известный нам по викторианской литературе идеал: женщина прежде всего как воплощение семейных добродетелей.

Как правило, викторианский дом был полон гостей, однако жили и вели они себя здесь несколько иначе, чем это было принято раньше. Развитие железных дорог значительно упростило возможность сделать визит в загородный дом, но также и отменило необходимость превращать его в долговременный. В усадьбе происходит постоянная циркуляция гостевых потоков. Приезжающие не задерживаются обычно более, чем на несколько дней.

Условия их размещения также этому способствуют. Если ранее считалось обязательным предоставить гостю определенный набор комнат (guest suit), то теперь считается вполне достаточным предложить ему спальню. Все дневное время гость проводит в общих комнатах. Если еще в начале столетия У.Тернер, приезжая в имение лорда Эгремонта, мог жить здесь неделями и месяцами, почти не покидая своей комнаты, и хозяева не находили возможным беспокоить его, то в середине века подобное поведение считалось бы совершенно неприличным и асоциальным.

Меняется и состав гостей. Х.Уолпол в свое время признавался, что далеко не все приезжающие погостить в Строберри-хилл знакомы ему лично. Впрочем, хозяин и сам не слишком беспокоился о том, чтобы развлекать их, откровенно заявляя, что предоставляет каждому заниматься тем, чем ему вздумается. С точки зрения викторианской морали подобного рода поведение рассматривалось бы как беспечное попустительство. Хозяин дома чувствовал себя ответственным за поступки и нравственный облик приезжавших к нему гостей.

Викторианский дом достаточно закрыт, малознакомым людям здесь нет места. Планировка дома предполагает, что спальни дам и джентльменов находятся в разных сторонах дома. Все жизнь гостя проходит на людях и достаточно строго организована. Сатирическая графика начала столетия пестрит карикатурами на царящую в загородном доме скуку: мучительные часы тянутся между завтраком и чаем, чаем и ланчем, ланчем и обедом, особенно в плохую погоду, когда нет возможности выйти из дому. Теперь же все «пустоты» предусмотрительно заполняются. Так затянувшееся часов на шесть-семь время между ланчем и обедом прерывается пятичасовым чаем (five o’clock tea), именно тогда вошедшим в моду сначала исключительно как послабление для дам, а затем уже и как общераспространенный обычай. Как только это правило превращается во всеобщей ритуал, чаепитие из специфически дамских комнат (будуара или гостиной) переносится в хорошую погоду на газон, а в плохую - в специальную чайную комнату (tea room), наличие которой отмечено на многочисленных планах эпохи.

Во второй половине столетия, когда «пуританская» строгость несколько смягчается, и на увлечения искусствами не смотрят более с тем подозрением, которое отличало современников в предшествующие десятилетия, в моду входят музыкальные комнаты. Они есть далеко не в каждом доме, в таком случае эту функцию берет на себя холл. Однако в больших домах они встречаются почти всегда.

Почти повсеместно обязательная, но редко где сохранившаяся вплоть до наших дней часть викторианского дома – примыкающая к дому оранжерея или зимний сад. Мода на подобного рода затеи возникает еще в начале столетия, однако развитие технологий в викторианскую эпоху (в первую очередь распространение конструкций из металлических ферм) делают их весьма распространенными. Следует также отметить, что неслучайно время максимального распространения такого рода помещений в доме совпадает с эпохой стремительного экономического взлета Британской Империи: ведь содержание (главным образом, отопление) зимнего сада – мероприятие очень дорогостоящее. Именно в силу этого до настоящего времени подлинных викторианских оранжерей почти не сохранилось, в большинстве случаев они рано или поздно были разобраны хозяевами.

Казалось бы, зимние сады по своему характеру должны быть отнесены к череде «дамских» комнат. Однако на практике они обычно примыкают к «мужскому» блоку: выйти в них можно чаще всего через библиотеку, бильярдную или курительную комнаты. Феномен зимнего сада в английской усадьбе викторианского времени представляется на первый взгляд естественным следствием тщательного культивирования природных впечатлений, столь характерного для английской культуры, начиная еще с эпохи возникновения пейзажных парков, то есть с начала XVIII столетия.

Однако более пристальный взгляд на проблему заставляет нас увидеть, что смысловые акценты сейчас несколько смещаются. Зимний сад есть по сути дела коллекция экзотов. Естественнонаучные интересы, как мы помним, начинают превалировать над художественными, что для эпохи позитивизма в целом вполне естественно. Однако в этих увлечениях, безусловно, присутствуют и элементы, характеризующие сугубо национальный и викторианский менталитет.

Английская культура словно бы возвращается сейчас на два столетия назад в эпоху джентльменов-«виртуозов», для которых природа не столько источник неисчерпаемых эстетических наслаждений, сколько своеобразная энциклопедия, «чтение» которой составляет своего рода благочестивое упражнение в добродетели. Если английская дама начала столетия почти непременно увлекается на досуге акварелью, запечатлевая в своем альбоме живописные уголки окрестностей, викторианская скорее будет собирать гербарий. А джентльмен, прежде старательно корпевший над планировкой своего парка, тщательно продумывая такое расположение дорожек, которое делало бы прогулку по нему наиболее наполненной живописными впечатлениями, теперь, предоставив разбивку своего сада профессионалам, с удовольствием приобретает всевозможные растительные диковинки с разных концов света, выращивать которые можно, естественно, только в закрытом помещении.

Наконец, еще одной особенностью викторианской планировки является особенное значение, которое теперь придается размещению детей в доме. Если раньше детские комнаты располагали, где придется, как правило, на самом верху, на антресолях, то теперь детская нередко находится между спальнями супругов или над комнатой матери, так что она в любой момент может вбежать туда по лестнице.

Причину таких изменений следует опять-таки искать в изменившихся нравственных приоритетах общества. Достаточно обратиться к художественной литературе эпохи, чтобы убедиться в том, насколько существенное место занимает в ней тема детства и воспитания. Детство перестает видеться современниками как некий неполноценный этап жизни, а ребенок как недоразвитый индивид. С эпохи Просвещения оно начинает осознаваться как самоценный, уникальный этап в становлении личности. Однако викторианской эпохе принадлежит в этом процессе осознания особенная роль.

Причину следует искать в росте семей. Если раньше большая часть потомства умирала в младенчестве, то теперь в обеспеченных семьях подрастает, как правило, много детей. В результате детская зона дома неизбежно превращается в сложный комплекс помещений с детскими, классными, комнатами нянь и т.д. Расположение этих помещений в непосредственной близости от апартаментов родителей объясняется определенными умонастроениями эпохи: ключевое для викторианской этики понятие долга включало в себя как непременную часть семейные обязанности, а процесс воспитания детей виделся не только как продолжение рода, но в некоторой степени, и исполнение общественного долга.

Рассмотренная нами структура помещений викторианского дома очень точно, как можно заметить, отражает сложившуюся к середине столетия «структуру» повседневной жизни типичного лэндлорда. Структура эта отличается двумя особенностями: она одновременно и чрезвычайно четка, определенна и, в то же время, чудовищно громоздка. Парадоксальным образом желание жестко распределить роли и определить функции каждого домочадца приводят к неудобствам и нелепостям. Служебное крыло явно «перевешивает» основной (хозяйский) корпус. Внутри него получается сложнейший лабиринт помещений, создающий сложности в предельно простых вещах. Чего стоит, например, одна необходимость повторно разогревать перед подачей на стол свежеприготовленную еду, поскольку, пройдя длинный путь из кухни в столовую, она уже изрядно успела остынуть?

При всем предусмотрительном комфорте и гостям в викторианском доме не очень-то уютно, поскольку нет ни малейшей возможности уединиться: кроме как в часы сна вся жизнь их проходит на виду и строго регламентирована общим распорядком. Этому распорядку и подчинена во многом, как мы видели, система планировки основного объема, внутри которой комнаты делятся не только на мужские и дамские, родительские и детские, хозяйские и гостевые, но также и в соответствии со временем суток, в которые они преимущественно заняты. Так, скажем, библиотека и business-room являются для мужской части домовладения тем же, чем morning room для леди – комнатами, где проводятся утренние часы, в то время как во второй половине дня центр жизни явно смещается в столовую, гостиную и tea room (комнату для чая), а ближе к ночи, когда дамы уже отошли ко сну, задействованными оказываются бильярдная и курительная.

Рассмотрев детально планировочную структуру викторианского загородного дома в связи с функциональными задачами, которые должны были выполнять те или иные его помещения, мы приходим к выводу, что строгая регламентация жизни одновременно и по социальному, и по временному принципам жестко определяла эту структуру. Степень свободы, принадлежащая архитектору и заказчику в выборе того или иного стилистического решения здания, во многом ограничивалась необходимостью сохранить целостность образа при невероятно разросшемся, превратившемся в чрезвычайно сложную и дробную структуру плане. Чтобы справиться с подобной задачей, проектировщику приходилось проявлять немалую изобретательность. Думается, подобного рода исходное условие, во многом могло поспособствовать пышному расцвету разнообразных исторических стилей в усадебной архитектуре викторианской Англии.