Стратегия США по распространению влияния в регионе Центральной Азии как общая угроза для России и Китая

Фань Сюэсун аспирант, кафедра мировых политических процессов, Московский государственный институт международных отношений (МГИМО) 119454, Россия, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 76 FAN Xuesong Post-graduate Student, Department of World Political Processes, Moscow State Institute of International Relations (MGIMO) 119454, Russia, g. Moscow, ul. Prospekt Vernadskogo, 76 antonfan1988@mail.ru

Распространение влияния, или термин «проникновение» (кит. 渗透) в китайской литературе, часто встречается в китайской научной литературе об экспансионистских действиях великой державы в других регионах. Влияние и контроль США в соседних с КНР регионах, направленных против интересов Китая, являются традиционной проблемой для Пекина. Пекин в каждой своей Белой книге «Национальная оборона Китая» обвиняет США в их экспансионистской деятельности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), а что касается их деятельности в других регионах, также указывает на стратегии США, не называя их прямо, например, как закреплено в документе «Национальная оборона Китая 2004 года»: «Справедливый новый международный политико-экономический порядок пока еще не установлен. Тенденция гегемонизма и унилатерализма получила новое развитие. Борьба за стратегически важные пункты, стратегические ресурсы и стратегическое лидерство непрерывно продолжается.»^[1] Подобные высказывания также часто встречаются в официальных документах России, например в «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» от 2015 года написано: «Проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить свое доминирование в мировых делах. Реализуемая ими политика сдерживания России предусматривает оказание на нее политического, экономического, военного и информационного давления». Кроме того, указано следующее: «Наращивание силового потенциала Организации Североатлантического договора (НАТО) и наделение ее глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, активизация военной деятельности стран блока, дальнейшее расширение альянса, приближение его военной инфраструктуры к российским границам создают угрозу национальной безопасности.»^[2]

Распад СССР в конце 1991 г. обозначил окончание биполярности мировой системы, и он также полностью нарушил существующий баланс сил в мире, и особенно в Евразии. Пять бывших советских союзных республик в Центральной Азии внезапно перестали быть частью территории СССР и превратились в независимые суверенные государства на мировой арене. Вслед за ослаблением геополитического влияния России как преемницы СССР и масштабной волной глобального стратегического наступления США в бывшей советской сфере влияния, американцы начали продвигать свою политику в Центральной Азии.

До 2001 г. стратегическое проникновение США в Центральную Азию шло медленно, кроме достижений в рамках программы «Партнерство ради мира», у других усилий на этом направлении не было таких успехов. Тем не менее, 10 лет с 1991 по 2001 гг. являлись ключевой прелюдией для центральноазиатской стратегии США. В течение этого периода общая центральноазиатская стратегия Вашингтона постепенно превратилась в четкую стратегию с конкретными политическими шагами. В конце 1990-х гг. внутри американских научных и политических кругов достигли единого мнения, что стратегические интересы США в Центральной Азии подразумевают: 1. Ослабить зависимость пяти республик от России; 2. Предотвратить китайскую экспансию в данный регион; 3. Исключить Иран из взаимодействия в Центральной Азии; 4. Защититься от международных угроз безопасности.^[3] Согласно этой стратегии, Центральная Азия стала инструментом для ослабления влияния России, а также Китая. С середины 1990-х гг. американские программы поддержки стали более склоняться к тем центральноазиатским странам, которые полезны для расширения американских интересов в регионе – например, сотрудничество с Узбекистаном способствовало, по мнению США, усилению его чувства отчуждения от Москвы, несмотря на то, что в Узбекистане «плохая ситуация в сфере прав человека».

События 11 сентября 2001 г. прервали эпоху после Второй Мировой войны, в течение которой не было ни одного внешнего нападения на территорию США, и данные события радикально изменили внешнюю стратегию безопасности Вашингтона, и в том числе его стратегию по отношению к Центральной Азии. После событий 11 сентября и особенно после начала военной кампании в Афганистане, Центральная Азия сразу превратилась во фронтовой регион против Талибана и «Аль-Каиды». Чтобы завоевать победу в антитеррористической войне, США нужна была полная поддержка от стран Центральной Азии. Статус данного региона в глобальной стратегии США сильно повысился, и для них совместный антитеррор занимал первое место в их новой центральноазиатской стратегии. Как сказала тогдашний помощник Госсекретаря США по делам Европы и Евразии Элизабет Джонс: «Наша страна в настоящее время связана с этим регионом такими способами, которые мы никогда не могли себе представить до 11 сентября»^[4]. Согласно ее словам, политика США в Центральной Азии должна включать в себя приверженность более глубокому, более устойчивому и более скоординированному взаимодействию по всему спектру вопросов, по которым они согласны и не согласны. И среди них сотрудничество в области безопасности было поставлено на первое место, до сфер энергетики и внутреннего укрепления этих стран посредством политических и экономических реформ^[4].

Американцы считали Центральную Азию важной базой для обеспечения военной операции в Афганистане, в связи с чем США и НАТО договорились со странами Центральной Азии о праве использования воздушного пространства центральноазиатских стран и военных аэродромов «Ханабад» и «Термез» в Узбекистане, «Манас» в Кыргызстане, «Куляб» в Таджикистане и «Мары-2» в Туркменистане, то есть естественным образом осуществляли свое военное присутствие в Центральной Азии^{[5, с. 451]}, можно сказать, совершили свой исторический прорыв. Соответственно, в обмен США также массово увеличили военную поддержку странам региона. По статистике, в 2002-2004 гг. лишь военная помощь США Узбекистану состоялась 420 млн. долл.^[6]. Афганская проблема стала главным фактором центральноазиатской стратегии США. Благодаря расположению войск, увеличению экономической и военной помощи, и укреплению сотрудничества по военным делам и безопасности, способность вмешательства США в Центральной Азии резко увеличилась.

Поскольку удар по терроризму и экстремизму является общим интересом властей всех государств, а для стран Центральной Азии, которые испытают серьезную угрозу безопасности со стороны своего южного рубежа, а также внутри своих стран, присутствие американских и натовских вооруженных сил стало важным оплотом для улучшения ситуации безопасности в регионе. К примеру, во время визита тогдашнего Государственного секретаря США Колина Пауэлла в Ташкент декабря 2001 г., узбекская сторона согласилась открыть Термезский мост для перевоза международных гуманитарных грузов в Афганистан, и как ответ, американская сторона обещала нанести удар по убежищам и тренировочным лагерям Исламского движения Узбекистана на афганской территории, и также представила гарантию безопасности Узбекистану^[7].

В апреле 2002 г. тогдашний президент Узбекистана И. Каримов заявил, что США сделали для его страны то, что не смогли сделать партнеры по СНГ: «Решающую роль в снятии напряженности и опасности на южных рубежах Узбекистана сыграли исключительно США, их решимость и хорошо подготовленные вооруженные силы, а не участники Договора о коллективной безопасности»^[8]. Одновременно, центральноазиатские страны так же осторожно относятся к отношениям с Россией и Китаем – двумя соседними гигантами-державами. Страны в центре Евразии имеют намерение использовать свое географическое преимущество и быть мостом, соединяя Запад и Восток. Но представители пяти молодых республик, которые создали свои независимые национальные государства лишь после распада Советского Союза, дорожат своей независимостью и суверенитетом на международной арене, и высоко ценят исторические уроки, когда их нации долговременно были подчинены Российской империи, а затем входили в состав СССР. Поэтому центральноазиатские страны бдительно относятся к возможному возрождению «имперских притязаний» Москвы, и также к будущей «экспансии» Пекина ^{[5, с. 388]}. Таким образом, для новых независимых республик, которые хотят избежать доминирования Москвы и Пекина, присутствие американцев балансирует российское или китайское влияние и сдерживает их геополитические амбиции в регионе, как считали американские эксперты. Тем более, что экономическая и военная поддержка и прочие программы сотрудничества со стороны США с огромными суммами представляли большой соблазн для небогатых центральноазиатских стран, и плата американцев за аренду военных баз для развивающихся стран с бедными ресурсами, например, как Киргизия, также является значимым доходом. Поэтому страны Центральной Азии вполне приветствовали американское присутствие в регионе. Американское присутствие в Центральной Азии также было обеспечено молчаливым согласием Москвы. Безусловно, стратегическое проникновение традиционного соперника (тем более, что США являлись единственной сверхдержавой после распада СССР) в сферу влияния Москвы не являлось хорошей новостью для России, но дисбаланс сил между тогдашними США и Россией не позволил Кремлю принять жесткие меры против действия американцев. К тому же после 11 сентября 2001 г. военная операция США и НАТО против Талибана и «Аль-Каиды» получила широкие сочувствие и поддержку в мировом сообществе, терроризм, экстремизм и наркоторговля в Афганистане также серьезно угрожали национальной безопасности окружающих стран, в том числе и России. Поэтому перед общими врагами - международным терроризмом и исламским экстремизмом, России прошлось пойти на сотрудничество со своим глобальным конкурентом под общим знаменем антитерроризма.

Однако под красивой вывеской международного антитеррористического сотрудничества неизбежно идут конкуренция и конфронтация между мировыми державами в Центральной Азии. После начала операции международной коалиции в Афганистане и размещения американских военных баз в Центральной Азии, на традиционном «заднем дворе» России появился новый стратегический опорный пункт ее традиционных соперников. Из-за присутствия американских авиационных баз в Центральной Азии, прикрытие безопасности на южном направлении, которое раньше считали самым безопасным направлением для России с точки зрения нападения других государств, теперь перестало быть таким безопасным. И данное направление, которое для России являлось стратегическим тылом и было малозащищено, теперь уже оказалось под угрозой возможных натовских атак. Одновременно с расширением НАТО на восток и «цветными революциями» 2003 г. в Грузии и 2004 г. на Украине, обстановка стратегической безопасности России на западном и юго-западном направлениях постоянно резко ухудшилась, и теперь перед появлением нового опорного пункта соперников в своей собственной сфере влияния на юге Москва получила потенциально крайне серьезную угрозу безопасности.

И опасалась не только одна Москва. Китай долгое время находится в окружении сил США, их союзников и других враждебных сил. От Японии, Южной Кореи до Юго-Восточной Азии и Индии, соперники Китая создают кольцо окружения на восточном, юго-восточном, южном и юго-западном направлениях. Единственный пролом этого кольца окружения против Китая находится на северо-западном и северном направлениях, то есть это Центральная Азия и Россия. После нормализации советско-китайских отношений в конце 1980-х гг. и установления отношений взаимодоверия и стратегического партнерства Китая с соседями на постсоветском пространстве, во время конфронтации с США и их союзниками в Восточной Азии Пекин обладал безопасным стратегическим тылом на западе и севере. Однако после начала операции в Афганистане вооруженные силы США и НАТО масштабно расположились на территории китайского соседа - Афганистана, более того, они вошли в соседние центральноазиатские страны под лозунгом антитерроризма: самая большая американская военная база в Центральной Азии – авиабаза «Манас» в Кыргызстане расположилась на расстоянии около 400 км от китайской границы, то есть натовские военные самолеты могли войти на китайскую территорию примерно через десяти минут^[9]. Из-за американского присутствия в Центральной Азии обширная западная территория Китая, которая долгое время являлась безопасным стратегическим тылом для Пекина (как Сибирь и Центральная Азия для СССР), теперь также начала испытать серьезную военную угрозу. При потенциальных случаях конфликта с США, из-за этих стратегических опорных пунктов, Китай, также и как Россия, оба могут подвергнуться ударам с двух сторон. Как считают Москва и Пекин, военная операция НАТО в Афганистане временно ослабила нетрадиционные угрозы безопасности в регионе, однако присутствие сил серьезных соперников в Центральной Азии сильно ухудшило общее положение безопасности как России, так и Китая.

Тем не менее, как считают китайские ученые, военное присутствие Вашингтона в Центральной Азии не являлось их окончательной целью, а было лишь одним из методов, чтобы осуществить их стратегию, то есть включить Центральную Азию в мировую систему под руководством Запада, и подавить геополитическое возвращение России и будущее расширение Китая в регион^[3]. Поэтому с этой целью США пытались распространять свои политические и культурные модели и ценности в Центральной Азии, особенно в первом десятилетии 21 в. во время нахождения на должности президента Буша-младшего. И как считают американцы, распространение своей «демократической модели» в Центральной Азии в конце концов также будет сильно влиять на Россию (и безусловно, на Китай). Как сказал З. Бжезинский в своей статье на газете «The Wall Street Journal» в марте 2005 г.: «Демократический геополитический плюрализм начинает окружать Россию (…), их пример неизбежно усилит давление внутри России за аналогично решительный разрыв с авторитарной и шовинистской традицией, которая все еще господствует в умах политической элиты Москвы. И этот разрыв наступит очень скоро, когда кумулятивный эффект от усилившихся контактов с миром демократии в соседних государствах, когда-то находившихся под российским господством, а также и свойственная Европе притягательность вызовут решительную переориентацию умов более молодых россиян и их видения того, чем должна быть Россия» ^[10].

В мае 2003 г. Государственный департамент США принял резолюцию о политике по Центральной Азии, требовал, чтобы американский лидер воздействовал на осуществление демократизации в центральноазиатских странах, и увязал американскую помощь с процессом демократизации в этих странах ^[11]. Когда военная операция в Афганистане достигла заметных успехов, правительство Буша включило процесс демократизации как приоритет в свою стратегию по Центральной Азии, и пыталось помочь в осуществлении «цветных революций» в регионе. Так произошла «Тюльпановая революция» в Киргизии весной 2005 г. Во время парламентских выборов в Киргизии 2005 г., американский посол в Бишкеке представил доклад Конгрессу США и требовал от американского правительства повысить сумму помощи киргизской оппозиции с 5 млн. долл. до 30 млн. долл. 24 марта 2005 г., после массовых беспорядков в Киргизии из-за парламентских выборов, Государственный секретарь США Кондолиза Райс и Государственный департамент выступили с речью и заявлением, заявили о поддержке «экономической и демократической реформ» в Киргизии со стороны правительства Буша, и также обещали в данном году оказать Киргизии помощь на сумму 31 млн. долл. ^[11].

Однако, американское «распространение демократизации» и «цветная революция» вызвали опасение у центральноазиатских властей. Это не только испортило государственный имидж США в Центральной Азии, но и изменило положение баланса сил между Москвой и Вашингтоном в регионе с 2001 г. К примеру, массовые беспорядки в г. Андижане мая 2005 г. и особенно негативная позиция Вашингтона по отношению к ташкентской власти во время события вызвали закрытие американской военной базы на территории Узбекистана ^[12], и также стимулировали Ташкент сблизиться с Москвой, в том числе путем выхода из ГУУАМ в 2005 г. ^[13], участия в ЕврАзЭС в 2006 г. (хотя членство было приостановлено в 2008 г.) ^[14], возвращение в ОДКБ в 2006 г. (хотя затем снова Узбекистан вышел в 2012 г.) ^[15]. С тех пор, чтобы избежать судьбы жертв «цветной революции», страны Центральной Азии в основном адаптировали свои внешнеполитические курсы, начали соблюдать дистанцию с США и вновь сближаться с Россией ^[16]. По требованию Москвы, Бишкека и ШОС, авиабаза НАТО «Манас» на территории Киргизии наконец была закрыт в 2014 г. ^[17].

Поддержка «цветной революции», вопреки ожиданиям США, оказала негативное влияние на интересы Америки в Центральной Азии. Со второй половины 2005 г. Вашингтон начал адаптировать свою центральноазиатскую стратегию. В 2005 г. американский эксперт по России и Евразии Фредерик Старр на базе своей ранней концепции «Новый Шелковый путь» (The New Silk Road) создал новую идею проекта «Большая Центральная Азия». В октябре 2005 г., тогдашний Государственный секретарь США Кондолиза Райс в Казахстане заявила, что следует объединить Центральную Азию с Южной Азией ^[18]. В феврале 2006 г. в Государственном департаменте США регион Центральной Азии был выделен из Бюро по делам Европы и Евразии в новосозданное Бюро по делам Южной и Центральной Азии ^[19]. Проект «Большая Центральная Азия» был официально запущен.

После заявления о выводе американских войск из Афганистана в 2011 г., отношения между США и странами Центральной Азии также изменились. С одной стороны, Афганистан перестал быть главной темой для отношений США с Центральной Азией, особенно при стратегии Б. Обамы «возвращения в Азию» и «перебалансировке» сил в АТР, Вашингтон обратил больше внимание на АТР и заметно уменьшил свой интерес к Центральной Азии; с другой стороны, Вашингтон уделил внимание развертыванию своей «умной силы», предложил межрегиональную интеграцию и трансрегиональное сотрудничество в Центральной и Южной Азии, чтобы цетральноазиатские, южноазиатские страны и международные организации вложили свои силы для восстановления и развития Афганистана под руководством США ^[16]. В 2011 г. Вашингтон официально выпустил свой проект «Новый Шелковый путь», как считается, это было его новой стратегией после вывода войск из Афганистана. Однако данный проект имеет медленный прогресс из-за различных ограничений, например, отсутствия инфраструктурного и финансового обеспечения, а также из-за обстановки безопасности, и самое главное, сталкивается с вызовами от своих мощных конкурентов – российского ЕАЭС и китайского проекта «Один пояс, один путь», так что у американского проекта было мало пространства для развития.

Однако, из-за ухудшения обстановки безопасности в Афганистане и расширения деятельности «Исламского государства» на Центральную и Южную Азию после 2014 г. и в связи с конкуренцией со стороны ЕАЭС и программы «Один пояс, один путь» цетральноазиатская стратегия США все еще адаптируется к местным условиям. Процесс вывода американских войск, как ранее заявил Б. Обама, был замедлен ^[19].

В начале ноября 2015 г. тогдашний Госсекретарь США Джон Керри совершил беспрецедентное турне по всем пяти государствам Центральной Азии, и впервые в истории американской дипломатии Вашингтон попытался создать формат сотрудничества с пятеркой Центральной Азии – «С5+1» ^[20]. Как написано в «Совместной Декларации Партнерства и Сотрудничества пяти государств ЦА и США», подписаной 1 ноября 2015 г. в г. Самарканде (Узбекистан), США будет вместе с центральноазиатскими странами усиливать сотрудничество в области торговли и экономики, окружающей среды, изменения климата, и также в области предотвращения и противодействия трансграничным угрозам и вызовам, как терроризм, распространение оружия массового уничтожения, незаконный оборот наркотиков и торговля людьми, а также поддерживать развитие Афганистана ^[21]. Поездка Керри символизирует то, что США не будет покидать Центральную Азию, наоборот, будет оказывать свое дипломатическое содействие данному региону. Одновременно, у центральноазиатских стран возникло немало положительных оценок и энтузиазма относительно «С5+1»: «для Астаны крайне важно не только поддерживать этот формат, но и продвигать его дальше для создания более зрелой региональной структуры с четко действующим механизмом координации внутрирегиональной политики» ^[22].

Тем временем, США и НАТО активно пытаются «возвращаться» в Центральную Азию. В мае 2014 г. в Ташкенте было открыто представительство НАТО для его связи и взаимодействия со странами Центральной Азии ^[23]. Однако «возвращение» явно не проходит гладко – через два года, в ноябре 2016 г. было объявлено, что Представительство НАТО в Ташкенте будет закрыто в 2017 г. ^[24]. До весны 2017 г. Пентагон еще присутствует в Афганистане, а в феврале 2017 г. командующий американскими войсками в Афганистане Джон Николсон в Конгрессе США требовал еще больше подкреплений ^[25]. В ноябре 2017 г., согласно новой афганской стратегии президента США Дональда Трампа, по меньшей мере три тысячи дополнительных американских военнослужащих были отправлены в Афганистан. Как заявил Пентагон, с прибытием дополнительных войск число американских военнослужащих в Афганистане теперь составляет около 14 000 человек ^[26].

Приход к власти США Д. Трампа в январе 2017 г. создал на какой-то период неопределенность относительно будущей американской внешней стратегии. Как принято считать, политика Трампа направлена категорически вопреки стратегии его предшественника Обамы. 14 марта 2017 г. тогдашний помощник госсекретаря США по делам Азии и Тихоокеанского региона Сюзан Торнтон заявила, что политика «возвращения в Азию» и «перебалансировки» сил в АТР правительства Б. Обамы уже прекращены, у правительства Трампа будет своя политика в АТР ^[27]. И это подразумевает то, что американская стратегия по Центральной Азии при Трампе также получит новое направление от нынешнего хозяина Белого дома. До сих пор правительство Трампа еще не опубликовало свою новую стратегию по Центральной Азии, и в течении начального периода его управления правительство Трампа уделило большое внимание делам на Ближнем Востоке и в АТР, в целом пока США не обращают особого внимания на Центральную Азию, которая не является приоритетом нынешней американской власти, их программа с центральноазиатскими странами «C5+1» тоже не развивается. Но мы будем наблюдать, будет ли Вашингтон изменять стратегию по Центральной Азии в дальнейшем.

Но так или иначе, США все-таки крупный игрок на большой шахматной доске в Центральной Азии. И чтобы подавить своих мировых конкурентов - Россию и Китай, Вашингтон не будет покидать данный регион, и все еще будет пытаться вбить клин в стратегический тыл Москвы и Пекина, и это вызывает резкое сопротивление двух держав в Евразии. Одновременно, пять центральноазиатских стран поддерживают идею равновесия сил и приветствуют конкуренцию между США, Россией и Китаем в регионе, чтобы ни одной из мировых держав не удалось создать ситуацию доминирования в регионе, а пять стран Центральной Азии смогли бы максимизировать свои национальные интересы.