Об исторических источниках хроники А. Н. Островского «Козьма Захарьич Минин, Сухорук»

Виноградов Андрей Александрович кандидат филологических наук преподаватель, кафедра отечественной филологии и журналистики, Костромской государственный университет 156005, Россия, Костромская область, г. Кострома, ул. Джержинского, 17 Vinogradov Andrei Aleksandrovich PhD in Philology Lecturer of the Department of Russian Philology and Journalism at Kostroma State University 156005, Russia, Kostromskaya oblast', g. Kostroma, ul. Dzherzhinskogo, 17 avinonv@rambler.ru

Публикация подготовлена в рамках поддержанного РФФИ научного проекта № 16-04-00323.

Возникновение замысла хроники «Минин»

В русском искусстве ХIХ в. эпоха Смутного времени рассматривалась, как правило, с двух точек зрения: одни авторы прославляли в своих сочинениях подвиг Ивана Сусанина, другие описывали историю освобождения Москвы от польско-литовских интервентов на основе летописных источников. Задумав в 1855 г. пьесу о возникновении ополчения в Нижнем Новгороде, Островский принципиально обращается к жанру хроники. М. И. Семевский в письме к Г. Е. Благосветлову от 19 ноября 1855 г. писал: «Был у Островского. Застал его за выписками из актов Археографической комиссии. Толковали о множестве ныне изданных материалов отечественной истории... Островский, любя отчизну, ревностно занимается памятниками нашей старины» ^{[9, 135]}.

В рукописном отделе ИРЛИ в архиве А. Н. Островского хранится рукопись, представляющая собой выписки сведений из разных летописных источников, в том числе из «Актов Археографической комиссии» ^[10]. Рукопись датирована 1861 г., на первом листе рукой Островского сделана надпись: «Козьма Минин. Чин выборного всей землёю русской» (далее — «Чин выборного»). Текст рукописи написан разными почерками, отдельные фрагменты, несомненно, принадлежат драматургу. М. М. Уманская в монографии "Русская историческая драматургия 60-х годов XIX века" (1958) впервые обратила внимание на эти архивные материалы, назвав их «весьма ценными и интересными». Не вдаваясь в подробности, исследователь отметила, что указанные в рукописи сведения «являются лишним свидетельством того, что Островский отнюдь не ограничивался при обращении к историческим материалам “заимствованием” отдельных фактов, имён, эпизодов, ситуаций и словесных формулировок, но стремился к глубокому органическому проникновению в глубь исторической эпохи — в соотношение ее социальных сил, сословную иерархию, стиль и бытовой колорит» ^{[13, с. 130]}. В полном собрании сочинений и писем А. Н. Островского (1976) в комментарии к хронике «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» о рукописи «Чин выборного» лишь упоминается ^{[12, с. 564]}. В дальнейшем исследователи не обращались к этой теме, что обусловливает актуальность поставленных в данной статье задач, а именно: дать подробное описание рукописных материалов, выявить композиционные связи между летописным и художественным текстами.

Обзор рукописи «Чин выборного»

Первым научно-историческим изданием, выписки из которого представлены в рукописи «Чин выборного», является «Временник Московского общества истории и древностей». Из главы «О князе Дмитрии Михайловиче Пожарском и о Козьме Минине и о приходе их к Москве со множеством воинства», входящей в сборник исторических документов под названием «Иное сказание о самозванцах», выписаны сведения о появлении в Нижнем Новгороде грамоты из Троице-Сергиева монастыря, об избрании Пожарского и Минина руководителями ополчения, о выходе народного войска из Нижнего Новгорода в Ярославль, то есть события, отражённые в пятом действии и в эпилоге драмы. Минин представлен здесь как человек «для сбору земския казны», о звании «выборного» упоминаний нет ^{[5, с. 122; 10, л. 2]}.

Следующая работа, на которую драматург обратил внимание, называлась «Новый летописец и при нём дополнения, и предисловие». Были сделаны выписки из глав:

— о приходе под Великий Новград полковника Карнизитского и о побеге его и о бывшем бою под Нижним, и о единомыслии в черных людях;

— об усердии и подвигах нижеградских людей, и о князе Дмитрии Михайловиче Пожарском, и о собравшемся воинстве, и о шествии под Москву, и об умыслах и о побеге Заруцкого ^{[8, с. 99—101, 144—154; 10, л. 2 об.—4]}.

Большая часть главы, повествующей о походе польского полковника, в рукописи опущена, приводится два небольших фрагмента. В первом из них речь идёт об осаде неприятелем Нижнего Новгорода в 1609 г.: «Тогда же собрались в понизовых градах мордва и черемиса, и пришедши, Нижний Новград осадили; из Тушина ж от вора пришел с литовскими людьми воеводой изменник князь Семен Вяземский под Нижний Новград и соединившись заедино с мордвою и черемисою, и великую тесноту гражданам учинили…» ^{[10, л. 2 об.]}. Островский несколько раз обыгрывает этот эпизод в тексте хроники: в первом явлении первого действия Аксёнов отвечает брату: «Да и в народе смуты не слыхать; / Мордва да черемиса задурила, / Да присмирела»; в девятом явлении этого же действия «один из толпы» произносит: «Вяземский подходил, да много ли взял!»; в четвёртом явлении четвёртого действия Лыткин вспоминает: «Как тогда князь Вяземский подходил, натерпелись тоже немало» ^{[12, с. 10, 28, 76]}. Во втором выписанном фрагменте рассказывается о сборе ополчения в разных городах: «…в Юрьевце-Повольском собрашася с некоим сотником с Федором Красным, на Решме ж с крестьянином Гришкою Лапшою, на Балахне с Иваном Кувшинниковым, в Гороховце с Федором Нагавицыным, на Холую с Илиею Дементьевым» ^{[10, л. 2 об.]}. В хронике Островского двое из предводителей, Кувшинников и Лапша, оказываются приятелями Минина; они останавливаются у него на постой и принимают самое активное участие в подготовке народных волнений.

Несомненный интерес Островского вызвала речь Минина, произнесённая «посреди собрания» осенью 1611 года. Для наглядности представим выписанный летописный и литературный тексты в виде таблицы.

В результате стилистической обработки старинного текста Островский разделил выступление Минина на несколько частей, каждая из которых прерывается возгласами «из народа». Причём в первых двух фрагментах народ повторяет последние слова выступающего, а в последнем эпизоде этого не происходит. С одной стороны, рассказывая о выборе воеводы, драматург следует хронике: Минин не предлагает народу кандидатуру Пожарского, народ сам принимает решение. Правда, Козьма Захарьич у Островского явно направляет волю собравшихся в нужном ему направлении, обозначая требования к «правильному» человеку: «Вести к Москве и земским делом править». С другой стороны, в выписке из «Нового летописца» пропущен отрывок, в котором народ размышляет над самим процессом выбора «наставника» (после слов: «…и во всем предать себя на его волю»): «Слышавше же сие все воздвиглись мыслию, и возлюбился всем совет его, и начали изыскивать, кого имеют выбрать себе наставником, кто б был в таком деле искусен и который во измене не явился» ^{[8, с. 145]}. Таким образом, безальтернативное и неожиданно быстрое избрание воеводы со стороны нижегородцев в пьесе не соответствует тексту «Нового летописца», но согласуется с текстом рукописи «Чин выборного».

Ещё одно издание, фрагменты которого представлены в подготовительных материалах, называется «Летопись о многих мятежах». В этом собрании исторических документов драматурга заинтересовали главы, освещающие период 1607‒1613 гг.:

— о крепком стоянии Нижнего Новагорода от воров;

— о разорении града Шуи и о Кинешемском;

— о побое на литовских людей и на всяких воров под Нижним;

— о побое на литовских людей под Юрьевцом-Повольским;

— о присылке из Нижнего Новагорода ко князю Дмитрию Михайловичу и о приходе в Нижний, и о собрании ратных по всех же городах московского государства;

— о приезде из городов ратных людей, и с казною из городов же;

— о походе к Москве ^{[7, с. 113—162, 246—266; 10, л. 4 об.—6]}.

Во всех выписанных фрагментах летописец, явный сторонник православной веры, искренно радуется редким победам над неприятелем. Поскольку «Летопись о многих мятежах» составлена на основе переработки «Нового летописца», то одни события сокращены, а другие, наоборот, выделены в отдельную статью. Например, рассказу о том, как понизовые города помогали Нижнему Новгороду, в «Летописи о многих мятежах» отводится глава «О приезде из городов ратных людей, и с казною из городов же», тогда как в «Новом летописце» и в хронике Островского об этом событии лишь упоминается. «И чудо, брат, откуда что бралось! — восклицает Аксёнов в эпилоге. — Так и плывёт, так и плывёт богатство; / Со всех сторон казна, лишь принимай!» ^{[12, с. 107]}. Ещё одной особенностью «Летописи о многих мятежах» является её религиозная направленность: в текст часто включаются обращения к Богу и упоминания о Нём. Так, в главе «О побое на литовских людей и на всяких воров под Нижним» все действия нижегородцев освещаются «Божьей милостью»: «Собрахуся многие понизовые люди, мордва и черемиса, и пришли под Нижний Новгород, и град Нижний осадили. Из Тушина пришли под Нижний литовские люди. Воевода же у них был князь Семен Вяземский. Нижегородцы же, видя тесноту городу, и прося у Бога милости, пошли на вылазку…» ^{[10, л. 4 об.]}. Островский, упоминая об этом событии в своей хронике, избегает религиозного контекста, строго следует описаниям «Нового летописца» (см. ранее главу «О приходе под Великий Новград полковника Карнизитского»). В том же ключе можно рассматривать главу «О походе к Москве», где речь идёт о выходе ополченцев из Ярославля к Москве, о многочисленных посещениях монастырей и о привлечении новой рати. Эти события происходят после того как заканчивается действие первой редакции хроники, во второй редакции этот поход пропущен: из Нижнего Новгорода автор переносит читателя сразу на поле брани у стен Кремля (см. первую и вторую сцены пятого действия второй редакции хроники).

На шестом листе подготовительных материалов вписан заголовок «Из рукописной летописи», под которым следует отрывок из «Важного хронографа особого состава (из собрания кн. М. А. Оболенского)», опубликованного И. Е. Забелиным в 1850 г. ^{[4, с. 35, 36; 10, л. 6, 6 об.]}. Выписанные сведения драматург активно использовал в третьем и четвёртом действиях драмы. Отдельные места в пьесе буквально совпадают с рукописным текстом. Например: «И посадници реша: а казна нам откуды взять служилым людем?» ^{[10, л. 6]} — Алябьев: «…Казны да войска просят. Где ж нам взять?» ^{[12, с. 67]}; «И собрали 160 000 и кликнули вольных всяких чинов людей и начали жалованье давать. И собралося конных 20 000, а пеших 65 000, а казну выдавал Козма Минин» ^{[10, л. 6 об.]} — Аксёнов: «Со всех сторон казна, лишь принимай! / Кузьма кормы и жалованье ратным / Сам раздавал» ^{[12, с. 107]}. Следующий пример демонстрирует, как небольшие летописные описания Островский разворачивает в отдельные эпизоды и даже явления: «И в то время некая вдовица пришла ко старостам сборным и сказала у себя 12 тысяч, а осталася после господина своего бесчадна, а дала 10 тысяч, а себе оставила 2000 и многих людей в страх вложила, а у иных и силою почали отнимать» ^{[10, л. 6 об.]} — ср. с эпизодом, когда Марфа Борисовна жертвует своё состояние на общее дело (8 явл., 4 д.), со сценой изъятия денег у Лыткина (5 явл., 4д.).^[1] Интересное творческое решение Островский принимает в отношении Минина: он разделяет летописную речь героя на несколько голосов, среди которых самого Минина нет.

Этот пример наглядно показывает стремление Островского растворить образ Минина в народных «morceaux d’ensemble» (т. е. в пьесах для нескольких голосов {муз.} — А.В.), где народ, по словам П. В. Анненкова, «является в разные моменты одним живым действующим лицом, всегда верным себе, но выражающим себя тысячью голосов и мнений» ^{[3, с. 410]}.

Значительную часть рукописи "Чин выборного" занимают выписки из второго тома "Актов исторических, собранных и изданных Археологическою комиссией". Среди глав, освещающих политическую жизнь страны с октября 1608 г. по май 1609 г., выписаны:

— отписка Первого Бекетова в Переславль-Залесский о покорности Самозванцу суздальцев и о сопротивлении жителей Владимира;

— челобитная Лжедимитрию ярославских жителей, повинная, с обещанием загладить прежнюю свою измену верною службою;

— память нижегородского воеводы Алябьева старостам, целовальникам и крестьянам стародубских сел Яковцева, Вачи и Пуреха о присылке к нему челобитников с повинной государю;

— отписка нижегородских воевод князя Александра Репнина и Андрея Алябьева муромцам о поражении русских изменников под Нижним Новым городом, Балахною, на Ворсме и под селом Павловым, с убеждением их принести государю повинную;

— письмо касимовского царя Ураз-Магмета Яну Сапеге об измене Самозванцу Ярославля, Костромы, Балахны, Галича и Мурома, с просьбой прислать конвой для сопровождения его в тушинский стан;

— отписка владимирского воеводы Вельяминова гетману Сапеге об измене Самозванцу жителей Гороховца, ярополческой волости и Павлова Острога о присылке к нему трёх рот для охранения владимирского и муромского уездов и о поимке Наливайки и загонных его людей;

— отписка муромского воеводы Плещеева гетману Сапеге о поражении приверженцев Самозванца под Нижним Новым городом;

— отписка владимирского воеводы Вельяминова гетману Сапеге об угрожающей опасности Мурому от нижегородцев и о присылке к нему литовского вспомогательного войска;

— отписка ярославского воеводы князя Борятинского гетману Сапеге о произведённых литовцами и казаками грабежах в ярославском уезде и преклонности народа к измене Самозванцу, о появлении близ Костромы и Романова вооружённых крестьян и о поражении ими романовских детей боярских и татар;

— отписка ярославского воеводы князя Борятинского гетману Сапеге о взятии Романова приверженцами царя Василия с просьбою прислать ратных людей для защиты Ярославля;

— отписка царю соль-галичан об измене ярославцев и костромичей, о нападении Лисовского на Галич и невольной присяге их Самозванцу, о поголовном затем вооружении и выступлении в поход под Кострому, о заключении в тюрьму изменивших государю детей боярских, с просьбой дать им воеводу;

— отписка костромского воеводы Никиты Вельяминова гетману Сапеге о приходе царских ратных людей в Кострому и осаде Ипатьевского монастыря, с просьбой выручить его из оной;

— царские похвальные грамоты владимирцам за усердную службу, с увещеванием действовать единодушно против изменников и с повелением, чтобы ратные люди шли к Троицкому Сергиеву монастырю ^{[1, с. 131—261; 10, л. 7—15]}.

Большинство отписок, принадлежащих защитникам Самозванца (Первый Бекетов, Ураз-Магомет, Борятинский, Вельяминов, Плещеев), наполнены жалобами на предательство городов и требованиями незамедлительной помощи. В меньшей степени представлена переписка сторонников царя Василия Шуйского, вероятно, потому, что содержание этих писем почти не отличается от посланий, выписанных ранее из «Летописи о многих мятежах». Растерянность одной противоборствующей стороны и укрепление силы духа другой явно свидетельствуют о росте национального самосознания, что вполне согласуется с основной идеей хроники.

Кроме указанных сведений Островский выписал из «Актов исторических…» несколько фрагментов из глав бытового содержания:

— опись имущества царя Василия Иоанновича и братьев его князей Димитрия и Ивана Шуйских;

— записка о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, приказах, войске, городах и пр.» ^{[1, с. 405—436; 10, л. 15 об.—21]}.

В «Описи имущества» перечисляются многочисленные царские вещи, как мужские, так и женские. Эти описания не имеют точного соответствия с текстом хроники, хотя в отдельных деталях можно найти совпадения: «Да у княгини был ларчик кипарисный, в нем было: цепочка золотая плоская, не велика, да кружево жемчужное, что около шапки было, да две печатки корольчатые белые, а в них золото врезано; белильница серебряная, да серьги золотые, лапки, а в них яхонты да изумруды; да серьги золоченые…» ^{[10, л. 16 об.]} — ср. со словами Минина в пятом явлении четвёртого действия: «Чтоб из дому несли, что подороже: / Жены Татьяны поднизи и серьги, / Весь жемчуг, перстни, ферязи цветные, / Камку и бархат, соболь и лисицу» ^{[12, с. 81]}.

По своему содержанию «Записка о царском дворе, церковном чиноначалии…» больше соотносится с теми историческими пьесами драматурга, где действие происходит непосредственно в пределах царского двора («Василиса Мелентьева», «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»). В хронике «Козьма Минин» встречаются эпизоды «чиноначалия», но на уровне посадских и служилых людей, например, когда боярыня Марфа Борисовна предлагает выпить чарку вина крестьянину из Решмы (2 явл., 2 сц., 2 д.), или когда Минин обличает власть предержащих в присутствии Алябьева и Биркина (3 явл., 2 сц., 3 д.). В этих сценах драматург явно пренебрегает существующей иерархией, выдвигая на первый план идею демократизации общества. Впрочем, эта идея сильна лишь в период мирных городских сходок; на поле брани все подчиняются строгому военному порядку. «Прости меня, надёжа, князь Димитрий / Михайлович, за речь мою! — обращается Минин к Пожарскому во второй редакции драмы. — Ты храбрый, / Искусный вождь, а я простой мужик…» ^{[12, с. 368]}.

Заключительный летописный сборник, выписки из которого представлены в рукописи «Чин выборного», называется «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией имп. Академии наук». Из второго тома этого издания драматург выписал два фрагмента. Первый из них является началом «Отписки казанцев к пермичам о присяге всего казанского народа содействовать освобождению Москвы от поляков, с требованьем ратных людей и денежных доходов на помощь столиц, и с приложением крестоцеловальной записи, и 4 отписок ярославцев, костромичей, владимирцев и Прокопия Ляпунова о разорении Московского государства врагами и о единодушном намерении городов избавить отечество от поляков»^{[2, с. 318—327; 10, л. 21—22]}. Выписанные сведения предшествуют первому действию «Минина», то есть прибытию Лыткина из Казани в Нижний Новгород в поисках спокойного места. В тексте хроники драматург неоднократно намекает, что надеждам перебежчика не суждено сбыться: всюду растёт волна народного возмущения, поэтому очень скоро образ человека, ищущего тишины и покоя, сменяется решительными действиями Минина и его товарищей.

Последняя выписка — полный текст «Листа шведского воеводы Исаака Бема к игумену Соловецкого монастыря с убеждением не признавать Самозванца и служить царю Василию Иоанновичу»^{[2, с. 208—210; 10, л. 22—23 об.]}. Неожиданный возврат к 1609 г. обусловлен содержанием письма, в котором среди прочего речь идёт о смерти царевича Дмитрия. Подробности, с которыми Марфа Борисовна пересказывает эту историю своим сенным девушкам во втором действии драмы, мало соотносятся с оговоркой шведского воеводы; Л. М. Лотман, комментируя эту сцену, отметила, что многие детали этого события Островский заимствовал из «Нового летописца» ^{[12, с. 573]}.

Заключение

На этом рукопись «Чин выборного» обрывается. Но Островский продолжил изучение летописных источников. Об этом, например, свидетельствует запись на последнем листе чернового автографа: «А.А.А. Т. II» ^{[11, л. 48]}, указывающая на «Отписку устюжан к вычегодцам с приложением списка с переговоров, бывших в Ярославле между новгородскими посланниками и воеводою князем Дмитрием Пожарским с товарищами»^{[2, с. 260—270]}, а также часть речи воеводы в третьем явлении второй сцены третьего действия («Со всех концов бесчисленное войско...») ^{[12, с. 68]}, представляющая собой довольно точное воспроизведение «Росписи, кто из которого города пошёл воевода с ратными людьми» ^{[2, с. 323]}.^[2]

Обзор рукописи «Чин выборного» позволяет установить, что все выписанные в ней сведения относятся к периоду 1607‒1613 гг. По всей видимости, на этапе поиска и обработки исторических материалов Островский предполагал развернуть перед читателем более масштабную художественную картину, охватывающую все вехи Смутного времени. Однако при создании чернового автографа «Минина» драматург ограничился только вторым периодом ополчения (1611‒1613). Вероятно, формированию этого решения способствовали сами летописные описания и речевые свидетельства, предопределившие центральные эпизоды пьесы: появление в Нижнем Новгороде грамоты Гермогена (первое действие), собрание у воеводы Алябьева (третье действие); сбор пожертвований в Нижнем Новгороде (четвёртое действие), приглашение на воеводство Пожарского, избрание Минина «Выборным всей земли русской» (пятое действие), выход ополчения в Ярославль (эпилог). При этом есть все основания полагать, что выписанные материалы, особенно относящиеся к эпохе 1607‒1609 гг., драматург использовал в дальнейшей работе над такими, например, историческими пьесами, как «Василиса Мелентьева», «Тушино», «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский».

Н. П. Кашин, изучая творческую историю драмы в 1924 г., априори отметил влияние многих указанных выше документов, освещающих события 1611‒1613 гг. (за исключением «Иного сказания о самозванцах» и «Актов исторических»), добавил к ним сказание Симона Азарьина «О новоявленных чудесах преподобного Сергия» (1653) и «Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко» (1860‒1862). В результате проделанной работы учёный пришёл к выводу, что в основе драматической хроники лежит статья П. И. Мельникова-Печерского «Нижний Новгород и нижегородцы в смутное время» (1843): «…в ней автор нашёл обстоятельное изложение всего хода исторических событий. Кроме того, она, надо полагать, повлияла на выработку общей точки зрения у автора на изображаемые события и на личности Минина и Биркина» ^{[6, с. 180]}. С мнением Н. П. Кашина нельзя не согласиться, если учесть, что формирование этой «общей точки зрения» начиналось с выписанных в 1855‒1861 гг. исторических данных. Анализируя отобранный материал, трансформируя его в художественную ткань произведения, Островский прежде всего обращал внимание на соответствие той или иной сцены исторической правде. Именно объективность, присущая творческому методу драматурга, предопределила жанровое своеобразие хроники («драматическая хроника в стихах»), её историко-художественную ценность.

^[1] Выявляя источники, повлиявшие на создание Островским образа Марфы Борисовны, Н. П. Кашин, независимо от рукописи «Чин выборного», указывает на «Важный хронограф особого состава», а также на «Повесть об Ульяне Муромской» ^{[6, с. 175—178]}. См. об этом также: Кубиков И. Н. Заметки о драматической хронике Островского «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» // А. Н. Островский — драматург. К 60-летию со дня смерти. 1886‒1946. М., 1946. С. 174—177.

^[2] Эти и другие примеры из «Актов Археографической экспедиции» были выявлены и проанализированы Н. П. Кашиным ^{[6, с. 153—172]}.