Феномены пространства и времени в картине мира черкешенки XIX – начала XX в.

Кумахова Заират Хасанбиевна кандидат исторических наук старший преподаватель, кафедра этнологии, истории народов КБР и журналистики, Кабардино-Балкарский Государственный Университет 360004, Россия, республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173 Kumakhova Zairat Khasanbievna PhD in History Senior Lecturer, Department of Ethnology, History the Peoples of Kabardino-Balkar Republic, and Journalism, Kabardino Balkarian State University 360004, Russia, Republic of Kabardino-Balkaria, Nalchik, Chernyshevsky str., 173 kzaira@list.ru Другие публикации этого автора

Глубинные основания картины мира в любой культуре, у каждой социальной группы или индивида формируют пространственно-временные представления. Они являются определяющими параметрами существования мира и основополагающими формами человеческого опыта. Современный обыденный разум руководствуется в своей практической деятельности абстракциями «время» и «пространство». Пространство понимается как трехмерная, геометрическая, равно протяжимая форма, которую можно разделять на соизмеримые отрезки. Время мыслится в качестве чистой длительности, необратимой последовательности протекания событий из прошлого через настоящее в будущее. Время и пространство объективны, их качества независимы от наполняющей их материи ^{[4, с.26]}. Но пространство и время не только существуют объективно, но и субъективно переживаются и осознаются людьми, причем в разных цивилизациях и обществах, на различных стадиях общественного развития, в разных слоях одного и того же общества и даже отдельными индивидами эти категории воспринимаются и применяются неодинаково ^{[4, с.27]}.

Пространственные представления во многом определяли внутренний мир черкешенки. Для более яркого и конкретного представления черкешенкой пространства, в котором она проживала, целесообразным является его разделение на три уровня. Первый уровень пространства – это микро пространство, то есть та территория, которая являлась для черкешенки хорошо изученной, те места повседневной жизни, где проходило почти все ее бытие. Прежде всего, это дом, в котором она жила, и двор, в котором находился этот дом. Следующий уровень пространства – это мезо пространство, к которому относится село, в котором жила черкесская женщина, соседние села, где проживали ее родственники, или места, знакомые ей по рассказам мужчин семьи, бывавших там, в походах (зекIуэ). Последний уровень пространства – это макро пространство. Речь идет о далеких по ее представлениям странах: Турции, Персии, России.

Важнейшей формой пространства, определяющей человека, является дом. Дом – это не мир вообще, а мир человека. Это место, где человек является не наблюдателем, а хозяином. В нем все выстроено по образцу и подобию хозяина, соответствует его индивидуальности, его потребностям и мечтам. Дом – это не столько физическое место, сколько культурное и экзистенциальное пространство. В нем человек занимает центральное положение, а все остальные люди могут быть лишь гостями ^{[9, с.45]}.

Дом есть внешнее хабитуальности, которая удерживает идентичность человека на протяжении всей его жизни, несмотря на любые психические и физические метаморфозы и трансформации ^[16].

Чем же был для черкешенки ее дом, что в ее сознании ассоциировалось с этим понятием? Дом для черкешенки это метафизическое пространство, которое определяло всю ее жизнь. Существуя в традиционном патриархальном социуме, черкешенка должна была все свои мечты, планы, связывать с пространством своего дома. Ведь адыгское общество, определяя главной задачей девушки замужество уже в колыбельных песнях, песнях первого шага, внушало ей, что она покинет родной очаг, что домом для нее является тот в который она выйдет замуж:

Мима, Мима, Мима карамыша!

Мима, Мима! Юноше из Карачая…

Мима, Мима! Эту малютку отдаю.

Мима, Мима! Юноша, которому отдам…

Мима, Мима! В черкеске серой ^{[8, с.183]}.

Подобный подход к воспитанию девочек выражался в дальнейшем в олицетворении себя и своей жизни исключительно с домом мужа. В минуты самого большого горя женщина попавшая в плен, тоскуя о прошлом, вспоминает мужа и дом в неразрывной связи :

Когда в доме большом <желанном> мы жили,

две золотые ленты <муж> не перепутывал,

Когда же мы стали игрушкой гяуров проклятых,

<доблестного> мужа того я уж не вижу ^{[17, с. 107]}.

Тем не менее, черкешенка, войдя в дом своего мужа, не сразу становилась хозяйкой дома, а располагалась на том или ином удалении, в соответствии с биологическим и социальным возрастом, от свекрови, которая распоряжалась всем. Невестки в целом пребывали на периферии домашней среды, но являлись основными работницами за ее пределами. Они свободно перемещались в освоенном ими в ходе жизни, и главным образом в ходе семейной жизни, пространстве ^{[7, с. 165]}.

Именно с женщиной и ее отношением к своим домашним обязанностям связывали благополучие и достаток дома: когда хозяйкой становится <женщина> по имени «Гуаша» (госпожа), мебель в доме обновляется. Имелась в виду хозяйка, которая с большой ответственностью выполняла свои обязанности: ухаживала за домом, содержала все в чистоте и порядке, создавала в нем уют ^{[2, с.172]}.

Следующим уровнем пространства для адыгской женщины можно считать территорию родного села, и более дальние соседние села, в которых проживали либо родственники, либо потенциальные женихи для молодой девушки. Упоминания о них встречаются в большинстве своем именно в связи с проживанием там возлюбленного:

Моего любимого Мажида лишили, о горе, меня.

Хакунахабльская дорога, о горе, извилистая, о горе,

В буйвольском хлеве Шодженовых Быку свет застал, о горе, (уа-уий)

Согласно сообщению исполнителя, героиня песни Шамель Натаова была влюблена в парня из соседнего села Мажида Дзуганова. Но братья наотрез отказались выдать её за него. Девушка умерла от переживаний ^{[5, с. 34]}.

Кавказская война послужила тем фактором, из-за которого черкесская женщина вынужденно расширяла свои пространственные представления. Провожая мужчин семьи на битвы, она тем самым включала в свой мир те территории, где происходили сражения. Ее взгляд все время устремлялся в сторону тех далей, где они воевали.

У крепости в верховьях Терека

Почтовые <кареты> разъезжают,

Одинокий всадник, что возвращается, –

Мой горевестник.

<…>О горе, внутри этой крепости

О горе, ты мой жених ^{[12, с. 403]}.

Следующий уровень пространственных представлений черкешенки включал в себя такие географические объекты как Россия, Турция и Персия.

Молодую жену красивую

В отчем доме заставляющий плакать,

Твоей матери, гуща, Хазратоковых дочь

В Стамбуле, гуща, рыдает, а ее голос к нам доносится ^{[13, с. 384]}.

Изучая заметки иностранных путешественников, можно прийти к выводу о том, что именно Турция являлась для черкешенки пределом ее мира. И в то же самое время не настолько далеким, что туда невозможно было бы попасть. Значение моральной чистоплотности адыгов во внутренней жизни патриархальной общины несколько умаляют известные факты торговли черкесскими девушками на причерноморских невольничьих рынках. Однако, похоже, возможность быть проданной не очень пугала женщин, по крайней мере – не всех ^{[19, с.79]}. Об этом свидетельствуют заметки иностранных путешественников побывавших на Кавказе ^{[3, с.462]}.

Мало найдется других показателей культуры, которые в такой же степени характеризовали бы ее сущность, как понимание времени. В нем воплощается, с ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, их сознание, ритм жизни, отношение к вещам ^{[4, с.103]}.

Каждой социально-культурной системе присуще не единое и унифицированное восприятие времени, но целый спектр социальных времен. Переживание времени различными сословиями, отражая специфику их образа жизни, имело свои особенности, которые в свою очередь налагали отпечаток на их системы ценностных ориентации и, соответственно, на их поведение ^{[18, с. 97]}.

Обращаясь к «Запискам о Черкессии» Хан-Гирея выясняется, что адыги не имели стройного летоисчисления, год они подразделяли на двенадцать лунных месяцев, и выделяли весну, лето, осень и зиму. Более длительные отрезки времени понимались ими неопределенно и были часто приурочены, к какому либо природному катаклизму, будь это наводнение или засуха. Свое рождение они отсчитывали от такого события, вспоминая сколько раз, был собран урожай с этого дня ^{[20, с. 107]}. Изучая восприятие черкешенкой времени, по примеру Жак Ле Гоффа выделявшего время церкви и время купца ^{[6, с. 36]}, временные представления черкешенки можно разделить на время реальное (бытовое) и время перцептуальное (психологическое). Время существует как бы в двух измерениях: в объективной реальности в виде вечно движущейся и изменяющейся независимо от человека материи (реальное время) и в субъективной реальности – его образы находятся внутри человека (перцептуальное время) ^{[15, с.64]}.

Изучая записки иностранных путешественников, выясняется, что черкесское общество в XIX уже было знакомо с часовыми механизмами и точно определяло время, в отличие от века XVIII, когда французский дворянин Абри де ла Мотрэ писал, что привел в замешательство местное население показав им свои часы, которые были восприняты как нечто магическое ^{[1, с. 139]}.

Следованию точному времени в определенной степени способствовало распространение ислама среди адыгов: «Среди мусульман соблюдается еще пост в настоящем смысле слова: от восхода до захода солнца все, кроме больных и детей, соблюдают самое строгое воздержание в пище, не смачивая даже губ ни одной каплей воды. Но что больше всего вызывает во мне интерес и сочувствие — это курильщики, вечные курильщики. Как только медленно спускаю­щееся солнце, наконец, скроется за горизонтом, они бросаются со своими трубками к огню, подобно пилигримам в пустыне, бросающимся к фонтану воды. Достойны сожаления в эти дни также и те, кто имеет при себе часы,— к ним беспрерывно обращаются, чтобы узнать, какое сейчас время, в особенности, когда приближается вечер.» ^{[3, с. 493]}.

Тем не менее, несмотря на использование часовых механизмов, время в повседневном быту черкешенки измерялось не по минутам, а по выполняемым обязанностям ^{[11, с.59]}. Бытовое время адыгской женщины измерялось исполнением таких повседневных обязанностей как готовка пищи, шитье уход за детьми и т. д.

Перцептуальное время является условием как внешнего, так и внутреннего опыта и в связи с этим обладает как бы большей субъективностью. Здесь на первый план выступают ощущения, восприятие, а также представления, фантазии, настроения, включая образы сновидений, имеющие определенную символическую нагрузку ^{[21, с. 98]} .

Одним из индикаторов протекания времени черкешенки было приближение возраста замужества и опасения связанные с тем, что она останется одинокой:

День настает – гыбзу (уо-уо-уо, уо-уо-уори) слагаю (жи),

Ночь настанет – снова горюю (жи).

(Ар) у одинокой (уей) какое может быть счастье. ^{[10, с. 81]}

Опасения эти формировались из общественных ожиданий, где девушка, не вышедшая замуж в положенном возрасте, получала обидный ярлык къыдэнэжа - старая дева. Подтверждали это и пословицы: Гуащэр гъэрмэ, мэжабзэ, хъыджэбзыр дэсмэ, мэутхъуэ – Если гуаша пленная, рано тает, если девушка засиделась, она мутнеет ^{[2, с. 173]}.

Женщина, состоявшая в браке, отсчитывала время по походам своего мужа, пребывая в разлуке с ним:

(Ор) твоя мать старая с головой белоснежной (о),

(Ор) снегопад большой для твоих походов лучшее время.

Хатха сын Мхамат-проводник,

Нашим проводником будь, о многоудачливый!

(Ор) в тот день если бы тебя снова нашла,

В шёлково-золотой постели ты у меня бы спал ^{[10, с. 82]}.

По преданию, рыцарь Мхамат, сын Хатха, был знаменитым наездником. Ошибочно обвиненная в неверности мужу его жена было отправлена обратно к своим родителям. Много времени спустя, Мхамат случайно оказался в ауле, где жила изгнанная им жена, и услышал скорбную песню о её несчастной доле и несправедливости тех, кто лишил её мужа. Рыцарь прислал к ней сватов и снова на ней женился ^{[10, с. 83]}.

Особенно остро тема времени в разлуке представлена в плаче разведенной жены:

Если бы ты возвратился,

Мы глаз не сомкнули б с тобой до рассвета,

И нам ночь казалась бы краткой,

К плечу бы прильнул и к груди моей белой

Если бы к жене ты вернулся ^{[14, с. 29]}.

Таким образом, анализ феноменов пространства и времени позволил выяснить, что этот пласт неосознаваемых и не объективируемых явлений в жизни черкешенки был сосредоточен на повседневности, в которой проходила эта жизнь, и привёл к следующим выводам:

1. Пространство ее осмысливалось в соотношении со знакомыми ориентирами дома, родного села и ближних стран. Главным в пространственных представлениях черкешенки был ее дом, с которым она связывала все свои планы и амбиции.

2. Во временных представлениях черкешенки выделяются два вида его протекания. Это было время реальное измеряемое черкешенкой восходами и заходами солнца, приготовлением и подачей еды, шитьем и вышиванием того или иного предмета гардероба и т.д. Другим видом времени было время психологическое, которое могло тянуться бесконечно, если проходило в ожидании мужа или сына из похода, или пролететь мгновенно, если это было свидание с возлюбленным.

Как показывают представленные материалы, краеугольным камнем пространственно-временных категорий в сознании черкешенки, являлись дом, семья и родные.