Дисциплина в 431-м пехотном Тихвинском полку в 1915-1916 гг.

Бондарева Вера Викторовна Директор, Тихвинский историко-мемориальный и архитектурно-художественный музей 187550, Россия, Ленинградская область, г. Тихвин, ул. Тихвинская, 1 Bondareva Vera Viktorovna Director, Tikhvin Memorial Museum of History, Architecture and Art 187550, Russia, Leningradskaya oblast', g. Tikhvin, ul. Tikhvinskaya, 1 tikhvinmuseum@yandex.ru

Проблема и предмет исследования.

О русской армии в годы Первой мировой войны написано огромное количество работ, но вместе с тем, некоторые темы остались практически не исследованными. Одна из них – полки третьей очереди формирования, являвшихся особым сегментом русской армии. Если полкам второй очереди ещё уделялось внимание ^[1], то полки третьей очереди ожидают специальных исследований. Эти подразделения создавались в годы войны из дружин ополчений и начинали свою службу в отрыве от армейских полков. Многие ополченцы до войны не служили в армии. Воинский устав предусматривал, что ополчения будут нести сторожевую службу ^[2], но они внесли огромный вклад в боевую работу войск.

В настоящей статье мы ставим задачи на основе подлинных документов охарактеризовать дисциплину в 431-м полку, назвать виды проступков нижних чинов, установить их причины, рассмотреть проблему дисциплины офицерского состава, выявить факторы, влиявшие на дисциплину в полку.

431-й пехотный Тихвинский полк 108-й пехотной дивизии был сформирован 11 июня 1915 г. из 311-й, 318-й и 321-й пеших дружин. Абсолютное большинство нижних чинов являлось крестьянами Новгородской и Петербургской губерний. С августа 1914 г. по май 1915 г. дружины проходили начальную военную подготовку в военном лагере Выбора, после чего были переведены в Лифляндию. 431-й Тихвинский полк расположился в городке Гайнаш и в течение года, до мая 1916 г. охранял побережье Рижского залива. Этот период мы и возьмём для нашего исследования.

Проступки нижних чинов

Незначительные провинности чинов полка разбирал полковой суд, заседания которого проводились в полковой канцелярии в Салисмюнде ^{[3, Л. 153]}.

Например, 15 июля суд рассматривал дело рядового 2-й роты Александра Филиппова. Солдат увидел проходившего мимо гардемарина и откозырял ему как старшему по званию (отдавать честь — это первое, чему учили и настоятельно требовали от ополченцев с начала службы). Гардемарин прошел мимо и не ответил исправному служаке. Тогда вдогонку рядовой выкрикнул: «Ваше Высокоблагородие, отчего вы не принимаете отдавшему вам честь?». Дело нарушителя оканчивалось предписанием полковника Власова: «Такой поступок выказывает полное непонимание рядовым Филипповым воинской дисциплины» ^{[3, Л. 12]}. Рядовой был поставлен на 15 суток под ружье. На командира 1-го взвода и на фельдфебеля 2-й роты наложено взыскание, что должно было обеспечить их длительное воспитательное воздействие на провинившегося рядового.

Надо отметить, что среди нижних чинов попадались люди своевольные и крайне упрямые, которых необходимо было подчинить армейской дисциплине. Таким был, например, рядовой 1-й роты Яков Татариков. В начале июня в увольнении в Петрограде, он был задержан патрулем в нетрезвом виде. За проступок Яков был поставлен на шесть суток под ружье ^{[3, Л. 67 об.]}. 31 июля в Салисмюнде на заседании полкового суда Татариков обвинялся в пренебрежительном отзыве о начальнике и о девяти своих сослуживцах ^{[3, Л. 153 об.]}. 8 сентября командир полка предписал подвергнуть рядового Якова Татарикова «за дурное поведение телесному наказанию 25 ударами розгами» ^{[4, Л.13 об.]}.

Но подобные инциденты были самыми редкими проступками нижних чинов. Самые распространённые виды нарушений дисциплины – это продажа имущества, отлучки и побеги.

Продажа нижними чинами своего обмундирования получила большое распространение в армии. Пара сапог, штаны или шинель были вожделенным товаром для любого латышского крестьянина. Нижние чины могли продать вещь, затем сказать, что она износилась и получить со склада новую. Ротные командиры предостерегали своих чинов от продажи имущества. Например, в начале марта 1916 г. сообщалось, что в одном из запасных батальонов в одной роте из 243 нижних чинов 168 человек продали вторые шаровары, за что и понесли наказание ^{[5, Л. 24]}.

Даже на передовой нижние чины всегда имели возможность потратить деньги. Во время затишья на Северном фронте зимой 1915/1916 г. в лавки Всероссийского земского союза усиленно поставлялись табак, спички, сахар, селедки, сало, масло, шоколад. Спрос значительно превышал предложение: после поступления товара солдаты разбирали его за 2–3 дня ^{[6, С. 79]}.

Для остановки солдатской распродажи приходилось вводить усиленные меры: с 8 марта 1916 г. командир полка предписывал клеймить вещи батальонными и ротными клеймами прочной краской любого цвета, не портя внешнего вида вещи, а чтобы затруднить продажу нижними чинами армейских вещей, принято намерение усилить наказание скупщиков ^{[5, Л. 20]}. При выдаче новой вещи, каптернамус обязывался требовать с нижнего чина старую, поношенную вещь.

Отлучки являлись самым распространённым нарушением дисциплины. Через месяц после создания полка, 19 июля 1915 г. «Список нижних чинов 431-го пехотного полка, находящихся в бегах» содержит 36 фамилий, что составляло 0,9 % от общего числа чинов полка ^{[3, Л. 21]}. Когда нижний чин не оказывался на утренней или вечерней перекличке, его исчезновение автоматически считалось побегом, о чем делалась отметка в строевых документах, например: «Самовольно отлучившегося 3-го января рядового 12-й роты Ивана Третьякова полагать в бегах и исключить с провиантского, приварочного и чайного довольствия с 4-го января, а с денежного, мыльного и табачного с 1-го января» ^{[7, Л. 15]}.

В течение года охраны Тихвинским полком Рижского побережья практически каждую неделю отмечались отлучки, но следует различать их виды.

Более половины случаев — это невнимательность и разгильдяйство, когда одиночный или группа нижних чинов попросту заблудились. Причин могло быть много: оказавшись на работах или с поручением за пределами расположения части, чины пошли не в ту сторону, свернули не на ту дорогу, отстали от команды и в результате не вернулись вовремя в расположение роты. Во многих случаях солдат мог доказать уважительность причины, задержавшей его в отлучке, например, болезнь, трудности с транспортом, дополнительные поручения, задержание и т. п. В этом случае на рядового не налагалось взыскание и восстанавливалось денежное жалование.

Например, 16 июля в г. Везенберг отправилась команда для приемки лошадей, при возвращении в составе команды не оказалось рядового нестроевой команды Василия Николаева. 25 июля он был доставлен в полк под конвоем, как беглец. Но дознание установило, что Василий не находился в бегах, а отстал от команды неумышленно, зайдя на станции Тапс в другой поезд ^{[3, Л. 151]}.

Нередки были и настоящие самовольные отлучки, когда нижние чины, не спросив разрешения, уходили по личным делам: в гости, отдохнуть от службы, в лавку за продуктами, продать пару сапог и т. п., а через некоторое время сами возвращались в полк.

Например, 22 июня при возвращении 3-го батальона на его квартиры на станции Зонеп оказалось отставших двенадцать нижних чинов 9-й и 12-й рот. Этот случай командир полка полковник Власов счел столь вопиющим, что следующий абзац был им отчеркнут карандашом по вертикали:

«Совершенно не допускаю, чтобы на походе могли быть отставшие нижние чины, кроме только внезапно заболевших и признанных доктором не в состоянии продолжать движение. Очевидно, нижепоименованные чины осмелились самовольно оставить строй своих рот и куда-нибудь заходить по дороге».

За «такой тяжкий проступок» нижние чины на 6 суток были поставлены под ружье ^{[3, Л. 35–35 об.]}. Командир полка неоднократно напоминал господам батальонным командирам осведомлять всех нижних чинов «об угрожающей за самовольную отлучку из частей суровой каре». Полковым судом суровые наказания применялись лишь в крайне редких исключительных случаях. Обыкновенно он присуждал за самовольные отлучки тюремное заключение на 1–2 месяца ^{[3, Л. 183–192]}.

Также имелись случаи дезертирства, когда солдат убегал из полка. Дела тихвинских дезертиров рассматривал военный корпусный суд 43-го армейского корпуса. В РГВИА в фонде суда (16142) имеются одиннадцать дел (2535, 4668, 4701, 4742, 4743, 4745, 4752, 4753, 4754, 4755, 4756), датированных 1915 г., по осуждению более двадцати рядовых 431-го полка. В полк приходила телеграмма с запросом о преступниках и требованием доставить их в корпусный суд, где происходил разбор дел.

Каковы же были причины побегов, называемые самими беглецами на суде?

Михаил Иванов и Семен Богданов 22 сентября 1915 г. в местечке Гайнаш по предварительному соглашению самовольно отлучились из своей роты и вернулись в свою часть 10 октября. Иванов бежал ввиду получения письма о болезни дочери, а Богданов «потому что в это время дома был годовой праздник и он хотел узнать, что дома делается». За самовольную отлучку получили по два месяца тюрьмы ^{[8, Л. 2]}.

Рядовой Иван Соколов (30 лет) бежал 3 октября и добровольно вернулся в часть 14 октября. На дознании объяснил, что отлучился после получения от малолетней дочери известия, что жена больна и лежит в постели. Осужден за побег на один год в дисциплинарную часть ^{[9, Л. 2]}.

Рядовые Иван Алексеев (27 лет), Александр Филиппов (26 лет), Егор Петров (24 года) и Александр Феофанов (24 года) 11 октября 1915 г., сговорившись между собою, по дороге из города Пернова в местечко Гайнаш отстали от команды, свернули на хутор, где оставили ранцы, а сами самовольно отлучились на родину. Феофанов и Филиппов для обновления износившегося белья, обуви и для свидания с родными, Петров — для обновления белья и чтобы выхлопотать паек, не получаемый его больным отцом и матерью, а Алексеев, чтобы навестить больного старого отца и запастись бельем и сапогами. 22 октября беглецы вместе вернулись в свою часть. За побег солдаты получили один год дисциплинарной части ^{[10, Л. 2]}.

Приказом по военному ведомству № 29 от 14 января 1916 г. были изменены законоположения, определяющие ответственность военнослужащих. Если раньше главным показателем считался срок отлучки, то новым законом вводились вышеописанные виды дезертирства: неявка в срок на службу, самовольная отлучка и побег. Побег отличается от самоволки не числом дней, а целью: «уклониться вовсе от военной службы или только от участия, хотя бы и временно, в военных действиях» ^{[11, С. 39]}.

Таким образом, в документах Тихвинского полка с лета 1915 по лето 1916 гг. нарушения дисциплины упоминаются редко. Ежемесячно взыскания делались 20-30 солдатам, что составляло до 1% от общего числа чинов полка.

Несомненно, многие проступки разбирались офицерами в рабочем порядке и не фиксировались в документах.

Проступки офицеров

Эффективным средством поддержания дисциплины в армии являлось рукоприкладство. Ротный и взводный офицеры или фельдфебель вполне могли ударить или избить рядового, но эти факты совершенно не упоминаются в полковых документах. Пример неуставных отношений офицеров Тихвинского полка мы находим в воспоминаниях Я. Ф. Кравченко, офицера 429-го Рижского полка, также входившего в 108-ю дивизию: «Первый день Пасхи ознаменован „происшествием“. По Рыцарской [улица в г. Пернов – авт.] шли 4 пьяных прапорщика 431-го полка. Встретили солдата, и он им не отдал чести… Подозвали к себе. Один начал ругать, а другой бить. Это больше понравилось, и потому все ударили по несколько раз. Потом заставили маршировать по Рыцарской, останавливали и опять били. Наконец отвели душу, отпустили» [12. С. 161].

Здесь упоминается грубое нарушение дисциплины офицерами: во время войны строго запрещалось употребление спиртного.

Но проступки офицеров практически не находили отражения в документах. Зато об этом свидетельствуют воспоминания.

Офицеры 108-й пехотной дивизии нередко пьянствовали, о чем многократно сообщает Я. Ф. Кравченко: «Один из самых пьяных полков — 430-й. Прошлым летом [т.е. в 1915 г. – авт.] то и дело из офицерского собрания слышались музыка, пение и пьяное „ура“. То праздники, то именины, то фантастические победы — все это давало повод к разудалым пиршествам. Пили до потери сознания» ^{[12, С. 140]}. Полковые документы ни слова не говорят о пьянстве начальства полков. Узнать о пьяных дебошах офицеров с рубкой шашками телеграфных столбов, приставаниями к женщинам и драками на улицах можно только из воспоминаний.

Документы Тихвинского полка содержат буквально единицы взысканий, наложенных на офицеров. Например, 26 июня во время полкового праздника — дня явления Тихвинской иконы Божией Матери, в 3-м батальоне произошел конфликт. Во время отсутствия командира батальона подполковника Свидерского, его обязанности выполнял капитан Пашков. Командир 12-й роты штабс-капитан Головачев сделал ему «возражение в неуместной форме». За проступок штабс-капитан был арестован подполковником Свидерским на трое суток домашним арестом с исправлением служебных обязанностей ^{[3, Л. 41]}.

Несомненно, это была внутренняя политика командира полка – проступки начальствующего состава разбирались неофициально и взыскания своим офицерам командир полка делал в крайнем, исключительном случае.

Факторы, влиявшие на дисциплину

Какие факторы влияли на уровень дисциплины (и в конечном итоге на боеспособность) войсковых частей? А. А. Керсновский, скрупулезно разбиравший состояние русской армии в годы Первой мировой войны, обращает внимание на состав войск и отделяет собственно армейские части от дивизий 2-й очереди (все же близких к армейским) и от дивизий 3-й очереди. Он подчеркивает важность таких критериев, как воинские традиции, воинский дух, способность офицеров «переварить» необученное пополнение, сделать из разрозненной массы крестьян дисциплинированных и исполнительных рядовых ^[13]. Многие военные писали об этом же, процитируем полковника А. А. Свечина: «…успешным действиям 6-го Финляндского полка благоприятствовали объективные условия, и прежде всего — выдающиеся качества самого полка и его традиций» ^{[14, С. 9]}.

Тихвинский полк, созданный из ополченских дружин, не имел старых армейских традиций, и вся тяжесть его подготовки легла на офицеров полка. Командирами Тихвинского полка были старые военные: полковники Власов и Бологовский, а также подполковники — командиры дружин/батальонов, начали свою службу еще в ХIХ в. Значительный вклад в подготовку Тихвинского полка сделал полковник Власов. Командование Власова было близко к жесткому стилю, описанному полковником А. А. Свечиным: «Бесконечная требовательность, безжалостная строгость, соблюдение всех статей устава на 100 %, жесточайшая муштра, энергия и настойчивость при ведении строевых занятий и обучении стрельбе... [такие командиры] оставляют своим преемникам богатейший вклад. После их грузного прижима каждый начальник будет казаться очаровательным и сможет долго жить на накопленный капитал дисциплины» ^{[14, С. 11]}.

Дальнейшая история боевого пути полка показывает, что командиры вполне справились со сложной задачей подготовки из дружин боеспособной части. В 1916 г. Тихвинский полк принимал участие в Брусиловском прорыве и находился в непрерывных сражениях с июня по ноябрь, а в июне 1917 г. участвовал в последнем наступлении русской армии.

Вывод.

В итоге можно заключить следующее: дисциплина в 431-м Тихвинском полку в течение первого года его существования поддерживалась на достаточно высоком уровне. По документам полка можно установить, что нарушающих дисциплину нижних чинов было до 1% от общего числа чинов. При этом, многие случаи нарушений дисциплины разбирались офицерами в рабочем порядке и не фиксировались в документах. Из проступков нижних чинов были распространены короткие самовольные отлучки, отмечалась продажа обмундирования, в единичных случаях – дезертирство. Проступки офицерского состава (пьянство, хулиганство, неуставные отношения) практически не находили отражения в полковых документах, и для их исследования необходимо привлечение воспоминаний современников.