Особенности избирательности внимания при чтении текста (на примере криминалистической задачи)

Сенницкая Елена Владимировна магистр, кафедра общей психологии и истории психологии, Новосибирский государственный педагогический университет 630090, Россия, г. Новосибирск, ул. Терешковой, 33 Sennitskaya Elena Vladimirovna Mater's Degree student of the Department of General Psychology and History of Psychology at Novosibirsk State Pedagogical University 630090, Russia, Nso oblast', g. Novosibirsk, ul. Tereshkovoi, 33, kv. 58 lenasen@ngs.ru Другие публикации этого автора

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что в психологии недостаточно исследованы причины, по которым одни факты, воспринимаемые на слух или в письменном виде, привлекают к себе внимание, а другие остаются незамеченными. Данная проблема особенно актуальна для психологии юридической. В частности, не в полной мере исследованы закономерности, по причине которых лицо, решающее криминалистическую задачу, уделяет внимание тому или иному факту или игнорирует его, не давая ему интерпретацию.

Классификация причин и условий, обусловливающих избирательность внимания, в отечественной и зарубежной литературе

Н.В. Звягина и Л.В. Морозова обследовали учащихся 1–8 классов г. Архангельска. Ими было «отмечено, что при переходе к более старшему возрасту достоверно снижается количество детей в группах «медлительных» и «невнимательных» ^{[1, с. 66]}. Сам по себе этот факт, на наш взгляд, говорит в пользу того, что внимание зависит от количества связей изучаемого объекта с другими характеризующими его объектами, т.е. по мере того, как с возрастом эрудиция ребёнка увеличивается, у него развивается способность связывать новый материал со старыми знаниями, в результате чего он и становится внимательным.

Данный вывод подтверждается исследованием Э.И. Волченкова, посвящённым выявлению факторов, вызывающих ухудшение «внимания, восприятия и сохранения в памяти содержания изучаемой информации» ^{[2, с. 24]}. Среди таких факторов опрошенные студенты указали, в частности, «избыточность содержания тем» и «недостаточную информативность» [там же], что подтверждает наше предположение о том, что внимание обеспечивается определённым числом смысловых связей изучаемого предмета с другими, которое не должно быть ни слишком малым, ни избыточным.

В работе А. Н. Гусева, О. А. Михайловой, А. Е. Кремлева излагаются результаты исследования Р. Ренсинка, свидетельствующие в пользу того, что восприятие отдельных, независимых друг от друга образов провоцирует слепоту по невниманию, и лишь рассмотрение образов в их взаимосвязи позволяет заметить изменения: «Резонно обратиться к результатам исследования Р. Ренсинка, где показано, что воспринимаемая информация об изображении не сохраняется в рабочей памяти в виде наборов независимых образов, а накапливается, объединяя также связи между этими образами (Rensink, 2002). Следовательно, можно предположить, что чем больше объем информации, который способен удержать испытуемый в рабочей памяти, тем тщательнее, а следовательно, дольше происходит ее накопление для обеспечения сравнительного анализа быстро меняющихся изображений. Мы полагаем, что даже при эффективном распределении внимания наблюдатель не в состоянии при одном просмотре зрительного паттерна получить информацию о каждом из изображенных на нем объектов, и поэтому для эффективного обнаружения изменения он вынужден распределять свое внимание между отдельными элементами изображения для детального восприятия каждого из них» ^{[3, с. 38]}.

Вышеприведённые исследования свидетельствуют о том, что невнимание обусловлено изолированностью изучаемого предмета, отсутствием связей его с другими характеризующими его предметами. В то же время существуют исследования, демонстрирующие обратное: переизбыток информации тоже оказывает неблагоприятное воздействие на мыслительные процессы, в т.ч. на внимание (обзор таких российских и зарубежных исследований, содержится, например, в работе И.В. Лысак, Д.П. Белова ^[4]).

Из ресурсной модели Д. Канемана следует, что число объектов, на которые должно быть направлено внимание в единицу времени, должно быть ограничено, в противном случае человек рискует не придать значения чему-то важному. Если же придерживаться позиции М.В. Чумакова ^[5] относительно того, что важной составляющей воли является внимательность, то из этого, на наш взгляд, следует, что воля во многом зависит от умения потреблять информацию в строго определённом количестве.

Дж. Брунер и Л. Постмен ^[6] выдвинули принципы селективности восприятия. Самым важным из них является «принцип защиты»: стимулы, противоречащие ожиданиям субъекта или содержащие враждебные ему сведения, узнаются хуже, а если и воспринимаются, то зачастую подвергаются серьёзным искажениям. Исходя из этой позиции, следователь должен не замечать тех фактов, которые противоречат уже сложившейся у него версии событий, однако возникает вопрос, что же мешает определёнными фактам быть воспринятыми на том этапе, когда конкретной версии ещё нет.

Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, даёт информационная теория эмоций П.В. Симонова ^[7], согласно которой отрицательные и положительные эмоции – это реакция на нехватку или, соответственно, избыток информации, необходимой для удовлетворения актуальной потребности. Данное утверждение согласуется с гипотезой настоящего исследования, ведь получается, что положительные эмоции у следователя (а, следовательно, и его внимание) должна вызвать самая большая совокупность фактов, которая складывается в систему, способствующую раскрытию преступления. Иными словами, из информационной теории эмоций Симонова следует, что внимание следователя пойдёт по линии наименьшего сопротивления – оно будет приковано к фактам, которых много. В свою очередь, одиночные факты, связь которых с другими обстоятельствами дела неочевидна (т.е. этих фактов недостаточно, чтобы удовлетворить актуальную потребность в раскрытии дела), будут вызывать у следователя отрицательные эмоции, что поддержанию внимания не способствует.

Иными словами, из информационной теории эмоций П.В. Симонова вытекает, что эмоции при восприятии нового факта и, соответственно, внимание к нему обеспечиваются количеством других фактов, которые с ним связаны.

Вышеприведённый вывод согласуется с теорией категоризации Дж. Брунера, который писал, что восприятие предполагает акт категоризации ^[6], т.е. отнесения различающихся объектов к одному классу, в результате чего человек реагирует на эти предметы не исходя из их индивидуальных особенностей, а в зависимости от их принадлежности к тому или иному классу. В свою очередь, чтобы отнести объект к какому-либо классу, необходимо усмотреть в нём ряд «критических признаков». Отметим, что категоризация непременно подразумевает установление связей воспринимаемого объекта с некими «ключевыми признаками» и каким-то классом объектов. Тем не менее, важно подчеркнуть, что Дж. Брунер говорит здесь не о внимании, а о восприятии, которое есть лишь «целостное отражение предметов, ситуаций и событий, возникающее при непосредственном воздействии физических раздражителей на рецепторные поверхности… органов чувств», иначе говоря, восприятие – это всего лишь отражение объекта в сознании, отнюдь не гарантирующее стойкого внимания к нему, которое является, в свою очередь, условием начала познавательной активности, хотя ряд исследователей рассматривает влияние категоризации и на внимание. Например, А.И. Мусс и М.С. Березанцева экспериментально проверяли, влияет ли процесс категоризации объектов по признакам на вероятность возникновения слепоты по невниманию ^[8].

Таким образом, прослеживается следующая логическая взаимосвязь. Внимание зависит, в частности, от интуиции, а интуиция – от наличия эмоций. В свою очередь, согласно информационной теории эмоций П.В. Симонова, отрицательные эмоции возникают при дефиците информации, способствующей удовлетворению актуальной потребности, а положительные – при её профиците. Данное соображение находит следующее подтверждение: «S. Haberstroh исследовала точность интуиции в оценке области частот. Она установила, что интуитивные решения основаны на автоматическом подсчете случаев, которые производятся людьми с относительной точностью» ^{[9, с. 243]}. Из этого следует, что интуиция, проявляющаяся во внимании к какому-то факту, имеет, по-видимому, следующий механизм. Человек сверяет новую информацию с аналогичными ситуациями, с которыми он встречался раньше. Если новая ситуация знакома, устанавливаются связи с прошлым опытом и, в частности, процесс категоризации, о важности которого для концентрации внимания на предмете уже было сказано выше.

При восприятии новой информации роль актуальной потребности, о которой говорится в теории В.П. Симонова, играет желание её понять, поэтому человек испытывает положительные эмоции, когда находит в своём прошлом опыте соответствия, способствующие такому пониманию. Если же в прошлом опыте подобных ситуаций не обнаруживается, возникает ощущение нехватки информации и, соответственно, отрицательные эмоции.

Таким образом, вышесказанное позволяет сделать вывод, что вниманию способствует должное количество связей новой информации с той, которая хранится в нашей памяти. Достаточное количество этих связей – это и есть профицит информации для удовлетворения актуальной потребности (например, понять смысл текста). Это большое количество связей приводит к положительным эмоциям. Таким образом, профицит связей стимулирует желание внимательно изучать поступившую к нам информацию, а дефицит связей заставляет такой информации избегать.

Из психоанализа идёт традиция считать, будто сознание бережёт себя от неприятной информации, вытесняя её в подсознание. Тем не менее, из информационной теории Симонова следует другое: сознательного внимания не привлекает та информация, которая не имеет достаточного количества связей с нашим внутренним опытом. Недостаток связей вызывает отрицательные эмоции, и такая изолированная информация представляется человеку не имеющей большой важности.

Анализируя предпосылки внимания к определённым фактам, нельзя не сказать и о таком факторе как понимание, ведь нельзя говорить о внимании к материалу, который вообще должным образом не понят, не приходится. Что такое понимание, исследовали А.А. Смирнов, А.Н. Соколов, Г.С. Костюк, М.С. Роговин, Н.А. Менчинская, Л.П. Доблаев, Я.А. Микк, Н.И. Жинкин, А.Р. Лурия, Н.В. Чепелева и др. Согласно Л.П. Доблаеву, понимание – это осмысление результатов опосредованного и обобщенного отражения связей, в свою очередь, установление связей предмета с другими – ключевое условие для возникновения внимания.

В.И. Наролина даёт следующее определение понимания: «В результате мыслительной переработки текстовой информации у читателя происходит образование некоторой модели текста, которая представляет собой «скомпрессированное до тематических смысловых точек» тематическое образование или смысл воспринятого» ^[10]. Из этого можно сделать вывод, что понимание – это образование модели, представляющей ключевые слова текста и связи между ними.

Какова же связь между уровнем понимания и степенью внимания? Обратимся к теории уровней понимания А.А. Смирнова. «От начальной ступени, где мы выделяем в предмете не какую-либо одну сторону и причём несущественную для него, а некоторый случайный признак, мы переходим к более высоким уровнем понимания, вскрывая различные стороны предмета, более существенные для него, выявляя более разнообразные связи его с другими предметами, явлениями реального мира» ^{[11, с. 168]}. Таким образом, глубина понимания определяется способностью к установлению связей. А.А. Смирнов выделяет следующие 7 ступеней понимания (как видим далее, типов связей, сопровождающих данный процесс):

I – отнесение изучаемого объекта к наиболее общей категории;

II – отнесение объекта (явления) к категории хорошо известных предметов;

III – выделение ключевых особенностей в изучаемом объекте за счёт его сравнения с другими объектами;

IV – переход от восприятия объекта в целом к рассмотрению отдельных его частей и пониманию их связей между собой;

V – установление причинно-следственных связей с помощью индукции и дедукции;

VI – установление логических связей между изучаемыми объектами (явлениями);

VII – выяснение мотивов действий людей.

А.Н. Соколов ^[12] выделяет ещё этап антиципации (предвосхищения) содержания, который основан на знаниях, имеющихся у человека, т.е. помимо того, что устанавливаются логические связи между изучаемыми объектами, происходит установление связей каждого из объектов с прежним опытом, причём этап антиципации происходит в самом начале процесса понимания.

Несложно заметить, что ступени I–IV представляют собой не что иное как процесс категоризации – то, о чём говорит Дж. Брунер, считавший, что успешность восприятия (и, следовательно, внимания) определяется лёгкостью протекания категоризации. Лишь после того, как произведена категоризация каждого из изучаемых объектов, осуществляется переход к изучению связей между этими объектами. И.В. Наролина характеризует этот последний, заключительный этап следующим образом: «Понимание подготавливается анализом, но в самый момент его возникновения оно есть всегда синтез, объединения частей в целое» ^{[10, с. 125]}. Таким образом, предложенное нами в работе ^[13] определение внимания как процесса включения предмета в систему связей родственно определениям понимания по Л.П. Доблаеву, А.А. Смирнову, И.В. Наролиной с той разницей, что понимание подразумевает установление любого числа связей изучаемого предмета с другими, а внимание – строго определённого, причём предмет, находящийся в центре внимания, занимает в иерархической системе связей верхний уровень.

Иными словами, вышеприведённые исследования позволяют сделать следующие выводы:

1. Для того чтобы предмет привлёк внимание, необходимо установить его связи с другими предметами. Наиболее часто это происходит за счёт отнесения предмета к какой-то категории.

2. Согласно теории категоризации, для отнесения объекта к классу необходимо выделить в нём ряд ключевых признаков, соответствующих данному классу. Из этого положения следует, что восприятие (и, соответственно, внимание к объекту) невозможно без анализа.

4. Из теории категоризации Дж. Брунера и из информационной теории эмоций П.В. Симонова вытекает, что следователи должны непроизвольно обращать внимание на факты, входящие в большие иерархические системы фактов, потому что большие массивы взаимосвязанной информации, способствующие раскрытию дела, вызывают положительные эмоции, в отличие от одиночных фактов.

5. Когнитивный диссонанс, пробуждающий познавательную активность (и, следовательно, внимание к определённым фактам), возможен лишь при наличии достаточно большого числа связей противоречащих друг другу фактов с другими.

Описание эксперимента

В декабре 2016 г. было проведено экспериментальное исследование особенностей избирательности внимания при решении криминалистических задач.

Эмпирической базой исследования послужило Федеральное казённое учреждение дополнительного профессионального образования «Специализированный межрегиональный учебный центр главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Новосибирской области».

Выборку исследования составили работники ГУФСИН и студенты НГПУ направления «пенитенциарная психология» в возрасте от 19 до 37 лет, всего 57 человек (37 мужчин, 20 женщин), 5 с оконченным средним образованием, 16 со средним специальным, 11 с неоконченным высшим (студенты 4 курса НГПУ), 25 с высшим. Семеро испытуемых имели юридическое образование.

Целью исследования явилась проверка гипотезы о существовании зависимости между вниманием к факту, с одной стороны, и возможностью отнесения этого факта к одной из криминалистических категорий и наличием связей факта с иными фактами той же задачи, с другой стороны.

В качестве основных методов экспериментального исследования был использован письменный опрос с ответами открытого типа с применением методики микросемантического анализа А.В. Брушлинского ^[14] и его учеников М.И. Воловиковой, Б.О. Есенгазиевой и др. (^{[15],[16],[17]}), а также авторская методика представления текста учебного задания в виде иерархической модели (^[18]), опробованная в ходе исследования с участием нескольких сотен человек (^[19],[20]).

Использовались следующие методы количественной обработки данных:

- корреляционный анализ с использованием критерия Спирмена;

- однофакторный дисперсионный анализ;

- описательная статистика.

Вкратце методика исследования заключалась в следующем (^[21]):

1. Предварительно текст задачи (см. приложение 1) был представлен в виде иерархической модели, представляющей движение повествования от общего к частному (см. приложение 2).

2. Каждый элемент модели текста (представляющий собой отдельный факт) получил свой код.

3. В тексте ответа были отмечены все фрагменты, где испытуемый дал факту, содержащемуся в задаче, собственную интерпретацию (рядом с каждой такой интерпретацией был отмечен код интерпретированного факта, соответствующий его положению в иерархической модели).

4. Наиболее типичным интерпретациям фактов были присвоены числовые коды.

5. В ответе каждого испытуемого были вычислены следующие психологические переменные:

- сколько фактов, имеющихся в задаче, получили истолкование;

- сколько интерпретаций фактов было связано между собой в единые картины произошедшего;

- сколько разных интерпретаций было дано одним и тем же фактам;

- какие интерпретации встречались наиболее часто и какова доля этих типичных интерпретаций в ответе каждого испытуемого.

Обоснование выбора методик. Предпочтение опросу с открытым типом ответа в сочетании с микросемантическим анализом было обусловлено малой информативностью такого метода как тестирование. Неоднократно высказывался против использования тестов при исследовании мышления и сам автор микросемантического анализа В.А. Брушлинский ^[22], указывавший на то, что мыслительный процесс не имеет ничего общего с выбором из нескольких вариантов, предложенных другим лицом.

Пилотные эксперименты позволили выдвинуть гипотезу о том, что подавляющее большинство людей использует следующую стратегию решения криминалистических задач: из текста задачи выделяются и интерпретируются те факты, которые можно легко отнести к основным криминалистическим категориям (характеристикам) и связать их с другими фактами задачи, при этом факты, не соответствующие данным критериям, остаются незамеченными (т.е. не получают истолкования).

В связи с этим, контингент испытуемых был обусловлен стремлением проверить универсальность данной стратегии, для чего в выборку были включены люди разного возраста, пола, уровня образования и типа образования, которые играли роль контрольных групп.

Этапы эксперимента:

1. Каждому испытуемому был выдан экземпляр текста с выписками из реального уголовного дела с иллюстрациями, одна из которых являлась небольшой таблицей (чек из аптеки на покупку медпрепарата). В материалах шла речь о загадочной гибели 20-летнего Лаврентия, проживавшего в одной квартире с братом, который был его на год старше.

2. Было дано задание:«Сформулировать все возможные объяснения произошедшего». «Чем больше вариантов вы найдёте, тем лучше (как минимум, три, хотя и этого мало)», – подчёркивалось в задании, поскольку пилотное исследование показало: при решении этой задачи люди склонны зацикливаться лишь на двух возможностях – «убийство» и «самоубийство». Также было предписано не просто сформулировать каждую версию, но и привести доказательства в её пользу. Предлагалось прочитать текст не спеша как минимум 2 раза, после чего начать выписывать свои идеи на листе.

3. В качестве мотивации для выполнения задания использовался следующий аргумент. По поручению начальника исправительного учреждения сотрудники время от времени выполняют функции дознавателей, т.к. в местах лишения свободы нередки различные происшествия криминального характера. Также в обязанности некоторых работников пенитенциарных учреждений входит регулярное ознакомление с материалами уголовных дел на вновь поступивших заключённых, и нужно научиться извлекать из таких материалов максимум информации, чтобы получать представление о ситуации, в силу которой человек оказался тюрьме, ведь может оказаться как то, что уголовное дело не передаёт всей степени его общественной опасности, так и то, что заключённый оказался жертвой судебной ошибки. В любом случае, глубокое понимание произошедшего поможет сделать работу с заключёнными более правильной и эффективной. Необычная история, изложенная в тексте, заинтриговала слушателей, и они сразу же включились в работу.

4. Задание выполнялось в виде письменных ответов в свободной форме. Время выполнения не ограничивалось, но через час все работы были сданы. В группе студентов НГПУ направления «пенитенциарная психология» (9 человек) то же самое задание было выдано на неделю с целью проверить, насколько влияет фактор времени, но выяснилось, что он не играет роли (среднестатистические параметры ответов данной группы не отличаются от таковых в других группах).

Обработка результатов эксперимента

1. Каждому факту, имеющемуся в выданном тексте, был присвоен код, отражающий его положение в иерархической модели задачи (см. приложение 2).

2. Была сделана таблица, где в виде вышеупомянутых кодов отмечалось, каким именно фактам, взятым из текста, испытуемый дал в своём ответе какую-либо интерпретацию.

3. Напротив каждого факта, обозначенного кодом, отмечалось, как именно данный факт истолкован испытуемым, и наиболее типичным ответам были присвоены коды в виде чисел от 1 до 18 (см. таблицу 1).

Таблица 1 – Список интерпретаций фактов, встречающихся наиболее часто (с кодом, присвоенным каждой интерпретации)

Как видно из таблицы, типичные ответы испытуемых представляют собой основные криминалистические категории – понятия, используемые для криминалистической характеристики произошедшего, к которым прежде всего относятся следующие сведения: 1) типичная личность потерпевшего; 2) типичные способы приготовления, совершения и сокрытия преступления, а также типичные время и место их осуществления; 3) типичная личность преступника; 4) типичная субъективная сторона преступления.

Всем интерпретациям, которые относились к приведённым в таблице 1 категориям 1–18 был присвоен общий код «1», а тем интерпретациям, которые не подпадали под указанные категории, был присвоен общий код «0» (условимся далее называть их «ответы, не представляющие собой основные криминалистические категории» или более кратко «некатегоризированные ответы»).

Далее было отмечено, какие из фактов, получивших толкования испытуемого, связаны воедино для обоснования какой-либо версии (участники эксперимента могли предлагать по нескольку версий, и в каждом случае отмечалось, какие факты связаны в рамках той или иной версии);

В результате, была создана таблица из следующих столбцов (см. приложение 3):

1 – номера испытуемых;

2 – пол (0 – М, 1 – Ж);

3 – возраст: 1 (19–25), 2 (26–37);

4 – образование: 1– среднее или среднее профессиональное; 2 – неоконченное высшее или высшее;

5 – тип образования: 1 – юристы, медики, психологи, т.е. лица более компетентные в решении такого рода задач; 2 – все остальные;

6 – максимальное количество фактов, связанных в рамках одной версии;

7 – совокупное количество фактов, получивших какую-либо интерпретацию. Например, если напротив номера испытуемого стоит число 15, значит, данный испытуемый интерпретировал в своём ответе 15 фактов;

8 – количество ответов, не представляющих собой основные криминалистические категории, т.е. «некатегоризированные ответы», обозначенные кодом «0»;

9 – количество ответов, представляющих собой разные интерпретации одних и тех же фактов, т.е. случаи, когда испытуемый давал одному и тому же факту разные толкования;

Примечание: В случае, когда испытуемый давал разносторонние интерпретации нескольким фактам, количество интерпретаций суммировалось. Например, испытуемый давал 3 разных интерпретации одному факту и 2 интерпретации другому. Значит, напротив номера данного испытуемого будет указано, что он дал 5 разных интерпретаций.

Вышеописанная таблица данных приведена в приложении 3.

Обоснование выбора методов статистической обработки данных

Для обработки данных вышеуказанной таблицы были выбраны непараметрические методы. Как пишет Э. Сигел, «непараметрические методы почти так же эффективны, как параметрические в случае нормального распределения, и намного эффективнее при его отсутствии» ^{[23, с. 848]}. Иначе говоря, преимуществом непараметрических методов является то, что они «могут быть использованы, даже если распределение не является нормальным» [там же].

В качестве таких методов использовались следующие:

1. Корреляционный анализ для проверки того, существует ли корреляция между количеством ответов, не представляющих собой основные криминалистические категории («некатегоризированные ответы»), и количеством ответов, представляющих собой разные интерпретации одних и тех же фактов, когда испытуемый давал одному и тому же факту разные толкования. Иначе говоря, проверялась корреляция между данными из столбцов 8 и 9.

Использовался коэффициент корреляции рангов Спирмена, который относится к непараметрическим показателям связи между переменными, измеренными в ранговой шкале, которая предусматривает расположение объектов в некотором порядке, но не допускает никаких арифметических операций над кодами. В нашем случае каждому количеству ответов определённого типа можно присвоить определённый ранг, имеющий номер (1,2,3...).

Для подсчета ранговой корреляции Спирмена необходимо располагать двумя рядами значений, которые могут быть проранжированы. Такими рядами значений могут быть два признака, измеренные в одной и той же группе испытуемых, что и имеет место в нашем случае.

При расчете этого коэффициента не требуется никаких предположений о характере распределений признаков в генеральной совокупности. Кроме того, r-критерий Спирмена положительно зарекомендовал себя в исследованиях с небольшим количеством наблюдений.

2. Дисперсионный анализ был выбран потому, что имелась необходимость оценить влияние независимой переменной (пола, возраста, образования и типа образования) на зависимую. При этом был избран однофакторный анализ как более точный (при многофакторном анализе повышается вероятность ошибки).

Однофакторный дисперсионный анализ использовался для выяснения влияния каждой из независимых переменных (пола, возраста, уровня образования и типа образования) на следующие зависимые переменные:

1) максимальное количество фактов, связанных в рамках одной версии;

2) совокупное количество фактов, получивших какую-либо интерпретацию;

3) количество ответов, не представляющих собой основные криминалистические категории, т.е. «некатегоризированные ответы»;

4) количество ответов, представляющих собой разные интерпретации одних и тех же фактов.

Руководством при выборе и использовании вышеприведённых статистических методов послужили работы Д.Я. Райгородского ^[24], А.Д. Наследова ^[25], О.Ю. Ермолаева ^[26].

При обработке данных использовался пакет MS Excel для Windows XP, пакет программ SPSS Statistics 17.0.

Анализ экспериментальных данных изучения особенностей избирательности внимания при решении криминалистической задачи

На основе вышеописанных методов нами были обнаружены следующие явления:

1. Изучив текст, испытуемые предложили от одной до нескольких версий произошедшего, и в обоснование своих версий привели доказательства – ряд фактов, которые они выбрали из текста.

Оказалось, что большинство фактов, которые приводились в обоснование версий, приходилось на 18 типовых криминалистических категорий. Иначе говоря, лишь 49 интерпретаций фактов из 308 (т.е. 15,9 %) не относились к этим категориям. Иначе говоря, испытуемые были склонны замечать только те факты, которые легко поддавались категоризации, что полностью согласуется с теорией категоризации Дж. Брунера.

Данный факт свидетельствует о крайней шаблонности мышления большинства испытуемых, которые не заметили массу фактов, имеющих прямое отношение к разгадке предложенной текстовой задачи, т.к. последние не связаны напрямую с 18 типовыми криминалистическими характеристиками (см. таблицу 1).

Помимо стратегий, использовавшихся испытуемыми, исследовалось также особенности самого предложенного им текста, чтобы понять, как положение факта в иерархической структуре текста влияет на его заметность для читателя.

С этой целью текст был представлен в виде иерархической структуры, иллюстрирующей движение повествования от общего к частному (см. приложение 2). Например, сначала обобщённо констатируется, что «экспертиза обнаружила повреждения на лице» (факт 21.1), затем это конкретизируется двумя фактами следующей ступени иерархии (см. рис. 6): «был сломан нос» (21.1.1); «на лбу было три ссадины» (21.1.2). Далее в отношении второго факта (21.1.2) приводятся 4 детали, расположенные в модели на следующей ступени иерархии: «ссадины были продолговатые» (21.1.2.1), «под разными углами» (21.1.2.2), «вертикальные» (21.1.2.3), «длиной от 1 до 2 см» (21.1.2.4).

Рисунок 1 – Пример иерархической структуры, иллюстрирующей движение повествования от общего к частному

В отношении каждого факта было отмечено, сколько раскрывающих его дочерних элементов имеется на следующем уровне (например, для факта 21.1 таких дочерних элементов два – это факты 21.1.1 и 21.1.2, а для факта 21.1.2 их четыре – это факты 21.1.2.1, 21.1.2.2, 21.1.2.3 и 21.1.2.4).

С помощью корреляционного анализа с использованием критерия Спирмена было установлено, что имеется слабая корреляция (r = 0,211) при среднем уровне статистической значимости (p<0,01) между числом дочерних элементов на следующем уровне и количеством интерпретаций фактов, т.е. если факт не просто упомянут, а раскрыт с помощью каких-то подробностей, он привлекает к себе больше внимания только за счёт этого, независимо от содержания факта.

С помощью однофакторного дисперсионного анализа было установлено влияние независимого фактора «количество дочерних элементов» на зависимый «количество интерпретаций»: F = 14,934, уровень статистической значимости p<0,001.

Рисунок 2 – Зависимость количества интерпретаций факта от числа его дочерних элементов, конкретизирующих отдельные его стороны

Графическое отображение (рис. 2) демонстрирует общую тенденцию: чем больше дочерних элементов имеет факт, тем больше интерпретаций он получает, хотя есть случаи, в которых она не соблюдается.

Было также проверено, как влияет на внимание к факту общее количество его дочерних элементов на всех уровнях иерархии (фрагмент таблицы данных приведён в приложении 4). Например, для факта 21.1 (см. рис. 1) общее количество дочерних элементов – шесть (21.1.1, 21.1.2, 21.1.2.1, 21.1.2.2, 21.1.2.3, 21.1.2.4). Оказалось, что корреляция между количеством интерпретаций факта и количеством его дочерних элементов на всех уровнях иерархии тоже имеется, но более слабая (r = 0, 190, т.е. r ≤ 0,3) и с более низким уровнем статистической значимости (p<0,05).

Далее с помощью однофакторного дисперсионного анализа было установлено влияние независимого фактора «количество дочерних элементов» на зависимый «количество интерпретаций»: F=8,591, уровень статистической значимости p<0,001.

Рисунок 3 – Зависимость количества интерпретаций фактов от совокупного количества дочерних элементов на всех уровнях

Диаграмма на рисунке 3 демонстрирует больший разброс значений, чем в случае, когда речь шла лишь о количестве дочерних элементов на ближайшем уровне иерархии, хотя и здесь наблюдается общая тенденция к увеличению количества интерпретаций с ростом количества дочерних элементов на всех уровнях.

Таким образом, большее значение имеет именно количество дочерних фактов на ближайшем уровне иерархии, непосредственно раскрывающих данный факт.

Была установлена и другая закономерность, в силу которой факт является более «заметным», т.е. провоцирующим большее число интерпретаций. Напротив кода каждого факта, имевшегося в тексте, отмечалось, для доказывания какой именно версии он используется. Выяснилось, что те факты, которые можно использовать одновременно для подтверждения трёх разных версий (убийства, самоубийства и несчастного случая) чаще привлекают к себе внимание (т.е. получают большее число интерпретаций), чем факты, которые можно использовать только для подтверждения двух версий, и тем более чем факты, которые пригодны для подтверждения только одной версии (см. рис. 4).

В результате корреляционного анализа обнаружилась сильная связь (r = 0,985, т.е. r>0,7) при среднем уровне статистической значимости (p<0,01) между количеством версий (1, 2 или 3), для обоснования которых испытуемые в своей совокупности использовали какой-либо факт, и общим количеством интерпретаций данного факта,

Например, в тексте рассказывалось о загадочной гибели человека, относительно которой выдвигались версии убийства, самоубийства и несчастного случая. Среди упомянутых фактов был такой как след от инъекции на руке погибшего. Поскольку такой факт мог быть использован для доказывания всех трёх версий, он, в числе прочих подобных фактов, получил рекордное количество интерпретаций.

Рисунок 4 – Корреляция между количество интерпретаций факта и количеством версий, для обоснования которых он используется

Казалось бы, факты должны привлекать к себе внимание в зависимости от их относимости к делу, от их возможности послужить ключом к раскрытию таинственного происшествия. В связи с этим, каждому факту, изложенному в тексте, была присвоена степень его важности для понимания сути произошедшего. Далее проверялась корреляция «рангов значимости» фактов, изложенных в тексте, с количеством их интерпретаций. Оказалось, корреляция отсутствует. Иначе говоря, испытуемые не обращали внимания на те факты, которые действительно вели к решению задачи, а сосредотачивались на тех фактах, которые обладали следующими свойствами:

1) их можно было легко отнести к какой-то из вышеперечисленных 18 типовых криминалистических характеристик;

2) их можно было одновременно использовать для доказывания не одной, а двух или трёх версий;

3) эти факты имели большое число раскрывающих их подробностей.

На основе вышеизложенного можно сделать обобщающий вывод: внимание к факту определяется не только его смысловым содержанием, но и количеством связей данного факта с другими фактами. Такой вывод согласуется с информационной теорией эмоций П.В. Симонова, в соответствии с которой положительные эмоции возникают при профиците информации, необходимой для удовлетворения актуальной потребности. В нашем случае такой потребностью является решение предложенной задачи, поэтому вполне закономерно, что испытуемые были склонны обращать внимание на те факты, которые были связаны с большим числом других фактов за счёт лёгкости категоризации, за счёт их относимости ко всем трём версиям, а также за счёт наличия у них должного числа подробностей (дочерних элементов). При этом большинство фактов, действительно являющихся ключами к решению задачи, не были даже интерпретированы.

Выводы

1. 85 % интерпретаций фактов в письменных ответах испытуемых – это отнесение этих фактов к 18 типовым криминалистическим характеристикам. Однофакторный дисперсионный анализ показал, что данная тенденция имеет универсальный характер – она не зависит от пола, возраста, уровня и типа образования;

2. Факты, которые использовались испытуемыми для обоснования 3 версий (убийства, самоубийства и несчастного случая) получили больше интерпретаций, чем факты, которые использовались для подтверждения 2 версий, и тем более чем факты, которые использовались для подтверждения только одной версии, что было продемонстрировано с помощью корреляционного анализа.

3. Если представить текст криминалистической задачи в виде иерархической структуры, оказывается, что факты, имеющие большее число дочерних элементов, раскрывающих их содержание, получили больше интерпретаций. Эта тенденция выявлена для фактов, имеющих большее совокупное число дочерних элементов на всех уровнях иерархии, но более сильно она проявляется при большем числе дочерних элементов именно на ближайшем уровне иерархии, что подтверждается корреляционным и однофакторным дисперсионным анализом.

Теоретико-методологической основой данной работы является теория деятельности, в соответствии с которой особенности мышления зависят от повседневной практики, категоризация и синтез в которой играют более значимую роль, чем анализ и абстрагирование. При анализе того, почему те или иные факты необоснованно оказываются в центре внимания, используется также информационная теория эмоций П.В. Симонова, которая объясняет возникновение положительных эмоций количеством информации, необходимой для удовлетворения актуальной потребности. В соответствии с этой теорией, те факты, которые связаны с большим количеством других фактов, привлекают к себе большее внимание, чем факты изолированные. Данное положение согласуется также с теорией категоризации Дж. Брунера, который писал, что «восприятие предполагает акт категоризации». В свою очередь, категоризация всегда подразумевает установление связей воспринимаемого объекта с его «ключевыми признаками» и неким классом объектов.

Новизна исследования: продемонстрирована закономерность, в силу которой факт, содержащийся в криминалистической задаче, привлекает внимание либо производит впечатление незначительного, независимо от его смыслового содержания.

Благодарность: Хотелось бы выразить глубокую признательность зам. начальника ФКОУ ДПО СМУЦ ГУФСИН России по НСО, кандидату юридических наук, полковнику Б.П. Морозову за содействие в организации эксперимента.

Приложения

Приложение 1. Задача, предназначенная для решения в письменном виде

«Дело братьев»

Родные братья Лаврентий (20 лет, худощавого сложения, рост 1,80) и Алексей (21 год, сложение и рост те же) – приехали из маленького городка в Восточной Сибири и оба поступили в технический вуз. По национальности они были русские, хотя внешностью немного напоминали бурятов: отец братьев был наполовину представителем какого-то из народов Сибири, а мать, хотя и блондинка, имела казахские корни. Жили парни на съёмной квартире, за которую платила мать, оставшаяся в родном городе. Алексей не справился с учёбой, был отчислен и ушёл в армию. К моменту его возвращения мать купила братьям квартиру. Это была однокомнатная квартира на 7-м этаже с просторной кухней, переделанной под вторую комнату. Старший, Алексей, поселился на кухне, младший, Лаврентий, в комнате.

На третьем курсе Лаврентий купил себе ноутбук и увлёкся компьютерными играми. Стал прогуливать и совсем запустил учёбу. 28 апреля 2014 года произошла странная трагедия. Около 15 часов к Лаврентию пришли одногруппники. Они уже давно пытались предупредить его о том, что в деканате недовольны его прогулами, и если в течение двух недель он не исправит три двойки, его отчислят или переведут на платное.

Минут 5-10 никто не открывал, затем они услышали ругательство по тому поводу, что никто не открывает, и вскоре дверь открыл Алексей. Он не казался ни нервным, ни обеспокоенным, скорее раздражённым, что кто-то «долбится» в дверь. Алексей сказал, что Лаврентий подойти не сможет, и одногруппники ушли.

Те события, которые произошли с Алексеем без свидетелей, изложены ниже с его собственных слов, зафиксированных в качестве показаний в уголовном деле.

Алексей позвонил матери в родной город и сказал, что Лаврентий умер и лежит на полу окаменевший. Мать велела срочно вызывать скорую и полицию, что Алексей и сделал.

Пришли два работника полиции, которым Алексей рассказал следующее. Он, Алексей, до трёх часов ночи засиделся за компьютерной игрой (вернувшись из армии, он ещё не поступил куда-либо учиться и не устроился на работу). Тем же самым занимался и его брат Лаврентий в соседней комнате. В три часа Алексей лёг спать, а Лаврентий, судя по шуму в его комнате, ещё бодрствовал (такое времяпровождение было для Лаврентия обычным).

Проснулся Алексей поздно, после 12-00. Комнаты братьев не были проходными, и Лаврентия он в этот день не видел. Сел Алексей в наушниках за компьютер, включил музыку. Вдруг слышит – стук. Поскольку к нему самому вроде бы некому было приходить, он решил, что это к Лаврентию, и ругнулся, что тот не открывает. Алексей встал и заглянул к Лаврентию в комнату. А тот лежит между столом и диваном с наушниками на шее, подключёнными к компьютеру, лицом вниз. Стол был придвинут к кровати практически вплотную, на нём стояли компьютер с колонками. Цитата: «Первая мысль у меня была, что он спит на полу. Толкнул его ногу, а она окоченевшая. И я тут в шоке на автомате открываю дверь, а там стоят два человека, которых я раньше не видел. Поэтому я сказал, что Лаврентий подойти не может, и закрыл дверь».

Одногруппники Лаврентия подтверждают в своих показаниях, что с Алексеем они действительно знакомы не были. Лаврентий рассказывал им, что к нему из армии приехал жить брат. Когда они спросили, как они общаются, Лаврентий ответил, что никак, потому что брат двоюродный. Только после смерти Лаврентия ребята узнали, что Алексей приходился Лаврентию родным братом. Один из студентов, знавший братьев ещё в гимназии, объяснил, что враждебных отношений между ними никогда не было, просто у каждого были свои интересы и они уважали личное пространство друг друга.

Один из студентов, пришедших к Лаврентию в тот день, показал, что перед смертью Лаврентий пропал на неделю: не появлялся в вузе, не отвечал на звонки и смс, не играл в Сети в «Танки». Кроме того, Лаврентий давал понять, что у него были финансовые трудности.

Пришедшие полицейские увидели на столе упаковку с ампулами (одна ампула была вскрыта) и шприц и первым делом спросили: «Наркоман?» «Нет, что вы, – ответил брат погибшего. – Лаврентий никогда ничего не употреблял. Он из хорошей семьи и учился в вузе». При ближайшем рассмотрении оказалось, что в ампулах обезболивающее лидокаин, предназначенное для внутримышечного введения. Полицейские отметили в протоколе, что у погибшего был обнаружен след от укола на левой руке, повернули труп (но не полностью, а на бок), чтобы удостовериться в отсутствии каких-либо повреждений. В районе рта и носа была лужица крови, однако, поскольку у трупов часто бывает кровь изо рта или из носа, им это не показалось чем-то необычным. (У одного из полицейских был большой опыт: 2-3 осмотра трупа каждые сутки). Что касается рубашки, она была застёгнута и выглядела чистой. Следов борьбы не наблюдалось. Никаких предметов, о которые погибший мог бы удариться, не было, что и отметили в протоколе. «Зачем ваш брат ввёл себе в вену лидокаин?» – спросили Алексея. «Не знаю, – ответил тот. – Вообще-то за несколько дней до этого он звонил маме и жаловался, что у него сильно болит желудок». (Впоследствии мама это подтвердила, и с детализацией звонков её показания совпадают – действительно звонки на её сотовый с сотового Лаврентия в указанный день были. Кроме того, Лаврентий тогда пожаловался матери на то, что не может сдать математику и спросил, есть ли возможность перевести его на платное, на что мать ответила, что денег нет и надо непременно подналечь на учёбу).

Ни тот, ни другой полицейский не усмотрели в произошедшем ничего криминального. Брат Лаврентия был спокоен, и у них не создалось впечатления, будто он что-то пытается скрыть. Они составили описание места происшествия, из которого следовало, что постельное бельё на диване лежало в беспорядке и было очень грязным. Повсюду в комнате лежали пустые коробки от еды и мешки с мусором. Мусор был и на балконе. На компьютерном столе Лаврентия, стоявшем прямо перед диваном, предназначенным для сна, были пустые тарелки, коробка из-под суши и пиццы.

Полицейские вызвали санитаров морга, оставили для них Алексею постановление об экспертизе трупа и уехали. Приехавшие через некоторое время санитары перевернули труп и положили на носилки. В этот момент Алексей, по его словам, заметил сбоку на рубашке Лаврентия пятно крови. Полицейские не увидели его, т.к. перевернули труп именно на этот бок. Далее он вспомнил, что скоро на самолёте прилетит мать, а она до истерик боится крови, что сама и подтверждает, и позвонил полицейскому, составлявшему протокол, можно ли делать уборку. Тот разрешил, и подтвердил это на следствии. Алексей помыл пол перед диваном и начал заправлять постель, как вдруг обнаружил на ней маленький кухонный нож со следами крови. Он снова позвонил в полицию и сообщил о находке. Приехал тот же полицейский, взял нож руками без перчаток, чего позже не отрицал, и позвонил в морг, чтобы там проверили, есть ли на трупе ножевое ранение, однако дежурный санитар ответил, что экспертов пока нет – посмотреть некому. Тогда полицейский взял нож и унёс его в полицию. Позднее нож был приобщён к вещественным доказательствам, однако отпечатков пальцев на нём выделить не удалось, как и на шприце.

Ночью прилетела мать. Она сделала полную уборку всей квартиры (ведь полицейские дали на это разрешение), помыла пол и выбросила все пустые коробки и мусор. После этого мать легла спать, а Алексей, вспомнив, что перед смертью Лаврентий сидел перед компьютером, решил проверить, что тот смотрел, и открыл историю запросов. Сразу же он обратил внимание на то, что некоторые поисковые запросы касались ножа, обезболивающих лекарственных препаратов, были и запросы о том, куда попадает душа после смерти. Поняв, что брат по какой-то причине совершил самоубийство, Алексей всю ночь изучал их (его просмотры отражены в истории запросов, с которыми можно ознакомиться) и впоследствии скриншоты были приобщены к материалам дела. В них также видны пять ссылок, по которым переходили работники полиции.

На следующий день Алексея и его мать повезли на допрос, поскольку экспертиза трупа обнаружила повреждения на лице, не замеченные полицейскими (в частности, был сломан нос, а на лбу оказались три продолговатые, расположенные под разными углами, вертикальные ссадины длиной от 1 до 2 см). По срединной линии живота на 7 см выше пупа было обнаружено ножевое ранение глубиной в 1,5 см, а след от укола в вену был констатирован уже не на левой, а на правой руке. Причиной смерти Лаврентия была объявлена асфиксия. (Этим термином обозначают смерть от недостатка кислорода по разным причинам). В крови погибшего был обнаружен лидокаин, который, как известно, для внутривенного введения не предназначен, однако доза не была смертельной (с экспертизой можно ознакомиться).

Как выяснило следствие, дверь в квартиру братьев была закрыта на два замка и засов, поэтому проникновение посторонних лиц представлялось нереальным.

Мать Лаврентия утверждала, что сын с детства вёл себя странно. Например, однажды ему захотелось взять котёнка, но ему не разрешили. Тогда он ушёл из дома. Обнаружили его в районе дачи с перебинтованной рукой. Оказалось, он порезал себе вены, а перевязал Лаврентия, с его же слов, сторож садового общества. Лаврентию разрешили взять котёнка, оказавшегося кошечкой. Впоследствии она принесла котят, и Лаврентий, вероятно, случайно, убил одного из них, после чего сбросил погибшего котёнка с третьего этажа и попытался покончить с собой. Он поставил себе инъекцию, но, к счастью, это оказалось что-то безопасное. Со слов матери, Лаврентия водили несколько раз к психиатру, но неофициально, и документальных свидетельств этих визитов представлено не было. Что касается уходов из дома, Лаврентия ставили на учёт в детскую комнату милиции.

Со слов матери, за четыре года до гибели, в возрасте 16 лет, Лаврентий отдыхал с отцом на даче и ушел в неизвестном направлении на несколько дней. Отец заявил, что места здесь опасные, скалистые, и решил пролететь вдоль берега водохранилища на параплане, чтобы обнаружить сына, однако, поскольку участок этот был ему незнаком, мужчина зацепился за провода, упал в воду и утонул. Мать оставила на даче записку, что отец погиб и завтра похороны, и просила возвращаться, т.к. сыновья – это последнее, что у неё осталось, но на похоронах Лаврентий не появился. Позднее он всё же вернулся на дачу и, прочитав записку, наглотался таблеток, но пришедшая мать уговорила его продолжать жить ради неё. С тех пор Лаврентий стал еще более замкнутым, у него появился комплекс вины. Тем не менее, Алексей и его мать никогда не попрекали Лаврентия гибелью отца. Мальчик втянулся в учёбу, хорошо сдал ЕГЭ и поступил в вуз. Как утверждала мать, город Н. Лаврентий выбрал во многом из-за того, что туда поступила девушка, которая ему нравилась ещё в гимназии. Отношения были чисто дружескими и выражались в том, что Лаврентий дарил ей по праздникам различные трогательные подарки, пристраивал её котят и вёл доверительные разговоры, в ходе которых, в частности, сообщил о том, что состоял некогда в интернет-клубе самоубийц и хотел покончить с собой. Историю о трагической гибели отца-парапланериста девушка слышала от самого Лаврентия. Когда был задан вопрос о том, какие у Лаврентия были хобби, она рассказала, что ещё в лицее он увлекался пен-спиннингом – развитием мелкой моторики обеих рук с помощью двух специальных ручек. Молодой человек занимался с помощью видеоупражнений на youtube и демонстрировал свои достижения знакомым, говоря, что таким образом развиваются сверхспособности, т.к. оба полушария мозга начинают работать в равной степени.

Мать Лаврентия и Алексея считала, что сын мог покончить с собой, и одной из причин могла быть неразделённая любовь. В истории компьютера сохранилось, что незадолго до своей смерти Лаврентий просматривал письмо той девушки. Оно было доброжелательным, трогательным, однако его содержание всё же давало понять, что с Лаврентием они останутся только друзьями. Тем не менее, с этой девушкой Лаврентий не общался уже давно даже по Интернету, хотя она училась в том же городе.

Чек на покупку обезоливающего был в квартире обнаружен (см. фото), однако следователь почему-то не сделала вовремя запрос насчёт видеокамер в аптеке, чтобы установить, кем он был куплен (запрос был сделан лишь через 4 месяца после гибели Лаврентия). Покупка совершалась с карты Лаврентия, код от которой, по утверждению матери, она сообщила Алексею только после того, как встал вопрос о том, на какие средства ему хоронить брата. Оказалось, что на карте осталось не более 5 тысяч рублей. Также выяснилось, что Лаврентий в течение нескольких последних месяцев не платил за квартиру, хотя сообщал матери, что задолженностей нет.

В деле имеется молекулярно-генетическая экспертиза, свидетельствующая о том, что пятно на рубашке Лаврентия – это действительно его кровь. Малозаметные, но многочисленные брызги крови младшего брата были также на трусах и даже на нижней части трико. Никаких следов крови на изъятой одежде Алексея обнаружено не было. Не было также найдено каких-либо молекулярно-генетических следов Алексея на одежде Лаврентия.

Алексей прошёл проверку на полиграфе. Судя по общему фону, он находился в сильном стрессе, однако ничего уличающего установлено не было, правда, когда полиграфолог начала перечислять места, где у Лаврентия могло было ранение, тот среагировал на слово «живот». (С точки зрения следствия, Алексей не мог знать о локализации ранения, поскольку оно не было обнаружено полицейскими, приехавшими на место происшествия, а о результате экспертизы трупа, зафиксировавшей ранение на срединной линии живота, он не знал). Тем не менее, Алексей пояснил, что когда санитары морга перевернули тело, укладывая его на носилки, он увидел пятно крови на рубашке.

По мнению матери, никакого конфликта между братьями, который мог бы привести к такой трагедии, быть не могло. Когда Алексей вернулся из армии, она даже обрадовалась, что за ранимым и склонным к одиночеству Лаврентием будет присмотр. Женщина заявила, что покойный муж хорошо обеспечил её, и она обещала сыновьям со временем купить в городе, где учились братья, вторую квартиру, чтобы каждый из них жил отдельно.

Схема травм на лице Лаврентия

Схема ранения на животе Лаврентия

Приложение 2. Объектно-иерархическая модель задачи