Современные исследования портрета XVIII столетия в контексте историографии русской культуры Нового времени

Абрамкин Иван Александрович кандидат искусствоведения старший преподаватель, Факультет истории искусства, кафедра теории и истории искусства, Российский государственный гуманитарный университет 125047, Россия, г. Москва, Миусская площадь, 6 Abramkin Ivan Aleksandrovich PhD in Art History lecturer, School of Art History, Department of theory and history of art, Russian State University for the Humanities 125993, Russia, g. Moscow, 6 Miusskaya sq. ivanabramkin@list.ru Другие публикации этого автора

Для отечественного искусства XVIII века портрет представлял собой не только системообразующий жанр живописи, но и наиболее значимое средство приобщения России к художественной культуре Европы ^{[9, с. 126]}. В связи с этим история развития портрета данного периода отражает как внутрижанровую специфику его бытования, так и общую культурологическую ситуацию, в которой формировалось русское искусство Нового времени. Предметом исследования является историография портретного жанра, рассмотрение которой с применением сравнительно-исторического метода и конкретного анализа научных трудов способствует выявлению самых важных подходов в изучении искусства XVIII столетия. Цель данного историографического обзора состоит не в исчерпывающем освещении наибольшего количества публикаций, а скорее в указании на главные установки и проблемы, которые определяли направление и результаты научных поисков на различных этапах отечественной науки об искусстве. Этот подход, в свою очередь, способствует переосмыслению историографии русского искусства XVIII века, а также выявлению места и значения современных монографий о портретной живописи указанного периода в общей истории изучения отечественной культуры, что обусловливает актуальность исследования. Научная новизна статьи заключается в рассмотрении монографий по искусству портрета в более широком междисциплинарном контексте гуманитарных наук, что позволяет обозначить перспективы дальнейших исследований.

Первым этапом в изучении русского искусства XVIII столетия является деятельность художественного объединения «Мир искусства» на рубеже XIX-XX веков. Заслуга искусствоведческой деятельности «мирискусников» состоит в привлечении научного интереса к русскому искусству XVIII века, которое, тем не менее, исследовалось через сопоставление с западноевропейской художественной традицией того времени и потому воспринималось недоразвитым и ученическим по отношению к иностранному эталону. Этому направлению была близка положительная точка зрения на Петра I, которая связывает начало успехов русской культуры с его реформами. Тем самым главной сложностью для исследователей становится тема влияния. Самым известным представителем этой традиции является А. Н. Бенуа, написавший книгу об особенностях русской художественной школы ^[3]. Другим влиятельным искусствоведом начала XX века, отчасти связанным и с «Миром искусства», был барон Н. Н. Врангель, активно публиковавший заметки о разных аспектах отечественной культуры ^[7]. Им был свойствен весьма уничижительный тон по отношению к русскому искусству.

Вторым этапом в изучении отечественного искусства стала советская марксистская концепция. Важным ее достижением стало пристальное внимание к выявлению специфики русской культуры, позволившее сделать вывод о зарождении новых тенденций не в XVIII веке, как это было принято считать, а уже в XVII столетии ^{[5, с. 21]}. Тем не менее, рассмотрение культурных процессов с учетом их разнообразия и сложности было ограничено господством классового подхода к исследованию искусства, что проявлялось в определении дворянского характера культуры ^{[8, с. 7]}. При существовании феодально-крепостнической системы, воспринимаемой негативно, возникала методологическая необходимость в выделении некоторой области, в которой сосредоточиваются лучшие художественные достижения: таковыми стали народность и реализм ^{[10, с. 3]}. Еще одной важной составляющей этого метода являлся поиск капиталистических отношений в XVIII столетии, что выражалось в анализе производительных сил и негативной оценке дворянства как класса ^{[11, с. 398]}. Основополагающее внимание к экономическим сторонам исторического процесса, отраженное уже в первых трудах марксистской направленности, ставило препятствия для осмысления принципиальных изменений в культуре: так, возможность изучения духовного переворота в эпоху Петра I была ограничена в силу методологических установок марксистской теории ^{[18, с. 5-6]}.

Важным шагом на пути к всестороннему изучению русского искусства XVIII века стал монументальный проект И. Э. Грабаря, в котором утверждается идея о переосмыслении русской культурой западноевропейской традиции ^{[11, с. 8-9]}. Взвешенное отношение к теме влияния оказалось отличительной особенностью трудов советских искусствоведов во второй половине XX века. Первым в этом ряду стоит назвать А. М. Эфроса, который создает цельную историю развития русского искусства XVIII-XIX веков, отличающуюся пристальным вниманием к условиям формирования и задачам русской культуры Нового времени в эпоху Петра I ^[21]. Более подробно тема влияния освещается в исследованиях О. С. Евангуловой и Д. В. Сарабьянова: так, О. С. Евангулова высказывает мысль о том, что влияние является нормальным фактом существования художественной культуры ^{[9, с. 9]}, а Д. В. Сарабьянов, используя опыт литературоведения, утверждает, что влияние ничего не умаляет в искусстве и должно восприниматься как нечто обязательное для его развития ^{[16, с. 34]}.

Необходимым аспектом, дополняющим рассмотрение темы влияния, является исследование отношения русской культуры к западной традиции, которое было осуществлено в трудах Ю. М. Лотмана. Семиотический подход, основанный на отношении к культуре как к некоторому механизму, позволяет отстраниться от многих историографических традиций, оказывающих порой незаметное воздействие на размышления ученого. В статье «Роль дуальных моделей» Ю. М. Лотман переосмысляет стереотип о новизне русской культуры XVIII века, демонстрируя на многочисленных примерах существование двух полярностей, которые в зависимости от исторического периода получают разное значение в развитии русской культуры ^{[14, с. 107]}. Тем самым ответственность за коренные переломы в духовной сфере частично снимается с исторических деятелей (в том числе с Петра I) и переносится на саму культуру, которая является живым и самодостаточным организмом с собственными законами развития. Особой исследовательской тонкостью отмечено размышление Ю. М. Лотмана о западных влияниях в русской культуре: Запад был определенным внутренним образом самой русской культуры, некоей ценностной характеристикой, что обусловило быстрые темпы развития художественной сферы в XVIII веке ^{[15, с. 87]}. Однако этот образ не воспринимался только положительно, так как русская культура осторожно относилась к иностранному влиянию и чувствовала в нем потенциальную опасность – попытку изменить национальную идентичность ^{[14, с. 113]}. Таким образом, исследования советских ученых во второй половине XX века позволили изменить отношение к фактору влияния в развитии русской культуры и, как следствие, обусловили ее новое понимание как самостоятельного и сложного явления, которое сочетало стремление к быстрому освоению западноевропейского опыта с постоянной ориентацией на собственные традиции.

Представление о самодостаточности русской культуры было дополнено в 1980-е годы монографиями по истории философии, освещающими специфику отечественной мыслительной традиции, которая отличалась особенным значением антропологической проблематики. Первой из них является книга А. П. Валицкой «Русская эстетика XVIII века». Ученый определяет проблему человека основополагающей для русской культуры со времен Петра I, когда Ф. Прокопович, будучи главным представителем «ученой дружины», стремится найти место личности в изменившемся мире ^{[5, с. 41-42]}. В середине столетия существенной особенностью становится соотношение философского и художественного познания. Так, в трудах Г. Н. Теплова утверждается, что философия необходима в любом художестве, которое, в свою очередь, помогает открывать философские истины ^{[5, с. 65-66]}. В эстетике масонов задача художника заключается в изображении «стройства», которое проявляется благодаря привнесенному чувству красоты – тем самым возникает идея субъективного эстетического критерия, важная для последней четверти XVIII века ^{[5, с. 137]}. Главному выразителю сентиментализма в литературе Н. М. Карамзину был свойствен антропоморфизм эстетических взглядов, совмещенный с приоритетом чувственного познания: именно чувственные впечатления первичны и направляют усилия разума ^{[5, с. 179-180]}.

Вторая монография – книга А. И. Болдырева «Проблема человека в русской философии XVIII века» – непосредственно посвящена антропологическому аспекту в отечественной мысли. Импульсом для написания работы стал стереотип об отсутствии оригинальной мысли в России того времени, что становилось иллюстрацией отставания страны от Запада ^{[4, с. 6-7]}. Ученый отмечает, что вопрос целостности и связанный с ним вопрос природы человека были основополагающими не только для России, «отстающей» от Запада, но и для всей европейской культуры эпохи Просвещения ^{[4, с. 19]}. Более того, представители отечественной философии позволяли себе оспаривать концепции виднейших мыслителей западной школы: А. М. Брянцев не соглашался с Г. Лейбницем и утверждал, что целое больше суммы частей ^{[4, с. 29]}. В противовес тенденциям западной философии искать истину в подробном логическом обосновании одной субстанции русские мыслители стремились к синтезу: Д. С. Аничков отстаивал идею взаимосвязи души и тела, а Я. П. Козельский – сенсуализма и рационализма ^{[4, с. 35-37]}. Невозможность четко разграничить душевную и разумную стороны в человеке отмечал М. М. Щербатов, который стремился к единому методу, объединяющему естественно-научные и этико-гуманитарные дисциплины ^{[4, с. 72]}. Самым ярким выразителем концепции человека в XVIII веке был А. Н. Радищев, утверждавший идею целостности, неразрывной связи души и тела, из которой возникала мысль о человеке как микрокосме ^{[4, с. 57]}. Таким образом, более подробное изучение философского контекста русской культуры этого периода позволило выявить не только ее общность с западноевропейскими странами, но и ярко выраженную специфику, обусловленную особым пониманием природы человека в отечественной традиции.

Современный, постсоветский этап изучения отечественной культуры отличается совмещением достижений советских исследований в области истории искусства, семиотики, эстетики и антропологии, которое приводит к более широкому пониманию проблемы человека в XVIII столетии как в области философии, так и в сфере искусства. В 1990-е годы были написаны труды, позволившие расширить представления о специфике русской философской и культурной традиции. Первым из них является книга Т. В. Артемьевой «История метафизики в России XVIII века». Т. В. Артемьева углубляет понимание особенностей русской философии, тем самым развивая положения труда А. И. Болдырева. Специфика русской философии выражалась в особых типах текстов и отличном от Запада образе мышления. В России не распространилась форма философского трактата, отличающегося предельной логичностью и сухостью, так как была сильна установка на связь слова и дела ^{[2, с. 87]}. Образ же мышления характеризовался метафоричностью, с чем и связана мировая известность русской литературы, воплотившей в себе отечественную мысль ^{[2, с. 98]}. Русским философским текстам свойственна цельность и неопределенность ^{[2, с. 175]}, но благодаря особенной образности возникает преемственность идей XVIII-XX веков, своеобразное общее поле философии, которое позволяет понимать не только прошлое, но и настоящее ^{[2, с. 299]}. Исключительное место в русской культуре занимает и проблема человека, которая имеет сакральный характер ^{[1, 290]}, что очень важно для понимания искусства портрета. Исследователь рассматривает причины влияния разных философских традиций: французская воспринималась как идеал культуры, некий парадиз, английская – своей практичностью отвечала жизненным потребностям русского общества, а немецкая – была идеальной формой для преподавания ^{[2, с. 51-52]}.

Вторым важным исследованием является книга Л. А. Черной «Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени». Ученый придерживается школы философской антропологии, для которой человек является центром исследования и основой для построения моделей культуры. Л. А. Черная для описания культуры использует такие пары понятий, как «открытость-закрытость», «равенство-неравенство» и другие, вследствие чего возникают категоричность суждений и преимущественный взгляд на достоинства нового через ограниченность старого ^{[19, с. 39-40]}. Тем не менее, в работе очень убедительно выражено отношение к теме влияния: его восприятие и другого художественного языка возможно только зрелой культурой, которая находится на сопоставимой стадии развития ^{[19, с. 10]}.

Представляется закономерным тот факт, что значительные достижения в осмыслении философских и художественных особенностей русской культуры на современном этапе сочетаются с большим количеством "теоретических трудов по отдельным проблемам искусства XVIII столетия" ^{[16, с. 14]}. Исследования портретной живописи отличаются проблемно-тематическим принципом ее рассмотрения, существенно отличающимся от монографий предшествующих этапов.

Первой в этом ряду является книга А. В. Лебедева «Тщанием и усердием. Примитив в России XVIII – середины XIX века», посвященная заполнению пробела в отечественном искусствознании между профессиональным и народным искусством. Исследование имеет проблемно-теоретический характер: целью автора является не воссоздание полной картины указанного явления, а выработка подходов к изучению его разнородных элементов ^{[13, с. 30]}. Ученый дает подробную и содержательную историографию изучения примитива и выделяет три стадии в его развитии (стадиальный, социально-этический, эстетический). Важным достижением автора является методологическая точность в определении границ используемых терминов: фольклор и лубок, провинциальное и столичное искусство, дворянский дилетантизм и альбомная культура, религиозная живопись и иконопись. А.В. Лебедев последовательно освещает значимые аспекты художественной жизни в провинции, среди которых важное место занимает портретная живопись (специфика портретной галереи и фамильного портрета), и сопровождает текст уместным использованием разнообразных источников: документы, воспоминания, цитаты из литературных произведений помещают примитив в широкий историко-художественный контекст. Одним из результатов исследования становится постижение психологии создания примитива и его амбивалентной природы, которая проявляется в ориентации и на ученое искусство, и на фольклор. Монография А. В. Лебедева не только дополняет представления о развитии русского искусства XVIII – первой половины XIX века, но и ставит новые проблемы в его изучении: применительно к портретной живописи это, в первую очередь, соотношение столичного и провинциального портрета, то есть взаимодействие шедевров с массовыми произведениями.

Следующим важным исследованием является монография Т. А. Чебанюк «Человек и эпоха в русском портрете XVIII века». Книга относится к направлению культурной антропологии, которая предполагает осмысление эпохи через мироощущение личности. Автор выделяет несколько этапов в отношении человека к окружающему миру: «человек деятельный» (время Петра Великого), «человек просвещенный» (вторая и третья четверть XVIII столетия) и «человек чувствительный» (рубеж XVIII-XIX веков). Данный подход позволяет, с одной стороны, уделить большое внимание значимым аспектам русского искусства указанного времени, к числу которых относятся положение женщины и художника в культуре, причины преобладающего развития портрета, наличие канона изображения как типичная черта отечественной художественной ситуации, но с другой – содержит ряд неоднозначных утверждений. Мысль о завершенности истории русского искусства в области искусствоведения ^{[20, с. 3]} представляется спорной в силу сохранения нерешенных научных проблем (соотношение портрета и стиля, разграничение художественных направлений на рубеже XVIII-XIX веков), тогда как выбор в качестве авторитетного определения самого термина «портрет» варианта Л. С. Зингера ^{[20, с. 38]} демонстрирует ориентацию автора на устаревшие концепции в исследовании этого жанра (подробнее об этом: ^[1]). Тем не менее, изучение портретной живописи с позиций культурной антропологии является перспективным шагом для рассмотрения данного феномена в более широком междисциплинарном контексте.

Следующим исследованием является монография А. А. Карева «Классицизм в русской живописи», которая посвящена всестороннему рассмотрению этого художественного явления в отечественной культуре XVIII века, включающему в себя вопросы эстетической программы и развития жанров. Центральное место в монографии как по объему, так и по характеру изложения, занимает изучение портретной живописи, которое позволяет приблизиться к одной из важнейших проблем в истории изучения этого жанра – соотношение портрета и стиля. Рассмотрение материала осуществляется согласно типологическому принципу: классификация по типам изображенной модели, состоящая из четырех элементов (образ императрицы, дворянина, красавицы и совершенного человека), дополняется внимательным изучением возникновения, развития и взаимосвязи парадного и камерного изображения, которые представляют собой главные варианты портретной характеристики и присутствуют в указанных выше разновидностях ^{[12, 124-125]}. Повествование сопровождается включением исторических фактов, разъяснением специфики аллегорического языка (понятия красоты, добродетели, антикизации) и выявлением значения разнообразных предметов в культуре (ордена, медали, костюм, аксессуары). Частым приемом описания произведения становится сопоставление живописного портрета со словесным, восходящее к популярной идее взаимодействия слова и изображения в культуре XVIII столетия. Тем не менее, это сравнение недостаточно обращено к подробному исследованию живописного и литературного произведений с помощью методологического аппарата искусствоведения и литературоведения соответственно, что потенциально могло бы усилить обоснованность и точность в применении принципа обратного иллюстрирования.

Примером приложения философского подхода к жанру портрета является монография Г. В. Вдовина «Персона. Индивидуальность. Личность. Опыт самопознания в искусстве русского портрета XVIII века». Особенный интерес вызывает периодизация отечественного искусства указанного периода на три этапа согласно критерию «становления особи в России»: от персоны через индивидуальность к личности ^{[6, с. 17]}. Важно то, что подобное деление не носит строгого хронологического порядка, так как видные мастера (к примеру, А. М. Матвеев и Ф. С. Рокотов) опережали время, выражая в своем творчестве черты, ставшие нормой только для следующих поколений живописцев. Несмотря на обобщенный подход, признаваемый самим автором ^{[6, с. 11]}, Г. В. Вдовин обозначает ряд важных идей, требующих более пристального внимания исследователей: реабилитация женщины как один из главных нервов русской культуры XVIII века; свойственная сентиментализму риторика образов при внешней свободе их изображения; огромное значение незаметного на первый взгляд стиля рококо, который во многом и обеспечил пристальное внимание к внутреннему миру человека, что нашло отражение в портретах лучших русских мастеров на протяжении всего XVIII столетия (А. М. Матвеев, Ф. С. Рокотов, В. Л. Боровиковский).

Итак, историографический обзор работ, посвященных русской культуре XVIII века, позволил проследить историю становления и развития основных подходов к ее изучению на разных этапах отечественной науки. Интерес к искусству XVIII столетия зародился на рубеже XIX-XX веков у «мирискусников», которые воспринимали отечественное искусство того времени отсталым по сравнению с западноевропейскими странами и тем самым актуализировали две проблемы: влияния и положительной оценки реформ Петра I. В первых исследованиях советского периода акцент сместился на изучение специфики русской культуры, которое привело к важной мысли о зарождении новых тенденций уже в XVII столетии, но характеризовалось недостаточным вниманием к духовным процессам в обществе. Во второй половине XX века сформировалось представление о самодостаточности и сложности русской культуры XVIII столетия благодаря достижениям различных гуманитарных наук: в истории искусства был переосмыслен фактор влияния, в семиотике возникла идея о культуре как об особом независимом механизме, а в истории философии был выявлен особый характер интерпретации общечеловеческих проблем в России того времени по сравнению с западноевропейскими странами. На современном, постсоветском этапе углубление философского и антропологического аспектов в изучении русской культуры XVIII столетия обусловило расширение проблематики в исследовании портретной живописи: взаимодействие столичного и провинциального искусства, отражение в произведении личности эпохи, соотношение стиля и портрета, эволюция самосознания личности в искусстве.

Таким образом, современные монографии по портрету XVIII столетия в контексте историографии русской культуры демонстрируют не только общность антропологической проблематики для истории философии и истории искусства, но и необходимость междисциплинарного подхода, который в перспективе способен решить важную методологическую задачу – представить портрет как средство для понимания мироощущения людей ушедших эпох.