Библиотека
|
ваш профиль |
Политика и Общество
Правильная ссылка на статью:
Карпов Г.А.
Зимбабвийская диаспора Великобритании: специфика первого поколения мигрантов
// Политика и Общество.
2018. № 6.
С. 1-12.
DOI: 10.7256/2454-0684.2018.6.26443 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=26443
Зимбабвийская диаспора Великобритании: специфика первого поколения мигрантов
DOI: 10.7256/2454-0684.2018.6.26443Дата направления статьи в редакцию: 25-05-2018Дата публикации: 01-06-2018Аннотация: Волна террористических атак, захлестнувшая западноевропейские страны в 2010-х гг., на фоне стремительного изменения этнического и религиозного состава населения в этом регионе лишний раз свидетельствует об актуальности исследования процессов, протекающих среди национальных меньшинств. Особый интерес в этой связи вызывают сообщества, относительно недавно обосновавшиеся в странах ЕС, прежде всего, африканские. В представленной статье автор делает попытку изучения зимбабвийской диаспоры современной Великобритании. Детально рассмотрены ключевые показатели миграции и каналы прибытия зимбабвийцев на Британские острова в 1990-2000-х гг. Глубокому анализу подверглись аспекты внутреннего развития диаспоры, ее профессиональный состав, проблема занятости, а также роль африканских церквей в повседневной жизни приезжих. В ходе работы над статьей в сочетании с историческим и структурно-функциональным подходами применялся метод статистического анализа. Зимбабвийцы Великобритании входят в пятерку наиболее многочисленных африканских диаспор страны. Им присуще хорошее владение английским языком и относительно высокий уровень образования. Абсолютное большинство приезжих из Зимбабве – это мигранты в первом поколении из народов шона и ндебеле. Состав диаспоры отличается крайней неоднородностью при заметной доле лиц с неясным миграционным статусом. Мигранты из Зимбабве выделяются активной социальной позицией и специфической окончательно несформированной идентичностью, в основе которой лежит этно-лингвистическая солидарность и традиционные ценности. Примечателен факт сохранения британскими зимбабвийцами тесных связей с исторической родиной, куда со стороны диаспоры для поддержки близких происходит регулярный трансфер денежных средств и других материальных ценностей. Ключевые слова: Миграция, Идентичность, Занятость, Великобритания, Зимбабве, Африка, Беженцы, Интеграция, Мультикультурализм, ДиаспораAbstract: The wave of terrorist attacks that permeated the Western European countries in 2010’s, on the background of rapid transformations in ethnic and religious composition of the population in the region, once again testifies to the relevance of studying the processes taking place among the national minorities. Particular interest in this regard present the communities, that relatively recently have settled in the EU states, namely the African. An attempt is made to examine the Zimbabwean diaspora in modern Great Britain, meticulously researching the key immigration indexes and arrival channels of the Zimbabweans to the British Islands over the period of 1990 – 2000’s. The author analyses the aspects of inner development of the diaspora, its professional composition, problem of employments, as well as the role of African churches in everyday life of the newcomers. The Zimbabweans of Great Britain are one of the five numerous African diasporas in the country, with good language proficiency and relatively high level of education. Absolute majority of the newcomers from Zimbabwe are the migrants of first generation from the ethnic groups of Shona and Ndebele. The composition of the diaspora is characterized by the extreme heterogeneity with notable percentage of persons of uncertain migration status. Migrants from Zimbabwe stand out in their active social position and specific not fully formed identity based on the ethno-linguistic solidarity and traditional values. It is a notable fact that the British Zimbabweans retain close relation with the historical motherland, regularly transferring financial support to their relatives. Keywords: Migration, Identity, Employment, United Kingdom, Zimbabwe, Africa, Refugees, Integration, Multiculturalism, Diaspora
В колониальное время о мигрантах из Родезии, как тогда называлось Зимбабве, практически ничего неизвестно. В постколониальную эпоху эта часть Британской империи добилась признания и независимости только в 1980 г. Соответственно, и массовая миграция из Зимбабве началась гораздо позже, чем из большинства других африканских колоний, ставших самостоятельными государствами в 1960-х гг. По времени образования заметной по численности диаспоры в Великобритании с приезжими из Зимбабве, вероятно, могут конкурировать только сомалийцы, массовая миграция которых также пришлась на 1990-2000-е гг.[1] Основной рост зимбабвийской диаспоры произошел в 2000-е гг. В 1971 г. в Великобритании официально насчитывалось около 7 тыс. зимбабвийцев, в 1981 г. – уже 16 тыс., в 1991 г. – более 27 тыс., в 2001 г. – 47 тыс.[2] В 2014 г. в Великобритании проживало приблизительно 120 тыс. мигрантов из Зимбабве[3]. Таким образом, зимбабвийцы в стране составляют сейчас не менее 10% от общей численности приезжих из стран Субсахарной Африки. Политическая и экономическая нестабильность Зимбабве обусловила колоссальный отток населения из страны на рубеже веков. Точных сведений о численности населения современного Зимбабве нет. Приблизительная оценка в 13 млн. человек при опять же примерной оценке общей эмиграции последних десятилетий в 3-4 млн. человек дает представление о колоссальном масштабе выезда людей из этой страны[4]. До 2002 г. между Великобританией и Зимбабве существовал безвизовый режим, позволивший многим зимбабвийцам перебраться на Британские острова. Только за период с 1990 г. по 2005 г. в страну въехало 395 тыс. граждан Зимбабве. Не все из них остались на Туманном Альбионе, но даже если большая часть выехала обратно на историческую родину, счет зимбабвийцам в Великобритании уже пошел на десятки тысяч. Введение британскими властями визового режима с Зимбабве в 2002 г. вынудило многих мигрантов перейти на нелегальное положение[2, p. 6-7]. Основным источником о численности зимбабвийских общин Великобритании остаются данные Национальной статистической службы («Office for National Statistics»), регулярно публикующей результаты масштабных декадных переписей (1991 г., 2001 г. и 2011 г.) и ежегодных промежуточных исследований о численности и составе населения страны. Данная тема довольно широко представлена в западной историографии, приступившей к активному изучению зимбабвийских мигрантов в начале 2000-х. Здесь нельзя не отметить работы таких исследователей, как Элис Блох (Alice Bloch), Доминик Пасура (Dominic Pasura), Джоан Макгрегор (Joann McGregor). Определенный недостаток фундаментальных исследований, посвященных зимбабвийцам Великобритании, возможно, обусловлен относительно недавним по историческим меркам формированием этой диаспоры, продолжающимся по сегодняшний день. В поле зрения отечественных ученых эта сторона современного развития этнической карты Великобритании практически не попадала, остается слабо изученной.
Основные этапы и каналы миграции
Как уже случалось с другими бывшими африканскими колониями, первой волной мигрантов из Зимбабве в Великобританию стали собственно британцы, не сумевшие приспособиться к специфике молодой африканской государственности. Примерные подсчеты свидетельствуют о том, что в период с 1980 г. по 1984 г. страну покинуло около 50-60 тыс. белых жителей[2, p. 6]. Их доля в общем составе населения Зимбабве сократилась приблизительно с 5% в 1971 г. до 3% к 1980 г., а затем до 1% в 1987 г. После начала в 1999 г. насильственного выселения белых фермеров с передачей их земель коренному населению отток европейского населения стал необратимым. В настоящий момент доля населения европейского происхождения в этой африканской стране ничтожна. Существуют различные варианты периодизации миграции из Зимбабве в другие страны (не только Великобританию). Наиболее дробный подход подразумевает пять основных этапов. Первый этап относится еще к колониальному периоду – это политическая миграция (преимущественно в ЮАР) представителей коренного населения в ходе борьбы за независимость. Второй этап – выезд зимбабвийцев европейского происхождения после получения страной независимости в 1980 г. Третий этап связан с конфликтом в Матабелеленде в 1980-х гг. между шона и ндебеле, спровоцировавшим миграцию последних. Эмиграция высококвалифицированных специалистов с начала 1990-х гг. из-за экономических трудностей и политических неурядиц в стране определяется как четвертый этап. Пятый, стало быть, современный, этап начинается на рубеже 1990-2000-х гг. после запуска земельной реформы на фоне продолжающегося экономического спада[4]. Конечно, мигранты из Зимбабве выезжали не только в Великобританию. Популярными странами были ЮАР, Ботсвана, США. Опрос 2001 г., проведенный среди 900 высококвалифицированных специалистов из Зимбабве, показал, что 20% эмигрантов хотели бы переехать в Великобританию, а 27% - в США. После обретения Зимбабве независимости в 1980 г. Великобритания довольно быстро вошла в число популярных пунктов эмиграции, поколебав позиции ЮАР, как наиболее часто упоминаемого пункта назначения, который зимбабвийцы указывали при выезде из страны в 1980-х гг. В 1980-1981 гг. только 11% мигрантов выехали из Зимбабве в Великобританию, а 62% - в ЮАР. В 1982-1983 гг. соотношение стало 52% и 11%, в 1984-1985 гг. – 40% и 14%, в 1986-1987 гг. – 16% и 20%, в 1988-1989 гг. – 20% и 17%, в 1990-1991 гг. – 13% и 23%, в 1992-1993 гг. – 7% и 26%, в 1994-1995 гг. – 12% и 25%, в 1996-1997 гг. – 15% и 22%[5]. За период с 2004 г. по 2015 г. приезжие из Зимбабве получили в Великобритании 65 тыс. видов на жительство, максимальное число разрешений было выдано в 2010 г. (9,8 тыс.), минимальное – в 2006 г. (3,4 тыс.), отказы в выдаче вида на жительство получили 3,9 тыс. заявителей. Чаще всего основанием для выдачи вида на жительство зимбабвийцам служило воссоединение семей (21,1 тыс. разрешений выдана детям), получение статуса беженца (8,2 тыс.) и длительность работы (5 лет и более) в стране (7,9 тыс.)[6]. В период с 2001 г. по 2010 г. Зимбабве стабильно входило в десятку стран, чьи граждане наиболее часто просили убежище в Великобритании[7]. Получение статуса беженца стало для приезжих из Зимбабве одним из популярных каналов прибытия в Великобританию во многом благодаря высокому проценту одобрения заявок на предоставление убежища (около 26%). По мере снижения притока беженцев из этой страны, ужесточения миграционного законодательства и визового режима, количество заявок на получение статуса беженца с начала 2010-х гг. пошло на убыль. За период с 2002 г. по 2016 г. британские власти приняли от зимбабвийцев 38 тыс. заявок на предоставление убежища (максимум в 2002 г. – 8 695, минимум в 2016 г. - 299), одобрено из них было 10 тыс. (максимум в 2009 г. – 2 816, минимум в 2016 г. - 50)[8]. Пиковых значений предоставление мигрантам из Зимбабве британского гражданства закономерным образом достигло также в 2000-е гг. За период с 1990 г. по 2000 г. всего 3 176 зимбабвийцев получили британский паспорт, максимум (449 паспортов) - в 2000 г., минимум (158 паспортов) – в 1997 г. С 2001 г. по 2016 г. уже 60 432 выходца из Зимбабве получили британский паспорт, максимум (7 703 паспорта) - в 2009 г., минимум (547 паспортов) – в 2001 г. Всего же за период с 1990 г. по 2016 г. включительно британскими паспортами обзавелись 63 608 зимбабвийцев[9]. Обычно основанием для получения британского гражданства мигрантами из Зимбабве становилась длительность проживания в стране и приобретение гражданства детьми. Например, с 2004 г. по 2015 г. власти страны выдали зимбабвийцам 53 218 паспортов, из них на основании места и длительности проживания - 30 397 паспортов, а детям– 10 328 паспортов[10]. Разнообразие каналов прибытия зимбабвийцев в Великобританию дает и достаточно пеструю картину в оценке правовых оснований для пребывания в стране. По данным на середину 2000-х гг., 14% приезжих из Зимбабве имели гражданство Великобритании, 27% - рабочую визу, 13% - студенческую визу, 5% - статус беженца, 19% - вид на жительство, 10% находились в стадии ожидания ответа о предоставлении убежища[11]. Приведенные выше официальные цифры о численности зимбабвийской диаспоры Великобритании, как полагает ряд независимых источников, могут значительно уступать цифрам реальным, включающим нелегальных мигрантов и граждан других государств. Многие зимбабвийцы для облегчения въезда в Великобританию получают гражданство Замбии и Малави[2, p. 7-14]. По мнению лидеров самой диаспоры, уже в 2006 г. в Великобритании проживало от 200 тыс. до 500 тыс. зимбабвийцев. В СМИ можно найти цифру 600 тыс. человек[2, p. 6]. Есть оценки исследователей в 200 тыс. мигрантов[4]. Даже если эти данные очевидно преувеличены, то все равно проблема нелегальной миграции для зимбабвийской диаспоры остается весьма актуальной. Вероятно, что почти утроение численности мигрантов из Зимбабве за десять лет (по данным переписей 2001 г. и 2011 г.) обусловлено не столько приездом новых мигрантов, сколько легализацией уже находящихся в стране зимбабвийцев. В целом численность приезжих из Зимбабве, задерживаемых за нарушения при въезде и выезде из Великобритании, совсем не велика, в пределах 100-200 человек ежегодно[12]. Большая часть зимбабвийских мигрантов африканского происхождения покинула страну по совокупности экономических, политических и социальных факторов, каждый из которых по отдельности мог бы и не стать последней каплей в принятии решения о выезде. В комплексности внутренних проблем кроются реальные мотивы эмиграции. Отвечая на вопросы о причинах миграции, британские зимбабвийцы в 2000-х гг. почти никогда не указывали только на одну причину. Наиболее часто (36%) звучали проблемы в экономике и безработице, не намного реже (33%) – политическая ситуация в Зимбабве, обучение за рубежом (23%), воссоединение с семьей (7%)[11, p. 293]. Разнообразие каналов и мотивов миграции нашло отражение и в сложном положении зимбабвийцев на новой родине.
Реалии жизни первого поколения мигрантов
Как это нередко бывает с мигрантами первого поколения, одним из наиболее животрепещущих вопросов сразу встает поиск работы в принимающем обществе. Абсолютное большинство зимбабвийцев, приезжавших в Великобританию в 1990-х и 2000-х гг., имели высокое образование и хороший уровень владения английским языком. У себя на родине они были средним классом, занимали престижные вакансии в сфере финансов, управления, маркетинга. Однако подобное образование и навыки оказались совершенно не востребованы в Великобритании. Зимбабвийцы были вынуждены осваивать низкоквалифицированные специальности. В 2000-х гг. многие мигранты из Зимбабве трудоустроились в сфере здравоохранения, чаще всего, на должностях младшего медицинского персонала. Можно выделить две основные группы медицинских работников Великобритании, имеющих зимбабвийское происхождение. К первой группе относятся приезжие, совсем не имеющие медицинского образования (нередко вообще выпускники школ), которые сперва проходили полноценные курсы медсестер и только потом могли официально выйти на работу. Вторая группа – это квалифицированные медсестры и врачи, которым для трудоустройства по специальности надо было пройти лишь краткий курс переподготовки под британские стандарты[13]. Социальная сфера экономики Великобритании, особенно в области ухода за инвалидами и пожилыми людьми, постоянно испытывает нехватку младшего медицинского персонала – уборщиков, сиделок, медсестер. Дефицит кадров обусловлен увеличением лиц преклонного возраста, а также слабой востребованностью данных вакансий среди британского населения в силу крайне низкой зарплаты, тяжелых условий труда, отсутствия возможностей для карьерного роста. Приватизация этой индустрии, начавшаяся в начале 1990-х гг., также способствовала росту потребности в кадрах. К середине 2000-х гг. доля частного сектора была уже не менее 60%. Общее количество занятых в области ухода за людьми, по разным оценкам, составляет 1-1,5 млн. человек (с абсолютным преобладанием женщин)[14]. Основными работодателями для зимбабвийцев (как впрочем, и для других мигрантов) в сфере ухода являются мелкие частные компании, созданные, как правило, либо бывшими сотрудниками системы здравоохранения, либо бывшими чиновниками на местах. Распространена практика, когда для работы в одной компании набирают сотрудников одного этнического происхождения или из одной диаспоры. Неясный миграционный статус многих зимбабвийцев создает массу возможностей для злоупотреблений в их отношении. Жалобы на нарушения трудового законодательства со стороны персонала в этой сфере крайне редки, потому что, как правило, заканчиваются не только штрафами для компаний, но и депортацией нелегально работавших приезжих, а в этом никто не заинтересован[14, p. 811]. Отсутствие возможности реализовать свой опыт и навыки в Великобритании для многих зимбабвийцев стало сильным психологическим шоком, сочетающимся с пониманием, что труд в медицинских учреждениях на низких должностях - это отнюдь не кадровый трамплин на новой родине, а скорее болото, в котором, чем дольше находишься, тем сложнее вырваться. Подобного рода деятельность среди зимбабвийцев прочно ассоциируется с домашним бытом женской половины населения. В Великобритании мужчинам пришлось занимать вакансии сиделок, что серьезно подорвало семейные устои и положение мужчины, как авторитета для домочадцев. Работа в сфере ухода за недееспособными крайне скверно воспринимается соотечественниками приезжих. Традиционная культура Зимбабве подразумевает, что близкие заботятся о пожилых родственниках, а не сдают их в частные дома престарелых[14, p. 812-820]. Абсолютное большинство приезжих из Зимбабве – это мигранты в первом поколении, сохраняющие тесные связи со страной исхода, несмотря на довольно серьезную неоднородность самой диаспоры, включающей трудовых мигрантов, беженцев, студентов, нелегалов. Контакт с исторической родиной поддерживается главным образом благодаря мобильной связи, Интернет и денежным переводам. Более 90% зимбабвийцев имеют близких родственников в стране исхода (15% - супруга или партнера, 24% - ребенка или даже нескольких детей, 70% - родителя или родителей, 50% - братьев, сестер и других близких). Не реже одного раза в неделю с родственниками за рубежом контактируют около 70% зимбабвийцев, каждые две недели – 16%, раз в три-четыре недели – 11%. 56% тех, кто последний раз бывал в Зимбабве в 1993 г. и ранее, общается со своими родственниками на еженедельной основе. Около половины зимбабвийцев регулярно (более одного раза в год) посещают историческую родину[11, p. 293]. Английский язык среди выходцев из Зимбабве достаточно распространен, это официальный язык страны. Большая часть коммуникаций среди зимбабвийских мигрантов по каналам радио, телевидения, переписки и Интернет идет посредством английского. В силу дешевизны, простоты организации вещания и доступности для масс особенно популярны в этой диаспоре интернет-радиостанции, их насчитывается более шести. Печатные СМИ, ориентированные на эту диаспору, в Великобритании практически отсутствуют. Популярны интернет-ресурсы, прежде всего, thezimbabwemail.com, newzimbabwe.com, zimdaily.com. При повседневном общении зимбабвийцы нередко используют родные языки, прежде всего, шона и ндебеле, которые также могут служить и способом определения принадлежности к той или иной общине в рамках всей диаспоры[15]. По данным исследований на основании опросов зимбабвийцев, в 2005 г. три четверти (71%) мигрантов говорили на шона, треть (32%) владели ндебеле, еще 12% знали и шона, и ндебеле, 12% выходцев из Зимбабве родным и основным языком назвали английский (вероятно, речь идет о мигрантах британского происхождения)[11, p. 291]. Для отправки в Зимбабве материальной помощи мигранты часто используют неформальную расчетную систему «хавала», полностью закрытую и автономную от западных банковских и финансовых институтов[4, p. 1445-1461]. По данным на середину 2000-х гг., около 80% зимбабвийцев отправляют средства для поддержки семей, 8% - на строительство дома и приобретение недвижимости, 4% - для инвестирования в бизнес. Характерно, что деньги отсылают и те, кто работает (81% работающих), и те, кто не работает официально (49% не работающих) по тем или иным причинам. 41% зимбабвийцев делают переводы чаще одного раза в месяц, 38% - каждые один-два месяца, 22% - реже одного раза в два месяца. Деньги на историческую родину приходят от мигрантов с практически любым достатком, разница лишь в размере денежных переводов. Зимбабвийцы, чей ежемесячный доход менее 500 фунтов стерлингов, отправляют ежемесячно, как правило, не более 100 фунтов стерлингов. Ежемесячный доход от 1000 до 2000 фунтов стерлингов позволяет приезжим отправлять в среднем от 100 до 200 фунтов стерлингов в месяц. Лица с доходом более 2 500 фунтов стерлингов в месяц могут позволить себе ежемесячные переводы размером свыше 200 и даже 300 фунтов стерлингов. Вероятность материальной помощи родственникам, живущим в Зимбабве, со стороны тех, кто имеет законные основания для трудоустройства, и тех, кто владеет недвижимостью в Зимбабве, приблизительно в шесть и четыре раза выше, соответственно, чем со стороны тех, кто легально работать не может и собственности не имеет. Практикуется не только денежная поддержка, но и помощь товарами и услугами, прежде всего, одеждой, книгами, бытовой техникой, электроникой, медикаментами, предоставлением временного жилья и консультаций по миграции в Великобританию[11, p. 295-298]. С проблемами и вызовами, описанными выше, зимбабвийцы стараются справляться едва ли не единственным доступным для них способом – сплоченностью, солидарностью, сохранением идентичности и традиционных взглядов. Трудности и более чем холодный прием со стороны британского общества сплачивают первопроходцев.
Вопросы идентичности и влияние религии
Африканскую идентичность в настоящее время точно определить довольно затруднительно. Можно выделить несколько общих моментов, но доскональное изучение африканской идентичности неизбежно пересекается с проблематикой африканской философии, еще менее изученными явлением, чем идентичность. Завершение европейской гегемонии эпохи колониализма и неоколониализма в Африке породило целый научный дискурс, направленный на формирование собственной философской школы, свободной от европоцентристских установок, с опорой на традиционное африканское мировоззрение. Добавит ли африканская философия, ориентированная, в первую очередь, на концептуальные и теоретические вопросы африканской культуры, ясности при изучении африканской идентичности или наоборот, усложнит это понятие? Сам термин «Африка» для африканцев несет, прежде всего, географическое содержание, он никогда ранее не использовался коренными народами континента для обозначения самих себя[16]. Следовательно, имеем ли право при анализе самоидентификации мигрантов с этого континента применять термин «африканский»? Достаточны, полезны и применимы ли традиционные способы мышления к сфере определения идентичности и современным потребностям Африки вообще? Точные ответы на эти и многие другие вопросы, касающиеся африканской идентичности и философии, пока дать невозможно, однако, некоторые особенности ментальности и образа жизни африканских мигрантов игнорировать уже не получится. К числу таких особенностей можно отнести стремление к общинности, как к основополагающей ценности в области образовании и воспитания подрастающего поколения. Базовый принцип африканского понимания общинности заключается в том, что человек зависит от других так же, как другие зависят от него. Сообщество определяет человека, как личность, а не личность определяет, каким быть сообществу. В рамках такого подхода особую ценность приобретают качества, способствующие сплоченности африканских сообществ, например, вежливость, щедрость, доброжелательность, сострадание, взаимность, солидарность. Африканское возрождение породило даже целую идеологию «убунту» («ubuntu»), в основе которой лежат ценности гуманизма, человечности, заботы о благополучии других. Огромное значение здесь придается устной традиции, обеспечивающей сохранение и передачу следующим поколениям истории общины, развитие коммуникативных навыков, усвоение моральных норм и правил поведения[16, p. 10-15]. Даже если учесть фактор неизбежной идеализации концепции убунту и попытаться абстрагироваться от перманентной социально-политической нестабильности африканских режимов, а также множества этнических и религиозных конфликтов постколониальной Африки, казалось бы, совсем не сочетающихся с гуманизмом и состраданием, можно констатировать, что на уровне ценностного вектора африканская идентичность трудно соотносится с современным западным образом жизни. Зимбабвийцы современной Великобритании служат тому лишним подтверждением. В зимбабвийской диаспоре в силу ее относительной молодости и большого разнообразия в социальном плане (студенты, беженцы, квалифицированные специалисты, религиозные деятели и пр.) пока не сложилась четкая самоидентификация и понимание места диаспоры в британском обществе и среди других африканских диаспор. Многими зимбабвийцами пребывание в Великобритании воспринимается как временное, что подразумевает поддержание контакта с исторической родиной и подготовку там «запасного аэродрома» в виде приобретения недвижимости. Часть образованного слоя приезжих видит в миграции «обратную колонизацию», сочетающуюся с «африканской христианизацией» Великобритании, где местная англиканская церковь теряет прихожан и закрывает храмы, тогда как африканские церкви нехватки в адептах не испытывают и регулярно открывают новые приходы[4, p. 1445-1461]. Абсолютное большинство представителей зимбабвийской диаспоры в Великобритании относят себя к христианам той или иной протестантской конгрегации. В Великобритании действуют филиалы почти всех протестантских церквей Зимбабве (пятидесятники, методисты, баптисты и пр.). Как правило, именно церковь для мигрантов из Зимбабве становится в Великобритании местом первичной локализации, где они могут получить моральную и материальную поддержку. Вокруг церквей образуются общины и зоны влияния диаспоры. Пасторы пользуются большим авторитетом среди зимбабвийцев. По открытию зимбабвийских церквей можно судить о расселении мигрантов по стране. В современной Великобритании сложно найти крупный город, где бы не действовал хотя бы один приход зимбабвийцев. В отличие от других африканских диаспор приезжие из Зимбабве не локализованы преимущественно в Лондоне, а рассредоточены по многим городам. Заметные по численности общины проживают в Лондоне, Ливерпуле, Манчестере, Лутоне, Лидсе, Бирмингеме, Эдинбурге, Глазго, Бристоле, Оксфорде. Многие пятидесятнические церкви из Зимбабве создавали свои ячейки в Великобритании задолго до массовой миграции. Например, одна из церквей («Forward in Faith Ministries International») начала работать в Великобритании еще в 1985 г., но активный рост переживает лишь с 2000-х гг., имея сейчас свыше 70 ячеек[17]. Из церкви «FIFMI» в 2007 г. выделилась группа проповедников и образовала собственную церковь («Agape for All Nations Ministries International»), открывшую по стране более 50 приходов. С 2000 г. начинает свою историю еще одна зимбабвийская церковь пятидесятников, появившаяся в Великобритании, «Миссия апостольской веры» («Apostolic Faith Mission International Ministries UK»), состоящая сейчас из примерно 50 приходов в разных городах страны. Костяк одного прихода пятидесятников формируется, как правило, из 50-300 активных адептов. От протестантов стараются не отставать и католики, чье присутствие стало заметным, например, в Бирмингеме («Zimbabwean Catholic congregation in Birmingham»)[7, p. 201]. Именно конгрегации становится для мигрантов из Зимбабве местом, где они могут рассчитывать не только на законную помощь, но пусть и символическую, но защиту от ареста и даже депортации в виде отсутствия сотрудничества соплеменников с правоохранительными органами на предмет выявления тех, чей миграционный статус неясен. Дело доходит до проведения проповедниками молитв за тех прихожан, кто находится на нелегальном положении и опасается за свое дальнейшее пребывание в стране. И это помимо зимбабвийских общественных объединений, специализирующихся на поддержке соотечественников, на защите их прав и помощи в предоставлении политического убежища (например, «Zimbabwe Association» и «Zimbabwean Action Group»). Национальное государство (в частности, британское) в этом контексте уступает приоритет солидарности на уровне диаспоры. Круговая порука, взаимопомощь, забота о членах сообщества и уважение со стороны земляков более значимы, чем соблюдение британских законов[7, p. 205-207]. Религиозные лидеры общин выступают как поборники семейных ценностей, резко осуждая наркотики, вредные привычки, распущенность нравов и однополые браки. Отношение к последним стало непреодолимым барьером между принимающим обществом и зимбабвийскими христианами, в большинстве своем придерживающихся традиционных взглядов на семью. Среди зимбабвийских католиков в Великобритании сохраняется строгость в одежде. В стране активно функционируют шесть католических гильдий (работают преимущественно, как женские организации) со своими отличительными знаками в одежде, поддерживающих прочные связи с материнскими гильдиями на исторической родине. Более того, позиция и деятельность католических пасторов (например, тексты песнопений) должна быть согласована с епископами в самом Зимбабве. Аналогичные католическим женские структуры существуют и во многих протестантских церквях. В стране проводятся регулярные межконфессиональные конференции[7, p. 205-207]. Другим объединяющим фактором зимбабвийской диаспоры можно считать проведение концертов живой музыки. Ориентированы эти мероприятия обычно на молодую аудиторию, чаще всего проходят в Лондоне, Бирмингеме, Лестере, Оксфорде, Лутоне, Манчестере. В 2005 г. на просторах Интернет между британскими (и не только) зимбабвийцами развернулись жаркие дебаты по поводу весьма раскованного для традиционных африканских взглядов на нравственность участия представительницы Зимбабве, медсестры Макоси Мусамбаси (Makosi Musambasi) в британской версии реалити-шоу «Большой брат» («British Big Brother show»). В ходе бурного обсуждения этого события зимбабвийской диаспорой был поднят целый пласт не афишировавшихся ранее морально-этических проблем, межэтнических трений как в Зимбабве, так и Великобритании, миграционных аспектов, а также вопросов идентичности и восприятия зимбабвийцев британским обществом[13]. По всей видимости, размывание собственно британской идентичности на современном историческом этапе осложняет и процесс становления идентичности среди зимбабвийцев в виду отсутствия четких критериев и границ у обеих идентичностей. В непростых для большинства приезжих условиях переезда и первых нескольких лет жизни в Великобритании, при наличии довольно серьезной конкуренции на рынке труда даже за непрестижные вакансии со стороны других афро-азиатских диаспор, зимбабвийцы закономерным образом сплачиваются вокруг знаковых для себя символов – религии, расширенной семьи и традиционных взглядов. В секуляризированном и атомизированном британском обществе, благодаря поддержанию и развитию собственной идентичности, пусть пока еще окончательно и не сложившейся, связь зимбабвийцев с исторической родиной не ослабевает, а даже укрепляется. Данный процесс нашел свое отражение, в том числе, в практике использования двойных имен для детей, английского и зимбабвийского. В 1930-1970-х гг. наличие в первую очередь английского имени было едва ли необязательным для всех зимбабвийцев. Рубеж тысячелетий, наоборот, обозначил среди британских зимбабвийцев популярность, прежде всего, африканских имен. Английские имена остались преимущественно для официальных документов и общения вне диаспоры[7, p. 209].
Заключение
Зимбабвийская диаспора Великобритании сформировалась по историческим меркам совсем недавно, буквально за последние 20-25 лет. Во многом, особенно, что касается вопросов идентичности, процесс формирования еще не завершен. Впрочем, уже сейчас мы можем констатировать, что африканские сообщества страны пополнились еще одной активной и быстрорастущей диаспорой. Зимбабвийцы, в отличие, например, от сомалийцев[1], не стали максимально дистанцироваться от британского общества и стараются в меру возможностей включиться в жизнь страны, поддерживают владение английским языком, пытаются легально трудоустроиться. По-видимому, лишь недостаточно продолжительным пребыванием можно объяснить отсутствие заметного числа успешных и состоявшихся в Великобритании персон из числа зимбабвийцев. Необходимо некоторое время, чтобы первое поколение мигрантов освоилось и породило нуворишей на новом родине. В таком сценарии развития зимбабвийской диаспоры не проходиться сомневаться. Около 90% британских зимбабвийцев вовлечены хотя бы в одну социальную, культурную или политическую деятельность. Каждый третий участвует в религиозной жизни общины, каждый четвертый занимается той или иной социальной активностью, каждый пятый поддерживает коммуникацию в Интернет[11, p. 301]. Преодолению трудностей в Великобритании зимбабвийцам помогает осознание ими в полной мере того, в насколько более тяжелом положении находятся их родственники и близкие в Зимбабве. Как бы ни было трудно переселенцам, материальную помощь на историческую родину стараются отправлять все дееспособные члены диаспоры, независимо от наличия работы и уровня достатка. На фоне кризиса собственно британской идентичности и расцвета идеологии мультикультурализма в Великобритании конца 1990-2000-х гг. для афро-азиатских диаспор сложились хорошие возможности по поддержанию и развитию собственной идентичности, не совпадающей с самоидентификацией местного населения. Зимбабвийцы не стали исключением, фактически диаспора формируется в обществе уже победившего мультикультурализма[18]. Безоблачным будущее этой диаспоры в Великобритании назвать было бы, наверно, опрометчиво. Но при текущих тенденциях этнического и социально-экономического развития страны шансы зимбабвийцев занять достойное место в становящемся с каждым годом все более разнообразным британском обществе крайне высоки.
Библиография
1. Карпов Г.А. Сомалийцы в Великобритании: разобщенность или единство? // Азия и Африка сегодня. 2017. № 5. С. 26-30.
2. Zimbabwe: Mapping Exercise // International Organization for Migration. London, 2006. P. 18. 3. Population resident in the United Kingdom, excluding some residents in communal establishments, by country of birth // Office for National Statistics. URL: http://www.ons.gov.uk/ons/rel/migration1/population-by-country-of-birth-and-nationality/2014/rft-table-10-underlying-datasheets-pop-by-cob-jan-14-to-dec-14.xls 4. Pasura D. Competing Meanings of the Diaspora: The Case of Zimbabweans in Britain // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2010. Vol., 36. Issue 9. P. 1446. 5. Mano W., Willems W. Emerging communities, emerging media: the case of a Zimbabwean nurse in the British Big Brother show // Critical Arts: South-North Cultural and Media Studies, 2008. Vol., 22. Issue 1. P. 104-105. 6. Grants of settlement by country of nationality and category and in-country refusals of settlement // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593025/settlement-q4-2016-tables.ods 7. Pasura D. Modes of incorporation and transnational Zimbabwean migration to Britain // Ethnic and Racial Studies, 2013. Vol., 36. Issue 1. P. 202. 8. Asylum applications and initial decisions for main applicants and dependants, by country of nationality // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593027/asylum1-q4-2016-tables.ods 9. Citizenship grants by previous country of nationality // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/546762/citizenship-q2-2016-tabs.ods 10. Citizenship grants by previous country of nationality and type of grant // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/546762/citizenship-q2-2016-tabs.ods 11. Bloch A. Zimbabweans in Britain: Transnational Activities and Capabilities // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2008. Vol., 34. Issue 2. P. 292. 12. People entering detention by country of nationality, sex, place of initial detention and age // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593038/detention-q4-2016-tables.ods 13. Mano W., Willems W. Emerging communities, emerging media: the case of a Zimbabwean nurse in the British Big Brother show // Critical Arts: South-North Cultural and Media Studies, 2008. Vol., 22. Issue 1. P. 104-105. 14. McGregor J. ‘Joining the BBC (British BottomCleaners)’: Zimbabwean Migrants and the UK Care Industry // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2007. Vol., 33. Issue 5. P. 803. 15. The Nigerian Muslim Community in England. Understanding Muslim Ethnic Communities // Change Institute, Communities and Local Government. London, 2009. P. 8-12. 16. Higgs P. African Philosophy and the Decolonisation of Education in Africa: Some critical reflections // Educational Philosophy and Theory, 2011. Philosophy of Education Society of Australasia Published by Blackwell Publishing. P. 4-6. 17. FIFMI. URL: http://www.fifmi.org 18. Карпов Г.А. Великобритания: демография против миграции и мультикультурализма // Современная Европа, 2014. № 2. С. 106-120. References
1. Karpov G.A. Somaliitsy v Velikobritanii: razobshchennost' ili edinstvo? // Aziya i Afrika segodnya. 2017. № 5. S. 26-30.
2. Zimbabwe: Mapping Exercise // International Organization for Migration. London, 2006. P. 18. 3. Population resident in the United Kingdom, excluding some residents in communal establishments, by country of birth // Office for National Statistics. URL: http://www.ons.gov.uk/ons/rel/migration1/population-by-country-of-birth-and-nationality/2014/rft-table-10-underlying-datasheets-pop-by-cob-jan-14-to-dec-14.xls 4. Pasura D. Competing Meanings of the Diaspora: The Case of Zimbabweans in Britain // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2010. Vol., 36. Issue 9. P. 1446. 5. Mano W., Willems W. Emerging communities, emerging media: the case of a Zimbabwean nurse in the British Big Brother show // Critical Arts: South-North Cultural and Media Studies, 2008. Vol., 22. Issue 1. P. 104-105. 6. Grants of settlement by country of nationality and category and in-country refusals of settlement // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593025/settlement-q4-2016-tables.ods 7. Pasura D. Modes of incorporation and transnational Zimbabwean migration to Britain // Ethnic and Racial Studies, 2013. Vol., 36. Issue 1. P. 202. 8. Asylum applications and initial decisions for main applicants and dependants, by country of nationality // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593027/asylum1-q4-2016-tables.ods 9. Citizenship grants by previous country of nationality // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/546762/citizenship-q2-2016-tabs.ods 10. Citizenship grants by previous country of nationality and type of grant // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/546762/citizenship-q2-2016-tabs.ods 11. Bloch A. Zimbabweans in Britain: Transnational Activities and Capabilities // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2008. Vol., 34. Issue 2. P. 292. 12. People entering detention by country of nationality, sex, place of initial detention and age // Office for National Statistics. URL: https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/593038/detention-q4-2016-tables.ods 13. Mano W., Willems W. Emerging communities, emerging media: the case of a Zimbabwean nurse in the British Big Brother show // Critical Arts: South-North Cultural and Media Studies, 2008. Vol., 22. Issue 1. P. 104-105. 14. McGregor J. ‘Joining the BBC (British BottomCleaners)’: Zimbabwean Migrants and the UK Care Industry // Journal of Ethnic and Migration Studies, 2007. Vol., 33. Issue 5. P. 803. 15. The Nigerian Muslim Community in England. Understanding Muslim Ethnic Communities // Change Institute, Communities and Local Government. London, 2009. P. 8-12. 16. Higgs P. African Philosophy and the Decolonisation of Education in Africa: Some critical reflections // Educational Philosophy and Theory, 2011. Philosophy of Education Society of Australasia Published by Blackwell Publishing. P. 4-6. 17. FIFMI. URL: http://www.fifmi.org 18. Karpov G.A. Velikobritaniya: demografiya protiv migratsii i mul'tikul'turalizma // Sovremennaya Evropa, 2014. № 2. S. 106-120. |