Гендерная идентичность в аспекте трансформации гендерной ментальности

Чуркина Наталия Анатольевна кандидат философских наук доцент, кафедра социологии, политологии и психологии, Сибирский государственный университет телекоммуникаций и информатики 630102, Россия, Новосибирская область, г. Новосибирск, ул. Б.богаткова, 51, оф. 462 Churkina Nataliya Anatol'evna PhD in Philosophy Docent, the department of Sociology, Political Science and Psychology, Siberian State University of Telecommunications and Informatics 630102, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. B.bogatkova, 51, of. 462 nb1468@ngs.ru Другие публикации этого автора

Стремление человека осмыслить свою принадлежность к какой-либо общности, выявить свою позицию в социокультурном пространстве является общечеловеческой потребностью. В то же время обретение идентичности не является простым делом. По словам английского исследователя Д. Букингема, идентичность выступает парадоксальным феноменом. Происходя от латинского корня «idem», что означает «то же самое», этот термин, тем не менее, подразумевает как сходство, так и разницу. Действительно, с одной стороны, идентичность — это нечто уникальное: это то, что отличает нас от других людей. С другой стороны, идентичность связана с идентификацией с другими, которые, как мы предполагаем, схожи с нами, если не точно так же, то по крайней мере, некоторым существенным образом ^{[16, р. 1]}. При этом человек вынужден выказывать свою солидарность с группой, к которой себя причисляет, вливаться в общность, принимая ее ценности и образцы поведения, одновременно выстраивая личностную идентичность и отстаивать свое своеобразие.

Такая амбивалентность также означает, что идентичность представляет собой процесс, так как на протяжении своей жизни человек взаимодействует с представителями разных социокультурных групп и общностей, а также изменяет свой социальный статус, от которого его идентичность зависит самым непосредственным образом. «Утрата четкого места в обществе становится ныне опытом, который может сколько угодно раз повторяться в жизни каждого человека, в то время как лишь немногие, а то и никакие из возможных статусов оказываются достаточно надежными, чтобы можно было говорить о длительном пребывании в них», — отмечает З. Бауман ^{[2, с. 183]}.

Также на идентичность человека значительное влияние оказывает социокультурная ситуация в целом. Тенденции существования современного общества и культуры заключаются в изменении прежней универсальной системы ценностей и образцов традиционного поведения. По мнению исследователей, «сложившаяся в современном обществе ситуация аксиологической неопределенности и нестабильности» может быть определена «как кризис» ^{[12, с. 87]}.

Кризисные процессы охватывают все сферы жизнедеятельности человека, а также затрагивают самого человека, который в новых условиях должен осмыслить самого себя и выстроить свою новую идентичность, чтобы эффективно адаптироваться в изменяющейся культуре. По словам О. Н. Римской, «все угрозы современного глобализирующегося мира – техногенные катастрофы и ядерные угрозы, моральная безответственность и медийно-коммуникационное насилие, переоценка роли пола и эксперименты с генными кодами, и т.д., и т.п. – создают условия кризиса идентичности, в которой современный человек может потерять не только свои онтологические (социальные и биологические) свойства» ^{[11, с. 28]}.

В условиях такой кардинальной трансформации социокультурного пространства современного общества современному человеку не легко реализовать потребность в идентификации в связи с крайней культурной дифференциацией социума – существованием многочисленных субкультур, социальных общностей и групп, чьи ценности являются различными.

Идентичность выступает амбивалентным феноменом, позволяющим человеку с одной стороны, осмыслить свою сущность, познать самого себя, а, с другой, получить представления о иных индивидах, сопоставить стратегии своего поведения с действиями людей, близких «по духу», ценностным основаниям и выбрать оптимальный вариант поведения. Человеку свойственно выстраивать свою социокультурную неповторимость, но в то же время, он стремится в своем самопонимании ориентироваться на ценности и нормы определенной общности, обнаруживая свое сходство с другими и разделяя с ними ценности и единство картины мира.

В результате осуществляется своеобразный синтез личной и коллективной идентичности, в которой соблюдается некий баланс, позволяющий человеку осознавать свою уникальность и особенность и выстраивать единство с представителями своего сообщества.

Говоря о идентичности личности, американский исследователь Д. Файрон отмечает, что эту идентичность определяют те свойства человека, которые отражают его сущность. И если эти свойства каким-то образом трансформируются, то личность человека претерпевает кардинальные изменения, а в результате индивид теряет свою самобытность и индивидуальность ^[17]. Причем подобное «самопожертвование» является по большей части добровольным действием, так как позволяет осуществлять взаимодействия в социокультурном пространстве, солидаризируясь с другими людьми.

Благодаря идентичности индивид способен осмыслить свою принадлежность к той или иной общности и разделить свое понимание окружающей действительности с индивидами, чьи ценности и взгляды близки и понятны ему.

Каждый человек с рождения обретает не только физический, но и социокультурный мир, который существовал еще до него, который «предконституирован и предорганизован, его особая структура — результат исторического процесса, она специфична для каждой культуры и общества» ^[14]. Человек воспринимает этот мир как нормальный, правильный, не требующий каких-то дополнительных объяснений, и разделяет его с людьми, которые видят мир так же, как он. В результате формируются конгениальные (от лат. con – вместе, genius – дух, близкий по духу) общности людей, то есть такие, где существует определенное сходство по духу, образу мыслей, пониманию, в которых устанавливается особый тип отношений. В конгениальных группах формируется чувство общности, понимание единства интересов, гомогенная самотипизация, то есть единая ментальность.

Таким образом, ментальность может быть обозначена важнейшим фактором, определяющим идентичность человека. Ментальность, по словам В. Л. Кургузова, представляет собой «те глубинные, «корневые» основания индивидуального или коллективного мировосприятия и, наконец, поведения, которые сами по себе являются производными от культуры, религии, философии, образования и, конечно же, от тех объективных реалий и субъективных наслоений духовного характера, которые, с одной стороны, избирательно актуализируют, либо, напротив, подавляют соответствующие социально-генетические предрасположения ментальности личности, коллектива, общества или социума в целом, а с другой — являются критериями их культурного потенциала» ^{[9, с. 131]}.

Ментальность определяет демаркационно-интегративное соотношение смыслов, существующих в обществе, и обусловливает проявление единообразных когнитивно-эмоциональных реакций индивида как представителя той или иной общности на явления и процессы окружающего мира.

В соответствии с представлениями, сформированными в рамках определенной картины мира, у индивида проявляются ценностные приоритеты, которые формируют реакции человека на поведение, которое он идентифицирует как поведение «своих», и поведение, которое, по его мнению, демонстрируют «чужие». Так, представители Школы «Анналов» отмечали поведенческое и мыслительное единство «у Цезаря и последнего солдата в его легионах, у святого Людовика и крестьянина, трудившегося в его владениях, у Колумба и матроса на его каравеллах» ^{[8, c. 194.]}. Такой подход означает признание существования неких общезначимых ментальных смыслов, которые выступают основой для социокультурного взаимодействия всех субъектов, соответствующих определенным критериям и обозначающих себя как «мы». Осознание такого единства позитивно влияет на психологическое состояние индивидов и способствует более эффективной социально-психологической адаптации человека в условиях его окружения. Человек, в отличие от других живых существ, поведение которых детерминируется прежде всего инстинктами, действует, соотнося свое поведение с определенными ценностями и нормами. Каждый человек является частью общества, входит в определенные социальные группы, погружен в социокультурное пространство и соответственно испытывает ценностно-нормативное воздействие.

Исследователи признают существование разнообразных ментальностей, «отнюдь не детерминируемых — или, во всяком случае, далеко не всецело — социальным строем и производственными отношениями» ^[7]. Таким образом, ментальное единство может формироваться на основе гендерного, возрастного, топонимического и других оснований. Следовательно, и идентичность может определять различные аспекты сущности человека — этнические, социальные, профессиональные и пр.

В условиях современности одной из наиболее сложных задач в познании самого себя является определение своей гендерной идентичности. Как утверждает французский философ Ж. Бодрийяр, «нет на сегодня менее надежной вещи, чем пол…» ^{[4, с. 31]}.

В традиционном обществе доминировала преимущественно конформная составляющая гендерной идентичности, когда гендерная идеология и социальный контекст полностью определяли особенности гендерной определенности человека. Подчиненность влиянию группы была безусловной, при этом индивид «полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть» ^{[13, с. 159]}. Иное поведение могло повлечь за собой наказание и изоляцию от общности. Необходимость следования гендерным образцам поведения находило подкрепление в религии, обычаях, морали и др.

В условиях современности ценностный релятивизм, сопровождающийся инновационными достижениями в технологической и научной сферах, может привести к тому, что человечество окажется перед «значительно меняющимся преобразованием человека в его соматически неизменном облике, следовательно, перед преобразованием естественного человека» ^{[5, с. 218]}.

В условиях главенства гендерных представлений пол уже не определяется как исключительно биологический феномен, а получает социокультурный статус, что подразумевает его освобождение от природной заданности.

Между тем, такое преобразование во многом отвечает потребностям современных людей, так как позволяет более эффективно адаптироваться в социуме и более полно удовлетворять свои потребности, направленные, в первую очередь на потребление материальных благ.

Современного человека уже не так как раньше заботит определенность его гендерной идентичности: «в динамичном мире устойчивая идентичность становится «обузой», ограничивающей «свободу маневра». Внутренний мир личности все более хаотизируется под воздействием культурных содержаний» ^{[10, с. 91]}.

В результате в обществе наблюдаются тенденции ослабления влияния гендерных стереотипов, взаимозамещения гендерных ролей в культуре и обществе, которые можно определить как гендерную унификацию. В процессе такой унификации происходит контаминация мужских и женских специфических характеристик и оба пола уподобляются друг другу. Ведущую роль в этом процессе играет женский пол, представительницы которого реализуют образцы поведения, во многом свойственные мужчинам.

Маскулинизация женщин порождает конкуренцию между полами, что выступает источником ослабления мужского начала в обществе и приводит к распространению аддиктивного и аутоагрессивного поведения мужчин. Также маскулинизация приводит к разрушению женской идентичности, утрате женственности и появлению гротескных андрогинных личностей – людей вне пола. Опасность подобных практик отмечают многие исследователи: «Обезьянить мужчину, стать мужчиной второго сорта, отречься от женского начала – вот в чем полагают честь женщины передовые борцы женской эмансипации» ^{[3, с. 25]}.

Радикализм идеи преодоления женщиной своего пола заключается в том, что такое преодоление осуществляется на основе гендерной инверсии, в рамках которой женский пол присваивает себе основные качества мужского и отрицает свойственные себе.

Изменения в гендерной сфере приводят к определенной либерализации оценки ранее маргинальных гендерных общностей и признания за ними определенных прав (легализация гомосексуальных браков, разрешение гомосексуальным семьям усыновлять детей, возможность трансгендерам корректировать свою половую определенность и пр.).

В то же время продолжают иметь место значительные проявления гендерного консерватизма, которые можно обозначить как некий патриархальный ренессанс и возрождение традиционных гендерных отношений. Английская исследовательница С. Уолби определяет патриархат как «систему социальных структур и практик, в которых доминируют мужчины, при этом угнетая и эксплуатируя женщин» ^{[18, c. 20]}.

В рамках андроцентрической идеологии патриархальные ценности выступают как единственно приемлемые и передаются следующим поколениям в неизменном виде. Патриархальные модели во многом продолжают определять гендерные отношения, а общественное мнение критически воспринимает попытки индивидов игнорировать традиционные гендерные эталоны. По свидетельству С. Г. Айвазовой, на смену закрепленной еще в начале 90-х гг. во многих законодательных актах Российской Федерации, включая Основной закон страны, эмансипационной норме «равных прав и свобод и равных возможностей их реализации для женщин и мужчин» пришли «сентенции онтологической морали, скрепленные идеей естественного назначения полов, т. е. биологическим детерминизмом и эссенциализмом» ^{[1, с. 4]}.

Такая определенность имеет место даже в либеральных обществах запада. Например, по свидетельству американского исследователя К. Бейкера, представители сексуальных меньшинств США часто сталкиваются с предрассудками, насилием и даже институционализированной дискриминацией в разных сферах жизни, таких как здравоохранение, жилье, занятость, образование, юридическая сфера. «Такие люди, — отмечает исследователь, — чаще подвергаются насилию в семье, на улицах и даже в медицинских учреждениях» ^[15].

С. И. Ворошилин, изучающий вопрос идентификации людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией, приводит свидетельства того, что транссексуалы (вместе с гомосексуалистами) склонны к самоубийству в 40-100 раз больше, нежели представители гетеросексуальной ориентации. Исследователь отмечает, что такие люди также склонны к затяжным депрессиям ^[6].

Таким образом, идентичность тесно связана с эмотивной сферой человека. Если сформированный образ «себя» будет нести позитивную окрашенность, то это будет способствовать утверждению чувства стабильности, внутренней непротиворечивости, более толерантному отношению к другим. Если индивид осознает, что принадлежит к группе, определяемой как непрестижная и дискриминируемая, можно говорить о кризисе личностной гендерной идентичности. При этом наблюдается диссонанс субъективных гендерных ценностей и ценностей, принятых в общности, к которой индивид принадлежит. Это может привести к стремлению дистанцироваться от своей группы или сформировать более позитивный имидж своей принадлежности. Также кризис гендерной идентичности может разворачиваться как внутриличностный конфликт, в котором человек осознает свое несоответствие общепризнанным гендерным критериям.

В условиях существования множества плюралистических точек зрения поляризация гендерных образов постепенно ослабевает, что постепенно приводит к росту вариабельности образцов маскулинности и феминности, трансформации маскулинных и феминных ценностей, а также неопределенности отношений полов в общемировом масштабе.

В то же время, гендерные ментальные структуры как латентные духовные образования позволяют сохранить самые значимые и ценные традиционные основания гендерных отношений, но в то же время оставляют возможность преобразования тех тенденций в отношениях полов, которые препятствуют возможности эффективной адаптации личности в обществе.