Источниковедческий анализ мемуаров об обороне Севастополя 1854-1855 гг.: к постановке вопроса

Шаповалова Наталья Витальевна аспирант, кафедра источниковедения, Московский Государственний Университет имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, Москва область, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27-4 Shapovalova Natalia Vital'evna Post-graduate student, the department of Source Studies, Moscow State University 119991, Russia, Moskva oblast', g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27-4 Sherli-valva@yandex.ru Другие публикации этого автора

Мемуары, как источники личного происхождения, которые помогают раскрыть индивидуальное восприятие человеком действительности, его личные переживания, часто оказываются в фокусе исторических исследований. Отечественное источниковедение имеет опыт рассмотрения и анализа различных комплексов воспоминаний.

В ряду этих комплексов незаслуженно забытыми остаются мемуары, посвященные Крымской войне и обороне Севастополя. Они активно вовлечены в научный оборот. Их информационный потенциал раскрывается в исследованиях, касающихся как общих вопросов военного конфликта, так и более узких аспектов. Е. В. Тарле в классическом труде «Крымская война» привлекает воспоминания, в частности, при освещении военных вопросов ^[1]. Эта традиция продолжается и в исследованиях современных ученых, к примеру, С. В. Ченныка ^[2] и М. В. Виниченко ^[3]. Мемуары священнослужителей, а также сестер Крестовоздвиженской общины выступают одним из источников в исследовании Л. В. Мельниковой ^[4]. В работе «Ранение, болезнь и смерть: русская медицинская служба в Крымскую войну» Ю. А. Наумова посвящает отдельную главу вопросу отражения в мемуарной литературе военных будней и связанной с ними практикой военно-медицинской службы ^{[5, с. 259-293]}. Место и значение мемуарной традиции в формировании исторической памяти о Крымской войне и обороне Севастополя рассматривается в работах О. В. Павленко ^[6] и М. С. Федотовой ^[7]. Непосредственно источниковедческий анализ проведен лишь на уровне отдельных произведений ^{[8, 9]}.

Существует два подхода к изучению мемуарной литературы. Согласно первому – историко-культурному, мемуары являются «запасником», «резервуаром» фактических сведений о прошлом. В таком случае воспоминания служат источником для познания отраженной в них эпохи. Именно в таком ракурсе главным образом используются мемуары об обороне Севастополя в указанных выше исследованиях. В соответствии со вторым, комплекс воспоминаний представляется возможным рассматривать с точки зрения их собственной истории, как памятники идейного движения и общественно-политической мысли, «как самостоятельное явление духовной культуры» ^{[10, с. 4]}. Рассмотрение комплекса мемуарной литературы в рамках второго подхода служит основанием для более глубокого и эффективного раскрытия заложенной в них информации.

Целью данной статьи является рассмотрение мемуарной литературы об обороне Севастополя 1854-1855 года как единого комплекса в его хронологическом развитии. Особое внимание уделено общественно-историографическим предпосылкам, оказавшим влияние на этот процесс.

Комплекс мемуаров насчитывает около 200 произведений, созданных в период с начала военных действий по 1917 год. Первичное выявление воспоминаний производилось на основании методов библиотечной эвристики. Были изучены общие и специальные библиографические указатели и справочники ^[11-13]. Сложившееся в результате этого, общее представление о процессе осмысления событий Крымской войны в исторической литературе и общественном сознании открыло широкое поле для архивных изысканий, которое не исчерпалось в рамках настоящего исследования, но сохраняет перспективу для дальнейших поисков. Ключевое внимание в настоящей статье уделено результатам анализа опубликованных источников, поскольку они оказывают непосредственное влияние на дальнейшее развитие духовной культуры в целом.

Крымская война 1853-1856 годов происходила в обстановке активного развития мемуаротворчества, что предопределило быстрое включение ее событий в мемуарную традицию. мемуары входят в сферу общественного развития, активно включаются в литературный и общественный процесс.

В рамках журнальной статьи невозможно в полной мере отобразить всю работу по типологизации и источниковедческому анализу указанного комплекса источников. В связи с этим представляется возможным привести краткую характеристику общих хронологических параметров массива мемуаров об обороне Севастополя 1854-1855 гг. в виде таблицы (см. табл. 1). В ней объединены данные о воспоминаниях, у которых известна дата публикации или возможно определение времени создания. Основываясь на погодной росписи мемуарных текстов, становится возможным выделить определенные периоды спадов и взлетов. Количественное соотношение показывает, что это были не равномерные периоды. Особенно показательным выглядит разница между первым и четвертым периодами: за пятилетие, включающее в себя военные годы и ближайшие к ним несколько лет, было создано и опубликовано почти в 2 раза больше произведений, чем за тринадцатилетний период между 1879 и 1892 годом.

Таблица 1

Хронология создания мемуаров об обороне Севастополя 1854-1855 гг.

Как видно из таблицы, первые мемуары создаются непосредственно в годы войны, с началом обороны Севастополя. Это были заметки А. П. Жандра ^[14] и А. А. Попова ^[15], посвященные смерти одного из руководителей обороны – вице-адмирала В. А. Корнилова. Она произошла во время первой бомбардировки города, 5 октября 1854 года, и стала огромным потрясением для защитников Севастополя. Сильный отклик на нее открывает историю мемуаристики обороны Севастополя. Конечной гранью выступает время, когда из жизни уходят последние современники Крымской войны – происходит это вскоре после празднования пятидесятилетия обороны Севастополя в 1905 году.

При определении хронологических рамок необходимо учитывать не только мемуары, написанные непосредственными участниками и современниками, но и представителями следующих за ними поколений. В воспоминаниях и записках потомков часто содержатся записи рассказов старших по возрасту свидетелей событий – а потому они входят в исследуемый корпус источников как его неотъемлемая часть. Таковы, к примеру, свидетельства Е. Н. Кедрина, адъютанта начальника оборонительной артиллерии генерала Кишинского, переданные в воспоминаниях его дочери - Л. Кедриной ^[16]. Именно эта публикация является завершением мемуарной традиции Крымской войны и обороны Севастополя. Подобные публикации стали появляться уже к 1890-м годам: родные братья профессора Х. Я. Гюббенета опубликовали записки ^[17], не вошедшие в свое время в составленный им «Очерк медицинской и госпитальной части русских войск в Крыму в 1854-1856 гг.»; сын Н. А. Обнинского, в годы войны бывшего начальником Боровско-Малоярославецкого ополчения, предал гласности материалы, писанные его отцом «для домашних» ^{[18, с. 330]}).

Этапы взлетов и спадов в истории мемуаристики обороны Севастополя соотносится с общественно-политическим развитием России, с внутренней логикой развития исторической памяти об обороне Севастополя. Мемуарная литература никогда не находится в вакууме общественного и литературного развития. На нее влияют не только внутренняя логика эволюции комплекса – она соприкасается с обыденными историческими представлениями, научно-исторической мыслью, исторической публицистикой, постоянно взаимодействует с литературно-эстетическими течениями, остро реагирует на критику и отзывы читателей. Мощное развитие отечественной журналистики во второй половине XIX века, когда складывался основной массив мемуарной литературы об обороне Севастополя, только способствовал подобному взаимовлиянию.

Общая традиция восприятия Крымской войны и обороны Севастополя длительное время после завершения конфликта находилась под влиянием актуальной внешнеполитической ситуации. С одной стороны, идет развитие, связанное с действиями России. Военные действия завершились для Российской империи неудачно, что подталкивало к преодолению ограничений наложенных в результате заключения Парижского мирного договора. В период с 1856 по 1870 год усилия внешнеполитического ведомства Российской империи были направлены на отмену пунктов договора, предусматривавших нейтрализацию Черного моря: запрещавших России иметь военный флот и крепости в Причерноморье ^{[19, с. 3-7]}. С другой стороны, некоторые черты определялись и общей ситуацией на международной арене. Восточный вопрос, лежавший в основе конфликта, не был разрешен – и развитие освободительной борьбы на Балканах также оказывало влияние ^{[20, с. 421-432]}.

Способствовало тому, что Крым, Севастополь, события середины 1850-х годов продолжали находиться в центре общественного дискурса, и внутриполитическое развитие. Распространенным было мнение, что именно поражение в Крымской войне подтолкнуло Александра II к проведению Великих реформ. Этот тезис нашел отражение не только в последующей историографической традиции, но и мемуарной литературе. К примеру, священник Евгенов Петр объединяет в своих воспоминаниях «Мои воспоминания о Севастопольской обороне и о даровании крестьянам свободы» ^[21] эти два события.

Одной из особенностей развития историографии Крымской войны, особенно на начальном этапе, был ее полемический характер. В Европе публиковались многочисленные исторические работы и мемуарные произведения, которые по естественным причинам преподносили причины и ход войны в неприглядном для Российской империи виде. Это подталкивало к ведению споров, критике и созданию собственных исследований. С.С. Татищев, автор работы «Внешняя политика императора Николая Первого. Введение в историю внешних сношений России в эпоху севастопольской войны» признавался, что к этому исследованию его побудили именно многочисленные публикации по данному предмету в Европе ^{[22, с. 3]}.

Сложность в проведении исследований по истории Крымской войны во второй половине XIX века связана с отсутствием должной источниковой базы. Материалы мемуаристики, как показывает изучение, были многочисленны и предлагали интересное и разновариантное освещение, но их сведения не были на тот момент репрезентативны в достаточной мере для написания крупномасштабного труда. К тому же их цифровые данные часто существенно расходились. Дипломатическая история конфликта могла рассматриваться лишь на материале официальной печати и посредством гипотетических размышлений. Отсутствие документальных материалов объяснялось цензурными ограничениями. Так как речь шла о событиях близких по времени, то ни военное, ни дипломатическое ведомство не стремилось рассекречивать информацию. Исключения делались лишь по отношению к лицам, чья благонадежность не вызывала никаких сомнений. К документам по истории Крымской войны был допущен лишь официальный историограф М. И. Богданович.

Особой степенью полемичности отмечена и мемуарная традиция. Многие публикации представляют собой отклики, дополнения и исправления вышедших ранее материалов. В данном случае речь идет как о кратких заметках, которые исправляют отдельные аспекты и детали, так и обширные дискуссии. Примерами первых служат многочисленные заметки в «Русской Старине», «Морском сборнике» и «Военном сборнике» ^[23-25], которые были основными площадками, где публиковались воспоминания об обороне Севастополя 1854-1855 гг. Особенно часто событийно они касаются действий русской армии и отдельных соединений во время сухопутных сражений (Балаклавского, Инкерманского и Чернореченского). Это можно объяснить одной из особенностей, присущей воспоминаниям как историческому источнику: мемуары описывают лишь то, чему был свидетель сам автор, для освещения, к примеру, других участков боя возникала необходимость обращения к другим историческим материалам – на этой основе и происходят пересечения с личными свидетельствами другого мемуариста. Такова, в частности, картина спора между свидетельствами генерал-лейтенанта И. И. Рыжова ^[26] и С. Д. Кожухова ^[27] о Балаклавском сражении.

Наиболее масштабная дискуссия развернулась вокруг анонимной статьи «Из записок севастопольца», опубликованной в № 12 «Русского архива» за 1867 год. Именно ее появление, по нашему мнению, играет ключевую роль в развитии мемуаристики, посвященной обороне Севастополя, и в целом исторической памяти о ней. Это делает необходимым ее подробное рассмотрение.

Статья, выдержанная в критическом ключе относительно признанных героев севастопольской обороны, вызвала крайне резкую реакцию современников. Последствия этой дискуссии ощущались даже спустя почти сорок лет, в 1903 году ^[28].

Статья была сопровождена комментарием от издателя, что «всякое свидетельство очевидца о славной осаде Севастопольской, при всей неизбежной односторонности личного наблюдения и исключительности личного мнения, будет иметь цену на весах последующей, беспристрастной истории». Поэтому Петр Бартенев счел «полезным закрепить печатью» попавшие к нему в руки записки, «тем более, что взгляд автора их на некоторые предметы вполне своеобразен и независим» ^{[29, стб. 1579]}.

Статья анонимного автора начинается с общего обзора истории Севастополя, особо останавливаясь на личностях адмиралов А. С. Грейга и М. П. Лазарева. Уже в эти моменты проявляется «своеобразность и независимость» взглядов автора.

Основное внимание же сосредоточено на фигурах героев обороны Севастополя – В. А. Корнилова и П. С. Нахимова. Автор живописует характеры адмиралов: «ловкий, способный, довольно образованный, но сухой» ^{[29, стб. 1589]} о первом из них и «честная, добрая душа, «Алексей-Божий-человек» … странный, ужасно неопределенный характер, но решительно без всяких талантов» относительно второго ^{[29, стб. 1591]}. В этом описании заложена основа для противопоставления адмиралов, описания их соперничества, которое вылилось в скрытую «шахматную игру» перед Синопским сражением, в итоге проигранную Корниловым.

В продолжение повествования автор доходит до высадки армий союзников в Крыму и процессе укрепления Севастополя перед этим. Выдержано оно в общем критическом ключе как в сторону действий сухопутной армии, так и флота.

С точки зрения источниковедческого анализа необходимо отметить фактически невозможность даже приблизительного определения авторства статьи. Кроме высказываемых оценок личностям и событиям практически отсутствует личностное начало: нет указаний на то, в какой мере сам автор участвовал в обороне Севастополя; повествование строится в основном на отдельных, вольно трактуемых цитатах из широко известной книги А. П. Жандра «Материалы для истории обороны Севастополя и биография В. А. Корнилова» ^[30], иностранных брошюрах и разного рода слухах.

Нельзя не отметить прием, используемый автором при описании подробностей из жизни героев, о которых говорится. Заключается он в следующем: для начала автор словоохотливо расписывает нелицеприятные случаи или черты человека, после чего следует краткое замечание о том, что данная ситуация приводится на основании слухов или же случается в порядке исключения из общего правила. Характерным примером выступает описание «кутежей», распространенных на Черноморском флоте: «Крепко трещали флотские кутежи и высоко летали пробки. Говорят, один Нахимов выпил в это время столько марсалы, что можно было вымыть три раза три палубы трехдечного корабля. И что всего забавнее: говорят, он же сам об этом рассказывал, употребляя приведенное сравнение» ^{[29, стб. 1583-1584]}. После этого абзаца следует краткая сноска о том, что все это приводится как слух, а личные наблюдения автора не только не подтверждают, но и в действительности опровергают представленные выше соображения.

Первым откликнулся на публикацию «Кронштадтский вестник» ^[31], затем последовали многочисленные статьи в других газетах и журналах. Авторы подчеркивают ложность обрисованных характеров: «Мне, как и всем знавшим Нахимова, ясно как день, что высказанное о нем все не верно <…> но для потомства, ежели дойдут до него, как эти строки, так и строки Русского Архива, - мы… обязаны отделить черное от белого» ^{[32, с. 6]} - писал в ответной статье С. Крашенников. Его опасения о влиянии записок оправдались – именно потомки в стремлении развенчать признанных героев, устоявшиеся традиции прибегают к апелляции к подобного рода источникам ^[33]. М.С. Федотова, останавливаясь в диссертационном исследовании на анализе указанной ситуации, видит в возражениях, последовавших за публикацией, лишь реакцию на покушение на уже устоявшийся, сформировавшийся миф о севастопольских героях. «Автор скандальных «Записок севастопольца», нелестно отзываясь о фигурах П.С. Нахимова, В.А. Корнилова, городе Севастополь и его населении, затронул темы, которые уже у тому времени признавались «священными», табуированными для критики и трепетно охраняемыми» ^{[7, с. 117-118]}.

Основное внимание в ответных публикациях уделено подробной критике высказанных анонимным автором утверждений. Она строится на уточнении и дополнении тех цитат из книги Жандра, которые автор использовал вне контекста или в неполном варианте, использовании других опубликованных документов. Особую же ценность представляют возражения, апеллирующие к личным воспоминаниям критиков – это вводит в статьи мемуарную функцию и придает им большую ценность как историческому источнику.

Капитан-лейтенант Афанасьев, служивший юнкером под флагом П.С. Нахимова на корабле «Ягудиил» и встречавшийся с ним позднее, рисует совершенно противоположный высказанному в статье образ адмирала: «П.С. Нахимов был тип моряка-воина <…> Доброе, пылкое сердце; светлый пытливый ум; <…> всегда справедливый, ровный, спокойный» ^[34]. Ф. Нарбут опровергает и в высшей степени честолюбивый и нелицеприятный образ В.А. Корнилова: «Корнилов был не только уважаем своими подчиненными а свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость в оценке подчиненных ему людей, - но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил» ^{[35, с. 28]}.

Влияние данного эпизода в развитии мемуаристики и в целом исторической памяти о Крымской войне не ограничивается рамками 1867-1868 годов, когда развернулась основная полемика. Дальнейшие события показывают, что именно с этого времени начинается период активной работы по увековечению памяти о Севастопольской обороне. Спустя год после появления статьи в свет выходит заметка П. В. Алабина, участника обороны Севастополя, с подробной программой по устройству Севастопольского музея ^[36]. Инициатива была сочувственно встречена и поддержана другими участниками обороны и русским обществом в целом ^[37]. Программа устройства музея, помимо прочего, предполагала сбор в музее «подлинных записок, дневников, воспоминаний участников Восточной войны», а также рукописей этих сочинений.

История нашла продолжение в связи с инициативой Наследника Цесаревича Александра Александровича поддержавшего сбор воспоминаний о Севастопольской обороне. Воззвание, опубликованное в «Правительственном вестнике», было перепечатано многими газетами Российской империи и призывало всех знающих «что-либо достоверное о севастопольской защите … присылать … все то, что кто либо имеет писанного о Севастополе, или то что он знает и помнит и может написать. Веденные во время осады дневники, записки, воспоминания или письма о севастопольской обороне, простой рассказ малейшего эпизода ея или подвига, или того что кто либо помнит, как очевидец, без стеснения формами и формальностями – вот что нужно! Одно лишь условие должно быть свято соблюдено – истина!» ^[38]. Это положило начало формированию крупнейшего сборника мемуаров о Севастопольской обороне. Он вышел в свет в трех томах в 1872-1873 годах и собрал под своей обложкой 25 материалов, большая часть которых представляет собой воспоминания, а также одно собрание писем. Они отличаются по форме и хронологическому охвату: некоторые описывают буквально один небольшой эпизод, другие представляют собой пространное описание жизни и деятельности во время обороны Севастополя.

Следует отметить, что анализ опубликованных мемуаров, а также архивные поиски позволяют утверждать, что воззвание Наследника Цесаревича послужило импульсом для написания гораздо большего числа воспоминаний, чем было опубликовано в сборнике. Публикация мемуаров Н.С. Милошевича «Из записок севастопольца» сопровождается приведением письма, при котором была изначально представлена рукопись. «Ваше Императорское Высочество! Ободренный словом Вашим, принимаю смелость повергнуть на снисходительное внимание… труд моей молодости – заметки о славной эпохе Севастопольской. Он не заключает в себе описания целой эпохи, или каких-либо отделов ее… Это не более, как откровенный и безискуственный рассказ о впечатлениях, сложившихся во не и в других участниках великой эпохи» ^{[39, с. III]}. В фондах РГАЛИ хранится рукопись Алексеева П. В. «Воспоминания о Крымской войне», в которой имеется следующее указание: «В конце 1870 года, когда мне и на мысль еще не приходило повествовать о Крымской войне, я прочел в газете, что Государь Наследник Александр Александрович … приглашает участников в этой обороне сообщить ему, что каждому их них достоверно о ней известно; на такой призыв возможно ли было не отозваться, и я принялся строить рукопись, которая вскоре и отправилась в Петербург по назначению» ^{[40, л. 4]}. Следовательно, важной задачей становится разыскание подобных данным воспоминаниям свидетельств.

В 1872 году в Москве прошла Политехническая выставка - выставка промышленных, сельскохозяйственных, военных, научно-технических и культурных достижений Российской империи. Посвящена она была двухсотлетнему юбилею со дня рождения Петра I. После закрытия выставки экспонаты послужили основой для создания фондов Политехнического и Исторического музеев в Москве. Один из отделов выставки был посвящен истории обороны Севастополя. В статье «Вестника Московской политехнической выставки», посвященной описанию обустройства отдела, отмечается, что «наплыв публики в Севастопольский отдел объясняется тем значением, которое имеет для русского человека все, относящееся прямо или косвенно до великих дней Севастопольской обороны. И нельзя не заметить, что обстановка отдела и мастерская группировка выставленного вполне удовлетворяют жадному любопытству посетителей» ^[41].

В это же время идет активное издание и переиздание материалов об обороне Севастополя 1854-1855 годов. Публиковались сборники портретов участников обороны. В 1871 году выходит в свет первый том «Материалов для истории Крымской войны и обороны Севастополя» - всего было опубликовано пять выпусков. Подготовка издания была проведена известным российским военным историком и публицистом, академиком Петербургской академии наук, членом военно-учёного комитета, генералом Николаем Федоровичем Дубровиным. В 1869 г. он был прикомандирован к Главному штабу для военно-исторических работ и приступил к сбору самых разнообразных документальных свидетельств о подготовке и проведении военных операций этой войны.

В состав коллекции документов и материалов входит официальная переписка дипломатического и военного характера, многочисленные публикации периодических изданий не только российской, но и зарубежной прессы, воспоминания и свидетельства участников героической обороны Севастополя. В предисловии к первому тому указывалось, что Комитет по устройству Севастопольского музея, приступив к этому изданию, «имеет единственною целью сохранить от забвения и собрать в одно целое, заслуживающие внимания, статьи, написанные как об обороне Севастополя, так и относительно, находящихся в связи с обороною, военных действий в Крыму и на Черном море» ^{[42, с. XI]}.

Во второй половине XIX века в Российской империи сложилась устойчивая традиция юбилейных торжеств. Среди крупных юбилеев стоит отметить такие как тысячелетие России (1862 год), девятисотлетие крещения Руси (1888 год). Существовала и традиция отмечать «некруглые» даты, не кратные 50 и 25: 45-летие, 40-летие, 25-летие царствования, 25-летие рождения, службы, смерти почтенных лиц, деятелей культуры, основания государственных и учебных учреждений, юбилеи известных исторических событий. Рост интереса к теме Крымской войны и новый взлет мемуаротворчества начинается именно с года празднования 45-летия Синопской победы (1893).

Пятидесятилетний юбилей Севастопольской обороны был сопоставим по значению и общенациональному масштабу торжеств с 200-летним юбилеем основания Петербурга, Бородинским и Полтавским юбилеями. В 1899 году под руководством великого князя Александра Михайловича была образована «особая комиссия», которая получила название «Комиссии, открытой е.и.в. великим князем Александром Михайловичем, по выработке милостей ветеранам Севастопольцам ко дню празднования 50-летнего юбилея Севастопольской обороны» ^{[43, л. 1]}.

25 декабря 1903 года императором Николаем II было назначено празднование пятидесятилетия обороны Севастополя на сентябрь 1904 года. Дата была связана с 13 сентября 1854 года, днем, когда началась высадка союзной армии и осада города. Сохранившиеся документы позволяют оценить размах намечавшегося всероссийского «грандиозного торжества». В реальности же в юбилейные планы вмешались события 1905 года, новая война и революционные беспорядки, которые заставили внести коррективы. Программа празднования была резко сокращена, хотя такие масштабные мероприятия как обустройство панорамы Ф.А. Рубо, открытие памятников были исполнены.

Впрочем, приостановка официальных мероприятий не только не остановила общественного внимания к событию, но и наоборот: в условиях начавшихся военных действий на Дальнем Востоке память об обороне Севастополя была крайне актуальна. Повторилась ситуация имевшая место в годы Крымской войны, когда военные события воспринимались сквозь призму войны 1812 года. Способствовали этому и фактические события: героическая оборона Порт-Артура, свидетельства о бездарности генералов и превозношение на этом фоне героизма простых русских солдат ^{[44, с. 258-264]}. Кроме того, Севастополь и Порт-Артур - две базы морского флота, атакованные с суши, флот был заперт в гавани Порт-Артура, не имея возможности влиять на осаду, моряки сошли с кораблей и участвовали в сражениях на суше, главный военачальником-героем в национальной памяти стал не сухопутный генерал, а адмирал ^[45], сдача города/крепости как финал кампании, когда итог войны был предрешен.

Этот же двадцатилетний период отмечен активным мемуарным творчеством. Характерной особенностью является преобладание воспоминаний с обширными хронологическими рамками, в которые тексты об обороне Севастополя входят как составная часть – например, «Записки К. Д. Хлебникова» ^[46], охватывающие период его жизни до 1894 года. Шесть глав описывают его жизнь и участие в обороне Севастополя, а также последующую совместную с Э.И. Тотлебеном работу по созданию «Описания обороны Севастополя» ^[47]. Тогда же наблюдается и активный процесс переиздания вышедших ранее произведений.

Некоторые исследователи связывают стремление ветеранов Крымской войны и потомков зафиксировать свой личный вклад в этот временной отрезок с их заинтересованностью в получении материальных благ ^{[6, с. 26]}. С последней четверти XIX в. была широко распространена система денежных пособий и льгот участникам военных событий на Крымском полуострове, их потомкам были выделены «бесплатные вакансии» и государственные стипендии на обучение ^[48]. Данный аспект нельзя исключать из общего контекста рассмотрения проблемы, но вопрос об определении мотивации автора при создании мемуарных произведений представляется гораздо более сложным и комплексным - и должен решаться индивидуально в отношении конкретных произведений.

В период Первой мировой войны начинается затухание активного интереса к истории Крымской войны и обороны Севастополя. Часть исследователей связывают этот процесс с переориентацией внешнеполитического вектора Российской империи. В частности, как утверждал архитектор В.П. Петропавловский с началом военных действий в 1914 г. Панорама была закрыта в связи с тем, что «русское правительство, связанное тройственным союзом с Англией и Францией против Германии, посчитало ее демонстрацию в политическом смысле несвоевременной» ^{[49, с. 18]}. В это время сокращается количество публикаций и научной, и научно-популярной, и мемуарной литературы.

Интерес представляет тот факт, что завершение мемуарной традиции обороны Севастополя пришлось именно на 1917 г. Это была публикация воспоминаний Л. Кедриной, о которых уже шла речь, в № 1 «Русского архива» за указанный год. По нашему мнению, эта дата объясняется не только естественным процессом затухания мемуаротворчества в связи с уходом из жизни участников Севастопольской обороны. Опыт изучения мемуаристики 1812 года показывает, что отдельные произведения появлялись и спустя столетие после завершения военных действий ^{[10, с. 298-300]}. А со времени крымских событий в 1917 году прошло немногим более 60 лет. Свою роль, вероятнее всего, сыграла коренная ломка сложившего мирочувствования, мировоззрения, начавшаяся в это время. После крушения Российской империи и установления советской власти на ее территории, тема Крымской войны и обороны Севастополя вышла из области активной исторической памяти. Ярлык «позорного поражения» не способствовал интересу к ее изучению и осмыслению в 1920-е годы. Ситуация изменилась лишь в 1930-е гг., но за прошедшее десятилетие Севастополь, Крым и в целом Россия прошли через трудные времена и испытания, что способствовало затуханию этой традиции.

При детальном анализе мемуарная традиция обороны Севастополя 1854-1855 годов предстает перед исследователями как единый, развивавшийся на протяжении длительного времени, исторически сложившийся массив источников. Посредством наложения его количественно-хронологических показателей на реально-исторический контекст развития Российской империи во второй половине XIX – начале XX века, удается раскрыть взаимосвязанный процесс развития мемуарной, историографической традиции, а также общественно-политического развития государства.