Способность к общению как «признак одушевленности» и проблема диалогичности в русской философии первой половины XX века (на материале трудов Н.А.Бердяева и С.Л.Франка)

XX век, как известно, внес существенные изменения в жизнедеятельность людей, а следовательно, и во взаимоотношения между ними. Появление средств массовой информации, все более усиливающаяся машинизация всей жизни, исчезновение из нее рефлектирующей основы, укоренности в традиции, - эти и другие насущные проблемы с явной очевидностью встают перед лицом человека XX и XXI веков. Классической чертой общества новой формации является стандартизация мышления и структур поведения, конформизм, унификация схем поведения людей, что приводит человека к обезличиванию. Ситуация усугубляется усиливающейся разобщенностью индивидов, переходящей во враждебность, явное или скрытое противостояние. Происходят процессы разрушения социальных и духовных структур, присущих "традиционным" типам общества, для которых характерны устойчивые нравственные и эстетические ценности, более гармоничное мироощущение. Отношения между людьми носят характер фрагментарной и сжатой во времени, поверхностной связи.

Не смотря на тот факт, что средства массовой информации создают ситуацию столкновения "всех со всеми", в обществе наблюдается незримое, но пугающее явление отчуждения и развития крайнего индивидуализма. Более того, начинает распространяться остро переживаемое чувство одиночества человека, его разобщенности с миром, ощущение ненужности и бессмысленности существования, что приобретает метафизический смысл. Создаются предпосылки для глубочайшего осмысления происходящих в общественном сознании перемен. Формируются философские учения персонализма, экзистенциализма, философской и социальной антропологии, где фундаментальное значение приобретает постановка проблемы отношения между Я и Ты, Я и Другими.

Исследования проблемы коммуникации приобретает особую актуальность в связи с радикальными изменениями в коммуникативном поле современности. В связи с этим все большее количество мыслителей обращается к данной теме в контексте новых философских концепций, либо вычленяя, либо кристаллизуя и структурируя коммуникативные стратегии на основе творческого наследия философов прошлого.

Семен Людвигович Франк явление общения именовал в качестве «моего внутреннего бытия как субъекта» ^{[12, с. 106]}. Философ отмечал, что проблема общения тесно связана с характером восприятия чужой душевной жизни. Широко распространенная мысль о том, что обо всем, что существует вне человека самого, он имеет только какое-то косвенное знание, точнее сказать представление, привела к необходимости постановки вопроса об обосновании наличия «чужой одушевленности». Далее мыслитель критически оценивает рефлексию о том, что человеческое существо, обладая некой своей душевной жизнью, использует гипотезу умозаключения по аналогии, то есть человек полагает, что такая же душевная жизнь присуща и другому «чужому» человеческому существу. «Единство общества, общность порядка и форм жизни определяются ближайшим образом общностью человеческих, и эта общность есть подлинное реальное единство» ^{[10, с. 62]}. потребностей, человеческой природы, Умозаключение о том, что признак «одушевленности» возможно перенести по аналогии с себя самого на другой внешний объект, так как данный признак можно трактовать в качестве общего, переложимого на множество индивидуальных субъектов, кажется С.Л.Франку недостоверным. Русский мыслитель приводит далее теорию «одушевления» или «вчуствования» немецкого психолога Липпса, суть которой заключается в том, что при встрече с чужой индивидуальностью, человек как бы заражается этой чужой индивидуальностью, чужым душевным содержанием, которое отчасти ему свойственно в данный конкретный временной момент, но со специфическим знаком чуждости. Именно это испытывается индивидуумом как его принадлежность к другому «я». Философ соглашается, что не остается ничего другого, кроме того, что признать наличие специфического, особенного восприятия чужого «я»; учение об этом в различных формах было развито у Макса Шелера и Н.О. Лосского.

Бердяев отмечает, что не все, что происходит с «я», должно переживаться как родственное, а иногда даже «я» по мере возможности следует абстрагироваться от псевдоблизкого. Речь в данном случае идет об обществе, в котором люди вынуждены существовать, об «обманчивом социальном покрове бытия…» ^{[5, с. 47]}. Общество для Н.А. Бердяева «не экзистенциально», оно не способно решить вопрос об одиночестве. Общество для глубинного «я» есть объект, принудительная «выброшенность» человека в его сеть является чуждым ему самому. Но тот факт, что человек «оставлен», «выброшен» в общество имеет большое значение для экзистенциальной судьбы «я». «Выброшенность» «я» в общество, в социальную обыденность – показатель падшести человека. Общество, по Бердяеву, есть фатум человека в этом царстве разобщенных, чуждых объектов. «Я» по каким-либо причинам может отпасть от своего внутреннего «я», от глубины своего существования и попасть в омут общественных отношений, таким образом, может произойти «экстериоризация микрокосимчности человека…» ^{[2, с. 228]}. «Я», отпавшее от своей глубины, должно защищать свою исключительность от общества как от злостного неприятеля. Ведь это не «я» должно входить в общество, как часть в целое, а наоборот, общество является лишь маленькой толикой того универсума, что именуется человеческой личностью. Таким образом, можно сказать, что, по Бердяеву, не «я» находится в обществе, а общество существует в «я».

С.Л.Франк пишет: «Общение есть нечто иное и большее, чем простое усмотрение или восприятие чужой одушевленности» ^{[12, с. 108]}. Внешний объект, воспринимаемый нами в качестве одушевленного, согласно Франку, не перестает существовать в отношениях с другими одушевленными объектами. Философ проводит в данном контексте аналогию со встречным прохожим человеком на улице. Они тоже являются живыми, одушевленными существами, но глубоко не интересующие нас; они интересуют нас только как движущиеся объекты, в отношении их субъект озабочен только тем, чтобы не столкнуться. Семен Людвигович Франк вводит в этом контексте понятие «оно», «одушевленное существо», обозначаемое грамматически в третьем лице. В таком качестве «оно» входит в опыт жизнедеятельности человека как существо, не представляющее специального интереса, являясь частью объективно данной действительности. Положение дел меняется коренным образом, по мнению Франка, в любом акте общения – даже самого поверхностного. В том случае, когда человек разговаривает с кем-либо, пожимает другому человеку руку или молчаливо встречает «чужой» взор, контрагент перестает быть «оно», а становится «ты». Наличие и взаимодействие с «ты» уже не вмещается за рамки объективно существующей действительности, перестает быть немым, пассивным объектом. Одностороннее отношение заменяется двусторонним, истинным актом общения, где происходит взаимный обмен «духовных активностей». Наш внутренний взор устремлен на него, а его на - нас; сама обращенность в другое естество носит качественно иной характер: это не есть чисто идеальная направленность, а - реальное духовное взаимодействие. «Деятельность любви к ближнему выражается, прежде всего, в миролюбивом, дружественном, благожелательном отношении ко всем людям» ^{[14, с. 21]}. Семен Людвигович делает следующий вывод: общение, являясь некой связью с тем, что находится вне нас, вместе с тем входит в часть нашей жизнедеятельности: «общение есть явление, которое одновременно и сразу есть и нечто «внешнее» для нас, и нечто «внутреннее» ^{[12, с. 109]}.

По мнению Николая Бердяева, человек для того, чтобы успешно реализовать себя в общении с другими, вынужден играть ту или иную роль: роль отца или матери семейства, директора крупного промышленного предприятия, преуспевающего артиста, озабоченного судьбой страны чиновника, роль светского человека и т.д. Выполняя ту или иную социальную роль, человек показывает не настоящее, истинное свое «я». «…Вся наша сознательная культурная и социальная жизнь с ее неисчислимыми условностями есть жизнь ненастоящая, призрачная, лживая и в сущности людям ненужная,…за ней скрыта стихийная, бессознательная первожизнь, подлинная, глубокая и единственно нужная» ^{[1, с. 39]}, – пишет философ. Бердяев утверждает, что проблема одиночества в самой высокой своей степени есть суть проблемы смерти. Прохождение через смерть является прохождением чрез крайнюю, последнюю степень одиночества, когда происходит окончательный разрыв со всеми и со всем. Абсолютное уединение, утрата всех связей, нитей общения, полный разрыв со всей сферой существования, бытия есть смерть (здесь следует отметить, что по Бердяеву, «индивидуум умирает, …но личность не умирает…» ^{[3, с. 151]}).

Человек, по мнению Николая Александровича Бердяева, по сути, остается одиноким, неотраженным в Другом. Более того, наличие псевдо-контактов грозит самому субъекту, как ядру отношений, распадением, разложением на мелкие разрозненные составляющие или, что является вероятностью «полностью нивелировать реальное самосознание отдельного человека» ^{[9, с. 70]}. Философ отмечает, что в настоящее время чуждость и несамосущность довлеют над человеческой личностью, диктуя неправильные законы жизни, где личность полностью нивелируется, истребляется, где самость единичного бытия подвергается уничтожению. Исследователи неоднократно подчеркивают, что довлеет «…повседневность, где все рассчитывается и планируется с точки зрения эффективности, результативности и рациональности, где господствует экономика обмена, где нет места жертвенности и великодушию, где человек довольствуется товарами, сведениями и справками, и забывает о творении и общении» ^{[7, с. 184]}.

Более того любой акт общения между «я» и «ты» дает рождение некой новой реальности, именуемой «мы». Что такое есть «мы»? – задается вопросом С.Л.Франк. «Я» есть, по Франку, единственный в своем роде, неповторимый. «Ты» или «другой» является невозможной, неосуществимой идеей повторения «я». Ничто не может сделать меня самого не уникальным, не единственным. Если существует много разрозненных «я», то этот факт является залогом изъятия меня самого из подлинного бытия и переносит человека в чуждую, объективно существующую реальность. В этом случае вместо подлинного «я» проявляется «оно», которое может приобретать форму «они». «Мы», в понимании философа, не есть многие «я», «мы» - это множество «я» и «ты» («вы»). Существование «я» и «ты» не является простой множественностью двух или более «внеположных явлений» ^{[12, с. 110]}. Это – некое единство, находящее родственность во мне. «Мы» есть своеобразное «расширение я», расширение «я» за его естественные пределы. Для Франка существует обязанность «относиться с благоговением к конкретной живой душе ближнего всей ее целостности, считать священным само бытие человека, конкретно сущее в земном его облике» ^{[13, с. 202]}. Франк продолжает далее, что осознание «мы» есть осознание, что «я» существую за пределами своего собственного я. В попытке объяснения сути общения и феномене существования «мы» сам мыслитель видит невозможность абсолютных логически-отчетливых понятий; здесь присутствует coincidentia oppositorum. В факте живого, живительного общения с другой личностью через глубокое соприкосновение с ней мы вступаем в тесную связь и с самим собой и таинственными глубинами реальности, находящейся вне нас. Семен Людвигович пишет: «Нечто по существу скрытое, внутреннее, сверхмирное проступает наружу и не только соприкасается, но как-то перекрещивается и, хотя бы частично и поверхностно, сливается, вступает в единство с другим, ему подобным носителем реальности» ^{[12, с. 111]}. Происходит нечто качественное иное, новое, не механическое взаимодействие частей действительности, а происходит соприкосновение чего-то сокровенного.

Н.А. Бердяев выделяет понятия «я» и «ты». «Бесконечная сила и могущество, бесконечное познание, вечная красота и гармония – все это входит в осуществление и развитие «я»» ^{[4, с. 182]}. При истинном общении и взаимодействии «я» и «ты» стоят друг перед другом, лицом к лицу. Суть, естество «я» открыто перед «ты», лежит как на ладони, «я» нечего таить и скрывать от «ты», здесь происходит «интимное общение с другим человеком,…разговор вдвоем» ^{[3, с. 199]}. Данная мысль раскрывается в философии «экзистенциальной коммуникации» Бердяева, для которого был важен диалогический характер общения. Для «я» «ты» изначально не является объектом, «я» воспринимает «ты» как равноценный субъект, наполненный экстатичным содержанием. Профессор Е.Н. Некрасова характеризует понятие «ты» как «непостижимую тайну живой реальности, которая соприкасается, вторгается в нас, переживается нами» ^{[8, с. 80]}. Когда «ты» превращается в объект, теряет свою привлекательность для настоящего глубинного «я», то становится «оно». Появление «оно» является, на взгляд мыслителя, результатом процесса объективации. Даже Бог может стать «оно», если понимание божественной сути подвергается объективации. «Ты» исчезает, растворяется, его лик расплывается, нет более сокровенных встреч лицом к лицу между «я» и «ты». Появляется холодный, устрашающий, безразличный лик объекта, «оно». А когда человеческое «я» встречает «ты», то зловеще-стальные чары вещного, предметного мира рушатся и открываются врата мира истинного существования.

Бердяев отмечает, что существуют не только понятия «я», «ты» или «оно». К.Ясперс также выделяет «не-я» как возможный способ существования, для которого характерно отсутствие подлинного общения. Не стоит забывать, пишет Бердяев, о наличии «мы». Сообщество «мы» есть «экзистенциальная общность». «Мы» тоже может объективироваться, становиться «оно», что происходит в процессе социализации общественных отношений. Объективированное «мы», понимаемое как «оно», есть суть социального коллектива, который навязан извне каждому «я». Но есть «мы» как внутренняя общность, общение и единение между «я», где «я» воспринимаемо другим «я» как «ты».

Природа такого коммуникативного акта, такой сущностно важной встречи, по мнению С.Л.Франка, может быть бесконечно разнообразна и поливариантна. При условии, что состоялась глубинная встреча двух «я», она может быть наполнена различными моральными и эстетическими свойствами, проникающими в глубину духовного существования, бытия личности. Один человек с первой встречи может быть приятен, вызывать чувство одобрения, симпатии; а другой не нравится, возбуждает ощущение недовольства, дискомфорта и протеста. Из повторяемости таких встреч складывается то явление, которое именуют «отношениями между людьми». «Нам нужно прильнуть, навсегда приникнуть к чей-то дружеской груди, держаться за чью-то могучую и благодетельную руку» ^{[11, с. 87]}. Такие отношения могут иметь характер дружбы, солидарности, любви, а также – противостояния, враждебности (если несовпадение взглядов, взаимное отталкивание не приводит к отчуждению и равнодушию к жизни друг друга, когда живое «я» имеет шанс превратиться в «оно», в объект). Франк соглашается, что в большинстве случаев отношения между людьми носят сложный характер. Характер общения подчас может балансировать между солидарностью и антагонизмом; являясь неминуемой частью жизни, оно также изменчиво, динамично, неоднозначно, проходит через определенные стадии. Художественная литература всех веков посвящена изображению этого бесконечно богатого, сложного, подчас драматичного мира живых человеческих отношений.

Но, отмечает Н.А. Бердяев, существуют и другие взаимоотношения между «я» и обществом. Когда появляется многообразие «я» и «ты», что составляет суть общества, когда оное перестает быть «оно», «Essein», то неспешно и величественно выходит образ «мы». Тогда у «я» исчезает страх, неуверенность, безотчетная робость, желание скрыться от внешнего мира, напротив, «я» приобретает искреннее желание войти, влиться в «мы», стать его составной частью. «Мы» объектом для «я» не является, «мы» не навязано «я» извне. «Мы» - суть, содержание и качество жизни любого истинного «я», поскольку существование всякого «я» определяется не только его отношением к другому «я», но и его отношением к человеческому множеству и многообразию. Когда произносится «я», имеется в виду «мы». Смысл «я» раскрывается в «мы». Бердяев неразрывно мыслит существование «я» и «мы». С таким пониманием сущности общества связана в русской философии идея церкви, интерпретируемой не в качестве объективированного социального института, а церкви, «взятой в ее онтологической чистоте», «принадлежащей к экзистенциальному порядку». Профессор Шапошников Л.Е. пишет: «Органическое понимание церкви, выраженное в соборности, снимает антиномию индивидуализма и авторитаризма» ^{[16, с. 78]}. Но церковь, по мнению Бердяева, тоже может быть обращена в «оно», тогда сокровенный смысл и тайна «мы» исчезает.

Семен Людвигович далее пишет о том, что наряду с чисто личными отношениями, которые сохраняют характер живых, непринужденных, конкретных проявлений, пластичных, неоформленных и изменчивых; также существуют отношения, которые оформляются в достаточно устойчивые формы, принимающие форму объективной реальности, независимой напрямую от конкретной жизнедеятельности, подчиняющейся определенному набору правил и образующую таким образом социальную среду (семья, государство и т.д.). Окруженные и пронизанные сетью, совокупностью многообразных отношений между людьми, они существуют в особом, по мнению С.Л.Франка, общем духовном мире. Данный мир в основе своей есть мир собственной духовной жизни, но «в измерении ее коллективности – есть совокупность индивидуальных внутренних жизней каждого из нас, только сплетенных, через отношения между людьми, в некое неразрывное единство» ^{[12, с. 112]}.

«Я», как считают философы, существует лишь в диалоге, в коммуникации. Н.О. Лосский справедливо замечает: «Личность есть духовное начало, предполагающее наличие другой личности и общение личностей» ^{[6, с. 463]}. Индивида нет без диалогической борьбы, противоречия, противоборства с другими «я», так как сознание человека по природе своей социально, то есть предполагает наличие других. В виду того, что наше сознание стало приспособленным к символическим сообщениям в пространстве и времени без осуществления реального приобщения, без выхода в яркий мир трансцендентного, иными словами, сознание стало социализированным, оно то и мешает человеку поистине общаться, оставляет его с ощущением сиротства. Социализированное сознание определяется социальной обыденностью, повседневным ходом вещей, где появляется готовность «…истребить всякую личность, подрезать возможность всякого ее цветения» ^{[5, с. 66]}. В акте трансцендирования границы сознания расширяются и препятствия к слиянию, соединению с «ты» исчезают. Чтобы расстаться с сиротством, утолить мучающую тоску по общению, человек иногда жаждет погасить сознание, выключить его. Социальная повседневность с ее устрашающими ограничивающими рамками, строгими законами необходимости исчезает в трансцендентном акте. Личное, индивидуальное, оригинальное мышление, близкое к первоисточнику бытия не есть отрицание возможности общности и общения, по мнению мыслителя, но есть суть отрицания зависимости мышления от социальной обыденности и от общества, понимаемого как объект. Личное мышление отрицает не общение, а общее, по мнению Н.А. Бердяева. Бытие «я» и возможность коммуникации с другим «я» носит эмоциональный характер. Вообще, суть «я» раскрывается в его эмоциональной жизни. Обращение «я» в объект является, прежде всего, свидетельством действия всепоглощающей рационализации. Хотя эмоции тоже могут быть социализированы и приобщены к силе повседневности, таким образом, внутренний мир, глубина «я» скрывается, утаивается. Бердяев считает ошибочным предположение, что общение, с помощью которого преодолевается одиночество, является лишь общением между людьми.

Прорыв из мира социализированного мира отчужденности, разобщенного и скованного, предполагает выход через приобщение к сверхличному. Приобщение «я» к «я», личности к личности решает проблему одиночества. Но, как справедливо отмечает Н.А. Бердяев, «я» не есть еще личность, не есть готовая данность. «Я» лишь стремится стать ей. Личность становится, творится в процессе общения между «я» и «ты». Таким образом, общение помогает «я» стать личностью, «…не дробной частью вселенной, не осколком ее, а целой малой вселенной, включающей в себя все качества вселенной большой…» ^{[4, с. 299]}, обрести глубину. Личность возрастает, укрепляется в выходе в «ты» и «мы». Профессор Чухина Л.А. пишет по этому поводу: «На основе диалогических взаимодействий с «ты» конституируется собственно человеческое начало человека и «я», только здесь выступающее в диалоге, может произноситься во всей полноте своей сущности» ^{[15, с. 184]}. Но как было сказано выше, существует таинство личности, что постичь невозможно, так как «я» желает остаться неразгаданным до конца. Неполная открытость «я», утверждает Н.А. Бердяев, является одним из важнейших условий его существования в качестве меры защиты и предосторожности перед холодно-безжизненным ликом объектов. Здесь существует отличие от философских воззрений Карла Ясперса, который утверждал, что «я» должно быть открыто перед «ты» в полной мере, что является условием и залогом осуществления подлинной коммуникации. Когда «я» хочет встретить «ты», выйти и раскрыться в него, а оказывается перед «оно», то пытается оградить свое «я» от грубого и терзающего прикосновения «оно», так как, по мнению Чухиной Л.А., проникая в сферу «оно», «человек ущемляет возможности, реализацию своей подлинно человеческой природы, заглушает заложенные в нем духовно-нравственные потенции, извращает должный характер своих взаимодействий с миром» ^{[15, с. 186]}.

Субъект или «оно», по мнению мыслителей, имеет свое внутреннее существование и глубинное всеобъемлющее наполнение, объект существует для субъекта и имеет вторичный характер по отношению к нему. Быть объектом, по мнению философов, означает быть для субъекта, объект как бы является для чего-либо другого, не имея внутренней самостоятельной бытийственности. Когда речь идет о трансцендентном, нельзя говорить об объекте, так как понятия «трансценденция» и «трансцендентный» не имеют никакого отношения к объекту. Акт трансценденции, согласно взглядам Н.А. Бердяева и С.Л. Франка, может совершать субъект, поскольку способность к трансцендентальному наличествует только в нем.

Оба философа утверждают, что прорыв к подлинному существованию через акт общения возможен лишь в освобождении от пут массового бытия. По Бердяеву, человеческая личность уникальна, неповторима, ее ни в коем случае нельзя смешивать с массой, делать похожей на другого индивида. "Я" человека несравнимаемо, не может быть усреднено или унифицировано в сообществе людей. В противном случае "Я" уже "Я" не является, следовательно, оказывается неспособным выйти к "Ты" и устаносить с ним коммуникацию; то есть это не "Я", а "Оно", где оба мыслителя видят "стальной лик объективации".

Уход от безликости, всеобщности, стандартизации мышления и поведенческих схем в общении с людьми горячо проповедуется и С.Л. Франком. Статус "самостного бытия" теряется личностью в случае растворения ее в людской толпе, происходит процесс обезличивания, нивелирования личностного начала в индивиде. Если это происходит, то, по Франку, такие индивиды не вступают в глубокие отношения друг с другом, их связи носят поверхностный, внешний, как правило, эгоистический и рационалистический характер, так как они лишены своего субстанционального наполнения, поэтому не в состоянии посредством интеракции отдать часть самого себя другому. В процессе омассовления, понимаемого в качестве подведения людей к единой и общей для всех линии поведения, характеризуется мыслителями как специфическая черта современной эпохи механизации и унификации. Стоит отметить также, что явление "дьявол из машины" крайне отрицательно трактуется обоими философами.

Все же выход к подлинному существованию оказывается невозможным только через обретение личностью "самостного бытия" и отстранения, отталкивания от общества людей. Реализация прорыва в нуменальный миропорядок становится недостижимой без присутствия Другого, то есть только в пределах личной субъективности и замкнутой единичности. Именно здесь, по мнению обоих философов, кроется ключ к решению проблемы общения и интерличностных взаимоотношений. Глубинное существование не может состоять в абсолютизации и гипостазировании единичности. Там, где бытийствует единичность, стремящаяся к трансценденции, выходу из мира объективированной реальности, но в том случае, если последняя проходит путь замыкания на самой себе, то экзистенциальный способ бытия неминуемо ускользает. Единичность, в которой действительно реализуется сущностное, исконное существование, представляет собой не замкнутость внутри себя, сосредоточие исключительно на самом себе и отстранение от совместного бытия с Другими, но открытость для другой единичности, готовность выхода к субъективированной сущности Другого и способность поддержания метафизического диалога с ним.

Именно сопрокосновение с "ты" и "я" обретает собственную глубину, но для этого требуется некое усилие. Через касание, вход в область "ты" "я" проходит испытание отречения от своей единичности, замкнутости. Н.А. Бердяев и С.Л. Франк сходятся в том убеждении, что нельзя найти самого себя, не вступив в общение с Другим, так как именно Другой открывает для "я" его истинную суть. Важно то, что коммуникация в данном контексте не является способом упразднения единичности, подавления личностного в Другом, но наоборот, общение становится возможным только в области единичного, только при наличии двух и более истинных "я". Мыслители делают вывод, что не представляется возможным обрести путь к самому себе, не коммуникатируя с Другими, но нельзя вступить в процесс общения, не будучи единичным.

Отношения между человеческой личностью и окружающей действительностью, согласно Николаю Бердяеву и Семену Франку, представляют собой сложную систему взаимоотношений, где индивид себя отдает Другому и находит через Другого. Мировая данность, по их мнению, есть ни что иное, как то, в чем искомая сущность человека может либо исчезнуть, потеряться, раствориться, либо, наоборот, нащупать в мире твердую основу, от котрой можно оттолкнуться и обрести путь к глубинному, экзистенциальному существованию. Окружение человека людьми, с которыми ему приходится вступать в контакт, понимается философами как "выброшенность личности в мир", отданность ей в "мир сей" (Н.Бердяев). иными словами, отношения человека и мира носят скорее уготованный, принудительный характер, характер долженствования и обязательности. Мир довлеет над индивидом, гипостазируя свое значение и власть над ним. Человек ощущает тяжесть, разобщенность, неслиянность с действительностью, лишенной "субстанциональной основы" (С.Франк), острое стремление скрыться в скорлупе своей субъективности, нежелание выходить к лишенной смысла реальности.

Н.А. Бердяев и С.Л. Франк сходятся в том убеждении, что нельзя найти самого себя, не вступив в общение, диалог с Другим, так как именно Другой открывает для "я" его истинную суть. Важно то, что коммуникация в данном контексте не является способом упразднения единичности, подавления личностного в Другом, но наоборот, диалог становится возможным только в области единичного, только при наличии двух и более истинных "я". Философы отмечают, что не представляется возможным обрести путь к самому себе, не коммуникатируя с Другими, но нельзя вступить в процесс диалога, не будучи "единичным".