Кончина Александра III в освещении петербургской прессы (на примере изданий "Гражданин", "Новое Время")

Игумнов Дмитрий Александрович аспирант, кафедра Истории России XIX - нач. XX века, Московский Государственный Университет 127299, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Космонавта Волкова, 7 Igumnov Dmitrii Aleksandrovich Post-graduate student, the department of Russian History of the XIX – early XX century, Moscow State University 127299, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Kosmonavta Volkova, 7 dig1988@mail.ru

Особенность жанра некролога – в том, что он даёт исключительно положительный образ почившего. «Некрологи идеализируют своих персонажей, нарочито подчёркивая или приписывая такие черты их личности и поведению, которые признаны позитивными в данной культуре»^[1]. В том случае, когда некролог посвящён правящей особе, он подводит итог не только личной судьбы своего героя, но и целому периоду истории возглавляемого им государства.

В настоящей статье мы рассматриваем материалы, появившиеся в прессе в связи с кончиной императора Александра III. Для анализа мы взяли три выходившие в то время в России периодических издания: журнал «Гражданин» князя В.П. Мещерского, газеты «Свет» В.В. Комарова и «Новое Время» А.С. Суворина. Все они были на тот момент достаточно известными представителями консервативной столичной прессы. «Свет» и «Новое Время» являлись массовыми изданиями с широкой аудиторией, «Гражданин» был не столь распространён, но пользовался известностью в верхах общества.

Александр III скончался в Ливадии 20 октября 1894 года, а первые сообщения об этом появились в столичной прессе на следующий день. Издания, помещавшие некрологи, оценивали как итоги завершившегося правления, так и личность самого царя. «Царствование Государя Александра III пролетело над Россией, как чудный, светлый метеор, оставив в нашем воспоминании облик благороднейшего человека, высокой души, совершеннейшего сердца»^[2] - писал «Свет». «Гражданин» писал, что «Царствование Его (Николая II – Д.И.) Святого Отца было подобием святой школы любви» и выражал надежду, что народ поймёт и почувствует призвание «сомкнуться в одну крепкую семью около молодого Царя и слиться в одно сердце»^[3].

Особое внимание авторы обращали на время, в которое началось правление Александра III. Он вступил на престол среди разлада и разрушения, когда «государство наше было расшатано нигилизмом, неверием и слабой нравственностью»^[4]. В это время «крамола была на языке, в умах и сердцах. Самые лживые теории разъедали Россию, находили себе адептов в тогдашних государственных людях и путали умы, неподготовленные к разрешению государственных задач»^[5]. «Гражданин» говорил о ситуации конкретнее, указывая на трагическое изменение отношения к власти, когда «люди стали забывать основную сущность русского Самодержавия и, смешивая его с западно-европейским абсолютизмом, думали, что это лишь временная форма правления». Затемнилось «понятие о Самодержавии, как о добровольном и сознательном союзе любви между Царём и подданными Его… в котором происходит обмен взаимных клятв перед Всевышним Богом на взаимное служение»^[6].

Как утверждал «Гражданин», в шестидесятые и семидесятые годы либерализм вёл разрушительную работу, так что «даже государственные сановники… стыдились быть русскими и унижались, рассыпались в либеральных фразах перед каждым остзейским немцем и шляхетским поляком». По мысли автора, «характер политической минуты» в то время «представлял почти безвыходное положение». Вина за такое положение дел возлагалась на бюрократию, оторванную от жизни, и сторонников безудержного прогресса: «Петербург бюрократический интересовался… всего более проектами реформ, исходившими непосредственно из голов передовых людей, которым нравилась эта лихорадочная деятельность ломки и перестройки и которых увлекали налегко и на лету схватываемые доктрины Европейского Запада»^[7].

Иначе состояние общества оценивало «Новое Время». Здесь акцент ставился не на разрушении устоев, а на привнесении нового. Сопутствующий этому беспорядок описывался как издержки исторического процесса: «Реформы Александра II, быстро чередовавшиеся и не вполне между собой соглашённые… в общем создали совершенно новый порядок вещей, колебавший в существенных основаниях исторический уклад русской жизни, и требовалось продолжительное время, чтобы государственный организм освоился с новым режимом»^[8].

Александр III для «Нового Времени» был примирителем различных эпох и начал русской жизни. По поводу пребывания гроба царя в Архангельском соборе газета писала, что «Новая Русь, в лице Его, как бы браталась в этих древних стенах церкви с старой Русью и признавала в этой старой Руси такие заветы, без которых русский народ не выделился бы так державно среди славянского племени и народов Европы»^[9]. А.С. Суворин писал, что «Император Александр III миротворец не потому только, что он держал мир в Европе, но и потому, что в его царствование примирились и внутренние партии и даже та рознь, которая была между западниками и славянофилами, конституционалистами и, так сказать, земско-соборниками, сгладилась». Этот государь «подготовил примирение допетровской Руси с новой Русью, и стало ясно, что было хорошего, жизненного до Петра, что и теперь не потеряло своего значения, и что нехорошего было и есть в этой новой Руси»^[10].

«Гражданин» также показывал Александра III как победителя внутренней розни: «Полный порядок, полное спокойствие и надёжный мир явились результатами неусыпных и неустанных трудов Императора». Достигнуто это было не «репрессивными и экстраординарными» мерами, а «твёрдостью, честностью и миролюбием» царя. В особую заслугу императору журнал ставил не конкретные преобразования, а возрождение верного направления. Любовь царя «вошла в каждое жилище своего народа и в каждое его сердце» и «чудесно отвлекла чувства и мысли из области непроизводительных и чуждых жизни стремлений во область действительной, будничной жизни, и от этого действия любви… стали снова возрождаться родники старой русской любви к своим вековым заветам» ^[11].

Если по «Гражданину» Александр III возродил «вековые заветы», то по «Новому Времени» он стал наводить порядок, преодолевая создавшуюся в результате реформ «растерянность». Царь «видел, что Россия нуждалась не в новом напряжении умов, не в новых обещаниях, а, наоборот, в хладнокровном пересмотре сделанного, в устранении выказавшихся недостатков, в уничтожении злоупотреблений… а для сего прежде всего – в поднятии авторитета правительства и власти» ^[12].

«Свет» утверждал, что «с воцарением императора Александра III всё стало успокаиваться как бы само собою». Если «Гражданин» отрицал «экстраординарные и репрессивные» меры, то «Свет» шёл дальше: «не было предпринято никаких ни жестоких, ни суровых мер, не было предпринято никаких ни реформ, ни преобразований». Введение земских начальников понималось не как реформа, а как «частность, уложившаяся сама собою в общем государственном организме». Всё было достигнуто личной добродетелью монарха, его «высокою светлою душою, бесконечно добрыми желаниями и редкими семейными добродетелями» ^[13].

Из мероприятий Александра III «Свет» особое значение придал указу 1 марта 1881 г. О приведении крестьян к присяге. В этом деянии газета видела продолжение эпохи Великих реформ, поскольку «в нём получает наглядное выражение тот огромный переворот в исторических судьбах и нашего крестьянства, и всего царства русского, который совершил незабвенный Царь-освободитель. Новый Царь первый напомнил, что русский крестьянин – правоспособный гражданин государства, что в Его царском сердце народ найдёт ту же любовь, которая руководила великими начинаниями Его отца» ^[14].

«Гражданин» подчёркивал значение другого учреждения - введения земских начальников. «Наравне с улучшением экономического быта, было обращено внимание и на внутренний быт крестьян, которые остались после освобождения от крепостной зависимости без всякого прямого и близкого руководительства» ^[15] - писал журнал об этой реформе. Прямо говорилось об этом в другой статье, где учреждение земских начальников ставилось примером правильного внутреннего порядка, который «зависит… от подчинения жизни одному Хозяину, одному Руководителю, одному Толкователю закона и правды и одному фактору, способному всякой реформы устранить вред и утверждать благо!» ^[16].

Таким образом, акцент на различных событиях царствования Александра III в «Свете» и «Гражданине» показывал расхождение осмысления того времени в целом: если для «Света» было важным подчеркнуть его преемственность по отношению к эпохе Великих реформ, то для «Гражданина» - указать на необходимость иерархии, единовластия и порядка в обществе.

«Гражданин» подчёркивал преемственность правлений Александра II и Александра III. Первый своим воспитанием «сберёг в Нём (Александре III – Д.И.) все Ему данные Богом душевные сокровища и от всякого зла оберёг». Александр III укреплял «внутренние учреждения государства» «сообразно тем благим целям, которыми руководствовался Его Отец, творя Свои реформы» ^[17], то есть, с точки зрения «Гражданина», противоречия между целями «реформ» и «контрреформ» не существовало. Проблема была в «либеральном расшатывании». В своей постоянной рубрике «Дневник» Мещерский рассуждал, что «почивший Государь неотделим в Своём благом и мудром царствовании от славного царствования Своего Родителя, ибо посвятил все помышления Свои, всякую минуту Царской Своей трудовой жизни на укрепление и завершение великих дел Своего Отца» ^[18]. А статья из «Церковных Ведомостей» видела «замечательное совпадение» в том, что «незабвенный Родитель Его, Император Александр II, освободил двадцать три миллиона людей от цепей рабства, доблестный Сын Его, Император Александр III, пропитал 23 губернии, постигнутые голодом» ^[19].

Все рассматриваемые издания уделяли внимание личным качествам почившего. «Гражданин» писал, что император «злоухищрениям врагов… противополагал прямоту и искренность, лжи и неправде – правду слова и дела, воинским замыслам – благожелания мира и любви» ^[20]. Он «ненавидел ложь и обожал правду» и поэтому «почувствовал предчувствием так сказать», что в создаваемом политическом положении «нет главного – правды». Подобным образом и «Свет» говорил, что «покойный Государь представлял собой высокое олицетворение лучших свойств русского народа – несокрушимой любви к правде и твёрдой воли, соединённой с великим благодушием» ^[21].

И «Гражданин», и «Свет» утверждали, что причина успехов Александра III – в его человеческих качествах и верности традиции. «Свет» писал даже, что он «не был ни великий полководец, ни великий реформатор, ни великий законодатель, ни человек, воздействовавший на умы своими приближенными друзьями», но он «был прежде всего Государем могущественной России», он «создал и олицетворил Собою тип божественный, тип Русского Самодержца, в духе тысячелетней истории России, в духе заветных верований народа, в духе Самодержавия, православия и народности!» ^[22].

«Гражданин» особо подчёркивал жертвенность Александра III. Царь не напрасно «принёс Себя в жертву нам», выражавшейся в том, что он истощил силы, здоровье и жизнь на благо отечества, в результате чего умер преждевременно^[23]. И если, по «Гражданину» Александр II стал жертвой смуты, то Александра III погубили чрезмерные труды. Его болезнь оттого «была так люта и беспощадна, что Царь наш слишком много работал, слишком мало спал, слишком мало отдыхал» ^[24].

Качества Александра III в освещении «Нового Времени» выглядят более рационально и приземлённо. Он «отличался спокойным умом, прямотой мысли и более всего любил правдивость. Он любил самостоятельно обдумывать каждое дело серьёзно и спокойно лично». Император отличался простотой в обращении, принимал учёных и писателей, был «идеально образцовым семьянином» и избегал пышности и роскоши. «Новое Время» отметило даже, что «из театральных представлений Он любил весёлую французскую комедию и от души громко и добродушно смеялся в комических местах» ^[25].

«Что-то простое, честное и правдивое чувствовалось везде, где жил, думал и действовал покойный царь» - признавался один из постоянных авторов «Нового Времени» С.Н. Сыромятников, публиковавшийся под псевдонимом «Сигма». «Он был Царь-Охранитель, который старался оберечь русское национальное чувство, русскую народную душу от увлечения западными течениями мысли, усвоение которых возможно только после большой дисциплины ума и характера». Теперь государство было готово к работам и реформам в союзе с образованным обществом, которое «от юношеских мечтаний шестидесятых годов… перешло к спокойной и созидательной работе» ^[26].

Относительно внутренней политики Александра III подчёркивался её национальный характер, соответствие идеалам русского народа. Царь был един со своей страной и народом, он был «истинно Хозяин Русской земли» и «сумел дать делу обрусения в наших окраинах более мягкий, хотя, в то же время, более действенный характер» - писал «Гражданин». «Почивший Император воплощал в себе идеал Русского Царя» - писал «Скептик» в рубрике «Вслух». Его образ «подходит и сливается… с представлением нашим о «Батюшке-Царе»» ^[27]. Так же считал и «Свет», называя почившего императора «лучшим выразителем задач, поставленных русским народом и проводимых им во всю свою тысячелетнюю историю» и «вполне народным русским Монархом». «Свет» признавал Александра III также и миротворцем, в царствование которого «большие территориальные приобретения были сделаны без боя», но «были значительнее, нежели в царствование Его августейшего родителя»^[28].

Сама личность царя была способна менять людей. «Почивший Царь сделал нас более русскими, чем мы были, влиянием на нас Своей Русской личности» ^[29]. Под её влиянием даже носитель либерализма, «средний интеллигент» может пережить причастность к устоям и жизни народа, почувствовать «нечто такое, что связывает его с десятками миллионов русских людей» и «смутно сознавать, что есть в мире нечто неизмеримо более высокое и более сильное, чем те общелиберальные, гуманные формулы, которым он до сих пор покланялся, и что это нечто – есть Православие и Самодержавие» ^[30].

Национальный идеал минувшего царствования отмечало и «Новое Время». Его «внутренние реформы… были основаны на строго национальной почве», и, если «дело шло о крепости государственного организма, не могло быть речи о поблажках каким-либо сепаратистским тенденциям». Но национальный характер в газете, в отличие от «Гражданина», не связывался с самодержавием. Относительно личных качеств императора было отмечено, что «замечательна в Нём была любовь ко всему русскому. Он первый из русских государей, после Фёдора и Иоанна Алексеевичей, носил бороду. Наши раскольники и староверы получили при Нём возможность более свободно отправлять своё богослужение» ^[31].

«Свет», издаваемый героем Русско-турецкой войны полковником В.В. Комаровым, высоко оценил политику Александра III относительно славянских народов. Он «продолжал верить в возможность осуществления славянской идеи» несмотря на всеобщее разочарование из-за «чёрной неблагодарности болгарских правителей». Император покровительствовал славянским народам, «один держал высоко славянское знамя и без всякого риска достиг того, чего нельзя было достигнуть кровопролитнейшими войнами». Правда, из результатов политики «Свет» указал лишь на «выражение истинных чувств к Царю-Покровителю» на народных сходках и то, что «Он заставил недругов славян мириться с осуществлением великой идеи о всеславянстве». Плоды идеи должны были явиться в будущем, поскольку новый государь воспринял политику отца и получил в наследие «богатую жатву» ^[32]. На следующий день «Свет» опубликовал письмо в редакцию, призывавшее «славянских братьев» обратить свои взоры на жизнь Александра III и понять, «что залог всего вашего будущего в России, в ней и в ней одной только вы найдёте надёжный оплот от обуревающих вас невзгод» ^[33].

Царь должен быть примером для своих подданных, писал Мещерский, и особенно это касалось молодёжи. «Жизнь и личность почившего Государя должны светлым идеалом и сильным нравственным двигателем стать живым и святым средоточием во всех школах России», он «должен жить, жить и всё жить, как истолкователь долга христианского и патриотического, долга к Богу, к отечеству, к семье» ^[34]. Сохранение памяти о царе должно была быть связано с тем, «что было угодно и приятно Его сердцу», и Мещерский предлагал учредить стипендию его имени для полного воспитания сирот^[35]. Через несколько дней Москвич призывал построить в Москве, «по возможности в Кремле или около него», силами и средствами всех областей России Всероссийскую богадельню имени почившего императора^[36]. Позже на страницах «Гражданина» появился призыв поставить во всех церквях России, «начиная от столичных соборов и кончая убогим деревенским храмом», иконы святого Александра Невского с изображением Спаса Нерукотворного – также в память об Александре III^[37].

«Свет», также предлагая создать памятник, достойный памяти царя, писал, что «таким памятником может быть только благолепный храм Божий, в центре столицы, в соединении с церковной школой и обширной залой для народных чтений». Церковное благочестие в таком памятнике неразрывно сочеталось с народным просвещением: «свет веры и свет знания пусть будут красноречиво говорить о Монархе, поставившем мир, счастье и просвещение своих подданных превыше суетной славы завоевателей» ^[38].

В целом следует сказать, что при необходимых для посвящённых царственной особе некрологов положительных оценках, каждое издание создавало свой образ почившего императора, акцентируя внимание на тех или иных аспектах его деятельности или личности и подвергая их различным трактовкам. Так, «Гражданин» предлагал читателям эпический образ борьбы между либерализмом и самодержавием, в которой Александр III представлялся защитником и выразителем последнего, который развеял мрак ложных доктрин и вернул Россию к её историческим идеалам. Величественности такому образу императора придавали использованные журналом библейские образы.

«Свет» в своих оценках был близок «Гражданину», но в его текстах почти отсутствовал характерный для последнего пафос борьбы с либерализмом. Газета изображала императора «народным монархом», выразившим русские идеалы (но не связывавшиеся с защитой самодержавия), радетелем о просвещении и славянской идее. Если «Гражданин», не отрицая ценности реформ Александра II, показывал Александра III в первую очередь как борца с хаосом шестидесятых и семидесятых годов, то с точки зрения «Света» он продолжил курс на предоставление бывшим крепостным крестьянам гражданских прав.

«Новое Время» в своих оценках отошло от «Гражданина» ещё дальше. Здесь его значение трактовалось не в плане борьбы с либерализмом за самодержавие, но как наведение порядка при переходе к новой эпохе, примирение старых и новых элементов жизни. Александр III в газете Суворина – рациональный и скромный в быту правитель, борец с сепаратизмом, почитатель русской культуры. Его правление, преодолев рознь старого и нового, подготовило Россию к дальнейшему прогрессивному развитию и возможным реформам.

Создавая определенный образ почившего императора, издания тем самым формулировали и завещали будущему собственные политические идеалы. «Гражданин» видел их, прежде всего, в защите традиции и в единстве власти с народом. «Свет» был близок к таким представлениям, но добавлял к ним необходимость защиты славянского дела. Со своей стороны, «Новое Время» надеялось на гармоничное согласие существовавших в русском обществе начал, старых и новых, и на развитие общественного самосознания. В целом, с точки зрения трёх изданий, время правления Александра II и Александра III было важнейшим для решения вопроса о дальнейшем пути русского общества.