Современные взгляды южнокорейских учёных на процесс этногенеза корейцев

Акуленко Вадим Сергеевич старший преподаватель, Дальневосточный федеральный университет 690091, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Суханова, 8 Akulenko Vadim Sergeevich Senior Educator, the department of Korean Studies, Far Eastern Federal University 690091, Russia, Primorskii krai, g. Vladivostok, ul. Sukhanova, 8 vakulenco@mail.ru

Статья подготовлена при финансовой поддержке Академии корееведческих исследований Республики Корея (грант AKS-2015-OLU-2250003).This work was supported by the Core University Program for Korean Studies through the Ministry of Education of the Republic of the Korea and Korean Studies Promotion Service of the Academy of Korean Studies (grant AKS-2015-OLU-2250003).

Начиная с 1990-х гг. в истории развития теорий этногенеза в РК открывается новая страница, связанная с завершением формирования взглядов южнокорейских учёных на процесс этногенеза корейцев на современном этапе. Успехи, достигнутые южнокорейской наукой в предыдущие десятилетия, совместно с применением новейших методов генетики, а также появившейся возможностью беспрепятственно работать и обмениваться данными с коллегами из КНР и РФ, привели к формированию общего консенсуса среди южнокорейских историков относительно хода данного процесса.

Вместе с тем, начиная с 2000-х гг. наблюдается общая потеря интереса академической науки к изучению этногенеза в связи с отсутствием новых данных, способных опровергнуть или существенно изменить уже существующую концепцию этногенеза корейцев.

Однако потеря интереса к вопросу этногенеза корейцев со стороны академической науки сопровождается бурной активностью в этом направлении псевдоисториков, буквально заполонивших своими сочинениями полки южнокорейских книжных магазинов и сеть Интернет.

Усилившееся взаимодействие южнокорейских учёных с коллегами из КНР и РФ после установления официальных отношений между странами позволило по-новому взглянуть на древнюю историю корейцев. Особенно плодотворными контакты оказались в археологии. Совместные исследования помогли пролить свет на некоторые неизвестные страницы истории этногенеза корейцев и отдельных его компонентов.

Несмотря на то, что лингвистика, этнография, антропология и ряд других наук дают достаточно сведений о самом процессе этногенеза и приблизительном времени формирования основы корейского этноса, археология, а, с недавних пор, и генетика, позволяют заполнить пробелы на более ранних этапах и по-новому взглянуть на некоторые элементы традиционной культуры, что неизбежно привело к переосмыслению сложившейся ранее алтайской теории этногенеза корейцев, наиболее подробно изложенной в работе Ким Чонбэ ^[1], с точки зрения количества компонентов, участвовавших в самом процессе.

Стоит отметить, что связывать нижний и средний палеолит с происхождением корейцев южнокорейские учёные всё ещё не рискуют, однако в академической науке стали всерьёз рассматривать возможность появления предков корейцев на Корейском полуострове уже в верхнем палеолите. За последние четверть века практически на всей территории Кореи подтверждено присутствие верхнепалеолитической культуры. Вслед за японскими археологами южнокорейские учёные выступили с предложением связать верхний палеолит и возникновение примитивной керамики. Таким образом корейские и японские археологи пытаются отвязать регион от принятой в западной археологии периодизации, исключая из неё классический европейский мезолит, наступивший около 8400 г. до н.э. и связанный с появлением микролитических орудий. Многие их коллеги в Европе и Америке также высказываются за возможность перехода древних жителей Дальнего Востока от верхнего палеолита сразу к неолиту без промежуточного этапа, так как в данном регионе находят следы очень древней керамики, возраст которой иногда оценивается более чем в 10 тыс. лет. Эта древняя керамика найдена на Амуре, в Японии, Маньчжурии и Корее. Японский археолог Онуки Сидзыо предлагает объединить её носителей в рамках, так называемой, культуры дальневосточной плоскодонной керамики ^{[2, c. 91-94]}.

Для Кореи на данный момент самой древней керамикой является найденная на о. Чечжудо (Косанри) догребенчатая керамика возрастом 10180±65 л.н. (10180-9650 кал.л.н.) ^{[3, с. 7]}. Раскопки, проводившиеся с перерывами с 1991 по 1998 гг. позволили обнаружить более 10 тыс. каменных артефактов и различные керамические изделия ^[4].

Что касается континентальной части страны, то наиболее древние следы керамических изделий обнаружены на восточном побережье полуострова. Самая ранняя керамика стоянки Осанри имеет возраст 7700-7400 кал.л.н. ^{[5, с.25-26]}. Это, так называемая, красноглиняная лощёная керамика, предшествующая керамике «с рельефным орнаментом» и керамике типа осанри ^{[6, c. 508]}. Она была обнаружена в самом нижнем слое стоянок Осанри (С) и Мунамни ^{[5, c. 20]}.

При этом географическое распространение перечисленных выше видов керамики ограничилось лишь восточным побережьем Кореи, так как для большинства районов Кореи гребенчатая керамика остается древнейшей ^{[7, c. 83-89]}.

Принимая во внимания тот факт, что типичная для корейского неолита гребенчатая керамика начинает проникать вдоль западного побережья Кореи около 4 тыс. до н.э. ^{[2, с. 99]}, между временем существования двух неолитических культур полуострова – догребенчатой и гребенчатой керамики – наблюдается довольно большой временной разрыв. При этом в южнокорейской археологии нет единого консенсуса по поводу вопроса происхождения догребенчатой неолитической керамики.

К примеру, по мнению специалиста по раннему неолиту из Пугёнского университета Ким Чэюн, существует связь между Мунамни, Осанри и другими синхронными с ними памятников на восточном побережье Кореи с сергеевским этапом руднинской культурой Приморья ^{[6, с. 524]}. Его коллега из Пусанского музея Ким Ынъён предполагает тесные контакты носителей догребенчатой керамики с бойсманской культурой Приморья ^{[8, с. 94-95]}. В то же время, сосуды из нижнего слоя стоянки Тонсамдон хорошо известны, в том числе, и по японским стоянкам раннего дзёмона, что может говорить об активных контактах самых ранних насельников Тонсамдона с обитателями Кюсю ^{[9, c. 511]}.

Таким образом, новые данные, полученные, в том числе, в результате совместных археологических исследований с учёными из РФ и Японии, позволили южнокорейским историками прийти к выводу о том, что до появления носителей культуры гребенчатой керамики, восточную и южную части Корейского полуострова могли населять представители археологических культур, известных также и в соседних регионах – бойсманской, рудненской, дзомён и ряда других. В то же время, западное побережье Кореи чуть позже было заселено палеоазиатами – носителями гребенчатой керамики. А позднее к ним присоединились уже носители неорнаментированной керамики алтайского происхождения. Учитывая влияние китайских культур Яншао и Луншань, южнокорейские археологи пришли к выводу о формировании ядра корейского этноса на полеэтничной основе в ходе ряда миграций в различные исторические периоды.

Стоит также отметить тот факт, что археологи стали более активно в своей работе использовать и новейшие естественнонаучные методы, такие как ДНК-анализ или радиолучевое исследование каменных орудий ^{[2, c. 108-110]}. Благодаря этому, к примеру, стало известно об использовании древним населением Кореи обсидиана, добытого в различных частях современной Кореи. Такие исследования также показали, насколько велика была мобильность населения Кореи в древности ^[10].

Интересные данные показал анализ ДНК корейцев. Несмотря на то, что данные исследования пока находятся на начальной стадии своего развития, да и сами корейцы в своём анализе в основном пользуются материалом, полученным иностранными коллегами, тем не менее, эти данные также подтвердили гетерогенный характер этногенеза корейцев.

В наиболее известной из написанных на эту тему работ, принадлежащей перу профессора Медицинского института Сеульского государственного Ли Хонгю, утверждается, что, во-первых, в ДНК современных корейцев обнаружены следы носителей японской культуры дзёмон. Во-вторых, найдено значительное количество генов, связывающих корейцев с североазиатскими народами, которые являются одними из предков американских индейцев, а также представителей второй волны переселения в Америку, отправившихся в Новый Свет из бассейна р. Амур. В-третьих, нередко встречаются ДНК-типы, характерные для населения Юго-Восточной Азии. Таким образом, в ДНК корейцев обнаружены маркеры, по крайней мере, четырёх ДНК-групп азиатских народов – североазиатской, амурской, древнеяпонской, а также полинезийской ^{[11, с. 51-55]}.

Такой разнородный генетический состав населения подтверждается и антропологическим, прежде всего краниологическим, анализом останков людей, обнаруженных на Корейском полуострове. Подробный анализ антропологического типа приводит в своих работах профессор Университета Чхунбук Пак Сончжу, который совместно с коллегами по проекту, реализованного Академией наук Халлим (Университет Халлим) в середине 1990-х гг., выяснил, что особый антропологический тип корейцев начал формироваться в период неолита, что подтверждается на основании большой частоты доликоцефальной формы черепа у населения Кореи начиная с этого периода. В то же время остальные измерения черепа показывают большое разнообразие в разные периоды истории. К примеру, в период неолита черепа насельников Корейского полуострова в целом соотносятся с черепами носителей культур Северного Китая, особенно лушаньской культуры. А с наступлением бронзы они становятся ближе к черепам населения китайского Хэбэя, Цзилиня и Ляодуна. При этом измерения черепов палеолитического и неолитического населения Кореи достаточно сильно отличается от тех же параметров населения периодов раннего железного века и трёх государств ^{[12, с. 229-230]}. С выводами профессора Пака в целом согласуются результаты другого масштабного антропологическое исследование, проделанного профессором Пан Мингю, который провёл сравнение одонтологических типов народов Сибири, Дальнего Востока и населения Корейского полуострова в разные периоды, в результате чего пришёл к выводу о том, что явная преемственность между населением Кореи разных периодов прослеживается только начиная с периода Корё. Более того, не обнаружил Пан Мингю и сходства с одонтологическими типами эвенков, являющихся наиболее близкими потомками тунгусов ^{[13, с.206-207]}. На основании проделанных исследований южнокорейские антропологи полагают, что основные антропологические особенности корейцев начали формироваться в период неолита, однако в последующие периоды произошли значительные по своему масштабу миграции, которые и сформировали современный антропологический тип корейцев.

Таким образом, данные археологии, генетики и физической антропологии указали на гораздо более сложный, чем представлялось ранее, состав населения Кореи в древности, что позволило историкам, занимающимся вопросами этногенеза корейцев, скорректировать бытовавшую ранее теорию алтайского происхождения корейцев, выдвинув предположение о том, что племенные объединения емэк и хан, происхождение и состав которых определяется гораздо сложнее, чем просто алтайский, с бронзового века начали создавать сложные политические структуры, которые в период трёх государств сформировали народы, обладающие своим этническим самосознанием, в котором этнологии видят основной признак формирования этноса. После объединения трёх государств королевством Силла наступил решающий момент для создания единого народа ^{[2 , c. 139-156]}. Данная версия этногенеза корейцев отражена в новой версии основного исторического труда Республики Корея – 52-томной «Истории Кореи», которую опубликовал в конце 1990-х гг. Комитет по составлению национальной истории – государственное учреждение, являющееся частью Министерства образования и ответственное за правильное изложение истории Кореи.

В целом согласны с этими выводами и южнокорейские этнографы, настаивающие на широких связях корейцев в прошлом с народами Сибири и Дальнего Востока, прослеживающихся на основе мифологии и шаманизма. В то же время некоторые исследователи, в том числе профессор Университета Инчже Ким Ёльгю, высказывают мнение о существовании и других, возможно, более древних пластов, определить принадлежность которых пока является трудновыполнимой задачей ^{[14, с. 365-369]}. Пытаясь ответить на другой важный вопрос – о времени начала процесса этногенеза корейцев, другой южнокорейский этнограф, профессор Ханьянского университета Чо Хынъюн, предполагает, что сам процесс начался в период Древнего Чосона, связывая его с формированием корейского варианта шаманизма, свидетельством чему выступает, по его мнению, возросшее значение поклонения небесному духу ^{[15, с. 51-52]}.

Несмотря на большой прогресс археологии и генетики в изучении прошлого корейского народа, а также стабильное развитие этнографических и антропологических исследований в этой области, южнокорейская лингвистика в последние десятилетия не сделала каких бы то ни было значительных открытий. Основной по-прежнему остаётся теория о родственных связях корейского языка с алтайской языковой семьёй. Несмотря на попытки таких исследователей, как профессор Сеульского государственного университета Сон Пэгин, указать на проблемные места данной теории, в частности, связанные с соотнесением фонем различных языков алтайской языковой семьи ^{[16, с. 439-440]}, такие корифеи южнокорейской лингвистики, как Ли Гимун, считают, все выдвинутые на сегодняшний день опровержения теории связи с алтайским языком являются несостоятельными ^{[17, c. 182-183]}. Таким образом, южнокорейские лингвистические исследования, не вступая в открытое противоречие со сложившимися взглядами на этногенез корейцев, тем не менее, не предоставляют новых данный для их подтверждения.

Однако далеко не все в РК разделяют взгляды южнокорейской академической науки на процесс этногенеза корейцев. Особенное её неприятие можно обнаружить в среде, так называемых, псевдоисториков. Их активность и влияние в 1990-е и 2000-е гг. начали возрастать в связи с событиями, которые они сами называют не иначе, как «война за историю». Дело в том, что в конце 1980-х – начале 1990-х гг. китайские историки начали активно редактировать древнюю и средневековую историю регионов, некогда входивших в состав древних корейских государств, что позволило псевдоисторикам объявить себя борцами с фальсификацией корейской историей ^{[18, c. 6-11]}. А последовавшая за этим в начале 2000-х гг. реализация Академией общественных наук КНР Северо-восточного проекта вынудила Сеул на ответные меры – так появился Фонд исследования истории Северо-Восточной Азии ^[19]. Такое внимание государства и общества к древней и средневековой истории Кореи не могло пройти мимо псевдоисториков, активно занимавшихся изучением именно этого периода корейской истории.

Несмотря на огромное разнообразие теорий этногенеза, выдвигаемых псевдоисториками, наиболее популярной среди них является теория происхождения от носителей хуньшанской археологической культуры, впервые обнаруженной в Северном Китае в 1908 г. японским антропологом Торио Рюдзо. Данная культура относится к периоду 5-3 тыс. до н.э. и распространена на обширном пространстве Внутренней Монголии, а также китайских провинций Лаонин и Хэбэй. Псевдоисторики рассматривают её в качестве одной из древнейших в мире цивилизаций, а потомками её создателей считают современных корейцев. По их мнению, наиболее ранний период существования данной культуры можно отнести к 7 тыс. до н.э., а поздний – 2 тыс. до н.э. ^{[18, c. 96-113]}. Истоки этой «цивилизации» псевдоисторики обнаруживают на Алтае. Важной особенностью большинства теорий этногенеза псевдоисториков, в том числе и описанной выше, является выделение одного центрального компонента этногенеза, вера в его богоизбранность, превосходство над всеми окружающими народами, высокую развитость и исключительную древность. В настоящий момент, на наш взгляд, псевдоисторики активно стараются связать теорию о пульхамской культуре Чхве Намсона (1980-1957) с хуншаньской археологической культурой, что и формирует облик большинства выдвинутых ими теорий этногенеза корейцев.

Таким образом, в результате проделанного исследования мы пришли к выводу о том, что большинство современных южнокорейских исследователей предполагают, что корейский этнос сформировался на полиэтничной основе в ходе целого ряда миграций в различные исторические периоды. В общем взгляды большинства представителей южнокорейской науки на процесс этногенеза можно свести к пяти пунктам: 1) активная фаза этногенеза началась в период бронзы, хотя этническая основа начинала формироваться ещё в период неолита с приходом в Южную Маньчжурию и на Корейский полуостров носителей культуры догребенчатой и гребенчатой керамики; 2) в нём приняли участие несколько этнических групп; 3) происхождение и точное количество этих групп до конца ясно, но среди них были как представители северных, так и южных народов; 4) эти группы приходили на Корейский полуостров извне, принося с собой различные новации; 5) процесс этногенеза завершился после объединения корейцев под властью государства Силла, после него началась эволюция корейцев в рамках одной этнической общности.

Эти воззрения базируются на прочном фундаменте междисциплинарного подхода. Антропологи, этнологи, палеолингвисты, археологи, генетики и представители других дисциплин, изучающих древнее прошлое корейского народа, независимо друг от друга или в составе научно-исследовательских коллективов, таких как Академия Халлим или Национальный институт исследования истории, пришли к схожим выводам относительно процесса этногенеза корейцев. Автор данной работы предлагает называть сложившуюся на современном этапе концепцию этногенеза корейцев «теорией миграционного гетерогенного этногенеза корейцев».