Стадии развития градостроительных конфликтов в современной России

Иванов Олег Борисович руководитель, Центр урегулирования социальных конфликтов 129063, Россия, г. Москва, проспект Мира, 72, оф. 1207 Ivanov Oleg Director, Center of Social Conflicts Regulation 129063, Russia, Moscow, Prospekt Mira 72, office #1207 sovetmomo@mail.ru Другие публикации этого автора

Ильинская Юлия Игоревна исполнительный директор, Центр урегулирования социальных конфликтов 129063, Россия, г. Москва, проспект Мира, 72, оф. 1207 Ilinskaya Yulia Executive Director, Center of Social Conflicts Regulation 129063, Russia, Moscow, Prospekt Mira 72, office #1207 yulia.ilinskaya@gmail.com Другие публикации этого автора

Россия последних десятилетий – это государство, формировавшееся в результате серьезных социально-экономических, политических, культурных и, отчасти, даже цивилизационных потрясений. Эти потрясения, эти преобразования безусловно затронули самые основы экономической и политической жизни общества. Масштаб событий, произошедших с нашей страной в конце XX – первой декаде XXI веков таков, что процессы, их сопровождающие, объективно не могли проистекать быстрее, быть более динамичными и эффективными с точки зрения общественных ожиданий.

Сфера градостроительства, как одна из ключевых сфер экономики, также претерпела существенные изменения, причем, это следует констатировать отдельно, именно в ней переход к новым методам хозяйствования, внедрение рыночных форм взаимодействия, который в целом можно считать завершенным, не только проходил наиболее конфликтно, но и породил ряд проблем, которые продолжают генерировать все новые и новые (хоть и в большинстве своем – типические) конфликтные ситуации, существенно влияющие на ткань и структуру общественных отношений современной России.

Следует помнить, что право граждан на окружающую благоприятную среду закреплено действующей Конституцией России ^[1]. Очевидно, в то же время, что действие этого права не может быть ограничено исключительно экологическими аспектами, хотя они и играют в его содержании ключевую роль. Это право безусловно следует трактовать в широком смысле, не ограничивая его действие исключительно экологическими рамками. Все больше понимания как со стороны экспертного сообщества, так и со стороны органов власти находит позиция, что речь применительно к указанной конституционной норме следует вести об окружающей среде, как отдельно взятом социально-природном феномене, одной из составных частей которого является окружающая градостроительная среда, непосредственно влияющая в том числе и на ключевые экологические показатели жизнедеятельности конкретной территории или ее части ^[2].

Формирование окружающей градостроительной среды, как пространственной организации общественной жизни и деятельности, осуществляется посредством территориального планирования. В настоящее время территориальное планирование – основной способ такого изменения и именно особенности его применения (как субъективные, так и объективные) порождают большую часть градостроительных конфликтов.

Изучая территориальное планирование как фактор генерирования градостроительных конфликтов, специалисты выделяют в нем два уровня. Верхний уровень – это уровень управления, формулирования задач и постановки целей. Сам по себе он лишь опосредованно влияет на возникновение и развитие градостроительных конфликтов. Основные градостроительные конфликты возникают и развиваются на втором – подчиненном – уровне территориального планирования: уровне реализации поставленных целей. Такая реализация происходит сперва в виде разработки и утверждения предусмотренной нормами действующего законодательства градостроительной документации, затем в воплощении пространственной организации (то есть системы расселения, инфраструктуры, города, сооружения). Уже то обстоятельство, что этот уровень самым непосредственным образом зависит от профессиональной компетенции, основанной на знании и эффективной кооперации десятков специалистов самого разного профиля, лучшего всего иллюстрирует его потенциальную конфликтогенность.

Считается, что еще в прошлом столетии сложились две концептуально различные практики проектирования. Их условно называют «тотальной» и «полифункциональной».

«Тотальная» практика проектирования исходила их того, что социальное будущее проектируемо и расчетно. И, следовательно, градостроительство должно ему соответствовать. Необходимое в таком случае единообразие достигалось тотальной централизацией принятия решений и концентрацией уровня целеполагания в рамках единой, четко сформированной по вертикальному принципу структуры.

В противовес первой практике, «полифункциональная» исходила из того, что любые изменения социально-природной среды в самом широком смысле этого понятия, - это, прежде всего, это результат действия множества людей. Такие действия происходят не сами по себе, а на фоне и в теснейшей взаимосвязи со всеми идущими в соответствующий исторический момент социальными, политическими и экономическими процессами. Таким образом, уровень постановки целей и принятия решений не сконцентрирован в одних руках, а наоборот – максимально рассредоточен на множестве институтов, причем совсем не обязательно государственных, властных. Не менее важное значение придается и общественным структурам, особенно когда речь заходит о таких специфических вопросах, как общественная экспертиза, общественная критика, общественный контроль. Здесь градостроительство опирается на потенциал самоорганизации людей и местное самоуправление, на культуру и традиции, на конкуренцию в самом широком смысле этого слова, начиная от конкуренции идей, заканчивая конкуренцией практик и технологий.

В силу специфики общественно-экономического развития СССР в XX столетии, градостроительство здесь (как и все отрасли социально-экономической жизни) развивалось, опираясь на «тотальную» практику. Так, например, градостроительные решения принимались почти исключительно прагматически, то есть исходя из концепции обеспечения наиболее рационального размещения производительных сил, а само градостроительное проектирование было подчинено отраслевому планированию. При этом города, зоны жилой застройки и системы расселения, сопутствующая коммунально-бутовая и иная инфраструктуры рассматривались как вторичные по своей значимости объекты, как территориальные зоны, призванные в первую очередь «обслуживать» процессы производства.

Естественно, что после развала СССР и кардинального изменения парадигмы общественно-политического развития, «тотальная» практика, особенно на первом этапе (90-е годы прошлого века) также стала повсеместно вытесняться, хотя по факту замещалась не полифункционализмом, а ситуативным реагированием на предложения конкретных застройщиков. Тем не менее основной тренд был очевиден: централизованный характер принятия градостроительных и архитектурных решений на самом верху государственной структуры был заменен преимущественно местным и – отчасти (при решении вопросов, касающихся развития нескольких территорий) – региональным. Однако этот тренд по сути свершился исключительно в правовой плоскости и, разумеется, почти никак не повлиял на общественные отношения, профессиональные приоритеты архитекторов и технологию принятия решений на практике. В итоге механизм градостроительства во всех плоскостях продолжал существовать так, как будто где-то существует некая единая высшая инстанция, которая, с одной стороны, планирует будущее всех и, в том числе, конкретной территории, а с другой стороны – несет ответственность за свои решения. Эта ситуация, последствия которой мы наблюдаем даже и до сегодняшнего дня, и об искоренении которой говорить преждевременно, объективно привела к перманентным «градостроительным бунтам». Проектировщики столкнулись с тем, что население практически всегда протестовала, независимо от конкретных профессиональных решений и независимо от того, о строительстве какого градостроительного объекта идет речь: очередного торгового центра, многоквартирного жилого дома, уплотняющего городскую застройку, здания медицинского центра, детского сада или автомобильной развязки. Сложившаяся ситуация объективно требовала научного изучения и подготовки конкретных предложений по ее преодолению: так и были инициированы первичные конфликтологические разработки в градостроительстве ^[3].

В современном городе само по себе пространство, территория также становятся товаром, поскольку обладают самостоятельной ценой (причем весьма существенной), становятся предметом конфликтов между конкурирующими группами предпринимательской элиты, общественностью и органами власти. При этом сам по себе факт того, что пространство становится товаром, не является негативным. Такая трансформация понятий может не только ухудшать городскую среду, но и, при правильном подходе, существенно улучшать ее, например, за счет роста качества объектов инфраструктуры. К сожалению, в связи с ситуативностью принятия многих градостроительных решений, желанием «затянуть инвестора» в конкретный девелоперский проект независимо от рисков, связанных с его реализацией и независимо от позиции местного сообщества, в России пока преобладает тенденция дегуманизации городского пространства ^[4].

О запущенности ситуации говорит тот факт, что, например, московские градостроительные конфликты не так давно привлекли внимание Совета по правам человека при Президенте России, который предложил столичным властям скорректировать градостроительную политику и подготовил соответствующее обращение в Генеральную прокуратуру России. Это весьма показательное событие, даже с учетом того, что реальные экономические, социальные и политические конфликты, ставшие неотъемлемой частью жизни современной России с начала 1990-х годов, привели к объективному феномену: степень конфликтности у жителей мегаполисов – тем более столичных – выше, чем у жителей других территорий ^[5].

Следует проводить четкий раздел: не сама по себе урбанизация является источником проблем для современных российских городов, стремительного роста в них градостроительных конфликтов, а проводимая градостроительная политика с ее ущербной организацией территориального и социального пространств ^[6].

Безусловно, российские общества и государство за прошедшие десятилетия проделали в направлении разрешения сформулированных выше общих проблем определенную работу. Вместе с тем, несмотря на очевидные успехи, в первую очередь в законодательном плане, актуальная российская действительность существования институтов, связанных, например, с государственной регистрацией права собственности на землю и объекты недвижимости, далека от необходимого уровня прозрачности. Как итог: реализация почти любого градостроительного проекта изначально начинается с градостроительного конфликта либо в латентной, либо в открытой форме, и рискует в нем увязнуть ^[7].

Настоящая работа посвящена анализу конфликтов, возникающих в сфере градостроительной деятельности, и, в первую очередь, ходу и стадиям их развития. Следует отметить, что избранная тема в ее актуальном состоянии является слабо изученной.

Применительно к предмету изучения настоящей работы понятие «конфликт» (от латинского «conflictus»: «столкновение; борьба, бой» ^[8]) является ключевым.

Общественные науки, развиваясь и совершенствуясь, постоянно расширяли понятие конфликта, вкладывали в него новые, дополнительные значения, обогащали новыми научными гранями, совершенствуя. На современном этапе актуально понимание междисциплинарное по своей сути конфликта, опирающееся на то, что он является имманентной обществу формой социального взаимодействия между субъектами, мотивация которых обусловлена противостоящими ценностями и нормами, интересами и потребностями.

Переходя к понятию «градостроительный конфликт», которое активно используется в настоящей работе, автор предлагает под ним понимать такие отношения между субъектами социального взаимодействия публичного уровня в сфере градостроительной деятельности, которые характеризуются противоборством при наличии противоположных мотивов (потребностей, интересов, целей, идеалов, убеждений) или суждений (мнений, взглядов, оценок и т.п.), реальным или ощущаемым несогласием таких субъектов, увеличением уровня напряженности между субъектами и, как правило, нанесением им вреда.

Градостроительный конфликт является динамически развивающимся феноменом. Как и любое развивающееся явление, градостроительный конфликт проходит несколько стадий. Важно четко определять эти стадии, ориентируясь на специфику конфликта в них в связи с предпринимаемыми сторонами конфликта действиями, направленными на его объект. Обычно выделяют следующие стадии градостроительного конфликта:

- возникновение объективной конфликтной ситуации;

- осознание объективно конфликтной ситуации сторонами (субъектами) конфликта;

- переход сторон (субъектов) конфликта к конфликтному поведению;

- разрешение конфликта.

Возникновение объективной конфликтной ситуации

Градостроительные конфликты относятся к объективным конфликтам, то есть порождаются объективно сложившейся конфликтной ситуацией. В основе зарождения градостроительного конфликта лежат желание одних участников (застройщиков, органов власти) изменить городскую среду, а других участников (локального сообщества) – добиться, чтобы такое изменение (если оно и признается ими как необходимое и объективно требуемое, что имеет место далеко не всегда) было реализовано исходя из их представлений об идеальном устройстве городской среды. Как видим, стремления сторон градостроительного конфликта к достижению заявленных целей носят взаимоисключающий характер.

При этом объективная конфликтность ситуации может долгое время не осознаваться сторонами, особенно местными жителями. Поэтому исследователи часто говорят об этой стадии как о стадии потенциального конфликта, то есть такой ситуацией, при которой предпосылки для возникновения конфликтной ситуации уже сложились, однако сама ее конфликтность еще не осознается участниками.

Выделяются три основные причины возникновения градостроительных конфликтов в современной России.

Первая – это технократический подход к планированию, который сложился еще в советскую эпоху. Мы говорили об этом в самом начале нашей работы. В основе такого подхода лежит конструкция «населения», с помощью которой рассчитываются количественные нормы жизнеобеспечения усредненным набором бытовых и инфраструктурных услуг. Между тем «население» – это абстракция, а в реальности есть множество социальных и деятельностных групп, для которых качество среды означает разные вещи. Отсюда и противостояния.

Вторая – в практике градостроительного планирования не развернуты технологии достижения баланса интересов. Нет процедуры взаимодействия конфликтующих групп, которые отстаивают значимость разных факторов. В цивилизованных странах власть не боится организовывать переговоры, дискуссии, в процессе которых, в частности, определяются честные размеры компенсаций. А у нас власть демонстрирует стремление свернуть эти процедуры.

Третья – отсутствие градостроительной правовой культуры в современном российском обществе. У участников градостроительного конфликта есть инструмент для того, чтобы не допустить его эскалации - это Градостроительный кодекс РФ. В принципах и требованиях этого ключевого нормативного документа заложена логика, которая способствует минимизации градостроительных конфликтов. Однако субъекты конфликтов не умеют (когда речь идет о местном сообществе), или не желают (когда речь идет о представителях власти или бизнеса) пользоваться этим инструментом вовремя и грамотно. Повышение правовой культуры всех участников градостроительной деятельности объективно снизит репутационные риски власти, сохранит деньги инвесторов и защитит интересы жителей ^[9].

Осознание объективной конфликтной ситуации

Для того, чтобы конфликт можно было классифицировать как зародившийся (в том числе, разумеется, и конфликт градостроительный) стороны конкретной конфликтной ситуации должны осознать ее именно в качестве таковой. Без такого осознания принципиально невозможен переход сторон к конфликтному поведению, а без конфликтного поведения нет и конфликта, он остается существовать только как потенциальная возможность, как набор достаточных предпосылок, который «не сработал». Осознание конфликтной ситуации и принятие ее именно как конфликтной в градостроительных конфликтах происходит у сторон в полном соответствии с объективной природой таких конфликтов: через осмысление реально имеющих место противоречий во взаимных интересах.

Уточним, что поскольку (на это обстоятельство мы также ссылались выше) внутренняя картина объективной ситуации, сформированная у участников градостроительного конфликта, определяет их непосредственные модели поведения в нем, важным представляется анализ факторов, определяющих ее отклонение от объективности. Здесь мы имеем ввиду прежде всего такие факторы, как, например, уровень информированности участников (включая качество и источники информации), структура их коммуникаций, степень готовности к конструктивному взаимодействию и т.п. Кроме того, особое внимание следует обратить и на механизмы влияния выявленных отклонений на динамику исследуемого конфликта и, в частности, на его продолжительность, вариативность, интенсивность и т.п.

Важным фактором является и фактор эмоциональности участников конфликта, ведь осознание конкретной ситуации как конфликтной не может не сопровождаться известным эмоциональным окрашиванием. Эмоциональные состояния участников конфликта самым непосредственным образом влияют на динамику конфликта, определяют течение конфликта и его исход.

Переход к конфликтному поведению

Осознав ситуацию в качестве конфликтной, стороны переходят к к соответствующему – конфликтному – поведению, под которым обычно понимают такие действия, целью которых является прямая или косвенная блокировка возможностей для достижения противной стороной заявленных целей в конфликте.

При этом сами по себе конфликтные действия обостряют эмоциональный фон конфликта и, следовательно, стимулируют развитие конфликта. С точки зрения теории конфликтологии, действия участников конфликта обладают достаточным самостоятельным потенциалом как для того, чтобы смягчить его действие, так и для того, чтобы привнести в него новые стимулы для эскалации. Рассматривая это утверждение применительно к конфликтам градостроительным, следует согласиться с тем, что в них стадия перехода к конфликтному поведению обычно не приводит к смягчению конфликтной ситуации.

Важный момент: сами по себе конфликтные действия участников выполняют, с известным допущением, познавательную функцию. В частности, участники градостроительного конфликта почти всегда переходят к конфликтному поведению в условиях «информационного голода» различной степени остроты, то есть в ситуации, когда ни мотивы, ни цели, ни ресурсы противоположной стороны не ясны. Иными словами, стороны градостроительного конфликта вступают в него, оперируя субъективными идеальными представлениями не только о собственных интересах и ресурсах, которые они готовы потратить для их достижения, но и о статусе, интересах и ресурсах противной стороны. Разумеется, что в ходе конфликтных действий эти представления трансформируются как в ходе столкновения с действительностью, так и в результате предпринимаемых сторонами конфликта действий. Эти изменения объективно приводят участников конфликта к необходимости более взвешенного понимания идущего градостроительного конфликта, тщательному выбору методов управления им. Примечательно, что это, в свою очередь, нередко способствует существенному снижению уровня агрессивности его участников, вплоть до прекращения совершения ими конфликтных действий.

Градостроительный конфликт как феномен нередко отождествляют со стадией конфликтного поведения. Такой подход сложно признать обоснованным с научной точки зрения. Безусловно, для стороннего наблюдателя этап непосредственного перехода к конфликтному поведению – это вступление градостроительного конфликта в свою наиболее яркую, динамичную и публичную стадию. Именно на этой стадии стороны конфликта используют свои основные ресурсы. Однако, очевидно, феномен градостроительного конфликта – это понятие существенно более емкое и глубокое, принципиально не сводимое к одной из его стадий.

Разрешение конфликта

Разрешение конфликта является его заключительной стадией. Применительно к градостроительным конфликтам разрешение достигается путем реализации одного из двух направлений: либо объективная конфликтная ситуация изменяется до степени потери своей конфликтогенности, либо ее образ у субъектов конфликта трансформируется соответствующим образом. При этом в обоих рассматриваемых случаях разрешение конфликта может быть частичным или полным.

При частичном разрешении конфликта удается исключить непосредственно конфликтное поведение сторон, однако причины, вызывавшие его, и, следовательно, внутреннее побуждение участников к конфликту, не исключаются.

При полном разрешении конфликт устраняется как на поведенческом уровне его участников, так и на внутреннем, субъективном, эмоциональном уровне.

Основным критерием успешности управления конфликтом обычно принято считать достижение сторонами соглашения. Это можно считать классическим случаем разрешения конфликта. Однако в реальной жизни сами стороны конфликта могут считать результаты взаимодействия успешными, если изначально ставились цели, отличные от стремления достичь соглашения: наладить обмен информацией, провести совместно анализ конфликта, глубже прояснить суть проблем и подходов, причины разногласий, понять потребности, интересы, цели и принципы сторон, договориться о процедурах взаимодействия (конфликторазрешения) и т.п.

Об успешности управления конфликтом могут свидетельствовать улучшение взаимопонимания, улучшение отношений, оптимизация самого процесса управления конфликтом, включая предложение новых, ранее не применявшихся механизмов и процедур. Тогда оценка успешности попыток управления конфликтом может быть связана с будущим развитием событий: в какой мере сторонам конфликта удалось создать условия для снижения затрат и ущерба на дальнейших этапах конфликта ^[10].

Так, например, известные авторитеты в области исследования экологических конфликтов – Л. Сасскайнд и К. Озава еще несколько десятилетий назад предложили совместный авторский перечень критериев оценки «справедливости процесса медиации (посредничества) и качества достигнутого соглашения ^[11]:

1) достигнутое соглашение приемлемо для всех сторон конфликта;

2) общественность считает результаты разрешения конфликта справедливыми (честными);

3) в результате удается максимизировать совокупные выгоды (joint gains) сторон;

4) результаты основаны на учете предшествующих прецедентов;

5) соглашение достигнуто при минимальных затратах времени и средств;

6) в ходе разрешения спора отношения спорящих сторон улучшились.

Стороны градостроительного конфликта почти всегда исходят из принципиально различных представлений о том, какая именно доля общественных благ в данном случае им причитается. Вполне логично, что это обстоятельство ключевым образом влияет на динамику конфликта и особенности эффективного управления им и, в конечном счете, на субъективную оценку сторонами конфликта справедливости и обоснованности результатов, достигнутых при его разрешении.

Вообще трудно не согласиться с мнением некоторых исследователей, что уровень разрешения конфликта — ключевой параметр, по которому можно судить о внимании к проблеме, в первую очередь, органов власти, что во многом связано с важностью территории и уровнем общественного контроля конфликта. Рост степени протеста вокруг конфликта фактически выводит его на новый уровень (региональный, федеральный) ^[12].

Важно понимать: является ли достижение соглашения сторон конфликта главным критерием оценки эффективности управления градостроительным конфликтом? Есть мнение, что наличие такого соглашения свидетельствует об успешности разрешения конфликта только в краткосрочной перспективе. Потому что в перспективе долгосрочной достигнутое соглашение на деле может оказаться недейственным, либо же одна из сторон (а то и обе сразу) переставали его придерживаться по самым разным причинам, в частности, по «вновь открывшимся обстоятельствам».

Следовательно, само по себе достигнутое формальное соглашение его участников – это всего лишь один из критериев оценки эффективности управления. Говоря о разрешении конфликта, важно объективно оценивать реальную удовлетворенность его сторон достигнутым результатом, соответствия этого результата их ожиданиям и идеальным представлениям. В этом случае возможно говорить об устойчивости достигнутых результатов и о сведении к минимуму в долгосрочной перспективе возможности рецидива соответствующего градостроительного конфликта.

Вышесказанное позволяет сделать важный вывод: говоря о технологиях управления и разрешения градостроительных конфликтов, не следует искать какой-либо «универсальный» метод». В каждой конкретной ситуации одни и те же инструменты управления могут приводить к различным по своим характеристикам последствиям.

Говоря о разрешении градостроительного конфликта, нельзя не осветить проблему учета эффективности использования ресурсов, затраченных на управление конфликтом. Проблема эта в последнее время все активнее обсуждается как конфликтологами, так и медиаторами. Интересной в этой связи представляется точка зрения Д. Рааба: он для анализа ситуации вводит понятие «экономия ресурсов в процессе управления конфликтом». Говоря о такой экономии, в качестве базового критерия для ее оценки предлагается брать ресурсную стоимость разрешения соответствующего конфликта в судебном порядке ^[13].

В этом аспекте взаимоприемлемые договоренности, достигнутые сторонами в рамках медиативных процедур, являются объективно уязвимыми: так, например, они не имеют не то что силы судебного решения, но даже силы соглашения сторон в том смысле, в каком оно понимается и гарантируется действующим законодательством. К тому же, в силу специфики проведения медиативных процедур, сами переговоры по вопросу альтернативного урегулирования градостроительного спора могут проходить непублично (что особенно заметно в сравнении с открытым судебным заседанием). Отсутствие должной транспарентности, особенно в обстановке высокого уровня социальной напряженности, сопровождающей, как правило, градостроительные конфликты, способно уже само по себе привести к недовольству и усилению конфликтного поведения со стороны значительной части участников градостроительного конфликта даже при общей позитивной динамике.

Исходя из вышесказанного, объективным критерием оценки достигнутого результата управления градостроительным конфликтом должен служить критерий стабильности достигнутого результата в течение длительного периода времени: важно понимать, насколько стороны готовы добросовестно выполнять принятые на себя обязательства. Таким образом, чтобы объективно оценивать достигнутый результат с позиции названного критерия, необходимо использовать такие технологии контроля, как профессиональный мониторинг динамики ситуации после достижения соглашения, опрос участников разрешенного конфликта и т.д. При этом, разумеется, проверить решение конкретного градостроительного конфликта на «стабильность» можно только спустя длительный промежуток времени и по мере того, как стороны конфликта столкнутся с меняющимися обстоятельствами, появление которых, по сути, и может стать потенциальным поводом для пересмотра сторонами ранее достигнутых договоренностей. Успешным разрешением градостроительного конфликта следует считать также такое разрешение, в результате которого достигнута известная «гибкость», то есть сформулирована и принята участниками конфликта такая система взаимных договоренностей, которая позволяет сторонам в случае изменения обстоятельств оперативно и конструктивно реагировать на них, в том числе своими силами редактировать ранее достигнутое решение исходя из новых вызовов.

Градостроительные конфликты в современной России практически всегда разрешаются только частично. Чаще всего причина этого кроется в чисто административном подходе к управлению конфликтами, к попытке разрешать их исходя из отношений власти и подчинения, не используя позитивные ресурсы диалога и компромисса.

Предлагаемое деление, как и любое другое, является формальным. На практике нередко наблюдается смешение предложенных стадий, их взаимное перетекание, а также движение развития конфликтной ситуации в разных, в том числе – реверсивных, направлениях. Кроме того, далеко не каждый градостроительный конфликт проходит через все рассмотренные стадии: так, например, трудно вообразить градостроительный конфликт, в котором сложившаяся объективная конфликтная ситуация остается сторонами конфликта незамеченной, а сам конфликт ограничивается первой стадией и не переходит из потенциального в реальный. Или, наоборот, когда разрешение градостроительного конфликта следует сразу за его восприятием и до того, как субъекты предпримут какие-либо конфликтные действия.

Существует и такая особенность динамики градостроительных конфликтов, как их переходы из одной формы в другую. Такие переходы наиболее часто можно наблюдать в случае частичного разрешения конфликта. Так, например, происходит, когда конфликтное поведение пресекается (в том числе при помощи государственного принуждения), но при этом у субъекта остается внутреннее стремление к этакому конфликтному поведению. В итоге порождается внутреннее напряжение, может проявляться как в дальнейшем развитии первичного конфликта, со сменой форм воздействия на противную сторону, так и путем создания новых конфликтных ситуаций, в том числе никак непосредственно не связанных с первоначальным конфликтом. В конечно итоге такое частичное разрешение конфликта может привести к тому, что центральный, основной конфликт, будучи формально разрешен, на деле «обрастет» совокупностью внешних по отношению к нему, менее существенных, но более многочисленных, конфликтов.

Кроме того, стадия разрешения градостроительного конфликта в современной России является достаточно своеобразной. Градостроительные конфликты на современном этапе в нашей стране разрешаются почти всегда силовым образом - когда властные или приближенные к властным акторы, используя силу государственного принуждения, «продавливают» необходимое им решение градостроительного вопроса. При этом реакция на запросы противной стороны – локального сообщества или сообществ, либо вовсе отсутствует, либо носит декларативный характер.

Также следует учесть, что кроме разрешения конфликта, следует говорить и о его предотвращении, профилактике, ослаблении конфликта и иных понятиях, характеризующих именно практическую стороны протекания градостроительного конфликта.

Здесь уместно вспомнить, что любые градостроительные конфликты сами по себе находятся вне эмоциональных представлений и, исходя из этого, никакой конфликт сам по себе не может быть безусловно негативным или безусловно позитивным явлением. Названные понятия характеризуют не сам конфликт как процесс, а отношение субъектов конфликта к нему, которое, в то же время, объективно искажается отношением этих субъектов друг к другу. Таким образом приведенные понятия более уместно употреблять не в связи с изучением градостроительного конфликта как самостоятельного феномена, а в связи с управлением им как со стороны участников конфликта, так и со стороны третьих лиц, не имеющих своих целей в конфликте или даже просто декларирующих их отсутствие. В этом плане наряду с разрешением или ослаблением градостроительного конфликта стоит говорить о его симптоматике, диагностике, прогнозировании и контролировании. Изучение и анализ этого круга категорий, хоть напрямую и не относится с к изучению градостроительного конфликта как такового, а касается, скорее практических результатов такого исследования, представляется, тем не менее, крайне важным. Ведь, в конце концов, и само исследование феномена градостроительного конфликта происходит не ради самого процесса исследования как такового, а с целью определения и реализации наиболее эффективных методов и приемов управления градостроительным конфликтом, реализации его позитивного, творческого, созидательного потенциала.

Проведенный анализ динамики развития градостроительного конфликта позволяет перейти к поиску наиболее эффективных инструментов и технологий преодоления градостроительных конфликтов, их профилактике и мерам по удержанию достигнутого в ходе такой работы позитивного результата. Градостроительный конфликт действительно гораздо проще предупредить, чем впоследствии отвлекать значительные ресурсы на его разрешение, даже если итоговое решение будет признано сторонами эффективным, удовлетворит их интересы. Профилактика градостроительных конфликтов состоит в такой организации взаимодействия субъектов, которая сведет к минимуму вероятность возникновения конфликтной ситуации. Важная особенность градостроительного конфликта еще и в том, что состав его субъектов всегда известен еще до того как все его будущие субъекты осознали реальную конфликтность ситуации и перешли к конфликтным действиям. Это обстоятельство серьезно упрощает работу специалистов по управлению градостроительными конфликтами. Однако не следует забывать, что градостроительные конфликты почти всегда затрагивают интересы больших по численности групп людей. Такие группы (особенно когда речь идет о таком субъекте, как локальное сообщество) склонны структурироваться в подгруппы, интересы которых могут не просто существенным образом отличаться, но и стать причиной появления внутрисубъектных конфликтов. Кроме того, градостроительные конфликты, как правило, очень публичны, проходят при активном освещении средств массовой информации самого разного толка, при участии внешних акторов (представителей общественных организаций, оппозиционных политических партий, правозащитных движений и т.п.). Все эти обстоятельства, действуя совокупно, оказывают на конфликт и его развитие не меньшее влияние, чем непосредственно конфликтные действия его сторон и существенно затрудняют работу исследователей и специалистов по управлению градостроительными конфликтами.

Очевидно, что все факторы, которые работают на сохранение нормальных деловых, человеческих отношений между участниками градостроительного конфликта, на укрепление их взаимного доверия, одновременно работают и против самого конфликта, тем самым предупреждая его возникновение. Важно также понимать, что профилактика в сфере градостроительных конфликтов не должна быть узконаправленна, а должна вестись по всем существенным направлениями ^[14].

Уместно также говорить в том числе об активизации механизмов коммуникации между всеми субъектами конфликта. Большую роль здесь играет открытость местной власти, ее умение коммуницировать с населением, наличие необходимых ресурсов и технологий для такой коммуникации. В связи с этим очевидна необходимость в общественных площадках для обсуждения и урегулирования такого рода разногласий ^[15].

Градостроительная деятельность за два десятилетия перешла к процессу адаптации. Уже далеко не первый год социологи и конфликтологи Москвы и Санкт-Петербурга вмешиваются в процесс градостроительной деятельности. В последние пять лет к этому процессу подключились юристы, маркетологи, специалисты по связям с общественностью. Таким образом, сформировался «организационный» блок в градостроительной деятельности. Методы и результаты его работы приводят к применению конфликтологического подхода в большей или меньшей степени ^[16].

Безусловно, не стоит серьезно говорить о том, что существуют или могут существовать методики работы, полностью исключающие градостроительные конфликты. Необходимые мероприятия по реализации многоуровневых программ обновления любого города объективно требуют максимальной концентрации разрозненных ресурсов и детерминируют рост напряженности между групповыми и индивидуальными интересами ^[17].