Формирование российской концепции экологического права: реакция на вызовы современности

Горян Элла Владимировна ORCID: 0000-0002-5962-3929 кандидат юридических наук доцент, Владивостокский государственный университет 690014, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Гоголя, 41, каб. 5502 Gorian Ella PhD in Law Associate Professor, Vladivostok State University 690014, Russia, Primorsky Krai, Vladivostok, Gogol str., 41, office 5502 ella-gorjan@yandex.ru Другие публикации этого автора

Горян Кристина Владимировна старший преподаватель, Владивостокский государственный университет экономики и сервиса 690014, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Гоголя, 41, оф. 5505 Horian Kristina Senior Lecturer at Vladivostok State University of Economics and Service  690014, Russia, Vladivostok, ul. Gogolya, 41, office 5505 kristina.gorian@yandex.ru

В 1992 году в Рио-де-Жанейро было проведено крупнейшее в ХХ веке международное мероприятие экологического направления - Конференция ООН по окружающей среде и развитию, в результате которого международное сообщество пришло к единогласному выводу о необходимости изменения традиционных подходов к окружающей среде и призвало содействовать устойчивому и безопасному развитию всех государств. В преамбуле итоговой декларации ^[1], участники отметили важную роль международных соглашений, обеспечивающих уважение интересов всех и защиту целостности глобальной системы окружающей среды и развития, а также признали комплексный и взаимозависимый характер Земли, общего дома всего человечества. Указанная декларация выражает суть современной международной концепции охраны окружающей среды и природопользования, отмечая неотъемлемость и неразрывность процесса защиты окружающей среды для достижения устойчивого развития. Целиком логично, на наш взгляд, ориентироваться на 27 принципов, лежащие в ее основе, при разработке национальной концепции охраны окружающей среды и природопользования. Поскольку целью нашей работы является исследование становление российской концепции экологического права в аспекте реакции на вызовы современности, мы ограничимся рассмотрением некоторых их этих принципов, приверженность которым позволяет свидетельствовать о гармонизации национального подхода к охране окружающей среды и природопользованию.

События последних лет свидетельствуют о новых вызовах перед российскими экологическим законодательством и доктриной: уровень культуры, прежде всего правовой, российского общества и его представителей в органах власти неуклонно снижается, использование научно обоснованных знаний в правовом регулировании зависит от политической воли субъектов, равно как и международное сотрудничество в исследуемой сфере. В нашем исследовании мы остановимся на четырех принципах Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию, соблюдение и включение которых в российскую концепцию экологического права зависит от вышеуказанных факторов: 1) гармоничное сосуществование человечества и природы; 2) международное научно-техническое сотрудничество; 3) важность активной вовлеченности всех надлежащим образом проинформированных граждан путем предоставления им соответствующего доступа к информации об окружающей среде и возможности участия в процессах принятия решений; 4) необходимость сотрудничества государств в деле создания благоприятной и открытой международной экономической системы: применение мер в области торговой политики на основе принципа недискриминации и отказа от скрытого ограничения международной торговли.

К сожалению, в научной литературе концепция экологического права Российской Федерации исследована мало ^{[2; 3]}. В частности, влияние отдельных элементов правовой культуры в аспекте экологии исследовали И.Ф. Габидуллин ^[4] и Е.С. Кривошеева ^[5]. Особо следует отметить работу Д.О. Буркина, посвященную исследованию места экологической культуры в государственных документах долгосрочного стратегического планирования ^[6], а также научную статью Н.Г. Жаворонковой и В.Б. Агафонова, осветивших теоретические проблемы формирования экологической концепции ^[7]. Представляет интерес также проведенный Н.С. Шевцовой анализ концепций отношений общества к природе ^[8]. Все вышесказанное и определяет актуальность темы исследования.

С целью получения наиболее достоверных научных результатов будет использован ряд общенаучных (системно-структурный, формально-логический и герменевтический) методов, а также специальные юридические методы познания (историко-правовой, сравнительно-правовой и формально-юридический методы) в комплексе с социокультурным.

Если обратиться к истории формирования отрасли российского экологического права, то можно проследить интересную закономерность его развития: охрана природных ресурсов осуществлялась через защиту прав собственности, экономических, военных и налоговых интересов государства. В XVII в. в России проявилась потребность в регулировании добычи объектов животного мира как мере по предотвращению их истощения. При этом регламентировались как способы добычи, так и размеры добываемых видов, например, рыб ^{[9, с. 64]}. Господствовавшие в сознании общества того периода идеи и представления об окружающей среде отобразил в своем труде «Курс русской истории» В.О. Ключевский ^[10]: беспощадная эксплуатация природных ресурсов и нелюбовь к ним, потребительское отношение вкупе с причинением невосполнимого ущерба. Следует отметить, что исследователь подобным образом характеризовал жителей западной части России. Однако специальная литература, посвященная экологической культуре коренных народов Сибири, Дальнего Востока и Севера, представляет совершенно иную картину. Например, у бурятов издревле существовала философская система отношения к природе: ее рассматривали не только как дом, основу благополучия и богатства, здоровья, но и как основу нравственных и духовных начал. Народ считал себя частицей природы, единой, великой и неделимой, а озеро Байкал рассматривался как живой организм, как сокровище, окутанное тайной и имеющее отношение к космосу и Вселенной ^{[11, с. 63]}. У бурятского народа была целая исторически обусловленная система экологических принципов и традиций, практически все природные ресурсы находились под защитой религии: шаманизма и ламаизма: запрет на охоту в «святых шаманских местах» связывают с сохранением и спасением от неминуемого уничтожения целого ряда представителей флоры и фауны. Исключительно бережно относились буряты к лесам, понимая, что лесные массивы - это кладовая, от которой зависит полноводие рек и озер, богатство и разнообразие животного и растительного мира. Уважительность к природе сказывалась даже в конструкции обуви: носки гутулов специально были приподняты, чтобы при ходьбе не навредить земле ^{[11, с. 64]}.

Отсутствие в начале ХХ века в России специального закона для охраны природы объяснялось современниками колоссальным количеством диких животных, что «сама мысль об охране природы была чужда как народу, так и правительству». Однако в 1915-1916 гг. под руководством академика И.П. Бородина, пионера серьезной научной природоохранной деятельности в России, был разработан первый (неосуществленный) проект российского Закона об охране природы ^{[9, с. 67]}.

Если регулирование природопользования и охраны объектов живой природы осуществлялось изначально в рамках института права собственности, то охрана воздуха, воды и общественных мест от загрязнения регламентировалось законодательством, которое позже стало называться санитарным. В советский период проблема охраны природы от загрязнения оценивалась в основном как санитарная, а не экологическая. Это означало, что при регулировании охраны атмосферного воздуха и вод учитывались преимущественно интересы охраны здоровья человека, а не всех живых организмов, страдающих от загрязнения ^{[9, с. 68]}. В начале 60-х гг. в связи с повышением интенсивности вовлечения в хозяйственный оборот богатых природных ресурсов страны, в период развернутого строительства коммунизма на национальном уровне была осознана необходимость установления системы мероприятий, направленных на охрану, использование и воспроизводство природных ресурсов. Однако законодательство того периода не играло заметной роли в регулировании природопользования и охраны природы: оно не предлагало эффективных природоохранных мер и механизмов обеспечения их выполнения, не предусматривало даже мер юридической ответственности за нарушение его положений. В последние десятилетия существования СССР законодатель осознал необходимость изменения подхода к регулированию природопользования, однако существенные изменения так и не были внесены. В результате этот период запомнится потомкам как череда экологических катастроф, последствия которых ощущаются до сих пор: высохшее Аральское море, Семипалатинский полигон ядерных испытаний, добыча никеля в Норильске, новокузнецкий смог.

Современная концепция экологического права представлена рядом нормативно-правовых актов: Стратегией национальной безопасности Российской Федерации ^[12], Концепцией долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года ^[13], Экологической доктриной Российской Федерации ^[14], Водной стратегией Российской Федерации ^[15], Климатической доктриной Российской Федерации ^[16], Основами государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года ^[17], Стратегией сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов в Российской Федерации ^[18] и др. Их анализ позволяет говорить об имплементации большинства принципов Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию de jure. Так, например, Стратегия национальной безопасности Российской Федерации особо отмечает в качестве негативных факторов экологической безопасности неэффективное и «хищническое» природопользование, а также «преобладание в экономике добывающих и ресурсоемких отраслей, большой удельный вес теневой экономики в сфере использования природных ресурсов» вместе с низким уровнем экологического образования и экологической культуры населения (п. 83) ^[12]. Не обходится вниманием также принцип использования передовых научно-технических достижений и международного сотрудничества (п. 84). Исследователи верно отмечают недостаток рассматриваемой стратегии – отсутствие акцента на повышении уровня эколого-правовой культуры «путем декларирования необходимости дальнейшего совершенствования правового сознания граждан в данной сфере, развития их эколого-правовой культуры» ^{[6, с. 58]}. А вот в Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года хоть и содержится отдельный раздел, посвященный экологической безопасности экономики, но правовая культура не упоминается ни в социально-экономическом аспекте, ни в экологическом. В Водной стратегии РФ культура и ценностные ориентиры используются в контексте кадрового обеспечения реализации Стратегии (п .7), однако пункт 8 содержит задачи и мероприятия по просвещению и информированию населения по вопросам использования и охраны водных объектов, что позволяет сделать вывод о закреплении в указанной Стратегии идеи о необходимости формирования правового сознания граждан в указанной сфере ^[15]. Детальный анализ Экологической доктрины РФ был проведен в труде Д.О. Буркина ^[6]. Он отмечает, что данный документ «впервые закрепил на федеральном уровне понятие «экологическое сознание», которое раньше использовалось лишь в специальной литературе» ^{[6, с. 59]}. Что касается Основ государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года, то нельзя согласиться с точкой зрения цитируемого выше автора об отсутствии в ней упоминания о правовом просвещении граждан в сфере охраны окружающей среды ^{[6, с. 60]}. На наш взгляд, если обратиться к п. 20 Основ, то можно увидеть перечень механизмов для решения задач формирования экологической культуры, развития экологического образования и воспитания, а именно пп. а)-ж), среди которых заслуживают внимания следующие: 1) государственная поддержка распространения через средства массовой информации сведений экологической и ресурсосберегающей направленности; 2) обеспечение направленности процесса воспитания и обучения в образовательных учреждениях на формирование экологически ответственного поведения, в том числе посредством включения в федеральные государственные образовательные стандарты соответствующих требований к формированию основ экологической грамотности у обучающихся; 3) развитие системы подготовки и повышения квалификации в области охраны окружающей среды и обеспечения экологической безопасности руководителей организаций и специалистов, ответственных за принятие решений при осуществлении экономической и иной деятельности, которая оказывает или может оказать негативное воздействие на окружающую среду ^[17]. А в Стратегии сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов в РФ особо отмечается роль гражданского общества в сохранении видового разнообразия и мест обитания редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов, а также делается акцент формировании эколого-правовой культуры граждан с раннего детства (развитие форм дошкольного образования) ^[18]. В рассматриваемом аспекте примечательна Климатическая доктрина РФ, придающая большое значение политике просвещения путем объективного информационного освещения проблем, связанных с изменениями климата и их последствиями, включая популяризацию научных знаний в этой области, в том числе с помощью средств массовой информации, а также воспитание у населения экологической культуры (п. 37) ^[16].

Несмотря на в целом сбалансированную концепцию экологического права РФ и закрепление в ней передовых идей, разработанных международным сообществом, ведущие ученые отмечают следующие факторы развития российского экологического права на современном этапе: кризисное состояние окружающей среды в стране и общественных потребностей в восстановлении благоприятной окружающей среды; дефекты существующего экологического законодательства, для которого характерны наличие пробелов и фрагментарность в правовом регулировании определенных экологических отношений; происходящая трансформация общественных экономических отношений; введение ряда форм собственности на природные ресурсы. Особо отмечается такая черта реформирования российского законодательства, как отсутствие реального учета состояния развития российского общества, которое оценивается как системный, цивилизационный кризис, включающий отдельные виды кризисов – экономического, социального, экологического, культурного и проч. ^{[2, с. 9]}. Соответственно и отсутствие гармонии между обществом и природой приводит к катастрофическим результатам. К примеру, Байкальская природная территория, находящаяся под контролем ЮНЕСКО, подвергается многофакторному техногенному воздействию, характеризующемуся синергетическим эффектом. Такое воздействие будет сохраняться как минимум до 2030 года, поскольку эта территория остается приоритетной по прогнозу развития минерально-сырьевых ресурсов. Судьба Байкала зависит на 82,7% от рек, поставляющих воду, поскольку 13% балансового прихода воды припадает на атмосферные осадки, а 4,3% - на подземный сток ^{[19, с. 30]}. На берегах рек расположены крупные предприятия, изымающие значительное количество чистой пресной воды, что приводит к нарушению гидрологических режимов и обмелению малых рек. Кроме серьезной техногенной нагрузки, впадающие в озеро Байкал реки испытывают высокую антропогенную нагрузку. По комплексной оценке качества вод 5% рек бассейна оз. Байкал квалифицируются как чрезвычайно грязные, 76% - как умеренно загрязненные и 19% как чистые ^{[19, с. 31]}. Очевидно, что с такими темпами влияния на экосистему Байкальской природной территории последняя будет уничтожена.

Как видим, эффективность экологического законодательства зависит от его реализации – эффективности применения норм права конкретным субъектом, который должен понимать необходимость сохранения природного равновесия. Поступки человека изменяют окружающий мир, но изменяют также и его самого, разрушая его не только физически, но и духовно: человек – часть природы, но как носитель разума, именно он несет ответственность за свои действия по отношению к природе ^{[5, с. 177]}. Кризисное состояние природопользования и охраны окружающей среды является отражением кризиса культуры, сформированной в рамках техногенной цивилизации, кризиса ценностей как таковых, кризис личности, ставящей в отношениях с окружающим миром свои индивидуальные интересы превыше всего. По мнению исследователей, потребительское сознание человека, технократизация культуры, несогласованность в развитии ее отдельных частей – те причины, которые лежат в основе кризиса отношений в системе «общество-человек-природа», а все остальное – загрязнение окружающей среды, сокращение биоразнообразия, нерациональное природопользование – лишь следствия ^{[20, с. 134]}.

Понятие «экологическая культура» представляет собой совокупность норм, взглядов и установок, характеризующих отношение общества, его социальных групп и личности к природе. Экологическая культура – «одухотворенные ценностным смыслом формы повседневного поведения, чувств и мышления человека, согласующиеся с моральными нормами по отношению к окружающей среде. Экология – это мера свободы человека по отношению к природе» ^{[4, с. 1284]}. Зеркальным отражением сложившейся в обществе экологической культуры является экологическое сознание, состоящее из системы сложившихся взглядов, знаний и идей относительно взаимоотношений живых систем и взаимодействия их компонентов. Экологическое правосознание специфично тем, что «пропускает все вышеуказанные взгляды, знания и идеи через призму правовых норм и категорий и отличается не только правоустановленностью, но и возможностью оказывать непосредственное влияние на процессы создания, применения и реализации соответствующих правовых норм» ^{[20, с. 135]}. В отношениях «человек-природа», в формировании экологической культуры, ее норм, большое значение приобретает право, а именно экологическое право. Оно призвано способствовать рациональному, научному регулированию этих общественных экологических отношений, включая правовой порядок использования природных ресурсов, их восстановление и охрану. А то, насколько эффективными будут данные отношения, зависит от уровня правовой культуры.

Правовая культура обусловлена уровнем правосознания в обществе, режимом законности и правопорядка, состоянием законодательства, правоприменительной деятельностью юрисдикционных органов. Эколого-правовая культура должна включать и экологическое, и правовое воспитание, в процессе которого формируются эколого-правовые знания, а через знания формируются эколого-правовые ценности, убеждения, принципы, определяющие поведение и позицию в отношениях «природа-человек». Эколого-правовое воспитание – это объемный элемент духовной культуры личности, который формирует иное отношение к природе, окружающей среде, обществу и человеку, и выступает как средство социализации личности, основанное на существующих правовых нормах в обществе. В процессе эколого-правового воспитания человек обогащается такими установками, как: отношение к природе как к основной ценности государства, понимание важности гуманного отношения к ней. Все это в совокупности способствует решению экологических проблем ^{[20, с. 135]}.

Экологическая культура как общества, так и отдельных индивидов, будучи частью правовой культуры, определяет действенность правовых норм и институтов, их востребованность. Например, препятствиями для проведения экологического референдума являются интересы определенных социальных групп, «подкрепленные материальными и финансовыми благами и выгодами» ^[21]. Более того, природоохранная тема становится разменной монетой в политических отношениях. В частности, НКО «Экологическая палата России», созданная бывшими депутатами Госдумы, обратилась к Правительству РФ с просьбой «импортозаместить» влиятельные организации WWF России и Greenpeace. По мнению представителей палаты, экологическое движение в стране должно быть прежде всего патриотически настроенным - действовать так, чтобы не мешать российской промышленности и бизнесу ^[22].

Показателен при рассмотрении данного вопроса пример законодательного регулирования обращения с морскими животными. Во-первых, вылов морских животных не сертифицирован, во-вторых, он осуществляется по выдаваемым Росрыболовством квотам для учебных и культурно-просветительских целей, а также для научно-исследовательских и контрольных целей. На самом деле, после периода адаптации и обучения большинство этих животных (за исключением погибших в неволе) продается за границу и, в меньших масштабах, в частные российские дельфинарии. Так, в сентябре 2015 года сотрудники Тихоокеанского рыбохозяйственного центра незаконно выловили у берегов Чукотки занесенных в Красную книгу 11 особей детенышей тихоокеанских моржей, убив при этом 11 самок. Впоследствии десятимесячные моржи были проданы за границу ^[23].

Торговля морскими животными регулируется Международной Конвенцией о торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (the Convention on International Trade in Endangered Species, далее – CITES). Это соглашение, ратифицированное более чем 120 государствами, в том числе и Российской Федерацией, предусматривает наличие специального разрешения CITES на перемещение животных через границу. Такое разрешение выдается при условии положительного заключения Научного органа CITES, которым в РФ является Министерство природных ресурсов и экологии Российской Федерации. Данные базы CITES за 2012-2015 года свидетельствуют о ежегодном росте экспорта морских животных из России ^[24]: например, только белух с 29 до 37 особей. Однако эти данные не соответствуют данным таможенной статистики внешней торговли РФ Федеральной таможенной службы за аналогичный период по коду ТНВЭД «010612 – прочие морские животные млекопитающие: киты, дельфины и морские свиньи (отряда CETACEA); ламантины и дюгони (отряда SIRENIA); тюлени, морские львы и моржи (подотряда PINNIPEDIA)» ^[25], поскольку количество морских животных, вывезенных из России по разрешению CITES, значительно меньше, чем по данным ФТС РФ. Подавляющее большинство особей экспортируется из Приморского края, а покупателем животных выступают коммерсанты из КНР. По сути, основная часть мирового рынка морских животных сейчас представлена российско-китайской торговлей и поставками дельфинов из Японии ^[26]: во всем мире прослеживается тенденция к сокращению числа океанариумов и дельфинариев, многие страны предпочитают изъятию из дикой природы разведение животных в неволе.

Столь хищническое отношение к морским животным объясняется не только низким уровнем правовой культуры задействованных субъектов (прежде всего тех, кто ex officio обязан заботиться об их сохранении и охране), но и конкретными правовыми предписаниями, не учитывающими особенности флоры и фауны. Спрос на морских животных объясняется популярностью эксплуатирующих их развлекательных заведений у населения, которое имеет весьма смутное представление о невыносимости для этих животных любых условий содержания в неволе, поскольку такие животные характеризуются высокой социализацией среди сородичей, кроме того, невозможно достичь соответствия условий содержания в неволе необходимым требованиям. Контакты с морскими животными, в том числе и не признанная официальной медициной «дельфинотерапия», представляют собой опасность из-за риска заражения человека бактериями и вирусами, вызывающими заболевания, в том числе смертельно опасные – бруцеллёз, лептоспироз, туберкулёз, атипичную пневмонию, грипп типа А и др. ^[27]. Такое невежество подавляющей части общества и определяет уровень экологической и соответственно правовой культуры, влияя, в свою очередь, и на содержание экологического законодательства.

Однако на международной арене Российская Федерация официально выступает за запрет жесткого обращения с морскими млекопитающими и за сохранение их популяции. Яркой иллюстрацией такого подхода к реализации еще одного принципа Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и его развитию в своей национальной концепции экологического права является участие РФ в споре о запрете на ввоз товаров и продукции из тюленей, введенного в 2009 году Европейским Союзом, в качестве третьей стороны ^[28].

В ЕС защита животных является частью общеевропейской культуры – причем в законодательстве как отдельных государств-членов, так и самого ЕС используется термин «благополучие животных» (animal welfare), а не «защита». Применительно к тюленям первая директива по запрету на ввоз в государства-члены ЕС шкур тюленьих детенышей была принята еще в 1983 г., а на национальном уровне такой запрет был введен Австрией, ФРГ, Бельгией и Нидерландами. В основе запрета легло несогласие по моральным соображениям с используемыми жестокими методами промысла тюленей, причиняющим им страдания. В 2009 г. запрет на импорт и продажу продукции, произведенной из морских тюленей, был введен на уровне всего ЕС ^{[29, с. 42]}. В РФ запрет на промысел детенышей тюленя всех возрастных групп (бельков, хохлуш и серок) был введен в 2009 году, а в 2011 году Комиссия Таможенного Союза ввела полный запрет на ввоз изделий из гренландских тюленей ^[30].

На эту позицию РФ и ссылался ЕС в своих возражениях, представленных в Орган по разрешению споров ВТО ^[31]. В тексте возражений также был упомянут ответ РФ на запрос третейской группы, объясняющий введение запрета Таможенным Союзом в целях сохранения популяции морских млекопитающих и для защиты их от жестокого обращения (п. 165) ^{[31, с. 48]}.

Участие РФ в данном споре имело огромное значение, поскольку Россия являлась крупнейшим рынком сбыта шкур, производимых Канадой, импортируя до 90% продукции (пп. 291, 294) ^{[31, c. 91-92]}. Именно запрет Комиссии Таможенного Союза вкупе с национальными мерами по защите потомства тюленей являлся одним из решающих факторов в вынесении решения третейской группой, а позднее и Апелляционным органом ВТО.

Вышеприведенные примеры позволяют сделать вывод о феномене мотивации в реализации экологической концепции всеми субъектами правоотношений. Феномен так называемой экологической мотивации является предметом научного интереса украинского ученого Т.Л. Шкабары ^{[32; 33]}. Автор отмечает необходимость формирования мотивации для поддержки экологических параметров в границах установленных норм путем государственного регулирования процессов соответствующего экологического воздействия на основе законодательно-правовой базы, системы экологического налогообложения, обеспечения оптимальных технических и организационных параметров, рационализации коммуникативных, корпоративных и других взаимодействий ^{[32, с. 68]}. С этой целью создаются отдельные механизмы социальных мотиваций (как формализованных, так и на основе удовлетворения индивидуальных экологических потребностей) в каждой из сфер интенсивной антропогенной нагрузки, связанных с хозяйственным комплексом, предпринимательством и системой потребления ^{[32, с. 69-70]}. Например, в качестве индивидуальной мотивации в сфере производства, энергетики, транспорта, торговли и проч. автор выделяет экологическую культуру, а в сфере природоохранной деятельности – потребности в воспроизводстве окружающей среды ^{[32, с. 68]}. К сожалению, в своей работе Т.Л. Шкаруба не останавливается подробно на анализе указанных мотиваций, как и не поясняет значение термина «мотивация» в исследуемом контексте. На наш взгляд, указанные автором индивидуальные мотивации в сфере экологических правоотношений являются спорными, поскольку сам термин «мотивация» в юридической науке рассматривается двояко: и как совокупность стимулов и воздействий на граждан со стороны государства для получения от них желаемого поведения, так и как неотъемлемая часть личности индивида в виде его интересов и потребностей, требующих удовлетворения в процессе правоприменения ^{[34, с. 117]}. Поэтому экологическая культура никак не может выступать в качестве индивидуальной мотивации, равно как и потребность в воспроизводстве окружающей среды. Не отрицая важность экологической мотивации в реализации экологической концепции РФ, считаем необходимым согласиться с точкой зрения Д.И. Провалинского о важности совпадения обеих составляющих мотивации с тем, чтобы направленные государством стимулы совпадали с интересами каждого индивида и в результате осознанное правомерное поведение индивида будет удовлетворять его потребности ^{[34, с. 117]}. Поскольку стимулы представлены в виде внешних воздействий на индивида, а внутренняя мотивация проявляется субъективно, то индивид будет строить свое поведение в соответствии со своими потребностями и интересами, игнорируя стимулы или используя их.

Очевидно, что ключевую роль в формировании механизма мотивирования должно играть государство. Кроме формирования мотивов индивида в ходе образования и просвещения государство может использовать метод принуждения в лице правоохранительных и судебных органов в случае нарушения норм экологического законодательства. Уголовная и административная ответственность, неотвратимость наказания за правонарушение представляют собой внушительные стимулы для формирования правомерного поведения. Но наказания в административном и уголовном праве выполняют также и воспитательную функцию, влияя на сознание субъекта в аспекте донесения информации о недопустимости совершения определенных действий (или воздержания от них). Особое значение имеет принцип неотвратимости наказания за совершенное правонарушение, однако анализ судебной практики по ст. 256 УК РФ «Незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов» и ст. 258.1 УК РФ «Незаконные добыча и оборот особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов, принадлежащих к видам, занесенным в Красную книгу Российской Федерации и (или) охраняемым международными договорами Российской Федерации» в отношении тех же морских млекопитающих показывает крайне низкий уровень привлечения к ответственности виновных лиц. Если обратиться к данным CITES и ФТС РФ, приведенным выше, свидетельствующим о значительной разнице в количестве экспортируемых морских млекопитающих, можно сделать вывод об оставшихся безнаказанными фактах незаконных добычи и оборота животных. Так, по ст. 256 УК РФ «Незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов» было вынесено всего 3 приговора: в 2010 году (Избербашский городской суд Республики Дагестан) ^[35], 2014 году (Избербашский городской суд Республики Дагестан) ^[36] и 2015 году (Карабудахкентский районный суд Республики Дагестан) ^[37]. Аналогично представлена статистика по ст. 258.1 УК РФ «Незаконные добыча и оборот особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов, принадлежащих к видам, занесенным в Красную книгу Российской Федерации и (или) охраняемым международными договорами Российской Федерации» – всего 3 приговора: в 2015 году (Камызякский районный суд Астраханской области ^[38] и Карабудахкентский районный суд Республики Дагестан ^[39]) и в 2016 году (Охинский городской суд Сахалинской области) ^[40]. Примечательно, что только одно уголовное дело было возбуждено и передано в суд Дальневосточного федерального округа, в то время как остальные 5 дел рассматривались в судах Южного и Приволжского федеральных округов. Сопоставив данные CITES и ФТС РФ о вывозе морских млекопитающих и судебной практики о привлечении к ответственности за нарушения в сфере охраны морских млекопитающих, мы приходим к заключению о недостаточно эффективной работе правоохранительных органов, причина которой заключается в их коррумпированности, что является следствием правового нигилизма как крайнего проявления низкой правовой культуры. На наш взгляд, это и есть главная причина неэффективности реализации экологической концепции в России. Несмотря на то, что санкции за совершение экологических преступлений и правонарушений достаточно жестки, многие правонарушители так и остаются безнаказанными, поскольку правоохранительные органы не только не привлекают их к ответственности, но и включаются в так называемые «схемы» или сами организовывают их ^[41].

Вышесказанное позволяет сделать определенные выводы. Российская концепция экологического права способна оперативно реагировать на современные вызовы, однако скорость такой реакции зависит от характера вызовов – экономические факторы здесь играют решающую роль, что и не удивительно, поскольку современные общества ставят экономическую выгоду превыше всего. Существенную роль в сложившейся ситуации призвана сыграть культура – как экологическая, так и правовая. Именно уровень правовой культуры общества и его представителей во власти гарантирует соблюдение правовых предписаний с заботой о грядущих поколениях и осознание ответственности за происходящее. Господствующие сегодня в сознании большинства идеи формируют фактическую российскую концепцию экологического права, которая носит потребительский и варварский характер. На наш взгляд, сохранение богатства растительного и животного мира, всей экосистемы российского государства зависит от определения главных идей и принципов, выделения их в качестве приоритетов человеческой жизнедеятельности. Декларирования их недостаточно: необходима постоянная системная работа по правовому воспитанию не только индивидов, но и общества в целом. Ключевую роль в этом процессе должно сыграть государство – разрабатывая систему стимулов, способных направить поведение индивидов в правомерное русло, а также формируя их мотивацию путем повышения уровня правовой культуры.