Некоторые особенности практики Европейского Суда в отношении Российской Федерации

Кузьмина Юлия Александровна ассистент, кафедра восточных языков и лингвокультурологии, Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского 603950, г. Нижний Новгород, пр. Гагарина, 23 Kuz'mina Yuliya Aleksandrovna assistant, Department of Oriental Languages and Linguistic Cultural Studies, Nizhny Novgorod State University named after N.I. Lobachevskiy. Russia, 603950, Nizhniy Novgorod, pr. Gagarina, d.23. odintsova-julia@rambler.ru Другие публикации этого автора

5 мая 1998 г. Европейская конвенция о защите прав человека вступила в силу для Российской Федерации, а граждане страны получили право обращаться в Европейский суд по правам человека. За 10 лет (1998 – 2008 гг.) в отношении России было вынесено 643 решения, из них 401 затрагивало право на справедливое судебное разбирательство, 337 – право на защиту собственности, 156 – право на свободу и личную неприкосновенность, 109 было связано с бесчеловечным обращением, 105 – с правом на эффективные средства судебной защиты^[1].

Следует отметить, что с момента вступления в силу для России Европейской конвенции в отечественную юридическую науку и практику вошло прецедентное право, не свойственное романо-германской правовой семье. При ратификации документа Россия заявила, что «...признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов». То есть, Россия признает, что положения Конвенции существуют не сами по себе, а в том виде, как их понимает и применяет Европейский Суд по правам человека^[2].

7 мая 2002 Суд принял первое решение по существу жалобы в отношении России. Это дело пенсионера Бурдова из Ростовской области, который обратился в суд с жалобой на невыплату компенсаций за утраченное здоровье, как участнику ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Более трех лет прошло с момента вынесения окончательного решения в пользу заявителя, но решение не было исполнено в связи с отсутствием финансирования. Суд признал нарушение прав заявителя, гарантированных статьей 6 Конвенции и статьей 1 Протокола № 1. Заявителю было присуждено 3 000 евро в качестве компенсации за ущерб, и вся сумма задолженности была выплачена полностью^[3].

Это решение затрагивает одну из наиболее болезненных проблем в отношении России – право на справедливое судебное разбирательство и исполнение судебных решений. Такие дела составляют почти половину от всех коммуницированных дел против России. Если принято решение в пользу одной из сторон, но оно не исполняется по вине государственного органа, можно говорить о нарушении ст.6 Европейской конвенции. По мнению Суда, право на доступ в суд будет ничтожным, если государство не создает условий, которые могут обеспечить выигравшей стороне возможности его эффективного исполнения. Более десяти постановлений по существу, вынесенных судом в отношении России, касаются этой проблемы (см., например, жалобы Тимофеева, Гасан, Петрушко). Еще по нескольким десяткам аналогичных дел с заявителями было достигнуто мирное урегулирование^[4].

Другой серьезной проблемой для Российской Федерации является длительность судебного разбирательства, как по гражданским, так и по уголовным делам. Судом регулярно рассматриваются сотни жалоб на нарушение положений ч.1 ст.6 Европейской конвенции о проведении судебного разбирательства «в разумный срок». По жалобе Кормачевой против России 29 января 2004 мая решение в пользу заявительницы принято в отношении ст.6 и 13 Конвенции. Длительность достаточно простого трудового дела составляла более пяти лет. Государство в свою защиту указывало, что дело затянулось из-за удаленности суда от места жительства заявительницы (суд располагался на Чукотке, а заявительница проживала во Владимирской области), и отсутствия в этом суде достаточного персонала и нужного количества судей. Однако Европейский Суд пришел к выводу, что обязанностью государства является обеспечить эффективное функционирование своей судебной системы, в том числе обеспечить суды кадрами. Следовательно, ст.6 была нарушена. Европейский Суд также нашел нарушение ст.13, которое состояло в том, что по российскому законодательству у заявительницы не было средств, которые эффективно бы гарантировали ускорение процедуры. Суд присудил заявительнице 3 тысячи евро в качестве возмещения морального ущерба^[5]. Аналогичные проблемы поднимали и другие заявители, чьи жалобы были рассмотрены Судом по существу (см. например, постановления по жалобам Еманаковой, Плаксина).

Целый ряд проблем для России связан с защитой прав личности в уголовном процессе. Некоторые из них касаются условий содержания в предварительном заключении, условий транспортировки обвиняемых, находящихся под стражей, применения к заявителям в процессе уголовного расследования недопустимого обращения.

В деле Калашников против России (решение 15 июля 2002) заявитель был обвинен в совершении ряда экономических преступлений. Он провел более четырех лет в предварительном заключении в Магаданской области до вынесения приговора судом первой инстанции. Во время пребывания в камере, рассчитанной на 8 человек и размером 17 кв. м, в ней постоянно находилось около 20 человек. Заявитель заразился рядом кожных заболеваний, в том числе грибковыми заболеваниями и дерматитом. В камере находились люди, больные сифилисом и туберкулезом. Суд признал нарушения ч.3 ст.5, ч.1 ст.3 и ч.1 ст.6 Европейской конвенции в отношении длительности процедуры. Заявителю было присуждено 5 000 евро в качестве компенсации за причиненный вред, и 3 000 евро в возмещение судебных издержек^[6]. К схожему выводу Суд пришел в деле Майзит против России (20 января 2005), Кляхин против России (30 ноября 2004 г.). Еще ряд аналогичных жалоб были признаны приемлемыми (жалобы Моисеева, Рыцарева, Худоерова и др.).

24 июля 2003 года Суд вынес решение по делу сестер Смирновых. Уголовное расследование дела против них длилось более семи лет, значительную часть этого времени женщины провели в предварительном заключении. В связи с расследованием уголовного дела сестер несколько раз заключали под стражу, а потом освобождали. К тому же органами следствия у них изымались личные документы, в том числе паспорта. В своем решении по делу Смирновых Европейский Суд отметил, что заключение сестер под стражу обосновывалось исключительно тяжестью обвинений против них. Национальные суды при продлении сроков предварительного заключения также ссылались на «характер» заявителей. Однако в решениях судов не было указано, в чем состоит этот «характер» и как он может помешать раскрытию уголовного дела без лишения заявителей свободы. Суды, отказывая в освобождении заявительниц, не исследовали дело с тех позиций, которые установлены в практике Комиссии и Европейского Суда. Европейский Суд пришел к выводу о нарушении чч.1 и 3 ст. 5 Конвенции. Суд отдельно исследовал вопрос о длительности уголовного дела против заявительниц и заключил, что нарушено требование ч.1 ст.6 Конвенции о разумном сроке судебного разбирательства. В качестве компенсации морального вреда заявительницы получили по 3,5 и 2 тысячи евро. Суд не нашел оснований для того, чтобы присудить возмещение имущественного вреда^[7]. Аналогичные решения были вынесены в деле Панченко против России, Рохлина против России, Посохов против России и др.

В деле по жалобе Гусинского (постановление 19 мая 2004) заявитель был арестован в рамках уголовного дела о незаконном приобретении телерадиовещательной лицензии, несмотря на то, что, в соответствии с законом «Об амнистии» он подлежал освобождению от наказания. Находясь под стражей, заявитель подписал документ, который гарантировал ему свободу в обмен на акции принадлежащей ему медиа- компании. На данном документе стояла подпись федерального министра печати. Через несколько дней Гусинского выпустили. Заявитель жаловался, что его лишили свободы не в связи с подозрением в совершении уголовного деяния, а чтобы отобрать акции. Суд решил, что подозрение в совершении уголовно-наказуемого деяния все же было, поскольку заявитель был обвиняемым по уголовному делу. Вместе с тем Суд пришел к выводу о том, что заключение было использовано и для других целей, в Конвенции не упомянутых. Поэтому было принято решение о нарушении ст.18 в сочетании со ст.5 Конвенции. Далее Суд обратил внимание на то, что Гусинский подлежал амнистии и, следовательно, дело против него должно было быть закрыто. В таких условиях заключение Гусинского под стражу не соответствовало внутреннему закону. Суд также обратил внимание, что Гусинский был заключен под стражу, будучи не обвиняемым, а лишь подозреваемым. Статья 90 УПК допускала подобное только в «исключительных обстоятельствах», однако не раскрывала смысла того, что же есть эти обстоятельства. Правительство не смогло привести ни одного нормативного акта или судебного решения, в которых бы разъяснялся смысл этой нормы. Суд пришел к выводу что закон, на основании которого Гусинский был заключен под стражу, был настолько расплывчат, что не может считаться «законом» в смысле ст.5 Конвенции. Соответственно, была нарушена ч.1 ст.5 Конвенции. Гусинский не получил возмещения морального вреда по решению Суда, однако государству-ответчику пришлось компенсировать часть расходов Гусинского на адвокатов, в размере 88 тысяч евро (заявитель требовал 446 тысяч)^[8].

Дело Гусинского получило значительный резонанс в силу известности заявителя. Кроме того, Европейский суд, по всей видимости, рассмотрел это дело в приоритетном порядке, а протест Российской Федерации по вынесенному решению остался без внимания.

В отношении ст.5 (право на свободу и личную неприкосновенность), помимо вышеупомянутых примеров связанных с уголовным производством, по различным делам также ставились вопросы относительно законности задержания в связи с наличием запроса об экстрадиции (жалоба Бордовских) и возможности обжалования такого задержания. 28 октября 2003 было принято решение по жалобе Ракевич против России. Суд пришел к выводу о нарушении чч.1 и 4 ст.5 Конвенции. Как следует из решения, заявительница была принудительно госпитализирована в психиатрический госпиталь, врачи которого вскоре обратились за судебной санкцией на госпитализацию. Хотя в рамках национального законодательства судья должен был рассмотреть этот запрос в течение пяти дней, судебная санкция на дальнейшее пребывание Ракевич в клинике была выдана только через сорок дней. Следовательно, лишение заявительницы свободы не было «законным» с точки зрения национального законодательства и, тем самым, была нарушена ч.1 ст.5 Конвенции. Кроме того, у самой заявительницы не было возможности обжаловать в суд помещение ее в клинику. Следовательно, была нарушена ч.4 ст.5, предоставляющая право на такое обжалование^[9].

В решениях Суда, касающихся нарушения ст.5 Конвенции, устанавливается существование серьезной системной проблемы, которое подтверждается постоянным поступлением аналогичных заявлений в Суд, а также данными, имеющимся на государственном уровне. Вступление в силу в июне 2002 г. нового Уголовно-процессуального кодекса стало первым успешным шагом, позволившим привести российское уголовное законодательство в соответствие с требованиями Конвенции. Впоследствии высшие судебные инстанции России вынесли ряд руководящих решений, а также разъяснений по обеспечению эффективного исполнения этих требований. Несмотря на достигнутый прогресс, нарушения Конвенции продолжаются в результате укоренившихся у судей и прокуроров установок, в первую очередь тенденции к чрезмерному использованию предварительного заключения без надлежащих на то оснований.

Департаментом по исполнению решений Европейского Суда по правам человека был подготовлен меморандум, закрепляющий меры, необходимые для соблюдения ст.5 Европейской Конвенции. В Меморандуме предлагаются основные направления, в которых должны действовать российские власти. Предложения основываются на обширном опыте Комитета министров по надзору за исполнением и включают:

- возможные поправки в Уголовно-процессуальный кодекс с целью прояснения обязательств судов на разных стадиях производства;

- совершенствование судебного надзора за предварительным заключением посредством разработки более подробных указаний, учитывающих требования Конвенции, как они изложены в прецедентном праве Европейского Суда;

- непрерывные курсы переподготовки судей и прокуроров;

- совершенствование нормативно-правовой базы посредством принятия соответствующих инструкций для прокуроров и начальников следственных изоляторов, а также ужесточение их ответственности в этой области;

- расширение применения и дальнейшее развитие альтернативных мер пресечения^[10].

Несколько жалоб против Российской Федерации касаются различных аспектов ст.8 (право на частную и семейную жизнь). В частности, вопросы переселения граждан из санитарной зоны Череповецкого металлургического комбината, признанной нормативными актами и судами непригодной для проживания (Фадеева против Российской Федерации). Ставились также вопросы, связанные с выселением партнера в гражданском браке после смерти партнера, в связи с непризнанием его членом семьи (Прокопович против России), право на имя для ребенка и право на признание биологического отцовства для ребенка, рожденного в браке с другим мужчиной.

Несколько жалоб, которые были коммуницированы по ст.9 и 11, связаны с отказом в регистрации и перерегистрации религиозных объединений - Армии спасения, Свидетелей Иеговы и др. Несколько жалоб, представленных по ст.11 , касаются отказа в регистрации политических партий и закрытия общественной организации по инициативе Минюста (постановления по существу по жалобам Президентская партия Мордовии, Ватан), а также дискриминации профсоюза (Даниленков и другие против России)^[4].

В восьми важнейших решениях последнего времени Европейский суд по правам человека признал Россию ответственной за серьезные нарушения прав человека в Чечне, где в 1999 г. начался второй военный конфликт между федеральными силами и сепаратистами. По состоянию на май 2007 г. рассмотрения в Страсбурге ожидали более 200 «чеченских» дел. В деле Хашиев и Акаева против Российской Федерации родственники заявителей были расстреляны в своем доме в Грозном; заявительницы по второй жалобе (Исаева, Юсупова и Базаева) попали под ракетный обстрел, пытаясь выехать из Грозного по так называемому «гуманитарному коридору», в результате чего погибли их родственники, сами они были ранены; в жалобе Исаевой речь шла об авиационном ударе по гражданским лицам, которые пытались покинуть село Катыр-Юрт, где шли тяжелые бои, в результате чего погибли родственники заявительницы, а сама она была ранена. В деле Эстамиров и другие против России Суд признал ответственность российских властей за гибель членов семьи Эстамировых в ходе спец. операции в Грозном. В деле Имакаевой Суд указал, что травмирующий характер «исчезновений» мужа и сына и отказ властей проводить эффективное расследование составляет бесчеловечное обращение в отношении Марзет Имакаевой. По делу Лулуев и другие против России Европейский суд единогласно признал российское правительство ответственным за задержание и убийство Нуры Лулуевой, чье тело было найдено среди 51 трупа в массовом захоронении, обнаруженном менее чем в километре от главной базы федеральных сил в Ханкале. 18 января 2007 г. было вынесено первое постановление о пытках в Чеченской Республике (Читаев и Читаев против России), в соответствии с которым было признано, что братья Читаевы тайно содержались под стражей федеральными силами во временном отделе внутренних дел и в изоляторе в Чернокозово и подвергались пыткам, включая побои, электрошок, травлю собаками и причинение удушья^[11]. Суд напомнил, что при достижении законных целей при помощи силы, представляющей угрозу для жизни, применяемая сила должна быть строго соразмерна достижению таких целей. Власти должны разрабатывать и проводить операции, в которых допускается применение смертельной силы, таким образом, чтобы максимально уменьшить риск для жизни. Кроме того, средства и методы воздействия должны выбираться с предельной осторожностью для того, чтобы избежать или хотя бы свести до минимума случайные потери среди гражданского населения. По мнению Суда, эти принципы были нарушены в указанных делах. Помимо этого, во всех случаях проведенное расследование не было эффективным. Заявителям были присуждены суммы в размере 5-25 тысяч евро в возмещение морального и материального ущерба^[4].

По ряду причин «чеченские» дела имеют значительный резонанс и служат инструментом давления на Российскую Федерацию со стороны европейского сообщества. Бывший уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде по правам человека Павел Лаптев считает, что в отношении указанных дел говорить об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты при действующих военных судах и действующей военной прокуратуре нельзя. Юрисдикция Военной прокуратуры Северо-Кавказского военного округа и военных судов в отношении территории Чеченской Республики не прерывалась. Кроме того, все события, о которых идет речь, относятся к периоду 1999-2000 годов, сегодня встала на ноги судебная система в самой Чеченской Республике. По этой причине говорить о невозможности получить доступ к правосудию некорректно^[12].

Существует мнение, что государство препятствует обращению граждан в Европейский суд по правам человека, в особенности жителям Чеченской республики. На это следует привести обоснованное мнение юриста Секретариата Европейского Суда по правам человека О. Чернышевой о том, что государства добровольно предоставляют международному суду возможность оценить свою практику, в том числе правоприменительную, по отношению к общеевропейским стандартам. Государству нет необходимости препятствовать обращениям. Следует отметить, что чем шире грамотность населения, тем больше дел приходят в Страсбургский суд. По этой причине большое количество дел приходит против Франции, Великобритании, Италии^[13].

Одним из наиболее спорных решений Евросуда является дело Илашку и другие против Молдовы и Российской Федерации, рассмотренное Большой Палатой.

В решении по делу Илашку 8 июля 2004 года Суд пришел к выводу о том, что событиями, которые произошли в Приднестровье, в отношении заявителей был нарушен ряд статей Конвенции, в том числе ст.3. Заявители были осуждены судом в Приднестровье за «терроризм» к смертной казни (которая не была приведена в исполнение, но и не была отменена), и к различным срокам тюремного заключения с конфискацией имущества. Суд согласился с заявителями о том, что обе страны должны нести ответственность за события, которыми были нарушены их права. Суд решил, что Россия несла ответственность за происходящее в Приднестровье в данный период времени, так как данная непризнанная республика существовала в основном за счет ее военной, экономической и политической поддержки. В отношении Молдовы Суд пришел к выводу о нарушении обязательств по Конвенции в связи с тем, что ею не было предпринято достаточно усилий для освобождения заявителей из-под стражи, особенно после мая 2001, когда был освобожден первый заявитель. Заявители были осуждены «Верховным Судом Приднестровья» к смертной казни и длительным срокам тюремного заключения. В течение многих лет они жили в условиях строгой изоляции, не имея контактов с внешним миром, в очень тяжелых условиях содержания. Впоследствии Илашку, который провел около десяти лет в камере смертников, был освобожден по договоренности между руководством Приднестровья и Молдавии. За многолетнее заключение в подобных условиях Илашку было присуждено 180 тысяч евро в возмещение материального и морального вреда. Все остальные заявители должны получить по 120 тысяч евро. Суд также пришел к выводу о том, что обе страны в течение рассмотрения дела, нарушили свои обязательства по ст.34 Конвенции, в отношении непрепятствования праву подачи индивидуальной жалобы^[14].

8 июля 2004 года МИД России сделал заявление в связи с постановлением по «Делу Илашку», обвинив Страсбургский суд в непоследовательности, противоречивости, субъективности и политической ангажированности. МИД указал, что события рассматриваемого дела происходили задолго до вступления Конвенции в силу в отношении России. Кроме того, в решении Суда в Министерстве увидели практику «двойных стандартов». Если в деле, связанном с бомбардировками Югославии странами Североатлантического альянса, Суд встал на защиту натовцев, прикрывшись принципами территориальной юрисдикции, то в «деле Илашку» тот же Суд использовал в своих интересах противоположный принцип экстерриториальной юрисдикции, фактически исходя из ложной посылки о том, что на территории Приднестровья юрисдикция осуществляется Российской Федерацией. Наконец, требование к России немедленно освободить находящихся в заключении заявителей не могло быть выполнено, так как любые шаги в этом направлении явились бы грубым вмешательством во внутренние дела суверенного государства Молдовы^[15].

Следует также сказать, что Европейский суд отклоняет значительное количество дел против России. Причин тому несколько:

Во-первых, часто заявителями не соблюдается установленный Конвенцией срок для подачи жалобы. В соответствии со ст.35 Конвенции, Суд принимает дело к рассмотрению только в случае, если прошло не более чем шесть месяцев после вынесения окончательного решения по делу внутри страны. Это правило без исключений. Время начинает отсчитываться со дня вынесения внутреннего решения или, если решение не было публичным, с момента, когда заявитель или его адвокат узнали о принятом решении.

Причиной того, что многие российские заявители пропускают установленный Конвенцией срок, зачастую является обращение за помощью в институты, которые не рассматриваются Судом в качестве «эффективных средств правовой защиты».

В соответствии со сложившейся практикой, для того, чтобы средство правовой защиты считалось доступным и эффективным, у заявителя должно быть право самому начать процедуру обжалования, а не зависеть от усмотрения представителя публичных властей. Таким образом, обращение с надзорной жалобой не является средством правовой защиты в смысле ст.35. Национальные средства правовой защиты также должны быть эффективными в смысле того, что, прибегнув к ним, заявитель может добиться реального исправления допущенных в отношении него нарушений. Например, обращение к омбудсмену не может рассматриваться как эффективное средство правовой защиты, так как сам по себе омбудсмен не наделен правом исправлять нарушения, а его право обратиться в другие органы с просьбой о таком исправлении является полностью дискреционным; к тому же, такое обращение необязательно для рассмотрения другими, например, судебными, органами.

Во-вторых, жалоба также признается неприемлемой, если она «очевидно необоснованна». Суд приходит к такому выводу, когда жалоба на нарушение статей Конвенции не обоснована или не подтверждена документально, или если факты, на которые ссылается заявитель, не представляют собой нарушения Конвенции. Суд часто ссылается на так называемую доктрину «четвертой инстанции», в соответствии с которой он не будет рассматривать предположительно совершенные национальными судами фактические или юридические ошибки, которые не повлекли нарушений положений Конвенции. Суд не является вышестоящей судебной инстанцией по отношению к национальным судам и не может отменять или изменять решения, вынесенные по делу. Многие российские заявители просят Суд пересмотреть принятые национальными судами решения, по-новому оценить доказательства или свидетельские показания, дать другую квалификацию действиям, принять другое толкование национального права, оценить пропорциональность назначенного наказания. Суд не вправе предпринимать таких действий, и большое количество жалоб отклоняется именно по этой причине.

В-третьих, неприемлемыми считаются жалобы, которые несовместимы с положениями Конвенции. При том, что Конвенция вступила в силу в отношении России только 5 мая 1998 года, многие российские заявители жалуются на события, которые произошли до этой даты. Такие жалобы признаются Судом неприемлемыми по основаниям времени (ratione temporis ), так как Конвенция не может иметь обратной силы^[4]. Очень много людей жаловалось на сталинские репрессии, на какие-то события, произошедшие в 80-ые годы, в начале 90-ых – эти жалобы были отклонены, потому что они не подпадали под действие Конвенции во временном отношении. И таких жалоб в течение первых нескольких лет действия Конвенции в отношении России было подавляющее большинство^[13].

В-четвертых, жалоба признается неприемлемой по основаниям места (ratione loci) в тех случаях, когда события, на которые подана жалоба, произошли вне территориальной юрисдикции договаривающегося государства.

В-пятых, жалоба также может быть признана неприемлемой по основаниям лица (ratione personae), если она подана не на действия государства или одного из его органов, но на действия частных лиц или организаций. Так, например, часть жалобы Тумилович против России была отклонена в связи с тем, что заявительница жаловалась на действия своего работодателя - частной компании, а не на действия «публичных органов власти». Суд также не рассматривает actio popularis , т.е. дела, поданные в общественных интересах частными лицами или организациями, которые сами не являются жертвами нарушений.

В-шестых, жалоба может быть признана неприемлемой по материальным основаниям (ratione materiae), если жалоба подана на нарушение права, не гарантированного Конвенцией. Например, Конвенция не гарантирует социально-экономических прав, на нарушение которых часто жалуются заявители из России - прав на труд, на социальное обеспечение, на жилье и т.д., - поэтому такого рода жалобы признаются неприемлемыми по материальным основаниям. К такому решению, например, Суд пришел в деле Бурков против России, где заявитель жаловался на нарушение в отношении него ст.3 Конвенции недостаточным социальным обеспечением, как пострадавшему от ядерных испытаний в Семипалатинске. Суд указал, что в его компетенцию не входят вопросы рассмотрения уровня или качества социальных гарантий, предоставляемых национальными властями.

Другой пример отказа в рассмотрении жалобы по этим основанием связан с тем, что жалоба выходит за рамки гарантируемого Конвенцией права. По жалобе бывшего мэра г. Владивостока Черепкова на нарушение ст.3 Протокола № 1 к Конвенции, которая гарантирует «свободное волеизъявление народа при выборе законодательной власти», Суд указал, что, в соответствии с национальной правовой системой, органы местного самоуправления не относятся к законодательной власти, и признал жалобу неприемлемой по основаниям ratione materiae.^[4]

В заключение следует отметить, что вступление России в Совет Европы, ратификация Конвенции о защите прав человека и соответственно возможность российских граждан обращаться с жалобами в Европейский Суд по правам человека имеет несомненное прогрессивное значение для правовой и политической системы нашей страны: законодательно закреплен полный каталог основных прав и свобод человека, создана национальная система правовых гарантий, существует международный контроль за соблюдением этих прав, повышается уровень грамотности сотрудников правоохранительных органов, юристов, рядовых граждан. Растущее количество жалоб из России подтверждает данные выводы. Вместе с тем, некоторые решения Евросуда являются спорными (дело Илие Илашку, дело Гусинского), либо политизированными (дело Гусинского, чеченские дела).