Базовые детерминанты немецкой внешней политики и политики обеспечения безопасности

Зуборева Мария Андреевна соискатель, ФГБОУ ВО "Дипломатическая академия МИД России" 119021, Россия, г. Москва, ул. Остоженка, 53/2, каб. 100 Zuboreva Mariya Andreevna External PhD student at the Diplomatic Academy of Russian Foreign Ministry 119021, Russia, Moscow, ul. Ostozhenka, 53/2, room 100 mzuboreva@gmail.com

Введение

После объединения Германии всеми силами ее политического спектра огромное внимание уделялось проектированию, идеологии, стратегии и развитию внешней политики страны. Всем политическим силам было ясно, что стране необходимо наверстать упущенное время, заданное эпохой ее разделения и холодной войной. Внешняя политика была той сферой, в которой Германия должна была активно и громко заявлять о себе на международной арене. Однако если для «Боннской республики» такая риторика сводилась к повторению политической максимы «Веймар-никогда впредь», то для «Берлинской республики» к очевидности этой нормы добавился и новый тезис – «больше самостоятельности во внешней политике».

Изначально исключительно географический термин «Берлинская республика» довольно быстро приобрел политическую окраску, вызвав споры среди политических кругов Германии. В момент объединения у власти находилось коалиционное правительство социал-демократов и зеленых, которым нравилось содержание нового термина, в то время как оппозиционная коалиция - христианские социалисты, христианские и свободные демократы выступали категорически против него. Главный аргумент противников «Берлинской республики» заключался в том, что переезд федеральных структур в Берлин не повлек за собой принципиальных изменений в Конституции страны, соответственно бессмысленно использовать новый термин для характеристики старого конституционного порядка. Тем не менее, само время потребовало, чтобы по целому ряду принципов реализации внешней (и внутренней) политики «Берлинская республика» в определенной степени стала бы отлична от своей предшественницы. Основой поворота во внешнеполитическом курсе ФРГ стала задача создания самодостаточной Германии, которая вносит существенный вклад в мировую политику и претендует на звание относительно самостоятельного игрока, который может критиковать и не разделять позицию мирового гегемона. Растущая уверенность Германии в себе подкреплялась осознанием ею своей экономической власти в ЕС. Однако в набирании скорости и наращивании объема перемен «большая» ФРГ проявила большую осторожность, и прежде всего, в вопросе развертывания своей военной силы за рубежом.

Дилемма внешней политики «большой» ФРГ

И Боннская, и Берлинская республики были согласны с тем, что Германия (впрочем, как и любая другая страна) имеет свою «онтологию» безопасности – императивные нормы, устанавливающие немецкую идентичность в области подходов к обеспечению национальной безопасности и обороне. Эти нормы детерминируют ключевые принципы внешней политики Германии. Однако интерпретация цели установления этих принципов были различны и сформировали своего рода дилемму внешней политики ФРГ. Дискуссии свелись к противоборству двух альтернативных точек зрения: а) Германия в силу своей исторической ответственности, должна более активно участвовать в урегулировании военных кризисов, в том числе с использованием жесткой силы; б) именно прошлое Германии требует от нее придерживаться невоенных способов решений международных кризисов и отказаться от участия в развертывании своих вооруженных сил за рубежом. Одновременно ни у кого не вызывало возражений, что Германия для своих союзников должна быть и является надежным и предсказуемым партнером, а для международного сообщества- позитивным и миролюбивым актором мировой политики.

В своей речи в октябре 2010 г. тогдашний министр иностранных дел ФРГ Гидо Вестервелле изложил основные принципы внешней политики Германии, которые актуальные и сегодня: она «основывается на преемственности предыдущих десятилетий. Она надежна и предсказуема, ориентирована на наши ценности и интересы, является двигателем политической открытости и экономического развития. В своей внешней политике Германия выступает за равенство и справедливое примирение интересов всех стран» ^[1].

Именно поэтому решение об участии в операции «Союзная сила» в 1999 г. Германия приняла только после продолжительной, практически полугодовой внутриполитической дискуссии, равно как и решение не участвовать во вторжении в Ирак в 2003 г. Все это прямо указывает на то, что за годы, прошедшие с 1990 г., со времен Боннской республики, дилемма внешней политики ФРГ страны не нашла своего решения. Германия не смогла однозначно согласовать вопрос власти, национальных интересов и идентичности в области обеспечения безопасности и обороны. «Мы не можем знать, чего хотим, если не знаем, кто мы. Это верно как для внешней политики в целом, так и для личных предпочтений политиков» ^[2]. Со временем Германия приобрела репутацию многостороннего партнера parexcellence. Эта позиция отличалась от позиции ее основных союзников, и не была внятно сформулирована и объяснена правительством Герхарда Шрёдера как специфическая черта германской внешней политики.

Такая нерешительность в области сотрудничества с партнерами в деле обеспечения европейской безопасности ставила Германию в сложную позицию. Противоречия с США по вопросу иракской компании не принесли Германии серьезных экономических и политических дивидендов ни на международной арене, ни внутри страны. Значительная часть населения Германии, сосредоточенная по большей части в западной и южной частях страны, не поддерживала социально-экономическую политику и внешнеполитическую линию коалиции СДПГ и «зеленых». Попытки кабинета министров улучшить отношения с Москвой и Парижем за счет создания геополитической оси «Москва-Берлин-Париж» привели к определенному улучшению отношений между странами, но не достигли такого уровня развития, при котором можно было бы всерьез говорить о тесном сотрудничестве. Стремление страны повысить свою значимость и самостоятельность в принятии внешнеполитических решений, в реальности обернулось рядом амбициозных мер и проектов, которые оставили за собой неоднозначные результаты. В немецком политическом классе стали возникать опасения по поводу того, что указанная специфика внешней политики крайне неоднозначно воспринимается в мире; стали распространяться страхи, что такая сдержанность негативно повлияет на будущее внешней политики страны.

«Ливийский вопрос» как момент истины для внешней политики ФРГ при правительстве А. Меркель.

Внешнеполитическая линия Шрёдера поставила перед сменившем его в 2005 г. правительством Ангелы Меркель ряд важных задач, требующих решения. Население Германии не требовало от правительства реализации какого-то конкретного варианта поведения ФРГ на международной арене. Граждане делегировали этот выбор представителям политических партий, которым предстояло сформировать межпартийную коалицию во главе с А. Меркель. В этой ситуации в основу внешнеполитической линии Германии закладывался компромисс между лидерами ХДС-ХСС и СДПГ, которые были заинтересованы в сохранении внутрипартийной стабильности больше, чем в активном вовлечении страны в деятельность на международной арене, которая могла стать яблоком раздора как внутри общества, так и внутри коалиции. Этот компромисс нашел отражение в новой редакции основополагающего внешнеполитического документа ФРГ – Белой книги 2006 г. ^[3]. В соответствии с ней Германия стала позиционировать себя как сильное государство, которое с уважением относится к позиции своих союзников и готова активно участвовать в их действиях на международной арене, когда это будет необходимо.

Ливийский кризис показал, что изменения международной обстановки ставят немецкое государство перед необходимостью прямо отвечать на новые вызовы и принимать трудные решения ^[4]. Европейская общая политика безопасности и обороны (CSDP) и НАТО не всегда могут быть для Германии абсолютными ориентирами. Ситуация в Ливии была непростой в том числе и потому, что объединенные силы, созданные для сдерживания «агрессии Каддафи против своего народа», испытали большие трудности ^[5]. Постоянно менявшаяся стратегия стран НАТО привела к тупиковой ситуации. Генералитетом Альянса была инициирована военная интервенция без детальной проработки политического аспекта данного вопроса. В последующих событиях была сформирована и четко представлена мировому сообществу адекватная внешнеполитическая позиция Германии: ФРГ солидарна с США в целом, но в деталях проводит политику в собственных интересах.

17 марта 2011 г. посол Германии в ООН Петер Виттиг сделал следующее заявление: «Решения об использовании военной силы всегда чрезвычайно сложны. Мы тщательно рассмотрели варианты использования военной силы, ее последствия, а также ее ограничения. Мы видим большие риски. Не следует недооценивать вероятность крупномасштабных человеческих жертв. Если предложенные шаги окажутся неэффективными, мы увидим опасность втягивания в длительный военный конфликт, который затронет более широкий регион. Мы не должны вступать в военную конфронтацию, основываясь на оптимистическом предположении о том, что результаты будут достигнуты немедленно с минимальным количеством жертв. Поэтому Германия решила не поддерживать военный вариант как это предусмотрено резолюцией 1973 Совета Безопасности ООН. Более того, Германия не будет вносить свой вклад в такие военные действия ^[6]. Несмотря на значительный опыт боевых действий, приобретенный в бывшей Югославии, Афганистане и в других регионах, Германия настаивала на своем праве оценивать каждую военную операцию в зеркале собственных принципов и национальных интересов, а не в зеркале британской и французской политики. Вместо того, чтобы молчаливо одобрить «ливийскую» резолюцию, Германия резко заявила о своем несогласии с развертыванием военной мощи. В результате Германия оказалась в оппозиции к своим главным союзникам - Франции, Великобритании и США - и солидарна с Россией, Китаем, Индией и Бразилией.

Позиция немецкой стороны была резко раскритикована и внутри НАТО, и немецкой оппозицией. Политическими комментаторами в Германии было подчеркнуто, что такая «проливийская политика» Германии и спровоцированная ею разобщенность НАТО тормозили разрешение всей ливийской проблемы. Заместитель председателя фракции СДПГ в бундестаге Гернот Эрлер заявил в интервью телеканалу WDR, что Германия из-за «проблематичного решения» своего правительства оказалась в изоляции ^[7]. Этот тезис прямо отсылал к смелому решению Германии от 1991 г. признать Хорватию и Словению прежде своих партнеров по ЕС (что подрывало европейское единство) и к решению выступить против вторжения в Ирак в 2003 г. (что подрывало трансатлантическое единство).

В ливийском вопросе внешняя политика Германии оказалась в «ловушке рациональности», продиктованной нерешенностью дилеммы внешней политики: необходимостью расширения своего влияния, увеличения своей роли в урегулировании международных кризисов разного рода и, одновременно, сохранения своего права не принимать участия в операциях, которые не соответствуют ее «онтологии» безопасности. Выбираясь из этой ловушки, страна неожиданно нашла выход из затянувшегося тупика и решила дилемму своей внешней политики.

Можно смело утверждать, что решение Германии не участвовать в операции НАТО в Ливии не было результатом прямого прерывания политической коммуникации между Берлином, Лондоном, Парижем и Вашингтоном. Оно было связано с результатом выстраивания определенной иерархии внутренних политических приоритетов, обусловленной в основном ситуацией кризиса в еврозоне. Внутренние соображения закрепили траекторию внешней политики Германии. К числу этих соображений прежде всего относятся экономика, геополитика, политическая культура страны и личностный фактор. В совокупности эти обстоятельства обнаруживают «дьявола» политического микрокосма правительства Меркель в аспекте внешней политики и политики безопасности ФРГ - сохранение единого европейского политического и экономического пространства, соответствующего национальным интересам Германии.

Дальнесрочный экономический расчет

Усиливающаяся самостоятельность Германии во внешней политике означает, что она будет совершать многонациональные операции, которые находятся только в зоне ее прямых национальных интересов, продиктованных экономикой.

Кризис еврозоны 2008 г., который проявился в виде сильного снижения основных экономических показателей в большинстве стран с развитой экономикой, впоследствии переросшего в глобальную рецессию (замедление) экономики, поляризовал немецкую политическую элиту относительно вопроса выбора внешнеполитической линии поведения ^[8]. В конце января 2015 г. Ангела Меркель отметила, что долговой кризис еврозоны взят под контроль, но всё ещё не преодолён и ответственность за развитие еврозоны несут политики ^[9].

Когда эксперты говорят о кризисе Еврозоны, речь идет о долговом кризисе: страны - «аутсайдеры» еврозоны, например, Греция и Испания, пользуются значительными кредитами для покрытия национального долга, однако тем самым попадая в зависимость от постоянных кредитов (основной кредитор – Германия), и только увеличивая уровень государственного долга, с одной стороны, Германия старается предотвратить центробежные тенденции в зоне евро, с другой – настаивает на политике жесткой экономии и вовлекает стран-должников в еще большую зависимость от займов за счет выдачи неплатежеспособных кредитов. В результате сильные страны (прежде всего Германия), становятся только сильнее и влиятельнее, а слабые – слабее и зависимее от ведущих кредиторов. ФРГ, будучи основным локомотивом европейской экономики и кредитором, формирует «правила игры» в еврозоне. При этом «у страны не существует никаких других рычагов “принуждения” к сотрудничеству, кроме экономических. Клиенты немецких компаний - страны, которые покупают немецкие товары - не зависят от Германии как от государства. Они даже не чувствуют, что какие -то внешние силы принуждают их к сотрудничеству с Германией. Инструменты, созданные в рамках ЕС, являются единственными, которыми Германия может воспользоваться» ^[10]. По иронии судьбы, чем больше ФРГ использует такие инструменты, тем в большей степени внутри ЕС выстраивается система, которая обслуживает потребности только Германии ^[11].

Ряд немецких экспертов говорят о том, что Евросоюзу следует признать неизбежность факта неизбежной стагнации Еврозоны и возможным выходом стран-банкротов из зоны евро. Так, по мнению бывшего министра иностранных дел и вице-канцлера Германии Йошки Фишера, Ангеле Меркель «нужно смириться с новой реальностью» относительно кризиса в еврозоне и произвести пересмотр финансовой политики внутри Евросоюза. «Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что кризис еврозоны, в конце концов, разнесет немецкий сценарий политики жесткой экономии в пух и прах», — считает политик ^[12].

С критической позиции в отношении Германии выступает профессор Патрик Чованек, представляющий пекинский Университет Цинхуа ^[13]. Он отмечает, что в основе проблем Еврозоны лежит постоянная ситуация профицита торгового баланса ФРГ. Когда государство тратит меньше заработанного. У государства образуются избыточные средства, которые оно использует для предоставления займов. Торговый профицит одного государства ведет к тому, что за его счет финансируется торговый дефицит другого. В этом смысле кризисные явления в еврозоне являются порождением не внешних, а внутренних факторов. Парадоксально, что наиболее эффективным решением кризиса еврозоны, если следовать данной логике, является выход Германии из ЕС и пересмотр кредитной политики страны в пользу траты средств на собственной территории. По мнению Чованека, в том случае, если бы кредитные денежные потоки проходили, прежде всего, внутри Германии, а не направлялись бы в страны, которые объективно не могут себе позволить приобретать немецкие товары, то это могло бы помочь быстрейшему выходу еврозоны из кризиса.

Перед Германией стоит непростая задача: с одной стороны – обуздать центробежные тенденции в еврозоне и сделать шаг назад, с другой – остаться главной экономической державой и «законодателем мод» в экономической политике ЕС. Можно утверждать, что в свете этих событий, перед лицом новых вызовов и угроз, традиционные внешнеполитические ориентиры Германии стали более гибкими и адаптируемыми не только под национальные интересы, но и под интересы ЕС. Другое дело, что интересы ЕС все чаще интерпретируются Германией как национальные. Этот процесс «взаимопревращения» требует постепенного решения множества трудных проблем и задач.

Геополитический фактор

Особенности геополитического положения Германии значительно влияет на процесс внешнеполитических решений. Исходя из него приоритеты Германии в геополитическом аспекте можно расположить в следующей иерархии: США (НАТО), расширение НАТО, политика сдерживания России, лидерство в ЕС совместно с Францией, союз со странами центральной Европы, укрепление европейской системы баланса сил в союзе взаимозависимых национальных государств. На глобальном уровне как член ЕС Германия обращает особое внимание на сдвиг геополитического мирового центра от Запада к Азии.

«При канцлере А. Меркель произошло ожидаемое усиление атлантического вектора и наступило “постшрёдеровское потепление” отношений между ФРГ и США. В коалиционном договоре между ХДС/ХСС и СДПГ во внешнеполитических приоритетах “атлантизм” занял второе место после Европы» ^[14]. Что касается европейского проекта и место в нем Германии, то прежде всего сегодня он страдает от растущей фрагментации из-за внутренних геополитических диспропорций в ЕС. В геополитической ориентации ЕС все больше доминирует исключительная евроатлантистская идеология («Запад»), которая, в основном, разделяется ФРГ и Соединенными Штатами. Франция более вторична в этом ЕС, дрейфующем к немецко-американской Европе. Эта вторичность сформирована благодаря позиции Германии в центре европейского проекта и ее доминированию в экономических и институциональных вопросах Евросоюза. Однако франко-германские отношения являются «мотором» европейского проекта. Если обе страны не смогут найти общий язык, то ЕС как политический проект, не достигнет прогресса.

Задача состоит в том, чтобы преодолеть новое геополитическое соперничество между Францией и Германией после унификации и расширения Евросоюза на Восток и восстановить доверие между ними. Восприятие Францией сдвига геополитического центра тяжести на Восток в пользу ФРГ привело к принятым Францией компенсационным мерам в отношении расширения и приоритетов соседства. Отношения с Францией и с другими партнерами по ЕС показали, что стратегическая культура Германии оказалась вполне самостоятельна в европейской общей политике безопасности и обороны (CSDP), но менее независима по отношению к политике НАТО.

Сдерживание России для ФРГ означает ответ на вызовы европейской безопасности и одновременно перезагрузку отношений с ней, так, чтобы Германия стала бы менее подозрительно относиться к созданию традиционных тыловых альянсов, которые она воспринимает, как попытку ослабить ее доминирование в геополитическом центре Европы. ФРГ также использует отношения между Евросоюзом и Россией в долгосрочной перспективе для возможного закрепления существующего баланса сил внутри самого ЕС в свою пользу. В целом можно утверждать, что стремление найти больше возможностей для геополитического маневра создает опасность недооценки Германией существующих партнеров (России, прежде всего) и более откровенного акцентирования своих интересов в области внешней политики.

Политическая культура и личностный фактор

К политической культуре относятся типичные для данного социума политические ориентации и модели поведения субъектов политики. Политическая культура может быть основана на национальном историческом опыте, на национальной системе верований, на идеологических приоритетах. Важно, что политическая культура не создает политику, но значительно влияет на нее. Она не монолитична, а изменчива, поскольку вписана в исторический контекст, и функционирует на общем, групповом и индивидуальном уровнях.

Принимая во внимание эти соображения, можно утверждать, что главная сила во внутренней и внешней политике современной Германии – гражданская, а не военная. Роль военных в процессе принятия решений схематично обрисована только в Белой книге 2016 г. ^[15]. Политическая культура Германии диктует необходимость оказывать сопротивление любой вероятности агрессивного использования военной силы. Отсюда основой внешнеполитического мышления являются такие принципы как безопасность для всех, экономическая взаимозависимость, культурная гармония и взаимное уважение. Немецкая политическая культура является интегрированной и демократической, характеризуемой полным согласием в отношении базовых либеральных и неолиберальных ценностей- автономного, самодостаточного человека как фундаментального «атома» человеческого мира, его индивидуальной свободы и выбора. Гегемония неолиберализма в политическом дискурсе страны приводит к тому, что сфера автономных, нерыночных ценностей все чаще вторгается в идеологии и практики политики и рынков ^[16]. В результате отношения между рыночной и нерыночной сферами, между капиталистическими и некапиталистическими системами ценностей не всегда находят оптимального сочетания в различных сложных компромиссах.

Сегодняшняя поколенческая когорта немецких лидеров отдает предпочтение неолиберальным ценностям, в результате чего правительство не может полностью просчитать все последствия принимаемых решений в области внешней политики (хрестоматийный пример - «капкан» Минских договоренностей для правительства А. Меркель). Неолиберализм функционирует как идея о том, каким должен быть мир, и политики нередко перестают учитывать различия между фантазией и фактами, перестают критически относиться к реальности ^[17]. Политики Германии считают, что нужно оказывать давление, перевоспитывать и дисциплинировать своих контрагентов, причем ненасильственными средствами, абсолютно исключающими физическое насилие, до тех пор, пока не будет получен искомый результат. Их мотивирующие соображения формулируются как необходимое условие для проведения более уверенной и активной внешней политики, в том числе и региональной. В целом им это удается, хотя иногда бывают исключения: спасая Грецию от выхода из еврозоны, они потеряли Великобританию.

Что касается А. Меркель, о которой уже существует огромное количество трудов, то о ней хорошо сказал Николай Хауфлер, неоднократно принимавший участие в ее закрытых встречах с молодыми активистами ХДС. «Когда я увидел ее впервые, я подумал, что она лучше всех известных мне политиков понимает процесс принятия политических решений. Она способна обработать огромное количество информации. Я даже подумал, что ей, наверное, скучно общаться с большинством политиков: она просто превосходит их в интеллекте. Но на нашей последней встрече, в конце 2016 г., когда Меркель говорила о миграционной политике, мне показалось, что она перестала быть объективной, что она больше открыта тем аргументам, которые играют ей на руку. Возможно, вокруг нее появился фильтр, состоящий из людей, рассказывающих ей то, что она желает услышать» ^[18].

Заключение

Дилемма внешней политики ФРГ, сформировавшаяся в период становления Берлинской республики, нашла свое разрешение в ходе ливийского кризиса. Ясно артикулированные базовые детерминанты принятия внешнеполитических решений, а именно: дальнесрочный экономический расчет, срединное географическое положение в Европе между Францией и Россией, акцент на приоритетности гражданской силы в урегулировании конфликтов разного рода , уверенность в себе политического класса ФРГ как актора, играющего по правилам неолиберализма и «нравственного закона», (ссылка на который прописана, к тому же, в Конституции страны), - привели к оформлению определенной логики выстраивания внешнеполитического поведения ФРГ. Она заключается в нацеленности на установление баланса между требованиями национальной безопасности и неолиберальными принципами внутренней политики. В этой связи можно обнаружить три значения ключевых детерминант внешней политики Германии. Во-первых, соответствующее национальным экономическим задачам Германии защита единого экономического пространства Евросоюза и еврозоны. Во-вторых, формирование «кольца друзей» внутри ЕС в целях эффективного использования собственных экономических ресурсов, а именно конструирование общих европейских политических интересов в рамках «европейской политики», разделяющей нормы и ценности европейской интеграции ^[19]. В-третьих, пролонгация политики соседства с рядом стран Средиземноморья и Балкан. В-четвертых, сдерживание России как государства, не склонного непосредственно и безальтернативно воспринимать все ценности Евросоюза. Такой подход дает ощущение того, что Германия продвигает не только собственные интересы, но заботиться в первую очередь об общей европейской и трансатлантической безопасности и процветании, то есть обеспечивает так необходимое сегодня мировому сообществу социально-политическое миротворчество.