Экономический подход к проблеме сдерживания преступности. Часть 2. Сдерживающий эффект наказания

Цуриков Владимир Иванович доктор экономических наук, кандидат физико-математических наук профессор, ФГБОУ ВПО "Костромская государственная сельскохозяйственная академия" 156530, Россия, Костромская область, пгт. Караваево, ул. Учебный городок, 34, каб. 211 Tsurikov Vladimir Ivanovich Professor, the department of Advanced Mathematics, Kostroma State Academy of Agriculture 156530, Russia, Kostroma Oblast, township of Karavaevo, Ucgebnyi Gorodok Street 34, office #211 tsurikov@inbox.ru Другие публикации этого автора

Предлагаемая статья посвящена дальнейшему изучению возможностей экономического подхода для исследования преступной и правоохранительной деятельности. Вместе с первой частью она фактически является прологом к следующей (третьей) части, в которой на основе экономического подхода анализируются проблемы борьбы с коррупцией в современной России.

О чем говорит простейшая экономико-математическая модель?

Обратимся к построению мате­матического выражения для ожидаемой прибыли преступника, которую он извлекает в результате осуществления преступле­ния. Прежде всего, следует учесть те издержки, кото­рые несет преступник в процессе подготовки преступления, осуществления самого преступления, последующего заметания следов и некоторые другие, обусловленные, например, необхо­димостью обналичивания или, напротив, обезналичивания де­нег в процессе их отмывания. Обозначим эти издержки (из­держки преступления для преступника) буквой C. Тогда выражение для прибыли (полезности) преступника в результате удачно (для него) осуществленного преступления можно записать в виде:

где D – величина дохода, полученного в результате преступления (величина взятки или стоимость похищенного и т. п.).

Формула (1) демонстрирует ту положительную роль в предупреждении корыстных преступлений, которую играют различные профилактические и охранные мероприятия, а также применение технических средств наблюдения и защиты. Эти технические средства (различные замки, блокирующие и сигнальные устройства, камеры наблюдения и пр.), а также наличие охраны служат фактором, повышающим для потенциального преступника издержки C и, следовательно, снижающим для него привлекательность соответствующего преступления.

Отметим, что роль издержек правонарушения C может быть очень большой, полностью определяющей целесообразность или, напротив, нецелесообразность совершения правонарушения. В частности, в математических моделях рационального поведения налогоплательщика, построенных в работах В. Вишневского и А. Веткина ^[4] и автора данной статьи ^[20], показано, что среди множества факторов, оказывающих влияние на уклонение от уплаты налогов, исключительно велика роль трансакционных издержек этого уклонения.

Кроме того, выражение (1) позволяет утверждать, что насильственные преступления – это в большей степени удел молодых людей, что в стремлении уменьшить величину издержек, мужчины, занимающиеся такими видами спорта как бокс, борьба, тяжелая атлетика, будут отдавать предпочтения грабежам и разбоям, а женщины, напротив, – ненасильственным преступлениям, вроде мошенничества и краж, что среди дискриминируемых групп представителей преступного мира будет больше ^[3]. Статистика подтверждает эти соображения ^{[1; 12; 33]}. Человек, физически не слишком развитый, склонный к интеллектуальным занятиям, увлекающийся современными компьютерными технологиями, отдаст предпочтение правонарушениям в сфере высоких технологий, в отличие от своего, физически хорошо развитого и не обремененного «излишними» знаниями сверстника, который, скорее всего, предпочтет интеллектуальному преступлению любую силовую акцию. Как видим, можно считать, что дело не в антропологии и психологии (во всяких случаях, не только и не столько в них), а в соотношении выгод и издержек.

Если преступление оказалось неудачным для преступника и завершилось его поимкой и наказанием, то выражение для его полезности в этом случае можно представить в виде:

где f представляет собой денежный эквивалент наказания. Здесь мы полагаем, что доход D от преступления остается у преступника.

Будем считать, что преступник нейтрален к риску. Обозначим через p вероятность поимки преступника с последующим наказанием. Соответственно, вероятность того, что преступнику удастся успешно осуществить преступление и избежать поимки и наказания, равна 1 – p. Тогда его прибыль, ожидаемая от преступления, примет вид ^{[3; 10; 27-29; 31-32]}:

откуда следует

где EU – математическое ожидание полезности (считаем, что для нейтрального к риску правонарушителя прибыль и полезность совпадают). Подчеркнем, что вероятность наказания в данном случае представляет собой не реальную вероятность раскрытия преступления с последующим наказанием преступника (другими словами, не относительную частоту раскрываемых преступлений в их общей массе), а чисто субъективное представление правонарушителя (в том числе, и потенциального) о величине этой частоты. Тем не менее, естественно полагать, что эти две величины – субъективная оценка преступника и реальная частота раскрытых преступлений – коррелируют между собой, т. е. не являются абсолютно независимыми.

Если вероятность и строгость наказания таковы, что ожидаемая прибыль отрицательна, т. е. если

то для преступника «преступление не окупается». В этом случае индивиды, нейтральные к риску и противники риска, на преступление не пойдут. Конечно, при условии рационального поведения и в том случае, если у них имеется возможность для легального заработка и свобода выбора. Величина ожидаемого наказания pf в формулах (3)-(4) выступает в роли цены, которую преступник платит за преступление. Рост этой цены влечет за собой снижение спроса на соответствующие правонарушения. Здесь уместно вспомнить слова Чезаре Беккариа о том, что «наказание достигнет своей цели, если страдания, им причиняемые, превысят выгоды от преступления» ^{[2, с. 164]}, а также слова Иеремии Бентама: «Необходимо сделать так, чтобы зло наказания превышало выгоды преступления» ^{[3, с. 315]}. Снижению привлекательности преступления могут способствовать и те меры, которые принимаются обществом в целом либо отдельными индивидами для защиты собственности, так как они повышают величину издержек преступника.

В этом месте хотелось бы сделать одно существенное замечание. Дело в том, что если формула (4) описывает условие, при котором нейтральному к риску агенту преступление невыгодно, то при выполнении противоположного условия P > pf преступление представляет собой выгодное предприятие (преступление окупается). Соответственно, любой рациональный агент, попавший в ситуации безнаказанной возможности (pf = 0) присвоить чью-либо ценную вещь стоимостью D, оставленную по воле случая без охраны и/или присмотра, должен, если D > C такую кражу осуществить. Но, как мы знаем, так поступают далеко не все. Ведь нельзя же утверждать, что все люди в реальной жизни исповедуют принцип: Если украсть можно, то украсть обязательно нужно. Причина подобного противоречия состоит в том, что формула (1) предельно проста и совершенно не учитывает морального фактора. Поэтому некоторые экономисты-криминологи (см., например, ^[1]), предлагают учитывать нежелание индивида идти на преступление в силу моральных убеждений. Если обозначить через m денежный эквивалент морального порога, то формула (1) преобразуется к виду:

Сразу отметим, что трансформация (1) в (5) никак не отражается на справедливости формул (3) и (4). Выражение (5) пригодно для объяснения и описания более многообразного спектра человеческого поведение, чем формула (1). Проиллюстрируем это на некоторых примерах. Прежде всего, отметим, что использование и формулы (1), и формулы (5) позволяет достаточно естественно и просто объяснить резкий рост преступности, который часто наблюдается в условиях внезапно возникающей социальной и экономической нестабильности.

Вспомним, к примеру, последствия урагана «Катрина», который обрушился на побережье штата Луизиана в августе 2005-го года и унес жизни почти 2 тысяч американцев. Город Новый Орлеан ушел под воду. Прекратилась подача электроэнергии. Прервалась телефонная связь, в том числе и мобильная. Транспортные магистрали оказались парализованы. Оба аэропорта также оказались затопленными. Ситуация осложнилась наводнением, вызванным образовавшимися брешами и проломами в плотинах. Более 30 зданий просто обрушились, многие превратились в источник смертельной опасности. И как же в этих условиях повело себя население? Все бросились оказывать помощь терпящим бедствие? Отнюдь нет. Многочисленные группы мародеров взламывали складские помещения, грабили продуктовые и ювелирные магазины, банки, частные дома. Вооруженные полицейские пытались не допустить полного хаоса, но им это плохо удавалось. Примечательно то, что мародеры разоряли магазины с огнестрельным оружием. Одна банда напала на дом престарелых и, угрожая оружием, выгнала все 80 человек, в том числе и тех, кто передвигался только в инвалидных колясках, на улицу. Резко подскочило количество убийств, изнасилований, поджогов. Однажды обстрелу подвергся даже военный вертолет, который использовался для эвакуации пострадавших.

Причина резкого возрастания количества преступлений с позиции экономического подхода понятна: работа полицейских оказалась парализованной, в результате чего сильно повысилась вероятность для преступника оказаться безнаказанным. Соответственно, многие преступления из категории не окупающихся перешли в категорию выгодных. Но, пользуясь формулой (1), невозможно объяснить другое, а именно, почему же не все жители Нового Орлеана стали преступниками? Как раз для того, чтобы формализовать ответ на этот и ему аналогичные вопросы, нам и пришлось обобщить формулу (1), преобразовав ее в (5).

Другой пример. Мощное землетрясение и цунами, обрушившиеся на Японию в марте 2011-го года. Свыше 10 тысяч погибших, и при этом нет ни одного сообщение о мародёрах или мародёрстве.

Третий пример. Март 2010-го года. Взрыв в московском метро. Десятки погибших. Метро останавливается. Пользуясь ситуацией, московские таксисты поднимают цены на свои услуги в 10 раз. Взрыв в петербуржском метро, произошедший 3 апреля 2017-го года, оказал неоднозначное влияние на поведение таксистов. Многие таксисты в день взрыва развозили людей бесплатно. Но были и такие (особенно на другой день после взрыва), которые повысили плату за проезд в 2-3 раза. Конечно, в таком повышении цен никакого преступления нет (т. е. f = 0). Таксисты просто воспользовались внезапно возросшим спросом на свои услуги. Однако если моральный порог индивида достаточно высок (велико значение m), то возрастание спроса, обусловленное национальной трагедией, не может побудить такого индивида использовать подобную ситуацию для личного обогащения. Многие таксисты Санкт-Петербурга так и поступили, но не все. По-видимому, наши соотечественники, в отличие от японцев, не обладают соответствующим иммунитетом. Фактически наши таксисты-частники продемонстрировали, что, по крайней мере, часть из них представляет собой скрытый резерв корпуса мародеров.

Интересно обратить внимание на частные производные от полезности (3) по строгости и вероятности наказания. Для нейтрального к риску индивида получим

Из (6) следует, что повышение строгости наказания f тем сильнее влияет на величину ожидаемой от преступления прибыли (снижая ее), чем выше вероятность наказания p. Этот вывод очень важен, так как он позволяет утверждать (и ниже мы к этому вернемся), что даже значительное ужесточение наказания при очень низкой его вероятности может приводить к сколь угодно малому снижению ожидаемой полезности. Аналогично, чем выше строгость наказания, тем сильнее падает размер ожидаемой прибыли вследствие роста вероятности наказания:

Выражениями (6) и (7) можно воспользоваться для оценки сдерживающего эффекта наказания. Для этого обозначим через N уровень преступности, т. е. количество преступлений, совершаемых в течение одного года. Этот уровень может зависеть от огромного множества факторов, в том числе от размера ожидаемой прибыли. Естественно считать, что чем величина ожидаемой прибыли больше, тем выше (при прочих равных условиях) уровень преступности, так как с ростом прибыли, извлекаемой в результате преступной деятельности, преступления и чаще, и для большего количества потенциальных преступников становятся привлекательными. Поэтому частная производная от уровня преступности по величине ожидаемой прибыли может принимать только положительные значения:

Если же обратиться к частным производным от уровня преступности по вероятности и строгости наказания, то, с учетом (6), (7) и (8) получим:

Как видим, возрастание вероятности наказания, как и строгости наказания, приводит к снижению уровня преступности. Обратим внимание на формулу (10), согласно которой производная от уровня преступности по строгости наказания пропорциональна вероятности наказания. Эта зависимость очень красноречива. Она говорит о том, что в борьбе с преступностью повышать строгость наказания при его очень низкой вероятности, абсолютно бессмысленно, так как соответствующий эффект будет близок к нулю. Из (9) и (10) следует, что строгость наказания и его вероятность должны быть сбалансированы. Высокий уровень коррупции в нынешней России обусловлен чрезвычайно низким (сверхнизким) значением вероятности наказания за коррупционное преступление ^{[6-9],[13-14],[23-26]}. И никаким ужесточением наказания успехов в сдерживании коррупции добиться не удастся ^[15]. Ибо в силу чрезвычайно низкого значения вероятности наказания даже очень значительный рост строгости наказания за преступления коррупционной направленности будет приводить, согласно (10), к исчезающе малому снижению уровня соответствующей преступности. Более подробное обсуждение этого вопроса мы отложим до следующей части.

Некоторые выводы, следующие из модели

Прежде всего, отметим, что формула (3) применима для определения ожидаемой прибыли от совершения любого преступления корыстного характера. Однако необходимо обратить внимание на то, что не во всех случаях удается легко и правильно определить издержки преступления. Самый простой случай реализуется тогда, когда в качестве наказания, которому подвергается преступник, используется штраф. В этом случае величина f просто равна размеру штрафа. Денежный эквивалент наказания, связанного с лишением свободы, Беккер предлагает оценивать дисконтированной суммой утраченного заработка и размера ущерба, проистекающего от ограничений, обусловленных наказанием. Причем размер ущерба оценивает сам заключенный ^[3].

Кроме того, выражение (3) нам подсказывает, что требование строго максимизирующего (рационального) поведения, предъявляемое к каждому индивиду, в данном случае является несколько избыточным. Представляется достаточным, чтобы индивиды, как преступники, так и кандидаты в преступники, просто в среднем своевременно и в свою пользу, разумеется, в силу своего представления о собственной пользе, реагировали на происходящие изменения и открывающиеся перед ними возможности.

Айзек Эрлих (I. Ehrlich – ученик Г. Беккера) отмечает, что экономический подход к преступности, как и любая другая экономическая теория, не требует, чтобы все без исключения агенты (в нашем случае потенциальные и реальные правонарушители) действовали исключительно под влиянием внешних стимулов. Вполне достаточно, чтобы к модели «внешние стимулы – преступления» приближалось поведение значительного числа потенциальных правонарушителей ^[28-29].

Если в силу каких-то причин происходит сдвиг в соотношении выгод и издержек преступной деятельности, то естественно ожидать и соответствующее изменение в масштабе и/или структуре преступности. Именно для того, чтобы преступное поведение не представлялось многим членам общества выгодным занятием, сулящим быстрое и легкое обогащение, общество и изобрело систему наказаний.

Государство в своем стремлении максимально снизить число наиболее опасных преступлений, предусматривает за их совершение наиболее строгие меры наказания. Кроме того, для самых опасных видов преступлений, в первую очередь, убийства, характерны самые высокие показатели раскрываемости и самые низкие уровни латентности, другими словами – наиболее высокие значения издержек (цены) преступления pf. Эта тенденция проявляется во всех странах.

Другой вывод состоит в следующем. Если ожидаемое за преступление наказание очень мало, например, в силу низкой раскрываемости, а размер дохода от преступления велик, то уровень преступлений данного вида будет непрерывно расти, зашкаливая за все мыслимые и немыслимые границы. Это мы и наблюдаем в отношении коррупции в современной России. Ежегодно в России совершается несколько десятком миллионов различных коррупционных преступлений на сумму, сравнимую с доходной частью федерального бюджета ^{[7; 16-17]}, а органами правопорядка регистрируется несколько десятков тысяч подобных преступлений ^{[6; 25]}, причем наказанию в последнее время подвергаются около 11 тысяч человек в год ^[6]. В результате, коррупцией поражены все органы государственной власти, в том числе суд, прокуратура и министерство юстиции, системы здравоохранения и образования ^{[7; 16]}.

Легко видеть, что в условиях экономической нестабильности преступная деятельность чаще оказывается более предпочтительной, чем в условиях устойчивого экономического роста или стабильного продолжительного застоя. Поэтому в сравнении с экономическим подходом к преступной деятельности теория аномии выглядит неким искусственным конструктом, во всяком случае, для объяснения возрастания преступности в условиях экономической нестабильности обращение к этой теории не представляется необходимым. Здесь кроется причина скептического отношения Гэри Беккера к попыткам социологов объяснить девиантное поведение с помощью специально создаваемых для этого теорий: аномии, социального напряжения, обучения, дифференцированных связей, стигматизации.

Действительно, пребывание индивида в местах заключения способствует образованию у него специфического человеческого капитала. Он лучше узнает преступный мир, познает способы совершения преступлений и заметания следов, заводит полезные для дальнейшей криминальной деятельности знакомства. Все это работает на снижение издержек от будущей преступной деятельности. Поэтому рекомендации, которые может дать в этой связи экономический подход, естественно, совпадают с рекомендациями соответствующих социологических и криминологических теорий: сокращение связей между преступниками, содержание впервые осужденных отдельно от рецидивистов, максимально возможная замена наказания, связанного с пребыванием в местах лишения свободы, альтернативными видами наказания.

Кроме того, такой факт биографии индивида, как пребывание в местах заключения, влечет за собой отторжение его со стороны общества, т. е. наблюдается процесс стигматизации индивида. С точки зрения экономического подхода потребность в такого рода объяснении рецидивного поведения не является необходимой. Помимо того, что для индивида, прошедшего «тюремные университеты», снижаются издержки преступного поведения, а именно, издержки осуществления преступления и ожидаемая величина наказания в силу снижения вероятности наказания, обусловленного приобретенными знаниями, связями и умениями, для него снижается величина легального дохода. Причина в том, что, во-первых, он утрачивает всякие возможности для занятия некоторыми легальными видами деятельности, например, не может занимать руководящие государственные должности или работать в судебных, правоохранительных, силовых органах. Во-вторых, к нему снижается доверие со стороны общества, что уменьшает его шансы на получение работы, сулящей получение высокого дохода в легальном секторе. В результате, его альтернативные издержки сильно понижаются, что и находит свое выражение в высоком уровне рецидивизма. Как видим, экономический подход приходит к тем же выводам, что и теория клеймения (стигматизации).

О чем говорят эмпирические исследования?

Легко понять, что на те величины, которые фигурируют в полученных формулах и которые определяют степень привлекательности преступного поведения, большое влияние оказывает целый ряд «скрытых», не входящих в формулы, самых различных социально-экономических, демографических и даже географических факторов. Поэтому без обращения к практике, на основании исключительно теоретических рассуждений невозможны сколько-нибудь правдоподобные прогнозы относительно характера влияния на уровень преступности изменения таких, в частности, показателей как уровни образования и благосостояния общества, степень неравенства в доходах, степень урбанизации, состояние тех или иных демографических параметров и т. п.

К систематическим эмпирическим исследованиям экономисты приступили вскоре после выхода в свет основополагающей работы Гэри Беккера ^[27]. Следует отметить, что эконометрические исследования влияния различных факторов на уровень преступности осложняются рядом проблем. В первую очередь необходимо упомянуть о низком качестве статистических данных. Мало того, что официальная статистика дает заниженные данные относительно уровня преступности, она располагает крайне искаженной картиной реальной структуры преступности ^[5].

Другие проблемы обусловлены трудностью отделения влияния одних факторов от влияния других. Например, если исследуется влияние возрастания продолжительности тюремного заключения на уровень преступности, то возникает проблема отделения эффекта снижения преступности, обусловленного невозможностью для преступников совершать преступления в качестве рецидивистов вследствие возрастания срока нахождения их за решеткой, от эффекта сдерживания преступности, обусловленного ростом ожидаемых издержек наказания для потенциальных преступников.

Гордон Таллок (G. Tullock) отмечает в ^[33], что первые серьезные статистические исследования эффекта сдерживания были проведены ученицей Беккера А. С. Лейбович. Она провела сравнение уровня преступности в каждом штате США со строгостью и вероятностью наказания. Оказалось, что в штатах с более строгими наказаниями при тождественности всех остальных факторов уровень преступности ниже. Причем эффект сдерживания для более тяжелых преступлений выше, чем для менее тяжелых. К аналогичным выводам пришли и другие исследователи.

На эту особенность сдерживающего эффекта, подмеченную Лейбович, обращают внимание многие экономисты, занимающиеся данной проблемой. Юрий Латов приводит оценки эластичности по вероятности осуждения уровня двух наиболее частых в США видов преступлений – грабежей и краж со взломом, полученные пятью разными экономистами независимо друг от друга на основании данных разных лет ^{[10, с. 69-70]}. Эти оценки сильно различаются между собой. Например, эластичности уровня грабежей варьируются в пределах от 0,88 до 1,6, а эластичности уровня краж – в пределах от 0,26 до 0,78. Общим для оценок всех исследователей является четко выраженное, двукратное и более, превышение эластичности по вероятности наказания уровня более тяжелых преступлений (грабежей) относительно аналогичной эластичности уровня менее тяжелых преступлений (краж со взломом).

В поисках объяснения этого эмпирически обнаруженного факта обратимся снова к построенной выше модели. Найдем выражение для эластичности уровня преступлений по вероятности наказания. С учетом (9) получим, что соответствующая эластичность имеет вид:

Как видим, эластичность по вероятности наказания пропорционально строгости наказания f, а так как последняя выше в случае более тяжелых преступлений, то получается, что при прочих равных условиях эластичность уровня грабежей по вероятности и должна (с точки зрения экономического подхода) превышать аналогичную эластичность уровня краж. Таким образом, обнаруживается полное согласие теории с результатами «экспериментов».

Эмпирическое исследование Юрия Андриенко, основанное на статистических данных 70-и российских регионов с 1990 по 1998 год, также подтверждает сдерживающее влияние, оказываемое деятельностью правоохранительных органов на уровень преступности. Причем им установлено, что сдерживающий эффект, обусловленный ростом вероятности наказания, принимает для убийств более высокое значение, чем для краж ^[1]. Поэтому есть основания считать, что и в нашей стране эта эмпирическая закономерность имеет место.

Данная особенность сдерживающего эффекта служит еще одним подтверждением рациональности преступника. Одинаковое повышение вероятности наказания преступников за совершение различных по тяжести преступлений оборачивается отнюдь не одинаковым ростом их издержек – издержки более тяжелых преступлений возрастают в большей степени, на что указывает формулу (7). И именно поэтому реакция на изменение вероятности оказаться подвергнутым наказанию является более значимой со стороны тех потенциальных или уже состоявшихся преступников, которые склонны к совершению более тяжелых преступлений (об этом говорит формула (9)).

Еще одна из наиболее важных и интересных особенностей сдерживающего эффекта, подмеченная экономистами, проводившими эконометрические исследования преступности, состоит в том, что эластичность уровня преступлений по вероятности наказания оказалась выше, чем по строгости наказания. Следует отметить, что подобное мнение имело место в среде криминологов и до появления экономического подхода к преступности и до проведения эконометрических исследований (в частности, можно считать, что его придерживались и Ч. Беккариа, и И. Бентам).

Другими словами, повышение вероятности наказания на 1% порождает больший сдерживающий эффект, чем повышение строгости наказания на тот же 1%. Однако этот эффект не следует из рассмотренных здесь формул. Действительно, из выражения (3) видно, что вероятность наказания и его строгость выступают в роли благ-субститутов, ибо сдерживающий эффект наказания определяется исключительно произведением соответствующих параметров p и f. Если величину одного из параметров увеличить на 1%, а величину другого уменьшить на тот же 1%, то их произведение почти не изменится и, следовательно, на уровне преступлений эти изменения не отразятся. Однако эти рассуждения верны только в том случае, если они касаются агента, нейтрального к риску. Дело в том, что и данное следствие, и многие другие в высшей степени интересные следствия, вытекающие из экономического подхода, и подтвержденные результатами эмпирических исследований, мы здесь не можем привести в силу того, что они требует построения более сложной математической модели, учитывающей, в первую очередь, различное отношение индивидов к риску. Соответствующие модели и результаты имеются, в частности, в ^{[3; 18; 22; 27]}.

Заключение

Проведенное к настоящему времени огромное множество эмпи­рических исследований преступности по данным, полученным в разных странах мира и относящимся к различным периодам времени (см., например, обзор Ю. Латова ^[12]), позволили экономистам-криминологам получить важные результаты, которые находятся в согласии с выводами, следующими из экономического подхода. И хотя на сдерживающий эффект наказания оказывает влияние большое количе­ство самых разнообразных факторов, тем не менее экономисты-крими­нологи отмечают отчетливо видимую отрицательную связь между уров­нем преступности с одной стороны, и вероятностью и строгостью наказания, с другой. Иначе говоря, «наказания делают свое дело», и значит, преступники ведут себя в основном рационально.

Рациональное поведение преступников позволяет многие экзогенные факторы, оказывающие то или иное влияние на масштабы преступности, заменить эндогенными. В результате, экономический подход позволяет абстрагироваться от целого ряда тех предположений социальных наук, которые привлекаются для построения соответствующих теорий. Если социальные науки для объяснения особенностей преступного поведения или изменения уровня преступности прибегают к введению предположений о тех или иных сдвигах в системе ценностей, о проявлении глупости, об иррациональном, нерациональном или непоследовательном поведении, выстраивая подходящие случаю соответствующие теории, то экономический подход последовательно ищет объяснение только в изменении соотношения выгод и издержек соответствующего поведения для каждого индивида. Поэтому экономический подход к преступной и правоохранительной деятельности не испытывает никакой нужды в том, чтобы для объяснения девиантного (как, впрочем, и любого другого) человеческого поведения прибегать к теориям аномии, обучения, дифференцированных связей, клеймения.

Важно подчеркнуть, что экономический подход и представленная здесь модель позволяют сделать очень важные выводы относительно влияния тех или иных факторов на уровень существующей преступности. Во-первых, как следует из модели (формулы (9) и (11)) и эмпирически обнаруженных фактов, уровень более тяжелых преступлений является «более чувствительным» к изменению вероятности наказания за преступления, чем уровень менее тяжелых преступлений. Во-вторых, как следует из формулы (10), величина снижения уровня преступности вследствие повышения строгости наказания находится в сильнейшей зависимости от вероятности наказания. Фактически можно сказать, что сдерживающий эффект наказания находится в прямо пропорциональной зависимости от величины вероятности наказания. Поэтому в случае сверхнизкого значения вероятности для преступника понести наказание за совершенное преступление (а такая ситуация характерна для коррупционных преступлений в современной России), ужесточение наказания не будет оборачиваться сколько-нибудь заметным снижением масштаба соответствующих преступлений. Более того, подобная политика государства может порождать ряд отрицательных социальных явлений и проблем, обусловленных все более явным проявлением избирательности в применении законов. Подробному рассмотрению этих вопросов посвящается следующая (заключительная) часть работы.