Философия истории Н. М. Карамзина и современность

Горохов Павел Александрович доктор философских наук Профессор, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (филиал в Оренбурге) 460000, Россия, Оренбургская область, г. Оренбург, ул. Курача, 26 Gorokhov Pavel Aleksandrovich Doctor of Philosophy Professor, Department of Humanitarian and Socio-Economic Disciplines, Orenburg Branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration; Educational Center “Eurasia” 460000, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, ul. Kuracha, 26 erlitz@yandex.ru Другие публикации этого автора

12 декабря 2016 года исполнилось 250 лет со дня рождения Н. М. Карамзина - великого русского писателя и историка, которого А. С. Пушкин недаром называл «последним летописцем» ^{[13, с. 806]}. Как всякий крупный историк, Н. М. Карамзин в своем творчестве не только красочно описывал события минувшего, но и выражал собственные воззрения на философию истории, пытаясь объяснить глубинную суть событий прошлого. Современная философия истории ставит и пытается разрешить мировоззренческие вопросы, связанные с духовным и нравственным содержанием истории. Настоящее связано с прошлым неразрывными экономическими, социокультурными, аксиологическими узами. Философия истории, в идеале, стремится выявить некие объективные закономерности исторического процесса, открыть «законы истории». Говорить о наличии определенных историософских представлений как составной части философского мировоззрения можно применительно к любому крупному мыслителю.

Цель статьи – историко-философская реконструкция тех историософских представлений Н. М. Карамзина, которые могут быть особенно актуальными для переживаемой Россией современности. Эта цель конкретизируется в следующих задачах: анализ взглядов мыслителя на такие историософские проблемы, как взаимоотношение народа и государственной власти, политики и нравственности, роль личности в историческом процессе. В качестве методологической основы данного исследования применены историко-философский и сравнительно-исторический анализ, культурологический подход. Разумеется, для полноценного достижения заявленной цели необходима работа более солидного объема, поэтому настоящее исследование должно рассматриваться как абрис потенциального монографического исследования.

Эпоха, переживаемая ныне Россией, сложна, противоречива и весьма сложно поддается доктринальному определению. Но налицо, несомненно, оживление поисков исконной русской традиции, попытки определения национальной идеи, возрождение консервативных тенденций, что связано в современной России с явственным разочарованием в социалистических и либеральных парадигмах. Фигура Н. М. Карамзина традиционно ассоциируется в истории общественно-политической мысли с самим понятием «консерватизм» ^{[3, 11]}, а потому будет небесполезной сегодня в поисках пути на трудных перекрестках отечественной истории.

Президент России В. В. Путин в феврале 2016 года объявил патриотизм национальной идеей страны, выразив, видимо, настроение широких кругов российского общества. Поэтому изучение наследия выдающихся историков, ориентированных в своем творчестве патриотически, является актуальной задачей в эпоху глобализации. По нашему мнению, «глобализация - всеохватывающий, многоаспектный процесс насильственного превращения мира в целостную и унифицированную по западным стандартам систему, совпадающий, по сути дела, с Третьей мировой войной, которая ведется развитыми странами Запада против остального мира» . ^{[1, c. 50]}. Глобализация, проводимая по-американски, стирает национальные, культурные и экономические границы, аннигилируя или делая абсурдными (говоря современным языком - «неполиткорректными» и «нетолерантными») такие понятия как «Родина» и «патриотизм», «честь» и «совесть». Воздействовать на настоящее можно через аксиологическое принижение или огульную критику прошлого, что и практиковалось в нашей стране довольно долго.

В России всегда был велик интерес к истории страны, хотя современная ситуация в отечественном образовании еще очень далека от подлинной и всеобщей «исторической грамотности». Но лишь в нашем Отечестве с такой яростной активностью обсуждают и спорят о наследии давным-давно умерших исторических деятелей. Иван Грозный, Ленин и Сталин являются предметом живого интереса в такой мере, в какой это никогда не удавалось Генриху VIII в Англии, Наполеону IБонапарту во Франции или Отто Бисмарку в Германии. И поэтому труды великих историков не перестают быть актуальными в нашей стране. А любой талантливый историк – не просто описатель событий, но и их интерпретатор. Интерпретация – это объяснение, а высшая форма объяснения настоящего и прошлого – философия.

Отметим, что философские взгляды Н. М. Карамзина не часто становились предметом специального научного исследования в отечественной литературе, хотя некоторые аспекты проблемы были освещены в талантливо написанной книге Н. Я. Эйдельмана «Последний летописец» ^[14], обстоятельной монографии Л. Г. Кислягиной ^[10], фундаментальных работах Ю. М. Лотмана, собранных в авторском сборнике «Карамзин» ^[12], содержательной статье О. А. Жуковой ^[4], а также в диссертационных исследованиях Д. Е. Ермашова ^[3] и Н. В. Кувшиновой ^[11].

Карамзин не сумел завершить свой фундаментальный труд, доведя изложение лишь до событий 1612 года. Помешала смерть. Сам историк хотел закончить свое повествование описанием воцарения династии Романовых, но сама незаконченность труда отнюдь не означает того, что историософские воззрения мыслителя вообще невозможно вычленить. Еще в 1811 году Карамзин написал для Александра I труд «Записка о древней и новой России», в котором по просьбе сестры императора, Екатерины Павловны, изложил четкую историософскую концепцию, суть которой состояла в обосновании благостности самодержавной власти для самого существования огромного Российского государства ^{[7, с. 402-433]}. В советское время ученые часто цитировали знаменитую эпиграмму Пушкина на «Историю Государства Российского», в которой «изящность, простота доказывают нам, без всякого пристрастья, необходимость самовластья и прелести кнута» ^{[13, с. 344]}.

Именно самодержавная власть призвана служить главным скрепляющим элементом для гигантских просторов нашей страны, а деятельность монархов должна быть направлена не столько на государственное творчество, сколько на сохранение славных традиций ^{[7, с. 425-430]}. Здесь Карамзин, в определенной мере, следует идеям основателя английского консерватизма, просветителя Эдмунда Бёрка (1729-1797). Но консерватизм Карамзина, на наш взгляд, можно определить как русофильский или патриотически ориентированный. Консервативно-монархические воззрения историка были синтезированы с провиденциализмом и этическим детерминизмом. В отличие от западного консерватизма, консерватизм Карамзина оправдывал с патерналистской точки зрения социальное неравенство и крепостное право для русского народа, который должен быть опекаем сильной и мудрой властью ^{[7, с. 432-434]}.

По нашему мнению, именно вера Карамзина в благостность самодержавия и опасность насильственных потрясений явилась основой историософских представлений славянофилов, но последние в подавляющем большинстве своем резко отрицательно оценивали фигуру Петра Великого, к которому Карамзин относился с пиететом. Еще в 1802-1803 гг. Карамзин издавал журнал, который хотя и назывался «Россия как Европа», но на его страницах уже в то время была поставлена задача формирования русского национального самосознания, свободного от слепого подражания западным идеалам. Уже тогда Карамзин был убежден в существовании особого пути развития для нашего Отечества, процветающего лишь при сильной самодержавной власти. Но сама эта власть должна быть свободна от деспотических крайностей, ибо в основе действий государя должны лежать совесть и Божьи заповеди ^{[7, с. 428-430]}.

В нашу эпоху вновь стала актуальной идея сильной авторитарной власти, которая одна лишь в состоянии сохранить цивилизационную идентичность России и предотвратить ее распад. Ведь гибель Советского Союза стала, по сути, уничтожением исторической России. Современная Россия ненамного отличается по своим границам от Московского царства времен Иоанна Грозного. Терять территории страны так, как это происходило при Ельцине, недопустимо. Сильная государственная власть неизбежно приводит к ограничению прав и свобод личности, особенно личности с деструктивно ориентированными идеалами, мечтающей о социальных потрясениях и революции. Сильная власть является одновременно гарантом сохранения самого государства. И лучше обосновывать «необходимость самовластья» в современную эпоху, используя талантливо написанные труды Карамзина, нежели каким-либо другим образом.

Уверенность в благостность самодержавия для существования России является фундаментом для философии истории Карамзина, который вплетает в текст своего труда сравнения с событиями всемирной истории. Еще в «Письмах русского путешественника» Карамзин не без гордости замечает: «У нас был свой Карл Великий: Владимир, свой Людовик XI: царь Иоанн, свой Кромвель: Годунов, и еще такой государь, которому нигде не было подобных: Петр Великий. Время их правления составляет важнейшие эпохи в нашей истории и даже в истории человечества» ^{[8, с. 253]}.

Герои всемирной истории часто упоминаются на страницах труда Карамзина, причем рассказ о конкретно-исторических событиях часто перемежается с этическими, мировоззренческими и аксиологическими размышлениями. По сути, именно Карамзин может считаться в России основателем исторической и историософской компаративистики, ибо в своем труде по ходу повествования он непрерывно сравнивает исторических деятелей, их деяния и оценивает оставленное ими социокультурное наследие.

Карамзин понимал, что следует различать реальное прошлое, сведения о котором подчас неимоверно трудно выделить из дошедшего до нас культурно-исторической сокровищницы, и несовершенные, порой фрагментарные представления об этом прошлом, которые и составляют историю как науку ^{[5, с. 14-16]}. А история как учебная дисциплина представляет собой лишь краткое, выполненное в одном смысловом ключе, изложение исторических событий – фактов, которые историки традиционно считают своим хлебом насущным. В науке оживленные дискуссии и диаметрально противоположные точки зрения на одно и то же историческое событие естественны и даже необходимы, а в учебной дисциплине требуется единый, порой находящийся под воздействием то или иной идеологии взгляд.

В эпоху Карамзина только-только началось становление истории как учебной дисциплины. Карамзин осознавал, что исторические предания, какими бы привлекательными они ни были, не могут рассматриваться как основа для изучения и преподавания истории ^{[5, с. 89-91]}. Исторические мифы, хотя и красивые в большинстве своем, очень опасны для формирования подлинно патриотического сознания, ибо крушение мифов оставляет в индивидуальной и социальной ментальности духовную пустоту. Дискуссия о правомерности и целесообразности замены суровой правды истории красивой, но лживой мифологией, в разные времена периодически разгорались на политическом и образовательном пространстве нашего Отечества. Переживаемая Россией современность не составляет исключения, поэтому советы Карамзина придерживаться нелицеприятной исторической правды при написании и преподавании истории актуальны и по сей день. Подлинный патриотизм и искренняя любовь к Родине не исключают знания о темных и страшных страницах ее истории.

Вне зависимости от того, является ли история в большей степени наукой или искусством, эта особая форма человеческой культуры притягивает людей с античных времен. Как и философия, история диалектически объединяет в себе научный и художественный подходы к постижению реальности. И если наука история осуществляет реконструкцию канувшего в Лету прошлого, то историк-лектор обязан представить студентам самые главные и важнейшие результаты такой реконструкции, которые могли бы быть полезны при воспитании патриота и гражданина. Изучение истории способствует не только умственному и эстетическому, но и патриотическому и духовному развитию подрастающего поколения.

Сам Карамзин так писал об этом в предисловии к своему монументальному труду «История Государства Российского»: «История, отверзая гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в уста, из тления вновь созидая царства и представляя воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бытия; ее творческой силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим; еще не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум и питают чувственность» ^{[5, с. 8-9]}.

Карамзин считал, что постижение современности и всех актуальных проблем начинается с изучения и понимания прошлого ^{[5, с. 7-8]}. Как официальный историограф Российской империи, Карамзин представил историю страны как результат деятельности монархов, правителей, выдающихся личностей России. Но, видимо, дело было не только в необходимости следования служебному долгу, а и во внутреннем убеждении. Историю делают герои, а жизнь героев сама по себе интересна и поучительна для потомков. Поэтому и «Историю» Карамзина читать было интересно. Недаром Пушкин писал, что «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную... Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка – Колумбом» ^{[13, с. 806]}. Ю. М. Лотман и Н. Я. Эйдельман именно Карамзину – историку, писателю и журналисту - отводили решающую роль в становлении нового типа человека в России – отечественного читателя ^{[12, 14]}.

Историософская концепция Карамзина является, разумеется, сугубо монархической, да иначе и быть не могло. История любого народа – дело рук его государей. По Карамзину, история России есть история русского самодержавия. Здесь явственно видна связь с взглядами Томаса Карлейля, выраженными им в знаменитом труде «Герои, почитание героев и героическое в истории» (1841). Отметим, что историософские воззрения Карамзина легли в основу большинства учебников по истории Отечества, написанных в первой половине XIX века. Предметом изучения истории в этих учебных пособиях стали деяния и судьбы великих людей – монархов, полководцев и выдающихся личностей. Карамзин верил в то, что история должна нравственно воспитывать русских людей на примерах героического прошлого. Главная ценность русской истории – патриотизм – понимался им как преклонение перед монархией и ее защита от возможных угроз ^{[5, с. 7-8]}.

Народ в русской, да и во всей всемирной истории, ведом государями и героями. Историк констатирует: «… русский народ всегда чувствовал необходимость повиновения» ^{[7, с. 412]}. Но в переломные эпохи народ выходит на первое место, принимая судьбоносные для страны решения, или же принуждая власть сделать это. Карамзин с интересом, хотя и без особой симпатии, описывает «новгородские вольности», которые порой приводили к хаосу и анархии. Сама по себе толпа деструктивна, а грань между толпой и народом в реальной истории провести очень трудно. Поэтому Карамзин в 1820 году пишет Никите Муравьеву, впоследствии декабристу, такие строки: «Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция отверстый гроб для добродетели и – самого злодейства» ^{[9, с. 142]}.

Карамзин, как и многие российские интеллектуалы той поры, признавал эволюционный, а не революционный путь развития общества, ибо видел последствия революционного пожара во Франции, обернувшегося кровавым террором. Именно Французская революция поспособствовала превращению ориентировавшегося на европейские ценности Карамзина в патриота-русофила. Террор и кровь привели его к сомнениям по поводу благостности западной культуры в целом и просветительской философии – в частности. Карамзин осознал всю пагубность деструктивной составляющей идеологии просветителей. Поэтому он писал: «… революции, всякие насильственные потрясения гибельны» ^{[7, с. 428]}. В другом месте читаем: следующее: «Утопия будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться непременным действием времени посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов» ^{[7, с. 429-430]}.

Революционеры во Франции безжалостно отправляли на гильотину ни в чем не повинных людей, а потом сами лишались голов по воле своих соратников: «каждый бунтовщик готовит себе эшафот» ^{[7, с. 430]}, по Карамзину. Революция, как мифологический Сатурн, всегда готова поглотить своих детей. Об этом стоит помнить многим нашим современникам, и сегодня мечтающим раздуть революционный пожар в России.

С другой стороны, Карамзин описывает решающую роль народа в избрании на царство Бориса Годунова в феврале 1598 года после пресечения династии Рюриковичей, а в «Записке о древней и новой России» он рассуждает о влиянии народа в становлении власти новой династии Романовых, увязывая это событие с судьбоносными для российской государственности процессами Смутного времени ^{[7, с. 420 - 425]}. Подобная позиция Карамзина не могла не вызвать одобрения у создателя теории «официальной народности» графа С. С. Уварова, который ввел в социокультурный обиход знаменитую формулу «Православие, Самодержавие, Народность». Более того, очевидна решающая роль «Истории Государства Российского» в самом появлении этой формулы, оказавшейся вновь востребованной в современную эпоху.

Примечательно, что сам Уваров мыслил эту идеологему как российский ответ на идеологическую аксиому Французской революции «Свобода, Равенство, Братство», под знаменем которой совершались судьбоносные потрясения. Император Николай Iбыл уверен, что русская триединая формула не только обеспечит стране стабильность, но и предохранит державу от потрясений и смут.

Консервативная идеология всегда стремилась избежать политических потрясений и идеологических крайностей, поэтому и стала столь популярной после исторических катаклизмов конца XVIII-начала XIXвеков. Популярной этой формула стала и в наше время, когда российское общество вновь возвращается к консервативной идеологии, традиционному патриотизму и начинает отрекаться от бездумного преклонения перед Западной Европой, характерного для 90-х годов ХХ столетия.

Главное, чтобы следование здоровым консервативным тенденциям не обернулось стагнацией или катастрофой наподобие поражения в Крымской войне при Николае I. Важно умело пройти между Сциллой почитания традиций и Харибдой готовности вовремя принять новое и отказаться от отмирающего как в государственном организме, так и в гражданском обществе.

При написании своего труда Карамзин не закрывал глаза на страшные и позорные эпизоды в истории нашей Родины. Именно официальный историограф Российской империи впервые, sineiraetstudio, на обширнейшей фактологической основе показал преступления и бесчинства Ивана Грозного. Карамзин был уверен, что власть может быть названа праведной лишь в том случае, если она служит народу и интересам страны.

Политика и нравственность вообще трудно уживаются в истории. С самого начала своего труда Карамзин не опасается рассказывать об ошибках, злодеяниях и преступлениях князей, полководцев и героев. Уже Князь Владимир Святой охарактеризован как противоречивый государственный деятель ^{[5, с. 138-139]}. Но старая формула Макиавелли работает во всемирной истории безотказно. Карамзин признает это всем ходом своего повествования, хотя и не закрывает глаза на все то ужасное и темное, что приходится совершать на пути к благу государства.

Карамзин в изучении отечественной истории поднялся на высочайшие интеллектуальные и профессиональные вершины. Эти вершины, на наш взгляд, в XIX столетии смогли покорить лишь три великих русских историка и блестящих стилиста: С. М. Соловьев (1820-1879) со своей грандиозной, но незавершенной «Историей России с древнейших времен», В. О. Ключевский (1841-1911) с замечательным «Курсом русской истории», М. Н. Покровский (1868-1932) с написанной в марксистском ключе «Русской историей». Отметим, что все эти ученые являлись университетскими профессорами, в отличие от Карамзина, который никогда не занимался преподаванием истории в стенах учебных заведений. Духовные ученики и последователи Карамзина высказывали с университетских кафедр те воззрения и концепции, которые были созданы ими в собственных исторических трудах. Таким образом, подвергалась действенной проверке степень воздействия добытого и передаваемого исторического знания на живую студенческую аудиторию.

В целом, именно XIX столетие вошло в историю русской духовности как золотой век в развитии отечественной исторической науки. Жгучий интерес к истории своей страны становится неотъемлемым свойством образованного человека вообще. И мощный импульс для возникновения такого интереса задала именно «История Государства Российского». Вспомним, что для Ф. М. Достоевского в детские годы любимой книгой был именно труд Карамзина, который помогал в становлении гражданина, а не «Ивана, не помнящего родства». История для молодых людей того времени становилась подлинной «magisravitae». И именно Н. М. Карамзину принадлежит в этом главная заслуга. Недаром А. С. Пушкин гениально выразил это патриотическое отношение к истории в следующих бессмертных строках:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле Бога Самого

Самостоянье человека

Залог величия его ^{[13, с. 449]}

На наш взгляд, Карамзин не ставил цели создать целостную философскую концепцию, которая системно объясняла бы сложные и противоречивые события отечественной истории. Но уже в «Письмах русского путешественника» он стремится осмыслить события русской истории с точки зрения всемирно-исторического процесса, находя причинно-следственные связи между событиями, весьма существенно отстоящими друг от друга во времени и пространстве. Недаром молодой Карамзин, будучи в Кёнигсберге, встречался с Кантом весной 1789 года, хотя и не имел рекомендаций к великому мыслителю, ибо «смелость города берет» ^{[8, с. 73]}. Будущий историк и прославленный философ сначала беседовали об истории и географии, но затем Кант обратился к философским проблемам. Конспект этой беседы можно найти в «Письмах русского путешественника». Уже в этом произведении Карамзина, который в то время увлекался произведениями Платона и Томаса Мора, явственно видна вера в то, что ради равенства и гармонии в Отечестве граждане обязаны пренебречь личной свободой.

Молодой и романтически настроенный интеллектуал сетует: «Больно, но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей Российской истории, то есть писанной с философским умом, с критикою, с благородным красноречием» ^{[8, с. 252-253]}. Прошли годы напряженной работы, и Карамзин создал труд, в котором не только изложил события тяжелого и славного прошлого России, но и продемонстрировал тот самый «философский ум», на недостаток которого в отечественной историографии он некогда сетовал.

На наш взгляд, вся логика труда Карамзина приводит читателя к мысли о благостности сильной государственной власти для истории населяющих Россию народов. Как только государственная власть ослабевает, начинается разброд и анархия, которые могут привести к гибели самого государства. Период раздробленности Руси и Смутное время начала XVIIвека – лучшее тому доказательство. Карамзин среди причин Смуты называл безнравственность власти и народа («ослепление или разврат людей от черни до вельможного сана» ^{[6, с. 466]}), не забывая и иноземное вмешательство. Мы же, бывшие граждане некогда великой страны СССР, погибшей от схожих причин, можем вспомнить наше недавнее горькое прошлое.

В наше противоречивое время труд Карамзина актуален как никогда прежде. На примерах из его «Истории» можно и должно воспитывать патриота и гражданина России, ценящего и почитающего все светлое и великое в истории своей Родины, но не закрывающего глаза и на ее темные страницы. Сообщаемые Карамзиным исторические знания привносят свою лепту в личностное становление и патриотическое воспитание народа, то самое «самостоянье», о котором писал Пушкин.

Подведем итоги нашего исследования. Жизнь и дело Н. М. Карамзина стали частью исторического и социокультурного наследия, но отнюдь не превратились в музейный экспонат. Связь его философии истории и современности проявляется как имплицитно, так и эксплицитно. Во-первых, именно за последние годы возросла актуальность теории «официальной народности», возникшей во многом благодаря труду Карамзина. Формула «православие, самодержавие, народность» трансформировалась в современных условиях в триаду «сильная власть национального лидера - православие как духовная опора власти - патриотизм как национальная идея». Эта триада представляется чрезвычайно привлекательной для современной консервативно настроенной российской интеллектуальной и политической элиты, которая чаще всего и не подозревает о роли Карамзина в трансформациях отечественного консерватизма. Во-вторых, наследие Карамзина может и должно служить мощным орудием патриотического воспитания. Но не следует забывать, что подлинный патриотизм и искренняя любовь к Родине не исключают знания о темных и страшных страницах ее истории. В-третьих, в современных кризисных условиях, сложнейшей внутри- и внешнеполитической обстановке в нашей стране весьма полезна и искренняя убежденность Карамзина в пагубности и деструктивности любой революции как социального коллапса, могущего привести к уничтожению самой государственности.

Резюмируем наш ответ на поставленные в начале исследования задачи. На наш взгляд, консерватизм Карамзина носил ярко выраженную русофильскую и патриотическую окраску. Народ ведом государственной властью, но в определенные периоды истории выступает ее творцом. История творится выдающимися личностями, которые во имя достижения высоких идеалов порой пренебрегают нравственными законами.

Труд Карамзина действенно способствует формированию исторического самосознания и социокультурной самоидентификации гражданина. Мы полагаем, что «самопознание – критическое обращение к тому, что постигается как собственная самость с целью достичь осознания ее существа. Ведь самость не обозначает психическую инстанцию, а является выражением того, что субъект осознает самого себя и одновременно становится для себя объектом. Следовательно, это понятие предполагает самотождественность личности» ^{[2, с. 50]}. Карамзин своим великим трудом способствовал становлению самотождественности русского народа, поэтому «История государства Российского» принадлежит не только российской историографии и словесности, но и отечественной философии.