О некоторых направлениях культурно-психологической методологии международно-политических исследований

Пашковский Пётр Игоревич кандидат политических наук доцент, Крымский федеральный университет им. В.И. Вернадского 295007, Россия, Республика Крым, г. Симферополь, пр. Академика Вернадского, 4 Pashkovsky Petr Igorevich PhD in Politics Associate Professor st the Department of Political Sciences and International Relations of V.I. Vernadsky Crimean Federal University 295007, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', pr. Akademika Vernadskogo, 4 petr.pash@yandex.ru Другие публикации этого автора

В основе международных отношений всегда находились конкретными люди, имеющие специфическое мировоззрение, верования, идеологические установки, предрассудки, стереотипы, культурные черты и ментальные особенности. Необходимость рассмотрения т. н. «человеческого измерения» международно-политических процессов – позволяющего понять их «скрытые детерминанты», являющиеся императивами определённого события или действия ^[8] – способствовала формированию ряда научных направлений, базирующихся на культурно-психологической методологии ^[9]. Вместе с тем, в отечественной науке о международных отношениях, по разным причинам, данным направлениям вплоть до последнего времени не уделялось должного внимания. Целью предлагаемой статьи является обзорная характеристика некоторых направлений и особенностей культурно-психологической методологии международно-политических исследований.

Одним из первых исследователей, сформулировавших позиции личностно ориентированного подхода к изучению внутренней и внешней политики стал американский учёный и политический деятель В. Вильсон ^{[11, с. 27, 312-313]}. Сущность этого подхода сводилась к следующему: политика и геополитика имеют личностное измерение; действия людей (их интересы) фокусирует и выражает конкретная личность, которая и является главным объектом исследования; основными мотивами поведения, действий людей являются их психологические мотивы, они могут быть социально обусловлены, но могут и иметь специфическую (индивидуальную) природу; широкое применение в процессе исследования культурно-психологических характеристик получают методы естественных наук (количественное измерение, использование математических, статистических данных, а, впоследствии, и возможностей компьютерной техники) ^{[9, с. 12]}.

Культурно-психологическая методология нашла дальнейшее продолжение и развитие в трудах современных исследователей международных отношений. Так, английский эксперт Э. Сэмуэлс переносит проблему исследования политических процессов в плоскость национальной психологии и менталитета отдельной личности, представляя образы разнообразных политических типов ^[17]. Краткий пример применения методов аналитической психологии к рассмотрению международных отношений в его интерпретации выглядит следующим образом: «В таком-то и таком-то контексте (например, война) в такое-то и такое-то время (например, сейчас, а не сто лет назад), в такой-то и такой-то конфигурации (например, в этой нации, как противостоящей той нации), нация действует на основе отдельного типа или группы типов. Другая нация может действовать любым иным образом. Например, во Второй Мировой войне британцы рассматривали Германию как нацию террориста, в то время как Германия продолжала считать себя нацией философов. Британия видела себя в качестве целителя, приводящего мир в сознание, или нации-воина, в то время как Германия считала Британию эксгибиционистской, играющей роль жертвы, чтобы соблазнить Соединённые Штаты» ^{[10, с. 260]}. Исходя из этого, крайне важно учитывать специфику менталитета политиков, имеющего определяющее значение в процессе принятия ими какого-либо решения.

Примечательно, что в некоторых исследованиях акцентируется необходимость изучения общественного мнения, оказывающего значительное воздействие на международно-политические процессы. В частности, У. Уоллес отмечает, что общественное мнение, складывающееся внутри государства, играет не менее важную роль, чем международная среда, вынуждая правительство постоянно на него оглядываться, чтобы избежать усиления оппозиции и падения престижа власти ^{[1, с. 46]}. При этом роль общественного мнения представляется двоякой. Наряду с выражением позиции общества или его отдельных групп, оно выполняет и скрытую функцию социального контроля, способствуя интеграции и обеспечивая уровень консенсуса, необходимый для легитимации действий и решений властей ^{[7, с. 338]}.

Очевидность неоднородности общественного мнения позволяет говорить о наличии в нём некоторого количества уровней. Т. Риссе-Каппен выделяет таковых три: массовое мнение; мнение, интересующихся в целом политикой; мнение, небезразличных к отдельным проблемным вопросам. Во всём своём многообразии общественное мнение воздействует на государственные институты разными способами: прямым влиянием на процесс принятие решений элитой; сужением спектра возможностей осуществить решение; усилением или ослаблением позиций отдельных политических лидеров или институтов; смешением идеологических позиций внутри политических партий и т. д. Степень влияния общественного мнения на внешнюю политику государств определяется двумя факторами: гомогенное общество оказывает большее воздействие на государство, чем гетерогенное, а сильный государственный аппарат в меньшей степени учитывает общественное мнение ^{[15, p. 482-483]}.

В свою очередь, общественное мнение касательно международных вопросов формируется на основе внешнеполитического сознания, которое М. Шепелев определяет как «всю совокупность существующих в конкретный исторический момент представлений людей относительно международных отношений, внешней политики и мирового развития, взятую в единстве всех форм выражения этих представлений и в их исторической эволюции, в ее взаимосвязи и взаимодействии с реальной общественной практикой и с другими компонентами политического сознания» ^{[13, с. 340]}.

В этом контексте наибольшие исследовательские противоречия вызывает вопрос о факторах принятия внешнеполитических решений ^[8]. Одним из важнейших императивов процесса принятия внешнеполитических решений традиционно считаются национальные интересы. Вместе с тем, как справедливо отмечают специалисты, конкретное содержание национальных интересов различается, определяясь спецификой государств, и эволюционирует с течением времени. Кроме того, на практике национальные интересы нередко подменяются личными или корпоративными ^{[1, с. 26, 30]}. Так, А.Уолферс отмечает частое несоответствие между хладнокровным преследованием национального интереса и человеческими эмоциями и чувствами ^{[18, p. 26]}.

Среди психологических факторов влияния на процесс принятия внешнеполитических решений выделяются: личные качества политических лидеров, стресс, нехватка времени, кризисная обстановка, ошибки восприятия, недостаток информации, особенности группового мышления ^{[5; 12]}. В этой связи важной является мысль Г.Киссинджера, раскрывающая клубок противоречий, связанных с функционированием внешнеполитического механизма любого государства. «Учёные-исследователи, - размышлял он, - анализируют функционирование международных систем; государственные деятели их создают. И существует огромная разница между видением аналитика и государственного деятеля. Аналитик в силах выбирать, какую именно проблему он желает исследовать, в то время как на государственного деятеля проблемы сваливаются сами собой…» ^{[3, с. 19]}. Уточняя данное утверждение, А.Кокошин отмечал, что в этом смысле государственному деятелю противопоставляется только определённый тип учёного, который работает в академических условиях, сравнительно независимо от государственных органов. В свою очередь, имеется значительное число исследователей, работающих в различных научных центрах, тесно связанных с государственными органами власти. Таковые «отнюдь не свободны в выборе проблем исследований, они также ограничены во времени, которое им отпущено на исследование и анализ» ^{[4, с. 68-69]}.

Продолжая характеристику психологических факторов, А.Джордж и О.Холсти вводят понятие «операционального кода» как системы основных принципов, которыми руководствуются политические лидеры при определении внешнеполитической стратегии. В его состав входят: правила, позволяющие лидерам преодолевать ограничения при принятии внешнеполитических решений (неполная или недостаточная информация и т. д.); понимание определения политики и её целей, закономерностей развития международных политических процессов; умение вырабатывать политическую стратегию и тактику; личностные качества и т. п. ^{[6, с. 270]}. Например, по мнению Г.Роуза, руководители государств часто неправильно истолковывают как распределение возможностей, так и эффективность наступательных и оборонительных военных стратегий вопреки системной теории. Однако подобные действия вероятны лишь в кратко- и среднесрочной перспективе. Затем системные факторы берут верх ^{[16, p. 160-161]}.

Разновидностью культурно-психологической методологии в исследовании международных отношений можно считать и концепцию «исторического опыта поколений», в рамках которой утверждается, что, учитывая современную продолжительность жизни в развитых странах, период «политической жизни» поколения определяется, приблизительно, в тридцать лет. Первую половину этого срока поколение политиков идёт к власти, а в период второй – удерживает её, реализуя свой политический курс. В этой связи американский историк А. Шлезингер-младший отмечал, что «в течение своей жизни люди склонны формироваться под воздействием событий и идей, преобладающих на момент обретения ими политического самосознания». Впоследствии, придя к власти, каждое новое поколение «склонно отвергать труды поколения, которое оно сместило, и возрождать собственные юношеские идеалы тридцатилетней давности» ^{[14, с. 52]}. Примером в данном контексте являются тридцатилетние циклы в политической истории США и их влияние на международные отношения, в частности, на феномен «холодной войны».

Интересными в исследовании культурно-психологического измерения международных отношений выглядят теоретико-методологические разработки российского специалиста в области менталитетов народов мира Г. Гачева. «Наш подход – не прагматико-идеологический, - отмечал он, - но культурно-эвристический: понять национальное, как особый талант зрения, в силу которого человек <…> из данного народа склонен открывать одни аспекты в бытии и духе, а выходец из другой традиции – иные. Наша цель – явить взаимную дополнительность, как бы разделение исторического и культурного труда между странами и народами, описать национальный мир и ум как инструмент с особым тембром в симфоническом оркестре человечества…» ^{[2, с. 5]}. В качестве источников изучения менталитета народов могут служить данные анализа их языков. Г. Гачев так описывал личный опыт подобных исследований: «…В охоте за национальными логиками как особыми способами связывания понятий, идей, то есть за философским синтаксисом, я стал вникать в более мелкие элементы, в морфологию – в строение самих понятий, терминов – и обнаружил, что в глубине самых отвлечённых терминов, обозначающих самые абстрактные понятия и идеи разума, залегают образы, простые, даже примитивные, жесты, акты, действия <…> и прочее, понятное и ребёнку, и простолюдину каждого народа в его языке. И это очень важно понимать, ибо мышление, Логос национальный – это не только операция рассудочного связывания понятий и идей по правилам логики, но и воображение, созерцание, медитация…» ^{[2, с. 40]}.

Таким образом, культурно-психологическая методология международно-политических исследований возникла с целью проникновения в «человеческое измерение» мировой политики и международных отношений, в ментальную сферу социума, группы, личности для выявления детерминант и первопричин тех или иных решений и действий в обозначенной области, и построения более реалистичных прогнозов. Изначально личностно ориентированный подход к исследованию внешней политики подразумевал необходимость изучения психологических мотивов поведения, как социально обусловленных, так и имеющих индивидуальную природу. Для этого применялись методы естественных наук и аналитической психологии, позволяющие раскрыть специфику менталитета личностей и групп, оказывающих воздействие на международные отношения и внешнюю политику государств.

В рамках отдельного методологического направления исследователи концентрируются на изучении влияния общественного мнения на международно-политические процессы. Данные подходы дополняются исследованиями внешнеполитического сознания, на основе которого формируется общественное мнение относительно проблем международной политики.

Традиционно наиболее дискуссионные вопросы, связанные с исследованием факторов принятия внешнеполитических решений, в плоскости культурно-психологической методологии решаются посредством изучения личных и корпоративных интересов, а также иррациональных проявлений: эмоций и чувств. При этом к психологическим факторам влияния на внешнеполитический процесс относят специфику личных качеств политиков, стресс, нехватку времени, кризисную обстановку, возможные ошибки восприятия, недостаток информации и особенности группового мышления. К этому направлению принадлежат и исследования «операционального кода» - системы основных принципов, которыми руководствуются политические лидеры при определении внешнеполитической стратегии.

Оригинальным методологическим направлением, успешно применяющимся в изучении внешней политики США, представляется концепция «исторического опыта поколений», следуя которой выделяются тридцатилетние циклы «политической жизни» поколения. После прихода к власти представители конкретного поколения, как правило, отвергают наследие смещённых предшественников, возрождая свои юношеские идеалы.

К перспективному направлению культурно-психологической методологии международно-политических исследований относится применение ментального подхода посредством глубинного изучения национальных языков, особенностей их морфологии и синтаксиса, что позволяет выйти на более высокий уровень научной аналитики.

Указанные направления культурно-психологической методологии являются далеко не единственными её разновидностями, актуализируя дальнейшие исследования в этой сфере.