Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Неинституциональные факторы популярности партии “Шведские демократы” в 2006-2014 гг.

Деркач Михаил Александрович

аспирант, Российский государственный гуманитарный университет

105122, Россия, г. Москва, ул. Никитинская, 27-3

Derkach Mikhail Aleksandrovich

Post-graduate student, the department of World Culture and Democracy, Russian State University for the Humanities

105122, Russia, Moscow, Nikitinskaya Street 27-3, unit #51

suomimd@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2409-868X.2017.4.22389

Дата направления статьи в редакцию:

22-03-2017


Дата публикации:

25-04-2017


Аннотация: Предметом исследования являются неинституциональные факторы, оказывавшие влияние на популярность (уровень электоральной поддержки) популистских партий в Швеции в 2006–2014 гг.: доля иммигрантов; изменение доли иммигрантов; уровень экономического благосостояния жителей; уровень безработицы; изменение уровня безработицы; уровень преступность; низкий уровень образования избирателей; “историческая предрасположенность” к голосованию за популистов. Выявление данных факторов осуществляется на основе анализа результатов участия в выборах в Риксдаг партии “Шведские демократы” – ведущей в исследуемой исторический период популистской политической силой в Швеции. Работа основана на современных научных разработках изучаемого предмета. При проведении исследования автор использует математические методы анализа – множественный регрессионный анализ по методу наименьших квадратов и регрессионное моделирование. Результаты исследования демонстрируют, что популярность “Шведских демократов” наблюдалась выше в тех районах страны, где ниже уровень благосостояния населения, выше уровень преступности, безработица растет быстрее, а среди избирателей больше малообразованных жителей. При этом, голосуя за популистов на парламентских выборах, шведские избиратели были озабочены, с одной стороны, количеством иммигрантов из европейских стран, которые могут являться их конкурентами на рынке труда, а с другой ‒ динамикой прироста культурно чуждых иммигрантов из неевропейских стран. Особым вкладом автора в исследование темы является обнаружение закономерности: по мере роста популярности популистской партии влияние иммиграционных факторов, а также фактора “исторической предрасположенности” на голосование за нее постепенно снижается, в то время как влияние социально-экономических факторов, напротив, возрастает.


Ключевые слова:

Швеция, современная история Швеции, популизм, популистские партии, Шведские демократы, Йимми Окессон, регрессионный анализ, регрессионное моделирование, иммиграция, праворадикальные партии

УДК:

094(485)

Abstract: The subject of this research is the non-institutional factors that affected the popularity (level electoral support) of the populist parties in Sweden over the period of 2006-2014: portion of immigrants; change in the portion of immigrants; level of economic wellness of the residents; level of unemployment; level of crime; low level of education of the voters; “historical predisposition” to voting for the populists. Identification of these factors is realized based on the analysis of results of participation in the elections to Riksdag of the party “Sweden Democrats” – the leading populist political power in Sweden at that time. Results of the research demonstrate that the popularity of the “Sweden Democrats” was observed in the regions with the lower level of social wellness, higher level of crime and unemployment, and with more uneducated people among the voters. At the same time, voting for the populists at parliamentary elections, the Swedish voters were on one hand concerned about the number of immigrants from the European countries, which can manifest as their competitors in job market, and on the other – by the dynamic of the increased number of culturally alien immigrants from the non-European countries. The author’s special contribution consists in determination of the following regularity: with the growing popularity of the populist party, the influence of immigration factors alongside the factor of “historical predisposition” towards voting gradually reduces, while the influence of socioeconomic factors increases.


Keywords:

Sweden, Modern history of Sweden, Populism, Populist parties, Sweden Democrats, Jimmie Åkesson, Regression analysis, Statistical model, Immigration, Right-wing radical parties

Основываясь на анализе современных научных разработок в области исследования неинституциональных факторов, оказывающих влияние на популярность (уровень электоральной поддержки) популистских партий в западноевропейских странах можно выдвинуть следующую гипотезу:

популярность популистской партии будет выше в тех районах страны;

‒ где доля иммигрантов в общем составе населения выше [7;16];

‒ где доля иммигрантов в общем составе населения растет быстрее [17;18];

‒ где доля иммигрантов-неевропейцев//иммигрантов из европейских государств выше [7;11;28];

‒ где доля иммигрантов-неевропейцев/иммигрантов из европейских государств растет быстрее [7;11];

‒ где средний уровень экономического благосостояния жителей ниже [6;20;22];

‒ где уровень безработицы больше [13;14;28];

‒ где уровень безработицы растет быстрее [5];

‒ где выше уровень преступности [6;7];

‒ где доля избирателей с низким уровнем образования выше [3; 16];

‒ где исторически уровень популярности популистских сил был выше [4;8].

Тестирование выдвинутой гипотезы будет реализовано с использованием множественного регрессионного анализа по методу наименьших квадратов (Ordinary Least Squares) и регрессионного моделирования [12;15] на примере Швеции в период 2006‒2014 гг., на который приходится три избирательных раунда ‒ выборы в Риксдаг 2006, 2010 и 2014 гг.

Для оценки значимости регрессионных коэффициентов и константы используется p-значение (p-value), то есть вероятность ошибки при отклонении нулевой гипотезы. Статистически значимым признается влияние тех независимых переменных, p-значение регрессионных коэффициентов которых меньше 0,05 (то есть вероятность принятия нулевой гипотезы о случайности коэффициентов составляет менее 5%). Важным показателем, описывающим качество построенных моделей, является также скорректированный (нормированный) коэффициент детерминации R-квадрат (R2adjusted), показывающий долю вариации зависимой переменной, объясняемую зависимыми переменными.

Применение данного метода позволит выявить на основе анализа статистических данных различные неинституциональные факторы, влиявшие на голосование за популистские партии Швеции в 2006–2014 гг. При этом в качестве зависимых переменных будет использован процент голосов, полученных популистскими партиями на парламентских выборах по муниципалитетам (коммунам) Швеции, а в качестве факторных – статистические данные, отражающие информацию о количестве иммигрантов, динамике его изменения, количестве граждан по уровню образования, об уровне безработицы и динамике его изменения, об уровне экономического благосостояния, а также уровне криминогенной обстановки в муниципалитетах Швеции.

Поскольку в рассматриваемый период единственной в Швеции популистской силой, игравшей значимую роль, была партия “Шведские демократы” (далее ‒ ШД), при проведении анализа зависимая переменная – популярность популистской партии в Швеции – будет операционализирована как процент голосов, полученных ШД на парламентских выборах в 2006, 2010 и 2014 гг. (см. Таблица 1) по муниципалитетам [10].

Учитывая, что по состоянию на 31 декабря 2014 г. Швеция была разделена на 290 коммун, количество наблюдений (N) будет соответствующим, за тем исключением, что в 2003 г. был создан новый муниципалитет Книвста (лён Уппсала).

Таблица 1 – Результаты партии «Шведские демократы» на выборах в Риксдаг в 2006‒2014 гг.

Год выборов

Количество голосов

Процент голосов

Количество мест

Процент мест в Риксдаге

2006

162 463

2,93

0

2010

339 610

5,70

20

5,73

2014

801 178

12,86

49

14,04

Неинституциональные факторы, которые, в соответствии с выдвинутой гипотезой, оказывали значимое влияние на уровень электоральной поддержки ШД, будут обозначены в исследовании в виде следующих факторных переменных:

o переменная “иммигранты” операционализирована как доля всех жителей, рожденных за рубежом, от общей численности населения муниципалитета [25];

o переменная “иммигранты из стран вне Северной Европы” операционализирована как доля жителей, рожденных во всех остальных странах мира, кроме Дании, Исландии, Норвегии, Швеции и Финляндии, от общей численности населения муниципалитета [26; 27; 24];

Выделение в данном контексте иммигрантов, рожденных в странах Северной Европы (Дании, Исландии, Норвегии, и Финляндии), в особую категорию обусловлено цивилизационной, исторической, культурной, языковой (финны в данном случае стоят особняком) и конфессиональной близостью их коренного населения к шведам. При этом данный показатель представляется нецелесообразным использовать в качестве регрессора при моделировании, поскольку нет оснований предполагать, что он может оказывать практическое влияние популярность ШД.

o переменная “иммигранты из ЕС (за исключением Северной Европы)” операционализирована как доля жителей, рожденных в странах Европейского союза (за исключением Дании, Финляндии и Швеции), от общей численности населения муниципалитета [26; 27; 24];

o переменная “иммигранты из других стран Европы” операционализирована как доля жителей, рожденных в других европейских государствах, за исключением стран ‒ членов ЕС, Исландии и Норвегии, от общей численности населения муниципалитета [26; 27; 24];

Выделение среди иммигрантов-европейцев двух категорий – иммигрантов из стран ЕС и иммигрантов из других стран ‒ представляется чрезвычайно важным. Можно предположить, что наличие зависимости между уровнем популярности популистской партии и количеством иммигрантов из стран ЕС может свидетельствовать о том, что избиратели, голосующие за популистов, обеспокоены не столько культурной, сколько экономической конкуренцией со стороны иммигрантов.

Кроме того, справедливо говорить о выделении в отдельную группу тех стран, которые в послевоенный период входили в так называемый социалистический лагерь, но после его распада и до настоящего времени не присоединились к ЕС. Мы полагаем, что обнаружение связи данного показателя с уровнем популистской партии будет свидетельствовать в пользу того, что избиратели, голосовавшие на выборах за ШД, обеспокоены не столько экономической, сколько культурной конкуренцией со стороны иммигрантов.

o переменная “иммигранты-неевропейцы” операционализирована как доля жителей, рожденных в неевропейских государствах, от общей численности населения муниципалитета [26; 27; 24];

o переменная “изменение количества иммигрантов” операционализирована как разница между долей всех жителей, рожденных за рубежом, от общей численности населения муниципалитета по состоянию на конец года, предшествующего выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [25];

o переменная “изменение количества иммигрантов из стран вне Северной Европы” операционализирована как разница между долей жителей, рожденных во всех остальных странах мира, кроме Дании, Исландии, Норвегии, Швеции и Финляндии, от общей численности населения муниципалитета по состоянию на конец года, предшествующего выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [26; 27; 24];

o переменная “изменение количества иммигрантов из ЕС (кроме Северной Европы)” операционализирована как разница между долей жителей, рожденных в странах Европейского союза (за исключением Дании, Финляндии и Швеции), от общей численности населения муниципалитета по состоянию на конец года, предшествующего выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [26; 27; 24];

o переменная “изменение количества иммигрантов из других стран Европы” операционализирована как разница между долей жителей, рожденных в других европейских государствах, за исключением стран ЕС, Исландии и Норвегии, от общей численности населения муниципалитета по состоянию на конец года, предшествующего выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [26; 27; 24];

o переменная “изменение количества иммигрантов-неевропейцев” операционализирована как разница между долей жителей, рожденных в неевропейских странах, от общей численности населения муниципалитета по состоянию на конец года, предшествующего выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [26; 27; 24];

Таким образом, предполагается использовать в качестве регрессора изменение количества иммигрантов за один электоральный цикл длительностью четыре года. Вместе с тем подробная статистика по количеству иммигрантов в муниципалитетах Швеции по стране рождения недоступна за 2001 и 2013 гг., в связи с чем при анализе популярности ШД в 2006 г. соответствующие регрессоры использованы не будут, а при анализе выборов 2014 г. будут использованы данные по состоянию на конец 2014 г.

o переменная “уровень благосостояния” операционализирована как средний муниципальный подоходный налог на одного жителя муниципалитета старше 20 лет по состоянию на конец года, предшествующего анализируемым выборам [23];

o переменная “уровень безработицы” операционализирована как доля жителей муниципалитета в возрасте от 16 до 64 лет, подавших заявления на трудоустройство, по состоянию на конец года, предшествующего анализируемым выборам [2];

o переменная “изменение уровня безработицы” операционализирована как разница между долей жителей муниципалитета в возрасте от 16 до 64 лет, подавших заявления на трудоустройство, по состоянию на конец года, предшествующего анализируемым выборам, и этим показателем по состоянию на конец года, предшествующего предыдущим выборам [2];

o переменная “уровень преступности” операционализирована как количество официально зарегистрированных в муниципалитете в течение года, предшествующего анализируемым выборам, уголовных преступлений против личности (преступлений против жизни и здоровья, сексуальных преступлений) на 1 тысячу жителей [1];

Использование количества уголовных преступлений против личности как показателя, отражающего уровень преступности, представляется более предпочтительным в сравнении, например, с общим количеством преступлений, куда включены в том числе дорожно-транспортные происшествия, и общим количеством уголовных преступлений, учитывающим в том числе все преступления против собственности.

o переменная “низкий уровень образования” операционализирована как доля населения муниципалитета в возрасте от 16 до 74 лет, чей уровень образования соответствует 1 или 2 уровню по МСКО 1997 г. по состоянию на конец года, предшествующего анализируемым выборам [17];

o переменная “историческая предрасположенность” операционализирована как процент голосов, полученных ШД на парламентских выборах в 1998 г. по муниципалитетам [10].

Использование в качестве регрессора результатов выборов именно 1998 г. представляется наиболее предпочтительным, поскольку на этих выборах ШД фактически впервые в своей истории предприняли попытку вести активную избирательную кампанию во всех лёнах страны, хотя сама партия по-прежнему воспринималась избирателями в значительной степени как маргинальная политическая организация [20].

В каждом из трех анализируемых избирательных раундов множественный регрессионный анализ будет проводиться по единому принципу ‒ путем добавления в рассмотренные модели новых независимых переменных.

На первом этапе (Модели 1‒5) мы рассматриваем зависимость электоральной популярности ШД на парламентских выборах от факторов, связанных с иммиграцией. В Модели 1 анализируются влияние общего количества иммигрантов и изменение данного показателя за один электоральный цикл. В Модели 2 отдельно рассматривается влияние количества иммигрантов из стран вне Северной Европы и изменение данного показателя за один электоральный цикл. В Моделях 3-4 переменные, указанные в Модели 2, рассматриваются более дробно. Соответственно, в Модели 3 анализируется зависимость результатов ШД по муниципалитетам от количества иммигрантов из ЕС, других стран Европы, а также иммигрантов-неевропейцев, а в Модели 4 ‒ от изменений этих показателей за один электоральный цикл. В Модели 5 все переменные, проанализированные в двух предыдущих моделях, рассматриваются в совокупности. В то же время в связи с отсутствием необходимых данных Модели 45 не рассматриваются при анализе выборов 2006 г.

На втором этапе (Модели 69) рассматривается зависимость количества голосов, полученных ШД на парламентских выборах в 2006‒2014 гг., от социально-экономических факторов. Так, в Модели 6 мы анализируем влияние экономических факторов ‒ уровня благосостоянии, уровня безработицы и изменения уровня безработицы за один электоральный цикл, а в Модели 7 ‒ влияние уровня преступности. В Модели 8 отдельно исследуется связь между независимой переменной и количеством проживающих в муниципалитете жителей с низким уровнем образования. В Модели 9 мы анализируем зависимость электоральной популярности ШД от социально-экономических факторов в целом.

На третьем этапе (Модели 10‒12) мы рассматриваем влияние, которое оказывают на уровень поддержки ШД иммиграционные и социально-экономические факторы в совокупности. Различие между моделями состоит в том, что в каждой из них используются различные независимые переменные, отражающие показатели иммиграции. Так, в Модель 10 включены регрессоры, рассмотренные в Модели 1, в Модель 11 ‒ регрессоры, рассмотренные в Модели 2, и в Модель 12 ‒ регрессоры, рассмотренные в Модели 5.

Наконец, на четвертом, заключительном, этапе (Модели 13‒16) мы включаем в анализ фактор “исторической предрасположенности”. В Модели 13 данная переменная рассматривается безотносительно других регрессоров. Последние три модели включают все ранее рассмотренные иммиграционные и социально-экономические факторы, но при этом учитывают также фактор “исторической предрасположенности”.

Факторы электоральной популярности “Шведских демократов” в 2006 г.

Исследование факторов, оказывавших влияние на голосование за ШД на парламентских выборах 2006 г. (см. Таблица 2), позволяет сделать следующие заключения.

Как демонстрирует Модель 1, выдвинутое нами предположение о том, что динамика количества иммигрантов оказывает позитивное влияние на уровень поддержки популистской партии, подтвердилось. Вместе с тем нам не удалось обнаружить аналогичной зависимости между популярностью ШД и общим количеством иммигрантов. Анализ продемонстрировал, что влияние последнего показателя статистически незначимо.

Выделение в особую группу иммигрантов из стран, не относящихся к Северной Европе, и анализ их влияния на голосование за популистскую партию привели к иным результатам. Из Модели 2 видно, что количество иммигрантов из стран вне Северной Европы оказывало в 2006 г. позитивное влияние на популярность ШД, в то время как изменение количества иммигрантов за электоральный цикл (то есть за период с 2002 по 2006 г.) оказывало, напротив, негативное воздействие.

Таблица 2 – Голосование за “Шведских демократов” на выборах в Риксдаг 2006 г.

Примечание – Здесь и далее символами “звездочка” (*) обозначены уровни значимости регрессионных коэффициентов: *p<0,05; ** p<0,01; ***p<0,001.

Дифференциация иммигрантов на три группы ‒ из ЕС, других европейских государств и иммигрантов-неевропейцев ‒ позволяет отчасти детализировать ранее полученные результаты. Модель 3 свидетельствует о существовании прямой и сильной зависимости между результатом ШД на парламентских выборах 2006 г. и количеством иммигрантов из стран ‒ членов ЕС и других государств Европы, за исключением стран Северной Европы. При этом обращает на себя внимание наличие обратной и сильной зависимости между голосованием за популистскую партию и количеством иммигрантов-неевропейцев. Данный результат опровергает выдвинутую нами соответствующую гипотезу. Таким образом, Модель 3 позволяет сделать вывод о том, что, голосуя за популистскую партию в 2006 г., шведские избиратели были в большей степени озабочены не культурной и религиозной “экспансией” иммигрантов-неевропейцев, а иными причинами, связанными с иммигрантами-европейцами. Исследование этих причин, как представляется, должно стать объектом будущих исследований. Точно так же представляет интерес и анализ причин, по которым количество иммигрантов-неевропейцев отрицательно коррелирует с поддержкой популистов.

Наряду с этим следует особо подчеркнуть, что три регрессора, включенные в Модель 3, в совокупности объясняют более 37% вариации зависимой переменной «популярность “Шведских демократов” в 2006 г.». Это позволяет заключить, что иммиграционный фактор играл значимую роль в голосовании за эту партию на парламентских выборах в 2006 г. в Швеции.

Из рассмотренных в Моделях 6‒9 пяти социально-экономических факторов удалось обнаружить, что четыре их них оказывают статистически значимое влияние на уровень поддержки популистской партии. При этом между голосованием за ШД и уровнями благосостояния и безработицы наблюдается обратная зависимость, а уровнями преступности и низким уровнем образования, напротив, ‒ прямая зависимость. Таким образом, получили подтверждение три выдвинутые гипотезы: о том, что за популистов чаще голосуют в менее экономически благополучных районах со сложной криминогенной обстановкой, а также бóльшим количеством малообразованных жителей.

Обращает на себя, однако, внимание существование обратной зависимости между голосованием за ШД и уровнем безработицы, которое опровергает выдвинутую нами гипотезу о наличии прямой связи между ними. Кроме того, по результатам анализа нам не удалось выявить, что изменение уровня безработицы за один электоральный цикл вообще оказывает какое-либо статистически значимое влияние на популярность популистской партии.

Отметим также, что в совокупности все социально-экономические факторы объясняют лишь около 20% вариации зависимой переменной, что заметно меньше объясняющей доли иммиграционного фактора – 37%.

В Моделях 10‒12 направленность и значимость влияния большинства регрессоров сохраняется. К исключениям относится, в частности, уровень благосостояния, который в Модели 10 и Модели 12 не оказывает статистически значимого влияния на популярность ШД в 2006 г., сохраняя его лишь в Модели 11. В той же Модели 11, однако, утрачивает свою значимость показатель количества иммигрантов из стран вне Северной Европы. Наконец, согласно Модели 12 отсутствует статистически значимая зависимость между долей жителей с низким уровнем образования в муниципалитете и процентом голосов, полученных на парламентских выборах популистской партией.

После контроля социально-экономических факторов увеличение скорректированного коэффициента детерминации продемонстрировало различную динамику. Так, в сравнении с Моделями 12 в Моделях 10‒11 он вырос почти в два раза, что свидетельствует о примерно равной степени влияния исследованных иммиграционных и социально-экономических факторов на голосование за ШД. В то же время в Модели 12 коэффициент лишь незначительно превосходит показатель, полученный в сопоставимой с ней Модели 3. На этом основании обоснованным представляется вывод, что наилучшей моделью, объясняющей различия в голосовании за ЩД на парламентских выборах 2006 г., является Модель 3.

Таким образом, без учета фактора “исторической предрасположенности” наибольшее влияние на голосование за популистскую партию в Швеции в 2006 г. оказывали иммиграционные факторы. В ходе исследования удалось обнаружить прямую зависимость между количеством иммигрантов из европейских государств (кроме стран Северной Европы) и уровнем поддержки ШД и обратную зависимость по отношению к количеству иммигрантов-неевропейцев.

Модель 13, анализирующая влияние лаговой переменной, демонстрирует, что фактор “исторической предрасположенности”, как мы и предположили, оказывает прямое позитивно значимое влияние на популярность партии. Значимость фактора сохраняется и после включения его в Модели 14‒16, учитывающие иммиграционные и социально-демографические факторы. Вместе с тем следует обратить внимание на то, что добавление нового регрессора ведет к ощутимым изменениям в том, что касается значимости социально-экономических факторов, которая в указанных моделях демонстрирует нестабильность.

В то же время следует отметить, что включение фактора “исторической предрасположенности” во всех моделях ведет к увеличению скорректированного коэффициента детерминации. Причем в Модели 16 совокупное влияние восьми факторов определяет около 54% вариации зависимой переменной, что можно рассматривать в данном контексте как очень высокий показатель.

Представляется целесообразным направленность и значимость влияния исследованных неинституциональных факторов на голосование за ШД на выборах в Риксдаг в 2006 г. представить в виде схемы (см. Рисунок 1).

Рисунок 1 – Влияние неинституциональных факторов на голосование за “Шведских демократов” в 2006 г.

Примечание – Условные обозначения к Рисункам 1‒3:

Красные линии – Гипотеза о значимости и направленности влияния фактора подтвердилась

Синие линии – Гипотеза о значимости и направленности влияния фактора не подтвердилась

Красный плюс (+) – Между голосованием и фактором обнаружена предсказанная прямая зависимость

Красный минус (‒) – Между голосованием и фактором обнаружена предсказанная обратная зависимость

Синий минус (‒) – Между голосованием и фактором обнаружена не предсказанная зависимость

Знак равенства (=) – Между голосованием и фактором зависимости не обнаружено

Вопросительный знак (?) – Гипотеза о наличии зависимости нуждается в дополнительной проверке

Факторы электоральной популярности “Шведских демократов” в 2010 г.

Что касается факторов, оказывавших влияние на голосование за ШД на выборах в Риксдаг в 2010 г. (см. Таблица 2), то по результатам их анализа представляется важным сделать следующие замечания.

Модель 1, как и в 2006 г., свидетельствует о верности выдвинутой нами гипотезы о позитивном влиянии динамики количества иммигрантов на популярность популистской партии. При этом она также демонстрирует нам, что само по себе общее количество иммигрантов не оказывает статистически значимого влияния на голосование за популистов.

В то же время из Модели 2 видно, что, хотя влияние включенных в нее регрессоров сохранилось на значимом уровне, их направленность в сравнении с выборами 2006 г. изменилась. На парламентских выборах 2010 г. количество иммигрантов из стран вне Северной Европы оказывало негативное воздействие на голосование за ШД, притом что изменение этого показателя за электоральный цикл (с 2006 по 2010 г.), напротив, позитивное.

Таблица 2 – Голосование за “Шведских демократов” на выборах в Риксдаг 2010 г.

В 2010 г. в анализе мы также используем независимые переменные, отражающие изменения за последний электоральный цикл в показателях, включенных в Модель 3. Как наглядно демонстрирует Модель 5, при учете этих переменных, показатели количества иммигрантов из ЕС (кроме Северной Европы), других европейских стран и иммигрантов-неевропейцев сохраняют свою значимость. Причем в последнем случае мы можем наблюдать обратную статистически значимую зависимость ‒ уровень поддержки ШД был ниже в тех коммунах Швеции, где доля иммигрантов-неевропейцев выше. Это весьма интересный феномен, который нуждается в дополнительном исследовании. Возможно, он обусловлен нет, что в коммунах, где проживает большее число иммигрантов, во-первых, по объективным причинам выше их доля и среди избирателей, а во-вторых, может наблюдаться более высокий уровень межэтнических коммуникаций, что, как представляется, ведет к снижению ксенофобских настроений.

Наряду с этим в Модели 5 обращает на себя внимание также то, что в качестве значимого фактора популярности популистской партии выделяется изменение доли иммигрантов-неевропейцев за электоральный цикл. В то же время изменение количества иммигрантов из стран ЕС (кроме стран Северной Европы) оказывается, напротив, фактором, не оказывающим значимого влияния на зависимую переменную, а изменение количества иммигрантов из других стран ЕС ‒ оказывающим хоть и значимое, но отрицательное влияние. Таким образом, в ходе исследования нашла свое подтверждение гипотеза о том, что популярность ШД будет выше в тех районах, где количество иммигрантов-неевропейцев растет быстрее.

Следует отметить, что шесть переменных в Модели 5 объясняют около 33% вариаций зависимой переменной, что позволяет сделать вывод, что на выборах в Риксдаг в 2010 г. влияние иммиграционного фактора на популярность партии ШД заметно снизилось в сравнении с выборами 2006 г.

В то же время Модели 6‒9 демонстрируют, что на выборах 2010 г. существенно возросла зависимость голосования за ШД от социально-экономических факторов. Так, во всех моделях увеличились значения скорректированного коэффициента регрессии. Более того, полученные результаты подтверждают выдвинутые нами предположения о значимости и направленности влияния выделенных социально-экономических факторов. Единственное исключение ‒ уровень безработицы, который, как и на выборах 2006 г., оказывает статистически значимое негативное воздействие на зависимую переменную. Объяснение данному феномену должны быть найдено в ходе будущих исследований.

В Моделях 10‒12, как и ранее в анализе голосования за ШД на выборах 2006 г., направленность и значимость влияния подавляющего большинства регрессоров сохраняется. К числу исключений, однако, относится уровень благосостояния, который в указанных моделях не оказывает статистически значимого влияния на популярность популистов. Кроме того, в Модели 11 утрачивает свою значимость показатель количества иммигрантов из стран вне Северной Европы.

Обращает на себя особое внимание показатель изменения количества иммигрантов из стран ЕС (кроме Северной Европы), который во всех четырех моделях, где он используется в качестве регрессора, демонстрирует разнонаправленную динамику и значимость. Как следствие, гипотеза о позитивном влиянии данного фактора на уровень поддержки популистской партии должна быть отвергнута.

Одновременный контроль иммиграционных и социально-экономических факторов, привел к существенному увеличению скорректированного коэффициента детерминации. В сравнении с Моделью 1 в Модели 10 этот показатель вырос почти в три раза, а в Модели 11, которую допустимо сравнивать с Моделью 2, ‒ более чем в два раза.

Факторы, учтенные в Модели 12, в совокупности объясняют почти 44% вариации зависимой переменной, что, как представляется, делает именно эту модель наиболее предпочтительной для объяснения в различиях в голосовании за ШД на выборах в Риксдаг в 2010 г.

Таким образом, без учета фактора “исторической предрасположенности” как иммиграционные, так и социально-экономические факторы оказывали значительное влияние на популярность популистской партии в Швеции в 2010 г. В ходе исследования удалось обнаружить прямую зависимость между уровнем поддержки ШД и количеством иммигрантов из европейских государств (кроме стран Северной Европы), изменением количества иммигрантов/иммигрантов из стран вне Северной Европы/иммигрантов-неевропейцев, уровнем преступности и долей малообразованных жителей, а также обратную зависимость от количества иммигрантов-неевропейцев, изменения количества иммигрантов из европейских стран, не являющихся членами ЕС, уровнем благосостояния населения и уровнем безработицы.

Модель 13, анализирующая зависимость голосования за ШД в 2010 г. от уровня популярности партии в 1998 гг., демонстрирует, что данной фактор “исторической предрасположенности”, как и на выборах 2006 г., оказывал прямое позитивное и значимое влияние на популярность партии, причем его значимость сохранилась и после включения в Модели 14‒16. Основное отличие от выборов 2006 г. здесь состоит в том, что добавление в модели нового регрессора практически не отражается на направленности влияния и уровне значимости ранее рассмотренных факторов. В то же время, как и в 2006 г., контроль фактора “исторической предрасположенности” существенным образом отражается на скорректированном коэффициенте детерминации в Моделях 14‒16. Примечательно, что в Модели 16, учитывающей влияние одиннадцати факторов, их совокупное влияние объясняет около 52% вариации голосования за ШД на парламентских выборах в 2010 г.

Представляется целесообразным направленность и значимость влияния исследованных неинституциональных факторов на голосование за ШД на парламентских выборах 2010 г. представить в виде схемы (см. Рисунок 2).

Рисунок 2 – Влияние неинституциональных факторов на голосование за “Шведских демократов” в 2010 г.

Факторы электоральной популярности “Шведских демократов” в 2014 г.

Исследование факторов, оказывавших влияние на популярность партии ШД на парламентских выборах 2014 г. (см. Таблица 3), позволяет сделать следующие замечания.

В отличие двух предыдущих избирательных раундов Модель 1 не подтвердила ни одну из выдвинутых гипотез: ни общее количество иммигрантов, ни изменение этого показателя за последний электоральный цикл (с 2010 г. по 2014 г.) не оказывали статистически значимого влияния на голосование за ШД.

Этот во многом неожиданный результат мог бы свидетельствовать о том, что в основе впечатляющего роста популярности ШД между двумя парламентскими выборами (2010 и 2014 гг.) лежат иные, не иммиграционные факторы. Вместе с тем такое предположение полностью опровергается настоящим исследованием, когда мы проводим дифференциацию между иммигрантами в Швеции в зависимости от их происхождения.

Уже из Модели 2 видно, что значимость иммиграционного фактора не утратила актуальности. Как и в 2010 г., на выборах 2014 г. между уровнем поддержки ШД и количеством иммигрантов из стран вне Северной Европы обнаружена обратная зависимость. Сохранились также значимость и направленность влияния на зависимую переменную изменения количества иммигрантов из стран вне Северной Европы за электоральный цикл.

Таблица 3 – Голосование за “Шведских демократов” на выборах в Риксдаг 2014 г.

Тот факт, что на выборах 2014 г. иммиграционный фактор по-прежнему играл значимую роль в популярности ШД, наглядно подтверждается в Моделях 3‒5. Проведенный анализ демонстрирует, что значимость всех факторов, оказывавших влияние на поддержку популистской партии на выборах в 2006 г. и 2010 г. сохранилась и в 2014 г. Такие факторы, как доля иммигрантов из европейских стран (за исключением стран Северной Европы) в составе населения и изменение количества иммигрантов-неевропейцев оказывали значимое позитивное влияние на голосование за ШД. В то же время между уровнем поддержки партии и количеством иммигрантов-неевропейцев выявлена обратная зависимость. Вместе с тем обращает на себя внимание, что, хотя в Моделях 2‒4, относящихся к 2014 г., скорректированный коэффициент регрессии заметно ниже, чем в сопоставимых моделях 2010 г., Модели 5 данный показатель практически идентичен и в обоих случаях составляет порядка 33%.

Таким образом, проведенный анализ продемонстрировал, что значение иммиграционного фактора на популярность партии ШД сохранилось в целом на уровне 2010 г. Кроме того, полученные результаты позволяют сделать допущение об ошибочности подхода к анализу влияния иммиграционного фактора без дифференциации иммигрантов по происхождению.

Однако, хотя, как было продемонстрировано выше, влияние иммиграционного фактора сохранилось на уровне 2010 г., количество голосов, полученных ШД на выборах в Риксдаг в 2014 г. оказалось в два с лишним раза большим. Следовательно, существуют факторы, заметно усилившие свое влияние. В данном контексте, как представляется, особого внимания заслуживают результаты, полученные при анализе социально-экономических факторов.

Модели 6‒9 свидетельствуют о том, что в 2014 г. выделенные нами социально-экономические факторы существенно усилили свое влияние на голосование за ШД. В частности, обнаружена сильная зависимость поддержки популистской партии от уровня благосостояния, изменения уровня безработицы, уровня преступности и количества малообразованных жителей. Единственным фактором, в отношении которого не подтвердилась выдвинутая гипотеза, вновь оказался уровень безработицы, который ранее в ходе двух предыдущих избирательных раундах негативно влиял на популярность популистов.

Обращают на себя внимание значительно возросшие в Моделях 6‒8 показатели скорректированного коэффициента регрессии. Более того, Модель 9, учитывающая все пять социально-экономических факторов, теперь объясняет почти 45% вариации зависимой переменной, что значительно превышает соответствующие результаты, полученные в 2010 г. (27%) и 2006 г. (20%).

При рассмотрении в Моделях 10‒12 в совокупностииммиграционных и социально-экономических факторов у последних полностью сохраняется уровень и направленность влияния на голосование за ШД. Регрессоры же, отражающие ситуацию с иммиграцией, демонстрируют высокую степень нестабильности. Так, согласно Модели 10 общее количество иммигрантов и изменение этого показателя за электоральный цикл негативно влияют на уровень поддержки популистов. Столь же сильное негативное влияние на голосование за ШД обнаружено в Модели 11 со стороны количества иммигрантов из стран вне Северной Европы и изменения данного показателя за последний электоральный цикл. Наконец, в Модели 12 утрачивают свою значимость такие факторы, как количество иммигрантов из стран, не входящих в Евросоюз, и изменение количества иммигрантов-неевропейцев в течение предшествовавшего выборам электорального цикла. И, напротив, значимым фактором становится изменение количества иммигрантов из стран ЕС (кроме Северной Европы). Это свидетельствует о том, что в отношении всех соответствующих гипотез о влиянии иммиграционных факторов на популярность популистской партии сохраняется неопределенность. Тем не менее, несмотря на указанные обстоятельства, Модель 12 все же представляется оптимальной для определения факторов, объясняющих популярность ШД на парламентских выборах 2014 г., поскольку совокупности все включенные в нее переменные объясняют свыше 57% вариаций зависимой переменной.

Таким образом, на выборах в Риксдаг в 2014 г. значительное влияние на голосование за ШД оказывали не столько иммиграционные, сколько социально-экономические факторы. Полученные результаты исследования свидетельствуют о наличии статистически значимой прямой зависимости между популярностью популистови такими факторами, как изменение уровня безработицы за последний электоральный цикл, уровень преступности, доля малообразованных жителей и количество иммигрантов из ЕС (кроме стран Северной Европы), а также обратной зависимости в отношении таких факторов, как уровень благосостояния и изменение доли иммигрантов из европейских государств.

Что касается фактора “исторической предрасположенности”, то его значимость, как видно из Моделей 13‒16, сохранилась и в 2014 г. Вместе с тем по сравнению с предыдущими избирательными раундами в Модели 13 наблюдается заметное снижение скорректированного коэффициента детерминации – до 8%.

Включение фактора “исторической предрасположенности” в Модели 14‒16, учитывающие иммиграционные и социально-экономические факторы, не ведет к изменению уровня значимости и направленности всех включенных в них регрессионных коэффициентов в сравнении с Моделями 10‒12, зато отражается в заметном увеличении скорректированного коэффициента детерминации. Так, Модель 16,учитывающая совокупное влияние одиннадцати факторов, объясняет почти 62% вариации популярности ШД в 2014 г.

Представляется целесообразным направленность и значимость влияния исследованных неинституциональных факторов на голосование за ШД на парламентских выборах 2014 г. представить в виде схемы (см. Рисунок 3).

Рисунок 3 – Влияние неинституциональных факторов на голосование за “Шведских демократов” в 2014 г.

Проведенный анализ влияния неинституциональных факторов на голосование за партию ШД на парламентских выборах в 2006, 2010 и 2014 гг. позволяет сделать следующие выводы:

1. К факторам, которые в каждом из трех электоральных раундов оказывали значимое позитивное влияние на популярность ШД, относятся:

‒ количество иммигрантов из стран – членов ЕС (кроме стран Северной Европы);

‒ количество иммигрантов из европейских стран, не входящих в ЕС (в отношении 2014 г. требуется проведение дополнительных исследований для подтверждения);

‒ уровень преступности;

‒ доля граждан с низким уровнем образования;

‒ фактор “исторической предрасположенности”.

2. К факторам, которые стабильно оказывали значимое негативное влияние на популярность ШД, относятся:

‒ количество иммигрантов-неевропейцев;

‒ уровень благосостояния;

‒ количество иммигрантов из стран вне Северной Европы (в отношении 2006 г. требуется проведение дополнительных исследований для подтверждения);

‒ изменение количества иммигрантов из других европейских стран за последний электоральный цикл (в 2010 и 2014 гг.);

3. К факторам, в отношении которых не удалось выявитьзначимости их влияния на популярность ШД,относятся:

‒ общее количество иммигрантов (в отношении 2014 г. требуется проведение дополнительных исследований для подтверждения);

‒ изменение количества иммигрантов из ЕС (кроме стран Северной Европы) за последний электоральный цикл (в 2010 и 2014 гг.).

4. К факторам, которые оказывали значимое позитивное влияние на популярность ШД в 2006 и 2010 гг., но оказывали негативное влияние в 2014 г., относится:

‒ изменение количества иммигрантов за один электоральный цикл.

5. К факторам, которые не оказывали значимого влияния на популярность ЩД в 2006 г., но оказывали позитивное влияние на голосование за партию в 2010 и 2014 гг., относится:

‒ изменение уровня безработицы за один электоральный цикл.

6. К факторам, которые оказывали значимое негативное влияние на популярность ШД в 2006 и 2010 гг., но не оказывали такового в 2014 г, относится:

‒ уровень безработицы.

7. К факторам, которые оказывали значимое негативное влияние на популярность ШД на выборах 2006 г., позитивное на выборах 2010 г. и неопределенное в 2014 г., относится:

‒ изменение количества иммигрантов из стран вне Северной Европы за один электоральный цикл.

8. К факторам, которые оказывали значимое позитивное на голосование за ШД выборах 2010 г. и неопределенное в 2014 г., относится:

‒ изменение количества иммигрантов-неевропейцев за последний электоральный цикл.

На примере Швеции было продемонстрировано, что многие из исследованных неинституциональных факторов оказывали статистически значимое влияние на популярность партии “Шведские демократы” в 2006–2014 гг. В частности, выявлена прямая зависимость между голосованием избирателей за ШД на выборах в Риксдаг и такими факторами, как доля иммигрантов из стран – членов ЕС (кроме стран Северной Европы)/иммигрантов из европейских стран, не входящих в ЕС, уровень преступности, доля граждан с низким уровнем образования, изменение количества иммигрантов-неевропейцев за электоральный цикл. Кроме того, обнаружена обратная зависимость между голосованием за ШД и такими факторами, как уровень благосостояния населения, доля количество иммигрантов из стран вне Северной Европы/иммигрантов-неевропейцев, а также изменение количества иммигрантов из других европейских стран за электоральный цикл. Таким образом, примененный нами дифференцированный подход к вопросу о происхождении иммигрантов продемонстрировал эффективность, в связи с чем его применение в дальнейших работах, посвященных исследованному предмету, представляется целесообразным.

Полученные результаты указывают на то, что популярность ШД наблюдалась выше в тех коммунах Швеции, где ниже уровень благосостояния населения, выше уровень преступности, безработица растет быстрее, а среди избирателей больше малообразованных жителей. При этом, голосуя на парламентских выборах за популистов, шведские избиратели были озабочены, с одной стороны, растущим количеством иммигрантов из европейских стран, которые могут являться их реальными конкурентами на рынке труда, а с другой ‒ динамикой прироста культурно чуждых шведам иммигрантов из неевропейских стран.

Итоги исследования свидетельствуют также о том, что по мере роста популярности ШД влияние иммиграционных факторов, а также фактора “исторической предрасположенности” на голосование за партию постепенно снижалось, в то время как влияние социально-экономических факторов, напротив, неуклонно возрастало.

Библиография
1. Anmälda brott, totalt och per 100 000 av medelfolkmängden, i kommunerna efter brottstyp. URL: http://www.bra.se/bra/brott-och-statistik/statistik/anmalda-brott.html [дата обращения: 21.03.2017].
2. Arbetslösa och personer i program med aktivitetsstöd i % av befolkningen, 1996-2015. URL: http://www.arbetsformedlingen.se/download/18.709049bc152356420cf19df/1452615525416/web_%C3%A5r_andelar_bef_1996-2015.xlsx [дата обращения: 21.03.2017].
3. Arter D. The Breakthrough of Another West European Populist Radical Right Party? The Case of the True Finns. Government and Opposition. 2010. N 45 (4). P. 484-504.
4. Arzheimer K., Carter E. How (not) to Operationalize Subnational Political Opportunity Structures: A Critique of Kestilä and Söderlund’s Study of Regional Elections // European Journal of Political Research. 2009. N 48 (3). P. 335-358.
5. Arzheimer K., Carter E. Political Opportunity Structures and Right-Wing Extremist Party Success // European Journal of Political Research. 2006. N 45. P. 419-443.
6. Chapin W.D. Explaining the Electoral Success of the New Right: The German Case // West European Politics. 1997. N 20. P. 53-73.
7. Coffé H., Heyndels B., Vermeir J. Fertile Grounds for Extreme Right Wing Parties: Explaining the Vlaams Blok’s Electoral Success // Electoral Studies. 2007. N 26. P. 142-155.
8. Dahlström C., Sundell A. A Losing Gamble. How Mainstream Parties Facilitate Anti-Immigrant Party Success // Electoral Studies. 2002. N 31. P. 353-363.
9. Dinas E., Spanje van J. Crime Story: The Role of Crime and Immigration in the Anti-Immigration Vote // Electoral Studies. 2011. N 30. P. 658-671.
10. Elections to the Riksdag-results, percentage of votes by region, party mm and election year. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__ME__ME0104__ME0104C/ME0104T3/table/tableViewLayout1/?rxid=08610995 [дата обращения: 21.03.2017].
11. Ford R., Goodwin M.J. Angry White Men. Individual and Contextual Predictors of Support for the British National Party URL: https://www.academia.edu/209863/Angry_White_Men_Individual_and_contextual_predictors_of_support_for_the_British_National_Party [дата обращения: 21.03.2017].
12. Jackman R.W., Volpert K. Conditions Favouring Parties of the Extreme Right in Western Europe // British Journal of Political Science. 1996. N 26 (4). P. 501-521.
13. Kestilä E., Söderlund P. Local Determinants of Radical Right-Wing Voting: The Case of the Norwegian Progress Party // West European Politics. 2007. N 30 (3). P. 549-572.
14. Kestilä E., Söderlund P. Subnational Political Opportunity Structures and the Success of the Radical Right. Evidence from the March 2004 Regional Elections in France // European Journal of Political Research. 2007. N 46 (6). P. 773-796.
15. Knigge P. The Ecological Correlates of Right-wing Extremism in Western Europe // European Journal of Political Research. 1998. N 34 (2). P. 249-279.
16. Lubbers M., Gijsberts M., Scheepers P. Extreme Right-Wing Voting in Western Europe // European Journal of Political Research. 2002. N 41. P. 345-378.
17. Lubbers M., Scheepers P. Individual and Contextual Characteristics of the German Extreme Right-Wing Vote in the 1990s: A Test of Complementary Theories // European Journal of Political Research. 2000. N 38 (1). P. 63-94.
18. Lubbers M., Scheepers P., Billiet J., Multilevel Modelling of Vlaams Blok Voting: Individual and Contextual Characteristics of the Vlaams Blok Vote // Acta Politica. 2000. N 35. P. 363-404.
19. Population 16-74 years of age by region, highest level of education, age and sex. Year 1985 ‒ 2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__UF__UF0506/Utbildning/?rxid=948ca879-98e1-4b64-a945-3e20fa1fdb67 [дата обращения: 21.03.2017].
20. Rydgren J. Is Extreme Right-Wing Populism Contagious? Explaining the Emergence of a New Party Family // European Journal of Political Research. 2005. N 44 (3). P. 413-437.
21. Rydgren J., Ruth P. Contextual Explanations of Radical Right-Wing Support in Sweden: Socioeconomic Marginalization, Group Threat, and the Halo Effect // Ethnic and Racial Studies. 2013. N 36 (4). P. 711-728.
22. Rydgren J., Ruth P. Voting for the Radical Right in Swedish Municipalities: Social Marginality and Ethnic Competition? // Scandinavian Political Studies. 2011. N 34 (3). Р. 202-226.
23. Skatter (antal personer, medelvärden och totalsumma) efter region, typ av skatt, kön, ålder och inkomstklass. År 2000 ‒ 2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/sv/ssd/START__HE__HE0110__HE0110B/Skatter/?rxid=3b96d77a-2ae5-4434-a6ba-6eb88ddb9ca5 [дата обращения: 21.03.2017].
24. Utrikes födda efter län, kommun och födelseland 31 december 2014. URL: http://www.scb.se/sv_/Hitta-statistik/Statistik-efter-amne/Befolkning/Befolkningens-sammansattning/Befolkningsstatistik/25788/25795/Helarsstatistik---Kommun-lan-och-riket/385500/ [дата обращения: 21.03.2017].
25. Utrikes födda efter region, ålder i tioårsklasser och kön. År 2001–2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__AA__AA0003__AA0003E/IntGr3Kom/table/tableViewLayout1/?rxid=1e7cdbb7-1bdb-4a8e-8a93-42ba17c78f64 [дата обращения: 21.03.2017].
26. Utrikes och inrikes födda kommunvis efter födelseland den 31 december 2005 enligtindelningen den 1 januari 2006. URL: http://www.scb.se/statistik/_publikationer/BE0101_2005A01_BR_BE0106TAB.pdf [дата обращения: 21.03.2017].
27. Utrikes och inrikes födda kommunvis efter födelseland den 31 december 2009 enligt indelningen den 1 januari 2010. URL: http://www.scb.se/statistik/_publikationer/BE0101_2009A01_BR_13_BE0110TAB.xls [дата обращения: 21.03.2017].
28. Waal van der J., Koster de W., Achterberg P. Contextualizing Anti-Immigrant Voting: How the Impact of Interethnic Contact on PVV Voting Depends on the Economic Opportunities and Cultural Atmosphere in Dutch Cities. URL: http://www.rc21.org/conferences/amsterdam2011/edocs/Session%2013/13-2-van-der-Waal.pdf [дата обращения: 21.03.2017].
References
1. Anmälda brott, totalt och per 100 000 av medelfolkmängden, i kommunerna efter brottstyp. URL: http://www.bra.se/bra/brott-och-statistik/statistik/anmalda-brott.html [data obrashcheniya: 21.03.2017].
2. Arbetslösa och personer i program med aktivitetsstöd i % av befolkningen, 1996-2015. URL: http://www.arbetsformedlingen.se/download/18.709049bc152356420cf19df/1452615525416/web_%C3%A5r_andelar_bef_1996-2015.xlsx [data obrashcheniya: 21.03.2017].
3. Arter D. The Breakthrough of Another West European Populist Radical Right Party? The Case of the True Finns. Government and Opposition. 2010. N 45 (4). P. 484-504.
4. Arzheimer K., Carter E. How (not) to Operationalize Subnational Political Opportunity Structures: A Critique of Kestilä and Söderlund’s Study of Regional Elections // European Journal of Political Research. 2009. N 48 (3). P. 335-358.
5. Arzheimer K., Carter E. Political Opportunity Structures and Right-Wing Extremist Party Success // European Journal of Political Research. 2006. N 45. P. 419-443.
6. Chapin W.D. Explaining the Electoral Success of the New Right: The German Case // West European Politics. 1997. N 20. P. 53-73.
7. Coffé H., Heyndels B., Vermeir J. Fertile Grounds for Extreme Right Wing Parties: Explaining the Vlaams Blok’s Electoral Success // Electoral Studies. 2007. N 26. P. 142-155.
8. Dahlström C., Sundell A. A Losing Gamble. How Mainstream Parties Facilitate Anti-Immigrant Party Success // Electoral Studies. 2002. N 31. P. 353-363.
9. Dinas E., Spanje van J. Crime Story: The Role of Crime and Immigration in the Anti-Immigration Vote // Electoral Studies. 2011. N 30. P. 658-671.
10. Elections to the Riksdag-results, percentage of votes by region, party mm and election year. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__ME__ME0104__ME0104C/ME0104T3/table/tableViewLayout1/?rxid=08610995 [data obrashcheniya: 21.03.2017].
11. Ford R., Goodwin M.J. Angry White Men. Individual and Contextual Predictors of Support for the British National Party URL: https://www.academia.edu/209863/Angry_White_Men_Individual_and_contextual_predictors_of_support_for_the_British_National_Party [data obrashcheniya: 21.03.2017].
12. Jackman R.W., Volpert K. Conditions Favouring Parties of the Extreme Right in Western Europe // British Journal of Political Science. 1996. N 26 (4). P. 501-521.
13. Kestilä E., Söderlund P. Local Determinants of Radical Right-Wing Voting: The Case of the Norwegian Progress Party // West European Politics. 2007. N 30 (3). P. 549-572.
14. Kestilä E., Söderlund P. Subnational Political Opportunity Structures and the Success of the Radical Right. Evidence from the March 2004 Regional Elections in France // European Journal of Political Research. 2007. N 46 (6). P. 773-796.
15. Knigge P. The Ecological Correlates of Right-wing Extremism in Western Europe // European Journal of Political Research. 1998. N 34 (2). P. 249-279.
16. Lubbers M., Gijsberts M., Scheepers P. Extreme Right-Wing Voting in Western Europe // European Journal of Political Research. 2002. N 41. P. 345-378.
17. Lubbers M., Scheepers P. Individual and Contextual Characteristics of the German Extreme Right-Wing Vote in the 1990s: A Test of Complementary Theories // European Journal of Political Research. 2000. N 38 (1). P. 63-94.
18. Lubbers M., Scheepers P., Billiet J., Multilevel Modelling of Vlaams Blok Voting: Individual and Contextual Characteristics of the Vlaams Blok Vote // Acta Politica. 2000. N 35. P. 363-404.
19. Population 16-74 years of age by region, highest level of education, age and sex. Year 1985 ‒ 2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__UF__UF0506/Utbildning/?rxid=948ca879-98e1-4b64-a945-3e20fa1fdb67 [data obrashcheniya: 21.03.2017].
20. Rydgren J. Is Extreme Right-Wing Populism Contagious? Explaining the Emergence of a New Party Family // European Journal of Political Research. 2005. N 44 (3). P. 413-437.
21. Rydgren J., Ruth P. Contextual Explanations of Radical Right-Wing Support in Sweden: Socioeconomic Marginalization, Group Threat, and the Halo Effect // Ethnic and Racial Studies. 2013. N 36 (4). P. 711-728.
22. Rydgren J., Ruth P. Voting for the Radical Right in Swedish Municipalities: Social Marginality and Ethnic Competition? // Scandinavian Political Studies. 2011. N 34 (3). R. 202-226.
23. Skatter (antal personer, medelvärden och totalsumma) efter region, typ av skatt, kön, ålder och inkomstklass. År 2000 ‒ 2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/sv/ssd/START__HE__HE0110__HE0110B/Skatter/?rxid=3b96d77a-2ae5-4434-a6ba-6eb88ddb9ca5 [data obrashcheniya: 21.03.2017].
24. Utrikes födda efter län, kommun och födelseland 31 december 2014. URL: http://www.scb.se/sv_/Hitta-statistik/Statistik-efter-amne/Befolkning/Befolkningens-sammansattning/Befolkningsstatistik/25788/25795/Helarsstatistik---Kommun-lan-och-riket/385500/ [data obrashcheniya: 21.03.2017].
25. Utrikes födda efter region, ålder i tioårsklasser och kön. År 2001–2014. URL: http://www.statistikdatabasen.scb.se/pxweb/en/ssd/START__AA__AA0003__AA0003E/IntGr3Kom/table/tableViewLayout1/?rxid=1e7cdbb7-1bdb-4a8e-8a93-42ba17c78f64 [data obrashcheniya: 21.03.2017].
26. Utrikes och inrikes födda kommunvis efter födelseland den 31 december 2005 enligtindelningen den 1 januari 2006. URL: http://www.scb.se/statistik/_publikationer/BE0101_2005A01_BR_BE0106TAB.pdf [data obrashcheniya: 21.03.2017].
27. Utrikes och inrikes födda kommunvis efter födelseland den 31 december 2009 enligt indelningen den 1 januari 2010. URL: http://www.scb.se/statistik/_publikationer/BE0101_2009A01_BR_13_BE0110TAB.xls [data obrashcheniya: 21.03.2017].
28. Waal van der J., Koster de W., Achterberg P. Contextualizing Anti-Immigrant Voting: How the Impact of Interethnic Contact on PVV Voting Depends on the Economic Opportunities and Cultural Atmosphere in Dutch Cities. URL: http://www.rc21.org/conferences/amsterdam2011/edocs/Session%2013/13-2-van-der-Waal.pdf [data obrashcheniya: 21.03.2017].