Космическая политика США в контексте окончания гонки вооружений

Журавлева Людмила Витальевна преподаватель, Национальный педагогический университет им. М.П. Драгоманова 02232, Украина, г. Киев, ул. Данькевича, 7 Zhuravlova Liudmyla Educator, the department of World History, National Pedagogical Dragomanov University 02232, Ukraine, Kiev, Dankevicha Street 7 L_v_zhuravleva@mail.ru

Гончар Юлия Борисовна кандидат исторических наук доцент, Национальный педагогический университет им. М.П. Драгоманова 03037, Украина, г. Киев, ул. Просвещения, 6, ауд. 33 Honchar Yuliya Borisovna PhD in History Docent, the department of World History, National Pedagogical Dragomanov University 03037, Ukraine, Kiev, Prosvesheniya Street 6, office #33 jbg.197@meta.ua

С начала освоения космоса человеком в 1950-е гг. и до начала 1990-х гг. соперничество между США и СССР в области космических исследований были неотъемлемой частью «холодной войны». Соответственно, космическая политика обеих держав оказывала весомое влияние как на американо-советские отношения в целом, так и на их главное направление – процесс гонки вооружений.

Целью данной статьи является попытка определить роль космической политики США в процессе перехода от широкомасштабного наращивания вооружений к конструктивному диалогу между двумя сверхдержавами во второй половине 1980-х гг.

Изучение роли космической составляющей в прекращении гонки вооружений способно углубить научное понимание процесса разрядки международных отношений и более объёмно показать данное явление. Обращение к данной проблеме также дает возможность расширить представление о том, какие рычаги использовали американские администрации в условиях глубокой трансформации международных отношениях во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг., что и привело к окончанию «холодной войны». Актуальность изучения проблемы обуславливается также тем, что определенные шаги президентской администрации Дж. Буша-младшего позволили специалистам говорить про возобновление состояния «холодной войны» в российско-американских отношениях. Речь идет, прежде всего, о возрождении рейгановских идей «Стратегической оборонной инициативы» (СОИ) в рамках программы создания Национальной противоракетной обороны (2002 г.), а также инициативе 2007 года по размещению элементов противоракетной обороны (ПРО) в Восточной Европе. Характерно, что предпринятые на фоне острых американо-российских противоречий политического характера (от политики США на Ближнем Востоке до американской позиции по вопросам Грузии, Украины и Молдовы), именно космические аспекты американской политики выступили катализатором нового периода отношений.

Сегодня, доступность источников по истории освоения космоса и появление основательных исследований по истории космонавтики, дает возможность шире взглянуть на указанную проблему.

Среди американских ученых проблемы космической политики в контексте международных отношений наиболее полно анализируются в трудах исследовательниц

С. Эйзенхауэр ^[23] и Дж. Джонсон-Фриз ^[25].

Проблемам американской космической политики в контексте «холодной войны» уже во второй половине 1980-х гг. были посвящены монографии советских авторов А. А. Шальнева ^[22], А. Е. Бовина ^[10], В. В. Фуркало ^[20], Г. С. Хозина ^[21] и др. Более исторически взвешенные оценки космической политики США представлены в трудах современных российских ученых таких, как А. В. Фененко ^[30] и П. А. Лузин^[12]. Следует отметить как источник ценной информации по военным аспектам космической политики коллективную монографию под редакцией А.Арбатова и В.Дворкина ^[15].

Среди украинских ученых проблемы американской космической политики наиболее полно освещены в диссертационном исследовании Д. В. Прошина ^[17], который исследует космическую политику США в период президентства Р. Рейгана. Другие же исследователи, как скажем, А. А. Овчаренко ^[13], лишь фрагментарно касаются космической проблематики.

Развитие космонавтики стало одним из побочных результатов «холодной войны» и гонки вооружений, поскольку именно логика ядерной гонки стимулировала усовершенствование ракетоносителей. Само по себе освоение космоса не рассматривалось администрацией президента Д. Эйзенхауэра – первого американского президента космической эры, как приоритетное направление внутренней политики. Именно первые успехи Советского Союза в космических полетах подтолкнули американское правительство к формулированию задания достижения лидерства США в области изучения и использования космического пространства в качестве одного из приоритетных национальных интересов и целей ^[9]. Лидерство, должно было гарантировать усиление безопасности и получение научных и практических выгод от освоения космоса. И действительно, для США освоение космоса уже от момента первых успешных запусков было ориентировано на экономический результат – от метео- и спутников связи к.1950-х гг. до первого коммерческого спутника «Early Bird» 1964 г. Долгое время значение космоса в сфере безопасности имело более пропагандистский нежели прикладной характер. Эффективность вспомогательных информационных функций космоса в военной сфере стала очевидной лишь во время событий в Персидском заливе в 1991 г. и была подтверждены войной США в Ираке в 2003 г. ^{[15, с.49-51]} Но и до сегодняшнего дня военно-стратегические возможности космических технологий вызывают споры среди специалистов.^{[14, с. 159]}.

Тем не менее, космическое пространство стало дополнительной ареной противостояния двух супердержав. В течение почти двух десятилетий, с конца 1950-х по конец 1970-х годов, космическая гонка за лидерство была наполнена истинным драматизмом и ожесточенностью. Ее результаты сложно оценивать однозначно, так как каждая из сторон имела свои победы и поражения. (Так, выиграв гонку за лунное первенство, США уступили в вопросе создания эффективной космической орбитальной станции.) Одновременно, в процессе этого соперничества космос превратился в новую сферу межгосударственных отношений. И, как не парадоксально, наиболее комфортную для сотрудничества двух противоборствующих сторон. Именно космическое сотрудничество неоднократно становилось тем компромиссом и символом доброй воли, которого требовали сложнейшие переговоры о сокращении вооружений, обозначающие периоды потепления и разрядки международных отношений.

Так, уже первый успех американо-советских переговоров по разоружению в Женеве – Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой, подписанный в августе 1963 г., определил космическую сферу, как важную часть процесса разрядки. Показательно, что в развитие данной тенденции, 12 ноября 1963 г. президентом Дж. Кеннеди была издана директива «О сотрудничестве с СССР в области космоса», известная как Меморандум по национальной безопасности 271^[6]. Кроме того, в 1967 г. был подписан Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, который заложил основы международного космического права.

1970-е гг. стали еще более показательными в отношении корреляции вопросов разрядки и разоружения со сферой космической политики. Соглашение о космосе 1972 г. подписывалось американским президентом Р. Никсоном и председателем Совета Министров СССР А. Косыгиным параллельно с заключением Договора об ограничении стратегических вооружений – ОСВ-I и Договором об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО). Апогеем сотрудничества стала реализация программы «Союз-Аполлон» – в 1975 году совместный полет и стыковка в космосе американского и советского кораблей, известная как «рукопожатие в космосе». Некоторые представители НАСА выражают уверенность в том, что проект «Аполлон – Союз» создал необходимые предпосылки для серии полетов «Шаттл» к космической станции «Мир» в рамках программы «Шаттл – Мир» почти 20 лет спустя^{[23, с. 41]}.

Таким образом, космическая политика была неразрывно увязана с проблемой международной разрядки, и стала неотъемлемой частью повестки дня переговоров между СССР и США.

В начале 1980-х гг. научно-техническое развитие космической отрасли достигло качественно нового уровня, о чем свидетельствовали и запуск США первого в мире многоразового транспортного космического корабля системы «Спейс шаттл» «Колумбия», и успехи, которые были достигнуты СССР и США в разработке противоспутникового оружия. Таким образом, реальный диапазон практического применения космической техники оказался значительно шире тех задач, которые ставили перед собой в этой области «космические державы» на этапе становления мировой космонавтики. По оценке американских специалистов того периода, помимо объективной цикличности «холодной войны», именно космическая техника сыграла ключевую роль в наращивании военного потенциала и стимулировала обострение соперничества в космосе^{[7, p. 574-575]}.

Новый глава Белого дома Р. Рейган, в условиях афганской войны, которую вел СССР, был склонен использовать во внешней политике методы и риторику предыдущего президента Дж. Картера, всячески подчеркивая несовместимость идеалов и ценностей противоборствующих систем ^{[8, p. 2052]}. Он усилил практику увязки советско-американских контактов с гуманитарными и правовыми проблемами. Введение военного положения в Польше в декабре 1981 г. под давлением советского руководства послужило поводом к тому, что Р. Рейган отказался от перезаключения вышеупомянутого Соглашения по космосу, срок действия которого скоро истекал. Дальнейшие шаги президента указывали на то, что космическая политика стала рычагом давления на Советский Союз.

Наиболее известной инициативой Р. Рейгана в этой связи стала программа «Стратегической оборонной инициативы», провозглашенная в 1983 г., которую пресса вскоре окрестила программой «Звездных войн». Программа, предусматривавшая размещение элементов ПРО на космических орбитах, а также использование новейшего оружия направленной передачи энергии, символизировала новый виток гонки вооружений на качественно новом уровне. Свидетельством глубокой обеспокоенности этим вопросом международного сообщества стал тот факт, что за 25-летнюю историю существования Комитета ООН по использованию космического пространства в мирных целях, в 1983 г. проблема милитаризации космоса впервые была включена в повестку дня, как первоочерёдный вопрос^{[17, с. 156]}. Хотя и не без поддержки СССР, конечно.

В самих США СОИ также получила сильный резонанс. Широкая дискуссия, которая развернулась вокруг данного проекта в американских политических и научных кругах сразу же после её оглашения, свидетельствовала о спорности значения этого проекта и неоднозначности оценок его эффективности.

Сторонники проекта СОИ рассматривали его как способ достижения реального военного превосходства над Советским Союзом. Так, заместитель министра ВВС США

Е. Олдридж отмечал по этому поводу: «Не нужно обладать богатым воображением, чтобы видеть, что страна, которая контролирует космос, может контролировать мир»^{[10, с. 13]}

Среди сторонников программы были и представители ВПК, поскольку данная космическая программа предусматривала высокую прибыль, компаниям, которые примут участие в ее реализации. Показательно, что после «звездной речи» президента курс акций компании «Локхид», которая была на то время одной из самых известных авиакосмический корпораций, подскочил на 11 пунктов ^{[10, с. 13]}. Ожидания бизнеса оправдались. В 1985 г. газета «Вашингтон пост» опубликовала список крупнейших подрядчиков программы СОИ. Это были «Телдайн браун» (327,1 млн. долл. полученных подрядов), «Боинг» (211,8 млн. долл.), «Рокуэлл» (204,4 млн. дол.), «Макдоннелл - Дуглас» (199 млн. долл. ), «Локхид» (195,8 млн. долл.) и др. ^{[22, с. 44]}. Следует отметить, что такие последствия программы имели противоречивое влияние на реализацию еще одной важной составляющей космической политики администрации Р. Рейгана – на курс по коммерциализациии космической деятельности. По сути, они противоречили и его духу, и букве, поскольку курс предусматривал активизацию инициативы бизнеса и разгрузку космического бюджета США. Президент не хотел отказываться от государственной программы «Спейс шаттл», которая на то время, несомненно, была передовой технологией, и продолжал, как и его предшественники, привлекать крупные американские авиакосмические корпорации к военному использованию космоса. Поддержка гражданских частных проектов ракет-носителей сводилась к декларативному одобрению правительством коммерциализации космоса. Но опасения утечки стратегически важной информации к противнику и отсутствие спроса на космическую технику со стороны частных лиц создавали условия, в которых основным заказчиком космических услуг и товаров могло быть только государство. Именно выгода космической индустрии от госзаказов позволяла и американской, и международной общественности критически оценивать и ставить под сомнение истинные цели программы.

Против «инициативы» Р. Рейгана выступил широкий круг журналистов, политиков и общественных деятелей, которые высказывали мнение, что данная программа лишь ухудшит стратегическое положение США на международной арене. Большинство конгрессменов-демократов, составлявшие ядро оппозиции программе СОИ, считали, что она значительно помешает диалогу с Советским Союзом ^{[24, p. 67]}.

Еще одной причиной негативного отношения к СОИ было несоответствие ее целей и реального уровня развития науки и техники того времени. Так, известный советский политический обозреватель А. Бовин в своей книге, приводит высказывание популярного американского журналиста, который отобразил взгляд современников: «Президент хотел нарисовать соблазнительную картину – картину мира, лишенного угрозы ядерного уничтожения, которая может стать реальностью, если только поверить в нее. Иными словами, поверить в почти магические возможности техники будущего, которую еще предстоит разработать. И поверить, что если создать оборонительную систему из мира фантастики – или хотя бы заявить о данном намерении, – это каким-то образом заставит Советский Союз прекратить строить собственное наступательное оружие и смирится с техническим превосходством США» ^{[10, с. 16]}.

Конечно, в самом СССР реакция на программу была довольно эмоциональной. Генеральный секретарь ЦК КПСС М. Горбачёв отмечал не один раз, что ядерное разоружение несовместимо с программой «звездных войн»: « Это плохая политика, когда одной рукой уничтожается оружие, а другой – куется новое, когда человечеству обещается шанс выживания и одновременно перечеркивают его реализацией планов СОИ»^{[5, с. 45]}.

В Советском Союзе пытались оценить стоимость программы, чтобы понять её размах и ответить на мучительный вопрос «Что такое СОИ – блеф или реальность?» ^{[16 , с.319]}. Советские ученые называли обрывочные данные: Г. С. Хозин – 3,7 млрд. долл. только за 1985 г. ^{[21, с. 214]}, В. В. Фуркало – 11 млрд. долл. состоянием на 1984г. ^{[20, с. 35]}. Такая ситуация связана не только с засекреченностью данных в 1980-х гг., но также и с тем, что сами американцы не могут назвать конкретной цифры, которая соответствовала бы полной стоимости программы. Так, американский исследователь Б. Чапман акцентирует внимание на спорности этого вопроса в США. Он отмечает, что согласно отчету Министерства обороны США, бюджет Организации стратегической оборонной инициативы (специально учрежденной для СОИ в 1984 г.) на 1989 г. составлял 3,8 млрд. долл., что соответствовало 0,33 % всего оборонного бюджета на этот фискальный год. В то же время, в отчёте для конгресса данная организация указывает, что она получила, начиная с 1984 г. по 1992г. 25 млрд. долл. для системы ПРО, и согласно предложенному бюджету Дж. Буша-ст. на 1992 г., расходы на СОИ оцениваются в 46 млрд. долл.^{[24, р. 122-123]}.

В целом же выдвинутая программа создавала впечатление, что Р. Рейган стремился развернуть настоящую войну против СССР. Однако американский президент руководствовался гораздо более тонким расчетом, что подтверждает его высказывание: «Я хочу, чтобы тот, кто впервые придумал это выражение – «Звездные войны » – и сказал эти слова, взял бы их обратно, потому что они дают неверное представление о том, что мы имеем в виду» ^{[22, с. 22]}. Дальнейшие события показали, какое именно место отводилось программе СОИ в планах Р. Рейгана в противоборстве с СССР.

К началу второго срока пребывания на посту президента США, риторика Р. Рейгана по отношению к СССР несколько изменилась. Этому способствовал как смена политического руководства в самом Советском Союзе, так и давление со стороны конгресса относительно необходимости урегулирования отношений с СССР в контексте застопорившихся женевских переговоров о разоружении. С приходом к власти в 1985 г. М. Горбачева, стремившегося любой ценой сократить давление военного бюджета на программу перестройки в СССР, президент США инициировал встречу в Женеве. И хотя ноябрьская встреча не привела к подписанию существенных договоров, она стала первым шагом нового этапа разрядки международных отношений. Одним из центральных вопросов на встрече был вопрос о сокращении стратегических ядерных вооружений ^[2]. Однако на пути любых договоренностей стояла проблема СОИ ^{[16, с. 309]}. Президент Р. Рейган был непреклонен и утверждал, что США никогда не достигнут успехов за столом переговоров о контроле над вооружениями, если признают свою отсталость в военной области. «Чтобы заставить их (СССР) просить мира, мы должны выступать с позиций силы» ^{[18, с. 543]}.

Жесткая позиция Р. Рейгана по СОИ была несколько ослаблена следующими событиями. Во-первых, Конгресс США, осознавая, что неуступчивость американской стороны может спровоцировать новый виток гонки вооружений, в 1985 г. запретил испытания системы противоспутникового оружия, которая была важной составляющей программы ^{[25, p. 41]}. Во-вторых, через три месяца после женевского саммита 28 января 1986 года на 74 секунде после старта взорвался космический корабль «Челленджер». Весь экипаж – шесть астронавтов и учительница, которая участвовала в программе «Учитель в космосе» – погибли. В связи с этой трагедией американская космическая программа практически остановилась на два года. Это имело серьезные последствия не только для программы многоразовой транспортной космической системы (МТКС) «Спейс шаттл», но для всех национальных и международных космических программ США. Катастрофа шаттла «Челленджер», на наш взгляд, стала мощным толчком, который вызвал отход от американской конфронтационной модели отношений с СССР.

Однако, несмотря на существенные проблемы в космической отрасли США, программа СОИ, даже в урезанном виде, продолжала быть важным раздражителем для руководства СССР, подталкивая его к более уступчивой позиции в переговорном процессе в надежде на ослабление пресса гонки вооружений на экономику страны.

Советско-американские переговоры на высшем уровне в Рейкьявике (1986 г.) ^[4], Вашингтоне (1987 г.) ^[1] и в Москве (1988 г.) ^[3] привели к тому, что проблема СОИ была выведена советской стороной за рамки обсуждения проблемы сокращения ядерных вооружений. Как результат в декабре 1987 был подписан, а в июне 1988 г. вступил в силу Договор между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Он предусматривал уничтожение около 4% арсенала ядерных вооружений.

Успех советско-американского диалога по проблеме вооружений засвидетельствовал стабильность процесса разрядки. На этом фоне были достигнуты определенные подвижки и по другим важным для американской стороны вопросам – прав человека, афганской войны. Однако, несмотря на все прилагаемые усилия, М. Горбачеву так и не удалось добиться пересмотра Р. Рейганом его позиции по вопросу отказу США от программы СОИ. В конце концов, разногласия были переведены в плоскость малоперспективной дискуссии о сущности СОИ с точки зрения ее оборонного или наступательного характера. В результате к 1988 г. Москва согласилась с возможностью проведения американцами в космосе ряда не запрещенных Договором по ПРО 1972 года исследований и экспериментов, предусмотренных программой СОИ. ^[29].

Значение американской космической программы СОИ как в процессе склонения СССР к переговорному процессу, так и в более глобальных процессах завершения «холодной войны» и развала СССР имеет неоднозначную оценку в экспертной среде. Так, американские исследователи Б. Ламбет и К. Льюис еще в 1988 г. высказали обоснованное мнение о том, что благодаря СОИ, США заняли более сильную позицию на переговорах с Советским Союзом^[32].

Для российских исследователей в целом характерным является признание значительного влияния СОИ на советско-американские отношения. Однако, они склонны подчеркивать ее политический эффект, который «поставил под угрозу переговорный процесс по ограничению и сокращению ядерных вооружений» ^{[10, с. 61]} и психологический эффект, «который оказал серьезное влияние на мышление новой команды советских лидеров». ^{[15, с. 100]} При этом, если, российский исследователь В. Мизин, в принципе, соглашается с американской точкой зрения, что СОИ на самом деле была «своего рода «активной операцией» по втягиванию СССР в изматывающее соревнование на заведомо проигрышных для него направлениях». ^{[15, с. 100]}, то для другого авторитетного ученого В. Дворкина эффективность американской космической программы и ее значения для ухудшения положения СССР является достаточно спорной. Так, В. Дворкин указывает на то, что в течение 1980-х гг. советской военно-космической промышленностью был разработан целый ряд симметричных и ассиметричный ответов на американскую программу СОИ, которые, впрочем, как и американские, находились преимущественно на технологическом этапе разработки. Кроме того, он подчеркивает, что «советские ученые оперативно пришли к выводу о несопоставимости затрат на программу «звездных войн» и на меры, направленные на ее парирование» ^{[15, с. 61]} Таким образом, фактически отрицается значение СОИ как индикатора и негативного фактора влияния на состояние советской экономики. Однако, дальнейший обзор автором достижений американской и советской/ российской космонавтики в сфере безопасности и вооружения к. 1980-х – 90-х гг., свидетельствует, на наш взгляд, об обратном.

Украинские исследователи, признавая фундаментальность именно космического вызова для СССР со стороны американцев, все же определяющей внешней причиной ускорения распада социалистической системы и расчленения Советского Союза считают рейгановское наступление в политико-идеологической сфере ^{[13, с. 4]}.

На наш взгляд, следует признать, что именно программа СОИ наиболее рельефно выявила истинное состояние советской экономической системы. Как подчеркивают американские исследователи: «Советская экономика не создавала стимулов и гасила инициативу, производила изделия низкого качества. Большинство технологий, которые использовались для изготовления оружия, были западного происхождения. Советское министерство обороны, которое плохо переваривало домашнюю экономику, принимало ее плоды до тех пор, пока это не влияло на прочность армии. Но привлечение администрации Р. Рейгана в создание систем, основанных на современной технологии типа СОИ, привело к тому, что экономические реформы становились неизбежными ^{[31, с. 106]}.

Именно неуверенность в возможностях советской экономики ответить на вызов нового этапа научно-технического соперничества аэрокосмических систем привело к процессу сокращения вооружений и остановке «холодной войны». Таким образом, экономический эффект СОИ в процессе проигрыша СССР, скорее всего, оказался решающим.

И все же, вопреки роковой для советской системы роли американской космической политики, именно космос вновь стал той сферой, которая позволила обеим сторонам подтвердить стремление к урегулированию отношений и обеспечила углубление процесса разрядки. В апреле 1987 г. государственным секретарем США Дж. Шульцем и министром иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе было подписано Соглашения между США и СССР о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях. Поскольку вопрос контроля вооружений в нем не затрагивался, это позволило начать на данном направлении конструктивный диалог. Важно отметить, что подобные двусторонние договоры были подписаны в 1987-88 гг. между СССР и Великобританией, Австрией, Италией и др. странами. Накануне распада Советского Союза идеологические установки, которые мешали наладить глубокую кооперацию в прошлом, уже не казались непреодолимыми препятствиями ^{[23, с. 52]}.

Общее понимание позитивного значения космоса в процессе разрядки было продемонстрировано также появлением «Марсианской декларации» – документа опубликованного сторонниками американо-советского сближения в 1988 г. В ней, в частности, говорилось о том, что совместный проект МТКС с целью полета на Марс мог бы стать «уникальной возможностью для Соединенных Штатов и Советского Союза для объединения усилий на благо всего человечества, пробной моделью взаимовыгодного советско-американского сотрудничества на Земле, путем конверсии аэрокосмической промышленности в том случае, если будет осуществлено масштабное сокращение стратегических вооружений »^{[26, с. 341]}.

После переговорной динамики 1987-88 гг. наступила определенная пауза, связанная с приходом к власти администрации Дж. Буша-ст. И хотя уже в декабре 1989 г. во время встречи на Мальте лидеры супердержав торжественно провозгласили окончание «холодной войны», но ключевой договор, символизировавший окончательное прекращение гонки вооружений – Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1) был заключен только в июле 1991 г. Именно он лег в основу процесса налаживания постхолодных отношений уже между США и Россией, вступив в силу в декабре 1994 г.

В целом непростой процесс формирования российско-американских отношений был существенно поддержан успехами переговоров о совместной деятельности в космической сфере. 17 июня 1992 г. президенты Б.Н. Ельцин и У. Клинтон подписали в Вашингтоне соглашение о сотрудничестве в области исследования и использования космического пространства в мирных целях. Проблемы взаимодействия в космосе регулярно обсуждались на заседаниях межправительственной «комиссии Гора-Черномырдина». А первым практическим результатом стала разработанная Российским космическим агентством и НАСА совместная программа «Мир – Шаттл», запущенная уже в октябре 1992 г.

Следует отметить, что восстановленные на уровне космического сотрудничества связи в период к. 1980 – нач. 1990-х гг. превратились в важный канал передачи политических сигналов между двумя странами, что облегчило взаимодействие сторон по более широкому спектру проблем. Одновременно, в новых исторических условиях (после распада СССР) сотрудничество в космосе получило более прагматический стимул. Американцы рассматривали его как канал доступа к техническому потенциалу государств-наследниц советской космической программы. Основным инструментом американской политики стало переведение космических отношений на коммерческую основу, что в условиях экономического кризиса в России имело для нее несомненную привлекательность и стало способом сохранения космической отрасли и связанного с ней статуса великой державы.

Показательно, что Р. Рейган одним из первых увидел возможность использования технического потенциала стран-наследников советской космической программы ^{[17, с. 171]}. В 1992 г. в газете «Уолл-стрит джорнэл» появилась статья К. Педерсена, чиновника который долгое время возглавлял Управление внешних связей НАСА, под красноречивым заголовком «Купить российскую космическую программу – это хорошая сделка» ^{[28, p. 209]}. В ней он показал целый спектр возможностей, которые представились США в результате исчезновения СССР с политической карты мира. Таким образом, США получили шанс восполнить то, что было упущено ими во время советско-американского соперничества.

Желание использовать потенциал авиакосмической отрасли бывшего Советского Союза в коммерческих целях было неслучайным. Ведь именно на рубеже 1980-х – 1990-х гг. в США активизируется курс на широкую коммерциализацию космической отрасли ^[11]. Прекращение гонки вооружений усилило эту тенденцию, которая с начала 1990-х гг. становится ведущей в космической политике США.

Таким образом, космическая политика супердержав в процессе развития и окончания «холодной войны» приобрела значение важного индикатора и катализатора советско-американских отношений. Не лишенная деструктивного воздействия на обострение соперничества между двумя супердержавами, космическая политика продемонстрировала значительный потенциал позитивного влияния на разрядку международных отношений. Научно-технические достижения в рамках развития космической отрасли и угроза перенесения гонки вооружений в космос стали важнейшим стимулом для конструктивного диалога по разоружению второй половины 1980-х гг. Именно космическая программа Р. Рейгана СОИ сумела окончательно перевести советско-американское противостояние из области соревнования ядерных потенциалов в сферу соревнования технологий и экономических систем.

Кроме того, расширив круг спорных вопросов и проблем в двухсторонних отношениях, программа СОИ обеспечила американскому руководству переговорное преимущество. В свою очередь, существование данного вопроса позволило советскому руководству путем отказа от пакетного решения вопросов сокращения ядерного вооружения и остановки реализации программы СОИ продемонстрировать свою готовность к диалогу и компромиссу.

Таким образом, особенности процесса разрядки второй половины 1980-х – начала 1990-х гг. позволяют утверждать, что космическая политика США сыграла ведущую роль в контексте двухстороннего курса на прекращение гонки вооружений и прекращения «холодной войны».

Важно добавить, что процесс разрядки второй половины 1980-х подтвердил и закрепил потенциал космоса как идеологически и политически нейтральной сферы взаимовыгодного межгосударственного взаимодействия. Космическое сотрудничество превратилась в эффективный инструмент налаживания двусторонних отношений в условиях сохранения и даже обострения экономических и военно-политических противоречий. Что находит подтверждения и на современном этапе геополитического противостояния России с США.