Понимание Другого как основа человечности человека: диалектика этического и эстетического

Нагой Фатима Нурдиновна кандидат философских наук доцент, Волгоградский институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ 400005, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, ул. Советская, 28 Nagoy Fatima Nurdinovna PhD in Philosophy Docent, the department of Philosophy and Sociology, Volgograd Institute of Management, Branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 400005, Russia, Volgogradskaya oblast', g. Volgograd, ul. Sovetskaya, 28, kv. 118 fatima_nm@mail.ru

С момента своего возникновения философская категория «понимание» обосновывает идею целостности человеческого бытия, так как отражает осознание человеком его места и предназначения в мире. О значении собеседника для движения мысли говорили древние греки, и такое понимание потребности в другом человеке считали проявлением свободы. Свободным считался человек, живший для себя, и это понимание зафиксировали принципы этики самореализации Аристотеля. Об этических принципах объединения людей в сообщества размышляли средневековые авторы, затем довольно быстро набрала силу идея возрожденческого индивидуализма, опирающегося на эстетическое отношение к миру, и, наконец, социальные и гносеологические характеристики природы человека были объявлены приоритетными представителями новоевропейской теории общественного договора. В духе нового времени возникают такие конструкции как «природный человек», «естественный человек», «добрый дикарь». Образ Другого в полной мере проявился в философии Ж.-Ж. Руссо, который считал противопоставление разумного человека как мыслящего субъекта природе признаком деградациизападной цивилизации. Для Руссо осознание человеком идеи разумности природы есть признак необходимой образованности, основная же задача для человека – «выйти из библиотеки» и искать Другого для осознания того, что жить – значит страдать, проявлять человеческие черты – быть способным к состраданию как высшему проявлению соучастия.

В европейской классической философии не было дано определение понятия «Другой», но смысл его подразумевался, в том числе, представителями немецкого романтизма. О необходимости духовного самоопределения человека писал И. Кант, подчеркивая, что оно возможно через критическое отношение к философским построениям и усилиям Других. Данное понятие близко к гегелевскому пониманию действительности как задачи философии, вызванной к жизни самой деятельностью активного субъекта. Универсальная понимающая коммуникация сторон-личностей полагается Мировым Духом вследствие его усилий и проявленной хитрости на пути самопознания и обретения свободы. Диалектика основных категорий Г. В. Ф. Гегеля раскрывает становление как разрешение противоречия бытия (все) и небытия (ничто), дающее инобытие (нечто). Процесс в единстве с результатом представляет собой духовную работу по самопознанию и освобождению от беспокойства, как мирового духа, так и индивида, вызванного отсутствием знания своей сущности. Понятийное отражение процесса взаимопроникновения «своего и иного», «Я и не-Я» в философии Фихте сформировало методологические предпосылки современного наполнения понятия «Другой».

Современная философия обладает плюралистическим характером, отрицает безусловность возможностей разума и подчеркивает зависимость мира от человека. Человек представляет собой процесс, а не некоторый результат, так как его природа незавершенна и открыта миру. Невозможность завершенного определения человека ведет к ситуации, в которой идея человека раскрывается через признание существования Другого. Возможность обращения к Другому создает условия для прорыва к сущности или эссенции, которая следует за существованием, а не предшествует ему как утверждала «старая» философия. При этом понятие «другой» может скрывать за собой самые разные значения от растения, животного, произведения человеческого духа до автономной личности, закона природы, и, наконец, Бога.

Таким образом, идея Другого может быть включена в размышление как понятие, а может присутствовать в виде скрытой предпосылки мысли. Другой, одновременно, выступает внутренним и внешним фактором мышления. Он же представляет собой такую «инаковость» для любого Я, которая содержит в себе как подобие, так и самостоятельность собственного существования. Человек нуждается как в зримом, так и в скрытом присутствии Другого для осознания своей целостности или человечности, которая начиная с эпохи Возрождения трактуется как тождественность макрокосма и микрокосма или малый большой мир. Это присутствующее может иметь конструктивное или деструктивное содержание, которое предопределяет ценное и ничтожное в границах Я. Следовательно, личность в безвоздушном пространстве или помимо Другого не определяется, также как не проясняется содержание человечности человека.

Представляет интерес, обоснованное Х. Ортегой-и-Гассетом ^[4] положение о том, что Другой входит в жизнь человека даже раньше, чем мир природы. Человек рождается и живет в обществе, еще, не зная, что он находится среди людей и сам является человеком, подобно ребенку, видящему в зеркале свое отражение и не осознающему его как собственное. Социальный принцип выражается в том, что прежде чем осознать себя человек получает представление о существовании других и Другого. Следует подчеркнуть, что мир другого не является никогда очевидным, в нем присутствует таинственность, ждущая разгадывания и встречи со стремящимся к пониманию человеком-ребенком. С необходимостью вернуть бытию тайну согласен М.Хайдеггер, так как местопребывание, ставшее обычным, открывает человеку простор для присутствия Бога как чрезвычайного. В противном случае существование рубрик мысли, отражающих известный горизонт понятий, приводит к заблуждениям. Как следствие из этого, гуманизм обретает две версии: культивирование человечности и озабоченность освобождением от человечности, обретением свободы ^[7].

Особое внимание заслуживает положение о том, что открытость Другому несет в себе серьезные угрозы, разные по характеру и выраженности. Перед человеком потенциально находится, как друг, так и враг, и это отличает Другого от Своего (знакомого). Другой, с точки зрения Ортеги-и-Гассета, ценен зачастую тем, что отрицает даже мой образ мыслей, чувств, предпочтений. Возникновение на этой основе демаркационной линии не позволяет человеку продолжать переносить свою самость на мир. Положительное значение Другого таким образом сохраняется и реализуется через усиление импульса к развитию и самосовершенствованию личности.

Другие – это смерть моих возможностей, выражение конфликтности бытия утверждает Ж. П. Сартр. «Речь идет, с одной стороны, о том, чтобы защитить себя от опасности, которая подстерегает меня в моем внешнем-бытии-в-свободе-Другого, а, с другой стороны, о том, чтобы использовать Другого в конечном счете для тотализации распадающейся целостности, которой я являюсь, для закрытия открытого круга и сделать, наконец, то, чтобы я был основанием для самого себя» ^{[5, с. 373]}. Пытаясь справиться с заброшенностью и одиночеством, преодолевая чувство преследующей экзистенциальной тревоги, человек, гонимый неудовлетворенностью, стремится познать себя и Другого. Вместе с тем, он понимает невыполнимость этой задачи. В такой ситуации перестают работать привычные и известные правила, и именно Другие способствуют обретению и поддержанию целостности человека. Такое длящееся преодоление вызывает экстаз самоутверждения у человека, осознание им неискоренимости изначальной конфликтности бытия человека (бытие и ничто). В результате возникает препятствие для обессмысливания человечного и экзистенциально-гуманистического.

На этой основе оформляется важный вывод: каждая жизнь представляет собой возможный и существующий взгляд на Вселенную; истина – плюралистична (разнообразна). Значит, никто не может претендовать на то, что его точка зрения единственно истинна. Точка зрения всегда является собственной(личностной) и в этом качестве признает существование истины Другого, что, однако, не означает релятивность истины. Жизнь – своего рода «драма», в которой выбор носит экзистенциальный характер. Поэтому человечество следует делить не на классы или социальные слои. Существует две большие группы людей: элита – своего рода духовная аристократия и «масса», лишенная требовательности к себе и способности к самооценке.

Подчеркнем, что никто из экзистенциалистов не желал для себя элитарности, которая возникла в результате противодействия и противопоставления ими себя массовой культуре, а также их критики культурной индустрии и техники. «Человек-масса» Х. Ортеги-и-Гассета, «одномерный человек» Г. Маркузе обозначают собой скучную посредственность и желание быть как все. «Масса» - совокупность индивидов, ориентированных на жизнь в массе. В прошлом веке, благодаря демократическому укладу и научно-техническому прогрессу, стал возможен высокий уровень жизни для разросшегося тела. Разрослось самолюбие тех, кто пользуется возникшими выгодами и не думает ни об ограниченности своего существования, ни об окружающем огромном мире, ни о завтрашнем дне, ни об отставшей от тела размерами душе. Основная угроза для человека – не быть собой или жить не для себя (например, жить для смерти). Это отразила основная этическая тема экзистенциального искусства, которой стало одиночество человека, постоянно им преодолеваемое, но не преодолимое.

Другую сторону взаимоотношения человека и Другого исследовал С. Франк, который различал два типа отношений: первичное непосредственное (эстетическое) отношение и вторичное (этическое) отношение. Отсюда берет начало особого рода страх личности – осознание своей же внутренней необеспеченности, которое вызывает разного рода культурные опосредования в виде эстетических и этических ценностей. «Устремленный на меня взор чужой пары глаз – первое непосредственное действие на меня «ты» – повергает меня в состояние несвободы, связанности, скованности моего непосредственного самобытия, – в некоторого рода паралич его самообнаружения во мне, сказывающийся и в каком-то искажении его самого и его внутренней жизни» ^{[6, с. 364]}. Ценность такого напряжения заключается в стимулировании рождения самости в форме актуального бытия, как в себе, так и для себя. Способность личности к самосохранению можно считать первым шагом на пути понимания человеком своей автономности и независимости. Второй шаг как следующий тип отношений проявляет Другого как «реальность сходного, сродного, родного – некую свою родину» ^{[6, с. 366]}. Таким образом, враждебность между человеком и Другим, а также возникающий опыт внутренней однородности личности и Другого и есть то, что затрагивает и ведет человека к высказыванию и проектированию себя. Можно сделать вывод, что без Другого мир личности приобретет только неестественные и неподлинные иллюзорные черты. Только явный или неявный, внутренний или внешний диалог способствует «второму» и основному индивидуальному рождению человека.

Оценивая Другого как себя, личность создает условия для самооценки и последующего саморазвития. Обратимость принципа понимания Другого на себя и самого себя на Другого находится в основе современного звучания этического принципа взаимности между людьми. Таким образом, человеческое Я не познается абстрактно или исключительно теоретически, его необходимо признать практически и психологически активным и причастным к бытию, в котором оно же занимает свое единственное место. Каждый человек – единственный в том смысле, что у него нет двойников – одна жизнь, одна смерть, которую невозможно отнять, как и ту миссию на земле, которую он должен исполнить сам. И. Кант видел гениальность в особом пространственно-временном видении человека, а экзистенциалисты обнаружили единственность в попадании и «стоянии» человека в просвете бытия. Следовательно, Я должно реализовать свою единственность, данную и заданную и принять за нее же ответственность. Выражение «не алиби в бытии» означает, что человек не может считать себя отсутствующим, он всегда присутствует в бытии и ответственен за своё присутствие и бытие, так как присутствующее затрагивает присутствующего.

Проиллюстрируем положение о том, что самопонимание личности открыто и определено встречей с Другим примером, приведенным М. Бахтиным. Отсутствие в автопортретах художников завершенного образа свидетельствует о том, что «моя наружность не может стать моментом моей характеристики для меня самого. В категории Я моя наружность не может переживаться как объемлющая и завершающая меня ценность, так переживается она лишь в категории другого, и нужно себя самого подвести под эту категорию, чтобы увидеть себя как момент внешнего единого живописно-пластического мира» ^{[1, с. 33]}. Поэтому человек для себя не может быть и не выступает эстетическим объектом. Парадоксально, но эстетичен Другой или внешний (видимый). Другим примером может служить трактовка С. Кьеркегором эстетической стадии как начальной при восхождении к экзистенции. Затем на этической ступени возникает психологичное, невыразимое в полной мере, внутреннее Я. Другой для человека потенциально может быть всем или даже всяким, поэтому встречи с ним вызывают самые противоположные чувства. М.Бахтин подчеркивает, что человек, занимающий определенную, не заменимую никем другим позицию в бытии с необходимостью должен обладать телесностью. В своей данности самому себе он ощущает себя как «внутреннее тело». Таким образом, тело тоже является моментом самосознания человека. Оно представляет собой сочетание внутренних органических ощущений, потребностей и желаний, которые объединены в целое. Если внутреннее тело – некоторая данность, то тело другого следует назвать заданным эстетически «внешним телом», которое выступает как основа создания свое тела. Тело, «восчувствованное» изнутри, – биологично, докультурно ^[1].

Из вышесказанного следует, что положительное начало мне дает Другой. Моя человеческая ценность или значимость есть дар другого: «Приобретаю я оценку свою в любви другого». Представляет интерес понимание Бога «абсолютно» Другим по отношению к каждому из нас религиозными экзистенциалистами. Бог находится в мире и потому может любить и миловать, возлагать на человека требование личностного отношения к Себе. Соответственно, человеком признается свобода воли в выборе любви к Богу или любви к себе самому. Сопоставление незаконченного (без оценки) мира этического поступка и законченного, завершенного в себе эстетического мира, приводит нас к пониманию, что в каждом из миров присутствуют те же ценности, что и в действительности. Однако, в реальном мире они представляют собой ценности действия, вопрошания и ответа, а в обозначенных мирах – результат рационалистического этического подхода или отражение эстетического чувственного созерцания.

Особо отметим, что эстетический субъект и эстетический объект пребывают в состоянии тесной координации: граница между ними не только разъединяет, но и сочетает их, позволяет им полагать друг друга. М. Бахтин подчеркивал: «Эстетическая активность всё время работает на границах (форма – граница) переживаемой изнутри жизни, там, где жизнь обращена вовне, где она кончается, (пространственный временной и смысловой конец) и начинается другая, где лежит недосягаемая ей самой сфера активности другого» ^{[1, с.76]}. Эстетическая сущность принципа диалогичности проявляется в следующем: «Эстетическое творчество не может быть объяснено и осмыслено имманентно одному единственному сознанию, эстетическое событие не может иметь лишь одного участника, который и переживает жизнь и выражает свое переживание в художественно значимой форме. Есть события, которые принципиально не могут развертываться в плане одного и единого сознания, но предполагают два не сливающихся сознания, существенным конститутивным моментом которых является отношение одного сознания к другому…» ^{[1, с.78]}. Переход материала в форму, а формы в содержание осуществляется через культуру, через наполнение материала и формы ценностями культуры.

В результате предпринятого исследования получило обоснование понимание культуры как системы творческих точек зрения, творческих позиций, которые можно определить как события-встречи или как коммуникативные события. Систематическое единство культуры образуется зацеплением атомов культурной жизни. «Автономная причастность» каждого атома культуры к целому, означающая его нераздельность с системой культуры и нерастворимость в ней, создает «конкретную систематичность каждого явления культуры», из чего следует, что область культуры не сплошная территория, а вся состоит из границ, понимаемых как линии соприкосновений и взаимодействий атомов культурной жизни ^[1].

Следующий вывод выражен положением, что «культурное понимание» не является актом субъективности, а представляет собой способ бытия человека – конечного, временного, историчного человеческого бытия, отличного от несобственного простого поддержания повседневной жизни. С экзистенциальных позиций понимание через самоистолкование раскрывает человеческое существование в событии обретения истины бытия. Чудо понимания заключается не в том, что души таинственно сообщаются между собой, а в том, что они причастны к общему для них смыслу. Произведение искусства является предметом разговора автора и читателя на общую для них тему без морализаторства. Одним из антропологических оснований понимания является игра - совместное участие двоих в событии открытия истины бытия. Игра для человека давно стала дорогой к коммуникации, она требует участия в ней и зрителя в театре, и читателя литературного произведения, она не ведет к вынесенному за ее пределы результату. Игра играет всеми участниками, поскольку полагает соблюдение определенных установленных правил и содержит цель внутри себя.

Это обеспечивает герменевтическую культурную идентичность, например, в художественной игре. Только тот способен на действительное восприятие – понимание искусства, кто, обладая эстетической наивностью, участвует в игре, добиваясь некоторых собственных наивных результатов. «Герменевтическая идентичность» художественного произведения «заключается именно в том, что что-то при этом «понимается», что произведение хочет быть понято как то, что оно «имеет в виду» или «говорит». Требование, исходящее из произведения, ждет своего удовлетворения. Произведение жаждет ответа, который может дать только тот, кто принял это требование. И ответ должен стать его личным ответом…» ^{[2, с.291-292]}.

У текста как бы два автора: один предшествует, другой внутри и два читателя – один следует правилам первого автора, другой стремится обнаружить и понять второго автора. Понятие «горизонта» было впервые введено Х.-Г. Гадамером для обозначения границ понимания, присущих любому субъекту восприятия в его ситуативной и исторической обусловленности. Определенный «горизонт» присущ, однако, также и самому произведению внутри которого находится автор как механизм его существования. Понимание же возникает в случае слияния двух «горизонтов»: современного «горизонта», носителем которого выступает читатель, и исторического «горизонта», присущего тексту ^[3].

В целом, основное назначение искусства в открытии мира. Под миром понимается не окружающая природная или социальная реальность, не совокупность каких-либо вещей и явлений. «Мир» вообще не может существовать для растений и животных. Мир, открываемый искусством и данный только человеку, беспредметен и представляет собой единство жизненно значимых отношений в совместном бытии (со-бытии) человека с другими людьми. Этим может жить и действовать целый народ в конкретную историческую эпоху. «Мир» высвечивает вместе то, «на чем и в чем человек основывает свое жилье» и что без этого освещения остается совершенно скрытым для человека. М. Хайдеггер называет это землей, подчеркивая сразу, что подразумевает под этим словом не просто представление о материальной массе поверхности планеты или физическое и астрономическое понятие о ней. «Земля» - существование вещей в их сокрытости, из которой они могут войти в видимое человеком пространство благодаря «отблескам», бросаемым на них миром, сохраняющим при этом тайну бытия. Только через «мир» все вещи получают свою определенность – «долговременность и быстротечность, свою удаленность и близость, свою широту и узость» » ^{[7, с.45]}.

Если искусство несет в себе «мир», хранителями которого являются поэты, художники и музыканты, то оно и является способом осознания («установления») всего вещественного, оно двигает и держит саму «землю» в открытости бытия. «Храм – произведение в том, что он выставляет мир... Скала превращается в опору и покой и так впервые становится скалой; металлы приходят к блеску и мерцанию, краски – к свечению, тон – к звучанию, слово – к говорению…Произведение позволяет земле быть землей» ^{[7, с.45]}. Таким образом, «выставление мира и установление земли являются двумя сущностными чертами произведения», и потому именно искусство «впервые дает вещам облик, а человеку взгляд на самого себя» ^{[7, с.45]}.

Подводя итоги, в бытии человека выделим следующие слои. Первый -существование человека как тела. Коммуникация на уровне этого наличного эмпирического бытия подчинена принципам полезности. Второй уровень в бытии человека представляет собой предметное сознание, которое по истинности своей является общим для всего человечества. Кульминацией бытия человекавыступает «разум» или «дух» – «целостность мышления, деятельности, чувства», которая проявляется через идеи, организующие опыт и стимулирующие познание. «Разумный уровень» отличается от «рассудка» как вневременная структура от временного обусловленного события. К. Ясперс выразил эту мысль следующим образом: «Коммуникация в сфере духа – есть создание из общественной субстанции идеи целого... Это коммуникация отдельного члена с организмом. Он отличается от всех, но составляет с ними одно в объемлющем их порядке» ^{[8, с.54]}. Отдельный человек видит смысл своего существования в признании себя частью социального целого, которое им же определено в данном качестве.

Заключительным является положение, что обретение экзистенции не простой путь понимания ее на основе обращения к Другому, а противоречивая дорога понимания, возникающая и вопреки Другому. Часть людей ищет смысл существования и обретает свое значение, выстраивает свой «проект», вовлекается в жизнь и активно действует, остальные – напротив, совершают бегство от свободы и пассивно принимают те обстоятельства и те роли, которые им навязаны извне, предпочитая оставаться в рамках несвободы. Эта бинарная оппозиция имеет самое прямое отношение к эстетическим и этическим проблемам. Решение этих проблем осуществляется через движение сознания к свободе, к обретению человеком ответственности за себя и мир. Чудо трансцендирования представляет собой выход самобытия личности за свои же пределы, что позволяет зафиксировать общий вывод о том, что человек и Другой полагают друг друга, являются обусловленными друг другом сторонами и создают основания для диалектики этического и эстетического, проявленной в обретении человечности человеком.