Мифы безопасности как элемент политического сознания

Краснянская Татьяна Максимовна доктор психологических наук профессор, профессор кафедры общей, социальной психологии и истории психологии Московского гуманитарного университета (Москва, Россия). 111395, Россия, г. Москва, ул. Юности, 5, ауд. 318 Krasnyanskaya Tat'yana Maksimovna Doctor of Psychology doctor of psychological sciences, professor, professor of the department of general, social psychology and history of psychology, Moscow state university for the humanities (Moscow, Russia). 111395, Russia, g. Moscow, ul. Yunosti, 5, aud. 318 ktm8@yandex.ru Другие публикации этого автора

Тылец Валерий Геннадьевич доктор психологических наук профессор, филиал Ставропольского государственного педагогического института в г. Ессентуки 357635, Россия, Ставропольский край, г. Ессентуки, ул. Долина Роз, 7 Tylets Valerii Gennad'evich Doctor of Psychology professor of the Department of Pedagogy and Psychology at Essentuki Branch of the Stavropol State Teachers' Training Institute 357635, Russia, Stavropol Region, Essentuki, str. Dolina Roz, 7 tyletsvalery@yandex.ru Другие публикации этого автора

Безопасность в силу ее онтологической значимости для человека относится к базовым социальным универсалиям. В настоящее время соответствующая ей категория активно используется как при осмыслении различных аспектов общественного функционирования, так и при построении исследовательского пространства значительной части научных дисциплин. Рост интереса к безопасностной проблематике стимулируется усложнением жизненной реальности, делающим человека более уязвимым к угрозам и обостряющим потребность в совершенствовании механизмов и средств повышения его эффективности в противодействии им. При этом продвижение человечества по пути технического прогресса и гуманистически ориентированных социальных преобразований, изменение приоритетов по многим бытийным вопросам не умаляет ценности безопасности ни для цивилизационных структур, ни для каждого отдельного их представителя.

Неисчерпаемая востребованность данной реалии основывается на ее априорной «встроенности» в процессы взаимодействия человека и создаваемых им систем с меняющейся и высоко противоречивой действительностью. Обладая оценочной природой, безопасность, в самом общем своем понимании, характеризует степень приемлемости для объекта его средового окружения и особенностей взаимодействия с ним, то, в какой мере он способен контролировать поступление значимых для его состояния воздействий. Падение ее уровня, свидетельствуя о том или ином проявлении неблагополучия, мобилизует ресурсную базу и переключает регуляторные механизмы определенных субъектов на восстановление параметров успешного функционирования и, наоборот, ее повышение переводит их в латентное состояние, позволяя направить энергию на решение иных задач, субъективно значимых на текущий момент ^[1]. Таким образом, реализуется базовое единство сохранной и развивающей функций безопасности. Отдание предпочтений одной функции в ущерб другой влечет за собой последствия, разрушающие систему безопасности. Обозначенный принцип определяет процессы организации любых образований, начиная с макро- (международные, государственные) и заканчивая микро- (отдельный индивид) структурами. Как следствие, он обладает значимостью с точки зрения управления политическими, военными, правовыми, экономическими, социальными и иными явлениями, инициируя исследовательские изыскания и практические разработки в соответствующих областях.

Отметим, что исторически первый интерес для общества в лице субъектов его управления и представителей научного сообщества (прежде всего, философов) представляла политическая и военная безопасность. Разработка стратегий и тактик обеспечения данных видов безопасности рассматривалась ведущей задачей, включенной в процессы построения деятельности государственных и общественных образований. При этом значительный период социального развития данная задача выступала единственно значимой для всех структур, обслуживающих сферу безопасности. Принятие аналогичных мер в отношении отдельных индивидов представлялось целесообразным только при условии их максимальной приближенности к вершине управленческой иерархии. В остальных случаях интересы макроуровня безопасности подавляли интересы ее микроуровня, придавая им по преимуществу декларативный характер, а иногда отрицая их публично в практиках общественного функционирования.

Впитавший в себя гуманистические идеи XX век способствовал переосмыслению многих ценностей, что позволило исключить некоторые из числа таковых в иерархии социальной значимости и понизить в ней ранг других ценностей. Не утратив традиционных аксиологических приоритетов, безопасность расширила их объектный ряд за счет массированной концентрации на запросах отдельного человека. Рассмотрение вопросов экологической, продовольственной, финансовой, криминальной и иных видов безопасности сопровождалось утверждением идеи о ведущей роли человека в процессах их нарушения, восстановления, сохранения и развития, образующих комплексную систему ее обеспечения. Именно его субъектность определяет качественные и количественные параметры их реализации. Как следствие, наряду с философским, социологическим, правовым, экономическим и другими, на сегодняшний день набирает значительные темпы психологический ракурс их разработки.

Вопросы безопасности достаточно широко изучаются в проблемном поле педагогической, социальной, организационной, юридической, экстремальной психологии, а также психологии труда и спорта ^{[2, 3, 4]}. Проведенные исследования позволили установить и в большей или меньшей мере охарактеризовать такие проекции безопасности на психические структуры человека как ощущение, чувство, переживание безопасности, потребность в ней и субъектные представления об ее особенностях ^[5]. Содержательно раскрыта на уровне стратегий, сценариев, траекторий, ресурсной базы и ритуализированных форм поведенческая проекция безопасности, обозначенная в качестве безопасного поведения ^{[6, 7, 8]}. Выявление ценностных приоритетов ^{[9, 10, 11]} и временной трансспективы безопасности ^[12], ее связи с характерологическими и мотивационными ^{[13, 14, 15, 16]} структурами человека создало основу для моделирования личности так называемого безопасного типа. Таким образом, на текущий момент многое сделано для теоретической реконструкции психологического пласта безопасности человека как уникального субъекта, выстраивающего свой жизненный путь в направлении реализации личностно значимой для него цели.

Вместе с тем, не относясь к категории полностью автономных субъектов, наибольшей эффективности в сфере безопасности человек достигает при учете социальных реалий. Изоляция от них, образуя мнимую защищенность, блокирует поступление к субъекту информационных потоков, затрудняет пополнение его ресурсной базы, затормаживает отработку необходимых компетенций, построение предметных стратегий и, тем самым, разрушает функциональный баланс безопасности. В наибольшей степени данное утверждение относится к политическому пространству, не явность которого для значительной части населения не исключает его очевидного влияния на состояние многих аспектов безопасности. Выступая частью социального пространства, оно в наибольшей, чем остальные его составляющие, степени связано с проблемами безопасности, определяя, как минимум, такие ее разновидности как военная, экономическая, продовольственная, правовая безопасность. Следовательно, рассмотрение политического сознания, представляющего собой проекцию политических реалий на психические структуры общества, его групповых и индивидуальных субъектов, должно занять достойное место в построении объяснительного поля политического вектора психологии безопасности. Его включение в исследовательский дискурс открывает возможность преодоления трудностей понимания связи между социальными и субъектными аспектами безопасности человека, до сих пор вызываемых различиями в видении и подходах к разработке проблематики.

В качестве перспективного посредника между политической реальностью и субъектом безопасности нами рассматривается феномен, обозначаемый мифом безопасности.

Отметим, что миф как форма коллективного и индивидуального сознания в настоящее время подвергается содержательному переосмыслению. На смену его узкоспециализированному пониманию в качестве красочного повествования о легендарных богах и обожествленных героях, раскрывающего представление людей о мироустройстве и своем положении в нем, об истоках всего сущего (животного мира, человека, общества и т.д.) и незыблемом порядке вещей, пришло отнесение к нему любых истин, возведенных в ранг абсолютизации ^[17]. Произошедшая утрата сакральности мифологического содержания сопровождается сохранением за мифом ведущих признаков, отличающих его от других форм знания. Несмотря на некоторое смещение интерпретационных акцентов, миф продолжает восприниматься в качестве концентрированной системы ценностей, соединенной с некоторым вымыслом и условностями, пробуждающими в человеке эмоционально окрашенные веру и фантазии, позволяющими раскрепостить его сознание и упорядочить на этой основе картину мира. Дорефлексивную обоснованность и доверие к предлагаемым в нем истинам вызывает свойственное мифологическому знанию сочетание логического порядка с эмоциональностью и харизматичностью изложения его содержания. «Упаковывая» реальность в сакральные смыслы, миф выступает посредником между человеком и окружающим его миром. Он объясняет и внушает. Содержащаяся в нем система ценностных доминант свободно преступает исторические границы и позволяет «декорировать» современную действительность предельными смыслами и эмоциональным знанием. Предлагаемые им модели поведения воспринимаются в качестве руководства к действию на интуитивной основе и легко адаптируются к социальному контексту.

Мифы безопасности определяются нами как предметно специализированная разновидность мифа, раскрывающая базовые ценности в сфере безопасности и предлагающая модели поведения, обеспечивающие ее достижение. В качестве составной части мифологической подструктуры психики человека мифы безопасности выступают той психической реальностью, которая воплощает собой целостный конгломерат индивидуально порожденных и социально приобретенных представлений, потребностей, желаний, влечений, устремлений, интересов, ценностей и установок субъекта в сфере безопасности. Имея условно-символическую, ценностную природу, мифы обладают потенциалом скрытой от сознания актуализации тех структур его сознания, которые способствуют преодолению фрагментарности, относительности и неупорядоченности бытия, отражающегося на качестве решения задач безопасности.

Конкретизируя, можно обозначить, как минимум, два плана обстоятельств, определяющих необходимость обращения к мифологической феноменологии при рассмотрении проблем безопасности.

Один из них увязывается с внутренней противоречивостью самого феномена безопасности. Согласно научным выводам по проблеме, он представлен динамическим балансом двух полярностей – защищенности и способности субъекта к развитию. Защищенность предполагает реализацию субъектом стратегии полной закрытости, изолированности от неоднородной и неопределенной среды, рождающей неуверенность в себе, в своих решениях и выборах. Эта среда может быть враждебной, стремящейся к большему или меньшему изменению, разрушению или уничтожению субъекта. Данный полюс безопасности связан с воздвижением вокруг него различных преград, призванных нейтрализовать поступающие воздействия, обеспечить ему постоянную и предсказуемую среду существования, оградить от трудностей и проблем жизнедеятельности. Находящаяся в оппозиции защищенности, способность к развитию основывается на максимальной открытости субъекта, дающей возможность его погружения в информационные потоки, переживания в той или иной степени существенных изменений при столкновении с противоречиями и трудностями жизненных реалий. Она не возможна без овладения и постоянного совершенствования субъектом индивидуальных технологий построения адекватного взаимодействия с действительностью при различных средовых условиях и ситуационных обстоятельствах, что требует полного и разностороннего контакта с ней. Обозначенные особенности делают совмещение безопасностью принципиально несовместимых реальностей защищенности и развития возможным только в контексте привлечения носителей динамического потенциала, избыточно представленного в мифологическом материале. Заложенная в нем сила преодоления позволяет, избегая крайностей, поддерживать приемлемый для безопасности субъекта баланс защищенности и возможности развития.

В качестве значимого плана востребованности мифов безопасности выступает также отмечаемая авторами несовместимость смысла и содержания современной жизни. Относительность, условность и противоречивость многих ее параметров, создающих тем самым угрозы жизнедеятельности человека, может получить более адекватное и субъективно приемлемое осмысление с привлечением потенциала, заложенного в мифе. Концентрируя собой факты, обладающие априорной истинностью и объективностью, мифы безопасности позволяют ментально воссоздать перед ним реальность, обладающую достаточной упорядоченностью, доброжелательно «отзывающуюся» на его потребности, вооружающую ресурсами, стратегиями и тактиками воплощения на практике оптимального именно для конкретного индивида соотношения защищенности и возможности развития. По сути, миф выступает своеобразным инструментом управления субъективной реальностью человека, нацеленной на включение его в объективную реальность.

Синтезируя на теоретическом уровне ресурсную базу мифа и содержательно экстраполируя ее на сферу безопасности, обоснуем информационную, ориентационную, идентификационную, компенсаторную, манипуляционную и мобилизационную функции мифов безопасности.

Информационная функция мифов безопасности основывается на их содержательном наполнении ярко представленными и апробированными историей сведениями об условиях, механизмах, стратегиях, алгоритмах и прочих аспектах организации безопасной жизнедеятельности. Особая восприимчивость к мифам различных субъектов поддерживается снижением порога сложности понимания заложенных в них позиций, основанных на пришедших из глубины веков архитипических образах. Содержание мифологического материала обладает доступностью понимания и облегченностью присвоения личностных смыслов. Неизбежное обновление их содержательных линий, предполагающее утрату определенных сюжетов и забвение важных когда-то мифологических имен, не исключает опоры на ключевые для всего человечества коннотации. Исходя из онтологической ценности безопасности, можно предполагать, что раскрывающие ее мифы вновь и вновь воспроизводят во времени и пространстве относящиеся к данной реальности универсальные и непреложные истины. Сочетание содержащихся в них безусловных ценностей, вымысла и условностей открывает возможность нового для индивидуального субъекта видения и осмысления действительности, переориентации и переутверждения в ее системе координат. Раскрывая новые грани ситуации, миф выступает средством их лигитимизации на уровне индивидуального сознания, что выступает отправной точкой для построения адекватного взаимодействия с ней, крайне важного для практики обеспечения безопасности. В результате мощный объяснительный потенциал мифологического содержания позволяет субъекту не только интериоризировать социальный, но и структурировать индивидуальный опыт в соответствующей сфере.

Обозначение ориентационной функции мифов безопасности связано с обращением к содержащимся в них ценностно-смысловым маркерам поддержания витальности человека. Предлагая определенную систему ценностей, миф позволяет упростить процесс восприятия им сложной и противоречивой действительности, наполненной неопределенностями различного типа и уровня. Мифом расставляется некая координатная сетка, облегчающая фиксацию наиболее эффективного с точки зрения безопасности местоположения в пространстве расплывчато представленных вероятностных преимуществ и возможных выборов из них, наполненных личностно окрашенной борьбой мотивов. Из всего бесконечного разнообразия вариантов того, что «хорошо» и что «плохо» для сохранения безопасности, он вычленяет крайние позиции, подчеркивая тот или иной аспект их ценностно-смыслового наполнения. Он конструирует идеалы безопасности, т.е. максимально целесообразные образцы обеспечивающего его взаимодействия с окружающей реальности. Задавая непреложные ценностные стандарты, мифы позволяют преодолеть фрагментарное видение мира и выстроить на этой основе взаимодействие с ним, отвечающее требованиям безопасности.

Идентификационная функция мифов безопасности состоит в предоставляемой ими возможности облегченного распознавания и классификации связанных со своим предметом аспектов действительности. В силу своей природы они изначально наполнены некими сакральными смыслами, подчеркивающими или заостряющими особенности этой действительности, наиболее значимые с точки зрения вопросов обеспечения безопасности. Распространение мифов предполагает массовое тиражирование некоторых позиций образующих их мифологем, т.е. структур, базовых для конкретной мифологической проблематики и пронизывающих собой любые выстраиваемые в ней сюжеты. Можно предполагать, что для мифов безопасности такими мифологемами выступают защищенность и развитие как категории, в наибольшей степени раскрывающие сущностное наполнение соответствующего феномена. Мифологические тексты предоставляют конкретное видение идеалов защищенности и развития, представленных во вневременном ракурсе, но с учетом современных реалий. Имплицитная представленность ценностей безопасности, заложенных в мифологический материал на социальном уровне, позволяет на индивидуальном уровне безболезненно преодолевать актуальные для этой сферы барьеры между опытом в соответствующей сфере отцов и детей или опытом старшего и младшего поколения. При этом явным преимуществом использования мифов безопасности является их распространенность на все случаи жизни человека, на любые условия и обстоятельства возникающих для нее угроз. Предлагаемый ими материал легко адаптируется к разнообразным факторам, условиям и ситуациям нарушения безопасности. Он облегчает распознавание характера угрозы, построение классификации ее предпосылок, признаков, условий и последствий развития вне зависимости от сферы актуализации проблемы. Заложенные в мифы идентификационные возможности повышают уровень понимания субъектом окружающей действительности, что играет позитивную роль в построении практики самообеспечения безопасности.

Компенсаторная функция мифов безопасности раскрывается через их способность оказывать содействие субъекту в проживании травмирующих параметров действительности, снижающих его эффективность в сфере самообеспечения безопасности. Реальность данной функции мифа авторы (в частности, Э. Кассирер ^[18]) увязывают с изначальной погруженностью человека в субъективное пространство вымысла и фантазий, грез и мечтаний, страхов и надежд, надуманных ситуаций и в большей или меньшей степени беспочвенных ожиданий. Именно они, по большей степени, стихийно управляют его настроением и поведением, оказывают влияние на восприятие различных фрагментов и целостности действительности, а также построение деятельностной активности. В таких условиях миф, являясь органичной частью данного пространства вымысла, выступает единственно действенным средством управления его содержанием. Посредством своих сюжетов, он задает границы и условия актуализации его компонентов, привлечения их для решения возникающих перед субъектом насущных задач безопасности. Мифы безопасности посредством использования своего аксиологического потенциала позволяют внести элемент порядка в связанный с безопасностью событийный ряд, максимально актуализировать ресурсы на восполнение нарушенной гармонии. При этом процессы гармонизации могут охватывать как субъективную, так и объективную реальность. На основе обращения к мифам вымысел способен выступить субъектным средством не только противодействия мнимым, а отчасти и реальным угрозам, но и преодоления разрушающих для индивидов последствий встречи с опасностями.

Выделение манипуляционной функции мифов безопасности основывается на учете заложенных в них инструментов управления поведением своих реципиентов. Как представляется, именно эту функцию мифов имел в виду М.К. Мамардашвили ^[19], рассматривая их в качестве продуктивного средства конструирования человека из биологического материала. Мощный потенциал изменения смысловой, ценностной и поведенческой сфер человека достигается слиянием в мифе реального и идеального, прошлого и будущего, субъективного и объективного. Придание границе между ними статуса неочевидности облегчает процессы рокировки содержащихся в них элементов и утверждения в качестве реальности ранее невозможных условий и вымышленных обстоятельств. Манипуляционную окраску подобным изменениям придает встроенный в миф механизм насильственного, т.е. вопреки свободной воле субъекта, воздействия на его психику. Подобная насильственность проистекает из всеобъемлющей истинности транслируемых мифами ценностей, способных давлением рождаемой ими убежденности сломить противоречащие им субъектные ориентиры. Соответственно, мифом может считаться только тот материал, который вызывает некритическое принятие со стороны субъекта его потребления.

Тесно связанную с манипуляционной функцией, мобилизационную функцию мифов безопасности мы увязываем с их ценностно-символическим началом, истоки которого сосредоточены в живой и бескрайней вере человека в чудо как неиссякаемом источнике его жизненной активности ^[20]. Включая элементы чего-то невероятного, невиданного, мифы образуют зачастую неосознаваемый вектор субъективной притягательности предлагаемых ими моделей поведения, наделяют их мощным зарядом энергии, необходимым для преодоления трудностей, ранее, казалось бы, фатальных. Силы, рождающиеся у субъекта на основе культивирования им определенных мифов, особенно важны в сфере безопасности, принятие решений и построение активности в которой в значительной мере имеет интуитивную основу. Данное утверждение исходит из признания того, что неявность для субъекта многих угроз, неопределенность перспектив их развития и завуалированность вероятности актуализации вариантов возможных последствий затрудняет рациональную проработку им деталей ситуации и неоправданно удлиняет период реагирования на них. Мифы же, затрагивая сферу иррационального пласта индивидуальной психики и имея выход на коллективное бессознательное, дают освобождение от многих условностей, включают в поведенческую схему заложенные в них автоматизмы отреагирования на возникающие угрозы. Таким образом, они не только дают субъекту потенциальные ресурсы противодействия, но и снабжают его реальными средствами адекватного отражения широкого спектра опасностей. В отличие от манипуляционной функции, мобилизационная функция характеризует мифы безопасности в качестве средства гармонизации его взаимодействия с действительностью и стабилизации приемлемого для него уровня безопасности.

Функциональная нагруженность мифов безопасности, интегрирующая информационную, ориентационную, идентификационную, компенсаторную, манипуляционную и мобилизационную функции, раскрывает причинную базу их живучести. Она свидетельствует об их прагматизме и операциональной эффективности, способствующей продуктивному решению субъектом задач своей безопасности. Вследствие устойчивой потребности в этом как отдельного индивида, так и всей цивилизации можно предполагать неистребимость мифологической формы знания, раскрывающей разные грани практики обеспечения безопасности.

Следует, однако, учитывать, что своему рождению мифы в наибольшей степени обязаны свойственным начальным этапам развития человечества условиям информационной неопределенности, рождающим различные догадки, вымысел, фантазии о разнообразных сторонах действительности. Соответственно, можно предполагать наибольшую востребованность мифологического материала в тех сферах жизнедеятельности человека, которые ему на обыденном уровне наименее доступны. Отнесение к этой категории политической сферы общественного функционирования основывается на двух основных, с нашей точки зрения, факторах.

В качестве одного из них нами позиционируется минимизированное участие рядового обывателя в события политической жизни страны. Активное включение в ее пространство осуществляется, преимущественно, в период общегосударственных и муниципальных выборов. Свобода права участвовать или не участвовать в них, а также достаточная эпизодичность мероприятий данного рода, определяемая периодическим сроком истечения полномочий представителей власти, делает соответствующее событие не достаточным, чтобы говорить о полноценной включенности подавляющей части населения страны в ее политическую жизнь. Как следствие данной отстраненности политическое сознание общества в целом и значительной части его единичных субъектов характеризуется достаточной аморфностью, наполненной противоречиями и неопределенностями, что является благодатной почвой для рождения, распространения и укоренения разнообразных мифов. Приоритетная ориентация политического аппарата любого уровня на решение разноаспектных задач безопасности делает наиболее интересным для научного знания и оправданным с практической точки зрения рассмотрение особенностей мифов, рождающихся в массовом сознании в связи с данной предметной проблематикой.

Политическая сфера представляется благоприятным полем для анализа мифов безопасности также потому, что именно ее события получают наибольшее освещение в средствах массовой информации, являющихся признанным творцом мифов. Мифотворчество, выступая наиболее плодотворным полем для их многочисленных представителей, направлено на восполнение политического сознания населения вымыслами, догадками, ложными «истинами», выгодными для субъектов контроля деятельности этих источников информации. Чрезмерная насыщенность, яркость, агрессивность данной активности, подкрепленная знанием коммуникативных технологий и использованием современных возможностей трансляции информации, делает ее достаточно эффективной. Тем самым в мир индивидуально выстроенных ценностей происходит вторжение не всегда дружественного для конкретного субъекта мифологического продукта. В зависимости от устойчивости индивидуального мифа происходит или не происходит его полная замена на транслируемый извне новый материал. Однако мифологическая форма подачи данного материала делает неизбежным внедрение в структуру индивидуального сознания определенных ценностей и поведенческих стереотипов, в большей или меньшей мере перестраивающих субъектное понимание роли политических процессов в обеспечении не только общественной, но и личной безопасности.

По итогам проведенного нами теоретического анализа проблемы считаем включение в исследовательское пространство политической психологии проблематики мифов безопасности в качестве неотъемлемого элемента политического сознания как коллективных, так и индивидуальных субъектов целесообразным с научной и практической точки зрения. Обозначенный и содержательно раскрытый в статье комплекс выполняемых ими функций демонстрирует широкий спектр возможностей, которыми обладает данный феномен в плане решения задач безопасности жизнедеятельности. Сделанные в статье теоретические обобщения могут послужить основанием для последующей разработки проблематики на прикладном уровне. В частности, считаем перспективным изучение особенностей мифов безопасности в качестве элемента политического сознания на выборке студенческой молодежи.