Власть и труд в провинции накануне НЭПа

Тарасова Юлия Анатольевна кандидат исторических наук доцент, кафедра права, Сызранский филиал Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования "Самарский государственный экономический университет" 446022, Россия, Самарская область, г. Сызрань, ул. Людиновская, 23 Tarasova Yuliya Anatolievna PhD in History Associate professor, the department of Law, Syzran branch of Samara State University of Economics 446022, Russia, Samarskaya oblast', g. Syzran', ul. Lyudinovskaya, 23 sangria80@yandex.ru

Барабанова Нина Александровна кандидат педагогических наук доцент, кафедра социально-культурных технологий, Самарский государственный институт культуры 443010, Россия, г. Самара, ул. Фрунзе, 167 Barabanova Nina Aleksandrovna PhD in Pedagogy Docent, the department of Socio-Cultural Technologies, Samara State Institute of Culture 443010, Russia, Samara, Frunze Street 167 barabanina@yandex.ru

Введение

Близкое окончание Гражданской войны поставило перед советской властью вопрос восстановления народного хозяйства в условиях международной блокады, послевоенной разрухи и отсутствия четкого плана государственного устройства. Путем проб и ошибок новая власть пыталась установить подобие общественного договора с населением, искала способы повышения производительности и трудовой дисциплины. Особенно насыщенным в этом отношении стал 1921 год.

Отношения власти и труда, представителей рождающейся государственной верхушки и рабочего класса, уже достаточно подробно рассмотрены в ряде работ российских и зарубежных исследователей. В частности, соотношение нэповской экономической реформы и «военно-пролетарской» политической системы исследовал Ефим Гилевич Гимпельсон, чья монография представляется особенно ценной ^[1].

Вывод о связи трудовой политики советской власти в начале 1920-х гг. со становлением в дальнейшем сталинской системы и советского правящего класса делает И. В. Павлова ^[2].

В работах Шейлы Фицпатрик на основе значительного массива источников рассматривается становление менталитета советского рабочего, еще недавно принадлежавшего к крестьянству, проблема поиска идентичности, «классового лица» ^[3].

Интересна монография Саймона Пирани, в которой рассматривается борьба московских рабочих за сохранение элементов демократии в управлении производством и политической жизнью страны ^[4].

Все эти исследователи, так или иначе, касались темы практик отчуждения труда в период после Гражданской войны, исторических условий, предшествовавших НЭПу и последовавших за его введением. Однако, достаточно мало работ, раскрывающих отношения власти и труда в провинции, где они приобретали свою специфику, которая в случае Поволжья усиливалась угрозой приближающегося голода. Рассмотрим, какие идеологические приемы и внеэкономические методы повышения трудовой дисциплины использовались советской властью в повседневной жизни малого провинциального города Поволжья — Сызрани.

Материалы и методы

В данной работе основным историческим материалом для исследования стали публикации газеты «Сызранский коммунар» за 1921 год. Газета выходила каждый день, за исключением воскресенья. В советские годы вся периодическая печать в стране находилась под полным контролем партийных органов. Газета «Сызранский коммунар» выступала в роли печатного органа региональной власти — Исполнительного комитета Сызранского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Поэтому публикации в газете можно рассматривать как отражение позиции советской власти на местах и инструмент идеологического воздействия на сознание трудящихся масс.

Целью работы стало систематизировать публикации в газете «Сызранский коммунар», отражающие отношение власти к различным слоям трудящегося населения — рабочим, крестьянству, интеллигенции, определить и описать риторику газеты, выявить неэкономические формы повышения трудовой дисциплины и их результативность.

Материалы газеты сопоставляются с данными других архивных документов — отчетами, приказами и резолюциями Исполнительного комитета Сызранского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (уисполкома) за 1921 год, материалами Сызранского концентрационного лагеря принудительных работ.

Таким образом, сравнительно-исторический анализ становится основой выводов об отношении власти к трудящемуся населению и практиках отчуждения труда в 1921 году в провинции.

Результаты и обсуждение

Поскольку Сызрань представляла собой в 1921 году не только небольшой провинциальный городок, но и крупный железнодорожный узел, в газете получили отражение события в сельской округе, жизнь рабочих, сельской и городской интеллигенции.

На передовице печатались новости из-за рубежа (рубрика «За границей») и сообщения о достижениях советского строя по стране (рубрика «По Советской России»). Далее шли рубрики «Местная жизнь» — о событиях в городе, «Как живет наш уезд» — вести из сельских волостей.

Однако, по содержанию статьи, касающиеся жизни в стране и в городе, можно разделить по следующим темам: трудовые успехи — заметки об учреждении коммун, трудовой кооперации, электрификации, трудовом героизме рабочих, проведении субботников и воскресников. Таких материалов большинство.

К данной группе следует отнести отчеты о посевной компании 1921 года, мерах по борьбе с голодом в Сызрани и Сызранском уезде.

Вторую группу составляют статьи о состоянии образования, культурной жизни в уезде и городе. С весны печатаются материалы с советами агронома по правильной обработке пара, заготовке кормов для скота в условиях приближающейся засухи.

Третья группа, представляющая наибольший интерес — статьи о «ненормальном» отношении к труду без материального вознаграждения, проявлениях мещанства, разгильдяйстве и пьянстве, других проявлениях несознательности и «остатках старого режима».

Наконец, четвертая и самая малочисленная группа — материалы газеты, непосредственно описывающие отношения власти к различным группам населения. Сюда можно включить перепечатку докладов высших партийных работников о разбухшем государственном аппарате, декреты Советской власти, относящиеся к положению крестьянства, статьи, наставляющие партийных и других руководящих работников в «правильном» отношении к крестьянству и представителям религиозных культов.

Каждая передовица начиналась лозунгом, призывавшим к борьбе с разрухой, которая стала в 1921 году основным врагом нового государства. Вот, например, призывы «Коммунара» за 1 января 1921 года. «Встретим Новый год с радостным сознанием, что он поведет рабочих и крестьян Советской России к победе над нищетой и темнотой, над разрухой и голодом» ^[5]. Под статьей «На американский манер» в газете от 4 января, где рассказывалось о создании крупной швейной фабрики в Смоленске, был также помещен вдохновляющий текст: «Да здравствует новая борьба на трудовом фронте! Да здравствуют новые великие победы рабочих и крестьян на боевом фронте хозяйственного строительства» ^[6]. Передовица газеты от 12 января гласила: «Равняйся по флангу творческого труда – отдает приказ своим солдатам великая пролетарская революция!» ^[7]. И такие примеры встречаются в каждом номере газеты. Акцент газета делает не только на результат усилий, но и на способы их достижения: «Через организованный коллективный труд, вооруженный техникой и знанием, лежит наш путь к уничтожению нужды» ^[5].

Идеология борьбы, крайнего напряжения сил переносится с полей сражений в мирную жизнь. В призывах на передовице, в заголовках статей, в текстах заметок достаточно часто встречаются выражения «трудовой фронт», «новая борьба», «боевой фронт». Статистические данные о проделанной работе носят название «оперативные сводки», а привлечение трудовых ресурсов — «мобилизация». И в качестве примеров на страницах газеты постоянно мелькают трудовые артели, забойщики, выполнившие несколько норм добычи угля, рабочие, вносящие рацпредложения, коллективы, выходящие на субботник или воскресник.

Однако, герой таких заметок чаще всего – рабочий, комсомолец, открытый сторонник новой власти. Действительно, было много примеров трудовых подвигов, сравнимых по силе с описанными в романе Островского « Как закалялась сталь». Например, в номере от 26 марта 1921 года — сообщение о работе пятого Сызранского трудового полка, сформированного из молодежи 1902 года рождения, направленного на заготовку топлива для железнодорожного транспорта. В условиях «полнейшего кризиса с обмундированием, продовольствием и труддезертирством», полк все-таки смог заготовить на 50 процентов больше дров, чем было намечено ^[8].

Вводятся обязательные сверхурочные работы служащих в дорожно-строительном отделе. Проводятся воскресники по очистке и прокладке железнодорожных путей на станциях Сызрань СВ, Сызрань МК. К посевной кампании, которая в связи с угрозой неурожая становится приоритетной задачей, привлекаются все коммунисты, отдельные воинские части, профсоюзы.

Были, конечно, и другие примеры. Не все жители уезда хотели и могли работать так, как этого требовала новая власть. За уклонение от работы без разрешения, за недостаточную активность в выполнении своих обязанностей, работники просвещения могли подвергнуться дисциплинарному суду при профсоюзе, получить выговор или лишиться права занимать выборные должности. Принять подобные меры предлагает газета в номере от 12 января, против руководителя школьного совета школы в селе Троицко-Богородском, который не смог создать при школе ни ячейки РКСМ (Российский Коммунистический Союз Молодежи), ни ячейки самоуправления, поэтому школа «спит беспробудным мещанским сном» ^[7]. Статьи о взысканиях красноречиво назывались «На черную доску», а примеры хорошей работы соответственно «На красную доску».

Не все разделяли революционные идеалы, даже среди молодежи. В статье «Мещанский вечер» от 16 января газета рассказывает, как студенты Петроградского, Московского и других университетов, приехавшие погостить в Сызрань, «сорганизовались, чтобы встретить мещанский новый год 13 января» ^[9]. Что же мещанского видел автор статьи в этом вечере? Не было «горячего призыва интеллигентской молодежи идти и вести других к свету, знанию, новой жизни». Вместо этого была устроена «танцевальная вакханалия», сорванная ночью агентами Политбюро.

Со стороны многих действительно увлеченных идеями социализма этот вечер выглядел как «пир во время чумы». Обстановка с продовольствием в крупных городах становилась все сложнее. Новая экономическая политика, разрешившая частную торговлю, аренду и найм рабочей силы воспринимались как отступление. В этих условиях газета проводит разъяснительную работу: замена продразверстки продналогом – не для того, чтобы богатели кулаки. Например, номер от 20 апреля: «Теперь, крестьянин, не до спора, И верь, не будем мы бедней! Налог – голодному опора, Залог свободных красных дней» ^[10].

Но отношение власти к крестьянству в провинции оставалось и накануне НЭПа крайне настороженным. Как представитель «мелкой буржуазии», носитель враждебного сознания, крестьянин воспринимался как потенциальный враг. Во время проведения заседаний продовольственной комиссии Сызранского исполкома председатель Рейн высказывался за проведение повторной, внутренней продразверстки для пополнения семенного фонда уезда, так мотивируя свою позицию: «иногда крестьяне проливают «крокодиловы слезы», жалуются на отсутствие хлеба. Но учитывая крестьянскую психологию, уверенно скажу, что хлеб у крестьян все-таки есть» ^[11].

Одним из орудий власти в борьбе с сопротивлением крестьянства, ростом саботажа и труддезертирством среди рабочих, многочисленными отказами представителей учительства работать на износ, в уезде оставался концентрационный лагерь принудительных работ. Постановление о лагерях принудительных работ, принятое в условиях гражданской войны в первую очередь для изоляции потенциально опасных новой власти элементов «старого строя» в Сызрани было использовано с некоторой спецификой. «Долгосрочников» - представителей дворянства, белогвардейцев, людей, ведущих активную агитацию против Советской власти, в лагере было крайне мало. Основной контингент заключенных составляли именно крестьяне, осужденные за уклонение от продразверстки, самогонщики, рабочие и служащие, нарушившие трудовую дисциплину. Заключали за служебные преступления (взятки, злоупотребления положением, небрежность), за нарушение постановлений и распоряжений местной и центральной власти. Если уклонение от продразверстки или кража зерна влекли за собой достаточно значительные сроки – до нескольких лет, то за преступления по службе заключали в лагерь на срок от одной недели до нескольких месяцев.

Обвинение в халатности и в неисполнении распоряжений властей давали в руки местным новым органам власти самые широкие полномочия, позволяя сажать людей в концлагерь и использовать их труд. Зачастую, заключение было следствием доноса, небольшой провинности или ошибки. Например: «дежурная телефонистка телефонной станции Соловьева за халатное отношение к службе постановлением Президиума приговорена к заключению в концентрационный лагерь на одну неделю» ^[12]. Вина этой женщины заключалась в том, что она не в срок передала в учреждение важную телефонограмму исполкома.

Условия содержания в лагере, по крайней мере, по документам, были достаточно неплохими. Постановление предусматривало кормление по норме для людей занятых физическим трудом, выплату зарплаты, наличие медпункта и библиотеки ^[13]. Из акта осмотра Сызранского концентрационного лагеря: « 1921 года июня 10 дня комиссия в составе зав. Симбирским губернским Отделом Юстиции т. Диджулиса и зав. Судебно-следственной и карательным под. Отделом т.т. Колесничука и Кузьмина……в присутствии представителя Уисполкома зав. Сызранским уездным Отделом Управления т. Кагана, сего числа производила осмотр Сызранского концентрационного лагеря, при чем оказалось заключенных 110 человек, в числе которых 8 женщин. Занимаемое помещение обширное, светлое, мужчины содержатся отдельно от женщин. Заключенные занимаются физическим трудом. Имеется незначительная библиотека, устраиваются спектакли силами самих заключенных. Пища выдается свежая и в достаточном количестве. На каждого заключенного имеется соответствующее постановление. При лагере имеется лазарет, который содержится в чистом и опрятном виде, постоянно имеется фельдшер, есть медикаменты, но в ограниченном количестве. Есть мастерские: столярная и жестяная и идет работа к оборудованию веревочно-канатной мастерской. Штат надзирателей недостаточный» ^[14].

Труд заключенных использовался чаще всего на работе по заготовке дров для города. Крестьяне брались на поруки односельчанами, рабочие и служащие истребовались для отбывания срока на своих собственных рабочих местах. Хорошие специалисты отпускались из лагеря для работы по специальности. Достаточно много заключенных освобождалось по амнистии к каждой годовщине Октября. Но заключение в концентрационный лагерь оставалось серьезным наказанием, особенно для многодетных крестьян, у которых семьи оставались без кормильцев.

Нужно отметить, что организация труда заключенных в губернских и уездных лагерях принудительных работ уже в 1921 анализировалась и была признана на высшем уровне неэффективной ^[15]. Основными недостатками являлись возможность связи заключенных с внешним миром, использование их труда на тех же рабочих местах, где они трудились до заключения, использование для лагерей территорий и зданий в черте городов и поселений, частый пересмотр дел в сторону смягчения наказания или освобождения заключенных на поруки сослуживцев и односельчан. Можно предположить, что если бы не политика НЭПа, логика использования принудительного труда привела бы власть к организации системы лагерей в более жестких формах, близких к образцу сталинского ГУЛАГа.

Но решение В.И. Ленина о введении Новой экономической политики (НЭП) круто изменило экономическую ситуацию в стране и оставило провинциальные власти в некоторой растерянности.

22 февраля 1922 г. циркуляром отдела управления Симбирского губернского исполкома, предписывалось Сызранскому уездному отделу управления ликвидировать концентрационный лагерь и перевести остающихся в нем заключенных в лагерь в г. Симбирске. Сызранский концентрационный лагерь был закрыт ^{[16, с. 248]}.

Для разъяснения позиции партии, в Сызранском коммунаре появляются статьи, объяснявшие, что НЭП необходим для того, чтобы преодолеть экономические трудности, успокоить производителя, в первую очередь, крестьян. Но партийные работники призывались к собранности, готовности повести новое наступление против кулачества, когда разруха будет преодолена. Не должно было меняться изначальное отношение к крестьянину, который оставался человеком все же чуждым советской власти. В статье «Побольше осторожности» от 9 апреля: «Тот, кто видит в новом отношении к крестьянству и вообще к мелкобуржуазному элементу «пуп земли», верх совершенства — тот сам мещанин самого дурного толка». Предостерегает газета от допущения к работе с молодежью представителей старой интеллигенции и духовенства, этих, по мнению советской газеты «гасителей духа живого» ^[17].

Призыв к сознательности, к плодотворной работе не остается без ответа. На субботники и воскресники выходят железнодорожники. Коммунисты и представители профсоюзов мобилизуются для посевной. Коллективы медицинских работников самоотверженно борются с эпидемией холеры, обрушившейся на Сызрань летом 1921 года. Но продразверстка, опустошившая уезд, чрезвычайно ранняя весна, холера, недостаток инвентаря и недоверие «мелкобуржуазного» крестьянства к действиям советской власти привели к голоду в Поволжье — тяжелейшему испытанию для власти и труда в провинции.

Выводы

Гражданская война накладывает значительный отпечаток на отношение новой власти к трудящемуся населению. Это отношение военизировано, трудовая деятельность признается новым фронтом, не менее важным, чем поля настоящих сражений. Советская Россия предстает как осаждаемая внешними и внутренними врагами республика.

В этих условиях на первый план выходят нематериальные методы стимулирования производства — идеологические призывы, поощрения, порицание и наказание уклоняющихся от труда или неспособных к выполнению приказов.

Элементы демократии сохранялись в провинции достаточно долго в силу меньшей дистанции между властью и народом. Уполномоченные этой властью были практически так же под угрозой попасть в лагерь принудительных работ или получить взыскание за неисполнение служебных обязанностей.

Однако участие во власти дает ее представителям определенные преимущества и материальные блага, что постепенно формирует избранный круг. Это наиболее очевидно во время «чистки» партии в сентябре 1921 года. «Сызранский коммунар» отмечает: «…коммунисты, долго живущие в одном месте, невольно заводят связи с мещанской средой, как бы врастают в нее, заражаясь ее косностью и пороками. В таком случае разложение доходит до того, что появляется, например, пьянство и т.д. Здесь рука комиссии по очистке должна быть особенно тверда» ^[18]. Истинный коммунист должен быть свободен от связей с «мещанской средой», хранить верность партии и идеалам революции. В этом случае практически все остальное трудящееся население воспринимается как противники, мелкобуржуазные элементы, носители мещанского сознания.