Советская хозяйственная культура в формах материальной предметности и образах массового искусства 1960–1980-х: транспорт

Сидорова Галина Петровна доктор культурологии, кандидат исторических наук профессор, Ульяновский государственный технический университет 432005, Россия, г. Ульяновск, ул. Пушкарева, 24 Sidorova Galina Petrovna associate professor of the Department of History and Culture at Ulyanovsk State Technical University. 432005, Russia, g. Ul'yanovsk, ul. Pushkareva, 24, kv. 187 gala_si_61@mail.ru Другие публикации этого автора

Системный подход к изучению культуры требует взаимосвязанного рассмотрения ее подсистем – материальной, духовной и художественной во всех формах предметности. Хозяйственная культура понимается как способ человеческой деятельности, в совокупности всех форм предметности культуры, направленный на получение материальных благ. Постижение советской хозяйственной культуры через образы искусства строится на системной модели культуры М. С. Кагана, согласно которой искусство – единственный плод деятельности, воссоздающий человеческое бытие в его целостности; «портрет», «самосознание» и «зеркало» культуры ^[4].

Транспорт – одна из технических вещей хозяйственной культуры, форма материальной предметности. Несмотря на то, что в последние двадцать лет советская материально-вещественная среда изучалась российскими и зарубежными авторами, транспорт в советской культуре и его художественная репрезентация остается мало изученной темой. Задачи статьи: выявить особенности художественного воплощения технической вещи советской хозяйственной культуры – транспорта в советском массовом искусстве 1960–1980-х. В художественных репрезентациях выявить отражение типологических особенностей и смыслов советской культуры.

В утилитарном значении транспорт – важнейший элемент хозяйства и отрасль материального производства, осуществляющая перевозки людей и грузов. Как любая вещь, он выполняет не только утилитарную, но и знаковую функцию. В произведениях искусства 1960–1980-х транспорт создает образ советского человека, общества, культуры, в динамике от времени «оттепели» к «семидесятым». Во всех видах искусства транспорт репрезентирован в идеологическом и повседневном дискурсах. Идеологический дискурс: основу экономической системы СССР составляет социалистическая собственность на средства производства. Все виды общественного транспорта – социалистическая собственность. Стираются различия между городом и деревней. Растет благосостояние народа, в том числе обеспеченность общественным и личным транспортом. Личная собственность, в том числе, транспорт, предназначена для личного потребления, не для обогащения отдельных лиц. Повседневный дискурс: до начала 1980-х сохранялись огромные различия хозяйственно-бытовых условий жизни города и деревни. Сельские районы СССР были слабо обеспечены общественным транспортом. В конце 1970-х более 60 тысяч сел Нечерноземья находились на расстоянии свыше 6 км от автобусных остановок. В начале 1980-х из всех российских сел и деревень только 32% были обеспечены автобусным сообщением с райцентром, причем, одним рейсом в сутки ^[3]. Проведенное в начале 1970-х обследование в 27-ми экономических регионах СССР показало, что уровень обеспеченности личным транспортом был «удручающе низким» ^[2]. С середины 1960-х советская промышленность уже не успевала удовлетворять растущий спрос на личные автомобили. В 1977 году на 100 семей приходилось чуть более шести автомобилей ^{[5, 39]}. Была широко распространена практика частного извоза.

В песне, плакате и живописи транспорт изображен преимущественно в идеологическом дискурсе: общественный, как средство труда в процессе труда. На сюжетно-тематических картинах больше всего грузовиков и тракторов: в поле, на строительстве, на месторождениях нефти, Всесоюзных стройках; пассажирско-грузовые вертолеты, грузовые поезда, ледокол. Нередко транспорт изображен в процессе его производства: картины Н. Соломина «ЗИЛ. Главный конвейер», Д. Шушкелова «Автозаводцы», роман Г. Николаевой «Битва в пути», х/ф «Большая семья», «Битва в пути», «Директор», «Гонщики», «Мировой парень», т/ф «Семья Зацепиных».

В искусстве «оттепели» общественный транспорт – поезд, пароход и самолет выступает знаком больших перемен в жизни: советский человек покидает насиженные места, стремится в самую гущу событий, активной творческой жизни, нравственно растет, едет, плывет и летит навстречу трудностям в Сибирь, Казахстан, Оренбургские степи – строить заводы, мосты и города, поднимать целину. Поэтому образы самолета, поезда и парохода окрашены романтикой: в «край таежный только самолетом можно долететь» («Главное, ребята, сердцем не стареть»), «поезда громыхают на стыках, в беспредельные дали маня» («Я спешу, извините меня»), а пароход везет сибирских девчат, которые «верят в трудное счастье», «навстречу утренней заре по Ангаре» («Девчонки танцуют на палубе»). В финальных кадрах фильмов – поезд, уносящий главных героев на восток от домашнего уюта и комфорта столичной жизни (х/ф «В добрый час!», «Разные судьбы», «Высота», «Иван Бровкин на целине», «Легкая жизнь»). Сохраняется код художественной репрезентации, сложившийся в 1930-х – начале 1950-х: открытое окно вагона и свежий ветер перемен в радостные лица.

В литературе и киноискусстве, в отличие от песни, плаката и живописи,общественный транспорт изображается как материальное благо в процессе его потребления. Здесь переплетаются идеологический и повседневный дискурсы: в СССР развиты все виды современного общественного транспорта, они общедоступны, демократичны, но пользование транспортом социально стратифицировано. Образы искусства показывают: если плацкарта по цене общедоступна, то в купе едут главным образом командировочные – партийные и советские руководители, специалисты (х/ф «Евдокия», х/ф «Мы, нижеподписавшиеся», «Самая обаятельная и привлекательная»), люди с высокой зарплатой – офицеры, ученые, известные артисты, сибирский нефтяник, северный шахтер (В. Распутин «Деньги для Марии», х/ф «Мы с вами где-то встречались», «Дневной поезд», «Валентин и Валентина», «Мужики!»). Казалось бы, «каждому по труду», но почему-то купе оказывается «не по труду» колхознику: он едет в мягком вагоне по крайней необходимости, когда других билетов нет (В. Распутин «Деньги для Марии», х/ф «Баламут», «Родня) или если «по ошибке схватил купейный билет» (В. Шукшин «Печки-лавочки»).

В произведениях искусства отражена вечная российская беда: плохие дороги и отсутствие дорог (х/ф «Очередной рейс», «Евдокия», «Три тополя на Плющихе»). Искусство показывает, как на фоне индустриального социалистического хозяйства в селах и деревнях до конца 1970-х используют традиционный гужевой транспорт для перевозки людей и грузов (С. Антонов «Дело было в Пенькове», х/ф «Стряпуха», «Три тополя на Плющихе», «Дни хирурга Мишкина», «Впервые замужем»). В условиях плохих дорог и некачественного ремонта автотранспорта «на лошадок больше надежды» (х/ф «Чужая родня»). В советской России причудливо смешалось традиционное и инновационное: старый мерин везет по пыльной грунтовой дороге телегу с антоновскими яблоками, а из транзистора а руках сидящей в телеге девочки звучит роскошный голос Мирей Матье и плывет над среднерусским пейзажем («Три тополя на Плющихе»).

Искусством в идеологическом дискурсе (как «отдельные недостатки», явления нетипичные) затронута социально-экономическая проблема – широко распространенная практика водителей автотранспорта и проводников поезда использовать общественный транспорт для личного обогащения, перевозя людей и грузы (Ю. Семенов «Петровка, 38», х/ф «Весна на Заречной улице», «Дела сердечные», «Пена», «Вокзал для двоих», «Вам и не снилось»). Водитель грузовика – «честный труженик» денег с попутного пассажира не берет, а если берет, то лишь для того, чтобы наказать хама-«обывателя» (х/ф «Живет такой парень»).

Произведения искусства отобразили такой вид общественного транспорта как такси. Н. Б. Лебина пишет о малочисленности и плохом состоянии такси в СССР, отмечая, что эта проблема обыгрывается в х/ф «Зеленый огонек» ^[5]. В исторической публицистике высказывается точка зрения, согласно которой советские люди мало пользовались доступным по цене такси, потому что их не хватало ^[10]. Отмечается, что спрос на такси ежегодно рос, и несмотря на рост численности таксопарка (к концу 1970-х в столице 18 000 автомашин ГАЗ-24), данная услуга в Москве становилась все более дефицитной ^[1].

Образы искусства показывают: несомненно, «наши люди в булочную на такси» не ездили. Большинство советских людей вообще редко пользовалось услугами такси. И не столько из-за дефицита автомашин. Для большей части советских людей поколения 1930-х такси – роскошь. Брали такси, если тяжелый багаж (и то не всегда), срочная поездка – вопрос жизни и в особо торжественных случаях. В культовом советском фильме «Высота» монтажник Пасечник в выходном костюме появляется в общежитии у сварщицы Кати с подарком и приглашением в цирк. Торжественность момента подчеркивается тем, что их ждет такси – знак высокой зарплаты ухажера, щедрости и уважения к девушке. Главная героиня фильма Т. Лиозновой «Три тополя на Плющихе», сельчанка Нюра, едущая с ветчиной на московский рынок, заранее переживает, как от Ярославского вокзала будет брать такси и рассчитываться: «Самое малое рубь двадцать настучит. Там цифирки в ящике скачут, а ты сиди, гляди, пока глаза на лоб не полезут! Еще обмануть норовят: сдельно везть, за трешку. А меня Гриша научил: я рубь и десять копеек в кулаке зажму и все. И тут хоть по счетчику рубь двадцать набило. А что с меня возьмешь? Приехали!». Понять переживания Нюры можно, если знать, что в 1968 году средняя зарплата сельскохозяйственного рабочего была 52 рубля в месяц ^[6], стоимость проезда в такси – 10 копеек при включении счетчика и 10 копеек за километр, стоимость ожидания пассажира – 1 рубль в час. Художественные тексты в сопоставлении с личным опытом автора, позволяют утверждать: часть горожан, действительно, считала такси не роскошью, а средством передвижения и пользовалась им довольно часто (х/ф «Зеленый огонек», «Еще раз про любовь», «Горожане», «Время желаний»), но для этого надо было иметь зарплату выше среднего или быть предприимчивым человеком с «нетрудовыми доходами». Для «честных тружеников», рядовых горожан с рядовой зарплатой, в 1970-х такси было дорогим удовольствием: «Напротив главной проходной Петровки, 38, через улицу, находилась стоянка такси. С зарплаты на такси не поездишь, но сегодня в карма­не у Пал Палыча лежала премия – раз. Они с Зиночкой спешили к Томину – два. И пото­му они пристроились в хвосте довольно многолюдной очереди» (Лавровы «Следствие ведут ЗНАТОКИ: Свидетель»).

Личный транспорт (от велосипеда до автомобиля) как материальное благо в процессе потребления изображен преимущественно в литературе и киноискусстве. Велосипед для горожан – спортивное средство, за неимением подсобных помещений висит на стене в прихожей. Велосипед у сельчан – средство передвижения, хранится в сарае. Мотоциклы в 1960-е более-менее доступны горожанам по цене, но их негде хранить (х/ф «Взрослые дети»). В 1970-е мотоциклы доступны сельчанам, популярны в условиях плохих дорог, есть помещения для хранения (т/ф «Юркина рассветы», х/ф «Молодая жена», Ф. Абрамов «Дом»).

Как показало исследование Н. Б. Лебиной, со времени «оттепели» в массовом сознании формировалось представление о том, что владельцем личного автомобиля может быть не только Герой Советского Союза, академик и крупный чиновник, но и военнослужащий, инженер, профессор. Возрастал массовый спрос на относительно дешевые легковые автомобили, сначала – «Москвичи» и «Запорожцы», затем «Жигули». Самым доступным по цене был «Запорожец»: 800-900 рублей в ценах 1961 года. Средняя зарплата тогда составляла 100 рублей в месяц. За корпус из довольно тонкого железа в народе его прозвали «консервной банкой» (х/ф «Три плюс два») ^[5]. На первый взгляд, в 1960-е годы «Запорожец» и «Москвич» доступны по цене среднему «честному труженику». Образы искусства позволяют уточнить, какие советские люди были владельцами автомобилей этих марок: молодая одинокая женщина, дочь милицейского генерала (х/ф «Три плюс два»), молодая бездетная пара – рабочие МАЗа («Мировой парень»), молодой самостоятельный одинокий мужчина («Городской романс»). Дорогой автомобиль «Волга» честным путем могли купить Герои Труда, люди с высокой должностью и зарплатой, с ученой степенью и званием: х/ф «Дело № 306», «Девять дней одного года», «Битва в пути», «Три плюс два». Личная «Волга» у человека с рядовой должностью и зарплатой – знак «нетрудовых доходов», хищений социалистической собственности и взяток: х/ф «Легкая жизнь», «Берегись автомобиля». В целом, личный автомобиль – знак успешности.

С начала 1970-х люди с высокими заработками – доценты и профессора, руководящие работники, пилоты «Аэрофлота» и др. пересаживаются на «Жигули» (т/ф «Ольга Сергеевна», «Ирония судьбы», «Лекарство против страха», «Москва слезам не верит», «Старый Новый год», «Экипаж», «Молодая жена»). Личная «Волга» остается автомобилем амбициозных теневых дельцов с Кавказа (х/ф «Воры в законе»). Автомобили «Жигули» (ВАЗ) стремительно дорожали. Их цена с 1972 до 1986 год выросла с 5500 рублей до 8350 рублей ^{[5; 39]}. В 1970 году средняя зарплата в СССР составляла 115 рублей в месяц, в 1985 году – 173 рубля ^[6]. В культовом фильме «Джентльмены удачи» вор Косой мечтает: «Автомашину куплю с магнитофоном, пошью костюм с отливом, и – в Ялту!». Но знаком успешности выступает не вообще автомобиль и не вообще «Жигули», а «Жигули» последней модели. Хозяин такого автомобиля привлекателен как жених: «Надь, а что за красавчик вчера за тобой приезжал? – А это мой знакомый приезжал, Леш. Уговаривал выйти за него замуж. – Выходи, Клюева. Что тут думать? Последняя модель "Жигулей"!» (х/ф «Самая обаятельная и привлекательная»). В детективах личный автомобиль репрезентируется как транспортное средство, более доступное «обывателям» с «нетрудовыми доходами», теневикам (А. Адамов «Вечерний круг», Лавровы «Из жизни фруктов», Н. Леонов «Выстрел в спину»). Если в конце 1960-х шеф контрабандистов на законную премию «по совету друзей» покупает новую модель «Москвича» (х/ф «Бриллиантовая рука»), то с начала 1970-х автомобилем теневиков стал «Жигули». Скромный «Запорожец» и даже «Москвич-412» были ниже неформального социального статуса теневика, а элитная «Волга» могла привлечь внимание ОБХСС (Н. Леонов «Ловушка», Л. Карелин «Змеелов»). Для честного рядового труженика даже «Москвич» – не дешево, а покупка «Жигулей» была связана с долгами и жесткой экономией: «Как мне этот «Жигуль» достался! Ведь до сих пор в долгах! У меня были одни колготки! Я их стирать боялась!» (Лавровы «Полуденный вор»). Если в конце 1970-х семья пользуется «Москвичом» или «Запорожцем», купленным в середине 1950-х – начале 1960-х, это говорит об экономии и очень скромных доходах (х/ф «Однажды двадцать лет спустя», «Москва слезам не верит»). Выстраиваются пары оппозиционных концептов: личный автомобиль – доступная вещь для «обывателей»-теневиков; «Жигули» – на уровне или ниже финансовых возможностей. Для рядовых «честных тружеников» автомобиль – почти роскошь, «Жигули» – выше финансовых возможностей.

Практику частного извоза советское искусство затрагивает в идеологическом дискурсе: герои произведений иногда останавливают личный транспорт и просят подвезти попутно. Платят ли они за эту услугу – всегда остается за кадром. В подтексте идеологического дискурса – утверждение, что водитель личного автомобиля проявляет человечность, отзывчивость, подвозя пассажира по пути бесплатно. В реальной жизни это случалось, но на основании личного опыта в советской культуре, можно утверждать, что человек, останавливая попутку, должен быть готов оплатить услугу.

Выводы. Советское массовое искусство 1960–1980-х, с характерным для него приоритетом воспитательной и ценностно-ориентирующей функции, воплотило советскую хозяйственную культуру во всей совокупности материальных и духовных форм, специализированного (идеологического) и повседневного (практического) уровней. В художественных репрезентациях технической вещи – транспорта отобразилась советская хозяйственная культура 1960–1980-х: социалистический индустриальный способ хозяйственной деятельности, где противоречиво соединялись доминирующая административно-командная и теневая рыночная экономические системы, индустриальная и традиционная культуры. Транспорт создает образ советского общества: смешанный тип индустриального и доиндустриального, традиционного и инновационного, закрытого и открытого, массового, потребительского. Транспорт создает образ советского человека разных аксиологических типов: от «строителя коммунизма» в абсолютном меньшинстве до «обывателя» в подавляющем большинстве. Художественные репрезентации транспорта в динамике от времени «оттепели» к «семидесятым» отражают смещение ценностных ориентаций от социалистических к традиционным ценностям и ценностям массового общества потребления, показывают рассогласованность идеологических ценностей и повседневных, мотивирующих деятельность подавляющего большинства субъектов советской культуры.