О роли органов государственной безопасности в предвыборной кампании и выборах 1937–38 годов (на примере Уральского региона)

Гоцуленко Алексей Викторович кандидат юридических наук военнослужащий, войсковая часть 69617 620000, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Индустрии, 53, оф. 47 Gotsulenko Aleksei Viktorovich PhD in Law post-graduate student of the Department of History of State and Law at Ural State Law University 620000, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Industrii, 53, of. 47 gotsul@inbox.ru Другие публикации этого автора

Введение

XVII съезд партии, открывшийся в январе 1934 года, вошел в историю, как «съезд победителей». В своем отчетном докладе И.В. Сталин отметил: «СССР за этот период преобразился в корне, сбросив с себя обличие отсталости и средне­вековья. Из страны аграрной он стал страной индустриальной. Из страны мел­кого единоличного сельского хозяйства он стал страной коллективного круп­ного механизированного сельского хозяйства. Из страны темной, неграмотной и некультурной он стал — вернее, становится — страной грамотной и культур­ной, покрытой громадной сетью высших, средних и низших школ, действую­щих на языках национальностей СССР»^{[1, с. 193]}.

Вместе с тем, к концу 1930-х годов в Советском Союзе окончательно сло­жилась система управления государством, которую можно назвать командно-административной. Особенно быстро увеличивалось не только количество ор­ганов исполнительной власти, но и возрастало их влияние на проводимые в стране процессы, что привело к доминированию административных мер при­нуждения в государственном управлении. Постепенно и неуклонно умоляя роль Советов, на первый план управленческой пирамиды выдвинулся государствен­ный аппарат, который постоянно увеличивался и сращивался с партийной но­менклатурой. Необходимость форсированного развития страны, острая не­хватка «проверенных и надежных» кадров требовали решительного укрепления власти на основе партии, возглавившей государство, что привело к смещению центра управления с государственных структур в сторону партийного аппарата, «огосударствлению» партии. Более того, указанные тенденции были закреп­лены на законодательном уровне, — статья 126 Конституции СССР 1936 года прямо установила положение, в соответствии с которым, Коммунистическая партия Советского Союза являлась «руководящим ядром всех организаций тру­дящихся, как общественных, так и государственных»^{[2, с. 310]}. Новый Устав ВКП(б), принятый на XVIII съезде партии, расширил права первичных партийных орга­низаций производственных предприятий, совхозов, колхозов и МТС, ко­торым предоставлялись полномочия контроля деятельности администрации за проведение в жизнь решений партии^[3]. Таким образом, партийное вмешатель­ство во все сферы жизни достигло всеобъемлющего размаха.

Исключением не стали и принятие Конституции, а также вы­боры в органы государственной власти разных уровней, проходившие на ее основе. С одной стороны, в середине 1930-х годов формируются характерные черты «прямой демократии», выражавшиеся, к примеру, в принятии устава сельскохозяйственной артели на собрании граждан или всенародном обсуждении Конституции СССР 1936 года. В ней же впервые был закреплен принцип всеобщего прямого равного избирательного права при тайном голосовании, который позднее нашел отражение во всех советских и российских избирательных законах. С другой — жесткая внутрипартийная борьба с применением репрессивных методов сводили описанные зачатки «прямой демократии» к минимуму, предоставляя органам государственной безопасности необоснованно расширенные полномочия.

Информирование руководства страны как одно из основных направлений деятельности органов безопасности СССР в 1930-е годы

Безопасность любого государства определяется как система мер, обеспе­чивающих устойчивое социально-экономическое и политическое развитие страны, защиту ее конституционного строя, государственного суверенитета и территориальной целостности от реальных и потенциальных внешних и внутренних угроз^{[4, с. 51–85]}.

Данное направление деятельности советского государства, в целом относящееся к реализации его правоохранительной функции, исторически определяется множеством факторов, среди которых главенствующее значение имеют внутренняя обстановка^{[5, с. 56–84]} и отношениями с другими государ­ствами^{[5, с. 26–56]}.

Политические и социально-экономические процессы, происходившие в со­ветском государстве в 1930-х годах, ставили перед органами НКВД СССР ряд задач, направленных на предупреждение и устранение угроз безопасности. Все происходившие в стране преобразования, как в экономической, так и политической сферах, являлись предметом детального информирования партийных и советских органов, что придавало информационной функции НКВД одно из приоритетных направлений деятельности по нейтрализации внутренних угроз безопасности, осуществлявшееся путем тотального контроля умона­строений граждан, пресечения негативных слухов, борьбы с антисоветской агитацией и пропагандой. Благодаря усилиям советской спецслужбы, руковод­ство страны было досконально информировано о социально-политических настроениях народа.

Информация, поступавшая из органов НКВД, являлась для руководства партии и государства важнейшим источником сведений о реальном положении дел в стране. Еще в 1920-е годы Ф.Э. Дзержинский отмечал необходимость сбора сведений о деревне, армии, рабочих, втузах, интеллигенции, духовенстве, хозорганах, госаппарате, торговле, кооперации, сектантах, сообщая тем самым высшим партийным и советским органам «о политическом состоянии в СССР»^{[6, с. 23–26]}.

Первые попытки создания всеобъемлющей системы государственной информации «в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер» во главе с органами безопасности были предприняты еще в начале 1920-х годов, однако, информационная функция органов государственной безопасности нашей страны законодательно была закреплена лишь на современном этапе правового регулирования их деятельности^[7].

Ведомственные нормативные правовые акты исследуемой эпохи не только закрепляли данную функцию в качестве приоритетной, но и четко устанавливали круг вопросов, подлежавших освещению. Так, приказ № 95/54 от 5 марта 1931 года «О реорганизации информационного и секретного отделов ОГПУ и им соответствующих аппаратов местных органов» устанавливал структуру и направления деятельности вновь образованного Секретно-политического отдела:

– 1 отделение (рабочее) в задачи которого входило освещение политических настроений рабочей массы и учреждений, обслуживающих рабочую массу, выявление, проработка и учет антисоциальных элементов на производстве; агентурно-оперативное обслуживание всех учебных заведений, имеющихся на производстве; раскрытие и ликвидация террористических групп на промпредприятиях; разработка антисоветских политических партий, антипартийных организаций и группировок;

– 2 отделение (крестьянское), занимавшееся агентурно-оперативной разработкой и информированием по линии противодействия кулацко-повстанческим контрреволюционным организациям и группировкам, в том числе в среде сельской интеллигенции и молодежи; учет и оперативная проработка всех антисоветских проявлений на селе (массовые выступления, теракты, поджоги, листовки и т. п.); общее информационное освещение политических настроений всех прослоек крестьянства, а также освещение и оперативное обслуживание всех политических и хозяйственных кампаний на селе; общее освещение и оперативное обслуживание сельскохозяйственных ВУЗов и техникумов; разработка антисоветских политических партий и группировок, опирающихся в своей основной массе на деревню;

– 3 отделение (городская контрреволюция, преимущественно религиозно монархического толка). В задачи отделения входило информационно-агентурное обслуживание легально существующих церковных объединений и их периферийных организаций; подпольных церковно-монархических контрреволюционных организаций и групп; информационное освещение, оперативные мероприятия и следствие по всем видам сектантства; агентурно-оперативное обслуживание монархических, фашистских и кадетски настроенных элементов из бывших членов правых политических партий и неорганизованного населения (бывшие люди, чиновничество, фабриканты, торговцы и кустари и т. д.); разработка и оперативные мероприятия по бывшим провокаторам, жандармам и полиции;

– 4 отделение (общее) занималось обработкой поступавшей информации, а также составлением и выпуском эпизодических и периодических информационных сводок и докладов; агентурно-оперативным обслуживанием музеев, библиотек, выставок, научных и литературных обществ и т. п.; наблюдением за выполнением перечня сведений, не подлежащих оглашению в печати^{[8, с. 532–534]}.

Данный правовой акт продолжил свое действие как после реорганизации органов ОГПУ в НКВД, так и после присвоения нумерации отделам ГУГБ в целях конспирации. В частности, Секретно-политический (4-й, а позже 2-ой) отдел УГБ УНКВД по Свердловской области со­стоял из 8 отделений. Он возглавлял борьбу с инакомыслием, враждебными проявлениями в промышленности и сельском хозяйстве, антисоветской дея­тельностью церковников и сектантов, а также осуществлял оперативное обслуживание проектных организаций, конструкторских бюро, вузов и техни­кумов. В отделе насчитывалось 54 должности оперативных работников^{[9, с. 31]}.

Пик усилений контрразведывательной работы на идеологическом фронте приходился на важные государственные праздники, в преддверии которых в областных управлениях НКВД разрабатывались отдельные планы обеспече­ния мероприятий, предусматривавшие такие меры, как изоляция неблагона­дежных элементов, снятие возможной социальной напряженности в обществе, усиление бдительности на важных объектах и т. п. Причем обращает на себя внимание выявленная закономерность — от либеральных формулировок начала 1930-х годов таких, как «подозрительных по диверсии и хулиганствующих элементов заблаговременно под благовидным предлогом изолировать»^{[10, с. 139–147]}, до четко репрессивных в 1936 году — «до 30 октября провести изъятие враждеб­ных элементов, предоставив подробные меморандумы для дачи санк­ции на арест»^{[11 с. 26–30]}.

Таким образом, буквально все сферы жизнедеятельности советского общества находились под четким наблюдением органов государственной безопасности, информация которых не редко служила основанием для принятия широкого круга управленческих решений, в том числе закрепляемых в законодательном порядке. Органы безопасности принимали активное участие во всех проводимых партией политических кампаниях, важнейшими из которых, в 1930-е годы, безусловно, были принятие Конституции, а также вы­боры в органы государственной власти разных уровней.

Освещение органами НКВД СССР хода предвыборных кампаний и выборов 1937­–38 годов

5 декабря 1936 года VIII Чрезвычайный Всесоюзный съезд Советов объявил о принятии новой Конституции СССР, основным достижением которой было формальное провозгла­шение равных прав всех граждан страны, которые могли избирать и быть из­бранными «независимо от расовой и национальной принадлежности, вероиспове­дания... социального происхождения, имуществен­ного положения и прошлой деятельности»^{[12, с. 312]}. В начале 1937 года было объявлено, что первые прямые вы­боры на основе тайного голосования в Верховный Совет СССР состоятся 12 де­кабря 1937 года. На 26 июня 1938 года было намечено проведение выборов в Верховный Совет РСФСР.

Задолго до начала избирательной кампании под руководством коммуни­стических организаций всех уровней в стране началась мощная политическая подготовка населения к выборам. На местах буквально каждого избирателя по­свящали в содержание Конституции и Положения о выборах. Агитаторов учили разъяснять, что это «самый демократический из всех существующих в мире из­бирательный закон» и одновременно «ковать в массах революционную зор­кость и бдительность, чтобы нанести сокрушительный удар врагам социа­лизма», учили разоблачать и громить «врагов советской власти», под какой бы личиной они не скрывались.

Кардинальное изменение самого порядка и характера выборов в высшие органы государственной власти преподносилось руководством страны и агитаци­онно-пропагандистским аппаратом как огромный шаг, качественный скачок в развитии советской демократии, а выборная кампания, проводившаяся впервые в соответствии с новой Конституцией СССР, рассматривалась как наиболее важное политическое событие, определяющее жизнь страны на последующий период. Подобные выводы и оценки носившие «теоретический», а в большей степени пропагандистский характер, тиражировались в выступлениях и трудах руководителей страны, а также в популярной разъяснительной и агитационной литературе тех лет.

«Это действительно всенародный праздник наших рабочих, наших кре­стьян, нашей интеллигенции. Никогда в мире еще не бывало таких действи­тельно свободных и действительно демократических выборов, никогда! Исто­рия не знает такого другого примера. Дело идет не о том, что у нас будут вы­боры всеобщие, равные, тайные и прямые, хотя уже это само по себе имеет большое значение. Дело идет о том, что всеобщие выборы будут проведены у нас как наиболее свободные выборы и наиболее демократические в сравнении с выборами любой другой страны в мире», — с большим подъемом и даже пафо­сом говорил И.В. Сталин, выступая на митинге избирателей Сталинского из­бирательного округа г. Москвы 11 декабря 1937 года^{[13, с. 1]}.

Однако наступивший день голосования показал, что в ряде районов страны, в том числе и на Урале, была отмечена «активизация враждебных эле­ментов». К примеру, в некоторых райо­нах Оренбургской области «враждеб­ные элементы среди отдельных групп населения вели агитацию за отвод и провал кандидатов в депутаты коммунистов и комсомольцев. Наряду с этим отмечались отдельные случаи подготовки террористических актов над членами окружных избирательных комиссий по выборам в Верховный Совет СССР»:

– в конце октября 1937 года органами НКВД была вскрыта «подготовка тер­рористического акта над стахановкой-орденоноской колхоза с. Зобова, членом Со­рочинской окружной комиссии по выборам в Верховный Совет Союза ССР — Са­рычевой Ксенией. Выполнение террористического акта было поручено кулаку Ма­сютину, который намечал приурочить убийство Сарычевой к празднованию XX годовщины Октябрьской революции или ко дню выборов в Верховный Совет;

– в поселке Донском Люксембургского района сын репрессированного ку­лака Виттенберг, угрожая расправой членам местной партийной организации, за­явил: «Меня с братом объявили врагами народа, но пусть коммунисты не думают, что это им пройдет даром; скоро мы с ними рассчитаемся; при голосовании кандидатов в депутаты в Верховный Совет по­кажем кто кого»;

– в с. Девятаевка Покровского района кулачки Порошкина и Макарова при­зывали колхозниц агитировать своих мужей за то, чтобы они не голосовали за коммунистов при выборах в Верховный совет, а выбирали «своих» людей для того, чтобы освободиться от Советской власти;

– в с. Кулагино Покровского района дочь кулака, осужденного на 10 лет за контрреволюционную деятельность, Худякова систематически организовывала сборища колхозниц, призывая их бойкотировать выборы в Верховный Совет. Жена кулака Петина вела агитацию среди колхозниц о том, чтобы во время вы­боров колхозники вычеркивали из избирательных списков всех кандидатов в Верховный Совет СССР из числа коммунистов и комсомольцев;

– в с. Тихоновка Гавриловского района возобновила «активную контррево­люционную деятельность» группа сектантов-адвентистов, состоящая из колхоз­ников. Участники контрреволюционной сектантской группы призывали колхоз­ников не принимать участия в проработке положения о выборах в Верховный Совет СССР и в самих выборах.

Все проходившие по справке лица были аресто­ваны и впоследствии осуждены^{[14, с. 525–526]}.

Выявленные в ходе предвыборной кампании 1937 года «недочеты» было решено исправить в ходе агитационных мероприятий и подготовке к выборам 1938 года, что вполне удалось выполнить. Задолго до выборов была поставлена задача: провести новые выборы еще лучше, чем 12 декабря 1937 года. Брались обязательства обеспечить 100-процентную явку и такое голосование, при кото­ром бы не было недействительных бюллетеней. А это означало еще большее усиление массово-пропагандистской и просветительской работы. В некоторых местах даже отмечались случаи соцсоревнований между избирательными ко­миссиями.

В день голосования 26 июня 1938 года агитаторы организованно приво­дили своих избирателей на участок, иногда и под гармошку. Результаты этой масштабной пропагандистской работы на некоторых участках были очевидны уже к 13–14 часам: там проголосовали все избиратели. Задачи, поставленные перед проведением выборов, в целом были выполнены успешно^[15].

«Речники Камы показали высокую сознательность и сплоченность вокруг коммунистической партии, с радостью отдавая свои голоса за блок коммуни­стов и беспартийных. Всего в голосовании приняло участие 99,8 % избирателей по плавсоставу, отдавших за кандидата от коммунистов 97,6 % голосов.

Однако в ходе выборов 1938 года также имели место факты антисоветских настроений и выступлений. Так, «работник стройотдела Сидоров без объяснения причин категорически от­казался от голосования. На заводе Заозерья на 37-ом избирательном участке 2 избирателя вместе вошли в избирательную кабину, где пробыли около часа, вместе подошли к урне для опускания бюллетеней, один из них тут же разорвал конверт вместе с бюллетенем, а другой заставил комиссию достать бюллетень из конверта. Оказалось, что бюллетень весь исчеркан, на нем написана всякая чушь, кроме того сделана надпись, что он в корне не согласен с кандидатурой Викторова, т. к. он его не знает. Оба сданы в органы НКВД.

На 13-ом избирательном участке г. Перми в ходе подготовки к выборам имели место антисоциальные разговоры со стороны домохозяек Васькиной и Вахиревой, а также некоего Жилинского. Они старались сорвать работу аги­таторов в кружках, вели разговоры об отказе от голосования, Жилинский при­ходил на кружок пьяный, пытаясь помешать агитаторам»^{[16, с. 11–21]}.

Имели место и случаи физического воздействия. Так, 1 июня в д. Галята Чер­новского района Свердловской области группой лиц в числе 4 человек был убит член участковой избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет РСФСР, бывший красный партизан, кандидат в ВКП(б) Овчинников. В тот же день теми же лицами избиты секретарь парткома Басаминовской организации Семе­нов и активист-колхозник Елынин; в д. Канюсята Карагайского района на почве классовой мести был избит секретарь участковой избирательной комиссии учи­тель Голубев; в г. Свердловске был избит доверенный избирательного участка Шилов, при­шедший на квартиру для составления списка избирателей; в Куедин­ском районе рабочий завода № 72 дважды пытался сорвать предвыборное собра­ние в пос. Верхняя Тура путем контрреволюционных выкриков и угроз убий­ством коммунистам^{[17, с. 135–137]}.

В г. Пермь студент пединститута, сын кулака Буланов 5 июня ходил по го­роду и демонстративно срывал агитматериалы по выборам в Верховный Совет РСФСР. Буланов арестован. При аресте он заявил: «Я не один, нас целая орга­ни­зация. Всех не посадите».

О связи выборов 1930-х годов с массовыми репрессиями

К середине лета 1937 года советское руководство было по-настоящему встревожено «оживлением» религии и возможными последствиями на выборах, что вызвало всплеск репрессивной политики государства в отношении служи­телей культа.

«…Весьма активную антисоветскую деятельность церковники и сектанты развернули в связи с новой Конституцией и предстоящими выборами в Верхов­ный Совет, с целью использования легальных возможностей для укрепления позиций церкви и сектантства.

Многие арестованные митрополиты и епископы разрабатывали специаль­ные обращения к верующим, в которых призывали к борьбе за политические права церкви. Вскрыт и ликвидирован ряд подпольных формирований церков­ников и сектантов, актив которых проводил среди верующих антисоветскую деятельность, пытаясь тем или иным способом выдвинуть свои кандидатуры на выборах. Поповский и проповеднический актив одновременно пытается вести анти­советскую работу по компрометации кандидатов, выставленных для баллоти­рования, и подготавливает антисоветские вылазки на время выборов»^{[5, с. 407–414]}.

В Пешниторском сельсовете Коми-Пермяцкого округа была вскрыта контрре­волюционная группа церковников в числе 11 человек, преимуще­ственно женщин — бывших монашек, возглавляемая председателем церковного совета, бывшим торговцем и активным участником ранее ликвидированной контр­революционной повстанческой организации. Участники группы в течение двух лет проводили контрреволюционную работу, направленную на развал кол­хозов и срыв сельскохозяйственных и других кампаний. На нелегальных сове­щаниях группы были приняты решения о срыве кампаний по выборам в Вер­ховный Совет РСФСР. В Колюткинском трудпоселке Белоярского района вскрыта контрреволюционная группа церковников, бывших кулаков, которая под предлогом отправления религиозных обрядов проводила нелегальные сбо­рища, призывая верующих к отказу от участия в выборах в Верховный Совет РСФСР, применяя для этого запугивания путем распространения контрреволю­ционных провокационных слухов^{[16, с. 146–150]}.

К примеру, «в Куеденском районе поп в споре с председателем сельсовета заявил, что «посмотрим кого выберут — тебя или меня». В Красноярском сель­совете Ревды поп, назвав себя «агитатором», разъяснял верующим «Положение о выборах в Верховный Совет СССР» в церкви. При изучении «Положения о выборах» на занятии кружка на ульевом заводе было следующее выступление одной верующей женщины: «По Конституции дано право голосовать попам и всем другим, в связи с чем, все наши старухи и женщины будут голосовать за попов»^{[18, с. 50–51]}.

Согласно подобной информации, поступавшей от органов НКВД с мест, восстановленные в избирательных правах Конституцией 1936 года верующие и священники проводили активную агитационную политику не только за отказ от участия в выборах, но и выступали в качестве агитаторов и пропагандистов новой Конституции и Положения о выборах, проводя с этой целью собрания в церквях и молитвенных домах. Вдобавок не­которые из них поняли, что могут баллотироваться и сами, кандидатами от своих прихожан.

В рамках информационно-агентурной работы в отношении существовавших церковных объединений (как легальных, так и подпольных и сектантских), информация о проводившихся НКВД мероприятиях регулярно докладывалась руководству страны. Наиболее показательным в этом плане является спецсообщение Н.И. Ежова И.В. Сталину «О церковниках и сектантах»^{[5, с. 407–414]}, датированное 1937 годом:

«В связи с ростом контрреволюционной активности церковников и сектантов, нами, в последнее время, по этим элементам нанесен значительный оперативный удар.

Всего в августе–ноябре месяцах 1937 года арестовано 31 359 церковников и сектантов.

…Оперативный удар нанесен исключительно по организующему и руководящему антисоветскому активу церковников и сектантов, … что в значительной степени ослабило и дезорганизовало церковь».

Не случайно вышедший 30 июля 1937 года приказ НКВД СССР № 00447 от «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов»^{[19, с. 452–453]}, на основа­нии которого проводилась «кулацкая операция», тесным образом связанная с «изъятием» всевозможного рода «церковников и сектантов», первоначально ограничивал сроки проведения операции 4 месяцами, указывая на необходи­мость ее завершения в декабре 1937 года, незадолго до назначенных на 12 де­кабря выборов в Верховный Совет СССР. Указанное обстоятельство дает воз­можность предположить наличие тесной связи между пиком массовых репрес­сий, пришедшихся на вторую половину 1937 года, и выборной кампанией в Вер­ховный Совет СССР.

В марте 1939 года в своем докладе XVIII съезду партии И.В. Сталин объяснил успешное проведение выборов в Верховный Совет СССР в декабре 1937 года и в Верховные Советы республик в июне 1938 года своевременным проведе­нием репрессий. Еще в ноябре 1936 года докладывая положения проекта Кон­ституции, И.В. Сталин изложил теорию о стирании границ между классами, добав­ляя, что «бывшие люди» (белогвардейцы, кулаки, священники) больше не бу­дут лишены избирательного права. К выборам 1937–1938 года данным катего­риям лиц указанные права предоставлены были, но посредством физического уничтожения на основании приказа № 00447 фактически они были лишены возможности участвовать в выборах. Таким образом, задача, ставившаяся госу­дарством органам безопасности «раз и навсегда покончить с антисоветскими элементами» была решена, что привело к окончательному стиранию границ между классами^{[20, с 124–125]}.

Заключение

Подводя итог вышесказанному, необходимо отметить, что деятельность органов государственной безопасности в рамках предвыборной кампании и выборов 1937–38 гг. наглядно продемонстрировала сущность политической системы советского общества. В условиях становления и закрепления тоталитарного режима в Советском Союзе политическое руководство страны связывало основные угрозы безопасности с действиями так называемого «внутреннего врага» — представителей бывших эксплуататорских классов и духовенства, участниками белого движения, членов различных политических партий, оппозиционеров, исключенных из рядов ВКП(б). Действовавшими нормативными правовыми актами, как правило, ведомственного характера, перечень «антисоветских элементов» постоянно увеличивался, однако основные критерии отнесения лиц к данной категории были неизменны на всем протяжении исследуемого периода: политические и религиозные взгляды, партийная принадлежность, социальный статус, классовое происхождение и т. п. Каждый, подпадавший под указанный «контингент» в любой момент мог быть арестован, осужден, расстрелян не взирая на прежние заслуги, положение, звания и достижения. Тем самым сталинский режим параллельно решал две задачи: искоренение какого-либо инакомыслия на корню и пополнение многомиллионной армии заключенных, силами которых обеспечивалось развитие оборонного и промышленного потенциала страны Советов. Карательная политика государства была максимально приспособлена как к решению хозяйственных задач, так и к укреплению сталинского политического режима, а, следовательно, и деятельность органов НКВД — «карающего меча» государства — была направлена преимущественно вовнутрь.

Как показывает анализ архивных материалов репрессивные меры по борьбе с инакомыслием, контрреволюционной агитацией и пропагандой зачастую не соответствовали реальной оперативной обстановке, отвлекали силы и средства органов госбезопасности от решения конкретных контрразведывательных задач. Тем не менее, исполнение органами государственной безопасности функций тайной полиции приобрело в предвоенные годы гипертрофированный характер.